книга звездное небо

МИХАИЛ ГОГОЛЕВ









ЗВЕЗДНОЕ НЕБО




Сказки

Рассказы











Москва
2018



УДК 821.161.1
ББК 84(2–14.2)6_
Г 58


































ISBN 987–5–85271– 675–4           © Гоголев М.Н., 2018







От автора
Книга эта о умении выжить в жестоком мире че-ловеку, стране и нации. Поражаюсь писателям, что копаются в мелочных темах, как жук в навозе, а по-том с досадой вопрошают: «Почему наш труд людь-ми не востребован?» А потому, что народ наш ни им, да и власти тоже, не жалко. Он деградирует и выми-рает! В год по миллиону–два! В этом активно помо-гают враги внешние и внутренние… В советское вре-мя людям долго внушали, что «человек человеку – друг, товарищ и брат» в благом желании интернаци-онализма. Оказалось, многие наши «товарищи и бра-тья» этим пользовались, да и сейчас хотят жить на халяву. Известно, например, что за счет советской России в два–три раза жили лучше Грузия, Прибал-тика – туда шли огромные дотации, а российские лю-ди ютились в избушках под соломенными крышами. Желание урвать (землю, природные богатства и дру-гие блага, присвоить чей–то труд), чтоб самому лег-ко и сытно жить, существует. Это причина боль-шинства войн. Известно, что Гитлер завоевывал страны, чтоб расширить жизненное пространство для своей нации. Известно, что американские пересе-ленцы уничтожили десятки миллионов индейцев, чтоб занять их богатейшие земли с миллионными стадами бизонов! С тех пор жесточайшая борьба за «место под солнцем» обострилась – население земли увеличивается, жадность транснациональных ком-паний безгранична, а ресурсы природные, увы, конечны.
Ученые полагают, что шестьдесят процентов людей на земле испытывают недостаток питьевой воды и скоро начнут за нее воевать. Так вот, мы, рос-сияне, имея когда–то природные ресурсы в своих руках и защиту советского социального государства, рас-слабились от доброты и гуманизма. Другие же наро-ды, часто веками гонимые и не имеющие богатой зем-ли, выработали качества, чтоб бороться «за место под солнцем». И качества эти отнюдь не благородно-го свойства. Это ведь война, но только скрытая, где побеждает не самый справедливый или смелый, а хитрый, который сладкоречивыми словесами напус-кает туману, пытается прикинуться слабым и оби-жаемым, разобщает российских людей, а сам сбива-ется в стаи. А уж что говорить о наших «партнерах и друзьях» на Западе! Пару десятков лет назад премь-ер–министр Англии Маргарет Тэтчер откровенно го-ворила, что в России хватит 15 миллионов жителей, чтоб обслуживать нефтепромыслы в Сибири! Вот так, дорогие читатели, на Западе (а наши внутрен-ние паразиты с ними заодно) хотят, чтоб наше насе-ление сократилось в десять раз, а то и вообще исчез-ло. Так что прекратите себя губить духовно и физи-чески! Встряхнитесь, оглянитесь вокруг и увидите немало своих убийц рядышком, часто улыбчивых и с виду даже симпатичных… Умейте им противосто-ять, или они вас сожрут, что давно с удовольствием делают! Они вам платят грошовые пенсии и зарпла-ты, продают детские соски–пустышки по 250 рублей штучку – и рожать перестанете, и быстрее вымре-те...
               




































                СКАЗКИ

ЦЕНЗУРА
Красный толстый карандаш работал цензором. В стародавние времена так вычеркивались из текста писа-теля или публициста неправильные (по мнению цензора) слова, предложения, а то и целые абзацы, которые были оскорбительны для власти. Крамольные! С критикой! Дескать, власть могла быть поумнее и подобрее к наро-ду! Дескать, могла бы меньше воровать, а больше забо-титься о людях. В общем, такие намеки не нравились власти – и карандаш очень старался ей угодить! За это она платила большую зарплату, на которую он хорошо ел и пил, дом содержал. К старости он надеялся заслу-жить от власти солидный орден и большую пенсию, уважение!
Чтоб все министры видели его усердие, он крамоль-ное слово или предложение вычеркивал толстой линией, с нажимом (аж багровел от усердия), а иногда перечер-кивал его крест на крест и даже закрашивал, чтоб никто о слове не знал, словно такого и на свете–то нет… Боя-лась власть слов «справедливость, равноправие» и дру-гих подобных. Вдруг они брожение в народе вызовут, а то и бунт – и народ, взяв вилы, пойдет власть выгонять из богатых дворцов и лишать привилегий! А какой вла-сти это понравится? Ведь власть хочет жить спокойно, богато и долго.
После старательной работы карандаша текст писа-теля из критического становился хвалебным по отноше-нию к власти – создавалось впечатление, что люди очень власть любят и желают ей счастья и благоден-ствия на долгие годы! Сатирические статьи превраща-лись в оды! Ну а если писатель вдруг не соглашался с тем, что важные слова вычеркнули, то его надолго са-дили в тюрьму, чтоб света белого не видел и исправлял-ся!
Карандаш так гордился своим трудом, что верил, что на пенсии сам напишет великий роман во славу вла-сти! Нетленный во веки веков!
Когда у карандаша прошла половина жизни, от дол-гой и напряженной работы он сильно уменьшился в размерах. Однако, чтоб всегда быть в готовности, не потерять бдительность и точность, остроту взгляда, по-стоянно затачивал себя, желая побольнее едко уколоть автора…
Однажды пришел в кабинет карандаша важный чи-новник, чтоб посмотреть, как он активно работает, по-хвалить. Карандаш от воодушевления так рьяно возму-тился очередным критическим словом и так сильно надавил на бумагу, что вдруг треснул и сломался. Чер-кает он по слову, а слово–то не зачеркивается! Посмот-рел чиновник с досадой и сказал: «Да, бедолага! Погиб ты во цвете лет! Ну что ж…» – и выкинул карандаш в мусорную корзину. Лежит там карандаш никому не нужный, обиженный, что власть так подло с ним посту-пила, и думает: «Эх, дурак! Я себя на работе не жалел, а ведь мог бы трудиться вполсилы. И жил бы тогда дол-го–долго!»
Нынешняя власть тоже критику не любит, но настолько  уверена в своей безнаказанности, что давно карандашей не использует. Разрешает печатать все, что автор пожелает, однако творений их не читает, а если и почитает иногда, то только ухмыльнется. Дескать, у нас свобода слова! Можно писать и говорить, что угодно, но слышать это не обязательно.
                3 марта 2018

