Милисэлья отрывок

Пустынная дорога   черной лентой вилась среди голых, мертвых полей. Ставшая  привычной  тишина  уже не давила на уши, а воспоминания о щебете птиц, стрекоте кузнечиков да шелесте  травы на ветру остались в прошлом, как и  прежняя жизнь. Мир умирал, и я, вот уже больше недели,   умирал вместе с ним.
Они появились из-за поворота дороги. Бесшумно,  будто скользя по воздуху, они шли мне навстречу. Остановившись, я смотрел на приближающуюся  пару, пытаясь понять. Звуков  их шагов, тех самых  гремящих в абсолютной тишине  звуков, которые еще минуту назад производили мои сношенные, но все еще крепкие ботинки, не было.  Я стоял и ждал.  Они же  приближались.   
Словно ниоткуда. Странная пара, они медленно  шли по черной проселочной дороге, как будто вместе и в то же время  каждый сам по себе. Она  впереди, он позади. Женщина -  или девочка? Не разобрать… Что-то с ней не так, но сразу и не поймешь что. А он здоровый малый -   мышцы бугрятся под  одеждой,  плечи широкие да ростом не больно вышел. Коренастый, крепкий, опасный…
Снова хищники? А кто же еще? Людей не осталось, лишь хищники, временами появляясь из сумерек,  с остервенением набрасываются на  истерзанную, умирающую душу, чтобы вычерпать  из нее последние капли.
 У хищников  одинаковые глаза – маленькие, злобные, ищущие. Взгляд их чувствуешь на расстоянии, он прожигает, впивается в  стонущую душу,  и тянет, тянет, тянет… Пока ты не вырвешься, не набросишься с проклятьями,  теряя человеческий облик,  не превратишься в  дикого зверя, готового крушить и  убивать, и не обратишь чудовище  в бегство. Хищники,  вытягивающие  крупицы последних сил, опасны, но трусливы…
 Нет,  она не похожа на хищницу, но все равно   какая-то странная, словно не идет, а плывет над землей. А он? В глазах ни поиска, ни мелкой злобы, ни  трусости. Нет, не хищник. Но  если  это люди, их  шаги должны быть слышны…. И она… Чем ближе, тем более расплывчатым становится образ. Странно, как странно…

И тут я увидел. Полотно. Они шли по едва заметному серебристому  полотну, возникающему у них прямо под ногами и растворяющемуся в воздухе позади. Их ноги, ее, наверное, маленькие - под длинным платьем и  не разглядишь - и его большие, немного косолапые ступни, обутые  в  крепкие, крестьянские    башмаки,  утопали в стелящемся над землей  полотне, погружаясь в него абсолютно  беззвучно. Я стоял и ждал, а они, ступая по своей волшебной дорожке, шли прямо на меня. Мужчина и женщина. Красавица и чудовище, если бы я мог разглядеть ее лицо и обезобразить его.
Он не был уродлив. Во всяком случае,  он был не более страшен, чем обычный, деревенский мужик.  Еще неделю назад таких было много –  простых людей, живущих  без затей,  незаменимых тружеников или солдат. Не шибко умных, но надежных, а иногда и опасных. Скуластое лицо, упрямый взгляд из-под кустистых бровей, тяжелый подбородок  и пара крепких кулаков.
Она...  Она была уже  в нескольких шагах от меня, а ее лица я не видел. Точнее, я не мог  уловить  взглядом ни  черты лица женщины, ни  фигуры. Не мог  зафиксировать в  сознании  образ незнакомки, придать ему определенную форму. Я лишь чувствовал, что она красива, но мои глаза не могли подтвердить этого, потому что образ женщины  размывался в радужные пятна, превращая ее в едва различимый призрак.
Они были уже совсем близко. А я стоял на дороге и ждал.   
Десять шагов, семь, пять… Сердце  почему-то громко    забилось в груди. Отчаянно захотелось   понять, почему я  не могу разглядеть  лица незнакомки. Быстрый взгляд на ее спутника,  и руки непроизвольно сжались в кулаки. А если все-таки хищник? - опасливо прошептал  внутренний голос. Подпустишь  слишком близко – уже не уйдешь. Слишком мало сил осталось, слишком много  было истрачено…
Наверное, это Смерть, - пришла на смену страху усталая, отрешенная  мысль. Нужно бежать, снова бежать…
Но ноги словно вросли в землю. В ту самую, покрытую черной пылью грунтовую дорогу,  над которой через каких-то несколько   секунд расстелется серебристое, волшебное полотно, и пройдет она… неразличимая, наверное неосязаемая, а может быть и несуществующая… И настанет смерть, незваная, но долгожданная, дарующая  покой…  Смерть.
 Мир умирает, пришел и мой черед разделить участь всех тех, кто населял  его прежде и уже ушел. Я  и так задержался  здесь дольше всех. Зачем? Почему? Сколько  бессонных ночей я терзался этим вопросом, лежа на мертвой земле, ворочаясь с бока на бок, пытаясь заснуть.  Желудок, отказывающийся переваривать те  обугленные, лишенные соков деревяшки, которыми я тщился утолить голод, урчал и ныл, требуя пищи и воды. А я лежал, тупо смотрел на  темное небо, в котором когда-то сияли звезды, и  пытался понять, почему? Почему  это случилось со мной? И почему я до сих пор жив, когда все уже  мертвы? Все, кроме хищников...
Четыре  шага, три…. Сердце, кажется, стучит уже где-то в ушах,  глаза поедают размытый образ незнакомки, одновременно  удерживая  в фокусе  ее спутника. Что случится, когда  она коснется меня? Как это будет?
Два шага, один ….  В последний момент веки зажмурились. Секунды бегут,  тишина и темнота, лишь ресницы подрагивают,  как и  трепещущая, изболевшая, жаждущая успокоения душа. Тишина…
- Бедный, преданный  пес…  -  мелодичный  голос  нежданной, как будто даже  осязаемой   лаской проник в сознание,   обволакивая, любя …
  Так вот, значит,   как это  - умирать. Совсем никакой боли, лишь  волны  незаслуженно доброго, любящего  голоса в темноте. Лишь ласка, ощутимая  сердцем, душой…
Душа, та самая пробитая насквозь душа, из которой в последнее время лишь брали, черпали, не спрашивая, не таясь, нападая,  забирая последние капли, вдруг наполнилась, налилась любовью до  краев. До тех самых рваных краев, что кровоточили, источали  вселенскую боль, притягивая  к себе новых и новых   хищников.
Так вот значит ты какая, Смерть… Покажи мне свое лицо.
Я открыл глаза, ожидая  увидеть…
…наверное, я ожидал увидеть рай. А где еще можно испытать то, что испытал сейчас я?
Но... реальность снова играла  в игры, разочаровывая меня вновь и вновь….

