Тарасенко-Отрешков - Бывают странные сближения 1 ч

                «БЫВАЮТ СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ…»
   
Н. И. Тарасенко-Отрешков в судьбе А. С. Пушкина  и  М. Ю. Лермонтова

                СЛИЧАЯ  КОПИЮ  С  ОРИГИНАЛОМ…

 Человек, о котором говорится в этой книге, примечателен отнюдь не сам по себе. Знаменитые писатели, современником которых он был, отзывались о нем с пренебрежением: Пушкин называл его «Отрыжков», Лермонтов - «Горшенко», князь Вяземский - «русский маркиз», Булгарин - «философ без логики». Этот третьестепенный литератор вряд ли заслуживал бы внимания, если не его причастность к судьбам двух великих поэтов. Сам крайне далекий от поэзии, он сыграл в их жизни не до конца ясную, но явно негативную роль. В чем она заключалась - это и попытался выяснить автор.
 Предлагаемая книга - итог двадцатипятилетней работы, основанной на разысканиях в архивах и книгохранилищах. При ее написании использованы документы Российского государственного исторического архива, Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН, Российского государственного архива литературы и искусства, Государственного архива Российской Федерации, Российской национальной библиотеки.
В значительной степени работу упростило то, что кандидатура героя будущей книги   включена в биографический словарь «Русские писатели 1800-1917». В результате стали доступны незнакомые до того времени архивные документы, известны новые факты и подробности биографии этого человека. 


                ВЕЗДЕСУЩИЙ ГОСПОДИН, ИЛИ «РУССКИЙ МАРКИЗ»

«Бывают странные сближения» (1), - утверждал А.С. Пушкин. Эти слова невольно приходят на память. Удивительным образом третьесортный сочинитель, первой книгой которого стало «Руководство к вывождению пятен из разного рода материй», ухитрившийся затем, по свидетельству  П.В. Анненкова, «составить себе репутацию серьезного ученого и литератора по салонам, гостиным и кабинетам влиятельных лиц, не имея никакого имени и авторитета ни в ученом, ни в литературном мире» (2), оказался причастен к судьбе двух величайших поэтов России и сыграл в жизни и Пушкина, и Лермонтова пагубную и не до конца еще проясненную роль.
Об этом человеке и пойдет речь. Для начала его следует представить. Однако сделать это не так просто. Начать с того, что фамилия нашего героя известна в четырех вариантах. Согласно документам Департамента герольдии, этот господин принадлежал  к малороссийскому дворянскому роду Тарасенко-Атрешковых. Однако сам он в молодые годы подписывался Атрешков, а позднее Тарасенко-Отрешков - такие подписи стоят как  под официальными документами, так и под написанными им литературными опусами. Мемуаристы же ради краткости предпочитали называть его Отрешковым. Так будем именовать его и мы.
Разобравшись более или менее с фамилией этого господина, обратимся теперь к его имени. Однако и оно известно в нескольких вариантах. Сам он предпочитал именовать себя Наркиз, однако порой встречается иное написание - Наркис, Нарциз, Нарцис.
Наркиз Иванович Отрешков прожил долгую жизнь - родился в 1803 году, а умер 22 ноября 1873 в Париже (3).
Известный всему Петербургу, он на протяжении нескольких десятилетий слыл своего рода ходячей достопримечательностью северной столицы. «Кто не знает Отрешкова? - читаем мы в «Записках» его современника В.А. Инсарского. - Есть личности, которые, неизвестно как и почему, делаются известными всему миру. К числу подобных личностей принадлежал и Отрешков. Спросить кого-нибудь в Петербурге: знает ли он Отрешкова - все то же, что спросить, знает ли он, где Казанский собор» (4).
К мемуарам Инсарского мы обратимся еще не один раз - он хорошо знал нашего героя и уделил ему немало внимания в своих воспоминаниях.
Кем же был Наркиз Иванович? И на этот вопрос ответить не так просто. Чиновник и промышленник, третьестепенный литератор и журналист, финансист и общественный деятель, светский человек и даже придворный - все это Отрешков. И все же из множества ипостасей его существования следует выделить одну - главную. Это был весьма типичный для России второй трети ХIХ столетия предприниматель.

Несколько слов следует сказать о родословной нашего героя. Как уже говорилось, он принадлежал к малороссийскому дворянскому роду. По свидетельству архивных документов, родоначальник оного шляхтич Иван Тарасенко пожалован королем Речи Посполитой Сигизмундом III 28 июня 1617 года «на должность генерального возного при королевском дворе и в великом княжестве Литовском». Сын Ивана Леонтий «перешел в Малороссию из Берестейского воеводства», служил сотником в Яресковском полку и в 1675 году погиб в битве под Белоцерковском. Прапрадед нашего героя Никита женился на дочери великобудицкого казака Атрешка и присоединил к своей фамилии фамилию тестя. 4 мая 1721 года гетман Скоропадский возвел Никиту Тарасенко-Атрешка в бунчуговые товарищи* (5).
______________
 * Бунчуг или бунчук - древко с шаром на конце - был в ХVI-ХVIII веках символом власти польских и украинских гетманов.