ДВЕ МУХИ
Летели по российскому лесу две мухи, но это были не просто мухи, а сущности –  одна называлась «Мое», а другая называлась «Наше». Трудно их было издали различить – обе с крылышками и шестью ножками, но если ближе присмотреться, то у мухи «мое» были глаза завидущие, хитрющие, наглые, мутные, а у мухи «наше» глаза были добрые, понятливые, чистые… Лете-ли они и спорили: муха с именем «мое» говорила: «Лю-бить надо только себя и жить ради удовольствий», а му-ха «наше» говорила: «Нет, жить надо ради счастья всех лесных жителей…»
Увидели они государственное здание и влетели в от-крытое окно кабинета, где за дубовым столом сидел важный чиновник Медведь. Он занимался  обустрой-ством  леса, строил дороги, жилье, больницы – на это выделись немалые деньги из лесного бюджета… К нему часто приходили жители леса. Одни просили построить дорогу до дальнего поселения, так как в распутицу и в снегопад до поселения не добраться. Другие просили построить больницу, так как рожать на дому по старин-ке – это опасно… Вот и сейчас пожаловали несколько зайцев. Один, наиболее говорливый, печально сказал: «Уважаемый Медведь, у нас через речку мост обвалил-ся. И мы теперь из своей деревни не можем попасть в районный центр. Два зайца недавно хотели вплавь через речку перебраться, но утонули. Дети сиротами оста-лись. Дайте нам денег на  мост…»
Открыл Медведь огромный железный сейф, где день-ги хранились, и хотел отсчитать зайцам деньги на стро-ительство нового моста, но в этот момент в его левое ухо влетела муха с именем «Мое» и весело зажужжала: «Зачем тратить деньги на какой–то мост? Ты их лучше потрать себе на коттедж! Ведь ты крупный солидный чиновник, а живешь в небольшом доме!» Задумался медведь…И тут в другое ухо влетела муха с именем «Наше» и тревожно запищала: «Важнее построить мост, чтоб угодить лесным жителям, которые трудятся в са-дах и огородах на благо нашего родного леса»; «Навер-ное, это правильно…» – согласился Медведь и уже до-стал пачку денег, чтоб отдать зайцам. «Что ты дела-ешь?! – мерзко запищала муха в левом ухе. – Зайцы они прыгучие – пусть через речку прыгают или лодки себе построят. И вообще, нечего им в дальней деревне жить, пусть в город перебираются. На них денег не напасешь-ся: то им надо электричество в деревню провести, то газ для отопления домов – это все бестолковые расходы!» Медведь опять задумался: «И в самом деле, сколько зайцам денег ни давай – все будет мало. Лучше я на эти деньги коттедж себе построю». – «Что ты надумал, глу-пый косолапый, – запищала муха в правом ухе. – Тебя же посадят за присвоение народных средств!» Озада-чился Медведь и протягивает зайцам пачку денег. Но тут другая муха, успокаивая, верещит: «Не посадят. Ты поделись деньгами с прокурором Волком и судьей Ли-сой. Они тоже жить сытно хотят!» – «И то верно!» – решил Медведь и спрятал деньги в свой карман. Но тут вторая муха заверещала: «Если будешь общественные деньги присваивать, то народ лесной взбунтуется! Ска-жет, что Медведь совесть потерял. Что деньги от наших налогов себе забирает! Пожалуются зайцы президенту леса рогатому Лосю – и он тебя с должности снимет!» – «Пусть  снимет, – заверещала первая муха. – К тому времени ты уже столько денег будешь иметь, что хватит на оставшуюся жизнь. Станешь ездить в путешествия в заграничные леса! Яхту купишь и поселишься на рай-ском острове в  океане… А иначе на богатую жизнь при своей зарплате никогда не заработаешь!» 
Зажмурился Медведь, представив, как вольготно за-живет с большими деньгами, как молодая мохнатая медведица, которой дорогие браслеты дарит, его любит, как детки радуются, что он им большое наследство оставит… Рассердился он на муху в правом ухе и стал по нему кулаком стучать, чтоб выгнать ее, когтем в ухе стал ковырять. А она крепко там засела и обиженно во-пит: «Ты лучше муху из соседнего уха выгони! Она со-вести тебя лишила… Тебе звери доверили важную должность, полагая, что ты порядочный Медведь!» Начал тогда Медведь по второму уху стучать и пальцем ковырять, но и там муха крепко засела.
«Тьфу, на вас!! – воскликнул Медведь обеим мухам. – Найду между вами компромисс». Он отделил из пачки денег половину, сунул в большой и глубокий карман в широких сатиновых штанах, а другую половину отдал зайцам и сказал: «Постройте себе мостик поуже и по-проще. Нечего казенные деньги транжирить…» Вот та-кой у него компромисс получился…
А мухи полетели дальше. Чиновников ведь еще мно-го!         
Летят они рядышком. Только одна другую захочет обогнать, отдалиться от нее, как вторая догоняет, чтоб соперница не успела в уши очередному чиновнику свое нашептать… Вот так и летят!
                21 февраля 2018
ПРИБЫЛЬ
Бурундук Федя хорошо в целебных травах разби-рался – лекарем в лесу был. Многие звери приходили лечиться от разных болезней. У кого голова болит, у кого живот, а у кого и воспаление легких – все к нему идут. И лоси, и кабаны, и даже волки. Бурундук всем помогает. День и ночь (под солнцем и под луной), вес-ной и осенью, собирает он на полянах и в лесах цветоч-ки, корешки, листики. Лапы сильные, когтистые, нос из-дали чует нужную травку. Потом травы Бурундук су-шит на печке, настои разные варит.
Бурундук хоть и не жадный был до денег, но от воз-награждения не отказывался. Вскоре накопил он на ма-ленький станочек по выпуску таблеток. Купил его и штампует из трав таблетки – они дольше хранятся, чем настои, и употреблять их удобнее. Стал зарабатывать еще больше… 
Недалеко от Бурундука жила Лиса, захотелось ей денег заработать на наряды и роскошную жизнь. При-шла она к Бурундуку и ласково говорит: «Давай скоопе-рируемся. Ты будешь таблетки делать, а я продавать!» – «Да у меня вроде итак хорошо таблетки раскупаются!» – ответил Бурундук. «Зачем тебе лишняя маета? Тебе надо травы собирать, таблетки делать, а я займусь про-дажей и рекламой!» Смекнул Бурундук, что предложе-ние выгодное – и стал таблетки на продажу Лисе отда-вать. Она на поляне, около звериной тропы, что шла на водопой к речке, на самом видном месте, построила ап-течный ларек. Хорошо дело у нее пошло, бойко! Когда лесные жители возмутились, что таблетки резко подо-рожали, Лиса заявила: «Но ведь и я должна на что–то жить!»
Вскоре Лиса шубу новую купила, но шубы уже мало – надо дорогие сапоги. Пришла она к Бурундуку и гово-рит: «Цену на таблетки надо поднимать!» Бурундук растерялся: «А как? Вроде себестоимость их не увели-чилась…» – «А ты продавай их в упаковке». Прикинул Бурундук выгоду: ведь упаковка рубль стоит, а цену поднять можно на пять…» Стал он таблетки в упаковку запечатывать. У Лисы же цена на них на десять рублей выросла. «Почему так дорого? – возмутились звери. – Мы таблетки и без упаковки покупали!» – «А теперь нельзя, – говорит Лиса. – Без упаковки они быстро пор-тятся, да и на упаковке написано, что это–за таблетка, когда ее принимать: до еды или после и сколько раз в день…»
Вскоре Лиса не только сапоги модные купила, но и кольцо дорогое с бриллиантом. Но этого ей мало – хо-чется серьги с бриллиантами. Пришла она к Бурундуку и говорит: «Надо таблетки в коробочке прода-вать…Коробочка стоит три рубля, а ты поднимешь цену на десять! Видишь, какая прибыль!» Согласился Бурун-дук – ведь жена бурундучиха тоже захотела в новой шубе щеголять и с кольцами на пальцах!
Выросла цена в аптеке у Лисы на двадцать рублей за таблетку. Удивились звери: «Почему так дорого?» – «Из–за коробочки яркой и красивой!» – отвечает Лиса. «Зачем нам коробочка? Коробочка ведь не лечит..» – говорят звери. «Так положено по закону лесному прода-вать! Коробочка защищает таблетку от влаги и от ваших любопытных детишек, которые могут нечаянно сунуть таблетку в рот и отравиться…»
Вскоре Лиса не только сережки золотые с бриллиан-тами купила, но и автомобиль. Ездит на нем от своей норы до аптеки и обратно. Но автомобиля уже мало, хочется дом построить красивый, кирпичный. Пришла она к Бурундуку и говорит: «Надо бы цену на таблетки поднять!» Бурундук лапами развел: «Уже не могу! Не знаю как!» Почесала Лиса за ухом и говорит хитро: «Твоя таблетка полностью из целебной травы состоит, а если в таблетку класть только половину?.. Остальное заполнять трухой, мусором!» Бурундук глазками захло-пал: «Ведь тогда таблетка лечить не будет!» – «Будет, но чтоб вылечиться, надо покупать две таблетки вместо одной!» – «Но ведь это обман». – «А кто узнает?» – усмехнулась Лиса. У Бурундука к тому времени детиш-ки подрастали – требовали денег на наряды: «Папа, дай, дай, дай…» Симпатичные бурундучки, полосатенькие! Любит он их очень. Да и для большого семейства Бу-рундука тоже требовался дом.
С той поры цена на таблетку не повысилась в ларьке у Лисы, только лечить она стала хуже. Удивляются зве-ри: «Раньше одной таблетки хватало, а теперь две поку-паем. Значит, в два раза больше денег тратим! Как это понять?» – «Все потому, – отвечает Лиса, – что ныне организм ваш ослаб, а болезни сильнее стали!» Звери растерянно за ушами чешут и с Лисой соглашаются: может, оно так и есть?!. Может, раньше они здоровее были, а экология лучше…
Лиса с Бурундуком вскоре дома себе огромные по-строили, на дорогих автомобилях ездят… Звери, кото-рые побогаче (волки, лоси, медведи) таблетки пока по-купают, а вот бедные зайцы уже не в силах! Умирают они часто бедняжки без таблеток, но Лисе и Бурундуку до их здоровья никакого дела нет! Главное – прибыль! Пришел как–то  папа–зайчик к Лисе и говорит: «Дай мне таблетку в долг, а то у меня сынишка умирает…» – «Обойдешься, – сказала сердито Лиса. – Тебе дай, дру-гому дай, а мне на что жить?!» 
Заплакал зайчик, идет домой к больному ребенку без таблетки.  «Чего плачешь?» – спрашивает белка. Пожа-ловался зайчик на жадность лекарей. Белка ему говорит: «Раньше мы вообще без таблеток жили и здоровые бы-ли. Сами знали, где какая целебная травка растет! Вот и сейчас сорви такую, сделай из нее настой – и напои сы-нишку…» – «И, правда! – воскликнул зайчик. – Зачем кормить дармоедов, которые  на  нашем горе наживают-ся…»   
                20 февраля 2018

ФЕЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В большом пятиэтажном доме жил с мамой скром-ный мальчик Саша. Симпатичный и высокий паренек двенадцати лет, но больной. Когда рождался, ему аку-шерка случайно повредила спиной мозг в шейном отде-ле – с тех пор он плохо ходил. Медленно. Прежде чем шагнуть, делал неимоверное усилие, наклонялся вперед – и только тогда передвигал ногу. Голова тряслась, словно была на пружинке, руки расставлял широко, чтоб не упасть. Его ходьба походила на движения робо-та, у которого почти не сгибаются ни руки, ни ноги…
Саша учился в пятом классе, но до школы дойти не мог – приходили учителя и готовили с ним уроки. Учился он отлично, писал замечательные стихи, хоро-шо играл в шахматы, но очень страдал, что нет друзей. Мальчишки его игнорировали – они играли во дворе в футбол, подтягивались на турнике на спортивной пло-щадке, а зимой, когда во дворе заливали каток, играли в хоккей. Саша грустно смотрел с третьего этажа на них в окно. Очень хотелось выбежать во двор и играть с ребя-тами...
Мать его поощряла: «Иди на улицу, погуляй на све-жем воздухе!» Он в ответ тяжко и печально вздыхал… Ведь мальчишки его не раз обижали – указывали паль-цем и хохотали над каждым шагом. Если бы имелся отец, он бы Сашу защитил от насмешек, но папа давно бросил их с мамой. «Не будешь всю жизнь в квартире сидеть – надо научиться общаться со сверстниками…» – говорила мать.
Как–то мать испекла много вкусных и ароматных пирожков с мясом и картошкой и сказала: «Пригласи мальчишек в гости! Мы их напоим чаем с пирогами». Саша, набравшись смелости, вышел на крыльцо и стал приближаться к спортивной площадке. Он улыбался мальчишкам, думал, что, наевшись сытных маминых пирогов, они будут играть с ним в шахматы, говорить на равных, станут приходить в гости, чтоб пообщаться…
Вдруг Саша услышал от рыжего шустрого Кольки язвительное: «Вот и робот–паралитик появился! Ты куда  пошагал – на луну или на марс?» – «К вам… – унижен-но сказал Саша. – Давайте дружить!» Мальчишки захо-хотали, а Колька крикнул: «Может, ты и играть с нами будешь? На, держи мяч!» – и пнул футбольным тяже-лым мячом в Сашу. Саша не смог среагировать непо-слушным телом, не успел мяч отбить – и тот угодил в лицо. Саша покачнулся, потеряв равновесие, упал спи-ной на землю. Мальчишки захохотали. Саша попытался подняться: он подгибал ноги, опирался руками о землю, но его усилия походили на движения кузнечика, кото-рому переломили тело…
Неожиданно рядом с Сашей появилась, словно из воздуха, высокая симпатичная женщина в красивой шляпе с вуалью, она подала Саше руку – и он мгновен-но встал. Это была волшебница–фея, которая иногда приходит к обиженным, чтоб восстановить справедли-вость. Так как несправедливостей в жизни, к сожалению, много, то она не успевает помочь всем, а сейчас оказа-лась рядом. «Как вам не стыдно? – сказала женщина мальчишкам. –  С каждым из вас может подобное слу-читься. Сегодня здоровы, а завтра вдруг заболеете…» – «Мы не заболеем, мы спортом занимаемся!» – сказал гордо Колька… «Ну, ну», – женщина строго прищури-лась, а Саша ушел в подъезд и горько заплакал. Сзади он услышал ласковый голос женщины: «Я не могу тебя полностью вылечить, но облегчу твое состояние. В фут-бол играть не сможешь, но ходить будешь быстро». В эту секунду ноги и руки его стали более подвижными. Он без труда поднялся на свой этаж и, войдя в квартиру, закричал радостно: «Мама, мама, мне стало гораздо легче!» 
Тем временем Колька, изображая походку Саши, по-вторял его нелепые движения, тряс головой, дергал ру-ками и смеялся, говоря: «Давайте я буду с вами играть в футбол!» Он встал в створ футбольных ворот и сказал: «Я буду вашим вратарем…»
Когда товарищ ударил в него мячом, Колька, как и Саша, замахал невпопад руками, получил удар в лицо и упал. Он попытался встать, но не смог – ноги и руки не гнулись. Он растерянно схватился за деревянную штан-гу ворот и только тогда поднялся. Мальчишки,  глядя  на него, держались за животы и хохотали: «Здорово у тебя получается изображать паралитика! Тебе можно в артисты пойти!» А Колька, с недоумением разглядывая одеревеневшие руки и ноги, думал: «Что это со мной? Что?» Казалось, он видит ужасный сон, а когда проснет-ся, вновь будет прежним.
Мальчишкам он о беде не сказал, пошел домой. По-думалось, что перетренировался, что надо лечь на ди-ван и немного отдохнуть… Он шагал, словно робот, еле передвигая ноги, а друзья хохотали вслед: «Ну, рассме-шил! Может, хватит уже придуриваться, а то от смеху животы надорвем».
С огромным трудом поднявшись на второй этаж по лестнице, Коля непослушным пальцем нажал кнопку звонка. Дверь открыла мама и сказала: «Я сама уже хо-тела тебя позвать, ведь кушать пора…» Увидев, какой странной походкой сын подошел к столу, как сел в скрюченной позе на табурет и попытался взять стакан негнущейся рукой, мама удивленно спросила: «Ты кого изображаешь? Мальчика из соседнего  подъезда?» – «Я никого не изображаю – это само получается!» – сказал Коля с ужасом. Мать, не веря, заметила: «Кстати, давно хотела сказать, чтоб не обижали этого мальчика! Не дразнили его». Попытавшись попить и пролив на брюки стакан чая, выпавший из слабой руки, Коля зарыдал: «Я тоже заболел!» – «Как заболел? Может, упал и ударил-ся?» – «Нет… Я его обидел…– Коля зарыдал еще гром-че. – Там какая–то тетка появилась в шляпе. Она на ме-ня порчу наслала!»
Мать кинулась на улицу и, увидев уходящую вдаль по переулку высокую женщину, сразу догадалась по ве-личественному виду, что это не обычная прохожая. Мать догнала ее и опустилась на колени: «Уважаемая, за что вы наказали моего сына?» – «Он сам себя наказал, – ответила грустно  фея. – Да и вы, наверное, виноваты, воспитав сына черствым и грубым!» – «Простите его и меня, пожалуйста!» – взмолилась мать. Женщина тяжко вздохнула: «Я посмотрю на его поведение…Если осо-знает вину, то будет прощен Сашей и мною. Надеюсь, это произойдет скоро. А пока пусть поймет, каково жить в таком состоянии. К сожалению, иные люди не пони-мают этого, пока не испытают сами!»
И женщина исчезла, растворившись в воздухе…      
                20 февраля 2018

