Мысли с акцентом на лица

Этот текст я написала в виде вступления к просмотру фрагментов выставки «Музы Монпарнаса» в Пушкинском музее, которую мне довелось посетить в последний день ее работы. Он содержит мои мысли с акцентом на лица женщин с грустными глазами, которые жили в эпоху становления и расцвета Монпарнаса как художественного центра не только Парижа, но и всего мира, ибо мировой творческий пульс бился в то время (в конце 19-го и первой трети 20-го века) именно там, на Монпарнасе, в богемном кафе «Ротонда» (Cafe de la Rotonde Paris), расположенном на перекрестке Вавен, неподалеку от одноименного метро, на углу бульвара Монпарнас и бульвара Распай – именно там, куда всего два года назад, поздней парижской осенью мы с моей любимой доченькой заглянули ранним утром на завтрак, ибо жили неподалеку от этого места, и будучи первыми его посетителями, ели масляные круассаны и пили горячий шоколад, приготовленный по старинному французскому рецепту, запивая его, по традиции, холодной водой, а на стенах вокруг нас висели картины, явно напоминая нам о том времени, когда посетители этого артистического кафе, носящие ныне звездные имена, были сто лет назад всего лишь бедными монпарнасскими художниками, которые расплачивались своими фантастическими творениями за ту скромную пищу, которую получали в этом кафе.

Этот текст содержит мои мысли о той эпохе, которую я за очень короткий промежуток времени пропустила через себя настолько мощно, что пережила сильнейшую грусть, которая и есть главный нерв и главная мысль моего текста. Но сначала немного об атмосфере того уникального места, которое и по сей день носит славу самого известного кафе Парижа. Одно то, что праздновать свое избрание на пост президента Эммануэль Макрон предпочел именно там, говорит само за себя. Но вернемся в Париж начала 20-го века.

Обитателями «Ротонды», этого сердца художественного Монпарнаса той поры, были Модильяни, Дерен, Вламинк, Пикассо, Шагал, Кандинский, Лежер, Аполлинер, Сутин. Но, кроме этих талантливых мужчин, там были и не менее талантливые женщины - много женщин: удивительных, неординарных, настоящих женщин-легенд, задававших тон одной из самых ярких художественных эпох.

Они были художниками, скульпторами, писателями (сознательно, вслед за Цветаевой, отказываюсь от употребления этих слов в женском роде), коллекционерами, яркими светскими фигурами, а также прекрасными музами тех мужчин, кто создавал новое искусство в ту удивительно яркую эпоху, неординарными творениями и идеями которой мы до сих пор живем. Многие посетители этого артистического кафе, такие как Жанна Эбютерн, Кики с Монпарнаса или Юки, стали «живыми легендами». И все они (и женщины-творцы, и женщины-музы творцов), идя путем раскрытия и развития своих талантов, прорывались сквозь догмы и запреты, заслоны и традиции, насмешки и непонимание, сквозь отношение к женщине, как к другому, отличному от мужчины, существу, как к существу, в котором на протяжении долгих тысячелетий было востребовано всего несколько далеко не самых главных функций. А глубинная суть? А личность? А талант?

Несколько слов о том, как происходило раскрытие и становление талантливых женщин в столице просвещенной Франции Париже – том редком месте, где женщины в конце 19-го века уже могли получить художественное образование хотя бы в частных художественных школах-академиях, ибо все государственные институции были открыты только для мужчин. Среди этих замечательных женщин были и будущие создательницы русского авангарда Александра Экстер, Любовь Попова, Мария Васильева и Надежда Удальцова, скульпторы Камилла Клодель, Анна Голубкина и Вера Мухина. На парижских Салонах первой трети 20-го века блистали такие художники, как Ромен Брукс, Жаклин Марваль, Мари Лорансен, Тамара Лемпицкая, а также художник-дизайнер Соня Делоне, открывшая свое «Симультанное ателье», где одевались аристократки, представительницы интеллектуальной элиты, актрисы и кинозвезды.

А в богемной «Ротонде» бывали и наши поэты: Волошин, Ахматова, Маяковский. Именно здесь пела народные песни юная Габриэль Шанель. Там бывали и такие писатели, как Хемингуэй, Фитцджеральд, Сименон. Как писал в своих воспоминаниях Илья Эренбург, в кафе «Ротонда» голодных гениев влекло желание создавать новое искусство. Они были бедны, талантливы и очень одиноки. Да, одиноки…

Грусть одиночества… Какая-то глубинная, экзистенциальная грусть… Именно она, эта самая грусть, и видна в тех самых лицах, делая акцент на которые, я пишу этот текст.

