По аэродрому, по аэродрому

Подлая, мерзкая тварь!
Прислал СМС: "прости я полюбил другую ухожу".
Первый миг, когда читала - не поверила. Подумалось:  розыгрыш. Типа, неудачно пошутил: как можно так расстаться, через СМС?!
 Но второе мгновение  принесло остро отточенную как карандаш KOH-I-NOOR пронзительную мысль:
"Это правда. Лёша так не шутит."
Сердце полыхнуло в голову, в правом ухе слегка зазвенело-заныло.
Вскочила со своего вертлявого кресла,  согнув голову,  растерянно и напряженно стояла на прямых ногах, тупо уставившись на буквы в iPhone.
Воздуху перестало хватать.
Через длинную паузу задрала вверх голову, чересчур громко, а даже шумно втянула в легкие воздух. Вдох сопроводился каким-то мерзким щелчком во внезапно пересохшей гортани.
Быстро надела шубку, рывком схватила сумку, начальник, стоя в дверях  с большим бокалом чая в руке, что-то вякнул про слишком раннее окончание рабочего дня, но так на него зыркнула, что немой вопрос застрял на его удивленном лице.
Срывающимся, чуть сипловатым от волнения голосом, кивнув на свой компьютер, дала задание второй бухгалтерше Вике самой закончить банковский отчет, взгляд пылал:
— Внимательней смотри! Завтра проверю!
Постучала длинным, красным ногтем  по столу:
— И сверяй с балансом, клуша!
 Молоденькая Вика не ответила, виновато захлопав густо накрашенными ресничками, не понимая такой внезапности: чем она провинилась перед главбухом?
А  Анна Михайловна уже резво поспешала к выходу, внутренне все так же негодуя на подчиненную: "Коза тупая, урыла бы!"
Запрыгнула в свою Тойоту, примчалась домой.
Его вещей уже нет.
Пока ехала, теплилась крохотная надежда, что все-таки пошутил. Прибила бы его за такие шутки, конечно, но прибила с громадной радостью, а через пару часов и простила! Устроив эмоциональную выволочку, не слишком сильную, конечно. Чтоб только прочувствовал. До селезенки!
Но квартира пуста.
Мужчиной не пахнет: ни одной его вещи.
Маша в детском садике, не подозревает, что папы больше не будет рядом.
Разумеется, доченька не знает пока, что папа Леша - не настоящий ее папа. Мала еще.
Но ведь девочка называет так - папа! А главное: любит его! Леша тоже любит Машу: часто повторяет: "ты моя ребёнка!" Именно так, в женском роде.
Играет с ней, весело хохоча, будто сверстник: настоящий папа так себя не ведет. Дарит ребёнке такие подарки, что мама иногда завидовала дочке, мысленно перенося себя в детство: "Вот бы у меня был такой папа!" А еще Леша именовал девочку Марусечкой, на что та весело и счастливо реагировала серебряным хохотком, ибо таким стародавним именем ее никто в садике не кличет, сегодня имя Маруся не в ходу. А Машеньке нравится: так называет ее любимый папа.
Любимый, блять! Папа!
Ушел.
Ну какая разница - кто биологический отец? Какая вам, идиотам с отростком между ног разница, если главное в этом мире - счастье и покой крохотного существа?!
Скотина! Ребёнке предстоит тяжелый удар...
Бросил и Марусеньку, и ее маму Аню - несчастную дуру. Несчастную потому, что ей в жизни вечно попадаются  негодяи и обманщики. А дуру потому, что только идиотка конченая верит этим скотам-мужикам.
Дуру потому, что в очередной раз, как последняя дебилка-недоношенка развесила уши, таяла как мороженое на палящем пляжном солнце от сладких иллюзий, что эти лгуны и исключительные подлецы мужчины вкручивают в уши доверчивых, бедных женщин.
Три года верила! И все это время в сердце сидело счастливое и незнакомое ранее ощущение, что ее жизнь наконец-то въехала в спокойную колею и теперь будет обычная, повседневная, тихая радость. До конца дней. Как ласково горящий камин. Как журчащий ручей.