ВОЛШЕБНАЯ СМЕСЬ
Трое юных друзей – Миша, Коля и Сережа – жили в небольшом городке и не знали, чем заняться. Ни учить-ся не хотелось, ни работать, хотелось только гулять. Целыми днями они сидели на лавочке у подъезда своего дома, лузгали семечки. Они не умели ни радоваться, ни грустить, а были ни то ни се… «Вам скоро вступать во взрослую жизнь, а вы какие–то бесхарактерные!» – го-ворили им все. Даже девочки обходили стороной – им было с ними не интересно. «Такими уж уродились!» – отвечали растерянно друзья.
Как–то проходила мимо скамеечки, где сидели пар-ни, старушка с ангельским личиком, посмотрела на их глуповатые физиономии и сказала: «Проживете вы бес-толково, если характер не получите!» – «А где ж его взять–то?» – пробормотали юноши враз. Старушка мах-нула рукой: «Там за лесом живет Волшебник, мой брат. Он варит чудодейственные снадобья и способен дать напиток, который поможет много достичь в жизни, стать богатым, любимым и счастливым». Юноши оживились – очень захотелось испытать, что такое счастье, быть лю-бимым девушками. Им было по шестнадцать лет, они были крепкие, рослые, а куда силушку применить – не знали…
Взяв еду на несколько дней, друзья направились в лес… Долго блуждали среди болот и зарослей, измуча-лись и наконец нашли окруженную скалами добротную бревенчатую избу, из трубы которой шел синий запаши-стый дымок. Открылась дверь – и на пороге их встретил старый человек с молодыми и умными глазами и белой бородой. Он радушно улыбнулся: «Знаю, что хотите у меня попросить напиток, чтоб стать счастливыми и лю-бимыми!» Юноши кивнули… Волшебник вздохнул: «Вообще–то в жизни каждый сам должен создавать ха-рактер с помощью друзей, родителей, учителей! Ну да ладно. Помогу я вам, раз они не помогли…»
Волшебник провел юношей в избу, где в полутемном помещении на деревянных полках стояли в больших стеклянных банках цветные настои – голубые, розовые, зеленые. Пахли они по–разному – одни едко, другие приторно… третьи вообще имели чуть различимый тра-вяной запах. На каждой банке имелась надпись, расска-зывающая, что здесь хранится. Было написано красным фломастером: «Смелость»; «Честность»; «Доброта»; «Терпение», «Настойчивость» и многие другие каче-ства, которые имеет человеческий характер.
Волшебник дал каждому пареньку по медной мерке, по большому стакану и сказал: «Выбирайте, что вы для себя хотите! Все это сольете в один стакан и выпьете!» Озадачились юноши. Хочется налить одного, другого и третьего, и побольше. Да только стакан–то не безраз-мерный, все туда не уместится. «А вы нам подскажите, что лучше налить?» – сказали юноши. Волшебник усмехнулся хитро и ответил: «Это вам самим решать, а то я подскажу, а потом на меня будете обижаться, что в жизни не все удалось. Да и вообще, жизнь очень разно-образная  – каждое качество характера в ней ценится, но только применять его надо умеючи».
Подумал Миша и решил побольше смелости взять, ибо считал, что если решительно возьмется за дела, то всего достигнет быстро: и денег, и положения в обще-стве, и девушку завоюет… Зачерпнул он мерочкой «смелости» и налил половину стакана, а для других ка-честв места почти не осталось. Выпил он горькую на вкус влагу и вдруг почувствовал, что ничего не боится – ни леса темного, ни зверей в нем хищных, ни родите-лей...
Коля решил зачерпнуть побольше «доброты», счи-тая, что за доброту все окружающие будут его любить. Выпил он стакан сладкой влаги – и почувствовал, что готов всем все прощать, говорить всем только хорошие слова…
Сережа решил, что больше всего в жизни ценится честность – налил почти полный стакан и выпил острой, словно настой перца, влаги.
«Через пять лет приходите снова! – сказал Волшеб-ник. – Расскажете,  помог ли вам мой напиток!»

И вот прошло пять лет…
Явились к Волшебнику пареньки. Первым вошел Миша. На груди и руках у него тюремные татуировки, на лице шрамы от порезов ножом. Взгляд жестких глаз смел и решителен. «Ничего я не добился в жизни, толь-ко отсидел три раза в тюрьме!» – заявил он и рассказал Волшебнику, что влюбился в девушку и приказал стать его женой. А она его не любила и отказалась – тогда он ее украл и силой увез в свой дом. За это его арестовала милиция и отвезла в тюрьму. Потом он накинулся на соседа, который, как ему показалось, его оскорбил – и опять угодил в тюрьму. Наконец, побил мужа своей бывшей девушки – и опять отсидел срок.
За  Мишей к Волшебнику вошел Коля – лицо его было доброе и ласковое, заговорил он тихим голосом, но только очень грустным. «Жизнь поначалу складыва-лась неплохо – меня за доброту полюбила симпатичная девушка, но когда поженились, стала обижать. Обзывала «рохлей». Ей не нравилось, что не могу обеспечить се-мью деньгами, всем даю в долг, а назад не требую. Ко-гда жену оскорбили хулиганы – я попытался их остано-вить добрыми словами. Говорил, что нехорошо ругать-ся и оскорблять. В результате они меня побили. А вско-ре жена ушла к мужчине, который умел мстить и требо-вать с других. Я, было, устроился на руководящую должность, но проработал недолго – подчиненные иг-норировали мои приказания и не выполняли план. Они постоянно просили отпустить их с работы то на похо-роны бабушки любимой, то на день рождения мамы, то ссылались на болезнь живота или головы. Я видел, что меня обманывают, но по доброте своей отказать не мог…»
Третьим вошел Сережа – сердитый, насупленный, с  пронзительным взглядом колючих глаз. Голосом, не терпящим возражений, с ощущением своей полной правоты он заявил: «Люди вокруг лживые и мерзкие в основном. И когда им говоришь об этом, недовольны. Несколько раз меня побили за то, что говорил прямо в лицо, какие они на самом деле. Своей подружке сказал, что ленивая и толстая, что надо срочно похудеть, чтоб ее любил, а она оскорбилась и бросила меня». Сережа потрогал синяк под глазом и посмотрел язвительно на Мишу: «Вот даже друг дал мне кулаком за то, что назвал его хулиганом! А ведь правду же сказал! И во-обще, – продолжил он.  – Я ни с кем не могу ужиться ни на работе, ни дома. Даже мама обижается, когда говорю, что плохо готовит суп и неправильно печет пирожки!»
Посочувствовал им Волшебник, грустно улыбнулся и сказал: «Но ведь вы сами составляли напитки, так что некого винить! – он достал с полочки флакон духов, из которого шел приятный аромат, и дал нюхнуть каждому парню. У тех на лицах отразилось блаженство. – Ощу-щаете, какой в нем прекрасный запах? Он всем нравится потому, что в нем гармонично намешаны разные веще-ства – немного того, немного другого, немного третье-го. Каждое вещество не очень вкусно пахнет – напри-мер, спирт, который там есть, но при смешении в пра-вильных дозах все благоухает, дает ощущение счастья и спокойствия. Вот так и в характере человека должно быть гармонично – смелости ровно столько, чтоб уметь защитить себя и близких, но не нарываться на опас-ность. Доброты ровно столько, чтоб любили тебя, но и знали, что можешь быть жестким в ответ на наглость. А честности столько, чтобы не оскорблять других, не унижать…Свою правоту надо уметь доказывать тактич-но!»
Задумались парни и сказали враз: «А можно мы вы-пьем новые напитки?» – «Ну что ж, – ответил Волшеб-ник. – Вы еще молоды, есть время поменять характер, чтоб жить гармонично с людьми и с самими собой…»             
                19 февраля 2018

ГЛУПАЯ ДЕВОЧКА
Жила избалованная и капризная десятилетняя девоч-ка Инна. Родители ее сильно любили и многое позволя-ли, чего позволять не надо… Семья была обеспеченная, имела просторную красивую квартиру. У девочки име-лась комната, где она спала, а еще была комната, где играла с игрушками и крутила обруч. Радовалась девоч-ка, что у нее такой простор, ведь у некоторых подружек из класса не было даже одной комнаты и они делили спальню с сестренкой или с братиком. Поэтому девочка часто хвалилась: «Сегодня я в одной комнате занима-лась спортом, а в другой сидела у компьютера…» Когда приходили в гости подружки, она водила их из одной комнаты в другую и горделиво заявляла: «Это мое и это тоже  мое…»
И вдруг родители привезли из деревни бабушку – ей  было уже много лет, здоровье ослабло. Жить одной в деревне, где надо воду с родника ведрами носить и дро-вами печку топить, стало трудно. Мама вынесла игруш-ки из второй комнаты Инны, а в шкаф положила вещи бабушки. Папа поставил для бабушки в комнату широ-кий мягкий диван, чтоб могла там отдыхать… Инна смотрела на перестановки с ужасом и, наконец, с серди-тым прищуром родителям заявила: «Почему не спроси-ли у меня разрешение?» – «А тебе что, мало места в од-ной комнате?» – удивилась мама. «Мало, – ответила хмуро дочь. – Я привыкла иметь много места для игр!» – «Без тебя разберемся, – ответил ей строго папа. – Ма-ленькая еще, чтоб условия нам ставить!»
Мама, взяв дочку за руку, подвела к седенькой улыбчивой бабушке и сказала примирительно: «Живите дружно! Это так здорово иметь бабушку – она многому научит! Она хорошо печет пироги, знает разные песни и сказки… Она научит тебя вышивать красивые узоры, расскажет мудрые интересные истории!» – «Не надо мне все это, – фыркнула Инна. – Я пироги могу в мага-зине купить, а песни и сказки в интернете послушаю». На что папа сухо заявил: «Ты ведь раньше ездила на летние каникулы в замечательную деревню бабушки, грибы там в лесу собирала и ягоды, жила у нее, а теперь она у нас поживет!»
Бабушка, слыша эти разговоры, смущенно и винова-то сказала: «Может быть, мне кровать в коридоре  по-ставите?  В темном закутке…» – «Да, там тебе и ме-сто!» – заявила Инна.
В обиде девочка убежала в свою комнату и запер-лась. О, как она ненавидела сейчас бабушку! И с каж-дым часом ненавидела все больше: бабушка ей всюду мешалась… Пойдет Инна в туалет – а там бабушка… Пойдет Инна в ванную – а там тоже бабушка! Пойдет на кухню – а там опять бабушка сидит и чай пьет… При-чем, Инна нарочно хотела идти в туалет и ванную в тот момент, когда бабушка пошла, чтоб сердито фыркнуть: «Всюду ты мне мешаешься!» Растеряется бабушка, вожмется в угол и твердит: «Извини, внучка!»
Наконец, бабушка так испугалась, что перестала из своей комнаты  выходить. Но и это Инну не удовлетво-рило и она заявила: «Зачем только ты появилась в нашем доме, старая карга!?» Тут мама схватила Инну за руку и жестко сказала: «Извинись перед бабушкой! Она столько в своей жизни трудилась, чтоб меня, моих се-стер и братьев, вырастить и воспитать здоровыми и ум-ными людьми! И имеет сейчас право жить, где хочет и как хочет, а не выслушивать твои капризы! Другие дети всегда радуются, если есть дедушки и бабушки». – «А мне бабушка не нужна, – выкрикнула Инна. – Да чтоб она вообще на белый свет бы не появлялась!»
И вдруг бабушка стала исчезать – сначала она помо-лодела, потом превратилась в девушку, потом в девочку и наконец растаяла в воздухе. Растворилась, словно ды-мок, даже одежды и тапочек ее на полу не осталось. Она будто за несколько мгновений прожила жизнь, но только наоборот… «Вот и замечательно!» – воскликнула Инна и захлопала радостно в ладоши. Но вдруг в это мгнове-ние стала молодеть и уменьшаться в размерах мама – стала девушкой, потом девочкой, ровесницей своей дочки, а вскоре тоже исчезла. «Эй, эй, а ты–то куда?» – растерялась Инна. И услышала удаляющийся в пустоту и уже плохо различимый грустный голос мамы: «Ведь если бы на свете не было бабушки, то не было бы и ме-ня…» Испугалась Инна, представив, как будет жить без мамы – кто же ей приготовит с утра завтрак, кто ужином накормит, кто одежду постирает и погладит, кто уроки поможет выучить?.. Только успела об этом подумать, как вдруг почувствовала, что тоже уменьшается в раз-мерах – ручки и ножки стали маленькими и тоненькими, одежда на теле мешковато повисла, а потом свалилась на пол. «Что это со мной происходит?» – закричала де-вочка писклявым детским голоском и с ужасом сообра-зила, что если на свете не было бабушки и мамы, то, значит, не должно быть и ее, такой хорошенькой и ми-ленькой, какой она себя считала!.. «Я не хочу умирать! Я жить хочу! – закричала Инна. – Вернитесь, пожалуй-ста, все!»   
                13 февраля 2018


