Идеал правды в древней руси xi-xvii вв

Выдержка (ознакомительный фрагмент) из книги:

Шавеко Н.А. Правда: социально-правовой и религиозно-нравственный идеал Древней Руси (XI-XVII вв.). М.: Инфра-М, 2022. — 159 с.

Купить книгу: https://znanium.com/catalog/document?id=387059

С содержанием книги можно также ознакомиться, посмотрев следующие лекции:
1) Правда в Древней Руси (до 15 в.) https://youtu.be/CuQve93ieNo?si=uUQd4BxTIyu4Htkm
2) Правда в Московской Руси (16-17 вв.) https://youtu.be/DfrE1IpX25M?si=MQoJz7jLJh4C8L0k

Идея правды является одной из центральных и одной из самых древних в составе русской ментальности. Первый на Руси писаный свод законов называется "Русская правда"; в русском общественно-политическом дискурсе Средневековья постоянно звучит тема Правды как высшего идеала. Отметим, что и в Новое и Новейшее время этот термин продолжает играть ведущую роль в обосновании как официального государственного курса ("Правда воли монаршей" Феофана Прокоповича, газета КПСС "Правда"), так и его критики ("Русская Правда" П.И. Пестеля и т.п.). Кроме того, правда постоянно концептуализируется в русской культуре. Русские философы, политики, художники и публицисты рассматривают вопрос о ней как один из ключевых жизненных вопросов, на который обязательно должен быть найден ответ. Правда рассматривается ими обычно как высшее и подлинное долженствование, как то, что правильным образом вытекает из истины, как главное легитимирующее начало.
... каковы были представления о правде во времена Древней Руси, и какие идеалы вкладывались в это слово и выражались через него?
Проникнуть в образ мыслей людей давно ушедших эпох всегда непросто. Еще сложнее показать внутреннюю логику тех или иных ценностных систем, сегодня порой кажущихся анахроничными...
Полагаем, что слово «правда» для выражения социально-политических и религиозно-нравственных идеалов было в Древней Руси как минимум одним из ключевых. Более того, именно это слово больше других подчеркивало взаимосвязь данных идеалов. Так, одновременное существование на протяжении всего рассматриваемого периода «небесной» и «земной» правды показывает, что идеал, по-видимому, мыслился единым, но лишь по-разному преломлялся применительно к общественному устройству и личному совершенству, к земным хлопотам и вечной жизни, отсюда и некоторые трения между «правдой» и «верой», «правдой» и «терпением», «правдой» и «законом», которые, впрочем, никогда не выливались в неразрешимые теоретические противоречия. Соответственно, анализ представлений о правде способен прояснить и углубить важнейшие аспекты древнерусского мировоззрения...
Термин "правда" в Древней Руси был чрезвычайно многозначным, при этом не всегда представляется возможным определить, в каком именно значении данный термин употреблен в конкретном источнике. Вместе с тем первоначальным и основным значением этого слова было значение, связанное с долженствованием, с представлением о некоем идеале, к которому необходимо стремиться. Это могла быть и некая высшая правда, и правда каждого отдельного человека, т.е. его личное убеждение в правильности того или иного поступка или действия («своя правда»), но всегда – что-то правильное. Даже правду в значении судебника или свода законов следует понимать именно как «правильный закон», «справедливый порядок».
Представления о должном в Древней Руси менялись в связи с проникновением в сознание сначала правящей и церковной элиты, а затем и в сознание масс христианской мировоззренческой парадигмы, которая пришла на смену мифологизму. Бог, в отличие от Логоса, является внеприродным и личностным началом, поэтому главным для религиозного человека становится не столько следование заранее установленным правилам, сколько полная отдача себя в руки Господа и внутреннее перерождение личности. Сами же правила, в силу того, что христианство является мировой религией, приобретают характер универсальности.