В конце ХVIII века род Тарасенко-Атрешковых был причислен к российскому дворянству и занесен в шестую часть родословной дворянской книги, куда вносились старинные дворянские фамилии. Имеется описание их родового герба: «Щит в белом поле, волнистый пояс обрамленный щитком, в коем кавалерский крест между двух ветвей, и сопровождаемый сверху звездою и снизу опрокинутым мечом, увенчанным крестом и обремененным внизу опрокинутым полумесяцем» - меч пронзает полумесяц (6).
Однако, несмотря на происхождение, Тарасенко-Атрешковы занимали довольно скромное положение в обществе. Поэтому с младых ногтей наш герой тяготел к высокопоставленным, а главное - титулованным особам. В разные годы жизни ему довелось общаться с князьями Барятинским, Вяземским, Горчаковым, Одоевским, графами Адлербергом, Бенкендорфом, Орловым, Воронцовым-Дашковым, Кушелёвым-Безбородко, Барановым, баронами Корфом и Ливеном - все эти фамилии встретятся на страницах нашей книги.
Быть может, тягу к аристократическим персонам Наркиз Иванович унаследовал от отца, который в молодые годы служил в одном из самых привилегированных полков Российской империи - Конногвардейском. Там он мог заиметь знакомства в высшем обществе - ведь его сослуживцами по полку были представители самых знатных фамилий. Правда, конногвардейцем отец нашего героя пробыл недолго. При воцарении Павла I, когда служба для гвардейских офицеров перестала быть синекурой, как было в годы правления Екатерины II, и стала куда более тягостной, он вышел в отставку прапорщиком и перешел на более спокойную статскую службу. Высоких чинов не достиг и там, дослужившись до титулярного советника, окончательно распростился со службой и зажил состоятельным помещиком. Его имение село Берёза находилось неподалеку от городка Глухова Черниговской губернии, бывшего в ХVIII столетии резиденцией последнего гетмана Украины графа Кирилла Разумовского.
В числе приближенных графа был дед Наркиза Ивановича по матери - священник из дворян, протоиерей Иоанн Лузанов. Его сын Герасим Иванович предпочел духовной службе светскую и сделал успешную карьеру. Так, в молодые годы он служил при штабе князя П.И. Багратиона в Молдавской армии, в «грозу двенадцатого года» был адъютантом командующего Малороссийским ополчением графа И.В. Гудовича, после окончания войны состоял при министре полиции А.Д. Балашове, а когда тот был назначен генерал-губернатором, продолжал службу при нем чиновником по особым поручениям, был награжден несколькими орденами и бриллиантовым перстнем. Не был Лузанов и чужд литературы - пописывал басни, которые печатались в журналах «Кабинет Аспазии», «Дух журналов», «Благонамеренный», а в 1819 году вышли  отдельной книжкой. Добавим, что он был женат на дочери знаменитого скульптора, ректора Академии художеств И.П. Мартоса (7).
Иван Петрович Мартос прославился в годы отрочества нашего героя созданием монумента Минину и Пожарскому - первого памятника в Москве. Воздвигнутый в самом сердце древней русской столицы - на Красной площади, монумент в феврале 1817 года был торжественно открыт в присутствии императора Александра I, членов его семейства, гвардии и при большом скоплении народа. Создатель памятника был награжден чином действительного статского советника.
Это торжество произошло в тот период, о котором писал современник: «Чтобы утешить Москву, разоренную неприятелем, император Александр Павлович в 1817 году переехал в Москву со всем своим двором, министрами, гвардией, Государственным советом и прожил в ней почти год» (8).
Из воспоминаний Н.М. Колмакова, двоюродного брата Наркиза Тарасенко-Отрешкова, мы узнаем, что тот имел трех братьев (их имена встретятся в книге) и четырех сестер (9).
Образование наш герой получил в старейшем привилегированном учебном заведении России – Московском Благородном университетском пансионе, иначе именуемом Благородным пансионом при Московском университете, знаменитом как именами выпускников, так и литературными традициями. Достаточно вспомнить, что до нашего героя в Благородном пансионе учились В.А. Жуковский и А.С. Грибоедов, а после него - М.Ю. Лермонтов. На год раньше Отрешкова - в 1822 году - окончил пансион В.Ф. Одоевский.
«Заведение это пользовалось в то время прекрасной репутацией и особыми преимуществами, - вспоминал позднее один из учившихся в Благородном пансионе будущий военный министр Д.А. Милютин. - Оно помещалось на Тверской и занимало все пространство между двумя Газетными переулками (старым и новым, ныне Долгоруковским), в виде большого каре, с внутренним двором и садом. Пансион назывался Университетским только потому, что в двух старших классах, V и VI, преподавали большею частью университетские профессора; но заведение это имело отдельный законченный курс и выпускало воспитанников с правами на четырнадцатый, двенадцатый и десятый классы по чинопроизводству. Учебный курс был общеобразовательный, но значительно превышал уровень гимназического».* (10)
 Одновременно с Наркизом в пансионе обучались С.П. Шевырев, поэт Д.П. Ознобишин, литераторы В.П.Титов и Э.П. Перцов. Все пятеро состояли в основанном пансионерами литературном обществе, председателем которого был Шевырев. Однако изящная словесность Отрешкова уже тогда вряд ли привлекала - в 1821 году в числе лучших работ воспитанников было признано написанное им сочинение «О происхождении русских дворян, мещан и крестьян, их правах, преимуществах и обязанностях». Видимо, он успевал по преподававшемуся в пансионе предмету, именуемому «изъяснение прав человека и гражданина» (нечто вроде современного обществоведения) (11).
Успешно окончив Благородный университетский пансион с чином десятого класса -  коллежского секретаря в 1823 году, Отрешков переезжает в Петербург, где проще и легче было сделать карьеру. Вероятно, он прибегнул к протекции влиятельного родственника И.П. Мартоса - прославленный скульптор был ректором Академии Художеств. Ибо вскоре после приезда в северную столицу, по свидетельству другого мемуариста - В.П.Бурнашева, наш герой оказывается вхож в дом одного из знатных и богатейших семейств России - графов Кушелёвых-Безбородко (12).
___________________
 * Ныне на месте Московского университетского пансиона находится здание Центрального телеграфа. Долгоруковский переулок, в советское время называвшийся улицей Белинского, теперь именуется Никитским переулком. Полный курс обучения в пансионе составлял шесть лет.