ЖИВАЯ СИРЕНЬ
В селе  жил  странный мальчик – нравилось ему ру-бить деревья и кустарники топором. Другие школьники под руководством учителя труда соберутся по весне деревья в школьном саду высаживать и Колю пригласят, а он встанет в сторонке – и с ухмылкой смотрит, как то-варищи ямки под саженцы копают, как саженцы полива-ют, чтоб прижились и росли быстрее. «А ты почему в общем деле не участвуешь? – спросил как–то учитель. – Ведь деревья землю украшают. На них птички садятся и песенки поют. Деверья надо садить, чтоб наша земля не превратилась в пустыню! Была зеленой и цветущей!» И рассказал, что во многих странах Африки так бездумно уничтожались деревья, что там пересохли реки, а жи-вотные, которые жили в лесах, умерли… Очень это грустно! Рассказал и о боге Природы, который защища-ет растительность и в которого верят во многих стра-нах. «На мой век деревьев хватит!» – заявил Коля, а на рассказ про мифического бога скептически усмехнулся.
Зачем Коле нравилось рубить деревья – он и сам не знал. Может, в нем «проснулся» древний человек, тупо-ватый неандерталец, похожий повадками на обезьяну? Тот много тысяч лет назад, живя в холоде и голоде, го-товил себе пищу на костре, рубил деревья, чтоб сделать из веток шалаш. Но только нынешнему–то человеку это уже ни к чему – Коля ведь жил не в шалаше, а в кирпич-ном доме с родителями, пищу готовил не на костре, а на газовой плите! Но все равно, как увидит деревья, так сразу руки начинают чесаться от желания с ними рас-правиться...
Как–то в очередной раз наточил он топор остро–остро, помахал им в воздухе и пошел на улицу, где не-далеко от дома росли несколько березок и сирень… Был яркий и теплый весенний день – все в мире хотело жить и радоваться. В том числе и деревья. Они покрылись маленькими клейкими листочками, что весело трепета-ли на легком ветерке и тянулись к солнышку, а сирень цвела огромными благоухающими гроздьями. Размах-нулся Коля удало и всадил острие топора в тонкий ствол березки. Дрогнула она от страха и ужаса, листоч-ки на ней заколыхались. Коля размахнулся еще – от второго удара ствол покосился. Ударил Коля со всей силушкой снова – и береза со стоном повалилась. Если б Коля мог понимать язык деревьев, то услышал бы в стоне тяжкий вопрос: «За что ты меня убил? Что я тебе плохого сделала?» Но Коля, как и большинство глупых мальчишек, не понимал боль дерева, а радовался своей лихой силушке.
Так он срубил еще пару березок. Понравилось, что они не могут отомстить, наказать его. Вот если б огромное дерево срубил, то оно могло упасть на него и руки–ноги переломать, а какая опасность от тонких нежных березок? Никакой, да и труда немного затратил! И он упивался своей безнаказанностью, превосходством жесткого топора перед слабой древесиной!
Наконец он подошел к сирени, сломал несколько ве-ток с гроздьями, понюхал, сунул цветки в рот, пожевал их горечь и выбросил. Плюнув на ладони, чтоб крепче держали топорище, он пошире расставил ноги и со все-го маху ударил лезвием по ветке. И вдруг топор застрял в древесине, а из нее по топорищу выросли ветви и по-ползли по рукам... Все произошло так быстро, что он не успел отдернуть руки. Он с ужасом смотрел, как они превратились в древесину, как кожа из белой человече-ской превратилась в зеленую кору. Он хотел руки со-гнуть, но они уже не гнулись. Тем временем и тело ста-ло превращаться в древесину, в ствол, а из ног, из по-дошв, вдруг выросли корни и углубились в землю. Так, что даже сдвинуться не мог!! Коля хотел закричать, по-звать на помощь, но язык и челюсти уже одеревенели. Из его головы потянулись побеги, а на них мгновенно выросли гроздья сирени! Так Коля и застыл, хлопая гла-зенками.
 Вдруг он увидел соседского мальчишку Сашку, ко-торый направился к нему с явно недружественными намерениями, глаза его азартно поблескивали. Сашка посмотрел на Колю и воскликнул: «О, какая замеча-тельная сирень выросла! Нарву–ка букет для подружки Насти!» И он стал ломать ветки, что выросли на голове Коли. Это было очень больно! Коле казалось, что у него прядями выдирают волосы. Он бы закричал, да кричать нечем было. Он бы убежал, да только ноги к земле при-росли. Он стоял, и слезы текли из глаз. Думал со злобой о Сашке: «Зачем тебе ломать столько веток? Все равно засохнут! Ну сорви одну гроздь – и хватит…» Наконец пожелал ему тоже превратиться в дерево!
Когда Сашка ушел, появилась Зорька – коза Кольки-ной бабушки, белая, лохматая и очень прожорливая. Она вышла из ворот, которые он забыл закрыть, и направилась к нему. Конечно же, не догадываясь, что Коля превратился в дерево, она впилась огромными зу-бами в ствол – то есть в его ногу – и стала сдирать ко-ру… «Получишь ты у меня пинком под зад, когда снова превращусь в человека!» – подумал он и с ужасом осо-знал, что такое может и не случиться, что родители бу-дут ходить рядом с ним, искать его – и не найдут. А по-том придет Сашка–сволочь с топором и срубит его под корень… Тут Коля вспомнил о боге Природы и взмо-лился: «Помоги превратиться обратно в человека! За твою милость я посажу завтра же тысячу деревьев!»
Неизвестно еще, поможет ли тот ему…               
                13 февраля 2018

