Мраки киммерийские

Прошло немало дней с того лета, когда я, пытаясь завоевать симпатии Люськи, подогреть интерес её к моей персоне, раздуть огонек любви, дошёл до того, что бесстрашно полез на стену древнекаменную, башню дозорную, неприступную: «УР-РААА!..» - и тут мне не повезло. Нога предательски соскользнула с замшелого камня и я-А-А.., не найдя за что зацепиться, рухнул к подножию сторожевой башни, как когда-то нападавшие вороги под ударами защитников крепости падали.
«Оо-охх!..» - выдохнула тишина внизу, следящая с земли множеством испуганных глаз, за ногой, судорожно нашаривающей уступочек какой-нибудь.
…хоть какую-нибудь щель, хоть трещинку! Ну, хоть что-нибудь! Стена ровная... выше... влево... Руки изнемогают, пальцы ослабли, разжимаются, сползают, не держат…
Внизу глухо рокочет чей-то страх: “Оо-оёй! - чей-то ужас разом выдохнуло оттуда - из жестокой бездонности.
 И оборвалась пустота бездонная. И застонало, завыло, завертело, закрутило, закружило...  и  земля ударила глухо, жестоко... удар, звон в ушах,..и тиши-на. Из этой глухой липкой тишины проявляется голос  родной, ласковый, зовущий «Радость моя, солнышко моё,  открой глазыньки!»   ...есть народ киммерийский, и город Киммерион, покрытый облаками и туманами... - голос отца уплывает за туманные горы, за облака, а я переношусь в страну мирных и весёлых людей, где бури и страсти не известны, где смертные питаются соком цветов и росою - я среди людей совершенно добродетельных, живущих в счастливом спокойствии и силе. Льётся серебряным звоном тихая волшебная музыка. «Ты в стране гипербореев» - Оливий соединил мою трепещущую руку с тёплой, нежной рукой красавицы в прозрачных одеж-дах, кои не скрывали её девичьих прелестей. Нас осыпают розовыми лепестками... Но тут ворвался Сколот с донесением от Алазона: «О, Великий!» - закричал он ещё от порога: «Невры опять, презирая запреты Богов, презирая домы свои, превратились этой зимою в волков. И ходили разбоем в сте;пи и напали на та;вров!(всё кругом стихло - Сколо;т принёс страшную весть) «…но Фиссагет из семьи славных звероловов победил предводителя невров в честном бою!» - Сколот широко улыбнулся, оглядел толпу: «И тот лежит теперь волчьею шкурой у порога дома славного Фиссагета».  Буря ликованья обрушилась на городскую площадь и толпы народа двинулись к дому Фиссагета. Меня подхватило и понесло. Не в силах сопротивляться движению, я всё более отдалялся от красавицы Танаис...  Ш-шш! - качнулись кусты, и что-то чёрное поползло из оврага всё ближе, ближе... И мраки Киммерийские покрыли всю землю. Подобрав онемевшие ноги, крепко вцепился я в гриву коня. Вспотели ладони, мороз по спине. Ммаа-а!.. Чернильница коварно выскользнула из-под меня и, взбрыкнув, исчезла во мраке. «Мма-амма-аа! - взмолился я, всматриваясь в серую мглу над цветущим лугом… «Родненький, мой,..» - мамушка держит меня в своих теплых объятиях: …посмотри на меня, открой глазыньки!».
Молча, тяжело дыша от пережитого страха, гляжу на неё и... лечуу-лечу на отцовской хрустальной чернильнице в заоблачные выси, где цветёт киммерийская тьма... но в княжъи хоромы (очень похожие на наши амбары за садом) врывается Массагет в золотом шлеме и на его коне - золотая упряжь, в руке - медное копье и палица: «Где Танаис?». И дико захохотало в овраге; и волком ощерился конь; и мороз ободрал позвоночник; и страх одолел меня. Страх звенел в позвоночнике, трепетал под коленками… «проснись» - шепчет маменька: …проснись!».  Но тут является грозный Цимбар в сопровождении Сколота и Агаферса. 