Молодой граф Александр Григорьевич Кушелёв-Безбородко (1800-1855) был наследником огромного состояния двух родов новой, «случайной» аристократии - Кушелёвых и Безбородко. Его отец - адмирал граф Григорий Григорьевич Кушелёв, сделавший блистательную карьеру в краткое царствование Павла I, наряду с А.А. Аракчеевым был любимцем императора. Он стал им еще до воцарения Павла, и когда тот создал собственные войска в Гатчине, командовал флотилией, стоявшей там на озерах. Как свидетельствует «Русский биографический словарь», расположением Павла I Кушелёв пользовался постоянно и был одним из тех немногих близких ему лиц, которые, кажется, ни разу не подвергались опале ни до воцарения, ни по воцарении его. С восшествием же на престол Павла на Кушёлева пролился дождь милостей. 7 ноября 1796 года он был произведен в генерал-майоры и стал генерал-адъютантом, 3 марта 1798 года - в вице-адмиралом, 1 ноября назначен вице-президентом Адмиралтейств-Коллегии, 9 декабря пожалован бриллиантовыми знаками ордена святого Александра Невского, в начале 1799 года был уже адмиралом, с 22 февраля - графом, 29 июня получил высший орден Российской империи - святого Андрея Первозванного (13).
Александр Григорьевич был старшим сыном графа Григория Григорьевича Кушелёва и Любови Ильиничны, урожденной графини Безбородко, племянницы знаменитого дипломата, светлейшего князя и канцлера. После смерти деда - последнего из рода Безбородко - высочайшим указом молодому графу было «повелено в уважение к отличному служению покойного князя Безбородко, на пользу и славу Отечества всю жизнь посвятившему, именоваться впредь графом Кушелёвым-Безбродко, дабы знаменитейшая заслугами фамилия сия с кончиною первого в роде не угасла, но… пребывала навсегда в незабвенной памяти российского дворянства» (14).
 К моменту интересующих нас событий Александр Григорьевич только начинал службу, которую он завершит в равной министру должности государственного контролера*. Поскольку отставной адмирал не жил в Петербурге, дом его находился в полном распоряжении молодого графа Александра Григорьевича. Можно только догадываться, каким образом Наркиз Отрешков сумел проникнуть в этот роскошный аристократический дом, сделаться там своим и даже, если верить Бурнашеву, обосноваться в нем вместе с другим братом. Вероятно, это покровительство можно объяснить тем, что Кушелёвы-Безбородко связаны родственными узами с Украиной (между прочим, они были попечителями основанной князем И.А. Безбородко Нежинской гимназии высших наук, иначе именовавшейся Нежинским лицеем, в которой учился Н.В. Гоголь), а потому и согласились оказать покровительство молодым малороссам. Быть может, наш герой познакомился с графом Кушелёвым-Безбородко в знаменитом салоне президента Академии Художеств А.Н. Оленина - туда его мог ввести на правах родственника И.П. Мартос, тоже происходивший из малороссийских дворян - он был ректором Академии Художеств и своим человеком в доме Олениных.
___________________
* Позднее, в 1860-е годы, его сын, граф Григорий Александрович Кушелёв-Безбородко приобретет некоторую известность в литературных кругах как издатель и меценат, основавший журнал «Русское слово» - несмотря на аристократическое происхождение, он будет близок к демократам; высказывалось предположение, что граф - один из возможных прототипов князя Мышкина в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».

                * * *
В 1823 году начинается служебная карьера нашего героя. Судя по формулярному списку, она протекала успешно - в тридцать три года он становится обладателем придворного звания камер-юнкера, в тридцать шесть - кавалером престижного ордена святого Владимира, до самого конца ХIХ столетия дававшего его обладателям право на потомственное дворянство, в тридцать восемь - высокий чин статского советника.(15) Следующий чин - действительного статского советника - был уже генеральским, «превосходительным».   
Особым предметом гордости Отрешкова было звание камер-юнкера. Благодаря ему он мог бывать на придворных балах и приемах, появляться в самом аристократическом кругу. Просмотрев «Придворный месяцеслов на 1838 год», можно узнать, что одновременно с нашим героем камер-юнкерами были обладатели самых знатных и титулованных фамилий: князья Голицыны, Гагарин, Волконский, Долгоруков, Куракин, Мещерский, Репнин, Салтыков, Трубецкой, светлейший князь Ливен, графы Голенищев-Кутузов, Давыдов, Коновницын, Любомирский, Потоцкий, Тормасов, Стакельберг.
Отрешкова ничуть не огорчало, что это первое, самое низкое придворное звание он получил далеко не в юные лета. (Вспомним, как был оскорблен Пушкин, став камер-юнкером в таком же возрасте). Забегая вперед, скажем, что даже два десятилетия спустя, когда Наркизу Ивановичу было уже за пятьдесят, представляя свою новую книгу на соискание самой почетной в России Демидовской премии (будет в его жизни и такое!) и перечислив на титульном листе оной для пущего веса все свои звания, первым из них он выставит придворное (16) - камер-юнкер двора его императорского величества. Однако не помогло даже это. Опус, изданный первоначально в Париже на французском языке и представлявшийся на соискание премии Парижской академии, (а потом уже в Петербурге на русском и выдвинут на Демидовскую), удостоился отнюдь не ожидаемых наград, а язвительного фельетона.
Отрешков часто менял должности и места службы - к 1841 году, когда он получил чин статского советника, наш герой успел за семнадцать лет побывать и в департаменте внешней торговли, и в «комитете для составления положения об управлении театрами», и в государственном коммерческом банке, и в министерстве внутренних дел, и в V отделении собственной его императорского величества канцелярии, и министерстве государственных имуществ. (17) Всем остальным должностям он предпочитал должность чиновника по особым поручениям - это давало ему свободу для занятий иного рода.
Как уже понял читатель, Наркиз Иванович много лет занимался сочинительством, хотя значительными литературными способностями не обладал. На литераторскую стезю его подвигнул соученик по Университетскому благородному пансиону. Об этом человеке следует сказать несколько слов.
 Эраст Петрович Перцов (18) был почти ровесником Отрешкова - родился на год позднее, а ушел из жизни несколькими месяцами ранее. Видимо, его родители находились под впечатлением незадолго до этого увидевшей свет повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза», если решили назвать своего сына именем ее героя.
 Эраст Перцов и Наркиз Отрешков одновременно дебютировали в печати. В 1824 году в журнале «Сибирский вестник», издававшемся, как это ни удивительно, в Петербурге,  были напечатаны переведенные Перцовым с французского языка три большие научно-популярные статьи - «Описание Сунгума в восточной части Тибета», «Чукчи» и «О китайском тапире». В той же книжке журнала помещена еще одна переведенная с французского статья «О воспитании у китайцев» - на этот раз переводчиком значился Отрешков. (19) По-видимому, Эраст Петрович не успевал перевести к должному сроку четыре заказанных ему статьи и предложил сделать перевод одной из них бывшему соученику.
Вскоре Перцов становится поэтом, заслужившим расположение А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, Е.А. Баратынского - в его стихах находят «много перца, соли и веселости». В журнале «Русский зритель» в 1828 году появляются написанные им «китайская сказка» «Обнаруженная клевета» (продолжает сказываться его увлечение Востоком) и несколько лирических стихотворений. Два года спустя выходит, несмотря на цензурные препятствия, его небольшая книжка «Искусство брать взятки» - юмористическая шутка над взяточниками. Для журнала «Европеец», который в 1832 году начал издавать И.В. Киреевский, Баратынский присылает два стихотворения Перцова, одно из которых посвящено Пушкину и которые так и не увидели свет в связи с закрытием журнала.
Позднее Эраст Петрович отходит от поэзии - печатает статью «О сорных травах», выпускает «Общенародный курс механики» и на рубеже 1840-1850-х годов издает «Журнал общеполезных сведений», который за пятнадцать лет до этого основал Отрешков и с которым давно уже расстался.   
В конце 1850-х годов Эраст Перцов становится корреспондентом герценовского «Колокола» (20).
В 1832 году Перцову суждено было второй раз сыграть важную роль в жизни Отрешкова. Именно он познакомил его с Пушкиным, когда поэт, получив разрешение на выпуск политической и литературной газеты, искал делового помощника по организации издания.