ОПЯТЬ НЕУДАЧА
(вторая часть)
В первой части сказки (она называлась «Жертва невидимок») рассказывалось об эрудированном и поря-дочном мальчике Саше, будущем ученом и мечтателе, которого пытались сбить с пути истинного подлые колдовские сущности. Они, как уже известно, переби-рались из страны в страну, из города в город и порти-ли души добрых людей. Они превращались в разных пер-сонажей – и вселяли в хороших людей эгоизм и зло. Мальчик Саша уже стал под их влиянием хулиганом, но его спас друг – вместе они отбились от подлых сущно-стей, а те превратились в черных котов и кинулись бежать…
Когда тетка–дворничиха прогнала колючей пыльной метлой черных котов из двора, которые были, как мы уже знаем, не коты, а подлые сущности – Равнодушие, Лень, Разгильдяйство и Хулиганство, то они, поджав хвосты, убежали со страху из города в дальний лес. Там спрятались в темный сырой овраг под чахлые кусты и долго зализывали длинными слюнявыми языками синяки и ушибы на теле. Злились на мальчика Сашу, которого не удалось обмануть и испортить, на сердитую тетку–дворничиху и вообще на жизнь горемычную. Но сущно-сти они были упрямые, хитрые и верили, что найдут се-бе новую жертву. Проголодались они до урчания в жи-вотах, снова злобой наполнились и вышли из леса на солнечную полянку. Отсюда увидели невдалеке не-большую чистенькую деревню, а с краю ее опрятный домик с резными наличниками на окошках, с огородом и садом, где росли вишни, яблоки, сливы, ягоды и ово-щи. «Вот где можно насытиться!» – подумали они и по-ползли воровато к саду. Там вдруг заметили симпатич-ную загорелую девочку лет тринадцати в легком цвета-стом платьице, с косичкой. Она окучивала тяпкой кар-тошку, убирала поганых зеленых гусениц с капусты, ко-торые намеревались схрумкать сочные листья. Недале-ко от нее играл маленький братишка в шортиках и фут-болке  – строил из песка красивые замки. Тут же, на огороженной досками площадке, паслись на травке ма-ленькие гусята – желтенькие и пушистые, клевали ко-решки и пшено, радовались солнышку. А девочка не только работала с воодушевлением, но и напевала кра-сивым голоском веселую  песенку:
Жизнь прекрасна и чудесна!
Всех люблю я на земле.
И пою для  всех я песни
Вечером и на заре.
Я люблю свою семью –
Маму, папу и братишку.
Когда всех я накормлю,
Умную прочту я книжку!
Подлые Сущности с ненавистью скорчили усатые кошачьи физиономии.
– У, какая мерзкая работящая девочка! – сказало Равнодушие. – Она не только всех любит, но еще и книжки читает! А кто сейчас книжки читает – только те, кто в интернете не тратит время на глупые игры и не любуется своими нарядами… Когда она вырастет, ста-нет хорошей женой и мамой и будет воспитывать таких же умненьких, работящих и послушных деток.
– Может, подойти и стукнуть ее по голове мотыгой? – сказало злобно Хулиганство.
– Надо ее испортить, – заявило Разгильдяйство скри-пучим задиристым голосом.
– А получится ли? – вздохнула  печально Лень и зевнула. – Вдруг она окажется такой  же,  как Саша, упрямой?!
– Получится,  – уверенно сказало Равнодушие. – В деревнях люди живут добрые и наивные. Мы с девочкой легко справимся!
Сущности тут же разработали коварный план своих действий. И вот, превратившись из кошки в модную накрашенную женщину, в джинсах и кроссовках, Равно-душие направилось вихляющей походкой к дому. Она встала у калитки в сад и воскликнула:
– Здравствуй, девочка! Не угостишь ли яблочком? Не  дашь ли водички напиться?
Катя перестала петь и удивленно оглянулась на не-известно откуда возникшую незнакомку. В деревне у них таких модных женщин не было.
– Ну почему только одним яблочком? Я вам дам не-сколько! Дам еще вишни и груши – они очень у нас вкусные! – девочка быстро собрала в ведерко свежие фрукты и  принесла женщине. – А вы что, проголода-лись? Не местная?
– Да. Мы тут проездом. Снимаем молодежное кино недалеко от вашей деревни. Я директор этой кинокарти-ны и съемочной  группы – Полина Андреевна.
– И хорошее кино?
– Да, про двух девочек. Одна много трудилась, не знала настоящей свободы и счастья, словно Золушка. Всегда в заботах, на жаре и в холоде, уставала. А другая занималась только собой, красиво одевалась и стала из-вестной во всем мире фотомоделью. Стала получать огромные деньги и вышла замуж за заграничного прин-ца.
– Любопытно! А что, трудиться  разве плохо?
– Конечно! Так вся молодая жизнь пройдет в тяжких трудах… Впрочем, я тебя сейчас познакомлю с девоч-кой, которая играет в кино фотомодель, – и женщина крикнула в сторону кустов, что росли на опушке леса. – Изабель, иди сюда.
Появилась девочка примерно Катиных лет – это бы-ла Лень, превратившаяся в девочку. В красных ярких туфлях на высоченных каблуках, так называемых лабу-тенах. Она с трудом шла в них по лужку, утопая  каблу-ками во влажную землю и с большим усилием поднимая длинные худые ноги. На лице густо лежал грим, губы были в зеленой помаде, а над глазами нависали длинные приклеенные ресницы. Попу туго обтягивала джинсовая юбочка, а грудь стильная розовая рубашка. Словом, де-вочка очень походила на гламурных девочек, фотогра-фии которых публикуют в глянцевых журналах.    
 – Изабель, – девочка манерно протянула Кате блед-ную изящную руку с длинными пальцами, где на каждом был приклеен острый трехсантиметровый ноготь с нарисованным на нем сердечком.
Катя приветливо подала ей крепенькую загорелую ладошку.
– Вот и отлично! Вот и познакомились, – радостно  сказала директор съемочной группы. – Кстати, Катя, мы еще  не завезли домик, в котором наша кинозвезда Иза-бель будет жить. Можно она переночует сегодня у тебя?
– Конечно, можно! – откликнулась  обрадованно Ка-тя – она всегда  радовалась, если кому–то могла по-мочь. 
– А твои родители не будут против?
– Они у меня добрые и хорошие – готовы помочь любому.
– Вот и замечательно, – сказала женщина и ушла в лес с ведерком, полным фруктов, чтоб накормить там голодных подельников. Те уже начали, причмокивая от удовольствия, жевать огромные пятнистые мухоморы и бледные вонючие поганки – они, горькие и ядовитые, были как раз по вкусу подлым Сущностям. Впрочем, сливы, груши и яблоки оказались все–таки приятней и питательней…
***
Когда к вечеру в дом пришли с работы мама и папа, Катя представила им девочку из леса и воодушевленно сказала:
– Это Изабель! Она снимается в главной роли в фильме. Ее друзья киношники приехали из Москвы и будут жить недалеко от нашего села. Там построят себе домики для жилья. А сегодня Изабель попросилась у нас переночевать.
– Пусть  ночует, – сказала приветливо симпатичная мама. – Ты ее уж накормила?
– Да. Мы наелись ягод и фруктов в саду, – ответила Катя.
Строгий папа пристально посмотрел на Изабель и неодобрительно хмыкнул:
– Странный у тебя наряд. Это по роли так положено или ты всегда в  нем ходишь?
– В Москве у нас многие девочки так одеваются… – ответила сладким тихим голоском Изабель и ласково посмотрела на родителей Кати невинными глазками. Она умела втереться людям в доверие.
Когда Катя с Изабель ушли в свою комнату и плотно  прикрыли дверь, чтоб не было слышно их доверитель-ных разговоров, которые часто бывают между девочка-ми, Изабель спросила:
– А кто у тебя родители?
– Папа – шофер, а мама медсестра, – горделиво от-ветила Катя. – Папа за всю жизнь ни одной аварии не совершил, а маму жители в селе уважают за ее умение лечить.
Изабель брезгливо  поморщилась:
– Да, не повезло тебе с родителями… Вот у меня па-па  профессор, а мама актриса, они многому меня научили. А что тебе могут дать простые деревенские родители и чему научить? Ничему! Ни денег у них нет, ни связей с богатыми и влиятельными людьми, чтоб устроить детей на высокооплачиваемую работу, где ни-чего не надо делать...
– Ты не права! Они многому меня научили – любви к близким и трудолюбию, – ответила растерянно Катя.
– Они запрягли тебя, как лошадь, в хозяйственные дела. Ты ж света белого не видишь!
– Почему не вижу? Да, сейчас лето – дел в хозяйстве  много, надо полоть, поливать овощи, урожай собирать, а зимой я книжки читаю.
Изабель продолжала, игнорируя ее ответ:
– Придется тебе самой всего в жизни добиваться! Но я помогу, если будешь меня слушаться. Во–первых, прекрати заниматься домашними делами. Ты, я видела, носишь воду с родника на коромысле в ведрах, копаешь лопатой – это прижимает тебя к земле, делает корена-стой. Таких в фотомодели не берут – сейчас ценятся де-вушки стройные и рослые. Посмотри на меня – я на це-лую голову выше тебя и худенькая.
Катя осмотрела девочку и подумала: «Какая–то костлявая и болезненная». Но вслух об этом не сказала, чтоб не обижать гостью.
Изабель достала из своего коричневого кожаного саквояжа стопку глянцевых журналов для модных дево-чек и стала листать – там на ярких картинках были изображены  в соблазнительных позах худенькие де-вушки, похожие на  Изабель. В модных нарядах, напо-маженные и накрашенные.
– Я тебе эти журналы подарю! – сказала  Изабель. – Будешь смотреть на этих девушек и пример брать. – Изабель достала из саквояжа тюбики черной помады и длинные накладные ресницы. – Это тоже дарю. Давай примерим, – она быстро и ловко приклеила ресницы Ка-те и подсунула ей зеркало, чтоб та посмотрела на себя.
Катя усмехнулась:
– Я стала похожа на колхозную телочку!
– Очень даже сексуально выглядишь! Всех мальчи-ков  будешь привлекать. Холоп–хлоп глазками – и они все  твои… падают штабелями.
– Мне много мальчиков не надо. Есть один, сосед-ский мальчик Миша. Он говорит, что очень меня любит, катает на своем мотоцикле, пишет мне красивые стихи и дарит ромашки.
– Глупенькая… Вот если б он бриллианты дарил. А от стихов какой толк! И вообще, чем больше мальчиков хотят с тобой дружить – тем лучше. Есть из кого вы-брать. Вот у твоего Мишки–мартышки только мото-цикл, а у другого дорогая иномарка. По любому, катать-ся лучше на автомобиле,  чем на мотоцикле!
– А мне на мотоцикле нравится! Ветерок обдувает, птички над головой поют, по любой тропинке  можно  проехать к озеру или речке.
Изабель засмеялась:
– На мотоцикле до Парижа не доедешь!
– А  что там делать?
– Ходить по бутикам и покупать модную одежду. Ведь в Париже лучшие Дома моды. Там  кутюрье живут!
– Я своего парня ни на кого не променяю. Может быть,  я за него даже скоро замуж выйду.
Изабель округлила глаза:
– Девушка не должна до тридцати лет замуж  выхо-дить. Ей нужно строить карьеру. Иначе всю жизнь при-дется о муже–олухе заботиться, детям сопли вытирать.
– Может, в этом и есть счастье? В любви!
– А любить вообще никого не надо – это пережиток прошлого. Надо лишь уметь кокетничать и флиртовать для своей выгоды, чтоб всех ухажеров обманывать и подарки с них получать. Я тебя этому научу…
Вдруг раздался легкий стук в оконное стекло. Катя торопливо открыла створки. Там, в проеме, показалась лохматая физиономия русоволосого мальчишки, у ко-торого над верхней губой пробивались маленькие усики. На нем была клетчатая застиранная рубашка с расстег-нутыми вверху пуговицами и закатанными по локоть рукавами. Он слегка хрипловатым голосом сказал:
– Пойдем, погуляем. На улице очень здорово – тихо, тепло. Посидим на бережку речки, закатом полюбуемся, я тебе новые стихи прочитаю о любви…
Катя взглянула из окошка на небо: действительно, вечер был прекрасный – солнышко уже село за лес, но было еще светло, и по нежному, розово–золотистому небу, словно перья жар–птицы, переливались огненным перламутром перистые тонкие облака… Она грустно ответила:
– Сегодня не могу –  у меня гостья.
– Кто такая?
– Кинозвезда. Их киношная группа приехала из Москвы в наши места  фильм снимать.
Мишка резво подпрыгнул и сел на подоконник а, увидев Изабель, что смотрела на него презрительно, пробормотал  удивленно:
– Это что–за  чувырла?
– Сам ты чучело огородное! А я кинозвезда и фото-модель, –  фыркнула  Изабель.
Чтоб Мишка и гостья не переругались, Катя реши-тельно прервала их разговор:
– В общем, у нас важные  дела. Так что до завтра, – она закрыла окошко и задернула занавеску.
 Изабель обиженно сморщилась:
– И это чмо – твой парень! Максимум чего он в жиз-ни добьется – станет трактористом. Будет вечно пьяный в мазуте и грязи. А ты можешь найти себе олигарха с личным самолетом, если будешь меня слушаться. Жить будешь в четырехэтажной собственной вилле на берегу Средиземного моря, и у тебя будет пять домработниц, кухарок, нянек и поваров.
Катя рассмеялась:
– Зачем так много?! Не думаю, что у богатеев жизнь счастливее, чем у нас в селе! Давно известно, что сча-стье не в деньгах, а в любви.
– Опять ты про любовь… – с досадой отмахнулась  Изабель.
Они еще долго проговорили, прежде чем лечь в кро-вати и уснуть. А когда Катя уснула, Изабель, осторож-но, на цыпочках, чтоб не разбудить, подошла к девочке и сказала  над ней несколько колдовских слов. Какие это были слова – нам неизвестно, но они были сказаны очень угрожающе… Эти слова подействовали, и Катя утром проснулась совсем другой – она не вскочила быстренько с кровати и не кинулась умываться и при-ниматься за дела, а долго лежала на постели, зевала и сладко потягивалась. Вспоминала сны о красивой загра-ничной жизни на вилле у моря, где за ней ухаживают, как за принцессой, пять горничных – ей казалось, что они сейчас должны вбежать к ней в комнату и восклик-нуть покорно: «Что прикажите, госпожа?» Вспоминала сон о том, как фотомоделью ходила по подиуму в мод-ной одежде, а на нее восхищенно смотрели молодые богатеи и наперебой предлагали осыпать бриллианта-ми…
Перед уходом на работу в комнату вошла мама и сказала с удивлением:
– Катя, пора давно вставать! 
– Не хочу, –  капризно ответила та.
– Дел немало! Надо за братиком присмотреть, по-лить грядки с помидорами и огурцами, прополоть гряд-ки с морковью. Обед приготовить.
– Фу, опять дела…
– Может, ты заболела? – мама растерянно потрогала мягкой теплой ладонью лоб дочки.
– Все со мной нормально, – буркнула с досадой Катя и нехотя встала. Посмотрела на кровать, где должна спать Изабель  – ее не было.
– А где гостья? – спросила Катя.
– Она ушла. Сказала, что торопится на съемки…
*** 
Попив кофе, непричесанная и вялая, Катя, грубо схватив за шиворот братишку, вышла в огород. Но не пошла  поливать овощи, а уселась на скамейку в тени яблони и стала перелистывать подаренные Изабель гла-мурные журналы. Там рассказывались истории об успешных (по мнению редакторов) девушках, которые стали знамениты своими стройными фигурами, а не умом и талантом, рассказывалось о модной одежде и дорогих украшениях, которые носят эти фотомодели.
Вдруг Катю окликнул со стороны калитки женский суховатый голос: «Катюша!». Там стояла вчерашняя модная женщина с прической рыжих волос, а рядом был мужчина лет тридцати очень растрепанного вида и с фотоаппаратом в руках.
– Я тебе ведерко твое принесла, – сказала женщина. – Спасибо за фрукты – они очень понравились нашей съемочной группе. Но у нас возникла проблема – одна из героинь, которая должна играть деревенскую девоч-ку, заболела и уехала – и мы решили взять на эту роль тебя!
– Меня? – обрадовано воскликнула Катя. – А что я  должна для этого сделать? Ведь я же еще не кинозвезда!
– Для начала надо сделать фото пробы, чтоб по-смотреть, насколько ты красиво будешь смотреться на экране, – сказала женщина и указала на мужчину. – Для этого я привела нашего фотографа. Он тебя сфотогра-фирует на фоне красивых  мест здешней природы. Ты  готова?
Посмотрев на братишку, который сидел в песочнице, на гусят, что попискивали в ограждении, на не политые грядки, Катя с досадой подумала: «Черт бы побрал все эти заботы!» – и торопливо сказала:
– В общем–то, да!
– Тогда пошли…
Катя  погрозила братику пальцем:
– Сиди тут и никуда не уходи. Присматривай за гу-сятами – если прилетит ястреб, помаши ему палкой в небо.
Братишка бодро кивнул, а Катя пошагала за женщи-ной  и мужчиной за околицу села – там на склоне горы, что нависла над речкой, были живописные места, на фоне которых ее хотел снимать фотограф. А мужчина тот был –  Разгильдяйство, именно его очередь настала портить характер девочки. Остановившись на песчаном пляже у склона, мужчина сказал:
– Вот здесь тебя буду фотографировать. Снимай платье,  словно загораешь на солнышке, – он направил на нее синеватый объектив фотоаппарата.
Катя стояла в растерянности, не шевелясь, пробор-мотала:
– Но  я без купальника! В простых трусиках…
– Так даже более сексуально… – ответил мужчина и облизнулся.
Еще вчера Катя бы сразу отвергла такое предложе-ние –  сниматься в трусиках перед незнакомым мужчи-ной! Она бы убежала отсюда, покраснев от стыда, впро-чем, даже бы не пошла с ним сюда, но сегодня это была другая девочка. Она уже очень хотела сниматься в кино и стать фотомоделью и, сняв ситцевое платьице, оста-лась в розовых шелковых трусиках… Мужчина сделал несколько  снимков и при каждом щелчке фотоаппарата прищелкивал слюнявым языком от удовлетворения. Вскоре заявил:
– Ты стоишь как поникшее корявое дерево? Надо принимать красивые сексуальные позы. Делай так, как будто  соблазняешь меня. Приподними грациозно нож-ку, откинь назад голову, выпяти попку, губки надуй, словно целуешь  меня.
И Катя ему подчинялась… Никогда она не была ко-кеткой, но, насмотревшись в журналах, в каких позах фотографируются фотомодели, пыталась им подражать.
– Ну а теперь сними лифчик! – приказал мужчина.
– Это зачем? – растерялась Катя и инстинктивно прижала ладони к небольшим девичьим грудям, закры-вая их.
– А чтоб режиссер мог увидеть твое тело во всей красе,  если она там есть. Ты должна заинтересовать его своим телом! Иначе мы будем искать другую девочку на роль в фильме. У вас в селе ведь есть еще милые де-вочки?
Испугавшись, Катя сняла лифчик и предстала во всей своей естественной красоте – загорелая, крепень-кая… Оглядывалась по сторонам, опасаясь, что ее уви-дят в таком виде сельчане и начнут говорить про нее гадости.
– А теперь  и трусики снимай… – приказал мужчина. – Все актрисы и фотомодели голыми фотографируются!
В его голосе было столько обыденности, словно он предлагал снять всего лишь шапку с головы, что Катя невольно прониклась его придурковатым настроем. 
***
Он снимал ее долго, хотя это время пробежало неза-метно. Когда Катя возвращалась домой, то, подходя к калитке, услышала истошный плач братишки и голос мамы, которая его успокаивала. Увидев Катю, мама строго и с укором спросила:
– Ты где была?
–  Погулять ходила, – ответила суховато Катя. –  А что, я крепостная крестьянка, что ли? Уже и отлучиться на минутку не могу?
– Но не на несколько же часов!  – мать с ужасом смотрела на нее, не понимая, что произошло с дочерью за  столь короткий срок – еще вчера была послушной ответственной девочкой, а сегодня дерзкая грубиянка. – Ты глянь, что случилось! – и мама указала  на загород-ку, в которой лежали три убитых ястребом гусенка, а два из десяти вообще исчезли – видимо, их унес ястреб себе на корм.
–  Я их защищал палкой! – сказал братик и снова за-плакал от обиды, что не смог защитить гусят. – Их было два!  Огромных, с крыльями! Они бросились прямо с неба! – и он указал рукой наверх, где среди облаков вы-соко–высоко кружились несколько огромных серых птиц–хищников
– Обед не готов, овощи не политы, грядка не пропо-лота… – продолжала перечислять не сделанное Катей мать.
– Я не собираюсь тут в убогой деревне жить, словно крестьянка! Я уеду в город, где ничего не надо поливать и полоть, а все овощи можно купить в магазине. Я хочу, чтоб мои руки были холеные, а не грубые… И вообще, я вам не золушка! – прищурившись, жестко ответила Ка-тя.
Мать удрученно покачала головой:
– Это на тебя так Изабель подействовала! Сразу она  мне не  понравилась  – лживая, хитрая, подлая.
– Между прочим, она уже кинозвезда и фотомодель! Большие деньги зарабатывает. У нее парень – сын  оли-гарха. Она за границу  ездит. А ты, маманя, лишь мед-сестра и вкалываешь за гроши! И в Париже никогда не была и не будешь! Я так не хочу!
Слова дочери слышал из дома отец – он, приехав на обед и не найдя его, был зол и голоден. Он еще думал, выходить ли ему в огород, чтоб отчитать дочь. Он пола-гал, что жена сама с этим справиться, а когда услышал оскорбление жены, вышел из сенцев и строго сказал:
– Как ты с матерью разговариваешь?! Тоже мне ки-нозвезда нашлась… Учись хорошо, работай – и может быть, чего–то в жизни добьешься. А пока будь скром-нее.
Катя ранее побаивалась отца – он был жестковатым и непреклонным, а теперь заявила:
– Кому это надо – учиться!? Разве ученые большие деньги зарабатывают? Разве их по телевизору показы-вают!? Сейчас главное – иметь смазливую мордочку и ноги от ушей – и все будет в ажуре! Так что учиться я не собираюсь – буду в фильмах сниматься.
В этот момент около дома остановилась красивая белая иномарка, в которой сидел фотограф, а за рулем был молодой симпатичный мужчина в модном вельве-товом пиджаке. Фотограф высунул голову из окошка и крикнул:
– Катюша! Режиссеру понравились твои снимки и он берет тебя на главную роль. Поехали на съемки!
– Видите, – горделиво и с вызовом заявила Катя ро-дителям. – Так что я ухожу. Живите тут без меня, – и направилась решительно к машине.
– Стоять!  – крикнул отец.
Но Катя даже не обернулась, сев в машину на перед-нее сиденье рядом с мужчиной за рулем. Тот, улыбаясь ей, назвался режиссером, а на самом деле это было Ху-лиганство… Машина резко тронулась, выбросив из–под колес дорожный гравий, и помчалась к лесу.
– Зачем ты с ней так грубо? – вздохнула грустно мать, обращаясь к мужу. – Ведь вдруг убежит из дома – подростки нынче такие непредсказуемые стали, обидчи-вые!
Вскоре к дому Кати подъехал на красном мотоцикле ее друг и ухажер Мишка. Ему сказал его дружок, что видел Катю, которую фотографировал какой–то мужчи-на обнаженной на пляже. Заглушив мотоцикл, он вошел во двор и, увидев растерянных родителей Кати, с трево-гой спросил:
– А  Катю можно?
– Уже  нельзя… –  буркнул отец. – Увезли ее на съемки какого–то фильма! И вообще, потеряешь ты ее, да и мы тоже, если так дальше пойдет. Сбежит она из дома и от тебя.
– А  куда  она  уехала? – воскликнул Мишка. – И во-обще, никто тут кино не снимает – я все леса в округе объехал, никого нет… Жулики они!
– Вон по лесной  дороге… – указал отец.
Быстро вскочив на мотоцикл, Мишка газанул и в клубах синего дыма, что вырывался из выхлопной тру-бы, помчался в лес.
А в лесу, на полянке, в машину уже уселись осталь-ные члены банды – Изабель–Лень, директорша–Равнодушие  – и с таинственными ухмылками куда–то Катю повезли. Наконец она растерянно спросила:
– А где ваши съемки? Где декорации?
– Какие съемки?! – расхохотался режиссер, опасно и резко выкручивая руль туда–сюда и объезжая стволы деревьев. – Мы тебя сейчас отвезем в публичный дом, которым командует один злой бандит. Он тебя изнаси-лует и заставит работать на себя – будешь обслуживать по десять клиентов за ночь и приносить ему прибыль. Его клиентам нравятся такие глупенькие молоденькие девочки!
– Это вы так шутите? – пролепетала Катя, посажен-ная на заднее сиденье. Она бы попыталась выпрыгнуть из машины прямо на ходу, если бы не была зажата с од-ной стороны директоршей, а с другой фотографом. Она уже поняла, что обманута, но поверить в то, что так же-стоко, не могла.
– Сильно–то не переживай! – усмехнулась Изабель,  обернувшись к Кате. – Многие фотомодели и кинозвез-ды с публичного Дома начинали. Ума там набрались… Впрочем, потом в фотомодельном бизнесе и кино этот опыт пригодился – там тоже иногда приходиться спать с пузатыми грубиянами режиссерами, чтоб роль полу-чить.
В этот момент машину обогнал мотоциклист и, рез-ко развернув мотоцикл, перегородил дорогу – взгляд его был решительный. Увидев друга, Катя крикнула:
– Миша,  спаси!
Водитель–хулиганство высунул голову из окошка и  прохрипел:
– Ну–ка брысь с дороги, пока я тебя не задавил!
– Отдайте Катю! – процедил Мишка.
–  Да пошел ты отсюда! Это наша добыча! Мы ее уже испортили… – закричали враз все подлые сущно-сти.  – Зачем она тебе уже такая?
Тогда Мишка подобрал с обочины дороги здоровен-ный ствол засохшей елки с руку толщиной и со всего маху ударил по лобовому стеклу автомобиля – стекло треснуло и посыпалось мелкими осколками в салон и на капот. Мишка размахнулся второй раз, чтоб ударить по пассажирам, но они кубарем выкатились из машины и, вдруг превратившись в рыжих юрких лисиц, кинулись в густые заросли крапивы. В тот же миг исчез и автомо-биль, словно его и не  существовало.
– Что это было? – ошарашено пробормотала Катя,  приоткрыв рот и часто моргая.
– Наваждение какое–то! – заявил Мишка, держа еще «оглоблю» наизготовку и настороженно поглядывая в кусты. – Думаю, они больше здесь не появятся.
Они сели на мотоцикл и поехали домой – Катя, сидя на  заднем сиденье, крепко обняла руками за поясницу своего  спасителя и думала, что лучше ее Мишки, ко-нечно, никого нет… Не нужен был ей уже никакой оли-гарх в мужья. Хотелось скорее добраться до дома, по-виниться перед родителями и опять зажить радостно, спокойно и счастливо.   
                9 февраля 2018    