«Дайте мне вина!» - пытаюсь выиграть время. «Как можно, как моо-жно!?» - возмущенно замахал руками Цимбар: «Детям вино не можно!» - и превратился в старуху-цыганку, бродившую по улицам с оравой грязных, оборванных ребятишек, пристававших к прохожим: «Даа-ай копе-ечку! Дай…»  «Дай мильён!»- старуха схватила меня за горло.  Исседона сказала: «Недалеко от дома грифы стерегут золото». Старуха Цимбар тотчас превратилась в ощипанного черного грифа.(похож на Ванькиного петуха - подумал я). Петух клюнул меня и закричал: «Менхелена, Киллипида, скорей сюда! Тут золотое зёрнышко-ко-ко!» И я потерялся среди веков, среди песков, где ветер сеял золотые зёрна. Я забыл маменькино наставление «Ничего ты не бойся - это сон!». Я испугался, я закричал. Голова моя - в том месте, куда клюнул противный Цимбар, рассыпалась огненным фейерверком, а сам я провалился в зелёную холодную жуть. «мрааки киммериийскиее-ээ…»- затихало таинственно эхом, звенело стучало, в ушах. А тьма киммерийская навалилась ватной тяжестью - не пошевелить ни рукой, ни ногой. Дышать нечем.  … почему так страшно, а ощущение боли так пронзительно?! « ...тихоо-тиихо – Фисагет вошёл в кабинет отца. Фиссагет – это я. Я едва достаю носом до края стола - так он высок(А, может, я настолько мал?) …соколом  взвиваюсь под облака… «Проснись!»- шепчет маменька. …падаю коршуном на летящего стрелой волка -Х-хак! …я - на быстром коне! Ничего не вижу - тьма, мраки киммерийские! Конь выносит меня к яркому костру.  На камнях у подножья монастырской стены, там, внизу - мое распростёртое беспомощно тело -боль...страх...что-то ещё...   Яркий свет, грохот, удар... И вновь серая мгла окутывает сознание. Башня опрокинулась.  Медленно кружась, падает на меня-а-аа!.. Панический ужас падения, отчаянное желание остановиться...  Судорожно хватаюсь руками за воздух, не в силах вдохнуть или выдохнуть - в горле за-стрял дикий вопль животного страха...Земля ударила глухо, жестоко. И свет померк в моих очах. И душа взвилась к небесам, в океан голубой высоты, а бренное тело моё осталось валяться на древних камнях, видавших и не такие приступы.Густая тьма, вихрь движения, впереди - трепещущий огонек. «А вот и свет в конце туннеля» - обречённо закрываю глаза под короткий шипящий звук вырвавшегося, под огромным давлением, пара, звук резко тормознувшего паровоза, вздох огромного насоса... неуловимый, рокочущий перекатами, гортанный хрип... И вновь - тишина... мрак... ветер... холодно... одиноко, и… И резкий шквал ветра швыряет меня в тартарары. Невидимая, неимоверно страшная сила ударила, расплющив о скалу моё тело. Оно как-то странно (будто с ноги портянка) сползло вниз.  Мрак поглощает меня. Я растворяюсь в этом маслянистом, как сажа, мраке. Вокруг в дикой пляске кружатся, снуют туда-сюда странные существа.… кружат в сумеречном воздухе, снуют перед глазами, в ушах звенят, бередят душу  глазки-точечки - угольки горящие... Нате вам! - сложил спасительно-заклинательную фигу между ног... «фшшич» - зашипели угольки и погасли. оО… Ээа... На фоне этого завывания прорывается какое-то неясное бормотание, визгливые выкрики, и, как заклинание, звучат непонятные, бес-смысленные слова: .кумар, жун, яншш... - многоголосый, нестройный хор, словно отбивая такт, бьётся вокруг. Такой звуковой эффект бывает в обще-ственной бане, если хлопать ладошками по ушам  - …ла-лла, шоб ли-и … 
«Абракадабра какая-то!» - пытаюсь я отмахнуться от назойливых звуков. В ответ -демонический хохот. Жаркое, многоцветное пламя костра; сонмище беснующихся, неведомых существ, и «...ты от них убеги” - прорывается сквозь этот содом чей-то осторожный распевный голос, а в зловещем вспле-ске пламени из сизого тумана, клочьями висящего над кострищем, под дружный бесовский ор проявляются новые, совершенно дикие существа: «Абрр-ААА, када-брр..», и – шырх – из бездны со скрежетом  вышвырнут новый поток нечисти. Дикий хохот, приветствия... Замечаю, что каждая вновь прибывшая компания состоит из одиннадцати особей. «Почему?» - вопрос застревает в моём оторопелом мозгу.  …абра кадабрра…шш-шырхх...ты от них убеги...ш-шырх-шырхх. 