Хотя наш герой несколько десятилетий занимался сочинительством, значительными литературными способностями он явно не обладал. Знаменитые писатели высмеивали Отрешкова и не скупились на иронические прозвища. Так, Пушкин именовал его «От-рыжков» (21),  Лермонтов - «Горшенко» (22), князь Вяземский - «русский маркиз» (23), Фаддей Булгарин - «русский философ без логики» (24). Вдова Пушкина Н.Н. Ланская называла его «мнимый литератор» (25).
Тем не менее из-под пера Отрешкова на протяжении нескольких десятилетий выходили многочисленные статьи, брошюры и даже объемистые книги. Это объясняется одним - он умудрялся писать на «злобу дня»: его сочинения посвящены темам политической экономии, финансов, внешней торговли, технологическим проблемам и другим насущным вопросам времени.
Следует отметить, что в 20-30-е годы ХIХ века многие периодические издания носили практический характер: «Журнал мануфактур и торговли», «Коммерческая газета»,   «Горный журнал», «Журнал путей сообщения», «Инженерные записки», «Земледельческая газета», «Лесной журнал», «Военный журнал». Литературные журналы не только часто публиковали научно-популярные статьи, но и имели научные разделы. Даже в названиях некоторых литературных изданий отразился интерес к технике и науке: журналы «Московский телеграф», «Телескоп», альманах «Урания».
Стоит ли говорить о периодических изданиях специфического характера, возникших в то время: «Указатель открытий по физике, химии, естественной истории и технологии», «Новый магазин естественной истории, физики, химии, сведений энциклопедических». Учитывая подобный интерес, Отрешков в 1833-1834 годах сам выпускал ежемесячное издание «Журнал общеполезных сведений, или Библиотека по части промышленности, сельского хозяйства и наук, к ним относящимся»

Рецензируя книгу Отрешкова «Об успехах сельского хозяйства в Англии и в России» (1838), журнал «Библиотека для чтения» писал: «Прошла пора на романы: все теперь пишут о сельском хозяйстве или о промышленности. Сколько полезных опытов! Сколько глубокомысленных и мудрых наставлений! Сельское хозяйство нашло себе даже и оратора в лице известного г. Наркиза Атрешкова, который решился посвятить свое классическое красноречие прославлению его успехов. Этот искусный писатель не мог лучше и разительнее изобразить чудес усовершенствованного сельского хозяйства, как показав нам, что в тринадцатом столетии, эпохе младенчества земледелия, короли спали еще на соломенных тюфяках, а теперь почивают на пухе даже и те, которые ни пашут ни сеют, а только боронуют тупым пером на бумаге» (26). 
Подобные иронические отзывы характерны и для других сочинений Отрешкова.
 Следует также отметить, что на жалобы нашего героя в Петербургский цензурный комитет об исправлениях в его сочинениях правописания, которые, как ему казалось,  производил цензор А.И. Фрейганг, последний писал в ответном рапорте: «На такой труд недостало бы времени, так как все рукописи, представляемые им в цензуру, постоянно наполнены самыми грубыми ошибками против грамматики и смысла» (27).
Однако литература была для нашего героя отнюдь не главным, а лишь одним из многих иных занятий. Он был предпринимателем и с одинаковой легкостью занимался самыми разными делами, которые обещали выгоду: в разные годы своей продолжительной жизни  издавал «Журнал общеполезных сведений», организовал Общество дилижансовых линеек «Омнибус», Товарищество взаимного поземельного кредита, основал фабрики - перчаточную и шляпную... Вообще Отрешков стремился успеть повсюду и казался вездесущим.
Наркиз Иванович считался человеком состоятельным. Так, судя по формулярному списку, он был владельцем трех благоприобретенных имений - в Темниковском уезде Тамбовской губернии с 289 «душами» крепостных крестьян, в Ардатовском уезде Ниже-городской губернии со 148 крепостными и в Касимовском уезде Рязанской губернии с 396  «душами» (28) - и, следовательно, имел в общей сложности более 930 крестьян. Однако, как это ни странно, по другим архивным делам данных об этих владениях Отрешкова не обнаружено.
Невольно приходит на ум мысль: уж не последовал ли Наркиз Иванович примеру Павла Ивановича Чичикова и не сделался ли он состоятельным помещиком, владельцем почти тысячи крепостных - лишь на бумаге? Ведь недаром при обсуждении «Мертвых душ» в Московском цензурном комитете высказывалась вполне резонная мысль: в числе читателей поэмы Н.В. Гоголя могут найтись люди, которые решат брать пример с ее героя и скупать умершие ревизские души, а затем для обогащения закладывать их. Подобная махинация была бы вполне в духе Отрешкова.

