Ничего себе детство

Август месяц. Завтра последний день лета. Весь воскресный день льет дождь. Я взяла такси и уехала к маме и бабушке. Дома тепло и уютно. Бабушка занята творчеством, а мама печет пирожки… Как в детстве! Запах сдобы растворяется в квартирных стенах. И навевает воспоминания! Миска с ежевикой в руках, сладость ягод…
   – Мы когда-то, давно в детстве, ходили за малиной…  – вдруг начала рассказ бабушка. – В Казахстане, в поселке Путинцево – это недалеко от Зыряновска. Река очень быстрая. Горная. Вроде и не широкая, и не глубокая, а если с ног собьет, то точно утянет за собой. Дно каменистое. Опасно.  А вот малинка росла на том берегу. Почва на нашем берегу не плодородная. Даже сказать, и почвы-то  не было, скалы. Кое-где только травинка редкая или крыжовник. Как он рос, один бог ведает. Трещинка среди скал, а он пробился. Сядешь на камушек, рвешь и ешь. А чтобы на тот берег попасть за малинкой, собирались человек по пять или восемь. По одному не ходили. Боялись. За спиной корзинка в мешке. Привязывали мешок к спине. Рюкзаков тогда не было. Возьмемся между собой за руки, да так что первый и последний  – те посильнее, в серединку слабеньких ставили. Шаг за шагом ступаешь осторожно, вода бурлит под ногами. Горная река. Вроде чуть выше колена, а дна не видно. Ступаешь вслепую. Смотря, какой камень попадется –  то ничего, а то вдруг скользкий. Если сорвешься и упадешь, тебя удержат. Взрослые с нами не ходили, им не до ягод было, работали.
           Бабушка склеивала из модульного оригами вазочку, а сама вспоминала… Рассказчица еще та! Я уже представила эту речку, скалы, каменистый берег. И будто сама держусь с ребятами за руки и иду по ягоду. Ох, и водица! Шумит, отражается эхом от скал в ущелье, солнце высоко. Жарко. А река ледяная. Брррр… Побежала. Взяла ручку и листок.
   – А берег там крутой, бабушка? А змеи есть? Ужас! И как вы одни там? Не страшно? – спрашиваю, а сама рисую. – И что даже ни грибов и ни земляники? Даже деревьев нет?
          Одни вопросы. Да, не каждый ходил по ягоды так… Уже представила, как моя нога поскользнулась, я сорвалась в воду. Меня держат соседские ребята…
– А ты плавать умеешь? – вдруг спросила я.
– Не-е-ет.
– А как же ты тогда не боялась? – Ощутив всю опасность, спросила я. – Там же утянет и не догонишь!
– А вот так. Держали крепко друг друга! А ты что там? Рисуешь? Покажи!
           Я повернула свою почеркушку… А на листе… река, горы. И ребята  вдалеке переходят речку Хамур…
– Смотри, а вон там… кажется, я?! – Узнает себя в далеком образе бабушка…  – Ну и хулиганка же ты. Я тебе говорю, а ты уже меня нарисовала.
А сама вдруг опять, что-то вспомнила…
– Горы у нас опасные были. Мальчишки забирались на самую крутую и бросали камень. Пока он летит вниз, ударяется то об один, то о другой, раскалывается на части и дальше катится. Пока не достигнет своего пристанища у подножия горы. Мы старались там не ходить. А тут пошли за подснежниками. Видели, как группа ребят поднималась в горы. А потом следователь вопросы задавал: что видели, кого  знаете? Оказывается, охотники возвращались домой, а тут камни, да вниз с горы летят. Мальчишкам весело, а человеку жизни стоило…. Больше там мы не ходили совсем. После того раза особенно страшно делалось.
   – А ты помнишь, как на фронт отца провожали?
– Конечно! Я тогда почему-то все к печке спиной прислонялась. А тетка мне сказала, не вставай, беду накличешь… Почему она так говорила, не знаю. Вроде как примета была. Собрали узелок. Плакали очень. Только отец старался успокоить. Вроде как не переживайте, я только до Усть-Каменогорска, а там домой воротят. Ноги-то больные… Кому такой вояка нужен? Только… не вернули…  – Невольно помолчали. Тяжело вспоминать то военное время. – А потом похоронка… Спрятались в картошке с Тамарой. Боимся мамке сказать, а сами ревем… К дому народ собирается отовсюду. Уже все знают. Мама с поля прибежала: «Нинка, Тамара, вы где?» Стала искать нас. Только тогда мы вышли. – Опять тишина…
Только я продолжаю черкать на своем листочке, а бабушка, помолчав, добавила:
   – Знаешь, а ведь я помню отца! Еще до войны было. Маленькая тогда я была. Садил меня отец на тележку, да за дерном… Строили тогда землянки. Почему землянки, так из земли потому что. Ванин отец, с теткой Анисией, которая спасла нас от пожара, срезали дерн ровными пластами. А отец возил. Вот и я не отставала! Добрый он был очень человек! Тогда так подбирали место для поселка, что и огород можно было посадить. Там не было каменистой местности. В ложбинке строили. У нас тоже такая изба была. Значит, сама из дерна. Потом глину с навозом и сеном мешали. Затирали стены снаружи да изнутри. Вставляли окна. Да и жили себе! Тепло было. Только полы земляные  натирали, ту же смесь делали. Когда пол высыхал, коркой делался. Назывался мазанкой. Стены белили, а в комнатах пижму по углам раскладывали, чтобы блох не было. Еще про нас тогда говорили: «Гришанковы богатые! У них в комнате пол деревянный и патефон!»