«Поо-няа-ал!» - ору я так же ди-ко, как и окружающие меня чудища: «По числу звуков - одиннадцать!»
…по-ка наде-яться мо-жешь, надеяться моо-о-ожеэ-шь...
«Кто ты?» - озираюсь с надеждой, но кругом только рыла свиные, хари бе-совские. Ни доброжелательного лица, ни сочувствующего взгляда. «Кен-тавр?» - не верю глазам своим. А этот полуконь целится в меня из лука. От-ступаю и падаю, поскользнувшись. Мгновение, и я в кольце скользких объя-тий чудовищных размеров змеи: «Ты разгадал тайну нашего заклинания, открывающего двери ада. Ты должен быть наказан!» 
...больше не будет случая... – знакомый голос тих, безнадежно безутешен. Но хорошо, что хоть он рядом. Это придает уверенности, заставляет что-то предпринять.
…пока надеяться можешь, надеяться моо-о-ожешь.ты от них убеги.   
«Бей! Рви! Жги!» - вопят у меня за спиной. Меня толкают, дергают, щипают. Кругом свистят, улюлюкают, щелкают зубами... И вдруг, в этой кутерьме, из непостижимо густого лилового мрака - два легкокрылых черных лебедя вынесли сверкающую необычайным дьявольским блеском карету. Всё замерло. Все застыли, как вкопанные. Из кареты выплыла редчайшей, демонической красоты дама в красно-лиловом одеянии. Я остолбенел. Чем-то неуловимо походила она на мою Люську. Лёгкий взмах изящной руки, и у моих ног, рассыпавшись веером, легла колода игральных карт.
Тишина, сопенье, хриплые вздохи и... тишина. И сквозь эту зловещую тишину - едва различимое, уже знакомое мне: ...ты от них унеси наши надежды на лучшее…
«Жизнь или кошелёк?!» - повелительно глядит на меня прекрасная дьяволи-ца.
«Сдавай!» - хриплю я бессильно. 
...наши надежды на лучшее,.. - мольбой проникает в мое сознание.
«Свои козыри!» - хищно светит черным бездонным оком чертовка. Нас обступили, загалдели, завыли, защелкали... «Ш-шишш-ть! - цыркнуло оранжево-фиолетовое, огромных размеров чудище, ощерившись волчьими клыками: Шш-шяа!».«Проиграа-аешш! – зловеще шипит бесовка.
 «Без номера, без номера – дурак!» - издевательски хихикают мелкие бесы.
 «Ш-шишштьх-хх…!». 
И мы начали. Гляжу в свои карты(ну,поцэлуй меня удача! - молю в душе). Но тут что-то булькнуло - из багровой дымящейся бездны выплеснулся
фонтан плотного сине-зеленого пара. «Уфф!» - выскочила над сизым дымом  огромная лысая голова с седой развевающейся бородой.  «Н-на!» - хлобыстнул по лысине клешнёй варёный рак, выпрыгнув из пламени костра с ошалело выпученными глазами. «Х-хо!» - булькнула голова в кипящее варево тумана. «Хххо!» -  отозвалась нечисть. «Хх-оо!» - вновь глянула голова на сборище у костра. И, словно взбесившись, рыча, свистя и улюлюкая, все кинулись туда, где кругами расходились волны густого жёлто-зелёного тумана, туда – в круг тайны, блеснувшей неярким синим светом, а до меня из этой синевы донеслось  …Больше не будет случая!.. 