Когда вот так...в приливе волны нежности, судорожно вздохнешь, а по телу разливается мёд, упоение и успокоение. Когда жизнь начинает казаться осмысленной и целесообразной. Когда ждешь ночи, чтобы поласкать своего мужчинку. А в минуты расслабления тело поет песню полноты жизни, хочется еще одного ребенка, но только одного, не больше. Правда, утром колом в башке непреодолимая психологическая преграда: с этим делом спешить не стоит, надо всё тщательно взвесить и обдумать, потому как долг перед природой уже выполнен. Новый дитёнок  - это вам не бокал шампанского, а даже наоборот: полная бочка страданий.
Хотя и сладких страданий.
Но это уже в прошлом.
А ведь и правда: в последнее время их интим стал заметно реже, не придавала этому значения: мало ли что у Леши со здоровьем, с мужским здоровьем, мужчины ведь не говорят ничего о пещеристых телах, это для них святое. Табу.
Думала на себя: "скорее всего, это я так плохо выгляжу, потому у любимого и нет былой прыти. Надо духи сменить... что-то такое... с афродизиаком попробовать...чтобы мужик чаще окучивал. И вообще, только от меня зависит, насколько охотно он будет меня любить".
Но теперь духи не нужны. Теперь эту скотину охмуряет афродизиаком какая-то другая сучка.
Господи, что за подлая жизнь! Только-только наладилась и на тебе...Обрыв.
Тем более, что Леша прекрасно зарабатывает, что особенно обидно.
Подлые, подлые... Все они подлые... Но за что?! Так походя  взять и коварно бросить - вот кем надо быть, а?
Ох, Лёша... что ж ты за дурак то?! Как ты мог - я ж тебя люблю!
То есть, любила. Сейчас уже нет.
— Да пошел ты нахер из моей жизни! Ненавижу! Козлина!

Ярослав попытался сварить себе кофе, но вгляд тупо уставился в окно, на раскидистый тополь, на ветвях лежит снег. Дурацкий снег, с налетом угольной черноты от расположенной неподалеку ТЭЦ. На ветке сидит ворона и нагло каркает, прямо в окно. Потом поворачивает набок голову, обозревая немигающим черным глазом человека в кухне, снова поворачивает башку в фас, выставляет напоказ свой длинный клюв и противно каркает.
"Наверное, жрать хочет. По весне любая птица жрать хочет". Занятый глубокими раздумьями о птичьем продовольственном дефиците, не услышал как турка зашипела, противно кашлянула, темно-коричневое варево густой волной пролилось на газовое сопло, потушило его. Запахло горелым кофе. Тогда только очнулся:
— Цуко! Погадал на кофейной гуще!
Рыкнул, в сердцах излишне резко крутанул ручку плиты, выключая газ. Свирепо швырнул медную турку в мойку, пока та летела, остаток кофе красивой дугой плеснуло на пол кухни.
"Попил кофе, ага!"
 Запах горелого кофе вызвал во рту противный привкус. Будто ослиной мочи глотнул. Мелькнуло:
"Интересно: какая она на вкус, ослиная моча? Фу, дурак! И мысли у тебя дурацкие!"
Из рук всё валилось, пальцы дрожали. На душе так погано, что впору повеситься: самое лучшее настроение для такого важного мероприятия. Наиважнейшего. В этой чертовой жизни.
И главное: непонятно: с чего бы ему так херово?
А?
Ну, с чего?!
Ведь ничего же не случилось!
Нет ни одной разумной причины так нервничать. Хотя... есть одна, крохотная: жена, ставшая в последнее время жутко озабоченной своей научной деятельностью,  заявила, что недельку поживет у мамы, ей надо в тишине и покое дописать монографию по будущей диссертации: научный проректор приказал. Чтобы Юля готовила публикацию в университетском научном журнале. А поскольку ее мама с любовником на месяц улетела в Египет, квартира свободна - никто не будет ей давить на мозг.
Так и сказала: "давить на мозг".
Будто когда-нибудь давил ей на мозг.
Исполнял все ее чрезмерно эмоциональные капризы, когда Юля что-нибудь безапелляционно требовала:
— Яр! Принеси то! Яр! Принеси это! Яр! Сбегай в магаз!
