Похмелье

– Дура, такая дура… Это ж надо было так нахерачиться… – Бубнила она, одновременно пытаясь устоять на одной ноге и стащить сапог с другой. Это оказалось непростой задачей, потому, что нога держать её бараний вес не хотела и упрямо подкашивалась до тех пор, пока, ухватившись за шторку в коридоре – в надежде всё же устоять, – она не грохнулась, увлекая за собой гардину и полку с обувью.
– Лена??? – Из спальни послышался голос мужа и через пару секунд он сам явился в проёме комнаты, встревоженно всматриваясь в темноту коридора.

Она радостно икнула, а потом хрюкнула, видимо, подавая таким образом сигналы Лёше, чтобы он мог поскорее её найти под нежно укрывшей еле живое тело шторкой гардеробной. Нельзя сказать, чтобы она часто представала перед кем-то в таком состоянии: в последний раз Лена напивалась так на выпускном в университете. Но то ей было 24 года, а сейчас перед нами взрослая серьёзная, успешная женщина: у неё семья, свой бизнес, несколько шикарных шубок из модного бутика и стрижка в самом дорогущем салоне города. По правде говоря, пить Лена не особо умела, и стоило ей чуть перебрать – народу являлась актриса, певица, порнозвезда, психолог и философ в одном флаконе! Правда, все эти её субличности, собираясь вместе, обязательно сотворяли какую-нибудь нелепую комедию, над которой смеялись все, кроме главного действующего лица на утро.
– Боже, Лена! Только не говори, что тебя привязали к дереву и насильно вливали в рот самбуку вперемешку с коньяком и шампанским! – Благополучно вызвалив её из объятий шторки, муж бережно расстегнул сапоги и снял с Лены шубу.

– Откуда ты узнал, милый? Именно так всё и было! Меня заставили! – она пьяно хихикнула и постаралась сфокусировать взгляд на лице Лёши.

Муж Лены был из тех мужчин, которые умеют заботиться. Заболела? Вот чай с лимоном. Не любишь лимон? Тогда с малиной! Сломалась машина? Вызову такси и сам примчу через весь город, чтобы помочь разобраться в поломке. Устала на работе? Ложись, отдыхай, я сам приготовлю ужин.
– Лёш…
– М?
– Ты чё такой хороший у меня?
– Да обычный я. Чего ещё придумала? – Лёша заулыбался.
– Нет, правда. – Она сделала попытку усесться в кровати, на которую её принёс и аккуратно уложил Лёша. – Заботишься обо мне, холили…Холишь, леле…ишь меня. Любая женщина мне позавидует, только скажи ей, что ты мне бульон сам готовил и в больницу привозил в подушках, чтобы не остыл по дороге… Да тебя любая у меня бы зубами вырвала, если б знала, что ты мне каждый месяц просто так цветы даришь! А рукастый какой? Ты думаешь, хоть одной бабе мужик будет ремонт сам делать?.. Ага, хрен дождёшься.

Муж сидел на краю кровати и гладил её по руке, ласково перебирая пальчики, на одном из которых блестело обручальное кольцо – символ их любви.
– Я тебе точно говорю, ты мужик на вес золота, Лёшка… Все мои подружки спят и видят, как бы им такого мужика достать, как ты: заботливый, нежный, романтичный... Ты вспомни, вспомни, как ты в девятом классе ко мне в окно решил залезть, чтобы незабудки подарить… – Они оба засмеялись, припомнив, как Лёшку за этим делом застукал сосед Лены – весьма злобный дед, подозрительный. Дядя Гена, решив, что Лёшка – это вор, сработал оперативно, попав чётко в «мишень» солью из потёртого ружья, которое он использовал конкретно с этой целью – распугивать злостных грабителей.

Лена смеялась, и не могла остановиться, вспоминая их с Лёшей юность. Он тоже смеялся. Но уже через минуту женщина закатилась в рыданиях и Лёша удивлённо, взяв жену за плечо, спросил:

– Лен, с тобой всё в порядке?.. Принести тебе водички?
– Водички? Я изменила тебе, Лёш.

Дальше Лена плыла в тумане. В её памяти летали обрывки собственных фраз о том, как Лёшин друг Мишка понравился ей со дня знакомства, тогда ещё, на дне рождения их с Лёшей общего друга. О том, какой он не такой, как Лёшка – грубый, эгоистичный, самовлюбённый. Какие у него сильные, большие руки и волосатая грудь (зачем она это говорила?). Про их первый раз. Тогда же, прям на дне рождения, когда все пошли салют запускать, у них с Мишкой свои фейерверки были – между кухней и подсобкой. У неё никогда не было такого секса: животного, ненасытного, пылкого. Лена каждой клеткой своего тела чувствовала, как он хочет её. Ей казалось, что так её никто и никогда не хотел. Она говорила, теряя нить своего рассказа, то плача, то смеясь, то моля о прощении, то злобно обвиняя Лёшку в том, что он был все эти годы «слишком хорошим». Так и отключилась, запомнив только, как Лёшка тихонько гладил её по растрепавшимся волосам, говорил что-то про «глупую девочку» и «утро вечера мудренее».

Утром, еле разлепив свои глаза, Лена первым делом увидела на прикроватной тумбе незабудки. Как из юности. Те, что Лёшка, крадучись, драл на клумбе у своей же строгой пробабки, чтобы подарить Лене. И где он взял их в декабре? Рядом лежала записка. Лена, вспомнив всё, что только было возможно вспомнить из вчерашнего её выступления, с ужасом подумала о самом страшном. Нет, не о том, что Лёшка решил покончить с собой, – о том, что он её бросил. Её Лёшка, Лёшенька… И без того опухшие глаза уже было наполнились влагой, но нос уловил запах, который Лена не спутает никогда ни с каким другим: запах оладушек, которые Лёшка всегда любил печь по воскресеньям и вкуснее которых она не пробовала ничего в своей жизни.

– М, проснулась, алкогольная красавица? – Лёшка заглянул в комнату и, улыбаясь, поставил на тумбочку поднос с оладьями и чаем.

Она бросилась к нему на шею и зарыдала, прося прощения, ругая себя последними словами и целуя руки, нос, щеки, губы, шею Лёшки. Он смотрел на Лену грустно улыбающимися глазами и, как всегда шутил:

– Дамочка, у вас похмельный синдром, вы бредите! Срочно примите пару оладушек и дозу крепкого чая с ложечкой сахара! Мы вас теряем!

Сквозь непрерывно льющиеся чёрные от туши слёзы, Лена прочитала слова на листке бумаги, сиротливо лежащем у незабудок: «Я люблю тебя. А любовь всегда сильнее страсти». Лёша, казалось, целую вечность держал Лену в объятиях, и она с лёгким флёром вины поймала себя на мысли, что думает о Мише. Слёзы давно высохли. Чуть наклонившись, Лена спихнула записку за тумбочку.