И я, воспользовавшись суматохой, благодаря Господа за удачу, вскакиваю, падаю, качусь с кручи в водопаде каменной осыпи. Куда? В неизвестность,  в туман скорей! «Больше не будет случая!..» - мычу я, балдея от радости: ушё-оол! И быстро, как могу, уношу ноги прочь от проклятого места.  Х-х  – коротко рвётся дыхание, ставя точки над следами моих усталых, бесчувственных ног. «Ты от них убеги…” – подгоняя, вьётся надо мной.
И я бегу, не ощущая движения ног, с трудом отрывая их от земли, как во сне…
Сон! - устало открываю глаза. Тупая ноющая боль в затылке – переспал. Ведь говорила когда-то бабка: «Не спи на закате!». А закат и правда какой-то колдовской, завораживающий! И было что-то неуловимо загадочное, тревожащее в этом закате. Небо полыхало далёким пожаром. И оттого ещё мрачней и таинственней казались уходящие в ночь тени кустов и деревьев, тая в себе неразгаданную прелесть засыпающей Земли. Редкие вскрики
ночных птиц, вечерний хор лягушек на дальнем болоте, тишина…  Луна
масляным блином выкатилась с восточного края полюбоваться игрой
последних лучей Ярилы. Тишина.  Пора домой – решительно встаю я, и … ты от них убеги, больше не будет случая…   
Трясу головой, пытаясь стряхнуть наваждение.
«…ты от них унеси…» -ещё громче, ближе…
Птицей влетаю в дом – «…наши надежды на лучшее»- поёт телевизор. Люська, уютно устроившись на диване, уставилась на экран. «…Пока
надеяться можешь, надеяться можешь надеяться мооо-о-о-ожеээшь…» - несётся с экрана. «Сделай, пожалуйста, потише!» - облегченно выдыхаю я. 
Так всё-таки это был сон. Жуткий, но сон!
А Люська уже суетилась у стола. Звенела чашками, стучала ножоми; на сто-ле душевно пел самовар, приятно пахло огурчиками и чем-то ещё вкусным. Долго, с наслаждением пьём душистый иван-чай. Пьём чай до у;стали, как говаривала бабка (царство ей небесное). Пьём не спеша.
«Куда спешить? Вся ночь наша! – смеётся Люська. Пьём чай и до изнеможения смотрим все телепрограммы подряд в ожидании «Третьего глаза». Я уже выспался и готов сидеть хоть до утра. Сон не шёл и к Люське. А до «Третьего глаза» ещё не скоро. «Сыграем!» - бросила на стол карты Люська. Я опешил. Захотелось убежать, спрятаться. Онемело, как рыба на о;тмели, хватал я ртом воздух.
«Выпей!» - торопливо суёт мне стакан с водой Люська: «Тебе плохо? Может, врача?».
У меня нашлось силы только чтобы отрицательно повести пальцем. В голове звенело. Болезненная усталость сковала все мои члены. Я беспомощно обмяк на диване, равнодушно уставясь в стену. Мысли, эмоции, желания исчезли начисто. Я, как теперь говорят, выпал в осадок.
Люська  стревоженно суетилась вокруг, массажировала мне плечи, загривок… Руки её были тёплые, мягкие. И ласковое тепло потекло по моим жилам, по всему телу, согревая руки, ноги, мысли, душу. Я молча благодарно прислонился головой к её груди, и облегчающие слезы покатились мне за воротник, за вырез люськиной кофточки.
Она гладила мои волосы, шептала какие-то слова утешения, нежно скользила губами по моим щекам, шее. И волна блаженства вдруг захлестнула меня, смывая последние воспоминания пережитого ужаса. Вдыхаю аромат любимых волос, осторожно, с лёгким  трепетом в сердце, обнимаю мягкие бёдра, кошу дерзким глазом в открытый вырез блузки («бутоны алые сосков нежнее розы лепестков – соблазн немалый для руки»). Ласкающее тепло катится по позвоночнику вниз, вызывая щекочющюю дрожь. Голова моя кружится от сладостного возбуждения. Я ласкаю её плечи, грудь, рука моя осторожно, нежно поглаживает её трепетно вздрагивающий живот... Волна дрожи пробегает по всему её телу от затылка до ягодиц. Острота ощущений пьянит. Я трепещу, ощущая влажный жар её тела...