В первую очередь эволюция представлений о должном под влиянием христианства выражается в переходе, по крайней мере в сознании образованной элиты, от концепции мести (в т.ч. кровной мести) к концепции прощения. Начинает утверждаться новый идеал правды, исключающий воздаяние злом за зло. Помимо этого, новое понимание правды предполагает не только отказ от мести во имя прощения, но и отказ от рассмотрения всех людей как обладающих равноценными интересами. Преимуществом начинают пользоваться различные обездоленные социальные слои: сироты и вдовицы, убогие и нищие. Христианство требует от человека чего-то большего, чем равное отношение и воздаяние по заслугам: нужно не только прощать обидчиков, но помогать странникам, больным и угнетенным, а также защищать их в спорах с «сильными мира сего». Эту тенденцию нельзя рассматривать исключительно как попытку правящего класса обуздать народные массы через демонстративную благотворительность. Важно понимать, что иерархическая организация общества в то время считалась совершенно нормальной, так как предполагала ответственность вышестоящих за нижестоящих.
Христианский идеал милостыни и прощения был прямо связан с представлениями о промысле Божьем и загробной жизни. Возникает противопоставление «мирской суетности» и правды, закона и благодати, или же, иными словами – двух уровней правды. Первый уровень правды может быть обозначен как правда благопреуспеяния, второй - как правда спасения. Митрополит Иларион признает, что предписания Ветхого Завета, в общем-то, справедливы, однако существует нечто более ценное, чем справедливость, и оно может не совпадать с этой справедливостью: высший идеал теперь отождествляется с праведностью.
Дошедшие до нас литературные памятники Древней Руси прямо связывают правду и христианское учение. (Любое покушение на христианскую веру, рассматривается, напротив, как неправда; в свою очередь распространение или защита христианской веры рассматриваются как торжество правды, даже если это связано с войной.) Однако высшая правда, очевидно, имела свои границы. В первую очередь, правила прощения, по-видимому, не должны распространяться на убийства в ходе войны. Кроме того, эти правила не распространяются на случаи, когда человек мстит и заступается не за себя, а за других. Вероятно, княжеская власть, ответственная за порядок на своей земле, на том же основании не должна быть всепрощающей. Наконец, домохозяин, имеющий власть над членами семьи и ответственный за них, также не обязан был быть всепрощающим. В целом, поскольку в отсутствие "земного" суда жизнь в обществе будет попросту невозможна, постольку место старой правде, а вместе с ней и закону, всё же остается, а полномочия вершить мирской суд предоставляется, в первую очередь, князю как главе земли и домохозяину как главе семьи, в некоторых же случаях - всем полноправным членам общества. Ценность земного суда наглядно прослеживается во множестве древнерусских источниках, в которых восхваляется справедливый суд. Суд по правде – это суд, где к делу подходят беспристрастно и нелицеприятно, невзирая на родственные связи, силу и богатство, где не берут взяток, не осуждают невиновных, а при вынесении решения основываются на истинных фактах. Впрочем, что представляет собой правый и праведный суд, в древнерусской литературе подробно раскрываться начало далеко не сразу – лишь к XV в. Именно тогда публицистами начинает обличаться «мздоиство», а власть предпринимает меры по регламентации доходов кормленщиков. Таким образом, правда в древнерусских источниках хоть и противопоставляется ветхозаветному закону, а также грубой силе, но при этом продолжает отождествляться с земной властью, которая способна претворить всё ещё имеющую значение «земную правду».
Поскольку людям теперь предписывается прощение и жертвенность, необходимые для очищения их души, а право высшего суда препоручается Богу, авторам различных текстов важно показать, что справедливое воздаяние в отсутствие мести и воздаяния по заслугам всё же восторжествует. Бог воспринимается ими всегда как защитник правды, следящий за ее свершением, а также как судья, наказующий всякую неправду и воздающий по заслугам. Упование на Бога как на всепрощающего и всемилостивого судью встречается в древнерусских источниках значительно реже, скорее как исключение, подтверждающее общее правило о неотвратимости наказания за «грехи и неправды». Одновременно Бог не только наказывает за неправды, но и помогает тем, кто совершает правду, и вознаграждает за это. В целом Бог воспринимается как постоянно присутствующий в мире, и влияющий даже на незначительные события.
Передача полномочий справедливого воздаяния (т.е. воздаяния по заслугам, противопоставляемого прощению и безусловной помощи нуждающимся) Господу изменяет сам характер данного воздаяния, ведь теперь важно не то, что делал человек в течение всей своей жизни, а то, как он подошел к ее завершению. В конечном счете, важно не воздаяние по заслугам за совершенные грехи, хотя оно и полагается справедливым, а достижение царства небесного, что составляет высшую правду.