                * * *
«Он был со всеми знаком, служил где-то, ездил по поручениям, возвращаясь, получал чины, бывал всегда в среднем обществе и говорил про связи свои с знатью, волочился за богатыми невестами, подавал множество проектов, продавал разные акции, предлагал всем подписки на разные книги, знаком был со всеми литераторами и журналистами, приписывал себе многие безыменные статьи в журналах, издал брошюру, которую никто не читал, был, по его словам, завален кучею дел и целое утро проводил на Невском проспекте». (29)
Это строки из незавершенного романа М.Ю. Лермонтова «Княгиня Лиговская», в котором он изобразил Отрешкова в числе одного из гостей в доме Печорина, дав ему фамилию Горшенко. (Покамест ограничимся этой небольшой цитатой. Однако позднее мы вновь обратимся к этому роману и приведем более подробное описание нашего героя, которое дается на его страницах).
В.А. Инсарский, «Записки» которого мы уже цитировали, познакомившийся с ним в начале 1840-х годов, вспоминал, что «в то время Отрешков изображал из себя большого барина. Он занимал огромную квартиру у Полицейского моста и держал большую прислугу. Каждого входящего в эту квартиру не могло не поражать множество народу, в ней находящегося. В первой приемной толпились простые люди, затем следовала комната, наполненная делами и писцами; в следующей комнате дожидались разные поверенные и уполномоченные; потом шли гостиная и большой и роскошный кабинет, который не мог не внушать посетителям значительного уважения» (30).
Наш герой всеми правдами и неправдами стремился проникнуть в высшее общество. Так, в 1833 году он даже сумел стать членом Санкт-Петербургского английского собрания, иначе говоря, знаменитого аристократического Английского клуба, в который, как известно, не сумел проникнуть Фаддей Булгарин.
Нередко появлялся Отрешков и на великосветских балах - тех самых, о которых барон М.А. Корф писал в своем дневнике так: «Элементы, из которых составляются все эти балы большого света, довольно трудно обнять какими-нибудь общими чертами. Разумеется, что на них бывает весь аристократический круг; но кто именно составляет этот круг в таком государстве, где одна знатность происхождения не дает сама по себе никаких общественных прав, - объяснить не легко... Точно так же в этом кругу есть и богатые и бедные, и знатные и ничтожные, даже такие, о которых удивляешься, как они сюда попали, не имея ни связей, ни родства, ни состояния, ни положения в свете!» (31) Кажется, что последние слова сказаны как раз про Отрешкова, ухитрявшегося проникать в самые аристократические дома. Впрочем, при желании все же можно догадаться, каким образом он туда попадал. 
«Пусть будет хоть сам черт!.. да человек он нужный!» - так отзываются о похожем на Отрешкова дельце и аферисте - персонаже по фамилии Шприх из другого лермонтовского творения - драмы «Маскарад», создававшейся почти одновременно с романом  «Княгиня Лиговская». Однако, хотя Наркиза Отрешкова как «нужного» делового человека и принимали в великосветских кругах, но в то же время там иронизировали над стремлением нашего героя проникнуть в высшее общество, претензиями на аристократизм и, переиначивая его имя, называли «маркиз».
________________________
* Прототипом Шприха (и Загорецкого в «Горе от ума» А.С. Грибоедова) был реальный  человек, по роду своих занятий во многом схожий с Отрешковым и также знакомый и с Пушкиным, и с Лермонтовым - предприниматель, чиновник и третьесортный литератор А. Л. Элькан (32).

Словно продолжая размышления барона М.А. Корфа о великосветских балах, другой аристократ - граф В.А. Соллогуб писал: «Самыми блестящими после балов придворных были, разумеется, празднества, даваемые графом Иваном Воронцовым-Дашковым» (33).  Забавная история с Отрешковым произошла на блистательном балу именно в доме графов Воронцовых-Дашковых: обер-церемониймейстера и члена Государственного совета Ивана Илларионовича и его супруги - знаменитой красавицы  Александры Кирилловны, которая была на 28 лет моложе мужа и, по словам Инсарского, слыла «предметом общего обожания всех петербургских франтов высшего полета». Поскольку именно она также была героиней этой истории, следует рассказать о ней.
М.Ю. Лермонтов посвятил Воронцовой-Дашковой стихотворение «К портрету»:

Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом;
Значенья пустого слова
В устах ее дышат приветом…

В.А. Соллогуб писал о ней: «Много случалось мне встречать на моем веку женщин гораздо более красивых, может быть, даже более умных, хотя графиня Воронцова-Дашкова отличалась необыкновенным остроумием, но никогда я не встречал ни в одной из них такого соединения самого тонкого вкуса, изящества, грации с такой неподдельной веселостью, живостью, почти мальчишеской проказливостью. Живым ключом била в ней жизнь и оживляла, скрашивала все, ее окружающее» (34).
Эту характеристику дополнил еще один аристократ - князь А.В. Мещерский: «Что подкупало в ней в особенности всех ее знавших: это ее простота и непринужденность. Окруженная лестью  многочисленных своих поклонников и всеми почестями, как супруга одного из богатейших петербургских сановников и вельмож того времени, она сохранила эту детскую, так сказать, простоту, которая в женщине, занимавшей ее положение в свете, казалась заметнее, а потому всех удивляла и очаровывала. Если добавить к характеристике графини, что она обладала редким остроумием и находчивостью, то понятно будет, что она по праву занимала первое место между молодыми женщинами высшего петербургского общества…» (35). Мещерский отмечает далее, что «в танцах, на балах, которые она любила, она была особенно очаровательна».

Черты характера красавицы, отмеченные мемуаристами, и проявились в общении графини Воронцовой-Дашковой с Отрешковым.
Поскольку неотъемлемой принадлежностью к высшему свету почиталось владение французским языком, наш герой любил изъясняться на нем, щеголяя к месту и не к месту своими познаниями. Однако они были весьма далеки от совершенства и сделались предметом множества анекдотов. Самый забавный  приводит в своих воспоминаниях В.А. Инсарский (36).
Попав на бал в дом графов Воронцовых-Дашковых, Отрешков удостоился получить благосклонное согласие его хозяйки на тур кадрили. Простота и непринужденность, отличавшие графиню, позволили ей принять приглашение нашего героя. Во время танца Отрешков пытался вести с ней светскую беседу - разумеется, на французском языке.  Слушая своего партнера, графиня забавлялась его диалектом, весьма далеким от безукоризненного парижского произношения, который она привыкла слышать в великосветском обществе. Вдруг, наклонившись к ее уху, Отрешков произнес: «Prenez garde, mоn derriera nous ecoute». (Вероятно, он хотел сказать нечто вроде: «Осторожно, позади меня слушает нас». Получилось же у него следующее: «Осторожно, мой зад нас слушает»). В ответе графини веселость и остроумие сочетались с находчивостью и проказливостью: «Pour qu’il ne preure pas part sculement a notre conversation». («Только бы он не принял участия в нашем разговоре»).
 Эта история немедленно сделалась известна всему Петербургу.
Стоит ли удивляться тому, что наш герой, как отмечает Инсарский, имел в обществе смешную репутацию.
«Страсть к французскому языку, столь неудачно проявившаяся, - продолжает мемуарист, - соединялась в Отрешкове со стремлением пооригинальничать всюду, где только было можно. Экипаж у него был совершенно оригинальный и обращал на себя всеобщее внимание. Кто не помнит большой разбитой белой лошади, запряженной в сани или дрожки по-английски, в шорах, а на козлах огромного беловолосого мужика, одетого жокеем? Одевался он тоже оригинально: пальто у него было не такое, как у всех, шляпа не такая, как у всех» (37).

