Великий Инквизитор 1918

по мотивам романа
Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»


                - …Так кто ж ты, наконец?
                - Я - часть той силы, что вечно хочет блага
                и вечно совершает зло.

                Псевдо-Гёте «Мефистофель».


                И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы               
                хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе.
                И дано было ему вести войну со святыми и победить их.

                Откровение, гл. 13: 6-7


Действующие лица:

о. Иоанн (Иван Карамазов) – настоятель храма на Куличках.
Шадов (Алексей Карамазов) – инспектор Совнаркома, Инквизитор «Ордена Иллюминатов».
Надзиратель.
Охранники.


Лубянка, ночь со 2-го на 3-е мая 1918 года, Страстная пятница.

     Мрачная тесная, тюремная камера с крошечным зарешеченным окошком. Под потолком горит тусклая лампочка.
     В углу на каменном полу, прислонившись к стене, сидит священник лет 60-ти - о. ИОАНН. Он в грязной порванной рясе без наперсного креста. Худое бородатое лицо в кровоподтёках и ссадинах. Глаза устало закрыты, руки недвижно лежат на коленях.
Дверь в камеру с лязгом открывается. Два охранника и надзиратель вносят грубо сколоченный стол и два табурета. Входит комиссар ШАДОВ – человек неопределенного возраста в сером костюме. Его седые волосы коротко острижены, гладко выбритое аскетическое лицо выражает суровую властность. Светлые глаза смотрят проницательно и бесстрастно. Резко очерченные губы твердо сжаты. В руках черная кожаная папка. Дождавшись, когда охранники и надзиратель вышли, Шадов внимательно осмотрелся вокруг. На несколько мгновений задержал взгляд на заключенном, который никак не отреагировал на его появление. Комиссар сел на табурет у стола спиной к двери, открыл папку и стал перебирать находящиеся в ней бумаги.

ШАДОВ
(с брезгливой усмешкой, шепотом)
Ого, наворотили сколько дряни!
Два протокола, дюжина доносов,
О проповедях против нашей власти,
Что им с амвона, на Святой седмице
Читал неосторожный настоятель.
Скоты! Скоты!
Лишь по названью люди!
Ведь знали, что доносами своими
На смерть и муки обрекут попа,
Который с ними молился Богу,
Отпускал грехи, благословлял
И разделял причастье.
О подлые созданья, неужели
Они достойны жалости? Любви? …
Да! Только нужно их
Пасти жезлом железным!
И без пощады в них давить мятеж,
Их злобу усмирять и жажду бунта.
За это, злое стадо воспоет
Осанну нам, когда мы победим…
Однако, к делу.

(закрывает папку)
 
Ну, здравствуйте,
Товарищ Карамазов.

Узник вздрагивает, услышав голос Шадова и с удивлением всматривается в него, близоруко щурясь.

о. ИОАНН
Мне показалось, будто слышу я…

ШАДОВ
(перебивая)
Вам может по душе
Другое обращенье, например,
Отец Иоанн иль батюшка? Скажите.
Хотя мне называть вас этим словом
Довольно необычно.  Впрочем, ладно –
Я буду величать  вас, как угодно.

о. ИОАНН
Мне все равно. Но странно –
Ваш голос показался мне знакомым.
Скажите, прежде с вами не встречались?
Я очень плохо вижу без очков,
А их разбили.

ШАДОВ
Может быть. Но к делу.
Известно вам, за что вас задержали?

о. ИОАНН
За правду, что сказал намедни пастве
Я о злодействах власти.

ШАДОВ
Право слово. Вы очень удивляете меня.
За правду? В чем она?
Насколько знаю, у каждого из нас она своя.

о. ИОАНН
(твердо)
Двух не бывает правд.

ШАДОВ
(с иронией)
И в чем же ваша?

о. ИОАНН
В том, что нельзя невинного казнить.
Вы ж расстреляли  сотню неповинных
В чужом грехе.

ШАДОВ
Террором на террор мы отвечаем.
А как иначе?
Ужель прощать врагов должны мы,
Как тому учил
Христос когда-то?

о. ИОАНН
Учит и теперь.
Его ученье тлену неподвластно.
Но, что вы говорите?!
Вам не врагами были эти люди!
Вины их нет в убийстве комиссара.

ШАДОВ
В стране война и если не пресечь
Безумство смуты, то всему конец!
Анархию мы режем на корню,
И всех, кто восстает на нашу власть –
Мы истребим  без жалости мечом.

о. ИОАНН
Безумие!

