Их путеводная звезда. Часть 2. Офицер. Глава 5

Санкт-Петербург.
14 ноября 1904 года. День.

- Барин! Алэксей Михайлович! Вай-вай-вай!
Алексей Литвинов остановился. Перед ним, неловко прижимая к груди длинную метлу, стоял Мустафа, татарин-дворник, служивший в их доме много лет. Поверх стеганого ватника на нем был надет белый передник, всегда поражавший Алексея своей чистотой. На голове неизменная шапка-ушанка с одним оторванным ухом. Как это ни странно, но лицо его за эти годы не изменилось ничуть. Все такое же морщинистое, с короткой реденькой бородкой и такими же редкими усами. Левый глаз прикрыт большим бельмом, зато правый широко раскрыт от изумления.
- Бисмиллах Рахман Рахим, - Мустафа судорожно сглотнул, - Бисмиллах… Алексей Михайлович, как же …
- Здравствуй, Мустафа, - Алексей сам поразился той радости, которую испытал, узнав старого дворника. Наконец-то на него повеяло чем-то старым и привычным из его Петербургского прошлого. – Я вернулся.
- Да-да, - быстро закивал головой татарин. Быстро оглянувшись, он взял Алексея за рукав и потянул за собой, - пойдемте, барин, пойдемте. Мустафа всэ расскажет.
Через десять минут они уже сидели в небольшой полуподвальной комнатушке в соседнем флигеле. Мустафа ловко растопил небольшую чугунную печку, от которой тут же поползло приятное тепло, и Алексей понял, что совсем замерз. Его легкое пальто было явно не предназначено для холодной петербургской осени.
- Счас, счас, я вот чаю, - приговаривал дворник, ставя на плиту большой слегка помятый железный чайник.
- Да, погоди ты со своим чаем, - нетерпеливо оборвал его Литвинов, - рассказывай! Что здесь произошло? Где барыня? Где Елизавета?
- Счас, счас, все обскажу, барин, все, а чай, он завсегда, чай. Пока говорим, он уж и закипит, – продолжал бормотать Мустафа, усаживаясь на низкий колченогий табурет напротив Алексея.
Рассказ старого дворника длился долго, перемежаемый бесконечными причитаниями и обращениями к Аллаху. А было так. Около года назад к ним в дом приехал какой-то важный чиновник. (Карета у него богатая, да внутри кожей обитая, да с гербом, а лошади цугом запряженные). Вскоре весь дом облетела весть, что Алексей погиб где-то на чужбине. Об этом и сообщил его матери тот самый приехавший чиновник. С тех пор все и пошло наперекосяк. Услыхав о смерти сына, Софья Мироновна слегла. Все плакала да плакала. Лежит вроде спокойно, а слезы сами из глаз текут. А недели через две появился из Москвы ее племянник – Петр.И от нее он уже не отходил. И вообще, держался в доме, как хозяин. А через месяц Софья Мироновна отдала богу душу. Мустафа поднял взгляд к потолку и что-то чуть слышно зашептал.
- А Лиза? – не выдержал Алексей.
- Барышня Елизавета Михайловна? Она погоревала, погоревала, да потом замуж вышла. Дело молодое. Да, сказывали, что она хотела поскорее из дома этого бежать. Уж больно ее Владимир Сергеевич, барин, тиранил. Слуги сказывали.
- За кого она вышла замуж?
- За анженэра какого-то из Варшавы. Пил-судский, по фамилии, вроде бы, а может и не так. Не помню. Она ведь сразу в Варшаву уехала. Там и свадьбу сыграли. И больше сюда уже не возвращалась. Письмо один раз прислала, это мне почтальон сказывал, а сама не приезжала, нет, – Мустафа замолчал, потом и пошел к плите, на которой уже закипал чайник.
Алексей осторожно пил обжигающий кирпично-красный чай, осмысливая все услышанное. Не этого он ждал, когда стремился сюда, в Петербург, домой. Он приехал, а дома-то и нет. При одной мысли о смерти матери сжималось сердце. Так он ее больше и не увидел. Не увидел. А Лиза где-то в Варшаве.
- Послушай, - Алексей задумчиво посмотрел на дворника, - а ты мог бы узнать адрес Елизаветы Михайловны? У почтальона или слуг, – он почему-то был уверен, что от Владимира он не узнает ничего.
- Слуг-то новый барин набрал почитай, что всех новых. Из старых тольки камердинэр Степан остался. А узнать и у почтальона можно. Почему не узнать? Можно. Вы, Алексей Михайлович, зайдите ко мне, дней через нэсколько. Глядишь, я уже и узнаю.
