Varia

Осеняя путь хагана, шитое шелком и золотом черное полотнище трепетало на ветру, и вышитый на нем дракон, исторгавший яркое пламя из пасти, казался живым. Дракон был в летучем прыжке, и глаза его, всевидящие во гневе, выпученные, как у верблюда, метались вместе с полотнищем по сторонам, точно и в самом деле живые…

Послание османского султана Мехмеда IV императору Священной Римской империи германской нации Леопольду I Габсбургу:

"Я объявляю тебе, что стану твоим господином. Я решил, не теряя времени, сделать с Германской империей то, что мне угодно, и оставить в этой империи память о моем грозном мече. Мне будет угодно установить мою религию и преследовать твоего распятого бога. В соответствии со своей волей и удовольствием я запрягу в плуги твоих священников и обнажу груди твоих женщин для пастей собак и других зверей. Довольно сказано тебе, чтобы ты понял, что я сделаю с тобой, — если у тебя хватит разума понять всё это. Султан Мехмед IV."

Это устрашающее письмо было послано в Вену незадолго до того, как состоялся знаменитый поход на Вену огромного османского войска (1683 год).
Радиоуглеродное датирование — разновидность метода радиоизотопного датирования, применяемая для определения возраста органических останков путём измерения содержания в материале радиоактивного изотопа 14C по отношению к стабильным изотопам углерода.

Самыми знаменитыми судами викингов, несомненно, были их эффективные боевые корабли, известные как драккары («драконьи корабли»). Это были длинные, изящные суда, быстроходные, надёжные и при этом достаточно лёгкие для гребли или переноса их на руках в случае необходимости. Такие корабли были рассчитаны для захода в мелководные реки и причала к пологим берегам, что позволяло викингам заставать своих врагов врасплох. Обычно драккары изготовлялись преимущественно из ясеня и имели около 18 м в длину и 2,6 м в ширину. Самое крупное из известных судов достигало 28 м в длину и 4,5 м в ширину. Число гребцов могло быть от 26 до 70 человек, они располагались в ряд по обе стороны корабля. Особым же «шиком» у древних мастеров считалось выстроить корабль таким образом, чтобы, идя на вёслах, он мог нести на бортах щиты. Вёсла же не вставлялись в уключины, а пропускались сквозь специальные отверстия (так называемые «гребные люки»). Для боя корабли сходились обычно на вёслах; если при этом была возможность держать по борту щиты (то есть если корабль был выстроен так, что щиты не перекрывали отверстия для вёсел и не мешали грести), они до самого момента рукопашной служили дополнительной защитой гребцам.

Торговые суда
Корабли, использовавшиеся купцами и переселенцами, викинги называли кноррами. Эти суда были шире, чем драккары, глубже, имели меньшую скорость. Они вмещали от 30 до 40 человек.

Кораблевождение
Викинги были искусными мореходами. Они могли плыть много дней вдали от берегов, не отклоняясь от намеченного курса, без помощи навигационных приборов. Они держали курс по солнцу, луне и звёздам. Викинги хорошо изучили повадки морских животных и птиц, что также помогало им. Многие саги повествуют о том, как мореплаватели определяли своё точное положение в океане, учитывая количество дней, проведённых ими в море, скорость корабля, приливы и отливы, течения и погодные условия.

Мачта и парус
Паруса сшивались из нескольких кусков ткани. Парус имел форму прямоугольника. Высота мачты обычно не превышала 12 метров, а ширина 20. По мнению археологов, исследовавших точные модели древних судов, система оснастки на них была такова, что позволяла при любом курсе относительно ветра придавать парусу оптимальную форму. Боковые и особенно нижние края (по-морскому «шкаторины») были снабжены целой паутиной снастей, позволявших нужным образом растягивать парус, а к нижним («шкотовым») углам могли крепиться особые шесты («шпирты»), которые удерживали в требуемом положении эти углы, вынесенные далеко за борта. Следует упомянуть и важную особенность конструкции корпуса: мощный, выступающий киль, одновременно игравший роль фальшкиля и мешавший ветру сносить судно вбок. По мнению датских специалистов, всё это позволяло ходить под углом менее шестидесяти градусов к ветру. Мачты на кораблях викингов были съёмными. Команда могла поднять или опустить её в случае необходимости самостоятельно, не прибегая к каким-либо подъёмным устройствам вне корабля. Мачта ставилась на тяжёлый деревянный упор (этот упор за его форму называли «мачтовой рыбой»), задвигалась надёжным запором и растягивалась тремя прочными канатами: спереди — штагом, а по бокам — вантами, несколько смещёнными назад.

Строительство кораблей

Доски
Срубив дерево, его разделывали сразу. Это делалось затем, чтобы дерево не растрескалось. Приготовленное бревно раскалывали вдоль с помощью клиньев на две половинки. Потом — ещё и ещё пополам. Как показали эксперименты, из ствола поперечником около метра выходило примерно двадцать одинаковых досок толщиной до 3 см.

Для постройки использовались доски шириной от 0,5 м для самых первых грубых экземпляров, для плавания по внутренним рекам; до 0,2 — 0,3 м для морских походов.

Следовательно из кругляка выходило максимум 8 досок. А для стрингера только 4 доски из кругляка двойным диаметром по сравнению к ширине доски.

Инструменты
Выбор инструментов у викингов был весьма широк и в умелых руках был достаточным, однако важнейшим орудием был топор. Топоры использовались нескольких типов, в зависимости от вида работ. Такое пристрастие к топору не случайно. Пила лохматит и разгрызает древесные волокна, а топор идёт вдоль них. Распиленная деталь впитывает больше влаги, что было бы губительно для кораблей.

Заклёпки и гвозди
Согласно археологическим данным, в западной части Балтийского моря обшивку корабля скрепляли рядами стальных заклёпок. Жители Восточной Балтии предпочитали пользоваться деревянными гвоздями, которые, вставив, расклинивали деревянными же клинышками. Для конопачения здесь использовали мох, в то время как на западных берегах Балтийского моря между досками закладывали просмолённый шнур. Как пишут учёные, оба метода имеют свои достоинства и недостатки. Деревянный шпенёк, в отличие от стальной заклёпки, не ржавеет, а разбухнув, только прочнее будет держаться. Однако для достижения одинаковой прочности их требуется больше, а значит, больше делается отверстий, притом что каждое — потенциальная течь.

Обшивка судна менялась по мере роста навыка корабелов и совершенствования технологии и конструкции построения судов. Наиболее древние находки показывают предпочтительную технологию вязания обшивки как к шпангоутам, так и между собой. От такой технологии карабелы не отошли даже в последних (найденных) судах. Обшивка днища выполнялась вязанием обшивки к шпангоутам через клампы, междыдовые швы клепались металлическими заклёпками через шайбы. Выше стрингера обшивка клепалась как между собой так и на шпангоуты.


Харек сделал так, как сказал. Он дождался попутного ветра и поплыл на запад мимо Сканей, пока не подошел с востока к Халару. День клонился к вечеру, и дул попутный ветер. Он велел убрать парус и мачту, снять шест с флюгером и покрыть весь корабль до самой воды серыми коврами. Потом он велел грести только нескольким гребцам на носу и на корме, а большинству своих людей приказал сидеть, низко согнувшись.

Дозорные войска Кнута конунга увидели корабль и стали обсуждать, что это за корабль. Они решили, что, должно быть, он гружен солью или сельдью, так как народу на нем мало и на веслах сидит только несколько человек, к тому же корабль выглядит серым и несмоленым, как будто выгорел на солнце, и у него глубокая осадка.

Когда Харек вошел в пролив и прошел мимо кораблей Кнута конунга, он приказал поднять мачту и парус и поставить шест с позолоченным флюгером. Парус у него был белый, как снег, и на нем были красные и синие полосы. Когда люди Кнута конунга увидели корабль, они сказали конунгу, что, как им кажется, это проплыл Олав конунг. Но Кнут конунг говорит им, что Олав конунг не настолько глуп, чтобы плыть навстречу кораблям Кнута конунга на одном корабле, и что, как он думает, это скорее всего Харек с Тьотты или какой-нибудь подобный ему человек.

Многие тогда решили, что Кнуту конунгу было заранее известно о Хареке и что тому вряд ли удалось бы так проплыть, если бы он раньше не заручился дружбой Кнута конунга. Это и подтвердилось потом, когда о дружбе Харека с Кнутом конунгом всем стало известно.

Харек поплыл дальше и нигде не останавливался, пока не приплыл на север в Халогаланд в свою усадьбу на Тьотте.

И вот Свейн был провозглашен конунгом Дании. Тогда ярлом Йомсборга в Стране Вендов был Сигвальди. Он был сыном Струтхаральда конунга, который правил в Сканей. Братьями Сигвальди были Хеминг и Торкель Высокий. Вождями йомсвикингов были тогда также Буи Толстый с Боргундархольма и Сигурд, его брат. Там был также Вагн, сын Аки и Торгунны, племянник Буи и Сигурда. Сигвальди ярл – а он был женат на Астрид, дочери Бурицлава конунга, – захватил Свейна конунга и отвез его в Йомсборг в Стране Вендов. Он заставил его помириться с Бурицлавом конунгом вендов и принять его, ярла, решение об условиях примирения. В противном случае – грозил ярл – он выдаст Свейна конунга в руки вендов. Так как конунг знал, что они замучат его до смерти, он согласился на решение ярла: Свейн конунг должен был жениться на Гуннхильд, дочери Бурицлава конунга, а Бурицлав конунг должен был жениться на Тюри, дочери Харальда и сестре Свейна конунга, и оба сохранят власть в своих державах, и между ними будет мир. И вот Свейн конунг вернулся в Данию с Гуннхильд, своей женой. Их сыновьями были Харальд и Кнут Могучий.

Ледница - это озеро и окружающая его охраняемая ландшафтная зона в Польше, в Великой Польше. Воеводство , расположенное между Познанью и Гнезно. Он известен ежегодными молодежными встречами, которые проходят в начале июня. Эти религиозные мероприятия длятся два дня. Кульминацией фестиваля является ночная прогулка под массивным стальным рыбным сооружением - символом христианства .

Это место считается возможным местом Крещения Польши , где произошло первое исторический правитель Польши Мешко I принял христианство в 966 году. Остров на озере под названием Ostr;w Lednicki содержит остатки жилой и сакральной каменной архитектуры X и XI веков.


Долблёнка (однодерёвка, моноксил, комяга, комельник, дубовка) — гребная, реже со съёмной мачтой, плоскодонная лодка, выдолбленная из единого ствола дерева[1]. Обычно не имеет киля. Долблёные лодки выделывают из кряжей стволов толстых деревьев. Обычно бортам придаётся желаемая форма посредством расширения их с помощью вымачивания, последующего нагревания над костром и распирания тонкими пружинящими распорками.


Ключевым моментом в понимании возникновения технология судостроения shell first являются два существовавших с древнейших времен метода соединения поясьев обшивки: клинкерный и вгладь.


а) обшивка вгладь;   б) клинкерное соединение;

Клинкер, имеет некоторое преимущество для ранних методов кораблестроения, во-первых, благодаря большей водонепроницаемости обеспеченной конструктивно. Также клинкер предпочтительнее и для технологии возведения корпуса без предварительного скелета и чертежей. Ведь, при отсутствии внутреннего каркаса, соединение поясьев между собой удобнее вести накладывая планки внахлест. А главное, каждая последующая доска, ложась на предыдущую, повторяет ее кривизну, используя долбленую часть в качестве шпунтового пояса, т. е. своеобразного лекала-шаблона.

Корпус, в данном случае, образуется как естественное продолжение долбленого ствола, который постепенно эволюционирует в днище, а затем в киль. Вероятно позднее, примерно в начале третьего тысячелетия до нашей эры был изобретен метод стыковки поясьев - обшивка вгладь. Очевидно, он стал возможен, когда крепление планок кораблестроители стали осуществлять при помощи своеобразных пластин-нагелей из более твердых пород древесины.

Именно обшивка вгладь в сочетание с методом крепления поясьев нагельными планками, с последующим фиксированием их деревянными штифтами в верхнем и нижнем поясах (метод mortise and tenon), стала основой технологии судостроения shell-first, что означает - вначале корпус. Техника эта, скорее всего, появилась вполне естественным путем, как говориться, методом проб и ошибок и совершенствовалась несколько тысяч лет.

Судостроение, как область коллективной деятельности людей, зародилось в глубокой древности в связи с возникновением потребности в судах значительных размеров. Развитое судостроение существовало в Древнем Египте, в Финикии, Древнем Китае. В Средние века суда в значительных количествах строили в Византии, в государствах Средиземноморья и Северной Европы, в Древней Руси.