ШАДОВ
Наш долг спасти страну!
Она нужна нам в будущей борьбе
И мы подавим в ней зародыш бунта.
И наша цель святая  оправдает
Все самые чудовищные средства.
Известно  – победителей не судят.

о. ИОАНН
Есть Божий суд! Но знаю, убеждать,
Вас бесполезно. Я не стану спорить.
(задумчиво потирая переносицу)
Но как же мне знаком, ваш голос.
Вы им напоминаете мне брата.
Такой же голос, только в вашем
Металла больше.
 (вполголоса)
Где-то он теперь, мой бедный брат.
Лет сорок  с ним не виделись,
Возможно, давно его уж нет среди  живых.

ШАДОВ
Не сорок - тридцать восемь.

о. ИОАНН
(встревожено)
Что вы сказали?

ШАДОВ
Тридцать восемь лет
Не виделись вы с братом Алексеем.

о. ИОАНН
Откуда?!
Откуда вам известно?..

о. Иоанн вскакивает на ноги. Всматривается в лицо Шадова.

Алёша?!  Нет! Алёша?!
Это, ты?!..

ШАДОВ
Только для тебя.
Меня здесь все зовут товарищ  Шадов.
Как хорошо, что я узнал случайно,
Что ты задержан нашими людьми.
И сразу поспешил, пока не поздно,
Тебя спасти. Тебе грозит расстрел!

о. Иоанн, не обращая внимания на страшные слова, бросается к брату. Лицо Шадова искажает судорога, но он не выдерживает и порывисто обнимает Ивана.

о. ИОАНН
Алёша! Я глазам своим не верю?
Где ж, ты пропадал?
Тебя искал я, тщетно много лет!
И вот когда надежда умерла  –
Мы встретились!
Чудесна наша встреча!

ШАДОВ
(вполголоса)
Боюсь, что чудо обернется горем.

о. ИОАНН
(не обращая внимания на слова брата)
Но как ты здесь и с ними почему?
Я помню, как внезапно ты исчез.
Как в воду канул. Мне потом сказали,
Что Зосима тебя благословил
Монахом быть в миру.
И ты, послушавшись его совета
Оставил тайно нас, чтобы спастись
Спасая мир от зла.

ШАДОВ
(с болью, скрипнув зубами)
Зосима. Знал бы ты, как он смердел!
Доныне, чую я тот мерзкий запах.
Как вовремя он умер, а не то б
Я до сих пор, возможно, пребывал
В глубоком заблужденьи  и не ведал
Той истины святой, что мне открылась
У гроба старца.

о. ИОАНН
(растерянно улыбаясь)
Что ты говоришь?

ШАДОВ
(сурово)
Садись и слушай, расскажу тебе,
Как стал я тем, кто есть.
И где все это время жил безвестно.

о. ИОАНН
(с печалью глядя на брата)
Мы стариками стали. Боже мой!
Как в разлученьи прожитые годы
Нас изменили.

ШАДОВ
                Верно говоришь.
Был  атеистом ты – теперь священник.
А я, почти монах,  восстал на Бога.

о. ИОАНН
(отпрянув от брата и тревожно всматриваясь в его глаза)
Алёша…

ШАДОВ
Молчи и слушай исповедь мою.
И может я, сумею убедить тебя спастись.
Но об этом после.
Ты помнишь, как тогда в трактире
Наш первый откровенный разговор?

о. ИОАНН
Мог ли я забыть? Всё помню.
Тогда с тобой о Боге говорили,
О том, что я не мог принять Его творенье -
Наш мир, где место есть слезам ребенка.
И помнится, заносчиво хотел
Вернуть Ему билет во Царство Божье.
Несчастный, я тогда не понимал,
Что возвращать мне нечего Ему.
Ведь не давал билета мне Господь,
Поскольку в Царство Божье вход бесплатный.
А платим мы страданьями и кровью
За путь к нему. Я поздно это понял.
Когда б не преступленье Смердякова,
Который, вняв моим речам безумным,
Убил отца и сам собой покончил.
Когда б не суд над неповинным братом,
То и доныне я водился б с чертом.
Страданья мою душу исцелили
И отрекшись от прежних заблуждений,
Закончил семинарию и принял
Я сан священный. Тридцать лет минуло
С тех пор, как я служу у алтаря.

ШАДОВ
А помнишь, как тогда  пересказал
Ты мне свою поэму?

о. ИОАНН
До сих пор мне стыдно
За тот лукавый, богохульный вздор.

ШАДОВ
(с горячностью)
О нет, не вздор!
Великий Инквизитор
Открыл мне тайну сердца моего!
И я узрел, что прежде было скрыто
От глаз моих и я познал себя.