Более того, истинность веры должна быть подтверждена испытаниями, сходными с теми, что выпали на долю библейского Иова. Без них люди, как правило, забывают правду. Отсюда идея о необходимости страданий в этом мире для обретения жизни вечной. Тот факт, что испытания выпали на долю праведного человека, предполагается справедливым. Древнерусские источники полны примеров страданий "праведных мужей" за веру (а не за грехи!), а также призывов быть правдивым (честным), даже если это повлечет негативные последствия. Следовательно, в земном мире несчастья могут постигнуть и праведников и грешников. Но праведники, в конечном счете, усваивают урок, и имеют жизнь вечную, а грешники, чьими злодействами испытывались праведники, в ином мире всё же получают по заслугам. Таким образом, Божественный промысел, очевидно, направлен не столько на воздаяние, сколько на воспитание. Бог хочет, чтобы все спаслись, но для этого требуется не только милость, но и испытания ("казни и беды"), напоминающие нам о наших грехах. Важно при этом убеждение, что Господь посылает испытания "по силе", с которыми человек способен справиться, чтобы укрепиться в вере. Испытания (в т.ч. войны и болезни) скорее необходимы, чем справедливы. Но несправедливости земного мира в любом случае должны быть компенсированы в загробном. Вознаграждение за жизнь по правде и кара за неправды всё чаще отодвигаются церковными мыслителями в мир иной. Тем самым, под влиянием христианства надежды в части справедливого устройства возлагаются на загробный мир.
В целом изложенная логика Страшного суда полностью выхолащивает прежнюю идею справедливости как воздаяния равным за равное (по принципу талиона). Совершение плохих поступков по-прежнему недопустимо, но сам потерпевший должен прощать своих обидчиков, наказание исходит от специально уполномоченных лиц (князя, домохозяина и т.п.), а Господь хотя вправе воздать преступникам по справедливости, но он также может ниспослать несчастья праведнику без всякой причины, лишь ради испытания (или даже за грехи других людей), главной становится цель приведения человека к спасению. На Страшном же суде Господь оценивает не конкретный поступок, а в целом земную жизнь человека и ее итоги.
Однако мировоззренческий сдвиг, связанный с принятием христианской религии, не следует, конечно, распространять на все население Древней Руси. Народные представления о правде также связаны с православием, но акценты в них расставлены уже по-другому. Так, народ ценил праведников, святых, мучеников и юродивых, отрешившихся от прелестей «земного мира». Но совсем иным было отношение к церковной организации, которая сама по себе с правдой не связывалась. Народные массы стали средой, где распространялись непризнанные официальной церковью апокрифы и ереси. И именно через них мы можем выявить особенности «народной правды». Так, в народном творчестве правда-справедливость улетает на небо, а кривда остается в земном мире, то есть народ не верит в торжество правды в этой жизни, надеясь хотя бы на жизнь загробную. Земные порядки, а именно феодальная эксплуатация и закрепощение крестьян, ассоциируются с кривдой, а их изменение связывается, как правило, лишь со Вторым пришествием и Страшным судом или с трудными поисками рая в пределах этого мира. Для народного сознания христианская правда – на стороне крестьянства, простых сельских труженников, а не бояр и князей. Это – идеал свободного труда на свободной земле. Ценность свободы находит выражение также в русских былинах и иных фольклорных источниках. С одной стороны, они осуждают несправедливую власть (право сильного), притесняющую народ, с другой стороны – в них подчеркивается ценность сильного и независимого отечества, без которого свобода невозможна, и осуждаются различные пороки, посредством которых свобода перерастает в произвол. Социальное расслоение порождает в народе или мечты о материальном достатке и защите со стороны «доброго барина», или представления о бессмысленности богатства и всякой социальной иерархии.