С VII века у восточных славян последовательно менялась схема строительства: от каркасного (плетёного) судна, обтянутого корой или кожей (древнего корабля) к однодревке и набойной ладье, и, далее, к дощатому судну. Уже в VIII веке спускают со стапелей килевые клинкерные суда с дощатой клинкерной обшивкой с симметрично заострёнными носовой и кормовой частями, а также плоскодонные суда с прямыми бортами и с дощатой обшивкой встык, с заострённой носовой и усечённой кормовой, а также, возможно, с симметрично усечёнными частями.

По мнению П. Е. Сорокина, «в зависимости от способа соединения досок, обшивки между собой или с однодревной основой, можно выделить несколько вариантов соединения: А — внакрой с железными заклёпками, А1 — внакрой сшитые с помощью вицы; Б — встык с планкой, прижимающей конопатку, закреплённой деревянными клинышками, Б1 — встык с аналогичным уплотнением, закреплённым железными скобочками».

В ряде районов России (раскопки «Гнёздово», «Ильинский погост», «Плакун») в погребениях-кремациях с ладьями X века найдены стальные заклёпки для судов.

В устье Одры-Одера обнаружены обломки парусного дощатого судна первой половины IX века, а также судна «Святовит», при строительстве которого в X веке применялись железные заклёпки.

Новые методы строительства требовали большого уровня стандартизации деталей, грамотного персонала и налаженной структуры верфей. Поэтому неудивительно, что появление первых мореходных судов напрямую связано с централизацией власти и образованием древнейших государств.
 
В технике средневекового судостроения преобладало несколько традиций. Причем в районе Северного и Балтийского морей строились суда всего трех типов. К ним относятся суда норманнов клинкерной постройки,  суда балтийских славян с креплением досок деревянными нагелями, в остальном копировавшие суда норманнов, и фризские коги с плоскодонным днищем. На рис.1 представлены виды крепления досок бортовой обшивки таких судов.

Среди основных факторов, обеспечивавших норманнам успешность их внезапных набегов на побережья различных стран, от мощной франкской империи Каролингов до мусульманской Испании (ал-Андалус) были их корабли. Именно корабли норманнов с их великолепными качествами – остойчивостью, прекрасной мореходностью, хорошей скоростью хода сделали возможными открытия Исландии, Гренландии, островов Cеверной Атлантики и Нового Света.

Племена балтийских славян в раннем Средневековье занимали южное побережье Балтийского моря и граничили со Скандинавией (Дания), с империей франков, с саксами и с Польшей. Существовали два крупных союза племен балтийских славян – ободриты и вильцы (лютичи), враждебные друг другу.

Ближе к территории Польши побережье занимали поморяне. Кроме того, на о-ве Рюген, где находилось главное святилище славян Аркона, обитало племя ран (руян).

Балтийские славяне в разные периоды своей истории то подвергались набегам данов, то заключали с ними союзы, воевали и/или находились в союзных отношениях с франками, саксами, германцами. Их расположение на побережье Балтийского моря означало использование судов для морской торговли и боевых кораблей для военных предприятий.

В VII  в. балтийские славяне принимали незначительное участие в мировой торговле. Они торговали с соседями: прусами и поляками, в то время как дальняя морская торговля находилась в руках других наций.

На протяжении IX и X вв. происходили большие перемены. На Балтике в Скандинавии и в землях славян и финнов стали возникать торговые центры, такие как Хельго, Хедебю, Бирка, Старая Ладога, Гнездово. Некоторые из них возникли еще в VIII в. В землях балтийских славян также возникли торговые города, такие как Старигард в Вагрии, Ральсвик и Рёрик. Через земли славян пролегли торговые пути, связывавшие Европу с Востоком. 

Скандинавское судостроение эпохи викингов было образцом для балтийских славян. Тесные контакты со скандинавами привели к развитию у балтийских славян своего судостроения.

Техника постройки судов балтийских славян
Как уже говорилось в первой статье из серии, балтийские славяне при постройке своих кораблей использовали, наряду с железными заклепками, деревянные нагели, видимо, с целью экономии железа. Суда балтийских славян вначале представляли из себя долбленки, обшитые досками. Обшивка, как и на судах норманнов, была клинкерной. Штевни укреплялись дополнительно укосинами.
 
Примером судна, построенного балтийскими славянами, является находка, условно названная Ральсвик-2.
 
Судно Ральсвик-2 имело следующие размерения: длина - 9,5 м, ширина - 2,5 м с высотой борта 90-100 см на миделе. Киль длиной 7 м имел на миделе ширину 24 см, в то время как ближе к носу и корме  ширина составляла от 9 до 10 см. Поперечное сечение киля было Т-образным. Киль был соединен со штевнями деревянными брусками с креплением двумя железными гвоздями. Сохранился кусок ахтерштевня с треугольным поперечным сечением, а также 7 фрагментов поясов бортовой обшивки правого борта и 3 фрагмента обшивки левого борта. Использованы доски шириной 26-27 см и толщиной 1,2-1,5 см. Обшивка - клинкерная, уплотненная войлоком, помещенным в рифленые пазы. Доски обшивки соединены деревянными клиновидными штифтами (нагелями) диаметром 1,2-1,4 см и длиной 7-9 см. Некоторые доски поясов обшивки соединялись вертикальной планкой на двух железных гвоздях. На кильсоне, на расстоянии 12 см от миделя, находится закрепленное двумя крупными деревянными нагелями гнездо мачты. Гнездо под мачту имело размеры 82х97 мм. Судно было дополнительно снабжено восемью или десятью парами весел. Судно Ральсвик-2 датируется Х в.

Раннесредневековое судно из г. Щецин
Особого внимания заслуживают остатки судна из г. Щецин, обнаруженные в 1962 г. Это одно из относительно целых судов клинкерной постройки с креплением обшивки заклепками и нагелями.
Сохранились остатки судна из г. Щецин, датируемого первой половиной IX в. с веслом a), а также доской фальшборта. b). Обшивка судна соединена нагелями. Соединения досок встык укреплены двумя заклепками c). Проконопачено мхом.
 
Это гребное судно с мощным полукруглым веретенообразным килем. Его длина составляла ок. 8,25 м, ширина - 2,1 м, осадка - ок. 30 см (порожнем) до 52 см в грузу. Реальная грузоподъемность была ок. 1,5 т. Судно датируется по дедрохронологическим образцам и радиоуглеродным методом и относится к первой половине IX в.

Конструкция судна делала его многоцелевым, предназначенным для плавания как во внутренних водах, так и у морского побережья. Оно могло использоваться как торговое, так и рыболовное. Остатки судна носят следы многочисленных ремонтов, что не должно удивлять, так как стоимость подобного судна на Поморье, например, в 1257 г. составляла 100 серебряных гривен, что было равно стоимости почти двух деревень средних размеров.
 
Попытка реконструкции гребного судна, выполненная на основе сохранившихся фрагментов, дает приблизительные размерения: длина - ок. 7,5 м, ширина - 1,6-1,7 м. Высота борта - 0,85 м, осадка - ок. 0,4 м. Это было небольшое судно, прибывшее в порт Волин с юго-западного побережья Балтики.

Рассматриваемое судно представляет интерес с различных точек зрения. Судно, как предполагается, построено где-то в районе между Хедебю и Любеком и представляет собой новое переходное звено в цепи конструкций судов от долбленки к судну с клинкерной обшивкой.

Балтийские славяне на море

Пик морской активности балтийских славян приходится на XII век, совпадая со временем завоевания балтийских славян данами и саксами. Путем ряда морских походов-стычек, осад и битв, наряду с войной на суше, датчанам удалось покорить сначала о. Рюген, затем западное Поморье и сделать зависимым от Дании Гданьское Поморье. Наиболее ценным источником для описания морских предприятий балтийских славян является труд Саксона Грамматика "Деяния данов".

Саксон Грамматик описывает балтийских славян как грозных морских разбойников, с успехом дававших отпор нападениям на них датчан и саксов. Морской бой врукопашную с перестрелкой из луков в общем разыгрывался так же, как битва на суше; нападавшие стремились овладеть кораблем противника, уничтожив его защитников в ближнем бою; это называлось "очистить корабль". Сражающиеся старались вести морской бой поблизости от побережья.
 
В морских походах балтийские славяне использовали парусно-гребные суда, подобные судам норманнов и аналогичные представленным выше реконструкциям. После покорения балтийских славян немцами и их принудительной христианизации морские походы славян практически прекратились.

В Средние века город славился богатством благодаря торговле солью. Рядом с городом находилось несколько месторождений соли. Её экспортировали в соседние земли. По Старому соляному пути её доставляли в Любек, а оттуда на всё балтийское побережье. Долгое время Люнебург был одной из столиц герцогов Брауншвейг—Люнебургских; город и его соль были факторами могущества и процветания Ганзы.


Король данов Годфред, Гудфред, Гудфрид, Гётрик, Гудрёд; Godofredus (лат.)

Клаавдий Птолемей (ок. 100 — ок. 170) — позднеэллинистический астроном, астролог, математик, механик, оптик, теоретик музыки и географ. Жил и работал в Александрии Египетской (достоверно — в период 127—151 гг.), где проводил астрономические наблюдения.

Ибн Хордадбех стал основоположником нового направления в арабской географии. Произведения, возникшие в рамках этого направления, посвящались описанию торговых магистралей и проживающих вдоль них народов. Самой ценной чертой этих работ было то, что они основывались на современной информации, в противовес предшествующим сочинениям, которые базировались на книжной традиции, восходящей к Птолемею.

Киттаб аль масалик ва л мамалик (Книга путей и стран).

Ибн Хордабдех в начале своей карьеры занимал пост начальника почт (сахиб ал-барид ва-л-хабар) в области ал-Джабал (северо-западный Иран) Арабского халифата. В его обязанности входил детальный сбор сведений о подопечной области. Вероятно, на этой должности он составил черновой вариант своей работы. Некоторое время жил в Самарре. Дослужился до начальника всего почтового ведомства Халифата, последние годы жизни провёл в Багдаде. Биографию Ибн Хордадбеха приводит библиограф X века Ибн ан-Надим. Кроме дошедшей до нас «Книги путей и стран», написал еще семь книг, в т.ч. исторический труд.

Капитулярии (от лат. capitula — глава) — законы и распоряжения (указы) франкских монархов из династий Меровингов и Каролингов. Составлялись на латинском языке, разделялись на небольшие главы и параграфы. Составление капитуляриев прекратилось в конце IX века.Текст капитулярия оглашался монархом на собрании высших должностных лиц. Капитулярий сочетал в себе черты публичного, то есть государственного, и частного, то есть вотчинного, права. Он содержал разнообразную информацию о хозяйстве, политических институтах, социальном строе, об управлении завоёванными землями и т.д.

На заставе перед поселением возникла заминка, потому что там стояли стражники и требовали подорожный сбор, или мыто.

БОРИВОЙ. А. К. ТОЛСТОЙ
Поморское сказание

1
К делу церкви сердцем рьяный,
Папа шлет в Роскильду слово
И поход на бодричаны
Проповедует крестовый:

2
«Встаньте! Вас теснят не в меру
Те язычники лихие,
Подымайте стяг за веру, —
Отпускаю вам грехи я.

3
Генрик-Лев на бой великий
Уж поднялся, мною званый,
Он идет от Брунзовика
Грянуть с тылу в бодричаны.

4
Все, кто в этом деле сгинет,
Кто падет под знаком крестным,
Прежде чем их кровь остынет —
Будут в царствии небесном!»

5
И лишь зов проникнул в дони,
Первый встал епископ Эрик,
С ним монахи, вздевши брони,
Собираются на берег.

6
Дале Свен пришел, сын Нилса,
В шишаке своем крылатом,
С ним же вместе ополчился
Викинг Кнут, сверкая златом;

7
Оба царственного рода,
За престол тягались оба,
Но для славного похода
Прервана меж ними злоба.

8
И, как птиц приморских стая,
Много панцирного люду,
И грохоча и блистая,
К ним примкнулось отовсюду.

9
Все струги, построясь рядом,
Покидают вместе берег,
И, окинув силу взглядом,
Говорит епископ Эрик:

10
«С нами Бог! Склонил к нам папа
Преподобного Егорья,
Разгромим теперь с нахрапа
Все славянское поморье!»

11
Свен же молвит: «В бранном споре
Не боюся никого я,
Лишь бы только в синем море
Нам не встретить Боривоя!»

12
Но, смеясь, с кормы высокой
Молвит Кнут: «Нам нет препоны:
Боривой теперь далёко
Бьется с немцем у Арконы!»

