Цыганка Ляля. Кубанские рассказы

В станице Михайловке хоронили Олега. Совсем недавно он собирал своих друзей и родственников на сорокалетие. А теперь лежал,  совсем непохожий на себя в дорогом гробу, который так не вязался с обстановкой съемного чужого и бедного дома, где он жил последнее время.

Стояли последние теплые деньки сентября. Пахло созревшим виноградом, опавшей листвой и  свежевспаханной землей. Запах осени, запах увядания. Солнце еще пригревало, но ветер был холодным и заставлял кутаться в кофты и куртки собравшихся людей.
 
Гроб стоял во дворе на двух стареньких табуретках, под беседкой из винограда. Рядом сделанные из досок и блоков импровизированные две скамейки. Их накрыли плюшевыми покрывалами, которые были ровесниками покойного. Но на скамейках мало кто сидел.

Люди приходили, смотрели на покойного, складывали в ноги бумажные деньги и все как один повторяли, что Олег на себя совсем не похож. Говорили и отходили в сторонку, чтобы там продолжить разговор о ценах на помидоры, о завтрашнем похолодании, о том, когда же сегодня принесут пенсию и успеют ли они сходить на поминки.

Возле гроба убивалась жена Олега Надежда. Только какая она ему жена, ну жили года три вместе и все. Да еще она была цыганкой. Этот факт очень злил мать и братьев Олега. Злил и раньше, а сейчас особенно. Теперь они все вместе вынуждены быть возле его гроба. Они и цыгане.
 
Тут была  почти вся многочисленная цыганская семья Надежды. Была и ее мать, непонятного возраста цыганка Ляля. Ей сейчас совсем не подходило это имя. Полная невысокая утомленная женщина, с темными кругами под глазами, с косынкой на голове, откуда выбивались неопрятные черные с проседью волосы. Ее круглое и темное лицо было все в жестких морщинах, которые бывают у людей, работающих круглогодично на открытом воздухе.

Ляля была одета в длинную  бархатную юбку, дешевый пестрый халат и сторублевые шлепанцы на носок. Зато на пальцах рук дорогущий старинный перстень с большим изумрудом, широкие самодельные  кольца. Сами руки огрубели от тяжелой сельской работы. На них еще остался характерный цвет от помидор, которые сегодня весь день собирала в теплице Ляля.
 
В ушах  у Ляля  были  крупные и золотые серьги. На короткой шее цепочка с  медальоном, где изображена мадонна с младенцем. Ляля, наверное, была раньше красивая, а сейчас было видно, что она сильно постарела. Она тоже начинала рыдать, когда дочка заходилась в плаче. Она переживала за дочь.
 
Иногда Надежда чуть успокаивалась и тогда молча, сидела возле гроба, отгоняла веточкой мух от покойного, гладила Олега по рукаву новенького синего костюма. Потом вдруг снова начинала  рыдать. Тогда Ляля и ее младшая дочка капали приготовленное лекарство и успокаивали вдову.

Братья Олега шипели, вот, мол, спектакль устроили. Гроб дорогущий купили, костюм с ботинками, похоронить хотят  на цыганской половине кладбища. Они старались не смотреть на гроб с братом. Толпились дальше в саду, или уходили, сославшись на занятость.

Они не одобряли выбор Олега, когда он нашел эту цыганку. Их раздражало, как он жил со своей женщиной. Еще бы, Надежда сидела дома и ждала Олега. Вечером его встречал ужин и убранная комната. Да что ужин, она ему ноги мыла! Поэтому Олег и жил на съемной квартире, подальше от  матери и братьев.

«Все несчастья ему принесла она!», «Когда он заболел, она его бросить хотела!» - говорили братья и мать Олега. Болезнь Олега скрывали от соседей, рассказывая всем, что у него рак, и на это были причины. Умер Олег быстро, почти через месяц после того как поставили диагноз. Умер дома. Скорая помощь  приезжала, когда было очередное обострение, и только делала укол обезболивающего.
 
Цыганка Ляля знала, чем заболел Олег, и молилась, чтобы дочь оказалась здоровой, и он ее не заразил. Она не винила Олега. Он стал жить с ее дочерью, когда на ней поставили крест в цыганском таборе. Надежда была бесплодной, а это для цыган приговор. От Надежды шарахались как от порченной, и она никому не нужна была из цыган.
 
Олег же не собирался заводить детей. Надежде жилось с ним хорошо. Он зарабатывал и не жадничал для нее денег. «Кроссовки, мне купил белые, кожаные, какие я захотела, за три тысячи!» - плакала и вспоминала Надежда около гроба.

Теперь после смерти Олега, ее судьба была смутной. Это знали все. И сама Надежда, и Ляля, которая над гробом Олега, плакала над судьбой своей дочери.
Плакала и над своей собственной судьбой. Плакала, над тем, что сама не может изменить и исправить. Плакала потому что чувствовала вину за судьбу дочери и ощущала тонкую грань между жизнью и  смертью.

Когда везли гроб на кладбище, то к гробу в машину сели только цыгане. Ляля и ее дочь. Остальные, сославшись на неудобства, ведь сидеть надо было на полу, поехали на других машинах.

На кладбище начал накрапывать дождик. Солнце спряталось за быстро бегущие облака, и казалось, даже желтые листья берез и акаций померкли. Выкопанная яма зияла своей чернотой. Люди неосознанно сторонились ее. Они растянулись по всей аллее, и стояли кучками то там, то здесь. Ждали завершения траурной церемонии. Судачили, от чего же все-таки умер Олег.
 
Когда начали прощаться  с покойным, Надежда снова зашлась в рыданьях и упала, теряя сознание.  Ляля сказала: «Закапывайте уже, не мучайте моего ребенка. Хватит!». На поминки цыгане не пошли, они уехали поминать сами.
 
Перед тем как уехать, Ляля подошла к брату Олега, который теперь стал старшим в семье, и сказала: « Не обижайте мою дочку, ведь ее Олег выбрал сам».  И посмотрела на него своими черными горящими глазами.
« Ведьма» - подумал про себя брат и поспешил за поминальный стол.