Важную роль в контексте представлений о правде со времен Киевской Руси играет среди князей понятие крестного целования – договора (клятвы). Крестное целование постоянно связывается с правдой, так как и сама правда понимается, в том числе, как договор (данный термин применяется чаще при заключении договор с нехристианами, так как «крестное целование» к таким ситуациям неприменимо). Таким образом, соблюдение правителями обещаний, т.е. по сути честность в своих заявлениях, прямо ассоциируется в древнерусских источниках с правдой. То же самое можно сказать и о подвластных, которые должны служить «верой и правдой». Договорная дисциплина считалась необходимым условием сохранения мира и взаимопомощи, т.е устойчивого правопорядка, а занчит и правды. Именно с этим связано осуждение летописцами междоусобиц князей как проявлений неправды. Летописцами прослеживалось различие между междоусобными войнами и внешними угрозами. Первые – суть неправды, которые начинаются из-за высокомерия князей (по наваждению дьявола), поэтому раскаяние в этом высокомерии автоматически ведет к восстановлению правды (примирению). Вторые – не обязательно сами по себе суть неправды (напротив, они могут быть справедливой карой за неправды), поэтому прекращение причин этих войн («грехов и неправд» народа) еще не означает прекращение войн. В первом случае главной ценностью является мир, во втором – полная расплата за грехи (неотвратимость наказания), ведь если не пострадаешь в земном мире, то за те же грехи придется отвечать уже в мире загробном. При этом первоначально именно взаимное согласие князей, а не превосходство одного из них воспринималось как условие и одновременно воплощение правды. Крах Киевской Руси означал и крах такого подхода, поэтому в эпоху Московской Руси ставка делается уже на самодержавие. С правдой там ассоциируется, как правило, беспрекословное подчинение великому князю / царю, население государства и покоренные народы приводятся к «правде» насильно. Понимание правды как добровольного соглашения вытесняется на уровень межгосударственных взаимодействий.
Анализ древнерусских источников свидетельствует о широком распространении и в сознании образованной элиты, и в обычном праве Древней Руси представлений о допустимости и правильности коллективной ответственности. Семья, община, город и государство рассматривались как коллективные образования, имеющие соответствующие обязанности и права, соответственно внутри них могла действовать круговая порука, которая, как предполагалось, содействует, а не противоречит справедливости (правде). Князь был ответственен за народ, а народ – за князя.
В XVI-XVII в. значительная часть представлений о правде остается прежней. Вместе с тем, XVI век - время, когда формируется вера в социальные изменения на основе принципов "правды", то есть истины-справедливости, причем с помощью доброй воли просвещенного князя-законодателя. В рамках христианской мировоззренческой парадигмы главным предметом русской философии правды становится устроение земной жизни исходя из принципов высшей, божественной правды. Идею государства Правды и философию Царства можно рассматривать как кульминацию христианской концепции правды. Их крах в XVII в. подготовил почву для совершенно иного мировоззрения, в рамках которого правда мыслится уже как справедливость мирского (социального) устройства. Государство, следовательно, становится проводником земной, а не небесной правды. С этого момента начинается иная – новоевропейская – мировоззренческая парадигма Нового Времени, однако в XVII в. можно увидеть лишь ее предпосылки и зачатки. Отсюда – широкое наступление государства на права церкви: для торжества «земной» правды церковь уже не так нужна.
К XVI в. все больше еретиков и публицистов высказывают точку зрения, что правда сама по себе важнее веры, а вера без правды пуста и неистинна. При этом эти понятия не противопоставляются полностью (так, высшая правда заключается всё-таки в православной вере), но формальное провозглашение государственной религии и церковная обрядовость еще не создают правды (заповеди требуют своего реального воплощения), тогда как даже нехристианское государство может быть устроено без каких-либо противоречий хотя бы с некоторыми христианскими идеалами. Торжество правды связывается с социальными изменениями, и русские публицисты предлагают свои проекты социального устройства «по правде». Как правило, они сводятся к необходимости сильной центральной власти (правда-гроза). Царь должен, с одной стороны, защищать обездоленных, с другой же стороны, каждому воздавать по заслугам и труду. И то и другое подразумевается не только при распределении богатств и должностей (например, вельможи, не приносящие пользу государству, не вправе претендовать на высокие должности и связанные с ними привилегии), но и в таком выражении, как «судить в правду». Праведному суду теперь уделяется значительно больше внимания, причем идеал судейской правды секуляризуется: исчезают ордалии, поединки, критикуются клятвы на кресте и т.п. способы судебного процесса; правда в значении нелицеприятного суда ставится выше терпения. Но, несмотря на повышенное внимание к государственным преобразованиям, мыслители не забывают о высшей, небесной правде.