13
И в веселии все трое,
С ними грозная дружина,
Все плывут в могучем строе
К башням города Волына.

14
Вдруг, поднявшись над кормою,
Говорит им Свен, сын Нилса:
«Мне сдалось: над той скалою
Словно лес зашевелился!»

15
Кнут, вглядевшись, отвечает:
«Нет, не лес то шевелится, —
Щёгол множество кивает,
О косицу бьет косица».

16
Встал епископ торопливо,
С удивлением во взоре:
«Что мне чудится за диво:
Кони ржут на синем море!»

17
Но епископу в смятенье
Отвечает бледный инок:
«То не ржанье — то гуденье
Боривоевых волынок!»

18
И внезапно, где играют
Всплески белые прибоя,
Из-за мыса выбегают
Волнорезы Боривоя.

19
Расписными парусами
Море синее покрыто,
Развилось по ветру знамя
Из божницы Святовита;

20
Плещут весла, блещут брони,
Топоры звенят стальные,
И, как бешеные кони,
Ржут волынки боевые.

21
И, начальным правя дубом,
Сам в чешуйчатой рубахе,
Боривой кивает чубом:
«Добрый день, отцы монахи!

22
Я вернулся из Арконы,
Где поля от крови рдеют,
Но немецкие знамена
Под стенами уж не веют!

23
В клочья ту порвавши лопать,
Заплатили долг мы немцам
И пришли теперь отхлопать
Вас по бритым по гуменцам!»

24
И под всеми парусами
Он ударил им навстречу,
Сшиблись вдруг ладьи с ладьями,
И пошла меж ними сеча.

25
То взлетая над волнами,
То спускаяся в пучины,
Бок о бок сцепясь баграми,
С криком режутся дружины;

26
Брызжут искры, кровь струится,
Треск и вопль в бою сомкнутом,
До заката битва длится, —
Не сдаются Свен со Кнутом.

27
Но напрасны их усилья:
От ударов тяжкой стали
Позолоченные крылья
С шлема Свена уж упали;

28
Пронзена в жестоком споре
Кнута крепкая кольчуга,
И бросается он в море
С опрокинутого струга;

29
А епископ Эрик, в схватке
Над собой погибель чуя,
Перепрыгнул без оглядки
Из своей ладьи в чужую;

30
Голосит: «Не пожалею
На икону ничего я,
Лишь в Роскильду поскорее
Мне б уйти от Боривоя!»

31
И гребцы во страхе тоже,
Силу рук своих удвоя,
Голосят: «Спаси нас, Боже,
Защити от Боривоя!»

32
«Утекай, клобучье племя! —
Боривой кричит вдогоню. —
Вам вздохнуть не давши время,
Скоро сам я буду в дони!

33
К вам средь моря иль средь суши
Проложу себе дорогу
И заране ваши души
Обрекаю Чернобогу!»

34
Худо доням вышло, худо
В этой битве знаменитой;
В этот день морские чуда
Нажрались их трупов сыто,

35
И ладей в своем просторе
Опрокинутых немало
Почервоневшее море
Вверх полозьями качало.

36
Генрик-Лев, идущий смело
На Волын к потехе ратной,
Услыхав про это дело
В Брунзовик пошел обратно.

37
И от бодричей до Ретры,
От Осны до Дубовика —
Всюду весть разносят ветры
О победе той великой;

38
Шумом полн Волын веселым,
Вкруг Перуновой божницы
Хороводным ходят колом
Дев поморских вереницы;

39
А в Роскильдовском соборе
Собираются монахи,
Восклицают: «Горе, горе!»
И молебны служат в страхе;

40
И епископ с клирной силой,
На коленях в церкви стоя,
Молит: «Боже, нас помилуй!
Защити от Боривоя!»


Рубленое серебро

Деньги домонетного периода. В ходе торговых сделок куски серебра взвешивали. Их также прятали, превращая в клад. Рубленое серебро особенно часто использовали в регионах, примыкающих к Балтийскому морю, при осуществлении торговых сделок с Востоком.

Рубленое серебро — разрубленные украшения, серебряные слитки, проволока и монеты. Другие находки в регионе Балтийского моря содержат, в — частности, только монетное серебро византийского и арабского происхождения, а с конца X века — также и европейские монеты, которые к середине XI века полностью вытеснили восточные. В конце XI — начала XII века на смену рубленому серебру на северо-востоке Западной Европы пришли монеты местного происхождения. Использование рубленого серебра засвидетельствовано также в Малой Азии и Египте. Здесь рубленое серебро применялось в IX—IV веках до нашей эры, а с VII века до нашей эры — одновременно с обращением греческих серебряных монет. В Азии рубленое серебро находилось в обращении еще в начале XX века. В качестве денег использовались в разрубленном и взвешенном виде также другие металлы — медь, олово, свинец и сплавы с ними. Рубленое серебро неоднократно находили в западнославянских землях между Эльбой и Вислой, на побережье Балтийского моря, например в Дороу (район Гриммен).

Гривна — серебряное или золотое изделие (украшение, знак отличия или различия) в виде обруча, носившееся на шее, в том числе в Киевской Руси.

Встречаются также варианты из бронзы и железа, витые и гладкие версии. Шейные гривны изготавливались из толстой проволоки (дрота), иногда перекрученной, с петлеобразно загнутыми концами. Гривны редко застёгивались, чаще они были сжаты так, что их концы заходили далеко друг за друга. Носились на шее по одной и по две, иногда вместе с ожерельями. Украшались орнаментом или насечками. Конструкция гривны менялась с течением времени. Неизменной оставалась жёсткость конструкции, дошедшая и до наших дней.

В старославянском языке слово гривна означало ожерелье или браслет[1], отсюда произошло второе значение слова — гривна, как денежная и весовая единица древнерусских и соседних с ними земель в XI—XV веках.

У других народов и народностей она имела иное название (например, у римлян - торквес).

Украшение известно с бронзового века. У некоторых народов гривны носили преимущественно мужчины, у других — женщины. У мидян и персов её носили знатные мужчины и женщины. У галлов она была сначала только женским украшением, затем знаком достоинства мужчин-вождей. У римлян гривна называлась torques и служила наградой за боевые отличия. Гривна также входила в наряд знатных мужчин и женщин у скифов и сарматов, у тиссагетов на Каме, у согдийцев в Средней Азии. А. Лакиер указывал:

… в книгах Св. Писания словом гривна переводились слова, означавшие в подлиннике монисты, запястья, цепи, кольца и обручи, носимые на шее, окрест выи. Такие же цепи (torques) принадлежали к числу знаков отличия за службу у Римлян, и у народов средних веков делались из золота, серебра, слоновой кости, украшались драгоценными камнями и т. д. Длина и величина, богатство и драгоценность таких ожерелий соответствовали достоинству и заслуге награждаемого лица…
— О знаках отличия за службу в России, до времен Петра Великого / А. Лакиер. — 1850.

В средние века гривна она сохраняла то же значение у западных и восточных славян, скандинавов и многих волжских, камских, окских, балтийских племён. В то время на Руси гривна носилась как знак отличия (различия) и одновременно украшение. Русские дружинники в X—XI веках получали шейную гривну в качестве награды.

На пушной охоте специализировались финно-угорские племена Пермской земли и предгорий Урала. Из-за суровых условий края, лежащего примерно на широте Средней Швеции, земледелие было малопродуктивным. Однако в этих землях развилась своеобразная и яркая культура, отмеченная прежде всего изобилием бронзовых украшений. Несомненно, источником богатства этого края была пушная торговля. Она осуществлялась в двух направлениях, прежде всего на юг, через Булгар, центр Волжской Булгарии. Там белое и черное мягкое сокровище принимали арабы. Около 985 г. арабский географ Мухаммед ал-Мукаддаси замечает: "Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мед, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки - все это из Булгара". Однако достаточно рано был проложен путь и на Балтику, который вел вверх по Волге, далее на Белоозеро и Старую Ладогу, либо вдоль Волги, до верховий Западной Двины, с выходом на путь Новгород-Днепр. Коммуникации между Белоозером-Старой Ладогой могли использоваться уже в середине IX в. Вполне вероятно, этим обеспечивается распространение браслетов и гривен пермского типа с VIII в., так же как и арабских монет, поступивших по этому пути в Северную Европу; поэтому янтарь, который арабский географ отмечает на рынках Булгара, мог попасть туда из западно- или среднебалтийской экономической зоны. В пушной торговле участвовали и живущие западнее прибрежные племена. Адам Бременский, например, сообщает в XI в. о том, что в Самбии пушнину меняли на фризское сукно: "Также обладают они во множестве необыкновенными мехами, благоухание которых смертоносная отрава жажды роскоши принесла в наш мир ... так что мы жаждем той же цены за единый мех куницы, что за вечное блаженство. Они же просят у нас шерстяные ткани, что у нас зовутся faldones [плащи, накидки] за столь ценимые шкурки куницы".

О большом значении пушной торговли свидетельствуют заимствования из древнерусского языка названий пушных животных: "куна" в древнерусском означало "куница, куний мех, деньги". В старофризском языке мы находим такое слово, как "сопа" - "монета". Русское слово "соболь" в немецком языке через средневерхненемецкое sabel превратилось в Zobel. Старославянское kozuch в значении "мех", по-видимому, преобразовалось в средневековое латинское слово crusna, crusina, древневерхненемецкое и древнесаксонское kursinna, старофризское kersua218. Перевалочной гаванью пушной торговли из Балтийского моря в Западную Европу с первой половины IX в. стал Хедебю. Не исключено, что в более ранний период такое положение занимал Рерик (Мекленбург, славянский Мехлин).

Если меха и шкуры были важным элементом дальней торговли, то не без оговорок можно допустить торговлю кожами, сырьем для кожевенного производства. Большая часть текущих потребностей торговых поселений и ранних городов удовлетворялась на местных продовольственных рынках за счет ближайшей округи. Но даже в самых бедных землях было возможно разведение коз и быков, основных поставщиков кожи для изготовления обуви и ремней.


Инсигнии (от лат. Insignia — «украшения») — внешние знаки могущества, власти или сана.

«Придя в Киев, - читаем мы в «Повести временных лет», - повелел Владимир кумиров ниспровергнуть: одних изрубить, а других огню предать. Перуна же повелел привязать к хвосту конскому и волочить его с Горы по Боричеву взвозу к Ручью[86], и приставил 12 мужей бить его жезлием. И это не потому, что дерево чувствовать может, но на поругание бесу, который обманывал людей в этом образе, - дабы принял он возмездие от людей… Когда же тащили его по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные люди, ибо не приняли еще святого крещения. И, притащив, бросили его в Днепр, и приставил Владимир [мужей], сказав: “Если где пристанет к берегу, отпихивайте его, пока не пройдет пороги, и только тогда оставьте его”. Они же исполнили то, что им повелели. И когда пустили его и прошел он пороги, выбросило его на отмель, и с той поры прослыло то место Перуня Рень[87], как и зовется до сего дня»316.

Внимание летописца привлекла аристократическая «верхняя» часть Киева - так называемая Гора, то есть киевская крепость («детинец»), где располагались княжеский дворец и дворы знати. Потому и говорит он лишь о разрушении главного киевского святилища - «Перунова холма» с идолами Перуна, Хорса, Дажьбога и других языческих богов. Составитель же обычного Жития князя Владимира заглянул и на заселенный «простой чадью» киевский Подол. От него мы узнаем о судьбе «нижнего» киевского бога Белеса, или Волоса:

В летописях сохранились предания о свержении новгородского Перуна, идол которого, как мы помним, был поставлен над Волховом Добрыней по повелению Владимира.

«…Пришел к Новгороду архиепископ Аким Корсунянин, и требища разрушил, и Перуна посек, и повелел тащить его в Волхов. И, повязав его веревками, потащили его по калу (грязи. - А. К.), побивая палками. И повелел никому и нигде не принимать его». Новгородский летописец рассказывает о некоем «питьблянине» (жителе с Питьбы, небольшой речки, впадающей в Волхов немного ниже Новгорода), который пришел рано утром на реку, собираясь везти горшки в город на продажу, и увидел Перуна, приткнувшегося к берегу. «И отпихнул его питьблянин шестом, так сказав: “Ты, Перунище, досыта пил и ел, а ныне плыви прочь!” И сгинул тот со свету»321.

Этот рассказ читается в Новгородской Первой летописи младшего извода, составленной в XV веке. Конечно, он осовременен. Так, например, епископ Иоаким Корсунянин назван здесь «архиепископом», хотя этот титул новгородские владыки получили только в XII веке. по-новому, по-христиански, осмыслены и происходившие в Новгороде события.

