Читая Хаяма

               
Омар Хаям в популярном представлении,  как правило,  ассоциируется с тонкой, изящной поэзией. До сих пор остается хорошим тоном при случае процитировать древние стихи, благо, они небольшие.

При этом напрочь игнорируются основные составляющие творчества  Хаяма, которые остаются вне цитат.  А между тем, если углубиться в творчество восточного поэта, нас неизбежно ждет разочарование.

Дело в том, что творчество Омара Хаяма не о любви, не о нежных чувствах между влюбленными, не о романтике природы, не о ином прекрасном. Оно – крик человека, не нашедшего себя в этом мире и потому поющего гимны лишь вину и порочной, сладострастной любви
.
Любовь к вину у Хаяма имеет вполне четко выраженное патологическое свойство. Это тем более странно, что Хаям жил на Востоке, в эпоху утвердившегося ислама, который, как известно, к алкоголю настроен категорически отрицательно. Тем не менее, вино – это одна из основных  тем творчества поэта. По сути Хаям  поднимает на щит старую истину алкоголиков, пей, потому что не пить нельзя, ибо будет хуже.

"Вино не только друг. Вино – мудрец;
С ним разнотолкам, ересям - конец!
Вино алхимик; превращает разом
В пыль золотую жизненный свинец."
(пер. И.Тхоржевского)

В другом стихотворении он восклицает «Вина!- Другого я и не прошу…». Совершенно очевидно, что толчком к творчеству у Омара Хаяма служат какие-то сильные эмоции, для поддержания накала которых ему и нужно вино. Что же это за эмоции? Тоска, та безысходность, которая не видит в мире ничего хорошего, но видит лишь  бессмысленность и леденящий холод преисподней.

Этой безысходности посвящено столько же строк, сколько и лекарству (по мнению Хаяма) от нее, вину.

"Не смерть страшна. Страшна бывает жизнь,
Случайная, навязанная жизнь.
В потемках мне подсунули пустую.
И без борьбы отдам я эту жизнь."
(Перевод И.Тхоржевского)

Этот постулат, что жизнь пуста и бессмысленна и напрасно нам дана, красной нитью проходит через все творчество Хаяма. Таким образом, совершенно очевидно, что поэт всю жизнь страдал из-за отсутствия для себя некоего метафизического базиса. Живший в окружении ислама, знакомый с христианством, Омар Хаям последовательно отвергал и ту, и другую религию. Вместе с тем, она не обрел себя и в материализме, поскольку считал излишней саму науку и ученость. Почему излишней? Все потому же; верь –не верь, учись- не учись – конец один. Поэтому  пей и прожигай жизнь.

При этом остановиться в своем пессимизме, пробовать обойтись без алкоголя и доступной любви, Хаям и не пробовал. Можно предположить, что остановка выбила бы почву из-под ног поэта и заставила бы, прежде всего, признать свою неправоту на протяжении многих лет. А это, как свидетельствует опыт, более чем сложно для большинства людей.

С учетом вышесказанного по прочтении стихов может сложиться впечатление об Омаре Хаяме  как и некоем великовозрастном Митрофанушке, восточном аналоге гончаровского Обломова. Увы, это не так. При своем небрежном отношении к науке, тем не менее, он преуспел как математик и астроном, был знаком с медициной.  Ему же приписываются достоинства крупного философа, но читая хаямовские рубаи сложно их обнаружить. Напрашивается невольное  сомнение, был ли автор искренен в своих стихах или писал их исключительно красного словца ради.
 
По всей видимости, верно последнее предположение. Омар Хаям писал свои рубаи ради их самих, как это часто бывает среди талантливых людей, но не ради каких-то серьезных и глубоких истин. Ведь нельзя же назвать глубокой ту примитивную, истину в вине, к которой поэт постоянно возвращается.

Но Хаяма весьма часто и не без успеха представляют как тонкого романтика, знатока и ценителя нежных чувств. Здесь сразу нужно сделать пояснение, ибо поэта «обвиняют»   в том, к чему он весьма практически не причастен. Тема любви, нежных чувств, романтические мотивы никогда не являлись  главной темой творчества Омара Хаяма.

Прослеживаемая тематическая иерархия в его поэзии имеет примерно следующий вид:
- те или иные оды вину, как лекарству от жизни.
- мрачно-философские размышления о несовершенстве жизни, ее беспросветности и смерти.
- своего рода реверансы в сторону женской красоты, которую Хаям практически всегда рассматривает лишь в «комплекте» с вином. Тонкий женский стан, пленительная красота, любовь – по сути это все остается алкогольным напитком, только другого разлива, призванным как позабавить чувства, так и скрасить, отвлечь от бессмысленной жизни.

«…На райскую траву сядь с гуриеподобной,
Чтобы вкусить от неземных услад.» (перевод О.Руммера)

Сказано вполне четко. Воспользуйся доступной женщиной, если отбросить восточное витийство, просто воспользуйся, получи свою долю мимолетной услады, которая только кажется неземной. И все.

«Сад цветущий, подруга и чаша с вином,
Вот мой рай. Не хочу очутиться в ином…» (перевод Г.Плисецкого)

Предельным примитивизмом веет от этих строк. Подруга ( не жена и тем более не мать своих детей!) нужна только как дополнение к пейзажу и непременному вину. А нет, подруги…что ж, было бы вино. И это романтика? Нет, примитивизм в его максимальном варианте.

Естественно, что столь ограниченное мировоззрение вызывало перманентный духовный кризис у Хаяма. Среди его стихов практически нет жизнерадостных, жизнеутверждающих, от которых хочется если не запеть, то хотя бы улыбнуться. Философские потуги (а серьезные размышления на почве постоянного винопития  в кругу друзей и доступных красавиц просто не могли возникнуть) поэта веют тоской и безысходностью. Более того, они сами порождают глубочайший духовный кризис, который, судя по его продолжительности, Хаям не смог преодолеть даже с помощью вина. В его стихах, написанных на склоне жизни, иногда незримо ощущается некая тень раскаяния, тень прозрения, но…увы, эта тень не трансформируется в слова.

Совершенно естественно, что творчество столь сомнительной ценности не может привлекать действительно глубоко читателя, а лишь охотника за изрядным слогом. Но такие охотники, напитавшись нравственно-духовным ядом своих предпочтений, быстро начинает терять опору в жизни по примеру своих кумиров. Слово, оно ведь и лечит,  оно же и убивает.