Вот никогда не нравилось это ее "Яр"...
Очень редко, только в постели называла иначе, а вот оно очень нравилось: Эрослав...
Произносила это воздушное имя с каким-то шоколадным придыханием, закрыв глаза. Словно представляя не своего мужа, а какое-то другое любовное существо. Часто сам ждал, что Юля назовет его Эрославом в обыденной жизни, не только в ласках, но Юля не называла, вероятно, ассоциировала мужа с Эрославом только закрыв глаза.
Однажды, будучи у тещи на дне рождения, выпив чуточку лишнего, шепотом на ушко спросил ее об этом, но жена противно заулыбалась, открыто хихикая, крутя головой, будучи уже слегка "на метле" от шампанского, произнесла громко, с нарочитой иронией:
— Эрослав!
Ольга Петровна тут же отреагировала на дочкину реплику, довольно холодно, впрочем:
— Да какой он Эрослав... Он Яр, Ярик.
Жена поддержала маму, запела дурашливо, подражая Алле Баяновой:
— Эй, ямщик, гони-ка к Яру!
Унижение придушило Ярослава.
Особенно противно слушать этот холодный, презрительный тёщин тон, захотелось схватить бутылку и разбить о стол.
Но сдержал себя, выровнял настроение и даже натянул на лицо улыбку.
В сознании  всплыла спасительная фраза кого-то из великих француженок блистательного XVIII века:
"Мужчина характеризуется умением держать себя в руках".
Это произнесла одна из французских королев, когда муж-король случайно забрел в спальню жены-королевы и обнаружил в ее постели постороннего мужчину.
Ярослав всё терпел, чтобы только не ссориться. Отчетливо понимал, что ссора ни к чему не приведет, Юля всегда одерживает верх в дискуссиях:
— Если кому-то что-то не нравится, - никто никого не держит...
Юленька в юные годы служила моделью в раскрученном столичном модном бренде, слыла красавицей и будущей Клавдией Шиффер, но что-то быстро пошло не так.
Из мира моды пришлось уйти в социологию, закончила университет именно в этой сфере, там и познакомилась со своим вторым мужем Яриком.
Ярослав кроме скучной службы математиком в закрытой военной государственной компании, сейчас главным образом удаленно-домашней из-за идиотской коронавирусной пандемии, занимался параллельно и домашним хозяйством, создавая жене условия для ее научных размышлений.
Правда, Юля вместо того чтобы писать диссертацию, сидя перед ноутбуком, с большим интересом запаривала свои интимные подробности в инстаграмме. И в фейсбуке. И еще где-то там. Истово тяпала по клавишам, постоянно чему-то улыбаясь, иногда похохатывая.
Никогда не спрашивал - чему жена улыбается или смеется, с кем беседует,
потому что виртуальное для математика - не настоящее, а что-то сопливо-эмоциональное, всего лишь воображаемое, нечто вроде стихов, которых Ярослав не любил. Математика гораздо приятней, потому что она реальна, основные математические формулы Ярослав иногда представлял в виде литых стальных нержавеющих конструкций из понятных символов, потому что эти знаки никогда не подведут, они безусловны и вечны.
Тогда какого хрена на душе так отвратительно?!
Если возникало подобное несносное настроение, Ярослав улучшал свой быт.
Вот и сейчас: надо постираться. Закинул в стиральную машину свои вещи, но только свои, юлькиного белья почему-то в корзине нет, что странно: всегда есть, когда заполняет стиралку.
А сейчас нет.
Умненькая машина что-то там себе запыхтела, пискнула, замигала лампочками, изображая "деловую колбасу", но ее бурчание вдруг вызвало у Ярослава приступ бешенства, стукнул по корпусу кулаком:
— Черт тебя подери! Почему мне так херово?! Ну, почему?!
Тотчас же попытался успокоиться, логически препарировать свои переживания, математически построить их алгоритмы. Сделал глубокий вдох, затем через губы трубочкой шумно выпустил воздух:
— Так! Взял себя в руки! Что ты истеришь как баба в ПМС?! Думай! Думай!

Однажды по весне пару лет назад они с Юлей нанесли неотвратимый визит на тещину дачу.
