Вы знаете Константина Кузьминского?

      

               
 
    (К.КУЗЬМИНСКИЙ родился в Ленинграде(1940-1998), русский поэт и эссеист,
                диссидент, анархист)

Читаю объявление в нашей эмигрантской газете «Новый Американец». Это 80-ые годы.  Такого числа, "Выставка неофициального искусства и чтение стихов Константина  Кузьминского".  Я со своей знакомой - соседкой Леной Штемлер (жена писателя Ильи Штемлера) договариваемся ехать. Я имею машину и мы из Jersey City, штат  New Jersey, едим в Бруклин. Выставка в подвале шести этажного дома. 12-ая стрит.  На улице лето, жарко. Мы находим вход в подвал, и оказываемся в полутемном, в узком, с низким потолком помещении.  По стенами тянутся трубы, толстые, тонкие, в изоляции и без. Что-то шипит. Душно. Затхлый запах. Чуть подальше виден просвет, освещенный яркими лампами. И там уже собрались  люди. Мы проходим вперед. На грязных кирпичных стенах  развешаны картины. В основном какие-то  раскоряченные уродливые мужики и женщины и размазанные потеки по поверхности.  В это узком помещение, коридоре не повернуться. На полке стоит старой модели телевизор, с кинескопом, где идет видеозапись: грязная, ржавая раковина, над ней ржавый кран, с которого медленно монотонно капает вода, и звук записан нарочито громко. Через какое-то время сменяется кадр и это уже: унитаз, грязный, с ржавыми подтеками, с шумом спускается вода в бочке, рычит, как зверь. И затем опять  повторяется сцена с раковиной и медленно капающей водой и т.д.   Тут же пакеты с печением и чипсами, бутылки с кока-колой,  и бумажные стаканчики. Осматриваю присутствующих. Всё интеллигентная публика. Все спокойно, чуть передвигаясь, пропуская вежливо, друг друга, чтобы пройти вправо или влево. Все ждут. Появляется Эмма, жена Кузьминского, или как он её назвал – Мышь.
– Господа, проходите, Костя ждет, – она, указывая на темную дверь, которую мы и не заметили. Никто не решается идти первым. Все топчется.
– Господа, прошу, проходите, вот в эту дверь, – Мышь повторяет приглашение.
Я говорю Лене: «Ну, давай. Пойдем, первые». Открываем осторожно дверь, входим, в огромное подвальное помещение, стены обтянуты черными пластиковыми мешками, для мусора, полутемно. Останавливаемся и замираем. Перед нами, у противоположной стены, в  глубине, возлегает на широком матрасе, совершено голый,  толстый, с огромным животом Кузьминский. И на его члене одет гофрированный  длинный, длинный шланг, который тянется через всю комнату, к противоположной стене, и другой конец этого шланга опущен в   унитаз. На огромном животе Кузьминского черным фломастером написано: «Вот такая у меня ***вая жизнь» (простите, но эту картину надо описать именно в таких выражениях). Я и Лена стоим, не двигаясь,  завороженные.
– Здравствуйте милые! Рад вас видеть,  –    голос вывел нас из оцепенения. Мы рванули прочь. Выскочили на улицу, на воздух. И стали так смеяться, просто ржать, так ржать, что не могли остановиться, и все повторяли: «Господи! Лена. Господи! Аля. Ты видела такое? Ну, Кузьминский! Вот дает! Нахал! Бесстыжий! А мы две дуры пошли, да еще первые. Ой! Ой! Вот позор–то. Кому сказать!» Мы смеялись, смеялись, не могли прийти в себя. Вышли уже на Brighton Avenue  и решили зайти в ресторан «Одесса». Поднялись на второй этаж. Народу почти никого: был будний день. Может две, три компании сидели за столами. На сцене играл Вилли Токарев и его аккомпаниаторша Ирина Ола-Титова. Мы сели за столик. К нам подошел официант.
– Пожалуйста. Нам два кофе и два эклера, - сказала я.
Официант смотри тупо-удивлено на меня и  произносит: «У нас это не кафе, а ресторан».
- Жора, прими у этих девушек заказ, - вдруг раздался голос. Это распорядился хозяин ресторана, который сидел  в отдалении за своим столиком.
  Нам принесли заказ. А Вилли сыграл нам «У нас на Брайтоне». 
Вот такое приключение произошло со мной и с Леной. Смешно. Очень смешно. Есть что вспомнить и рассказать.