И я хочу описать эту грусть… Я не знаю, откуда она ко мне пришла в день посещения этой выставки в Пушкинском... Я не знаю… Она просто легла на мою душу тяжелой плитой. Она была такой сильной, такой глубокой, и никак не хотела от меня уходить… Видимо, мне нужно было пропустить ее через себя, чтобы глубоко ее прожить. Прожить! Да… Проживание… Это целая, открытая мной, философия, но сейчас пока не о ней. Я потом напишу об этом. А сейчас о той грусти, которая так внезапно ко мне пришла.

Я очень хотела отвлечься от нее и сделать какие-нибудь публикации или заняться своим Проектом, в котором у меня всегда много дел, но я не могла ни о чем думать, кроме как об этих женских лицах с грустными глазами, в особенности, об одном… Да, именно это выразительное лицо Кики с Монпарнаса, которое вы видите на фото, постоянно стояло передо мной.

Кики – это сценический псевдоним певицы, актрисы, натурщицы и художницы Алисы Эрнестин Прэн (1901 - 1953). Она была моделью многих видных художников и скульпторов, сыграла в девяти кинофильмах, состоялась как талантливый художник. В двадцать восемь лет она была избрана "Королевой Монпарнаса" и стала настоящим символом богемного Парижа.

Завершала выставку очень тревожная, сюрреалистичная атмосфера последнего зала, где были выставлены работы Клод Каон, Леоноре Фини и Доре Маар. Прекрасная эпоха завершалась сильнейшей тревогой, и эта тревога была ясно видна в полотнах художников, предвещавших ее конец. Посмотрев их, я уже было открыла дверь, чтобы покинуть экспозиционное пространство, но тут же закрыла ее и сделала то, что я делаю всегда и на любой выставке: я совершила ритуал прощания с ней.

Любая выставка – это не только событие в культурной жизни данного музея и города, в котором он расположен. Это, прежде всего, событие в жизни каждого человека, который пришел ее посмотреть. Ведь в нашей жизни никогда не бывает случайностей. Никогда! В нашей жизни все подчиняется прекрасным законам мироздания, где силы притяжения и отталкивания действуют безотказно. И я все пыталась понять, почему я здесь и зачем я здесь, и что я должна прожить и прочувствовать, находясь здесь.

И я прошла по этой выставке «Музы Монпарнаса» в обратном направлении, снова подходя к полотнам, которые оставили во мне след, и прощаясь с каждым из них, ведь мы можем больше никогда не увидеться. Они обитают в разных музеях и частных собраниях, и многие из них впервые были показаны в России, и вряд ли мы встретимся с ними вновь. Потому прощалась…

Так я и шла, погруженная в свои ощущения, как вдруг меня остановило высказывание французского поэта Гийома Аполлинера, написанное на музейной стене: «Женское искусство стало великим искусством, и его уже не спутаешь с мужским».
И я подумала, что я не могу ощутить эту мысль истинной. А было ли когда-либо чисто мужское искусство? Мог бы мужчина творить один - творить только на своей мужской энергии? И разве за каждым талантливым мужчиной не стояла не менее талантливая женщина – его муза, его вдохновительница, ваятельница его прекрасных крыл, богиня, творящая из него бога, поддерживающая его во всем, разделяющая его нелегкий путь творца, оберегающая его творения, а потом или просто забытая, канувшая в Лету, или безвестная и потому безымянная?

Нет, дорогие! Не было никакого мужского искусства! Искусство вообще не имеет пола. Искусство либо есть, либо его нет. А мужчина талантлив только тогда, когда рядом с ним есть талантливая женщина, которая способна увидеть его талант, раскрыть его и помочь ему проявиться в мире. И то, что искусство знает так мало женских имен, говорит лишь о сильнейшем искажении при взаимодействии двух прекрасных энергий (мужской и женской) в нашем, пока еще несовершенном, мире, и достичь равновесия и гармонии между ними – наша прекрасная цель.