Официальные источники XVI в. активно заняты обоснованием централизации и усиления власти монарха. Необходимость этого напрямую связывается со стремлением к правде. Как правило, утверждается, что без подобных мер правда не сможет торжествовать. Отсюда – отрицание старой правды как «крестного целования» (договора). Фактически, связанность им по отношению к монарху уже предполагается, причем не только для бояр или удельных князей, но и для каждого подданного. В свою очередь посягательство на власть монарха уже само по себе рассматривается как противное правде. Поэтому «правда» в значении «договора» употребляется летописцами только в отношении внешнеполитических связей. Захватывая же новые территории, московские правители, согласно летописям, «приводят к правде» все население этих территорий, то есть и для них правда после завоевания отождествляется с покорностью. Чем настойчивее публицисты обращались к правителям Руси с просьбами о проведении реформ, тем больше возрастала убежденность самой власти в своем значении. Русские государи изменили взгляд на самих себя, они теперь воспринимали себя не только как владельцев и защитников определенной земли, но и как заступников православия во всем мире (единственных после Флорентийской унии 1439 г. и в контексте этой унии логичного падения Константинополя в 1453 г.). Государство активно взялось за идеологическую сферу, видя себя защитником истинной православной веры, а вместе с ней – правды. В это время предпринимаются попытки достичь полной политической и культурной упорядоченности в соответствии с новым идеалом православного государства и мифом Третьего Рима. Литература становится важнейшим инструментом в деле устроения единого идеального уклада жизни. «Домострой» предполагает, что точно так же как царь в государстве, домохозяин ответственен за устроение правды в своей семье. Понятно, что большая власть означает и большую ответственность. Поэтому правда-справедливость выступает как одно из наиболее важных требований к личностным качествам правителя. Но в конечном счете идеал самодержавия утвердился настолько, что Иван Грозный считает чем-то самим собой разумеющимся непререкаемую власть царя. Мнимая близость идеала к осуществлению, доскональная подробность этого идеала создавали нетерпимость, которая в итоге привела к деспотизму. Стремление к абсолютной власти стало самоцелью, в то время как абсолютная власть сама по себе была недостаточным средством для решения всех социальных проблем. Таким образом, идея самодержавия, оправдываемая тем, что оно необходимо для торжества правды, доведенная до своих крайних форм, в результате стала главным препятствием на пути воплощения идеалов правды.
В начале XVII в. теологическая точка зрения на происхождение царской власти и идея неподсудности монарха человеческому суду впервые возбудили очень серьезные сомнения. Смутное время постепенно выдавливало из народного сознания старое отношение к монарху как к наследственному, богоизбранному и не подсудному человеческому суду главе государства. Человеческий суд совершился над Годуновым, Шуйским и многими самозванцами. Практика земских соборов воплощала идею о том, что власть должна опираться на широкие массы и народное мнение. Таким образом, можно сказать, что история в целом заставила людей искать пути правды в идеях демократизма. Но понимание правды как блага народа, как легитимности – это уже поворот к новоевропейской мировоззренческой парадигме. Правда в ней десакрализируется, а человек, рассчитывающий не на небесное спасение, а только на собственные силы, стремится к справедливости на земле.
Однако и вера в "доброго царя" продолжает жить. Кроме того, усилилась в народе ценность общенационального единства и сильной государственной власти – охранительницы православия. Восстановление государственной мощи, в свою очередь, вновь возрождает и идею строительства «государства правды». И всё же, в прежнем виде она уже не может быть восстановлена: идут процессы секуляризации сознания. Так, высказываются идеи не только ненужности, но и вредности церковных иерархов. В целом, оказалось, что и власть и церковь сами могут быть «неправдой». Попытки власти навязать народу свою «официальную правду» окончились трагически – расколом. Власть, по всей видимости, не смогла осознать, что время «официальной правды» закончилось. Она смогла еще силой подавить критику Аввакума в адрес царя и государственного устройства, но завоевать репутацию главного проводника «правды» в мир силой было уже невозможно.
