Встречи с Шолоховым

   В далёком прошлом я работала медицинской сестрой в одной из клиник Ростовского медицинского института. Там нередко встречалась с замечательными людьми, которые, в силу каких-то неудачных моментов в жизни, становились её пациентами.
   Раиса Васильевна А. была очень эмоциональной женщиной с  неустойчивой психикой. Причиной её депрессии в то время был стресс из-за очередного не поступления сына в медицинский институт на стоматологический факультет.
    Мне стало жаль её,  и  я предложила:
    — Я уверена, что могу помочь вашему сыну подготовиться к вступительных экзаменам по химии и физике.
     — Да, именно по этим предметам у него проблемы! — Раиса Васильевна взяла мою руку и с чувством сжала её. Я увидела, как засияли её красивые глаза. — А знаешь, Оля, мне сейчас кажется, что никакие лекарства не заменят то чувство, которое я испытываю. Спасибо тебе!
Её сын, Юрий, оказался добросовестным учеником. Задания выполнял безукоризненно, иногда просиживая над ними, по рассказам бабушки, почти до утра.
    Однажды, придя на очередное занятие, я увидела в саду их дома много незнакомых людей.
    Юра подошёл ко мне и с улыбкой сказал:
    — Мы сегодня заниматься не будем. У нас гости.
    — Хорошо, ответила я. — Ты позанимаешься  самостоятельно, а я поеду домой, у меня куча дел.
    — Нет, нет! Если ты сейчас уйдёшь, то всю жизнь будешь жалеть об этом. И мама, и бабушка мне строго наказали тебя не отпускать.
Мы с Юрой сидели за столиком в саду, где обычно занимались. К нам подошёл седоволосый мужчина невысокого роста и тихо спросил:
    — А что вы преподаёте?
    — Химию, — ответила я, чувствуя, что сильно смущаюсь.
    — Какой замечательный предмет! Я всю жизнь мечтал стать химиком. А стал — чёрт знает кем!
     Нашу беседу прервала бабушка Юры.
    — Все к столу!— пригласила она.
    Гости сели за стол. Седоволосый мужчина был в центре внимания. Мне казалось, что хохот компании после рассказанных им анекдотов был слышен  на всю Каменку. Дом хозяев находился недалеко от кардиологического санатория и стоял в глубине рощи.
    Заиграла музыка, и этот незнакомый человек пригласил меня на танец. Движения его были легки и красивы. Он много говорил, но громкая музыка заглушала его слова.
    Гостей опять пригласили к столу. Юра предложил мне посмотреть их сад и дом. Мы медленно шли по садовой дорожке.
— Кто этот добродушный весёлый человек? — спросила я.     — Лицо знакомо, а вспомнить не могу!
    У Юры округлились глаза,  и он с испугом спросил:
   — Надеюсь, ты у него не выясняла,  кто он такой?
   — Не успела! — ответила я.
    Юра схватил меня ща руку и, ни слова не говоря, потащил в дом. Мы быстро поднялись по лестнице на второй этаж. В доме была огромная библиотека. Юра взял с полки книгу и подал её мне:
    — Открывай!
    Я перевернула страницу и увидела фотографию человека, с которым полчаса назад разговаривала и танцевала. Это был Михаил Александрович  Шолохов!
     На следующий год Юра поступил в медицинский институт.
Через четверть века мне посчастливилось познакомиться с замечательным человеком, врачом-хирургом Николаем Григорьевичем Комаринцевым. Однажды он рассказал о своей встрече с Шолоховым. Работая в клинике госпитальной хирургии, он подрабатывал в районной поликлинике на приёме.  В рамке на двери красивым почерком были выведены слова: "Спасибо за тишину  Вы мне очень помогаете в работе". Пациенты с уважением относились к нему и всегда в очереди у кабинета сидели спокойно.
    Однако в один из приёмных дней тишины за дверью не было. Хирург вышел из кабинета и попросил:
    — Пожалуйста, не шумите! Никто не останется без помощи. Его взгляд упал на измученное лицо мужчины, который прижимал к губам большой палец правой руки и дул на него. Николай Григорьевич, не сдерживая улыбки, спросил:
    — Попадает ваше фу-у-у" через марлевую повязку?
    Мужчина слегка улыбнулся в ответ и пожаловался:
    — Я высидел уже целых два часа, а больше терпеть нет сил. Впереди меня ещё четыре человека. У меня панариций. Болит почти вся рука.
    Николай Григорьевич провёл взглядом по присутствующим, как бы спрашивая у них разрешения на внеочередной приём человека с мучительной болью.  Очередь запротестовала. Мужчина, чуть ли не со слезами на глазах,  тихим голосом произнёс:
    — Я — Шолохов!
    Николай Григорьевич  повернулся к очереди:
    — Дорогие мои, давайте выполним просьбу нашего дорогого земляка, писателя Михаила Александровича Шолохова, и пропустим его на приём. Такую боль очень трудно терпеть, поверьте мне.
    Очередь сразу успокоилась и Шолохова пропустили в кабинет врача.
Приняв последнего пациента, Николай Григорьевич собирался домой. В дверь кабинета поступали.
    — Войдите, — ответил он.
     Подняв глаза, хирург увидел Михаила Александровича. В его руках  был пакет. Николай Григорьевич  предложил ему присесть. Шолохов выставил на стол бутылку коньяка, выложил колбасу и поставил два стакана:
    — Обмоем нашу удачную операцию. Мне так легко стало! Хочется петь, летать, писать и ещё  много чего...
    Он открыл бутылку и налил по полстакана коньяка.
    — Колбасу я буду резать сам, — сказал Николай Григорьевич, — только сначала вымою руки.  И вам советую!
    Доктор был не пьющим человеком, но отказать Шолохову в компании — не смог. Они просидели за беседой почти до рассвета. В шестом часу утра Николай Григорьевич уснул, сидя за столом.
    Открыв глаза, он увидел смотрящего на него с улыбкой Шолохова.
    — Вы, мой друг, проспали больше трёх часов, что для настоящего мужчины — норма. Внизу нас ждёт такси. Я отвезу вас домой,  и вы ещё вздремнёте часик-другой, а затем  мой водитель отвезёт вас снова на работу.
    Как только сели в такси, Николай Григорьевич опять провалился в сон. Проспав ещё целых два часа, он проснулся в своей кровати. Михаил Александрович  сидел рядом.
    — Ну, батенька,  теперь вас можно и в космос посылать! Вы выспались за двоих. И за ваших пациентов я спокоен. Я сварил нам кофеёк и пожарил яичницу. Быстро за стол — и по коням!


Фото из давней газеты, храню его как память о том времени и о нём