Глава - 5. Иран. Начальная классовая расстановка

             Эта тема важна для нас в том смысле, что именно от классового состава, от качества классов, от отношений между классами и от степени их взаимной союзности или конфликтности зависит в немалой степени то, в какую сторону пойдёт назревший революционный процесс, какой характер приобретёт революция.

     В ХХ веке, и тем более во второй его половине, капитализм в Иране развивался всё больше и больше, соответственно – складывались классы капиталистического общества. Но развитие этого капитализма шло с особенностями, и это не могло не проявиться и в особенностях классовых.

     Можно, по-видимому, назвать три особенности развития иранского капитализма: развитие его под эгидой крупных централизованных феодалов; развитие его в немалой степени через внедрение иностранных империалистических монополий; развитие его очень ускоренным темпом, как бы с желанием наверстать упущенное историческое время.

     Соответственно этому отметим прежде всего ту особенность, что, пусть и не во всём народе, но в очень большом его большинстве, причём во всех классах общества, имелось сильное неприятие проникающего в страну так называемого «западного образа жизни» и западных жизненных ценностей.

     Это усиливалось большим недовольством традиционных национальных производителей, - и мелких, и средних, и крупных, - теснимых иностранными монополиями. Колоссальная, контрастирующая с жизнью остального общества, роскошь шахского окружения и неограниченная коррупция вызывали возмущение и в значительной части капиталистической буржуазии, и в народных низах.

     Хотя в хозяйстве страны оставался ещё немалый докапиталистический сектор, но переход на капиталистический способ хозяйствования очень быстро расширялся. Почти все крупные землевладельцы встали на путь капиталистических отношений, ширились и товарные способы хозяйствования в крестьянстве – с соответственным расслоением в его среде. Множество малоимущих крестьян перемещались в города, пополняя растущие ряды мельчайших торговцев и наёмных работников и принося с собой свою традиционную исламскую психологию и устои.

     В этом быстро складывающемся капитализме пролетариат не мог ещё быть достаточно организованным и сильным. Из-за ускоренного его формирования он был, так сказать, сырой, «новенький» и, как уже сказано, разбавленный недавними выходцами из крестьянства. Соответственно составному характеру экономики и пролетариат был довольно многослойным, с большой долей занятых в мелких нефабричных производствах; его отдельные профессиональные подразделы не были связаны между собой, тем более что шахское правительство усиленно сеяло в них эту разделённость и реформистские иллюзии.

     Из-за быстрого формирования капиталистических отношений, да ещё и под эгидой монархии, и классическая капиталистическая буржуазия тоже была политически слаба, не имела ни сильных, влиятельных политических организаций, ни самостоятельной, сложившейся идеологической системы. В среде этой буржуазии не было единства, имели место колебания, шарахания от попыток устроиться под благотворным содействием центральной полуфеодальной власти до недовольства всё более явным соединением этой власти с интересами прежде всего империалистических монополий.

     Отдельной, стихийной, но мощной силой являлось всё более озлобляющееся многомиллионное «море» мелкой буржуазии. Неся в себе прочные традиции исламского менталитета и одновременно страдая от тягот конкуренции с быстро нарастающим крупным капиталистическим хозяйством и от бесцеремонного вторжения капитала зарубежного, этот слой общества был благодатнейшей почвой для хомейнистской пропаганды.

     Очевидно, надо считать естественным и закономерным большую протестную активность молодёжи и особенно студенчества. Наверное, это присуще любым революционным ситуациям. Но, по-видимому, так же закономерны очень бесформенное организационное состояние этих активистов, беспорядочность их мировоззрения, огромная дробность и разнородность политических взглядов.

            (Разве мы в нашей стране сегодня не видим таких же самых «всезнаек», далеко ещё не доучившихся, нахватавшихся обрывков из разных политических направлений, но уже всех поучающих и призывающих народ безоговорочно идти за ними? И они ещё удивляются, почему народ задумчиво смотрит на них и идти за ними вовсе не торопится.)