Мужская физическая сила - самое важное в дачных удовольствих тещи, а лопата - самый энергический весенний инструмент зятя.
Частенько Ольга Петровна приказывала Ярославу тоном, исключающим всяческие возражения:
— Тут вскопай! Тут грядку сделай, потом укроп посеешь! Поправь забор, там деревяшка отвалилась! Подмети перед входом!
На этот раз теща, пребывая в нервических фрустрациях, встретила огорчением: ключи от квартиры потеряла, причем где-то тут, на даче. Она их, конечно, искала, везде по участку искала, но не нашла, ясный хрен.
А Ярослав нашел. На следующий день, когда лопатил землю. Связка уже несколько дней лежала в густой траве, на кольце болтался нержавеющий брелок с инициалами, невозможно спутать.
Но сообщать "любимой тещеньке" об этом не стал.
А зачем? У дочки Юли есть запасной комплект. После дачи заехали к ним, отдала мамочке и та попала к себе домой.
А ключики с брелочком,Ярославом ни разу не использованные, так и лежат себе в гараже, в ящичке с гаечными ключами.
Пусть там побудут. Авось не заржавеют. Все же приятно иметь ключи от тещиной квартиры.
Приятно.
Нет, он не собирался лазать по тещиным тайникам в ее отсутствие или пытаться найти золотые украшения, иные даже с брюликами.
Ярослав считал себя сугубо честным человеком.
Случайное обладание ключами не означает нечестности! Ну, правда же?!
Когда у тебя есть ключ от места обитания маменьки твоей жены, это вселяет в душу некоторую... многоплановость бытия, скажем так.
То есть, уравнение приобретает полет мысли и перспективу решения.
Полифоничность жизни в чисто философском смысле.
Обладание любой тайной само по себе ласкает сознание, особенно, если обладаешь тайной только ты один.
Но вот...
Черт его знает! Что понесло Ярослава сейчас в гараж? Сел в свой старенький мерседес и поехал, благо гараж недалеко.
Поставил стремянку, залез на верхнюю полку, где хранились старые инструменты, развернул грязную, промасленную тряпицу, в ней коробочка от монпансье. А в коробочке тещины ключи.
Долго смотрел на них.
Медленно повесил связку на гвоздь, вбитый в деревянный брус, сел на табурет, сложил руки на груди, ногу положил на ногу, в упор глядел на ключи.
Минут пять.
Пять длинных минут.
Внезапно вскочил, резко хватанул связку с гвоздя и ходко, на затекших от напряжения ногах рванул к автомобилю.

Анна сидела на кухонной табуретке, сложив руки ладонями вверх, раскачивалась в такт биению сердца. А сердце сегодня как-то излишне сердится, толкает кровь по сосудам особенно гулко и глухо. Виски давит.
— Давление поднялось...
Захотелось пустить слезу, но вернулась самоирония:
—  Интересно, с чего бы это? Давление?
Плакать нельзя, надо ехать за Машей в садик.
"Сегодня заберу пораньше, на работу ехать уже бессмысленно. А где телефон?!"
Лихорадочно зашарила в сумке, в шубке, телефона не было. Вскочила, ужаленная мыслью:
— Блин! На рабочем столе оставила!
Аня следила за модой, у нее предпоследняя модель iPhone, впрочем, не сильно отличавшаяся от последней.
Но телефон - ее жизнь! Ее внешний мир! Ее внутренний мир!
Что ж делать... помчалась на работу. Сейчас связь нужна ей как воздух. Миновав дурацкую пробку, уже подъезжала к офису.
"Может быть, он сейчас звонит! Хочет извиниться!"
Дорогу как-то внезапно и сильно подморозило: тонкая ледяная корочка взывала к предельной острожности:
— Опять аб-бледенела полоса!
Пару раз при повороте ее занесло на скользком зеркале дороги, но все бедолаги, ехавшие следом, держались на почтительном расстоянии, двигались медленно, понимая, что "тише едешь, целее будешь".
Хорошо еще, что резина зимняя и относительно новая.
Медленно подрулила к своему стояночному месту, поставила машину.