ДРАКОНЧИКИ
В небольшой бревенчатой избушке жила с мамой и двумя младшими братиками добрая девочка Даша. Папа ее пил водку и за это, как сказала ей мама, несколько лет назад его схватил зеленый огромный змей–дракон и ку-да–то унес. Но Даша верила, что рано или поздно доб-рые люди победят драконов, а ее папа вернется. Она хо-рошо училась в своем третьем классе и помогала маме воспитывать братиков. Жилось им без папы трудно, бедно, но они не особо горевали – высаживали на ого-роде овощи и заготовляли на зиму капусту, морковку, картошку.
Очень девочка любила Новый год – верила, что в этот праздник обязательно случится доброе чудо. При-шла она перед Новым годом в школу счастливая, смот-рит на одноклассников добрыми глазами, всем желает самого лучшего… Но не знала она, что учительница, которая недавно пришла в школу работать, была ведь-мой. Выглядела она приличной женщиной, хорошо оде-валась, вот только сердитая была и говорила скрипучим голосом. Не знали о ее сущности ни другие учителя, ни директор школы. Ведьма же эта не любила, когда кто–то радуется, по-доброму смотрит на мир, желает всем сча-стья. И замыслила она подлость!
За несколько дней до Нового года она сказала уче-никам, чтоб каждый принес и сдал ей по пятьсот рублей якобы на важные школьные дела. Все школьники при-несли, а Даша нет – у мамы не было денег. Очень поче-му–то обрадовалась учительница–ведьма – аж черные глаза заблестели от удовольствия.
И вот в последний учебный день перед каникулами учительница сказала детям: «Я вам всем подарю игруш-ки –  зеленых дракончиков!» И вытащила из своей большой черной сумки маленьких дракончиков, у кото-рых из пасти тянулся красненький язычок, похожий на всполох огня… Страшные были дракончики, но дети обрадовались подаркам и тоже стали показывать друг другу язычки и сердито шипеть. Дала учительница дра-кончика и Даше, а та с удивлением сказала: «Ой, какой злой!» – «Ах, злой! – воскликнула учительница и резко вырвала дракончика из рук девочки. – Вообще, тебе иг-рушка не положена потому, что твоя мама не сдала деньги на нужды школы…» Пригорюнилась Даша – обидно ей, что одноклассники с дракончиками играют, а у нее его нет… Далее учительница достает грамоты и начинает раздавать хорошим ученикам – тем, кто учит-ся на четверки и пятерки. Даша тоже училась хорошо. Учительница протянула ей грамоту, но сделала это с таким сердитым видом, что Даша аж испугалась ее взгляда. Даша положила грамоту в портфель, чтоб при-нести домой и похвалиться маме и своим братикам – пусть и братишки хорошо учатся. Но вдруг учительница выхватила у нее портфель, вытащила оттуда грамоту и заявила: «Грамота тоже денег стоит, а так как твоя мама денег не заплатила, то грамоты ты недостойна…» За-плакала Даша, а все ученики над ней смеются. Смотрит она на них и кажется ей, что они превратились в мерз-ких дракончиков и шевелят своими красными языками и лязгают зубами, готовые ее проглотить. «Оказывается, зря я верила, что мир и все люди хорошие, что под Но-вый год совершаются добрые дела и чудеса», – подума-ла Даша и решила, что отныне тоже будет злой и тоже станет показывать всем язык. А учительнице–ведьме только этого и надо: нравится ей, что еще одним доб-рым и хорошим человеком в мире стало меньше.
В это время в класс вдруг вошел сильный и высокий  мужчина и, увидев Дашу, воскликнул: «Вот, дочка, я вернулся! Я победил зеленого змея и теперь буду жить с вами и с мамой!» Кинулась Даша к нему, обняла, а по-том посмотрела на дракончиков–одноклассников и уви-дела, что они в растерянности прикрыли свои рты и спрятали красные слюнявые язычки. А учительница вдруг превратилась в черную ворону, выпорхнула из класса в форточку и со скрипучим криком, испуганная, полетела к лесу.               