Но в основе рассказа летописца, несомненно, лежит древнее предание, а обряд изгнания новгородского Перуна очень похож на киевский.
 
«Войдя в Киев, повелел [Владимир] ниспровергнуть и избивать кумиров: одних иссечь, а других сжечь; Волоса же, которого именовали скотьим богом, повелел в Почайну реку бросить».

«Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, – но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им» (1Кор.8:5–6).

Семь столетий спустя печальная судьба поверженного датскими крестоносцами семиликого идола ругиян вдохновила графа А.К. Толстого на одну из его лучших исторических баллад -

РУГЕВИТ

1
Над древними подъемляся дубами,
Он остров наш от недругов стерег;
В войну и мир равно честимый нами,
Он зорко вкруг глядел семью главами,
Наш Ругевит, непобедимый бог.

2
Курился дым ему от благовоний,
Его алтарь был зеленью обвит,
И много раз на кучах вражьих броней
У ног своих закланных видел доней
Наш грозный бог, наш славный Ругевит.

3
В годину бурь, крушенья избегая,
Шли корабли под сень его меча;
Он для своих защита был святая,
И ласточек доверчивая стая
В его брадах гнездилась, щебеча.

4
И мнили мы: «Жрецы твердят недаром,
Что если враг попрет его порог,
Он оживет, и вспыхнет взор пожаром,
И семь мечей подымет в гневе яром
Наш Ругевит, наш оскорбленный бог».

Так мнили мы, — но роковая сила
Уж обрекла нас участи иной;
Мы помним день: заря едва всходила,
Нежданные к нам близились ветрила,
Могучий враг на Ругу шел войной.

5
То русского шел правнук Мономаха,
Владимир шел в главе своих дружин,
На ругичан он первый шел без страха,
Король Владимир, правнук Мономаха,
Варягов князь и доней властелин.

7
Мы помним бой, где мы не устояли,
Где Яромир Владимиром разбит;
Мы помним день, где наши боги пали,
И затрещал под звоном вражьей стали,
И рухнулся на землю Ругевит.

8
Четырнадцать волов, привычных к плугу,
Дубовый вес стащить едва могли;
Рога склонив, дымяся от натугу,
Под свист бичей они его по лугу
При громких криках доней волокли.

9
И, на него взошед, с крестом в деснице,
Держась за свой вонзенный в бога меч,
Епископ Свен, как вождь на колеснице,
Так от ворот разрушенной божницы
До волн морских себя заставил влечь.

10
И к берегу, рыдая, все бежали,
Мужи и старцы, женщины с детьми;
Был вой кругом. В неслыханной печали:
«Встань, Ругевит! — мы вслед ему кричали, —
Воспрянь, наш бог, и доней разгроми!»

11
Но он не встал. Где, об утес громадный
Дробясь, кипит и пенится прибой,
Он с крутизны низвергнут беспощадно;
Всплеснув, валы его схватили жадно
И унесли, крутя перед собой.

12
Так поплыл прочь от нашего он края
И отомстить врагам своим не мог.
Дивились мы, друг друга вопрошая:
«Где ж мощь его? Где власть его святая?
Наш Ругевит ужели был не бог?»

13
И, пробудясь от первого испугу,
Мы не нашли былой к нему любви
И разошлись в раздумии по лугу,
Сказав: «Плыви, в беде не спасший Ругу,
Дубовый бог! Плыви себе, плыви!»

Альтенкирхен (нем. Altenkirchen) — село в северной части полуострова Виттов на острове Рюген, который находится в Балтийском море. Административно принадлежит к немецкой земле Мекленбург-Передняя Померания. Село расположено на месте славянского города Аркона. В Старой церкви Альтенкирхена находится так называемый «камень Свантевита» (Svantevitstein).

В 1185 году, при возведении церкви в Альтенкирхене, на полуострове Виттов, использовались камни из Яромарсбурга. В Альтенкирхене до сих пор имеется «камень Свантевита» (Svantevitstein). Вероятно, именно его описывают хронисты: Давид Хитреус в «Саксонской хронике», XVI век:
«Изображение бога руянов, высеченное на камне, можно видеть в селе Альтенкирхен, в притворе храма; коренные жители острова называли его Святовитом, нынешние же Витольдом».
В «Истории Каменской епархии», относящейся к XVII веку, сообщается:
«Отсюда злого бога Дьяволом и Чернобогом, то есть Чёрным богом, доброго же Белбогом, то есть белым богом называли. Статую этого бога, высеченную в камне, можно поныне видеть на Руяне, на полуострове Виттов, в народе именуемую как Виттольд, как бы „Древний Вит“. С большой головой, густой бородой он скорее выглядит чудовищем, чем вымышленным богом».

Прове часто отождествляют с богом Проном, чтимым в Ольденбурге, описание которого дает Конрад Бото в своей «Саксонской хронике» (1492): «1123 г. В Ольденбурге был бог, именовавшийся Проно, и он стоял на столбе, и имел в руке красное железо испытаний (proveyssen), и имел знамя, а еще длинные уши, и венец, и пару сапог, а под ногой — колокол.».   
(Аркона} ‘Этот город расположен на вершине одной очень высокой горы, при этом с востока, юга и севера он [более чем надёжно] защищён возведёнными не рукой человека, а самой природой [внушительными] укреплениями, которые по своим размерам превосходят самые высокие стены’, так что [ни одна] выпущенная из арбалета стрела не способна достичь их вершины. С этих [трёх] сторон он окружён ещё и морем, тогда как с запада [его пределы] ограничивает вал высотой в пятьдесят локтей, нижняя половина которого грунтовая, а верхняя — состоит из брёвенa, [пространство] между которыми заполнено землёй. 3С северной его стороны бьёт родник, к которому ведёт укреплённая тропинка, по которой к нему и ходят горожане. В своё время [король] Эрик перекрыл [для них] доступ к этому источнику, и тогда от жажды осаждённые пострадали ничуть не меньше, чем от его оружия. Середину города занимала площадь, на которой можно было видеть построенное искуснейшим образом деревянное святилище, почитавшееся не только из-за великолепия [проводившихся в нём] обрядов, но и вследствие могущества находившегося в нём идола. Наружные стены здания на всём их протяжении были украшены старательно нанесённой резьбой и несли на себе всевозможные живописные изображения, выполненные, [впрочем], весьма грубо и без особого таланта к этому ремеслу. Внутрь можно было попасть лишь через одни-единственные ворота. Сам же храм замыкался двумя рядами ограды, из которых внешняя, вплотную примыкавшая к стенам, была покрыта пурпурной кровлей, а внутренняя, опиравшаяся на четыре столба, вместо стен имела роскошные завесы и соединялась с внешней только благодаря кровле и немногочисленным потолочным перекрытиям.

{Внешний вид идола} В храме удивлённому взору представал громадный идол, своей величиной превышавший размеры тела любого из людей, с четырьмя головами на стольких же шеях, из них две были обращены лицом к груди и столько же — к спине. {Похожий на Януса идол ругиян} При этом одна из расположенных как спереди, так и сзади [голов] смотрела направо, другая — налево. 3Они были изображены с бритыми бородами и подстриженными волосами, так что можно было подумать, будто искусство мастера подражало [в этом случае] тому, как ухаживают за своими головами сами ругияне. 4В правой руке идол держал рог, тщательно выполненный из разного рода металлов, который посвящённый в это таинствоa жрец ежегодно имел обыкновение наполнять чистым вином, пытаясь по свойствам жидкости предсказать, каким будет урожай в следующем году. Своей согнутой в локте, наподобие лука, левой рукой он упирался в бок. Рубаха его была сделана спускавшейся до голеней, которые были изготовлены из другого сорта дерева и переходили в коленный сустав настолько незаметно, что место соединения можно было различить только ‘при самом внимательном разглядывании’. Ступни, казалось, касались земли, а их опоры были скрыты под землёй. Неподалёку можно было увидеть принадлежавшие идолу уздечку и седло, равно как и множество [других] отличительных знаков [этого] божества. Наиболее удивительным из них был внушительной величины меч, ножны и рукоять которого, помимо великолепного резного узора, снаружи украшала ещё и блестящая серебряная отделка.
Деяния данов. Том 2.
Чаще всего поклонение этому божеству происходило следующим образом: один раз в год, после сбора урожая, жители со всего острова собирались перед тем храмом, в котором находился этот идол, принося ему в жертву скот и устраивая в честь божества торжественный пир. Жрец, который вопреки свойственному всем прочим жителям этой страны обычаю носил длинные волосы и бороду, накануне того дня, когда он должен был совершать богослужение, входил в святилище (что позволялось делать одному лишь ему) и с помощью веника тщательно вычищал его, стараясь при этом не дышать внутри самого храма. {Удивительное суеверие} Чтобы не оскорбить присутствующее здесь божество дыханием смертного, каждый раз, когда ему было нужно либо набрать воздуха [в лёгкие], либо выдохнуть его, он выбегал за дверь.

На следующий день, [дождавшись], когда у входа [в святилище] соберётся народ, жрец забирал у идола кубок и внимательно его осматривал. Если [за ночь] налитого в него напитка становилось меньше, он заключал, что в следующем году будет голод. Объявив об этом, он приказывал всем делать из урожая этого года запасы на будущее. Если же оказывалось, что прежнее количество [напитка в чаше за это время] не уменьшилось, он предсказывал, что и на их полях через год также будет хороший урожай. Таким образом, в зависимости от того, что предсказывал рог, жрец наставлял всех в том, как именно — бережно или расточительно — им следует пользоваться урожаем этого года. 3атем, после того как старое вино в качестве жертвы выливалось к ногам идола, он снова наполнял опустевший кубок. Делая вид, что почтительно прислуживает истукану, он предлагал ему отпить из чаши и в это же время ‘в торжественных выражениях’ просил добра себе и своему отечеству, а также ещё большего процветания и побед для своих соотечественников. Закончив говорить, он тут же подносил кубок ко рту и разом осушал его, после чего вновь наполнял вином и возвращал его в правую руку идола. Кроме того, в жертву идолу приносился ещё и изготовленный на медовом напитке пирог, круглый по форме и величиной почти в человеческий рост. Жрец ставил его между собой и народом, после чего обычно спрашивал ругиян, видят ли они его, [т. е. жреца, за пирогом]. Если они отвечали, что видят ero, то он желал им, чтобы на следующий год они уже не смогли его увидеть. И эти слова означали, что он просит для себя или для своего народа не гибели, а, наоборот, богатого урожая в будущем.

После этого жрец от имени идола приветствовал собравшихся, призывая их и дальше усердно совершать жертвоприношения в честь божества, обещая в награду за преданность своей вере победу в бою как на море, так и на суше. {Обычай

устраивать трапезу} Закончив с этим, остаток дня они проводили в роскошной и обильной трапезе, употребляя пожертвованную снедь для своего обжорства и приятного времяпрепровождения, а посвящённые божеству дары заставляя служить для удовлетворения своей невоздержанности. 3Нарушать умеренность на этом пиру считалось добродетелью, а соблюдать её — чем-то недостойным.
На содержание идола каждый мужчина и женщина ежегодно в качестве подарка вносил одну монету. Кроме того, ему полагалась третья часть из награбленного и захваченного на войне, поскольку [считалось, что] всё это было добыто и получено с его помощью. Также этому богу принадлежало три сотни коней и столько же сражавшихся на них воинов, при этом вся их добыча, получали ли они её в бою или во время грабежа, поступала под охрану жреца. На полученные от продажи этих вещей деньги ‘он изготавливал разного рода священные инсигнии и прочие украшения для храма’, которые затем приказывал ‘запирать в сундуки’, где, помимо больших сумм денег, хранилось также и множество лоскутов совершенно изветшавшего от старости пурпура. Также в них можно было обнаружить и большое количество подношений, сделанных как от имени отдельных людей, так и целых народов, обильными жертвами старавшихся снискать себе милость [божества].

Этому почитавшемуся и получавшему подношения со всей Склавии истукану присылали свои дары даже короли соседних держав, оказывая ему почести, несмотря на то что этим они совершали кощунство. Среди прочих был также и {Король Свено [когда-то] подарил идолу кубок} король данов Свено, который, желая заслужить расположение божества, почтил его чашей великолепной работы, показав этим, что ‘чтит чужую веру выше исповедания своей страны’. За это богохульство он позднее поплатился жалкой смертью.