Телефон лежал на рабочем столе, там, где его и оставила.
Никаких звонков от Лёши. Никаких СМС.
Офис, конечно, пуст, только уборщица что-то мурлычет под нос, натирая пол. Посидела еще несколько минут: тело внезапно устало, сильно устало.

Лифтом Ярослав поднялся на тещин этаж, вставил ключ в замочную скважину.
Чувства в левой части груди снова гнусно заколготились, даже слегка затошнило когда толкнул дверь.
Далее всё произошло как в самом пошлом, самом отвратительном сериале.
На кухне в каком-то ужасном унисекс-халате сидит научный руководитель Юли. Будучи чуть пьяным и расслабленным, ест руками какую-то пищу прямо с тарелки, что-то рассказывает.
Юля в легком халатике сидит напротив, улыбается, глядя  на собеседника.
Некоторое время назад Юрий Николаевич пригласил Юлю и Яра к себе домой, познакомил с женой и двумя детьми. Потом начальник с женой пришли к ним с ответным визитом.
Всё происходило чинно-благородно, без каких бы то ни было чрезмерных знаков внимания со стороны Юли или ее научного руководителя.
Сейчас, увидев Ярослава, оба вскочили с мест, Юля инстинктивно запахнула халатик.
Все трое молчали, долго молчали, глядя друг на друга. Целую минуту.
И тут Юля внезапно захохотала истерическим смехом. Смеялась так громко и неистово, что в сознание Ярослава  закрался вопрос: "не сошло ли на жену помрачение рассудка?"
Впрочем, это уже не имело значения, нет никакой охоты выяснять эти тонкости.
Ровно так же нет никакого желания выяснять какие бы то ни было отношения на кулачках, это стало бы еще пошлее и омерзительней: что может быть глупее бить морду пьяного, старого по сравнению с Ярославом, заплывшего жиром тюленя?
Яр ежедневно качается на своем железе, стоящем на лоджии, Юля над ним привычно подтрунивает, но не так чтобы сильно.
То есть, шансы у низенького, толстенького Юрия Николаевича невелики, тем более, что Яр в юности занимался боксом.
Но бить морду своего соперника, который обошел тебя на постельной дистанции, неважно по каким причинам, - себя не уважать.
Да оно и не поможет ничему.
Уже.
Юлин хохот так же внезапно стих. Совершенно спокойно сказала:
— Мужчины, давайте утрясем нашу проблему как цивилизованные люди. Мы ведь достаточно цивилизованы? Все трое?
Юрий Николаевич всё еще выглядел испуганным, нижняя губа слегка подрагивала.
А в душе Ярослава после этих ее слов стало как-то удивительно спокойно, даже возвышенно, словно где-то в вышине готического храма небесной благодатью зазвучали баховские фиоритуры. Дрожь души, мучившая весь день, исчезла, будто больной зуб вдруг перестал рвать сознание и челюсть.
Заставил себя выдавить на лице улыбку, но она получилась кривая, злая и неестественная, это Ярослав почувствовал даже не глядя в зеркало.
Юля в ответ тоже заулыбалась привычно-иронично:
— Так ты нашел мамины ключики? И мне не сказал?! Резвый мальчик!
Глотнула из бокала вина, потому что голос ее на слове "мальчик" вдруг стал сиплым, откашлялась, продолжала:
— Но я рада, что всё выяснилось.
Правую руку картинно уткнула в бок, сексуально изогнув стан, чрезмерно красивым жестом протянула Ярославу левую ладонь:
— Ключи...
Связка зажата в потном кулаке, разжал его, через паузу, двумя пальцами, неторопливо надел кольцо с ключами на безымянный палец Юли.
Жена едва заметно улыбалась:
— За своими вещами приеду попозже. Твои ключи отдам потом.
Квартира, где жили Ярослав с Юлей, не принадлежала им обоим, она - собственность работодателя - той самой военно-промышленной компании, а Ярославу, как ведущему специалисту, дали ее в бессрочную аренду по смешной цене.
Обстановка куплена им же в кредит, так что никаких особенных проблем с разделом имущества не возникнет.