          Вот так детство! Не то, что сейчас! Когда слушаешь бабушкины рассказы, словно книгу читаешь. Только думаешь: «Разве такое бывает!?»
А бабушка вдруг снова вспомнила:
– Ты знаешь, а у нас ведь тоже ледянки были!
– Да ладно?! – удивилась я.
– Да! – хитро улыбнулась бабушка. – Мы их сами делали!
– Как это?
Бабушка продолжала, а сама поглядывала на меня смеющимися глазами.
– Зимы у нас там были лютые! Повесишь белье, так оно колом как возьмется. Может неделю висеть так и не высохнет. Снимаешь осторожно, чтобы не сломать. А мы только рады морозу! Гора подходящая была! И строить не надо… Крута-а-а-я! Пока туда ледянку тянешь, из сил выбьешься. Так мы ее то вдвоем, то втроем туда тащили!
– Так что за ледянка-то такая? – делалось интересно мне.
– Так все просто! Брали свежий коровий навоз, сено! Лепили нужную форму, заливали водой! Час – и застыло! Потом с другой стороны поливали, ждали. Так несколько раз, чтобы слой намерз. Повесишь ее за веревочку, она сохнет, болтается… Один недостаток – тяжела очень! Зато как поднимем туда-а-а! На эту огромную гору! Километр катишься… А скорость с крутой горы! Ух! Дух замирает и в ушах ветер свистит!
– Какое у тебя детство было, – восхищаюсь я, – не то, что сейчас! Я бы точно не догадалась, что так можно ледянку сделать!
А бабушка дальше продолжала:
 – Не всегда мы имели возможность играть. Не помню точно, то ли до войны мама вагонетку толкала в открытой шахте, чтобы металл добывать, или после… Только она еще работала на кирпичном заводе. Кирпич делала. Формы такие были… Набирали в форму глину, утрамбовывали. И вытряхивали потом. Получался глиняный кирпич. Его сушили, обжигали и использовали. Так мы с Тамарой ходили помогать выбивать его из форм! Трудно было…
– Да есть что вспомнить, – вдруг подумалось мне. – Ничего себе детство!
– А я еще верхом ездить умела! У нас сначала лошадка была. Мучились с ней! Не хотела слушаться. Потом другую взяли. Так я на ней работала! Сено зарабатывала для коровушки. Поеду в поле. А там сено накосят, высушат, сгребут.  Прицепят к лошадке копну, я ее тяну туда, где сено зимовать будет. Стога метали. Я тогда совсем девчонкой была, но сено для коровушки зарабатывала!
     А еще у нас медвежонок жил! Приходили смотреть его со всей округи! Охотники нашли двух медвежат в лесу. Мать кто-то застрелил, а малыши остались. Одного охотник к себе взял, а другого нам оставил. Сделали мы ему вольер, заборчик вокруг, ванну с водой поставили. «Аю! Аю!» – всегда кричали казашата, когда проходили мимо (медведь, значит, по-нашему). Забава всем детям! Всегда толпились зеваки. Играли, гладили, смотрели, как он купается, кормили! Всем потеха была! А если конфетку ему дашь, так он с фантиком кушать не станет! Возьмет обеими лапками, аккуратно развернет. Конфетку съест, а бумажку бросит! Долго он у нас жил. Пока подрастать не начал. Как говорили потом старики, природа берет свое! Стал он звереть… Бояться стали своего любимца. Взрослые говорили, что дикий зверь – детям не игрушка. Опасно. Да мы и сами побаиваться его стали. А самим жалко. Отвезли его тогда то ли в цирк, то ли в зоопарк. Теперь, конечно, я не вспомню. Но как он у нас в ванной в жаркую погоду купался, как сейчас помню. Очень он уж воду любил!
           С Чердояка мы тогда в Путинцево переезжали. Только знаешь… у нас там один казах жил… на бобах гадал.
– Как так на бобах? – опять удивилась я.
– Да так! Гадал как-то!  Так вот, что я тебе скажу, у меня ведь сбылось то гадание… Старый казах сказал: «Хоть уезжаешь, а вернешься обратно, в Чердояк!» Я не поверила. Да только прошло время, дедушка твой приехал свататься ко мне. Красавец он был тогда… Молодой, кудрявый, работящий. Приехал и говорит:  «Соглашайся, а то меня вся деревня засмеет. Говорить будут, что поехал за невестой, а она не согласилась».
  – А ты?
   – Я согласилась тогда… И вернулась, получается, обратно… 
Время бежало незаметно. Я продолжала рисовать, слушая бабушкины рассказы о том, как было тогда…. И до чего было интересно! Словно дверь в другое время, словно рассказы Джека Лондона, которые мы любим слушать и пересушивать с сыновьями. А тут даже еще интереснее… Рассказы не из книги, которые придуманные, подслушанные, увиденные, а самые настоящие! Не просто от кого-то, а от родной бабушки!
            Воскресный день близился к закату. На столе молочный чай по казахскому рецепту и горячие пирожки. Дождливый день сменялся ясным закатом. На бумаге постепенно ложился рассказ по бабушкиным воспоминаниям. Те маленькие истории, которые я любила слушать и переслушивать, теперь записала, чтобы когда-нибудь вновь прочитать… или пересказать своим правнукам.