У этого божества были святилища и во многих других местах, где также имелись свои жрецы, которые, впрочем, не пользовались таким большим уважением и были куда менее влиятельны. Кроме того, у идола был собственный {Конь идола} конь белого цвета, и выдернуть [хотя бы один] волос из его гривы или хвоста считалось нечестивым поступком. Правом пасти его и ездить на нём обладал только жрец, дабы не оскорблять священное животное слишком частым использованием. {Свантовит, [или иначе] Святой Вит} 4В Ругии считали, что Свантовит (так звали идола) верхом на этом коне сражается с врагами своего святилища. Лучшим доказательством этому было то, что нередко, проведя всю ночь в стойле, на утро конь оказывался так сильно покрыт потом и грязью, словно на самом деле был в пути и за это время проскакал большое расстояние.

{Гадания при помощи коня} При помощи этого коня также делались и предсказания. Это происходило следующим образом: когда [им] было угодно начать войну против какой-либо страны, [жрец] давал своим слугам поручение установить перед святилищем три связки копий, в каждой из которых было по два связанных между собой крест-накрест копья, воткнутых остриями в землю и помещённых на равном расстоянии друг от друга. Когда наступало время отправляться в поход, жрец, сказав слова молитвы, выводил к ним из святилища ‘уже взнузданного’ коня, и, если тот перешагивал через препятствие сначала правой, а уже затем левой ногой, считалось, что для начала войны получено счастливое предзнаменование, если же он хотя бы раз поднимал левую ногу раньше правой, нападение на [выбранную] область отменялось. Равным образом и точное время отплытия они назначали, лишь получив три подряд свидетельства того, что их начинание завершится успешно.

Также и намереваясь заняться каким-нибудь другим делом, об осуществимости своих желаний они обычно судили по первому встреченному животному. Если знак был благоприятным, они бодро продолжали начатый путь, если же зловещим — разворачивались и возвращались домой. Также отнюдь не были они незнакомы и с использованием жребия; {[О том, как ругияне] кидают жребий} [с этой целью] они бросали [себе] на колени три деревянные палочки, с одной стороны белые, с другой — чёрные, и при этом белый цвет означал удачу, а чёрный — неудачу. 3‘Этой премудрости не были чужды даже женщины’.{Геомантия} Сидя у очага, они сначала чертили в золе разные случайные линии, а затем подсчитывали их; если линий оказывалось чётное количество, они утверждали, что это хорошее предзнаменование, если же нечётное — говорили, что это предвещает несчастье.

В не меньшей степени, чем с укреплениями этого города, король хотел покончить и с идолопоклонничеством в нём, справедливо полагая, что после его уничтожения можно будет искоренить этот нечестивый культ и во всей Ругии. 2У него не было никаких сомнений, что, покуда стоит идол, ему будет куда легче захватить крепости язычников, чем заставить их отказаться от своих святотатственных убеждений. Итак, чтобы как можно быстрее начать осаду, он приказал своему войску, не обращая внимания на все труды и тяготы, доставить из близлежащих лесов огромное количество деревьев для изготовления военных орудий.

И когда плотники начали работать над ними, король заявил, что они напрасно тратят свои силы, так как город будет взят быстрее, чем они ожидают. 2На вопрос, как он может знать об этом заранее, король отвечал, что в своём предвидении он основывается главным образом на том, что в своё время ругияне были побеждены цезарем Карлом, который возложил на них обязанность платить дань и служить знаменитому своей благочестивой гибелью святому Виту Корвейскому. Однако после смерти своего победителя они, желая вернуть себе свободу, сменили рабство на суеверие и, {Идол святого Вита} установив у себя дома идола, присвоили ему имя святого Вита. Презрев корвейцев, денежные средства из своих податей отныне они стали тратить исключительно на служение этому истукану, утверждая, что вполне довольны своим Витом и что им нужды нет поклоняться чужому. Поэтому Вит, когда придёт время его праздника, обязательно разрушит город у тех, кто изобразил его таким чудовищем. И это будет заслуженной карой за их преступление, ведь священную память об этом муже они окружили таким кощунственным поклонением. Как сказал король, он знает об этом вовсе не потому, что ему было видение во сне или он стал свидетелем какого-то случайного знамения. Его мнение основано исключительно на проницательности разума и умении видеть будущее. 6[Впрочем, тогда] это предсказание вызвало у всех скорее удивление, чем доверие.
Аркона расположен на острове, который называется Видора. ‘От соседней Ругии он отделён небольшим проливом’, который по своей ширине, пожалуй, едва ли можно сравнить даже с простой рекой. Чтобы через это место никто не смог прийти на помощь арконцам, Вальдемар оставил здесь своих людей, которые должны были охранять переправу и в случае чего помешать врагу перебраться на другой берег. С остальным своим войском он деятельно принялся за осаду города, распорядившись в первую очередь подвести к крепостной стене камнемётные орудия, 2в то время как Абсалон, которому было велено распределить между отрядами [данов] места для лагеря, чтобы выполнить это поручение, измерял ‘расстояние от одного моря до другого’.

Между тем местные жители, желая как можно сильнее затруднить неприятелю проникновение в свой город, завалили крепостные ворота снаружи горой земли. Закрыв, таким образом, этим грунтом проход внутрь, они обрели из-за этого такую уверенность [в неприступности Арконы], что защиту возвышавшейся над воротами башни решили предоставить одним лишь своим значкам и знамёнам. Один из стягов, отличавшийся от прочих как своими размерами, так и цветом, они называли † Станиция. {† Стуатира} Он пользовался у ругиян почти таким же уважением, какое они испытывали к могуществу всех прочих своих богов [вместе взятых]. Когда они несли его перед собой, им казалось, что можно воевать и с людьми, и с богами, а также что нет ничего настолько беззаконного, чего они не могли бы себе позволить, дабы удовлетворить любой свой каприз. Можно было разорять города, разрушать алтари, ‘не отличать добро от зла’, обращать в руины и пепел дома по всей Ругии; в своём суеверии они считали, что им позволено так много, что казалось, ‘будто власть этого небольшого клочка материи над ними куда больше, чем власть королей’. Даже те, кто пострадал от этого знамени, по-прежнему питали к нему большое уважение. Воспринимая своё наказание так, как если бы это сам бог покарал их своим оружием, они безропотно воздавали покорностью за причинённый им ущерб и послушанием за совершённую в отношении них несправедливость.

Между тем войско принялось за различные работы, которые обычно сопровождают начало любой осады: одни строили загоны для скота, другие воздвигали шатры для разных военных нужд. И в то время пока король, прячась от сильной жары, отдыхал днём в своей палатке, {Дети начинают обстреливать склавов} какие-то датские мальчуганы из озорства подобрались вплотную к крепостному валу и принялись метать с размаху в крепость камни из своих пращей. Скорее позабавленные, чем напуганные этой их выдумкой, арконцы посчитали чем-то постыдным для себя в ответ на детскую забаву самим вооружаться камнями, предпочитая просто наблюдать за ними и никак не пытаясь отогнать их от стен города. Однако, когда чуть погодя к этим юнцам присоединились уже наши отроки, которые ‘принялись состязаться друг с другом в этом занятии’, защитники крепости, оставив своё благодушное созерцание, были вынуждены пусть и с неохотой, но также вступить в бой. Побросав свои дела, на помощь своим товарищам поспешили [и] наши юноши, в то время как рыцари всё ещё считали эту стычку детской забавой.

Таким образом, из незначительного, можно сказать, не стоящего внимания дела разгорелась настоящая битва, не замечать которую дальше ‘было уже просто не возможно’. То, что начиналось как детская забава, постепенно превратилось в серьёзное сражение взрослых мужей. И пока всё это происходило, земля внезапно просела, и в той насыпи, которой были завалены городские ворота, ‘между башней и насыпанным грунтом образовался большой провал в виде пещеры или грота’, и уровень земли оказался теперь намного ниже своего прежнего положения. {Достопамятный подвиг одного неизвестного по имени юноши} Один отважный, но так и оставшийся никому неизвестным молодой человек заметил это и решил, что случившееся даёт данам удобную возможность для достижения их целей. Чтобы осуществить свой замысел он попросил помощи у своих товарищей, ручаясь, что если получит их помощь, то город вскоре будет захвачен, а ‘он укажет им путь к победе’. Когда те спросили, каким образом они могут помочь ему, юноша велел им воткнуть свои копья, наподобие лестницы, в стенки провала, по которым он и опустился до самого его дна. Обнаружив, что в этой пещере он полностью защищён от врагов и никто из них не сможет причинить ему никакого вреда, юноша попросил дать ему соломы, чтобы развести огонь. 5На вопрос, есть ли у него чем разжигать огонь, он отвечал, что у него есть кремень и кресало, предупредив товарищей, чтобы, как только пламя разгорится, они помогли ему выбраться оттуда.

Только лишь они начали озираться по сторонам в поисках топлива для костра, как случай доставил им всё необходимое. Вдруг появился направляющийся куда-то по своим делам воз, гружённый соломой, которую они немедленно и забрали себе. Передавая снопы друг другу, они нанизывали их затем на свои копья и протягивали вниз юноше, благодаря чему вскоре вся эта огромная впадина была до отказа заполнена [горючим материалом]. Поскольку же в самой башне в это время никого не было, они смогли сделать это, не подвергая себя опасности. 3ащитники крепости были введены в заблуждение как своим неведением того, что происходит, так и пустотой башни. К тому же укрытием для их врагов служила даже сама больш;я величина этого сооружения, закрывавшего их со всех сторон [от чужих глаз]. 4И когда пламя разгорелось, а вся башня заполыхала, виновник пожара, ‘совершив, [как и было им обещано, большой] шаг к победе’, был поднят своими товарищами наверх и снова оказался на поверхности земли.

Увидев дым, горожане были так потрясены этой неожиданно возникшей опасностью, что не знали, с чем им следует бороться в первую очередь: с огнём или с неприятелем. Наконец, собравшись с мыслями, они, не обращая внимания на врага, что было сил бросились навстречу огню. И когда они начали сражаться с пожаром, наши стали пытаться помешать им тушить его, и насколько одни были усердны в том, чтобы сбить пламя, настолько же другие, как казалось, были настойчивы в том, чтобы защитить его. ‘В конце концов, когда у них закончилась вода, они принялись заливать огонь молоком, но чем больше они лили эту жидкость, тем сильнее становилось пламя. 4Так что этим своим поступком они лишь увеличили пожар’.

Поскольку крики становились всё громче, король вышел из лагеря посмотреть, что происходит. Придя в изумление от увиденного, он, поскольку у него всё ещё оставались сомнения относительно того, приблизит ли этот пожар время взятия города, решил узнать у Абсалона, что им следует предпринять. Тот призвал короля не ввязываться в детские забавы и не спешить действовать, покуда не станет ясно, в чём здесь дело, упрашивая короля дать ему позволение сначала самому посмотреть, чем может огонь помочь во взятии города. Решив сделать это незамедлительно и взяв с собой [из всех доспехов] только щит и шлем, он направился к городским воротам, которые в это время пытались взять [наши] юноши, и принялся побуждать их разжечь пожар посильнее. 3‘Получив отовсюду новую пищу’, пламя начало быстро расти, охватив постепенно столбы и опоры ворот. Затем оно уничтожило деревянный пол башни, после чего, добравшись до самого верха, {Гибель в огне [священных инсигний] идола} превратило в пепел личный стяг этого идола и все другие святыни здешней религии. Узнав об этом от Абсалона, король по его совету приказал окружить город, а ‘сам тут же уселся в кресло неподалёку от лагеря’, откуда стал наблюдать за сражением.
В это время ‘один отважный юноша из числа датских воинов, который в своём стремлении завоевать славу хотел оказаться на вершине стены раньше остальных’, получил смертельный удар в туловище. [Понимая, что умирает], он [бесстрашно] бросился вниз со стены, не желая, чтобы кому-либо показалось, будто это смерть вынудила его упасть, а не сам он нарочно совершил этот [свой последний] прыжок. Воистину, так и осталось неясно, в чём его мужество проявилось более всего: в том, как он сражался, или в том, как он погиб.

Поморяне под предводительством своих герцогов Казимара и Бугисклава, считая честью для себя биться на глазах у самого короля, также отважно шли на приступ городских стен, {Доблесть поморцев} показывая при этом образцы выдающейся доблести. ‘Их замечательные подвиги ласкали взор короля, заставляя его чувствовать по отношению к ним разом и благодарность, и восхищение’.

