Работник месяца

Себе он представлялся куском скрипучего грязного пенопласта на переполненной помойке, высохшей мумией, гноящейся раной, разлагающимся трупом подо льдом застывшей Невы. На деле же Владимир Петрович выглядел чуть уставшим, чуть разочарованным, чуть потерявшим смысл жизни, но при всём этом вполне привлекательным тридцатипятилетним человеком.

До такого самоощущения Владимира Петровича довела работа по найму. Пятидневка, с законным часом обеда, отпуском, авансом, премией и зарплатой без задержек. Этакая желанная стабильность, знаете, которая стояла комом в горле и вызывала рвотный рефлекс у лучшего работника месяца уже ни первый год.

Иногда Владимиру Петровичу хотелось взять отгул для того, чтобы лечь в ближайшую клинику на эвтаназию: так ему опостылело каждое утро поднимать себя в 6:15, гладко брить лицо и напяливать костюм жуткого синюшного, как мешки под его глазами, цвета.

Владимир Петрович был управляющим в редакции модного журнала и когда-то даже мечтать не мог о такой должности и окладе. Вот только в последнее время ни первое, ни второе не приносило ему былой радости. Вы спросите, почему же наш герой продолжал трудиться там, где ему до жути всё надоело? Банально и просто: крепким морским узлом к официальному месту работы Владимира Петровича привязала привычка и страх потерять стабильность. Он и представить себе не мог, как это взять и уволиться! Сверкать голым задом и с аппетитом ужинать «дошираком» со вкусом говядины? Это была сомнительная перспектива, и вряд ли в жизни управляющего редакцией что-то изменилось бы, если б не один случай.

В этот день Владимир Петрович почувствовал себя неважно: разболелась голова, подташнивало. Наверное, проклятые магнитные бури, - подумал он и спустился в метро, выбрав красную ветку, ведущую в реАДкцию. Сначала всё вроде было, как обычно бывает в метро утром понедельника, но потом что-то пошло не так… Последнее, что ему запомнилось – как странный человек в чёрном набросил ему на голову пакет и стукнул по голове чем-то тяжёлым, будто свинец.

Очнулся Владимир Петрович в больнице и почему-то не смог пошевелить руками и ногами. Ему удалось догадаться лишь через полминуты – он был привязан к койке пожелтевшими от времени медицинскими бинтами, которыми связывают в психушке особо буйных. Как потом Владимиру Петровичу объяснили врачи, он упал в обморок, но в карете скорой помощи пришёл в себя и принялся безумно кричать, что опоздает на работу, что его уволят, и даже пытался укусить доктора. Психиатр, милая женщина прописала лечение и сказала, что по выходу из больницы, из редакции ему лучше уйти. Хотя бы в отпуск. Через три недели Владимир Петрович увидел белый свет, не сквозь щели в трёхметровом заборе, отделяющем дом для душевнобольных от внешнего мира, а уже за пределами психиатрической лечебницы.

Ещё семь дней Владимир Петрович отзванивался из дома на работу о том, что всё ещё чувствует себя нездорово. Только по правде чувствовал он себя здоровее, чем когда-либо за последние 7 лет: пёк по утрам блинчики; перечитал Довлатова, Набокова и Достоевского; сделал генеральную уборку, вычистив всю квартиру от хлама; по вечерам гулял в парке и бегал по стадиону в соседнем дворе; а главное – почти закончил свою книгу, писать которую начал 6 лет назад.

Когда неделя закончилась, Владимир Петрович вышел в редакцию. Его ждали ленивые подчинённые, бюрократия, невымытая чашка с ободком налёта от чёрного, как жизнь среднестатистического управляющего редакцией, кофе. Месяца «душевного нездоровья» ему хватило, чтобы принять самое тяжёлое, и одновременно самое лёгкое решение за всю свою сознательную жизнь: он решил сдать свою, нажитую честным (будь он проклят) трудом и укатить к морю. Снять дешёвую комнатушку у улыбчивого тайца и забыть о прошлой жизни сначала на ближайшие полгода, а там, как пойдёт.

Между рутиной, тоскливой стабильностью и непредсказуемой творческой свободой он выбрал второе.

И хоть в размашистой, непонятной росписи Владимира Петровича, оставленной в заявлении об увольнении, сложно было увидеть кусок его фамилии, в ней чётко и ярко читалось слово «Жизнь».