После Смутного времени, события которого перемешали общественное положение людей, литература освобождается от служения исключительно церковным и государственным интересам. В произведениях возрастает роль личностного начала: герои различных повестей, будучи, как правило, незнатными, начинают свои злоключения с того, что нарушают выработанные традицией нормы и устои; особое внимание авторы придают внутреннему миру героев, их мыслям и переживаниям, и именно это привлекает читателя. Отсюда, во-первых, вершителями правды становятся в новых повестях не государи, а обычные люди, которые решили испытать свою смелость и везение человеку», во-вторых, ответственность за свои поступки несут исключительно сами литературные герои, ни о какой коллективной ответственности после разрыва корпоративных связей, как правило, не может идти и речи.
Правда по-прежнему отождествляется с христианством, причем именно православным. Вместе с тем, главная цель авантюрных повестей второй половины XVII века – развлечение, а не назидание, поэтому зачастую они могут иметь явную католическую окраску, а герои авантюрных повестей привлекают читателя не своим, прямо скажем, не христианским поведением, а смелостью, дерзостью, отвагой, силой и удачей. Таким образом, сами повести уже не позиционируются как "душеполезные". Кроме того, если для литературы предшествующих веков характерна установка на «правду» описываемого («так было»), то в XVII в. происходит переход к литературе Нового Времени, где «царит не «правда» (понимаемая как правда факта), но иллюзия правды, правдоподобие («так могло быть»)». Все это демонстрирует заметный сдвиг в идеалах людей второй половины XVII века в сторону секуляризации.
Говоря народных представлениях о правде XVI-XVII в., следует отметить, что официальный идеал сильного правителя, воплощающего правду, свойственный образованным слоям, мог не соответствовать народным представлениям. По еретическим движениям (лестные старцы, капитоновщина, хлыстовство) мы можем судить о некоторой распространенности среди простого народа скептического отношения и к социальной и к церковной иерархии, и положительного – к равенству и трудовой жизни. Наиболее ярко эти представления обнажил церковный раскол. Староверие дало религиозную теорию противопоставления мира равенства – миру господства, мира труда – миру тунеядства, мира бедных – миру богатых, мира правды – миру лжи. Одновременно закрепощение населения, рост налогов и повинностей социальных низов стали причиной многочисленных крестьянских и городских восстаний. В этих условиях казачьи области представляли собой в глазах угнетенных масс идеал "свободной" жизни, альтернативный порядкам крепостнических государств. Крестьянская община и казачий круг казались крестьянам наиболее справедливым социальным организмом. Отдельное место в народной культуре XVII в. занимают сатирические произведения, зачастую преисполненные безнадежности и пессимизма, и направленные против власть имущих и духовенства. Распространению сатирического жанра способствовала Смута, с одной стороны приведшая к обнищанию населения, а с другой стороны - открывшая дорогу свободе слова. «Смех» и «правда» теперь перестают противопоставляться, хотя с точки зрения официальных властей всё как раз наоборот. Сатирические произведения обыгрывали существующие судебные и церковные процедуры, высмеивая мздоимство, обман и другую неправду. Они обнажали «голую правду», которая противопоставлялась и «официальной правде», и утопическим мечтаниям, воплотившимся в фольклоре.
Подводя итоги, отметим, что... хотя различные социальные слои в Древней Руси по-разному расставляли акценты в области представлений о правде, это не всегда означало наличие между мировоззрениями данных слоев принципиальных разногласий. О таких разногласиях можно определенно говорить лишь в отношении начала (противостояние массового языческого и свойственного пока только элитам христианского мировоззрений) и конца (закрепощение крестьян, Смута и Раскол) анализируемого периода. При этом ряд ключевых связанных с правдой добродетелей (милость, верность, беспристрастность, забота и т.д.) и идей (наказание по заслугам, спасение и вечная жизнь и т.п.) оставался неизменным на протяжении многих веков. Следовательно, через представления о правде в Древней Руси нам является более или менее целостное мировоззрение, свойственное нашим предкам, и составляющее наше культурное наследие.