Столкнувшись сразу с двумя опасностями одновременно, многие из защитников крепости так и погибли, найдя свою смерть кто в пламени пожара, кто от ударов неприятельских копий, и было неясно, чего им следовало бояться больше — огня или своих врагов. Некоторые из них, забыв о собственном спасении, обороняли свой город с такой настойчивостью и упорством, что, {Упорство защитников города} когда охваченная пламенем стена стала рушиться, ‘они решили сгореть вместе с крепостью, желая, чтобы пламя пожара стало для них общим погребальным костром’. Любовь к стенам родного города была в них так велика, что они предпочли погибнуть вместе с ними, чем пережить их падение.

Итак, когда горожане утратили уже всяческую надежду и видели впереди лишь скорую смерть и гибель, один из них, стоя на крепостной стене, громким голосом обратился к Абсалону с просьбой встретиться с ним для разговора. 2‘Абсалон предложил ему пройти в ту часть города, где было тихо, как можно дальше от шума и кровопролития’, и там спросил его, чего он хочет. Тот, сопровождая свои слова разными жестами и телодвижениями, попросил, чтобы даны остановили сражение и позволили жителям сдаться в плен. Абсалон ответил отказом, заявив, что не может быть и речи о том, чтобы прекратить приступ, покуда они сами не перестанут бороться с огнём. Варвар согласился на это условие, после чего Абсалон сразу же передал его просьбу королю, и тот, приказав предводителям [своего войска] немедленно оставить сражение и явиться к нему, принялся советоваться с ними о том, как в данном случае следует поступить. Сам Абсалон высказался ‘за то, чтобы принять предложение варвара’, заявив, что чем дольше защитники крепости пытаются сдержать натиск продолжающегося пожара, тем труднее им будет сделать это, а если они перестанут с ним бороться, огонь даже без помощи неприятеля одержит над ними победу. При этом наши воины, даже если всё это время они будут предаваться безделью, с помощью сражающегося [на их стороне] пламени смогут получить то, чего ещё не добились своими собственными силами. 6И хотя они на время и отложат своё оружие в сторону, их нельзя будет назвать бездельниками, поскольку, не подвергая себя опасности, они всё равно продолжат воевать, просто прибегнув для этого к помощи кого-то другого.

Совет Абсалона был одобрен, и король согласился взять защитников крепости под своё покровительство, {Условия мира} поставив условием, что они выдадут ему идола вместе со всеми находящимися в святилище сокровищами, выпустят без выкупа из заключения всех христианских узников и согласятся со всем, что потребует от них переход в истинную веру и соблюдение тех обрядов, которые приняты в Дании. Кроме того, принадлежавшие [языческим] богам земли и поместья следовало обратить на нужды священников, а сами склавы отныне всякий раз, когда их попросят об этом, должны будут сопровождать данов в их походах, не имея ни малейшего права отказываться от приглашения короля присоединиться к его войску. Помимо этого, они должны будут каждый год платить в виде дани по сорок серебряных [монет]447 с каждой упряжки быков, а также предоставить такое же число заложников в качестве подтверждения своего согласия на эти условия.

Когда простые воины узнали об этом, среди них сразу же вспыхнул мятеж. Жаждая добычи и крови, они принялись громко возмущаться, говоря, что, лишившись награды за победу, которая уже совсем близка, за все свои тяжкие труды они так и не получили ничего, кроме ран и увечий, что им не дают ‘на собственный вкус отомстить уже почти побеждённому врагу за все причинённые им несправедливости’. [Вместо всего этого], утверждали они, их заставляют заботиться о благополучии тех, кому сейчас без особого труда можно блистательным образом отомстить за все те грабежи и насилия, которые они совершили в Дании. Кроме того, они угрожали оставить своего короля, который не позволяет им взять этот город, предпочитая незначительную сумму денег большой победе. 3‘Раздражённый тем, что освиставшие его воины настроены по отношению к нему столь враждебно’, король, желая уйти как можно дальше от этого шума, решил вместе с предводителями своего войска покинуть лагерь. [Удалившись от него на значительное расстояние], Вальдемар спросил их, как бы они ему посоветовали поступить: принять сдачу города или же отдать его на разграбление.

Когда он попросили Абсалона высказать своё мнение по этому вопросу, тот сказал им, что {Прозорливый совет Абсалона} этот город можно взять, но лишь после долгой осады. Хотя чернь, конечно же, истолкует его желания превратно, он предпочитает скорее вызвать своими спасительными советами неудовольствие своих недоброжелателей, чем разрушить благополучие своих товарищей в столь важном деле. Ибо, хотя огонь, возникший скорее благодаря ниспосланному с небес чуду, нежели стараниями кого-то из смертных, почти полностью превратил в пепел сделанную из дерева и земли верхнюю часть стены, её нижнюю и наиболее прочную часть пожар не затронул, а поскольку она достаточно высока, врагу будет очень непросто преодолеть её. 4К тому же почти все пострадавшие от пожара места защитники крепости уже заделали глиной, ведь пламя не только уменьшает их силы, но и служит им защитой, поскольку в своей беспощадности оно, как кажется, создаёт нам помехи для приступа ничуть не меньше, чем им для защиты своего города. Кроме того, если отказать жителям Арконы в возможности сохранить свои жизни, прочие города ругиян будут сопротивляться нам тем упорнее, чем меньше у них будет надежды на спасение, самой нуждой побуждаемые к тому, чтобы вести себя доблестно. Если же они узнают, что Аркона перешла под [наше] покровительство, они легко последуют его примеру, ища способ спастись. Итак, поскольку считается, что взять много городов за один поход лучше, чем упрямо осаждать один из них, данам не следует отвергать предложения о сдаче. Если же остальным кажется, что следует поступить иначе, то нужно отпустить заложников, не причинив им никакого вреда, дабы никто не мог заявить, что с ним поступили вопреки уговору или же что, против обыкновения, наш народ ведёт себя ненадёжно и не способен сдержать своё обещание.
С его словами не замедлилa согласиться великий понтифик Эскилль, заявив, что {Совет Эскилля} не вожди должны слушаться своего народа, а народ — своих вождей. Нельзя допустить, чтобы старшие подчинялись решению младших. Можно ли желать большей победы, чем та, что уже одержана, когда исповедовавший другую веру народ согласился не только платить нам дань, но и принять таинства христианства? Также он обратил их внимание на то, что куда разумнее воспользоваться помощью арконцев в борьбе с остальными врагами, чем стремиться полностью уничтожить их, ведь, как известно, ‘покорить врага настолько же лучше, чем убить его, насколько милосердие лучше жестокости’. Сверх того, гораздо выгоднее захватить сразу [и] много крепостей, чем [продолжительную] осаду одной из них ставить выше возможности заполучить их все. Эти увещевания в конце концов смогли повлиять на образ мыслей предводителей датского войска, и они присоединились к мнению Эскилля и Абсалона. После всех этих энергичных призывов король также укрепился [в правильности своего решения] и уже совершенно спокойно стал с презрением пропускать мимо своих ушей недовольные выкрики простых воинов.

Предложив им самим позаботиться о своих ранах, он велел Абсалону заняться приёмом заложников, и тот сделал так, что часть из них состояла из детей, а другая часть — из их родителей, поскольку до следующего дня некоторым из них он позволил пойти в заложники вместо своих детей. Следующей ночью, когда Абсалон уже крепко спал, вдруг раздались громкие крики какого-то варвара, требовавшего позволить ему переговорить с Гудскальком, которого Абсалон использовал в качестве своего переводчика среди склавов. Разбуженный звуками его голоса Гудскальк прокричал в ответ, что желает знать, чего этот варвар хочет от него. 4Тот попросил, чтобы пришёл Абсалон. Ему позволили подойти поближе, после чего епископ вышел из своего шатра и позволил ему обратиться к себе. Варвар принялся через переводчика сразу же настоятельно упрашивать его позволить ему рассказать жителям города Карентия о том, какая участь постигла Аркону. [Он утверждал,] что хочет призвать их согласиться на те же условия[, которые уже приняли арконцы], благодаря чему они смогут избежать гибели, ведь если они не станут откладывать переговоры, то спасут и себя, и свой город. По его словам, уже через день он сможет вернуться с их ответом. Кроме того, он рассказал, что его зовут Гранза, а его отца — Литтог и что сам он является уроженцем Карентии. В этом же городе он не свой, а чужак; и он оказался здесь не по собственной воле, а потому что в числе прочих был прислан сюда в качестве подкрепления. После чего, чтобы не показалось, будто он готовит какое-то коварство, Гранза показал им свою искалеченную раной руку, говоря, что без неё он всё равно ничем не сможет помочь своим соотечественникам.

Рассудив, что человек с такой тяжёлой раной и в самом деле едва ли сможет намного усилить неприятеля, Абсалон решил, что не имеет большого значения, призовёт ли он склавов к борьбе или же посоветует им сдаться. [Посчитав, что будет лучше] отправить его прошение на суд короля, он немедленно разбудил Вальдемара и рассказал ему [о сути вопроса]. Тот предложил ему самому решить, как следует поступить, и тогда Абсалон ответил ожидавшему его варвару, что король готов дать своё согласие на всё [испрашиваемое им], кроме трёхдневного перемирия, заранее, таким образом, позаботившись о том, чтобы враг не имел слишком много времени для укрепления своего города. Впрочем, не желая оставлять его вовсе без перемирия, Абсалон дал ему весь следующий день, предупредив, что, если Гранза не появится к назначенному времени на берегу моря близ пристани вместе с главными людьми со всей Ругии, другой возможности договориться уже не будет.

На следующий день король приказал Хесберну и Суно низвергнуть идола, однако повалить его без помощи железных инструментов никак не удавалось. И когда занавеси, которые закрывали [внутреннее] святилище, были сорваны, слуг, которым было поручено срубить истукана, ‘начали настойчиво уговаривать, чтобы они вели себя как можно более внимательно, всячески остерегаясь падения столь огромного исполина’. Это сделано было для того, чтобы никого не придавило этой тяжестью и, таким образом, ни у кого не было бы повода говорить о каре разгневанного божества. Между тем вокруг святилища собралась огромная толпа из жителей этого города в надежде на то, что разгневанный Свантовит покарает своей божественной властью и могуществом тех, кто нанёс ему такое страшное оскорбление.

И вот уже подрубленный у самых голеней истукан упал на ближайшую стену, которую Суно приказал слугам свалить, чтобы затем вынести идола из храма. При этом он [снова] призвал их быть предельно осторожными, дабы в своём стремлении свалить его они не забывали об опасности и из-за своей неосторожности не оказались раздавлены истуканом во время его падения. 3В конце концов идол с грохотом свалился на землю. Кроме того, [нужно отметить, что] храм был повсюду изнутри обвешан пурпуром, который при всем своем роскошном виде был от старости таким ветхим, что рассыпался при прикосновении к нему. Также там не было недостатка в разного рода диковинного вида рогах лесных зверей, своей природной красотой вызывающих изумление отнюдь не меньше, чем [тем искусством], с которым они были выделаны. {Демон покинул [своего] идола} Неожиданно из глубины храма выбежал демон в обличье какого-то чёрного животного и быстро скрылся с глаз собравшихся вокруг.
Горожанам было приказано обвязать идола канатами и выволочь его из города, однако из страха перед своими прежними верованиями они не решились сделать это сами и возложили сей труд на пленников и оказавшихся в городе чужеземцев, полагая, что пусть уж лучше гнев божества обрушится на головы тех, чья жизнь представляет меньшую важность и ценность. Они были уверены в том, что местное божество, которому они столь истово поклонялись в прошлом, непременно обрушит тяжкие кары на тех, кто осквернил его святое величие. Среди местных жителей были слышны самые разные мнения [о том, что происходит в их городе]: одни оплакивали совершавшееся над их богом беззаконие, другие сопровождали всё это лишь насмешками. Нет сомнения, что здравомыслящая часть горожан немало устыдилась своему глупому простодушию, с которым они столько лет служили столь нелепой вере. Когда истукан был доставлен в лагерь [данов],(л.169об.)|| всё войско в изумлении столпилось вокруг него. [Наши] предводители получили возможность осмотреть его не раньше, чем отсюда <ушли> вдоволь насмотревшиеся на этого идола простые воины.

Оставшаяся часть дня была отведена на то, чтобы принять тех заложников, которых не успели выдать накануне. Кроме того, знатные люди [тогда же] послали в город своих писцов, которые должны были провести там богослужение и ‘познакомить невежественный народ с таинствами христианской религии, вдохнув в их нечестивые души основы святого вероучения’. С наступлением вечера ‘все те, кто должен был готовить еду, принялись рубить идола своими топорами на щепки, которыми они питали огонь в очагах’. 4Думаю, что [многие] ругияне тогда раскаялись в своей прежней вере, увидев, как божество их отцов и дедов, которому они поклонялись столь истово, теперь позорным образом служит их врагам в качестве дров для приготовления пищи. После этого наши точно так же сожгли и само святилище, а на его месте построили базилику, для строительства которой было употреблено дерево, заготовленное для сооружения военных орудий, обратив средства ведения войны на строительство мирной обители. Таким образом, то, что было задумано использовать как средство для сокрушения тел [наших] врагов, было потрачено на спасение их душ. Также был установлен день, в который ругияне должны были выдать те сокровища, которые были в своё время принесены в качестве пожертвований Свантовиту.