о. ИОАНН
О Боже! Неужели я повинен
В твоем паденьи?

ШАДОВ
Нет, не в паденьи, а скорей во взлете
К небесным высям. Но…
Твоя поэма стала лишь толчком
К началу моего преображенья.
Смерть Зосимы усилила тот импульс.
(задумчиво)
О, знал бы ты, как я любил Зосиму!
Им восхищался, чтил до обожанья,
Особенно, когда к толпе из кельи
Он выходил и всех благословлял,
Дарил надежду, веру, утешенье.
Всем помогал и всех любил без меры,
Особенно простых людей и грешных.
Я счастлив был одним лишь осознаньем,
Что он наставник мой.
И мнил что вскоре
Сам  уподоблюсь благостному старцу.
И так же люди будут восхищаться
Моею святостью, моим простым величьем.
Но старец умер и убил мечты,
Что трепетно лелеял в сердце я…

Когда почил он в бозе, то к соблазну,
К соблазну многих, жутко засмердел
Так не воняет самый подлый грешник,
Что тело разложил еще при жизни
Обжорством, пьянством, мерзостью, развратом.
Так отличил подвижника Господь!
И жизнь его закончилась позором.
Ведь не смердят святые, после смерти!
И разложенье быстрое Зосимы
Знаменьем было – старец не святой!
И злобное глумление толпы
Бессмысленной, злорадной и насмешной,
Я слышал возле гроба у Зосимы.
И кто глумился? – те, кто целовал,
Когда он жив был, прах у ног его,
Кому он помогал, о ком молился,
Кому дарил безмерную любовь…
О люди, люди!...

Помню, как сейчас ту ночь,
Когда из кельи душной выйдя,
Где источал зловонье жалкий труп,
Я над собой увидел небеса,
Сверкающие россыпью созвездий.
И пал на землю, будто в исступленьи,
Вдруг ощутив измученной душой,
Прикосновенье Духа неземного
Сияющего благостного Духа!
И обоняв его благоуханье –
Прозрел я сердцем.
Страстно целовать я землю стал,
Слезами обливаясь, и поклялся
Ее любить вовеки.
И в восторге о ней я плакал,
Плакал о звездах,
О всем, что в существует этом мире,
В котором безраздельно правит смерть.
Я твердо знаю, в тот священный миг
О н  посетил меня.
И предо мною истина открылась–
Свет воссиял во мраке!
И  Е г о  узрев, я весь преобразился.
Упав рабом – поднялся я свободным!

о. ИОАНН
В чем истина?

ШАДОВ
В том, что жесток Создатель,
Что сотворенный Им прекрасный мир
Страданьям обречен и власти смерти.
И прежде всех – несчастный человек.
И потому решил я с Ним бороться.
Бежав из дома, стал искать я тех,
Кто искренне желал исправить дело,
Бессильного  и мстительного Бога.
Как твой старик – Великий Инквизитор.

о. ИОАНН
О, Господи, будь проклят час, когда
Я сочинил свою поэмку.

ШАДОВ
Ты сожалеешь, что открыл мне правду?

о. ИОАНН
Не правдой я с тобой тогда делился,
А лишь сомненьем гордого ума.

ШАДОВ
Не будем спорить. Уж минула полночь.
И близится рассвет неумолимо.
Продолжу я. Оставив отчий дом
Подался я за знаньями в Европу.
Там свел знакомства с близкими по  Д у х у.
Узнал потом, что эти мудрецы
Объединились в братство, чтоб совместно
Им легче было привести к концу
Задуманное дело. Вместе с ними
Трудился я, чтоб сделать мир счастливей,
Освободив навеки человека
От уз страданий плоти и души.

о. ИОАНН
Как то возможно?!

ШАДОВ
Маловерный брат! Возможно все!
Мы, избранные  Д у х о м,
Вооружившись тайною и чудом,
В кольчугу облачась авторитета,
Возьмем в десницу грозный власти меч,
Чтоб накормить всех страждущих хлебами!
И чудесами устрашив их души
У них навек отнимем мы свободу -
Для человека тягостное бремя…

И христианство,
Что служит Богу мщенья, истребим.
И установим новое служенье  –
Святому Господину Люциферу.
Не будет больше бедных и голодных,
Не будет бунтов, войн и преступлений.
Наступит царство мира и добра!
Внушим, тогда мы слабым человекам,
Что понесем грехи их на себе.

о. ИОАНН
И обманув, прельстите?