Идя домой по улицам осенней Москвы, я словно шла по тому самому позднеосеннему Парижу, по которому шла два года назад. Я ощущала себя в этом удивительном городе в одной из самых лучших и самых ярких его эпох в одном из самых его прекрасных мест Монпарнасе. Я сидела за маленьким столиком в полностью одетой в красный бархат «Ротонде» и маленькими глотками пила ароматный горячий шоколад, запивая его холодной водой и наслаждаясь каждым вкусовым ощущением, попутно любуясь прекрасными картинами на стенах и белыми орхидеями, празднично украшающими все это уютное пространство.

Пока ехала в метро, поняла, что ничего не смогу описать и показать, пока не проживу свою великую грусть. Она была такой огромной, почти вселенской, словно грусть всех женщин мира огромным и невероятно мощным потоком проходила через меня. Придя домой очень уставшая и изможденная, я открыла компьютер и записала эти слова: «Я хочу описать эту грусть… Я не знаю, откуда она ко мне пришла… Я не знаю…» И только после этого я смогла лечь спать.

А наутро случилось настоящее чудо. Я стала слышать стихи, которые записала от первого до последнего слова, не прерываясь, на одном дыхании. И когда я поставила точку, когда осознала, какие смыслы я приняла и расшифровала в слова, я испытала настоящее освобождение от той вселенской грусти, от той беспросветной тоски, которая огромным потоком прошла через меня при соприкосновении с образами и смыслами этой выставки, с прекрасными лицами ее героинь и их, полными грусти, глазами.

Случайностей не бывает. Все происходит тогда, когда нужно, и мы оказываемся там, где должны.

Случайностей не бывает. Потому не случаен и этот текст, который я написала, делая акцент на прекрасные лица, глубинную грусть которых мне довелось пережить.

Случайностей не бывает…

Никогда…

Совсем…


А это то самое стихотворение, которое я написала на одном дыхании на следующее утро после посещения выставки в Пушкинском «Музы Монпарнаса», и которое сущностно и очень глубинно связано с этим прозаическим текстом.


МЫ ВСЕ ТВОРЦЫ


Эпоха женщин с грустными глазами,
Ты не ушла, оставив яркий след.
Ты здесь и в нас, омытая слезами
Слепых ночей, где был погашен свет.

Где, прорываясь силой пробужденья
Сквозь этот мир всевластия мужчин,
ОНА пришла к эпохе возрожденья
В себе творца, ведь этот огнь един.

Не зная мрака гендерных различий,
Горит единым пламенем во всем,
Сжигая всю искусственность приличий,
Явив себя божественным огнем.

И мы горим, не ведая причины.
Она одна – мы все хотим творить!
Мы все творцы! И женщину мужчина
Равно, как муза, может вдохновить.

Мы все горим в единстве мирозданья.
Мы все творцы! Не это ль наша цель?
Мы все одни единые созданья,
У нас одна единая купель,

Один Отец, одно предназначенье –
Богами быть, подобными Отцу,
Открыть свое великое свеченье,
Готовя главы к новому венцу.

Зачем живем? Зачем пока мы дышим?
Куда идем? Не в солнце ль и не в свет?
Мы вне различий! Век различий вышел,
В нас растворив надуманный обет.

Свободны мы! Никто уже не властен
Остановить эпоху торжества
Свободы душ, великого безвластья,
Свободы тел вмещенью божества.

Да, Боги мы! Да, светлые созданья!
Да, мы творцы! Да, выше силы нет!
Да, мы венец творца и мирозданья!
И это мой единственный обет.

Нет прежних догм. Все писанное в прошлом.
Я знаю все. Я знанием горю.
Мой прежний плен теперь уже отброшен,
И я, как Бог, безудержно творю.

И знаю я, что знание едино,
И нет границ для светобытия.
Мне будет Богом только мой мужчина.
Ему Богиней буду только я.

И наш Отец, Вселюбящий, Всесветлый,
Все, что ушло, с любовию вместит
И, растворив все прежние обеты,
Откроет нам те новые пути,

Где мы пойдем, свободны и велики,
Творить сей мир и радоваться в нем,
Где озарим сияньем наши лики,
Горя внутри божественным огнем.

И мы омоем счастия слезами
Наш каждый шаг на избранном пути,
А той эпохе с грустными глазами
Пошлем с улыбкой нежное: «Прости…»


© Copyright: Светлана Курышева, 2021
Свидетельство о публикации №121100901213