Когда с этим было покончено, Абсалон рассказал вождям нашего войска о том, что обещал житель города Карентии по имени Гранза. Все посчитали, что сказанное им следует обязательно проверить, и тогда, взяв с собой тридцать кораблей, Абсалон ночью отправился в путь, призвав короля отплыть вслед за ним на рассвете. Между тем весть о взятии Арконы ‘вселила в жителей Карентии такой ужас, что’ они пришли к назначенному Абсалоном месту ранее установленного срока. Там был и Гранза, который, сидя на коне, [первым увидел, как к ним приближаются чьи-то корабли, и] ещё издалека принялся кричать им, спрашивая, чей это флот. Узнав, что этот флот возглавляет Абсалон, он сообщил в ответ, что это он, Гранза, и что вместе с ним сюда прибыли король Тетисклав, его брат Яримар и все самые знатные вельможи Ругии. Дав слово [не причинять им зла], Абсалон принял их на борту своего корабля, где они во всём последовали примеру жителей Арконы, приняв те же условия сдачи, после чего вплоть до прибытия короля он оставил их у себя.

Вальдемар утвердил все условия этого договора, после чего Абсалон, взяв [с собой] из всей [присутствующей] ругиянской знати одного лишь Яримара, {Г. Карентия} вместе с [епископом] Арузии Свено отправился в Карентию. Для прочих же он просил своего брата Хесберна устроить пир и не отпускать их, пока он не вернётся, чтобы благодаря этому быть в большей безопасности во время своего посещения города. 2С собой он взял лишь тридцать воинов из своей личной свиты, большую часть из которых, чтобы избежать стычек его людей с местными жителями, он [затем] по просьбе карентийцев отослал обратно, после чего проследовал в город, сильный скорее уверенностью в себе, чем числом сопровождающих. Этот город со всех сторон окружён топями и болотами, через которые имеется только одна дорога, ведущая, впрочем, через такой илистый и неприметный брод, что ‘если кто-то по неосторожности ошибётся и сделает шаг в сторону’, то непременно окажется в самой глубокой трясине. Тех, кто смог пройти по этому броду, встречает тропинка, которая тянется между болотом и крепостным валом и затем выводит к городским воротам.

‘Желая придать своей сдаче как можно большую торжественность’, карентийцы числом в шесть тысяч вооружённых мужей вышли из ворот и, чтобы дорога, по которой шли наши, выглядела [более] подходящим для этого случая образом, построились вдоль неё в две шеренги, воткнув свои копья в землю. Свено с удивлением наблюдал за происходящим и спросил, что бы могло значить такое поведение неприятеля. {Уверенность Абсалона} Абсалон отвечал ему, что у него нет оснований бояться и что появление всех этих людей за пределами города вызвано лишь их желанием продемонстрировать свою покорность, ведь, если бы они хотели навредить данам, своё злодеяние им было бы легче совершить в сам;м городе. Как же высоко должны мы оценить присутствие духа у этого мужа, который с такой лёгкостью без колебаний доверил право распоряжаться своей жизнью неизвестно что замышляющему вооружённому врагу! Ободрённые его примером воины, не изменившись в лице и не переменив строя, продолжили своё шествие столь же невозмутимо, как и он, ‘ведь их надежда на то, что Абсалон в случае чего сможет защитить их, была сильнее страха перед многочисленностью неприятеля’. Когда даны уже переправились через брод и шли по той дороге, что вела вдоль крепостного вала, карентийцы, которые, ‘разбившись на отряды по сто человек’, стояли по обе стороны от них, пали на землю ниц, оказывая данам такие почести, словно [в этот момент] они поклонялись [своим] богам, после чего встали и с дружелюбным видом последовали вслед за ними. Абсалон вошёл в город к большому ликованию его жителей, которые устремились ему навстречу. Его встречали не как посла по какому-то частному делу, а как человека, служащего делу нужного всем в их стране мира.
Это поселение было знаменито своими тремя необыкновенными святилищами, каждое из которых имело свой украшенный с большим искусством храм. Уважение и почёт, которые местные жители питали к этим своим богам, были почти такими же, как та власть, которой божество из Арконы обладало среди вообще всех склавов. Точно так же и это место, хотя и пустое в мирное время, было застроено множеством стоящих вплотную друг к другу домов. 3В высоту они были в три этажа, так что нижний служил опорой для нависавших над ним среднего и верхнего. Эти жилища были расположены так тесно друг к другу, что в том случае, если бы город обстреливали из метательных машин, едва ли какой-либо камень смог бы найти ещё незанятый постройкой участок земли. Кроме всего прочего, из-за нечистот все дома в городе были пронизаны сильным зловонием, которое заставляло страдать тела не меньше, чем страх — души. Благодаря этому наши сразу же поняли, что жители Карентии просто не смогли бы выдержать осаду. Ясно увидев, в каких стеснённых условиях те находятся, даны уже более не удивлялись, почему город сдался так быстро.

‘Самый большой из этих храмов находился в центре отведённой для него площади’a, при этом у обеих [его частей] вместо стен были пурпурные [занавеси], а крыша опиралась на одни лишь столбы. Сорвав нарядные занавеси во внешней части святилища, слуги взялись за те покровы [, за которыми скрывалась] его <внутренняя> часть. Когда они были [также] удалены, перед их взорами предстал {Идол Ругиевид} сделанный из дуба идол, которого [местные жители] называли Ругиевидc и который представлял из себя во всех отношениях весьма отвратительное и одновременно смехотворное зрелище. Ласточки свили под его подбородком гнездо, из-за чего вся грудь этого истукана была покрыта помётом. Хорош же был этот бог, чьё изображение было столь позорно изгажено птицами! Кроме того, у его головы было семь похожих на человеческие лиц, причём все они имели одно общее темя. Ещё же его создатель сделал так, что сбоку на поясе у этого истукана висело семь настоящих мечей в ножнах, тогда как обнажённый восьмой [меч] он держал в своей правой руке. Этот меч был так основательно прикреплён к его сжатой в кулак ладони железными гвоздями, что его невозможно было вытащить, не отрубив саму руку. И вот, когда она была отсечена, это всё же произошло. Своими размерами этот идол намного превосходил [всё то, что природа отвела для] человека; при этом роста он был такого, что Абсалон, ‘встав на цыпочки’, едва смог дотянуться до его подбородка своим небольшим топориком, который он обычно носил повсюду с собой.

Деяния данов. Том 2.
Считалось, что этот бог могущественен, как Марс, и что от него зависит всё на войне. Ничто в его изображении не радовало глаз, а вырезанные на дереве черты лица [и вовсе] вселяли отвращение своей грубостью и уродливостью. И вот, ‘к великому ужасу всего города’, слуги начали рубить голени идола своими топорами, и после того, как с этим было покончено, тот с грохотом упал на землю. Увидев это, горожане принялись высмеивать могущество своего бога и с презрением отказались от [своей прежней] веры.

Свергнув одного идола, сопровождавшие [Абсалона] не успокоились на этом и с ещё большим усердием {Поревид} принялись за идола Поревида, которому поклонялись в соседнем храме. 2У этого [бога] было пять голов, он не имел оружия. Когда же срубили и его, они направились к храму Поренуция. {Поренуций} Статуя этого идола имела пять лиц, одно из которых располагалось на его груди, при этом левой рукой он касался лба, а правой держался за подбородок. Этот идол [также] пал под ударами топоров людей [понтифика].

Деяния данов. Том 2.
И когда Абсалон велел местным жителям сжечь статуи этих идолов в пределах городских стен, те, узнав об этом приказе, принялись всячески умолять его [отменить своё распоряжение], смиренно прося сжалиться над переполненным городом, дабы не [оказалось так, что] тот, кого пощадил клинок, погиб в огне пожара. Ведь не может быть сомнений, [говорили они], если пламя перекинется на соседние постройки и охватит [хотя бы] один из здешних домов, то из-за чрезвычайно плотной застройки сгорит весь город. Тогда он предложил им [сначала] выволочь идолов из города, однако те [всё равно ещё] долго отказывались сделать это, объясняя своё непослушание доводами из области религии. Они утверждали, что боятся своих богов, которые в качестве наказания могут лишить их власти над теми членами своего тела, с помощью которых они исполнят этот приказ. Наконец, когда Абсалон убедил их в том, что могущество бога, который не смог защитить даже самого себя, ничего не стоит, они преисполнились надежды, что смогут всё-таки избежать кары [за своё святотатство], и поспешили выполнить его распоряжение.

Не было, впрочем, ничего удивительного в том, что они боялись своих богов, если принять во внимание, сколько раз те наказывали их за распутство. {Преступные законы демонов} Дело в том, что, когда мужчины в этом городе вступали в любовную связь с женщинами, они, как это случается с собаками, обычно сцеплялись с ними так сильно, что[, казалось,] уже вовсе не могли от них оторваться. И тогда их [привязывали] к жердям и подвешивали друг напротив друга, благодаря чему эта их совершаемая столь необычным образом связь выставлялась на всеобщее обозрение и посмешище. Это одновременно и удивительное, и омерзительное явление лишь усиливало их поклонение своим ничтожным истуканам, и то, за чем в действительности скрывались бесовские козни, они считали проявлением могущества своих богов.

Свено, желая ещё сильнее унизить эти истуканы, решил надменно встать на одного из них, в то время как карентийцы тащили его за пределы своего города. Поступив таким образом, он добавил к весу их ноши ещё и унижение,(л.170об.)|| ибо теперь тех, кто тащил идола, когда они видели, как чужеземный епископ попирает ногами местных богов, чувство стыда терзало отнюдь не меньше, чем тяжесть [низверженных идолов].
Покуда Свено занимался всем этим, Абсалон освятил три кладбища на землях Карентии, из-за чего он смог вернуться в город лишь к вечеру. Когда статуи идолов были уничтожены, уже глубокой ночью он вместе с Яримаром отправился к своим кораблям и заставил его поужинать вместе с собой. Абсалон к этому времени провёл без сна уже три ночи подряд, и поэтому от постоянного бодрствования его зрение настолько ослабло, что он почти ничего не мог видеть. 3На следующий день писцы и те, кто совершал для знати их частные богослужения, облачившись в священнические одеяния, должны были с помощью воды обратить людей этой страны к новой жизни. Точно так же во многих местах [этого острова] они заложили базилики, и эти [молельные] дома общей [для всех нас] веры должны были прийти на смену тем жалким лачугам, где [в прошлом] отправлялись ритуалы местных суеверий. Кроме того, в этот день данами были получены и остававшиеся заложники.

Тем временем герцоги поморян, полагая, что это королевство следовало отнять у Тетисклава, а власть над Ругией в качестве награды за своё участие в этой войне должны были получить именно они, попросили [у Вальдемара] позволить им удалиться, сменив своё расположение [к нам] на ненависть. Впоследствии это стало причиной долгой войны и раздоров между ними и данами. Вечером даны покинули эту бухту и подошли к острову со стороны материка. 3десь ругияне передали королю семь одинаково огромных сундуков, наполненных пожертвованными их богам сокровищами. После того как это было сделано, король распорядился закончить поход и возвращаться домой.

Когда они вернулись, Абсалон отозвал из Ругии прежних священников и вместо них отправил туда новых, снабдив их не только [всеми подобающими] их званию инсигниями, но также и [необходимыми] съестными припасами, не желая, чтобы эти чужие для ругиян люди, чьей задачей было научить местных жителей Святому Писанию, стали для них обузой из-за необходимости предоставлять им всё необходимое для существования. Не было недостатка и в [разного рода] чудесах, сопровождавших их служение и проповедь. {Чудеса} Благодаря их спасительным молитвам ‘ко многим, чьи тела прежде были ослаблены болезнью’, возвращалось доброе здравие; впрочем, в этом скорее следовало видеть желание Господа завоевать расположение этого народа, чем его стремление доказать святость самих священнослужителей. ‘Те же, кто с презрением отвергал [истинную] веру, в наказание получали разные тяжкие болезни на свои члены’, что, как видишь, ясно свидетельствовало о том, какую награду Бог приготовил для тех, кто служил ему, и каким образом он наказывал тех, кто относился к этому с пренебрежением.