                * * *
В начале 1840-х годов Инсарский по рекомендации Отрешкова сделался управляющим имениями одного из виднейших российских аристократов того времени - князя Александра Ивановича Барятинского. Окончивший одновременно с Лермонтовым школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, князь на рубеже 1830-1840 годов был адъютантом наследника - будущего императора Александра II. Впоследствии Барятинский не менее блистательно завершит карьеру: станет генерал-фельдмаршалом и членом Государственного совета. Князь возглавит русскую армию на Кавказе,  разгромит войска Шамиля и возьмет в плен их предводителя, завершив этой победой длившуюся много десятилетий Кавказскую войну,
Ввел в дом Барятинского Инсарского не кто иной, как Отрешков. Правда, наш герой вовсе не стремился облагодетельствовать бывшего сослуживца по министерству государственных имуществ. Как всегда, он действовал прагматически - князю нужен был деловой человек в качестве управляющего имениями, и Отрешков попросил Инсарского, чтобы тот порекомендовал такового из числа знакомых чиновников. Однако Инсарский медлил с выполнением просьбы, и тогда Наркиз Иванович повез его к Барятинскому, чтобы тот объяснился с князем сам.
На всю жизнь Инсарский запомнил, как в ненастный осенний день на сквернейшем извозчике он с Отрешковым подъехал к дому Барятинского. Каким разительнейшим контрастом по сравнению со слякотной питерской непогодой показался этот похожий на дворец особняк скромному чиновнику! Едва переступил он порог, как его ослепил блеск роскошной лестницы, устланной коврами, украшенной зеркалами и цветами.
Еще более разительное впечатление произвел на будущего мемуариста обитатель этого блистательного палаццо. На балах в Дворянском собрании, где Инсарский иногда бывал, он видел в окружении цесаревича очень красивого молодого человека, мундир которого был усыпан орденами. «Беспримерно стройный, красавец собой, с голубыми глазами, роскошными белокурыми волосами, он резко отличался от всех других, составлявших свиту наследника, и обращал на себя всеобщее внимание» (38). Инсарский полагал, что это какой-то иностранный принц.
И вот теперь этого человека он увидел не в отдалении, как прежде, а прямо перед собой. Это был князь Александр Барятинский, адъютант наследника престола*.
_______________________
* Как адъютант цесаревича Барятинский был награжден иностранными орденами: прусским - Красного орла, австрийским - Святого Леопольда, вюртембергским - Короны, баденским - Церингенского льва, саксонским - Гражданского достоинства, прусского - Святого Иоанна Иерусалимского, гессен-дармштадского - Святого Людвига. Неудивительно, что Инсарский принял его за иноземного принца.


Однако изумление Инсарского возросло еще более, когда, перемолвившись несколькими фразами с Отрешковым, князь обратился к нему самому с такими словами:
- Я прошу вас лично принять мои дела и имения.
Пораженный услышанным, Инсарский стал объяснять, что произошло недоразумение, что его только просили приискать нужного человека и отнюдь не более, но Барятинский прервал его:
- Я знаю, но мне, кроме вас, никого не нужно.
Еще более изумленный, Инсарский заметил:
- Ваше сиятельство совсем меня не знаете. Меня поражает ваша решимость вверить все ваши дела человеку вовсе вам незнакомому.
- Это верно, - перебил Барятинский, - но я верю всегда первому впечатлению. Я глубоко убежден, что мои дела, по правде сказать, очень расстроенные, будут спасены, если будут в ваших руках.
Князя можно было понять - достаточно взглянуть на фотографический портрет Инсарского и увидеть его открытое, умное лицо - такой человек производил впечатление и внушал доверие.   
Инсарский пояснил, что он не хотел бы оставлять службу, надеясь сделать карьеру. Барятинский отвечал:
- Я готов на все условия. Напишите сами контракт и позаботьтесь вознаградить все, чем вы для меня пожертвуете. О будущем не говорю; я буду вечно вашим должником и надеюсь когда-нибудь быть и вам полезным.
 Несмотря на заманчивость предложения Барятинского, Инсарский колебался. Он был на хорошем счету у начальства - лично регулярно докладывал самому министру государственных имуществ графу П.И. Киселеву - и рассчитывал на удачную карьеру. Действительно, и директор департамента, и министр, которым сообщили о встрече   адъютанта наследника с их чиновником, рекомендовали последнему не пренебрегать службой и не подавать в отставку, давая понять, что тот может надеяться на успешное продвижение по служебной лестнице. И все же Инсарский решился принять предложение Барятинского - князь обещал в дальнейшем способствовать его карьере. Будущее покажет, что Инсарский не просчитался в своем выборе - когда Барятинский сделается наместником на Кавказе, он будет при нем вице-директором, а затем и директором его канцелярии, потом станет директором Московского почтамта и завершит службу тайным советником.   
Без преувеличения можно сказать: благодаря сделанному выбору жизнь автора воспоминаний превратилась в волшебную сказку. Небогатый и незнатный дворянин, сын уездного казначея и сам доселе скромный чиновник, занимавший незначительную должность столоначальника, Инсарский отныне сделался своим в одном из самых аристократических и богатых семейств России. На всю жизнь он сохранит благодарность к Отрешкову и впоследствии, когда Барятинский охладеет к последнему, будет всячески стремиться помочь тому, кого считал своим благодетелем, и ходатайствовать за него перед князем.
Невольно возникает вопрос: если знакомство Инсарского с Барятинским состоялось благодаря Отрешкову, то как же познакомился с князем сам вездесущий господин? Ответ дает в своих «Записках» Инсарский - знакомство произошло в доме Алексея Григорьевича Столыпина.
Алексей Григорьевич приходился двоюродным дядей Лермонтову и фактически заменял ему старшего брата. По его рекомендации поэт стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, где уже служил Столыпин. Полк был расположен в Царском Селе, и Лермонтов жил там на одной квартире с двумя Столыпиными - Алексеем Григорьевичем и его племянником и тезкой - Алексеем Аркадьевичем, известным в лермонтоведении своим прозванием Монго.