                РАССКАЗЫ

МОСТ ДУРАКОВ
Просматривая вечером новости в интернете, Иван узнал, что в соседнем крупном городе застряла под мо-стом очередная машина Газель. Была показана фото-графия железобетонного моста, под которым имелся автомобильный проезд – там, на кромке, небольшими черными буквами было написано: «Газель не пройдет!» Тем не менее, как оказалось, под мостом застряла, как с явным удовольствием писал журналист, уже сто пятиде-сятая Газель–Фургон. Причем она въехала свободно, а потом ее заклинило. У нее смяло крышу, вытаскивать ее пришлось другой машине с помощью троса.
Иван, живо интересующийся событиями в стране, вспомнил, что года два назад уже читал об этом мосте  – тогда под ним застряла сотая! И вот за два года набралось опять полсотни… Он представил, почему та-кое случается. Неужели водители, уставившись на доро-гу, не видят надпись? Или едут в основном ночью, когда фары направлены вниз? Или едут часто новые шофера, которые об этом опасном месте еще не слышали?.. Сам будучи шофером, Иван их пожалел – ведь это сколько мучения, чтоб вытащить из–под моста Газель!? Да и расходы потом надо возмещать за ремонт хозяину Газе-ли или себе, если она твоя… Так что не зря «гаишники» назвали этот мост «Мост дураков» и с азартом ждут, когда очередная Газель под него въедет, чтоб оформить на нее страховой случай… Им чего переживать – не их же машина застревает! «А вот куда начальство этого района смотрит?» – подумал Иван с досадой и злостью.
***
Тем же днем для ознакомления с делами районного начальства в префектуру неожиданно приехал новый мэр Александр – моложавый, сосредоточенный, импо-зантный, из тех, которых в последнее время начал дви-гать Владимир Путин на руководящие посты, отбирая их на специальных форумах и конкурсах. Префект рай-она, угодливый Голохватов, несмотря на почтенный возраст, проворно подбежал к нему в коридоре, чтоб пожать руку. С его лица еще не сошла радостная улыб-ка… «А что это, Сергей Андреевич, вам так весело? Ра-бота идет замечательно, да?» – спросил суховато мэр. Префект охотно и бодренько, надеясь расположить к себе мэра и тоже рассмешить, заговорил: «У нас в рай-оне есть «мост дураков», под которым постоянно за-стревают Газели. Так вот мне позвонил начальник авто-инспекции района и сказал, что пять минут назад за-стряла юбилейная, сто пятидесятая. Недолго мы ее жда-ли – пару дней всего…» Мэр остался холоден и строго смотрел на префекта: «Слышал я про этот мост… И не вижу в этом ничего веселого». – «Ну как же… Ведь едут же идиоты прямо, хотя на мосту написано, что Газель не пройдет». Мэр продолжил: «Там есть объездной маршрут рядом?» – «Нет… Только километров за семь объезд!» – «А что же вы тогда не сделайте нечто удоб-ное для шоферов в этом случае? Они ведь не просто ка-таются, а нужные грузы возят». Префект развел руками с невинным видом: «А что я сделаю? Я же не могу же-лезнодорожный мост поднять – это огромные деньги, да и не в моей это компетенции!» – «А смотреть уже семь лет на мост вы, как руководитель этого района, значит, можете?» Префект округлил глаза и сразу посерьезнел: «А что делать? Поставить милиционера круглосуточно, чтоб не пропускал Газели, что ли?» – «А разве нельзя еще метров за двести до моста дорожный знак поста-вить, что проезд грузовикам с определенными габари-тами запрещен? Чтоб шофера могли вовремя развер-нуться!» – «Это вопрос к дорожникам и полиции», – от-махнулся префект. Мэр хмыкнул: «Конечно, вам не до этого. Ведь тогда над чем с начальником автоинспекции посмеиваться будете!?» Префект осекся. «В конце–концов разве опустить асфальт под мостом на полметра пониже нельзя?» – сказал мэр. Префект пригнул голову и пробормотал: «Мы об этом как–то не подумали… Но теперь–то обязательно углубим, опустим!» Мэр вздох-нул: «Нет уж… У вас, как я узнал, немало подобных недоработок, имеется. Когда ехал сюда, думал, что еще можно что–то исправить. Но теперь понял, что углуб-лять придется уже другому…»
***
Когда Иван узнал из новостей, что сняли префекта, у которого в районе стоял «мост дураков», то подумал с надеждой: «Может, что–то изменится к лучшему в стране, где так много глупых чинуш? Воистину пра-вильно сказал писатель Карамзин еще двести лет назад: «В России две извечных беды: дураки и дороги…»