- Ну, спасибо тебе, Мустафа, - Литвинов поднялся со стула, отставив пустой стакан на стол. – Спасибо. – Он подумал, что неплохо бы дать старому дворнику сколько-нибудь денег, но в кармане у него оставалось всего полтора рубля. Еще раз поблагодарив Мустафу, Алексей вышел на улицу.
Он шел по Малому проспекту, глубоко задумавшись. Вон как оно повернулось. Мать навсегда покинула этот мир, сестра где-то в Варшаве с мужем. А может, и не в Варшаве… Ксения?.. А ведь и она, получив известие о его смерти, могла выйти замуж. Раньше он надеялся, что она ждет его, несмотря ни на что, а вот теперь эта уверенность сильно поколебалась. Она такая молодая, такая красивая. Алексей глубоко вздохнул. Потом мысли его вернулись к их дому и странному поведению Петра. А впрочем, такому ли странному? Немного подумав, Алексей начал догадываться о причинах поведения брата. Наследство. Конечно. Этот особняк на Васильевском острове, имения, да и немалый счет в банке. Лизу Владимир смог спровадить в Варшаву, она ведь всегда была такая тихая, робкая. И был уверен, что все наследство у него в руках. А тут вдруг появляется он, Алексей. И судя по испугу брата, в права наследства он еще окончательно не вступил. Завещание? Алексей никогда не говорил с матерью на эту тему. Смерть казалась такой далекой, такой нереальной.
Хорошо. С Петром он разберется позже. И Лизу разыщет. А сейчас его путь на Дворцовую, в тот отдел штаба, который отправлял его в Белград. Нужно доложить о прибытии. Алексей махнул рукой неторопливо проезжавшему мимо извозчику. Сговорившись за пятиалтынный, он через полчаса уже проходил под знакомой аркой.
Молодой штабс-капитан в идеально подогнанном мундире с новенькими блестящими аксельбантами встретил его в приемной, удивленно посмотрев на штатскую одежду Алексея, столь редко встречающуюся в этих стенах.
- Что вам угодно?
- Поручик Литвинов, - четко отрапортовал Алексей, щелкнув каблуками и вытягиваясь в струнку. - К полковнику Осмоловскому.
- Почему вы не в форме, поручик? Вы забыли устав? – голос штабс-капитана был похож на декабрьский лед.
- Извините, господин штабс-капитан, но я не уполномочен обсуждать этот вопрос с вами, - так же холодно ответил Алексей. - Все, что нужно я объясню полковнику.
- Полковник Осмоловский уже больше года, как переведен на службу в Генерал-Губернаторство. Откуда вы появились, что не знаете этого?
А вот это уже была плохая новость. Осмоловский был в курсе их белградской поездки. Передал ли он кому-нибудь их материалы, их документы?
- Виноват, а кто сейчас заменяет полковника Осмоловского?
- Полковник Гиржев-Бельчик.
- Тогда я должен видеть его. Поверьте, господин штабс-капитан, это действительно очень важно.
Вероятно, тон его был достаточно убедителен, потому что взгляд дежурного несколько смягчился.
- Он будет через час. Вы можете подождать его здесь на этом диване.
Делать было нечего, и Алексей опустился на небольшой кожаный диван, стоявший в коридоре, около приемной. Прошел час, другой. Мимо него часто проходили офицеры, и он ловил на себе недоуменные взгляды. Алексей привык ждать и сидел, впав в какое-то полузабытье, когда окружающее слегка расплывалось в дымке. Впервые ему подумалось, что все, происходившее с ним раньше - китайский поход, резня в Белграде, его европейский анабазис, - это так, мелочи, а настоящие проблемы начинаются только сейчас. Мысль эту нелепую он, конечно, откинул.
- Господин Литвинов!
Алексей вскочил. Перед ним стоял все тот же дежурный штабс-капитан.
- Полковник Гиржев-Бельчик задерживается. Может быть, его сегодня вообще не будет. Вас готов принять его заместитель, подполковник Гемпель. Прошу пройти в сто семнадцатую комнату.
Вздохнув, Литвинов пошел по коридору, глядя на бронзовые таблички с номерами комнат.
Подполковник Гемпель был высок, худ и совершенно лыс, несмотря на свою относительную молодость. У него были тонкие губы и близко посаженные глаза. На штатскую одежду Литвинова он глядел с плохо скрытым отвращением.
Войдя в кабинет, Алексей четко отрапортовал, стоя по стойке смирно. Подполковник, сидя за огромным столом, пристально смотрел на него, скривив губы.