                * * *
Для характеристики личности Отрешкова и его деловых качеств следует привести эпизод, рассказанный в мемуарах Инсарского (39).
Князь Александр Барятинский, как старший из детей, взявший на себя после смерти отца заботу о братьях и сестрах, был крайне обеспокоен делами младшего брата Анатолия - живший в Москве, тот вел рассеянный образ жизни, сорил деньгами и успел наделать долгов на 400 тысяч рублей. Женившись на очаровательной девушке - дочери сенатора Саблукова, князь Анатолий хотел было отправиться в свадебное путешествие за границу, однако отъезду воспрепятствовали многочисленные долги, наделанные им. Положение было критическим - вместо заграничного вояжа князь легко мог оказаться в долговой тюрьме.
Узнав об этом, Отрешков, крайне дороживший знакомствами в аристократическом обществе, предложил князю Александру Ивановичу свои услуги в улаживании дел его брата и, получив согласие, тут же отправился в Москву. Там он снял большое и роскошное помещение, выпросил жандарма, поставил его у дверей, разослал всем  кредиторам вызов явиться в назначенный день со всеми документами, надел шитый золотом камер-юнкерский мундир и обратился к собравшимся с торжественной речью, в которой говорил о безнравственности и опасности, которой они подвергаются, осмеливаясь требовать долги с обладателя столь знатной фамилии - родного брата адъютанта его императорского высочества, наследника престола! - и о возложенном на него поручении рассмотреть эти задолженности.
Эффект был поразительный. Собравшиеся, большая часть которых состояла из простолюдинов - купцов и ремесленников, пораженные блистательной обстановкой залы, в которой их принимали, торжественной речью встретившего их господина - не иначе какого-то важного сановника! - золотом его мундира, и не знавшие, кем и откуда прислан этот посланник - уж не самим ли его высочеством?! - были изрядно напуганы и думали теперь более о сохранении собственных персон, чем возвращении своих денег, тем более что многие из долговых сумм были ими изрядно преувеличены. Поразив и напугав кредиторов, Отрешков сменил гнев на милость и выразил великодушное согласие постепенно уплатить долги. Почти все согласились рассрочить уплату.
В эпизоде, рассказанном Инсарским, привлекает внимание одно обстоятельство: Отрешков, принимая кредиторов Анатолия Барятинского, ставит у двери жандарма - следовательно, у нашего героя были знакомства в жандармском корпусе.
Разумеется, жандарм, пусть даже рядовой, в полной форме - каске с гребнем, светло-синем мундире (жандармские мундиры зачастую не совсем правильно называли голубыми*), с аксельбантом (витой шнур на мундире носили даже рядовые жандармского корпуса) и погонами выглядел куда представительнее, чем офицер полиции - хотя бы пресловутый, превосходно известный нам по многим литературным произведениям квартальный надзиратель - в зеленом мундире с красным воротником и обшлагами без эполет и аксельбанта (40).
Как известно, жандармы не подчинялись местным властям; жандармский корпус считался (не совсем, правда, справедливо) менее коррумпированным ведомством. Не случайно в финальной сцене гоголевского «Ревизора» о прибытии подлинного столичного сановника присутствующих - городничего и других уездных чиновников, в числе которых подчиненные ему полицейские офицеры - частный пристав Уховертов и квартальные, - извещает жандарм.
Подобным петербургским сановником, присланным в Москву если не самим императором, то уж наверняка наследником престола, предстал перед кредиторами князя Анатолия Барятинского Отрешков - принимавший их в шитом золотом мундире в роскошном зале, перед входом в который возвышался встречавший посетителей в качестве швейцара жандарм - не менее импозантный, чем вся окружающая обстановка.
Как мы узнаем в дальнейшем, у Отрешкова действительно были немалые связи в корпусе жандармов - более того, он считался там своим человеком.

Нельзя не согласиться с Инсарским, считавшим, что Отрешков проявил в этом деле «много ловкости, но много и нахальства» (41). Однако благодаря его поступку честь фамилии Барятинских не пострадала и князь Анатолий смог далее успешно подниматься по лестнице чинов и отличий. Он станет командиром одного из самых престижных полков российской гвардии - Преображенского  и завершит карьеру генерал-адъютантом.
Но и позднее, уже став генералом, князь Анатолий Барятинский по-прежнему отличался исключительным мотовством. Прожив все свое состояние и состояние жены, он был весь в долгах, но тем не менее по-прежнему продолжал вести роскошный образ жизни.  «Нынешний государь (Александр II - А.К.) неоднократно платил уже долги князя Анатолия, который, не имея гроша в кармане, мотает деньги беспрерывно... - писал П.В. Долгоруков, оппозиционер и эмигрант, также принадлежавший к древнему княжескому роду. - Но ведь нет миллионеров богаче людей, за которых постоянно платят их долги» (42).
Однако, вопреки ожиданиям, подобные действия Отрешкова отнюдь не способствовали укреплению его отношений с семейством князей Барятинских. Как пишет Инсарский, «князь Анатолий Иванович просто его возненавидел. Злые языки говорят, что при этих операциях Отрешков и себя не забыл... Отношения его c князем Александром Ивановичем также постепенно охлаждались. Впоследствии, когда судьба постоянно возвышала князя, а Отрешкова низводила вниз, - отношения их совершенно прекратились, и все попытки [последнего - А.К.] к возобновлению их оставались совершенно тщетными. Когда он старался добиться личного свидания, князь его не принимал; письма его передавал своим чиновным людям и подписывал самые сухие, форменные ответы» (43).
Негативная репутация преследовала Отрешкова и в дальнейшем. Впоследствии, когда Барятинский стал кавказским наместником, а Инсарский вице-директором, а затем директором его канцелярии, последний не раз, говоря с князем о недостатке на Кавказе деловых чиновников, упоминал Отрешкова, рассчитывая устроить его на службу. «Ах, любезный Василий Антонович, - отвечал князь, - я не чувствую в себе достаточно сил, чтобы бороться с его репутацией, да это и не мое дело. Пусть он исправит репутацию, и я его тотчас возьму...» (44).
Если Инсарский не сомневался в деловых качествах Отрешкова, то Барятинский не без оснований сомневался в его честности. На Кавказе ловкий и небрезгливый чиновник мог не только успешно сделать карьеру, но и легко обогатиться. Сведения о многочисленных злоупотреблениях российских чиновников были хорошо известны и наместнику Кавказа, и директору его канцелярии.
Однако репутация нашего героя не менялась, как не менялось и отношение к нему князя Александра Барятинского, достигшего высших ступеней на служебной лестнице, ставшего генерал-фельдмаршалом.
Таким был Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков. 
В конце нашего повествования мы еще вернемся к его биографии и расскажем о последних годах жизни этого господина.