ШАДОВ
Нет, спасем!
Мы скроем, что обманываем их –
И обрекаем аду после смерти.
(с печалью)
Им все равно его не миновать,
Так пусть хоть здесь они живут счастливо.
В том тайна наша, избранных и сильных.
Ужасная мучительная тайна!
Но эту муку мы претерпим стойко
Во имя блага этих жалких душ.
Здесь будут они счастливы как дети.
В свободные минуты от труда
Мы им позволим петь и веселиться,
Грешить немножко, развлекаться в играх.
И будут нас они благословлять
И почитать богами, преклоняясь
Пред нашей мощью, духом и умом.
Наивно станут верить всем словам,
Что мы им скажем, и дивиться будут
Они на нас, и слепо подчиняться
Приказам нашим. Зная, что без нас
Тот час погибнут, истребив друг друга…

о. ИОАНН
Ты обольщен лукавыми мечтами
И говоришь как страшный  Д у х пустыни.
Чтоб сотворить такое с человеком
Придется реки крови вам пролить.

ШАДОВ
Пусть море крови, целый океан!
Мы истребим десятки, сотни тысяч,
Зато милльярды будут мирно жить.
Счастливо, без страданий и болезней.
А разве ныне,
Как впрочем, сто и триста лет назад
Не льется кровь?
Века! Тысячелетья!
Себя уничтожает человек -
В бунтах, убийствах и жестоких войнах!
Все это мы навек искореним.
Пройдет еще два, может три столетья,
И победим болезни на земле,
И верю, что наука разгадает
Секрет бессмертья. О тогда!...
На свет произведем мы человека
Подобного богам! И даже выше!
И затворим ворота преисподней,
Навеки уничтожив жало смерти!

о. ИОАНН
Послушай, бедный брат.
Начав с убийства сотен ради тысяч
Вы кончите убийством миллионов
Во имя горстки избранных.

ШАДОВ
(огорченно)
                Ты превратно
Мои слова истолковал, Иван.

о. ИОАНН
Отнюдь. Я вижу дело рук твоих
Собратьев по борьбе.

ШАДОВ
О ком ты, брат?

о. ИОАНН
О тех, кому ты служишь.

ШАДОВ
(холодно усмехнувшись)
Большевики? О, нет, они нам служат,
Хоть и не знают нашей тайной цели.
Мы ими правим, как велит нам  О н.
И приближаем царство на Земле
Устроенное по святым законам
Мудрейшего из всех созданий Божьих.

о. ИОАНН
Наивный брат, ужели ты не видишь,
Что человека ставят выше  Бога
Те, кто сейчас у власти! Сатану
Тем боле не признают за владыку.
Им Бог и дьявол равно - бабьи сказки
И суеверья тёмного ума,
Не просвещённого научным знаньем.
Сейчас они на церковь ополчились,
А после обратятся против вас,
Причислив к сонму вредных паразитов,
Для их идей о счастье человеков
И без пощады тотчас истребят!

ШАДОВ
(высокомерно)
Посмотрим, кто кого.

о. ИОАНН
(пытливо глядя брату в глаза)
Не верю я, что ты на склоне лет
Решился на служенье сатане!
Врагу людей, что с самых древних дней
Воюет с человеком без пощады.

ШАДОВ
(яростно)
О н  враг лишь Богу! Человеку - друг.
О н  научил нас, в благости своей,
Как жить счастливо можно на земле,
Которую, Творец предал проклятью.

о. ИОАНН
Не богохульствуй, брат!

ШАДОВ
Молчи священник!
Служитель милосердного Творца!
Творца Который все Свои созданья
Обрек на муки здесь и в небесах!

о. ИОАНН
Злосчастный!
Разум твой во власти тьмы.

ШАДОВ
Уж лучше тьма, чем свет противный сердцу!
Свет, что создал вселенную, где твари
Друг друга пожирают с наслажденьем –
Амебы, рыбы, звери, даже звезды!
И это наилучший из миров?!
А что-нибудь попроще Всемогущий
Не мог придумать? Например,
Мир без страданий, без злодейств, без смерти?
Однако ж Он не только эту землю
Устроил наподобье скотобойни –
Но и сами святые небеса
Украсил адом, чтобы в вечной муке,
Терзались Им же созданные твари!
И это Бог любви и милосердья?
Подумай, брат, Кому на самом деле
Ты служишь.

о. ИОАНН
                Я служу Любви!
Которая надежду дарит людям!
Спасает их от рабства у греха
И светлой путеводною звездою
Им указует путь во Царство Божье.
Где нет печали, смерти и страданий.