- Почему вы не в форме, если вы действительно поручик гвардии? – голос у Гемпеля негромкий и скрипучий.
- Я только сегодня прибыл в Петербург.
- Откуда?
Алексей замешкался. Откуда. Хороший вопрос. Только как на него ответить? Как объяснить этому чиновнику все его мытарства в течение последнего года.
- Я был в Белграде в составе группы офицеров. Мы состояли при короле Александре Обреговиче. Во время мятежа все остальные члены группы погибли, – он стал рассказывать об их миссии, стараясь выделять наиболее существенные моменты, но чувствуя, что рассказ поневоле получается сбивчивым.
Подполковник слушал его, не перебивая. На лице его не отражалось ничего, кроме легкой скуки. Как будто к нему по несколько раз в день приходили офицеры, исполнявшие специальные поручения за границей, и выслушивать их стало его докучливой обязанностью.
- Ваши документы, - внезапно прервал он Алексея.
- Понимаете, все мои документы я сдал здесь в канцелярии перед отъездом, - смешавшись, стал объяснять Литвинов. – Сейчас у меня только сербские бумаги на имя Милоша Павловича.
Взяв бумаги из рук Алексея, подполковник долго изучал их, брезгливо держа за самый краешек. Действительно, за этот год скитаний бумаги сильно истрепались и смотрелись в руках лощеного чиновника немного несуразно. Наконец, подполковник кончил рассматривать документы и поднял взгляд на Алексея.
- Кто может подтвердить ваши слова?
- Полковник Осмоловский. Именно он отвечал за нашу отправку.
- Полковник в настоящее время находится в Варшаве.
- Вы можете уточнить в министерстве иностранных дел, в Балканском отделе. Они были в курсе нашей миссии и помогали в подготовке.
- Это все?
- Так точно.
- Хорошо. Вы свободны. Явитесь сюда через час. Бумаги ваши пока останутся у меня.
Алексей по-уставному повернулся через левое плечо и, четко печатая шаг, вышел из кабинета. Идти ему было некуда, и он решил вернуться на тот же диван, около приемной. Желудок внезапно свело, и он сообразил, что ел последний раз вчера вечером в поезде.
* * * * *
Короткий декабрьский день постепенно склонялся к вечеру.
«Да, в Гатчину, в полк сегодня при любом повороте дела уже не успеть, – подумал Алексей с некоторым беспокойством. - Не ночевать же на улице?» Гостиница? Нет, явно слишком дорого. Остаются меблированные комнаты, но кто знает, какие там сейчас цены. Нужно еще поужинать, да еще, чтобы осталось на билет до Гатчины. А денег осталось чуть больше рубля. Слишком мало. Это ничего. Вернется в полк, там ему выплатят жалованье за все это время. Это в армии было поставлено четко. От нечего делать он стал прикидывать. Основное жалование, как поручика гвардии - семьсот восемьдесят рублей в год, плюс добавочное – еще триста. Столовые – еще триста шестьдесят казначей может и не выплатить, как не выплачивали их офицерам, возвращавшимся из плена. Ну, да бог с ними. Все равно, ему причитается не меньше трех тысяч. Деньги немалые. Нужно только добраться до Гатчины и подать рапорт по команде. Но это будет завтра, а что делать сегодня? Это где-нибудь в Марселе такую проблему он решил бы легко, пошел в доки, поработал несколько часов грузчиком, местные clochards[1] устроили бы на ночлег. Пришлось признать, что собственную столицу в этом отношении он знает намного хуже.
Подумав, он сунул руку во внутренний карман френча, одетого под пальто, и нащупал небольшой предмет.