Ярослав вышел к своему автомобилю, вдохнул холодного воздуха, но лучше не стало, наоборот, сознание еще больше опустошилась, кажется, жизнь совсем обессмыслилась от этой внутренней прохлады.
Обессмыслилась не потому, что застал жену в постели с мужиком.
Это как раз объяснимо, Юля пока что не хотела детей, мотивируя не выполненной программой-минимум: защитой диссертации.
Финал своей семейной драмы Ярослав вполне допустимо предугадывал, хоть и туманно, перед носом маячит печальный, неотвратимый вывод: если женщина не хочет беременности - брак не имеет перспектив.
Опустошение относилось, прежде всего, к себе: какой смысл так жить?
Зачем тратить себя на идиотские и столь же бесполезные телодвижения в профессии, если знаменитым математиком, подобным Перельману, все равно не стать, есть какой-то интеллектуальный предел, стена, которую не прошибить лбом?
А тогда зачем?
Не лучше ли купить пару ружей, пару хороших собак, маленький вездеходик и уехать в тайгу, на Горный Алтай, жить там? Мог бы бортничать, дед его был опытным пасечником, всю жизнь добывал хороший мед, а Ярослав кое-что понимает в бортническом ремесле. В этом мире на одном меду можно жить три года, и ничего не будет - так учил дед.
Что может быть лучше - жить вдали от людей?
Вдали от соблазнов. Вдали от баб и интернетов. Вдали от дураков - когда ты сам себе хозяин и только ты можешь приказывать себе. Очертить по периметру воображаемый меловой круг и не пускать туда никого: ни ведьм, ни праведниц, потому что никаких праведниц не существует в этом подлом мире, а все без исключения праведницы - скрытые ведьмы. И только тот аутентичный мир, который ты сам себе создал, мир, выверенный математикой, ценен по-настоящему.
Женщины одинаковы, их легко предугадать, построив логическую модель, а там можно просчитать все их жестокие поступки.
И тут же произнес вслух, спрашивая себя, уже сидя в автомобиле:
— Тогда почему ты, мудак, не просчитал этого раньше?!
"Почему не построил алгоритм прежде, чем связал себя сладкими узами? Почему довел до того, что сосуд надежд пришлось расхерачить о стену безысходности?"
О, иллюзии! О, тщетность бытия!
Приходит горький момент, когда ты понимаешь, что нет ничего хрустального в этой жизни...Нет и не было никогда! А были и есть только разбитые глиняные черепки.
С самого начала.
В сознание немедленно вполз Бродский с его противными, растянуто-певучими интонациями: "Мы, оглядываясь, видим лишь руины, взгляд, конечно, варварский, но верный".
Включил зажигание, тронулся с места.
"Ах, как всё нелепо! И даже голодед против тебя, Ярослав!"

Анна так же осторожно вела свою Тойоту, но чу! Что там, впереди?
В сгустившейся темноте дороги, когда фонари еще слабо освещают участок скоростной трассы, по которой надо проехать четыре километра, Анна увидела чрезмерное скопление фар.
"Авария! Пробка! Теперь это надолго! Черт подери! Где эти дурацкие машины, посыпающие песком? Почему их никогда нет, когда надо? Почему всё так идиотски устроено в этом идиотском мире?
Медленно подрулила к обочине, прямо к какому-то знаку, разглядела его. Знак "Остановка запрещена".
— Но если вынужденная остановка  - то можно же! Пробка ведь!
Стала тыкать пальчиком на приборной доске,  искать местное радио, которое обычно сообщает о дорожных проблемах.
И тут случилось ужасное: яростный толчок сзади.

Ярослав увидел габаритные огни приближающегося к нему автомобиля, вдавил педаль тормоза, его мерседес пошел юзом, быстро включил первую передачу, чтобы затормозить оборотами, так, как предписывает инструкция, но поздно: въехал в задний бампер какой-то Тойоты, стоявшей под знаком "Остановка запрещена". Странно, но это не вызвало у него особых эмоций, будто въехать в зад чужой машины - обычное дело.
Раздумчиво и даже равнодушно протянул:
— Теперь это надолго...
Вышел, осмотрел передок своего мерседеса.