                - - - -

            Во время крайне обострившейся ситуации протестное движение было очень широким и активным, втянувшим в себя огромные массы всех классов и слоёв общества, но ни сторонники классических буржуазно-демократических взглядов, ни коммунисты или другие «левые», ни тем более очень активная, но невероятно пёстрая мелкобуржуазная масса не имели ни чётко оформленной политической позиции, ни сильных, толковых планов, ни харизматичных лидеров, - то есть никакой возможности претендовать на гегемонию в общем движении у них не было.

     В принципе, это не является чем-то редким и необычным. Революционная ситуация вполне может найти в народе при большой его активности всё же очень недостаточную организационную подготовленность.

     Вполне может быть так, что для созревания этой организационной достаточности придётся пережить не одну неиспользованную революционную ситуацию. Это так. Но сказать в отношении иранской ситуации только это – мало. Применительно к конкретной революционной ситуации в Иране конца 70-х годов мы должны отметить тот факт, что необходимая организационная определённость и не могла сложиться у этих классовых групп и у этих политических течений.

     Дело в том, что «успели подготовиться к революции» или «пока не успели» - это применимо только к тем, чей классовый интерес (и соответственно – политическая ориентация) лежит в русле объективного характера именно этой, назревшей, революции.

     Чувствую, то эта мысль будет читателям не совсем понятна. Повторим ещё раз: если возникшая ситуация является революционной ситуацией именно такой революции, которая соответствует интересу данного класса и данного политического течения, то этот класс и это политическое течение, конечно, может ещё пока и не оказаться в нужной готовности, но в принципе, если бы такая готовность была, этот процесс мог бы быть им возглавлен и победно проведён; но если какая-то часть общества по интересу и по политической ориентации нацелена не на эту революцию, она может быть очень активизирована революционной ситуацией, может начать размахивать своими надеждами и прогнозами, может даже попытаться возглавить активизированные массы, но всё же ни возглавить, ни тем более победно продвигаться по такой революции эта часть общества не сможет, - это не её революция.

     В Иране 70-х сложилась революционная ситуация антиимпериалистической революции. Не буржуазно-демократической, не социалистической, не народно-демократической, а именно антиимпериалистической, и в силу соотношения классовых сил – антиимпериалистической революции на путях  именно дальнейшего капиталистического развития.

     Такая революция не только не требует свободной буржуазной демократии или каких-то социалистических преобразований, но более того, отвергает эти меры как мешающие создавать то, что этой революции нужно – капиталистичность централизованную. Вот почему руководящей политической силой этой революции стали не буржуазные демократы, не коммунисты, не пёстрая революционная мелкая буржуазия, а та часть общества, которая несла в себе идеи сильного централизационного капиталистического устройства антиимпериалистической направленности и которая, кроме этого, постепенно складываясь уже задолго до этой революционной ситуации, успела выработать к её наступлению достаточно готовые организационные формы и идеологическую базу.


            Этот вопрос в самом деле может показаться не бесспорным. Конечно, найдутся возражающие люди. «Нет, - скажут они, - любая революционная ситуация может быть повёрнута в направлении любой революции, - всё дело лишь в том, кто сумеет захватить политическое первенство; и пример России 1917 года подтверждает это.» Эти люди считают, что революционная ситуация, образно говоря, похожа на автомобиль, - в зависимости от того, кто сел за руль, туда машина и поедет. Нет, в этом отношении революционная ситуация больше похожа на инструмент, - если это отвёртка, то ею можно только крутить, а гвоздь вы ею не забьёте, как и не закрутите шуруп молотком.

     Мало сказать «вот – революционная ситуация», надо ещё видеть, какой именно революции эта революционная ситуация. В общем-то да, путь определится тем, кто сумеет захватить прочное политическое первенство, но в том-то и дело, что прочное политическое первенство захватит лишь тот, чья субъективная позиция соответствует объективному характеру этой революционной ситуации.