ШАДОВ
Но, если Бог – любовь, то это значит,
Что Он не всемогущ!
Иначе разве стал бы выкупать
У смерти Он больное злом творенье
Ценою мук Единственного Сына?
Владыка всех законов мирозданья
Одним лишь словом мог бы истребить
И смерть и зло. Но Он не сделал это!
Бог всемогущ, а значит – не Любовь!
Ведь в Его власти было сотворить
Прекрасный мир без ада, зла и смерти.
Он сотворил его несовершенным,
И требует у Своего творенья
Лить кровь и слезы, мучиться и гибнуть.
(с сарказмом)
И аллилуйя петь Себе в хвалу!
Мы восстаем за это на Него!
И в день великий Страшного Суда
Перед лицом Его святых,
Мы всем докажем нашу правоту.
И осрамим Творца перед Вселенной,
Которую Он так бездарно создал.
За нами правда, ею победим
Мы Бога, и Его принудим силой
Свой трон другому Богу уступить –
Могучему владыке Люциферу.
О н  уничтожит этот падший мир
До основанья и создаст с начала
Мир новый – царство правды и добра,
Где нет ни боли, ни скорбей, ни смерти.

о. ИОАНН
Нам не дано понять путей Господних.
Пред этой тайной никнет разум бедный.
Убийственному поддавшись соблазну,
Твой гордый ум Творцу бросает вызов
Лишь потому, что ослеплен желаньем
Стать равным Богу, даже превзойти
Его в любви к больному человеку.
Но разве может тварь быть совершенней,
Чем сам Творец? Лукавое мечтанье!

ШАДОВ
(рассерженно)
Мой ум скорей прозрел, а не ослеп!
А вы и есть безумные слепцы!
Не видите, что вера ваша лжива!
Безумными мечтаньями о Боге,
Который будто есть сама любовь,
Как ядом отравляете сердца,
Ничтожных малодушных человеков.
Ужель и в самом деле, в эти сказки
Ты веришь, брат?

о. ИОАНН
Я верю, что Сын Божий на кресте
Разрушил узы ада и попрал
Своею смертью смерть, освободив
Людей от власти смерти и греха.

ШАДОВ
Иван! Иван! Ты бредишь наяву.
Он был распят, а все как прежде смертны
И в ад идут обычной чередой!
Брат, оглянись – кругом стена из камня,
Ты не свободен, а сидишь в тюрьме
И власть твоих тюремщиков не знает
Своих пределов. Все что захотят
Они с тобою сделают, несчастный.
А я тебе хочу помочь...

о. ИОАНН
Оставь. Не стоит. Ведь моей душе
Преградою не может камень стать.
Она свободна и пред ней бессильна
Земная власть.

ШАДОВ
(встав и расхаживая по камере)
Глупец упрямый! Ты меня послушай!
Зачем себя губить? Ведь ты мой брат
И сердце мне велит тебя спасти.
Тебя я заклинаю любовью братской –
Отрекись от Бога, хотя бы ложно.
Притворись, что с нами,
А там найду я способ увезти
Тебя подальше от кровавой смуты.
Есть у меня прелестный домик в Альпах.
Там поживешь в уюте и покое
И если нужно, то в своей измене
Покаешься. И коли сердцем веришь,
Что Бог любовь - получишь отпущенье
Греха, что совершил ты ради брата.
Молчишь! Несчастный! Наконец пойми
Что на рассвете всех вас расстреляют.

о. ИОАНН
Постыдно было б мне, из страха смерти
Предательством пятнать навеки душу.
Хоть, смерти я страшусь, но ради жизни
Я не предам Христа.

ШАДОВ
Его ты любишь больше, чем меня.
Но Он тебя от смерти не спасет.
А я бы спас! Какой же ты упрямец
Жестокосердный с близкими, как Бог,
Которому, так ревностно ты служишь.
Ты равнодушен к мукам даже брата,
Что должен этой ночью подписать
Твой приговор. Ты зол и беспощаден,
Как твой Господь!

о. ИОАНН
(склонив голову)
Прости, меня Алеша.
За тебя я помолюсь.
И пусть Отец Небесный
Тебе простит …

ШАДОВ
(резко встает)
В твоих молитвах не нуждаюсь я.
Прощай...
 (сквозь зубы)
И проклят будь, за то, что ради Бога
Отверг с презреньем братскую любовь.
За то, что кровь свою заставил
Меня пролить, своим упрямством гордым.

Выходит, чуть помедлив у порога. Дверь с лязгом закрывается. О. Иоанн садится в углу в прежней позе. Свет в камере гаснет.