Ничего не вытекало. Значит, машина на ходу. Можно доехать до ближайшего сервиса.
"Да уж...черная полоса - это вам не компьютерные гонки. Непруха по всем фронтам, только успевай уворачиваться".

Анна сидела за рулем и даже не испугалась.
"Просто беда не ходит одна, если жизнь пошла наперекосяк. Гадкие события часто ходят вместе, взявшись за руку... Такая моя тяжелая женская доля - испить полной чашей страданий."

Ярослав и Анна стояли друг напротив друга и молчали.
Аварийные огни их автомобилей мигали, щелкали не в такт, иногда сливаясь в один стройный ряд, потом разбивались на рассогласованные звуки.
А что тут говорить? Всё и так ясно.
"Странная водительница", - краем страдающего сознания отметил Ярослав. - Другая на ее месте непременно кричала бы или плакала, а этой хоть бы хны. Будто так и надо. Спокойна как танк".
"Странный водитель", нехотя переключаясь на свою аварию, думала Анна, углубленная в мысли о Лешеньке, который сейчас обнимает ненавистную соперницу.
"Другой водила обязательно что-нибудь кричал бы о тупой курице, которой нельзя доверять даже швейную машинку. Хотя я то в чем виновата? Это он в меня въехал..."
Вытащила телефон, набрала маму:
— Мамуль, я тут на дороге в аварию попала... нет-нет, все в порядке, небольшая, задний бампер только покорежен, а со мной все в порядке, думаю, что это надолго... ну да... гололед... А что у меня с голосом? Мамулечка, нормально у меня с голосом, все хорошо... Забери Машу из садика, пожалуйста... Я завтра с утра заскочу. Ну, ладушки.... Да не беспокойся ты, все норм.
"Бедная моя мама... как ей теперь сказать, что жизнь моя внезапно стала совсем не норм, а даже наоборот: сломана окончательно и бесповоротно?"

Даже дорожную полицию вызывать не надо, полицейский автомобиль сначала проехал мимо, потом сдал назад. Из окна видно, что капитан, умаянный гололедом и  битыми машинами, что-то хрипло кричал в рацию, потом спросил бедолаг:
— Ваше железо на ходу? Ехать можете? Тогда убирайте с дороги! Номера я переписал, завтра приедете в отделение и будем выяснять!
Капитан сфотографировал номера на свой смартфон, быстро сунул пострадавшим по клочку бумаги, где был адрес и часы работы отделения и был таков.
Стоявшая у дорожного знака прекрасно одетая молодая женщина в дорогой шубке и умопомрачительно красивых сапогах, но с равнодушными коровьими глазами, глядела куда-то поверх головы Ярослава, потом внезапно для себя произнесла:
— Гражданин... а давайте напьемся...
Мужчина ответил не сразу, потому как тоже смотрел размытым, тупым взглядом, но не на женщину, а в сторону, в темноту дорожной обочины, все так же занятый своими мыслями о бывшей уже жене, через паузу со вздохом согласился:
— Да...сейчас самое время...напиться...
И утвердительно кивнул.

Следующим утром Анечка сидела на краю постели и нежно смотрела на новообретенного возлюбленного.
Ярослав внезапно проснулся, вероятно, от этого пристального взгляда, сел на кровати. На миг лицо его сделалось испуганным, не сразу сообразил, что не у себя дома и вообще - в незнакомой постели. Потом вспомнил всё и заулыбался.
Глаза прекрасной утренней феи сквозь пелену еще сладкого сна наполнены счастливыми слезами:
— Ты был такой...такой...восхитительный! У меня никогда не было такого секса! Никогда!
И слезы ручейками заструились из прелестных утренних глазок.
— Ярослав... можно я буду называть тебя... Разреши мне, ну, пожалуйста!
На этой реплике любовник испытал давно забытое, еще слабое чувство альфа-самца:
— Как?
— Я хочу называть тебя...Эрослав!
Альфа-самец вздрогнул как от удара электрическим током, замер.
Взгляд его слегка остекленел, чтобы скрыть это, быстро обнял возлюбленную, прижал к себе.
В низу живота опять происходило нечто вулканическое.
.