Это было кольцо. Платиновое, с тремя красиво ограненными изумрудами. И сразу на Алексея нахлынули воспоминания. Исчез длинный коридор с деловито спешащими офицерами, исчез серый петербургский день. Перед ним плескалось ярко-голубое море, на волнах которого покачивались небольшие рыбацкие суденышки, а там дальше по берегу был Марсель. Алексей только что вернулся из рейса на таком же небольшом суденышке. Они ходили на Корсику и, без сомнения, везли какую-то контрабанду, хотя шкипер, грек с хитрыми бегающими глазками, уверял всех, что занимается совершенно законной коммерцией. Плевать. Это его дело. Главное, что деньги он отдал полностью. Хорошие деньги. Алексей шел по морскому берегу в хорошем настроении. Денег он заработал немало. Еще немного - и можно будет собираться домой. Тут к нему и подбежал худенький черноволосый левантинец. Он быстро говорил на странной смеси французского языка и корсиканского диалекта, да еще вкраплял итальянские, испанские и, к удивлению Алексея, русские слова. Правда, из тех, что в книгах не печатают. И все же Алексей его понял. Левантинец предлагал ему купить кольцо. Вот это. Достав из лохмотьев ярко сверкнувший на солнце ободок, он протянул его Литвинову. Хорошее кольцо. И недорого, совсем недорого, всего четыреста франков. Ну, пускай будет триста пятьдесят. Алексей рассматривал кольцо, рассеянно слушая корсиканца, что-то говорившего о большой семье, голодных детях, долгах, больной матери. Очевидно, что кольцо было краденое. А может быть, за ним тянулся и кровавый след. Может быть. И рассказ был, конечно, вымыслом чистой воды. Но что-то в этот день случилось с Алексеем, который старался в такие темные истории не вмешиваться, и он, достав из кармана пачку кредиток, отсчитал деньги.
Теперь это кольцо лежало у него в кармане. Может, заложить его? А потом, когда появятся деньги, выкупить. Не хотелось этого делать. Кольцо он мечтал подарить Ксении, для этого и вез его через всю Европу. Он не знал, где она сейчас, что с ней, с кем она. Но все же надеялся, что ждет, и кольцо было символом этой надежды.
Час прошел. Алексей поднялся с дивана и пошел к кабинету Гемпеля. Подполковник все так же сидел за своим столом. Подняв голову от бумаг, он неприязненно посмотрел на вошедшего Литвинова.
- А, явились. Так вот, господин, не знаю, как вас там, Литвинов-Павлович. Я навел справки в нашей канцелярии и в Балканском департаменте министерства иностранных дел. Только людей зря отрывал от работы, - поморщился подполковник. - Никаких миссий в Белград никто не посылал. Ни о Литвинове, ни о Павловиче никто никогда не слышал. Это мне подтвердили положительно.
Алексей стоял, не веря своим ушам. Как же это? Как это никто не посылал, никто не слышал?
- Поэтому, - тем временем продолжал Гемпель своим скрипучим голосом, - вам, милостивый государь, лучше всего удалиться. Следовало бы вас задержать, как подозрительного афериста. На прошлой неделе вот со складов первого конно-гренадерского полка пропало триста комплектов парадной формы. Не иначе, как такие павловичи, вроде вас, руку приложили. Я вас больше не задерживаю, – повысил он голос.
Алексей не помнил ни как он выходил из здания штаба, ни как шел куда-то по площади, потом по какому-то скверику. Когда он пришел в себя, оказалось, что он стоит на углу Невского и Малой Морской. В душе разливалась ледяная звенящая пустота. Он не понимал. Ничего не понимал. Не знал, что делать, куда идти. Да и зачем.
Потом в нем стала подниматься злоба. Тяжелая, черная. Она шла откуда-то снизу, заполняя его целиком, вытесняя ледяную пустоту. И когда она дошла до головы, его пробило жаром так, что он мгновенно вспотел. Это было, как после контузии, тогда в Белградском конаке.
«Тряпка! - выругал он себя. - Ты чего испугался? Чиновника какого-то? Ты прошел пол-Европы, ты добрался до России, до Петербурга, так неужели ты не сможешь разобраться здесь?! Нужно найти знавших его людей. Генерала Кашерининова, полковника Осмоловского. Реннекампфа, наконец. Он теперь, должно быть, уже генерал. Они-то его помнят, подскажут, что делать, помогут. Должны помочь.
Но это все потом. А сегодня нужно где-то найти ночлег. И, наконец, чего-нибудь поесть.
* * * * *
- Так он приходил сегодня?!
- Так точно, господин полковник! Приходил. Я его выставил.
- Как выставили?! Да вы понимаете, что наделали?! Где теперь его искать?
- Виноват. Но… Михаил Семенович, вы же мне этого не приказывали!
- Но головой-то думать надо! Ведь он же может пойти в министерство иностранных дел, и неизвестно на кого там попадет. А если он доберется до Реннекампфа? Об этом вы подумали? Они старые сослуживцы еще по китайской компании…
- Реннекампф сейчас в Манчжурии…
- Реннекампф позавчера приехал в Петербург!
- Но я не знал!
- Да ничего не надо знать, думать надо! Думать! И чтобы завтра утром у меня на столе лежал список всех мест, где Литвинов может появиться. В восемь ноль-ноль. Понятно?!
- Слушаюсь, ваше высокоблагородие!