Не так давно там случилось одно широко известное [в настоящее время] чудо, о [подобном] которому никто никогда ранее не слышал. Одна замужняя женщина была несправедливо обвинена своим мужем в прелюбодеянии, и, когда она, чтобы избавить себя от бесчестья, потянулась уже было своей правой рукой к раскалённому [металлическому] пруту, железо, которое она должна была взять, несмотря на весь свой вес, само собой поднялось в воздух, словно избегая коснуться руки невинной женщины. Так, скользя по воздуху, он и проследовал за этой женщиной вплоть до алтаря [церкви], куда она должна была его доставить, где ‘к благоговейному изумлению’ всех присутствующих самопроизвольно упал на землю. Это знамение не только избавило женщину от опасности лишиться чести, но и склонило к вере сердца тех, кто стал его свидетелем. Ибо, воистину, отнюдь не просто так она решилась поставить свою честь в зависимость от исхода ‘столь рискованного по своей неопределенности испытания’; именно ясное осознание своей непорочности придало ей уверенности в своей душе и теле.

Поскольку бедствие в виде нападений разбойников до сих пор не давало покоя мирным жителям во всех даже самых удалённых уголках наших морей, теперь, {Завершилось покорение [данами] Ругии} после того как была захвачена Ругия, даны смогли ввести у себя одно весьма разумное и полезное правило. Пересчитав свой флот, они постановили, что отныне каждый четвёртый корабль до тех пор, пока это позволит погода и время года, должен будет нести службу по защите страны от морских грабителей. Таким образом, незначительное число воинов смогло избавить от [ратных] трудов большую часть остальных данов. Для нашего народа от этого небольшого войска, находящегося постоянно наготове, пользы было столько же, сколько [до этого] от большого, лишь время от времени бравшегося за оружие. 3На эту службу было решено брать главным образом неженатых юношей, дабы тоска по супружескому ложу не подтачивала у воинов их рвения и усердия. Предводителями этого войска были назначены Абсалон и Христофор. 5Не удовлетворяясь границами вод, омывающих саму Данию, {Морские походы [данов]} они тщательно обшаривали даже побережье Ругии, а также бухты страны леутийцев (лютичей).


Монашеский характер, который принимали эти ордена, не допускал для людей, вступивших в этот орден, супружества, и потому все их члены оставались в безбрачии на всю жизнь…
Прежние рыцари часто подвергались самым большим опасностям, лишь бы только доказать свою пламенную любовь избранной «даме сердца», а монашествующие рыцари посвящали всю свою жизнь служению Богу и защите бедных и страждущих…
И вот рыцарям монахам приходилось бороться со всем этим злом; от них требовалась и борьба с мусульманами, и защита христианских паломников, и оказание помощи больным и неимущим…
Даже мусульмане, несмотря на всю свою ненависть к христианам, кто бы они ни были, не могли не удивляться мужеству и терпению этих рыцарей-монахов.
Ж.Ж. Руа. История рыцарства.

Вальдемар I Великий (лат. Valdemarus, по дат. Valdemar den Store; 14 января 1131 — 12 мая 1182) — король Дании с 1157 года, король Ютландии и герцог Шлезвига в 1147—1157 годах, сын датского принца Кнуда Лаварда (правителя славян-ободритов) и киевской княжны Ингеборги Мстиславны, правнук Киевского Великого князя Владимира Мономаха. По свидетельству саг, родился на Руси, вероятно, в доме своего деда Мстислава.

Мстислав Владимирович Великий (сер. февраля 1076 — 15 апреля 1132[5]), в крещении Феодор, он же - Гаральд, наречён в честь деда — Гарольда II Годвинсона, последнего англосаксонского короля. Великий князь Киевский (1125—1132), сын древнерусского князя Владимира Мономаха и английской принцессы Гиты Уэссекской. Святой Русской Православной Церкви, благоверный; память: 15 апреля по юлианскому календарю.

Хинтерланд - зона тяготения (влияния) транспортного узла; территория, которая по преобладанию транспортных потоков в определённых направлениях тяготеет к тому или иному крупному транспортному узлу (морскому порту, аэропорту, ж.-д. узлу и т. д.). В узком смысле слова – сухопутная зона тяготения морского порта (транспортные узлы и сеть, которые ориентированы и специализируются на обслуживании грузов этого порта) в противоположность форланду – внешней водной зоне влияния порта (остальные морские порты, в которые из данного порта следуют суда с грузами).

У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог альденбургской земли, — они не имеют никаких идолов. Многих богов они вырезают с двумя, тремя и больше головами. Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога, господствующего над другими в небесах, признают, что он, всемогущий, заботится лишь о делах небесных, они [другие боги], повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов.


Стены как составные части укреплений имели различную конструкцию в зависимости от размера и важности укрепленного пункта.

Наиболее простым вариантом был тын, вертикальный либо под некоторым наклоном. Он состоял из плотно пригнанных друг к другу заостренных бревен. Также вместо тына иногда использовалась стена, сделанная из горизонтальных бревен в стояках. Тын был довольно простым по своему устройству, его ставили в случае неожиданной опасности. Тыном также могли огораживаться военные лагеря. В летописях его именуют «огородом» либо «столпием».

Более сложной конструкцией была стена из «городней» — поставленных рядом срубов, которые внутри засыпались землей. Иногда такие срубы оставлялись пустыми и были приспособлены для жилья или хозяйственных нужд. Срубы, как правило, ставились вплотную друг к другу, но из-за выступавших концов бревен между ними оставался промежуток. Такая конструкция придавала валу прочность и определенную крутизну, предохраняла его от оползания. Срубы ставили в один, а иногда и в два или три ряда. Их использование в основании валов получило широкое распространение на Руси в XI—XIII вв.

В начале XII столетия срубная конструкция была несколько улучшена: вместо стоящих рядом срубов использовалась сплошная линия. Бревна лицевых стенок рубились «внахлестку» в поперечные стенки, которые разделяли соседние помещения. Образованные таким образом помещения могли быть квадратной, прямоугольной или трапециевидной формы.

Поверх стены делался помост, огражденный с внешней стороны «заборолами» — бруствером. Иногда «заборолом» именовали и всю стену. В них были устроены щели — «скважни», для стрельбы по осаждающим. При этом без постоянного надзора и обновления срубы, не связанные между собой, давали разную осадку, их стыки загнивали, и вся стена постепенно начинала ветшать. Высота стен могла варьироваться, в некоторых случаях они были небольшими. В летописях сохранилось упоминание, что во время осады галичского города Ушицы Иваном Берладником смерды перескакивали через заборола, что, по мнению М. Н. Тихомирова было бы невозможно в случае высоких стен.

Перед валом и стеной сооружался ров. Между ним и основанием вала существовала горизонтальная площадка берега шириной около 1 метра. Она предохраняла основание вала от постепенного сползания в ров. В некоторых случаях передний край рва укреплялся частоколом, наклоненным во внешнюю сторону[13].

Башни

Стены укреплений усиливались башнями, которые в древнерусских летописях именуются «вежами». Их размещали над воротами либо в местах поворота стен. В ряде случаев башни могли строиться на каменном фундаменте. Зачастую они несколько выступали за линию стен, что позволяло держать под перекрестным обстрелом идущего на штурм неприятеля. П. А. Раппопорт писал, что до XII вв. многие крепости имели минимальное количество башен. Как правило, была только надвратная башня. Остальные башни строились как смотровые вышки в возвышенной части укреплений. Во второй половине XIII века в детинцах Галицко-Волынского княжества и находившихся под его влиянием соседних западнорусских княжеств строятся каменные башни волынского типа. Наиболее известная из них — Каменецкая башня.

Апостол Андрей отправился дальше и так пришёл "в словены", туда, где ныне стоит Новгород. Здесь его поразил их обычай мыться в жарко натопленных банях и при этом хлестать себя прутьями почти до бесчувствия. С удивлением  апостол рассказывал потом в Риме, как эти люди, никем не мучимые, сами себя мучат.

Прове (лат. Prove) — бог в балтийско-славянской мифологии. Почитался как высшее божество в Старгарде (Вагрия). Связан со священными дубами, лесами и рощами, где и почитался во время празднеств, проводившихся во второй день недели жрецом.

Согласно одной из гипотез, имя Прове — видоизменение общеславянского имени бога грозы Перуна (ср. связь с дубом — деревом громовержца). По другой гипотезе (В. Пизани), имя Прове — один из эпитетов Перуна — *prav, «правый, справедливый», искажённый при передаче. Согласно третьему объяснению, Прове — бог плодородия, как и Поревит, чьи имена родственны слав. *pora, «изобилие, плодородие».

…По дороге пришли мы в рощу, единственную в этом краю, которая целиком расположена на равнине. Здесь среди очень старых деревьев мы увидали священные дубы, посвященные богу этой земли, Прове. Их окружал дворик, обнесенный деревянной, искусно сделанной оградой, имевшей двое ворот. Все города изобиловали пенатами и идолами, но это место было святыней всей земли. Здесь был и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение собираться весь народ с князем и с жрецом на суд. Вход во дворик разрешался только жрецу и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность, ибо таким здесь никогда не отказывалось в приюте.

…У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог альденбургской земли, — они не имеют никаких идолов.
(Гельмольд из Босау)

Прове часто отождествляют с богом Проном, чтимым в Ольденбурге, описание которого даёт Конрад Бото в своей Саксонской хронике (1492):

1123 г. В Ольденбурге был бог, именовавшийся Проно, и он стоял на столбе, и имел в руке красное железо испытаний (proveyssen), и имел знамя, а еще длинные уши, и венец, и пару сапог, а под ногой — колокол.
(Конрад Бото).

"Не забудем того обстоятельства, что русская государственность не была первой на этой территории. До нее была готская "империя". На эту империю, как и на русскую впоследствии, свалилось с востока монгольское нашествие. В конце IV века сюда хлынули гуннские орды, как и на Русь начала XII, разгромили готскую империю, как впоследствии и русскую - но тут параллели кончаются. Готы были увлечены в гуннские походы на Европу. Гибли где-то на Каталаунской равнине, где римский полководец Аэций разгромил гуннские полчища вдребезги, рассеялись по всей Европе, с тем чтобы потом появляться на самых разнообразных сценах европейской истории. Ни на одной из них ничего готам не удалось, и в 1778 году какие-то люди, претендовавшие на готское происхождение, но говорившие только по-турецки, обратились к русскому правительству с просьбой о "въездных визах". Им дали и визы, и земли. Они основали город Мариуполь и 24 деревни вокруг него. Так замкнулся круг. Готская империя и готские королевства, остготы и вестготы, и потом Мариуполь, и потом вообще ничего".
И.Л. Солоневич. Народная монархия". 

Сыродутная печь (сыродутный горн) — один из первых в истории металлургических агрегатов для получения металлического железа из руды путём химического восстановления. Название «сыродутный» (от «сырое дутье») появилось в середине XIX века, когда для подачи воздуха в доменные печи стали использовать мощные паровые машины, а сам воздух — подогревать. После этого архаичные печи, в которые дутьё подавалось с помощью привода от водяных колёс или за счёт мускульной работы человека, быстро стали неконкурентоспособными. Архаичные печи задним числом получили название «сыродутные».

Червецы — группа семейств равнокрылых насекомых из подотряда Sternorrhyncha, ряд видов которых издревле используется для получения красителей и лаков.

Бородовидный топор, бородатый топор — вид боевого и бытового топора.
Он отличается расширением вниз передней части полотна с лезвием, в результате чего в другой части образовывалась выемка.
Эти топоры появились, скорее всего, в Северной Европе, где известны ещё с VII—VIII веков. Термин произошёл от его названия норв. Skeggоеx — состоящего из слов skegg (борода) и оеx (топор), у немцев Бартакст (Bartaxt), дословно Борода Топор. Кроме оттянутого вниз лезвия, их отличала прямая верхняя грань. Вскоре они попали в Центральную, а затем и в Восточную Европу, где получили широкое распространение. Они вместе с тем претерпевали различные модификации, что привело к появлению новых типов топоров.
Лезвие бородовидных топоров было перпендикулярно верхней грани и понемногу скруглялось к низу, что, помимо рубящих, давало топору некоторые режущие свойства. Кроме этого, такая конструкция позволяла брать топор под обух, так что лезвие прикрывало руку — это было удобно в некоторых случаях. И, конечно, выемка уменьшала вес топора. Все эти преимущества сделали бородовидные топоры популярными в Европе, где они применялись и как бытовые инструменты, и как оружие.