Мир не изменился. Я не умер и не попал в рай, я все так же стоял посреди дороги, остановившись на пути странной пары.   Неразличимая женщина-призрак  стояла   предо мной, мужчина в паре метров позади нее. Ноги их утопали в эфемерном, серебристом полотне, заканчивающемся в нескольких дюймах от носков моих изношенных ботинок. Я продолжал жить, мир вокруг продолжал       умирать, а  непонятное продолжало происходить. Происходить со мной.

А потом она прошла сквозь меня и  те несколько  секунд, что мы были единым целым,   я видел рай. Мир снова стал прекрасен. Редкие, придорожные  деревья шелестели на ветру  зелеными кронами, птицы перепрыгивали с ветки на ветку, поля колосились золотистыми стеблями пшеницы. Пахнуло летним лугом, запахами скошенной травы,  неприхотливых полевых цветов,  дымком, поднимающимся от  разведенного ребятней костра,  и воздух вдруг зазвенел   сладкозвучным  звоном живой, ликующей природы, наполнившись жужжанием насекомых и щебетом птиц.
Жаль, что она не осталась во мне…
Когда мир снова стал  мертвым, я увидел ее спутника совсем близко. Даже не взглянув в мою сторону, он обошел меня  стороной, слегка задев   рукавом  шерстяной, колючей куртки. Словно меня и не было.    Они уходили прочь, а я стоял на дороге,  глядел им вслед и отчаянно сожалел о том, что они не позвали меня разделить с ними путь. Женщина-призрак, неразличимая, но необъяснимо прекрасная уходила вдаль, и ее молчаливый спутник следовал за ней, не отставая.
 Я проводил их взглядом.
 Гордец, незваный и ненужный, я обреченно закрыл  глаза, чтобы  не видеть. Пусть еще каких-то несколько секунд не видеть того, что окончательно опустит меня на эту выжженную смертью землю.  Не видеть этого грязного, покрытого черной пылью грунта – дороги, по которой ходят лишь такие, выжившие отщепенцы, как я, да  трусливые хищники, бросающиеся на падаль.

Я открыл глаза и взглянул вниз.
Подошвы моих сбитых на грунтовых дорогах ботинок утопали в серебристом полотне.
Путь не исчез! Он расстилался предо мной, уводя вдаль, туда, куда уходили те двое – женщина-призрак и ее спутник - человек. Серебристый путь  все еще соединял меня с ними.
И я побежал. Я бежал, боясь потерять, утратить эту связующую нас дорожку, ту ниточку, оставленную, подаренную мне   Ею. За что? Почему? Кто Она? Я не знал, я продолжал бежать.