ПРИМЕЧАНИЯ

    ВЕЗДЕСУЩИЙ  ГОСПОДИН, ИЛИ  «РУССКИЙ  МАРКИЗ»
1 Пушкин А.С. Заметка о «Графе Нулине» // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т.   Т VII. - М., 1958. - С. 226.
2 Анненков П.В. Воспоминания и критические очерки. Т. 3. - СПб., 1881. - С. 258.
3 Дата рождения уточняется по делу о дворянстве рода Тарасенко-Атрешковых Департамента герольдии (РГИА, ф. 1343, оп. 30, д. 246). Дата и место кончины указываются по изд.: Пушкин А.С. Письма: Т. III. 1831-1833, (примеч. Л.Б. Модзалевского);  дата смерти указывается и в кн.: Черейский.Л.А. Пушкин и его окружение.
4 Инсарский В.А. Записки. Ч. 1 - CПб, 1898 - С. 76.
5 РО ИРЛИ АН, ф. 1343,оп. 30, д. 246.
6 Лукомский В.К., Модзалевский В.Л. Малороссийский гербовник. - СПб., 1911.- С. 128.
7 О Г.И. Лузанове см.: Русские писатели. 1800-1917. Т. 3. - М., 1994 - С. 401.
8  Пасек Т.П. Из ранних лет, из жизни дальней // Русская старина - 1872 - Т. 6 - С. 644.
9 Колмаков Н.М.  Очерки и воспоминания // Русская старина - 1891 - № 4 - С. 37.
10 Милютин Д.А. Из воспоминаний // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. - М., 1989. - С. 80.
11 Сушков Н.В. Московский благородный университетский пансион. С. 32, 83; Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма: Князь В.Ф. Одоевский. Т. 1. - Ч.1;2 - М., 1913.
12 Бурнашев В.П. Рыцари-темплиеры Невского проспекта // Биржевые ведомости - 1873 - 24 мая. См. также: Бурнашев В.П. Братья Тарасенко-Атрешковы // ИРЛИ Ф. 412. № 14 (сообщено А.И. Рейтблатом)
13 Русский биографический словарь - Т. Кнаппе-Кюхельбекер - М., 1903, - С.700.
14 Карнович Е.П  Замечательные богатства частных лиц в России - СПб., 1885.
15 РО ИРЛИ АН, ф. 469, оп. 2, д.1370, лл.1-22
16 О золоте и серебре: происхождении их, количестве, добытом во всех странах мира, ныне существующем их накоплении в главнейших государствах и взаимное отношение золота к серебру по их весу и ценности. Сочинение Н. Тарасенко-Отрешкова,Камер-юнкера Двора Его Величества Императора Всероссийского, Статского Советника, Члена Императорского Вольного Экономического Общества, Московского Общества Сельского Хозяйства и Общества Южной России.
17 РО ИРЛИ АН, ф. 469, оп. 2, д.1370, лл.1-22
18 О Э.П. Перцове см. Словарь русских писателей . 1800-1917.
19 Сибирский вестник - 1824 - № 2.
20 Об этом см.: Н.Я Эйдельман «Случай ненадежен, но щедр…» (поиски тайных корреспондентов Герцена) // Наука и жизнь - 1965 - №№ 1, 2.
21 Пушкин А.С.Полн. собр. соч. В 10 т. - Т. Х - М., 1958 - С. 421. (В письме к Н.Н. Пушкиной не позднее 30 сентября 1832г.).
22 Лермонтов М.Ю. Княгиня Лиговская. (Глава VI) / Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.
23  Лит. наследство, т. 16-18, - М., 1934, - С. 811.
24 См.: Усов П.С. Ф.В. Булгарин в последнее десятилетие его жизни // Исторический вестник - 1883 - № 8 - С. 299. Между тем в статье о Н.И. Тарасенко-Отрешкове в фундаментальном «Русском биографическом  словаре» булгаринские слова приписаны Ф. Булгакову. Эта ошибка повторена в нескольких последующих работах.
25 Из письма Н.Н. Ланской П.В. Анненкову / РО ИРЛИ, ф. 7, ед. хр. 60, лл.1-2.
26 Библиотека для чтения - 1838 - т. 29 - отд. V - С. 18.
27 РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, д. 3629, 
28 Там же, ф. 469, оп. 2, д. 1370, лл. 1-22.
29 Лермонтов М.Ю. Княгиня Лиговская/
30 Инсарский В.А.  Указ. соч. С. 79.
31 Русская старина - 1904-  т. 167- кн. 2-  С.276-277.
32  Об А.Л. Элькане см.: Лернер Н.О. Один из героев Грибоедова и Лермонтова // Нива. Ежемесячные приложения - 1914 - № 1- Стлб. 29-55.
33 Соллогуб В.А. Повести. Воспоминания. - Л., 1988, - С.433.
34  Там же, С. 490.
35 Воспоминания кн. А.В. Мещерского /// Русский архив - 1901 - кн. 1 - С. 106.
36 Инсарский В.А.  Указ. соч. С. 78.
37 Там же.
38 Там же, С.81.
39Там же, С. 110-111.
40 Кирсанова Р.М. Костюм в русской художественной культуре,
41 Инсарский В.А.  Указ. соч., С. 111.
42 Долгоруков П.В.  Петербургские очерки - М., 1934. -С. 212.
43 Инсарский,  Указ. соч.,  С. 112-113
44 Там же, С. 114.