     Если, к примеру, в нашей нынешней стране созреет революционная ситуация для народно-демократической, антиолигархической революции, поднимающая все низы, включая и громадные массы нашей низовой мелкобуржуазности, то огромной ошибкой будет проигнорировать это и прямо повести дело к непосредственной социалистичности, отменяя частную собственность вообще и устанавливая диктатуру исключительно пролетариата. Этим мы моментально утратим поддержку активизированных миллионов революционных мелкобуржуазных масс и повернём их активность против себя. Ну, представьте в самом деле, что было бы, если бы большевики, взяв власть, сразу же объявили коллективизацию.

     Большевики смогли не только возглавить российскую революцию, но и удержать власть и начать постепенно проводить свою стратегическую задачу лишь потому, что правильно поняли характер именно той революционной ситуации и, во-первых, оказались способными осуществить те меры, какие она требовала, а во-вторых, смогли между своей стратегической социалистической задачей и исходным состоянием этой революционной ситуации поместить целый ряд тактических переходных стадий, ступенек.

     Если бы они не проложили эти переходные ступеньки, если бы они даже не поняли ещё не совсем социалистический характер начавшейся революции, или если бы в обществе нашлась другая, буржуазная, политическая сила, тоже способная энергично провести те меры, каких требовала ситуация (национализация важных отраслей и банков, централизованный контроль за распределением, прекращение империалистической войны, передача земли крестьянам), то дело у большевиков не пошло бы таким образом, как оно пошло в действительности.

     Исторически сложилось так, что в России на тот момент лишь большевики могли осуществить эти меры. Первой их заслугой назовём решимость, с какой они пошли на это (хотя и не без известной борьбы и колебаний внутри партии); второй заслугой назовём дальнейшую постепенность, опосредованность социалистического перехода.

                - - - -               

            Возвратимся к Ирану. Антиимпериалистический характер революционной ситуации в конкретных условиях того общества требовал не классическую капиталистическую схему (так как это была не классическая буржуазная революция), не развёрнутую демократию для громадной и пёстрой мелкобуржуазной  массы, а национализацию и централизацию и не прямые социалистические преобразования, а сохранение пока капиталистического хозяйствования. Способной на это организованной политической силой была к этому моменту та антиимпериалистическая часть буржуазии, которая соединяла в себе антиимпериалистические настроения с традициями прежнего сильного феодального централизма.

     Но мы должны поставить вопрос и таким образом: а обязательно ли политическим лидером такой революции должна была оказаться именно эта часть капиталистической буржуазии в лице хомейнистов? а если бы революционная мелкобуржуазная масса, придав антиимпериалистической революции народно-демократический характер, оказалась в состоянии провести централизационные антиимпериалистические меры? а если бы иранские коммунисты, так же как большевики, сумели и верно оценить характер революционной ситуации, и провести необходимые меры, и выработать правильную переходную тактику? могло бы быть так, что тогда политическим лидером иранской антиимпериалистической революции стала бы партия революционной мелкой буржуазии или даже партия коммунистов?

     Ответ на это предположение, разумеется, таков: поскольку сила хомейнистов уже сложилась, наличие подобной самостоятельной силы у революционной мелкобуржуазной партии или у коммунистов привело бы, в отличие от 1917 года в России, к большой конкурентной борьбе за лидерство в антиимпериалистической революции, и кто победил бы в этой борьбе или дело пошло бы через заключение компромиссных союзов, мы гадать не будем.

     На деле же произошло так: хомейнисты оказались единственной политической силой, способной на необходимые меры в этой ситуации. Ни революционная мелкая буржуазия, ни коммунисты ещё такой способности не достигли.

     Почему? Для ответа на этот вопрос нужно очень уж хорошо знать иранское общество. Я таким знанием не обладаю. Вот почему, просто отметив этот факт, я лишь выскажу предположительную версию.

     Вероятно, народно-демократическая революционность мелкой буржуазии может сложиться только при достаточно длительном испытании ею попирающего давления со стороны местного монополистического олигархата. В Иране того времени этого условия не было.

     Коммунистическая же политическая организация может сложиться в весомую силу, если опирается на сочувствие достаточно широких масс народа, а это зависит как от субъективных действий коммунистической организации, так и от объективных условий. Насчёт субъективных действий понятно, - если действия неправильны, то желаемого результата не достигнешь; если огородник не поливает, не удобряет, не пропалывает, то нормального урожая не будет. Но для нас здесь важнее понять объективную сторону проблемы. Говоря тем же сравнением, если при самой хорошей поливке, удобрении и прополке на дворе – февраль, то урожая ожидать тоже не приходится.

     Да, в действиях компартии Ирана можно найти неправильности, но и объективные условия также были неблагоприятны.

     К необходимому объективному условию усиления коммунистической организации надо отнести такое положение, когда в обществе имеется очень острая, масштабная проблема, вызывающая большое и нарастающее недовольство широких масс народа, а капиталистическая буржуазия решить эту проблему или вовсе не в силах, или при попытках решения ещё более усугубляет положение низового народа. В этих условиях компартия имеет объективную возможность выдвинуть надлежащую программу, развернуть свою пропаганду, войти в союзы с недовольными слоями низового народа и (при правильных субъективных действиях) получить необходимый политический вес. Если же назревшая социальная проблема такова, что есть (хотя бы частью) такая капиталистическая буржуазия, которая может её решить и даже дать при этом некоторое улучшение низам и даже уже делает это, то в этом случае первенство остаётся за этой частью капиталистической буржуазии, так как у неё больше сил и возможностей для влияния на массы народа.

     Именно такая, вторая, ситуация и была в Иране к концу 70-х годов. Вот почему даже при правильных субъективных действиях коммунисты объективно проигрывали бы хомейнистам.

     Ещё раз приложив сказанное к ситуации в России 1917 года, повторим, что если бы нашлась часть капиталистической буржуазии, которая могла бы быстро решить вопрос о земле, войне и жёстком регулировании потребления, то рейтинг большевиков не оказался бы таким высоким в среде российского народа.

                - - - -

            Если всё же сказать и о субъективных действиях иранских левых, то надо сказать, что обстановка на левом поле борьбы была очень сложной. Ещё в 60-х годах под влиянием известного раскола в международном революционном движении от единой до того времени компартии отошла часть маоистской ориентации и ещё одна довольно значительная группа, которая цельным маоизмом не отличалась, но имела, так сказать, обострённо-боевой настрой, соединив в себе пёстрый винегрет из различных обрывков маоизма, троцкизма, анархизма, геваризма и боевых настроений раннего ислама.

     В 70-х годах коммунистическая партия Ирана (Народная партия – как они себя тогда называли) подверглась жесточайшим репрессиям со стороны шахского режима, многие её ведущие кадры оказались в тюрьме, само же руководство партии находилось в эмиграции.

     Отделившиеся же группы дробились и далее и вместе с другими вновь возникающими мелкими «левыми» группками придавали левому движению очень мозаичный, раздробленный характер, причём отдельные группки находились в постоянных распрях и бесконечно обвиняли друг друга в оппортунизме (очень знакомая картина, не так ли?).

     Подобное мозаичное, сумбурное положение всегда присуще такому протестному движению, которое, во-первых, преимущественно мелкобуржуазное, а во-вторых, действует при отсутствии (об этом уже говорилось) сильного благоприятного объективного фактора, который мог бы сориентировать все частицы движения в одном направлении подобно, образно говоря, некоему внешнему магнитному полю.

     Разумеется, речь идёт не о том, что не нужно критиковать действительные оппортунистические искажения других групп. Конечно, нужно. Речь идёт именно о беде мельчайшей многодробности. При появлении сильного объективного революционного фактора и вступлении в движение значительных масс пролетариата принципиальные политические различия, конечно, всё равно останутся, но вся раздробленная мелочь сгруппируется только в двух или трёх более укрупнённых противостоящих течениях.

     Такая пестрота и раздробленность не давала возможности иранским левым построить единую, однонаправленную пропаганду и агитацию; активные народные низы растаскивались по многим, враждующим ориентациям.


    (mvm88mvm@mail.ru)