ГАРЕМ
Назим, увидев молодую женщину, почувствовал волнение. Она стояла около кастрюль в вагончике–бытовке, где хозяин коттеджа кормил строителей–узбеков, и накладывала суп и плов. Крепенькая, корена-стая, с попкой–дынькой, с высокой грудью, с большими карими глазами, симпатичная. «Вот бы с ней пере-спать!» – подумал он. Мысль об этом мучила не только его, но и товарищей, которые, оставив свои семьи в Уз-бекистане, приехали заработать в России – они давно не были с женами, чувствовали переполненность в мошон-ке и с вожделением посматривали на каждую бабенку. Здесь, в отличие от Узбекистана, было на кого смотреть – женщины не закутывались в длинные платья до пят и в платки, закрывающие лица от посторонних, а ходили в коротких юбчонках, с оголенными руками и грудью. В Узбекистане откровенно посмотреть на женщину или девушку считалось грехом – за это могли побить отец ее или муж, а в России женщины сами решали, с кем спать, кому кокетливо улыбнуться. Иногда, чтобы насладиться женским телом, Назим с товарищами при-глашали для бригады в восемь человек парочку местных бабенок, которых поили, трахали, дав после на еду и дорогу немного денег. Назима это не устраивало – сно-шаться хотелось без презерватива, с женщиной чистой, которая не спит со всеми подряд и не может заразить какой–либо болезнью.
Симпатичный, сильный, здоровый, Назим женщинам нравился в свои двадцать шесть лет, надеялся понра-виться и поварихе. Она была выгодная во всех отноше-ниях женщина: мало того, что симпатичная, так еще и чистоплотная и хорошая хозяйка, если допущена рабо-тать поварихой… За такую в Узбекистане пришлось бы заплатить отцу большой калым – пару десятков баранов и деньгами три тысячи долларов, что по меркам Узбе-кистана неплохие деньги!
С аппетитом поедая вкусно приготовленный плов, Назим часто и пристально посматривал на повариху. Заговорить с ней боялся – опасался, что есть ревнивый муж, который придет к нему с ружьем выяснять отно-шения, и думал, как разузнать о ее жизни. «Ну, что уставился? – вдруг спросила она с усмешкой. – Нрав-люсь, что ли?» – «Очень!» – ответил он. «Что, и же-ниться согласен?» – она изучающе посмотрела поблес-кивающими глазками. «И жениться готов!» – ответил он. Стало ясно, что она женщина незамужняя и легко может с ним сойтись. «Тогда приходи в гости!» – заявила она. «Когда?» – «Да хоть сегодня – там и поговорим…»
У Назима в груди все запело – был бы в руках наци-ональный узбекский барабан, он бы заиграл и запел ве-селую узбекскую песенку о любви. Заметив, как на него с завистью и ухмылками посмотрели остальные члены бригады, он гордо расправил грудь и погладил малень-кие черные усики. Боялся лишь одного, что сейчас, в зависти, кто–либо из них скажет громко при женщине: «Ты это куда собрался? У тебя жена в Узбекистане есть и ребенок!» Но никто не сказал… Если бы на них обра-тила внимание такая милая бабенка, они бы и сами за-были про верность женам! Да и какая верность у му-сульманина, которому аллах разрешает иметь четыре жены?! Это при советской власти, как слышал от роди-телей Назим, жену разрешалось только одну, а сейчас многие чиновники и бизнесмены, у которых имелись большие деньги, содержали несколько.
После работы Назим направился с Надей по тропин-ке в ближайшее село. Идти в гости с пустыми руками не хотелось – еще подумает, что жадный, и, даже чаем не угостив, выпроводит. Назим купил в магазине на околи-це села бутылку водки и пару банок рыбных консервов. Раскошелиться было непросто – приехав на заработки, он экономил на всем, чтоб переслать побольше денег на родину.
Словоохотливая и любопытная, Надя по дороге рас-сказала, что живет с дочкой, что с мужем развелась три года  назад, что он пил, ее бил, в хозяйстве плохо рабо-тал. Расспросила, откуда Назим родом, сколько времени живет в России – он все рассказал, умолчав только, что женат. И  еще раз отметил, как приятно общаться с раз-битными русскими бабенками, в отличие от узбекских, скромных и молчаливых!
Войдя в небольшую, аккуратненько прибранную из-бу, он увидел в комнате скромную девочку лет девяти, худенькую, симпатичную, что сидела за столом и чита-ла книжку, и уверенно и серьезно заявил: «Хочешь, ее удочерю?» Сказал, чтоб понравиться девочке и Наде, чтоб они сразу поняли, что в дом пришел настоящий мужчина. Доверчивая Надя широко заулыбалась: «Не надо! У нее отец есть – пусть алименты платит». – «Как хочешь», – ответил Назим с показной обидой, но наста-ивать не стал, а то вдруг она согласится...
Они сели за стол, покушали овощами с огорода Нади, выпили полбутылки водки, а, когда дочка ушла спать в соседнюю комнатку, легли на большую кровать Нади, где Назим ее с огромным удовольствием поимел. Это так ему понравилось, что заявил: «Хочу, чтоб мне родила!» Она усмехнулась: «Родить не проблема, кто ребенка кормить и воспитывать будет?» Назим стукнул себя по груди натруженной ладошкой: «Ради детей все сделаю…» В нем, как в восточном мужчине, жила мысль: родить как можно больше наследников, распро-странить свое семя широко по земле! Вот у его отца было девять детей – шесть сыновей и четыре дочки! Тот гордился этим перед соседями. Назим видел, что будь возможность содержать четыре жены, отец бы родил еще столько же! А вот в России, оказывается, можно не быть богатым, а все равно иметь много детей – ведь для этого не надо покупать жен, да и жениться не обязатель-но!
Была бы Надя болезненной, слабенькой, падкой на спиртное, ленивой, Назим, конечно, стать матерью не предложил бы – зачем больные, хилые и ленивые наследники? Какая от них польза? А в Наде было столь-ко азарта, здорового огня, бодрости и силы, что могла родить таких же крепеньких, как она, детей!
Удивляясь, что не нашла местного мужика, который обхаживал бы ее, такую завидную, а отдалась ему, Назим спросил: «Неужели у тебя здешнего любовника нет?» – и хотел добавить: «Ведь ты же клад», но не до-бавил, чтоб не пробудить женскую гордыню… «А кого? – заявила сердито Надя. – Одни алкоголики и импотен-ты! Кто поумнее, давно из села в город уехали…» Назим и сам удивлялся, что в ближайших селах не ви-дел ни одного добротного русского мужика, который мог бы работать вместо их, узбеков, на постройке кот-теджей… Он удовлетворенно подумал: «Вот и хорошо, что у меня конкурентов нет!»
Через неделю Назим переехал жить к Наде, а через год она родила мальчика – черноволосого, как и он. Он думал, что Надя захочет назвать сына русским именем (дескать, в России живем, мать русская), да и отношения их не были зарегистрированы, так что официально Назим отцом не являлся, но она не воспротивилась, ко-гда он назвал его Махмудом. Гордый, что появился сын от второй (пусть и неофициальной жены), Назим почув-ствовал себя почти баем. Но если баи жен и детей со-держали, то он мало вкладывался в Надю – она сама за-рабатывала, да еще огород в двадцать соток умудрялась обрабатывать, где растила картошку, помидоры, огур-цы, морковь, салаты и зелень и сожителя этим потчева-ла…
Через полтора года (семя у Назима было плодови-тое) она родила девочку – и опять он ее назвал узбек-ским именем Марфуга. О том, что обещал на Наде же-ниться, он не вспоминал: зачем брать лишнюю обузу, если она итак с ним живет и всячески ублажает и оби-хаживает?! Она тоже об этом не заговаривала – может, боялась, что он тогда укатит куда–нибудь (Россия ведь большая) и ищи, что называется, ветра в поле! А так хоть какие–то деньги ей дает…
Как–то Надя ему в постели после секса сказала: «Это хорошо, что не поженились – так–то я числюсь как мать одиночка, тем более многодетная, мне государство помогает!» Назим не высказал своего мнения, но поду-мал, что это хорошо, когда твоих узбекских детей кор-мит и воспитывает добрая страна Россия и ее щедрая женщина!
В это время он стал приглядываться к дочке Нади от бывшего мужа, Ире – ей исполнилось одиннадцать лет, у нее округлялись попка и грудки. Частенько он обни-мал ее, будто лаская по–отечески, а при этом ощупывал, отмечая все округлости, и думал вожделенно: «Хоро-шая бабенка растет – вся в маму!» Иногда неожиданно входил в комнату, где она переодевалась – и видел, как растерянно прикрывала от него юные соски или оголен-ную попку… «Да не стесняйся меня, не стесняйся – я же тебе почти отец…» – говорил тогда он.
Уже построив со своей бригадой третий коттедж, он купил подержанную иномарку и, важный, разъезжал по селу. Его иномарка, хоть и дрянная, была в бедном си-бирском селе одной из лучших машин, так что Надя и Ира, когда их вез, поглядывали из салона на односель-чан довольные, будто королевы какие. Иногда он заби-рал из школы Иру, чтоб подвести домой…и ей это нра-вилось – ни за кем из учеников не приезжал в школу отец.
Однажды заявив, что хочет прокатить, он отвез Иру в ближайший лесок к озеру – был замечательный май-ский день, черемуха на опушке леса цвела белыми гроздьями. «Смотри, какие тебе штанишки купил!» – сказал он и вытащил из пакета джинсы. У нее, неизбало-ванной подарками и модными вещами, загорелись глаз-ки. Она взяла штанишки, расправила их. «Ты примерь, примерь», – сказал он. «Прямо здесь?» – удивилась она. «Да, здесь тебя никто не видит, а я отвернусь!» – сказал он. В момент, когда она, нетерпеливая, как и все дети, сняла юбочку и осталась в розовых фланелевых труси-ках, взял ее, худенькую и легкую, как пушинка, и поса-дил себе на колени – так что ее ножки легли по бокам его ног. Прижал к себе и стал целовать. Твердил: «Ты самая моя хорошая! Я люблю тебя больше всех!» По-том приподнялся, стянул с себя штаны и уперся набух-шим членом девочке в промежность… «Что вы делае-те?» – она смотрела на него испуганными глазенками. «Хочу сделать тебе приятное…» – прошептал он и, отодвинув в сторону фланелевую ткань в промежности, резко прижал попку девочки к своему члену – тот, по-чувствовав небольшую преграду, вошел наполовину в мягкую теплую дырочку. Ира простонала от боли и за-крыла глаза… Больше она ему была не нужна – он ото-двинул ее и выплеснул семя наружу, чтоб девочка не забеременела. Вытер окровавленный девственной кро-вью, перемешанной с семенем, член туалетной бумагой и в блаженстве откинулся на сиденье. «Что вы сдела-ли?» – Ира заплакала. «Я люблю тебя и назначу своей женой, а пока буду дарить подарки! Но только маме и никому об этом не говори… – он погладил ее по голове и добавил жестко: – А то мне придется тебя убить!»
Убивать ее Назим не собирался (он же не маньяк–насильник), а вот жениться в будущем (жить в неофици-альным браке) действительно хотел и желал иметь от нее детей – таких же здоровых и крепеньких, каких ро-дила ее мать. Пока Ира никого из мальчишек не полю-била, ни с кем не имела секса, ему хотелось «застол-бить» на нее права, сделать своей собственностью. В нем жило то древнее восточное понимание, что если девушка «испорченная», то никто ее замуж не возьмет, а значит, она достанется мужчине, кто ее сделал женщи-ной, вынуждена будет. По крайней мере, если на восто-ке муж вдруг выяснит, что жена досталась «порченая», то может отвести ее к отцу и забрать калым. Такая жен-щина до конца жизни будет опозорена… А то, что Ира юная – это на востоке большое достоинство: такая быстро привяжется к мужчине, признает своим хозяи-ном до конца жизни, как признает щенок, которого при-вели маленьким в дом. У такой еще нет спеси женской, уверенности, что все мужчины будут любить ее ради «дырочки».
Подарив Ире большую шоколадку, Назим отвез де-вочку домой и сказал напоследок: «Так что мы с тобой договорились! Согласна?» – и держал за руку, не выпус-кая из машины, пока не кивнула…  А когда он привез с работы Надю (она сейчас работала в детском саду пова-рихой), та, увидев на Ире новые джинсы и узнав, откуда они, сказала горделиво: «Видишь, какого тебе доброго папку нашла!» Ира посмотрела на Назима многозначи-тельно и промолчала… Опасался ли он, что девочка расскажет о случившемся матери? Почти нет. Девочка росла замкнутая и одинокая, своими проблемами ни с кем не делилась. Да если бы и рассказала, то он был уверен, что сумеет убедить Надю, что дочка обманыва-ет. Да и зачем Наде (даже если поверит дочке) раздувать скандал, выгонять его из дома и тем лишать детей отца, который их любит и им помогает?! 
За последующие два года Надя родила еще девочку и мальчика, – их Назим тоже назвал узбекскими имена-ми. Все это многочисленное потомство он бы, конечно, не прокормил, если б женился на Наде и тем взял ответ-ственность за детей, а так их Россия бесплатно обеспе-чивала яслями и садиком, давала Наде пособия, пусть и небольшие. Иру за это время он возил на безлюдную полянку у озера еще несколько раз – и «любил» ее, чтоб не забывала, что он потенциальный жених, который ждет, когда она вырастет, чтоб жить с ней постоянно. Чаще он ее «любить» опасался – боялся, что кто–либо увидит случайно за этим занятием, что Надя заподозрит неладное… Ира не сопротивлялась, так как каждый раз он ей дарил подарки: то курточку, то сапожки, то юбоч-ку, возил в придорожное кафе, где угощал мороже-ным…
Как–то, встречая около школы Иру, Назим заметил крупную яркую девушку и спросил у Иры: «Это кто та-кая?» Та ответила, что это девятиклассница Настя. «С кем она живет?» – «С мамкой и двумя младшими бра-тишками!» – «А отец где?» – «Помер года три назад от пьянки!» Отметив, что хорошо, что у Насти нет ни отца, ни старших братьев, которые могли бы за нее засту-питься, Назим затаенно усмехнулся. Словно услышав, что разговор идет о ней, Настя посмотрела на него с та-кой смелостью и кокетством, что у Назима по груди прошла теплая волна – там размякло и заныло… «Вот бы с ней замутить!» – подумал он и внимательно стал рассматривать рыжеватую, большеглазую, круглоли-цую, толстопопую Настю. Такую же здоровую, сильную, русскую бабенку, как Надя.
Настя шла впереди, а он поехал немного сзади, а ко-гда догнал, то сказал в приоткрытое окно: «Тебя довезти до дома?» Девушка, не раздумывая, села в машину.  «Нравится кататься?» – спросил он с улыбкой. «Конеч-но…» – ответила она и посмотрела многообещающим взглядом. «Может, прокатить тебя куда–нибудь?» – за-метил он. «Можно…» – ответила она. Мысль, что пора найти новую женщину, у Назима  окрепла. Да, она была молода. Но в любом случае уже на два года старше Иры.
Вечером он как обычно предложил Наде заняться «любовью», на что она заявила, что некогда, что очень устала. И действительно, она целый день работала, по-том готовила еду и кормила своих пятерых детей, сти-рала им одежду, лечила двоих младших сиропом от кашля… Впрочем, так было изо дня в день. Ранее Нази-му казалось, что она ненасытна в сексе, что, как маши-на, никогда не может устать, а теперь стал замечать, что нет у нее прежнего блеска в глазах, когда он стукает ее по попке и предлагает лечь в постель. А если на секс и соглашается, то лишь раздвигает ноги и засыпает под ним – и ему приходиться иметь ее бесчувственную, как куклу… Вот и в этот раз, когда она наконец–то прыгну-ла в постель, где он уже дожидался два часа, брякнулась ему головой на плечо, то замерла с тихим храпом. Он повернул ее на спину, раздвинул ноги – и залез сверху, она что–то простонала во сне – и на этом все… «Пора ее менять!» – подумал он и вспомнил о Насте.
На следующий день, когда кончились уроки, он до-ждался Настю около дома на дороге и, не выходя из машины, окликнул: «Ну что, прокатимся? Я своих слов на ветер не бросаю!» Настя, подойдя к машине, с улыб-кой сказала: «Я тоже!» – «А мама тебя искать не бу-дет?» – спросил он, чтоб убедиться, что ему ничто не грозит от ее родственников. «Я уже взрослая и сама ре-шаю, что мне делать!» – ответила уверенно Настя и уселась в машину. По дороге в районный центр он свер-нул на полянку, куда обычно возил Иру, и остановился. С ним была двухлитровая пластмассовая бутылка пива, связка бананов, шоколадка – это он выложил из пакета на сиденье и предложил Насте. Она выпила три стакана пива, съела бананы и вдруг вытащила из кармана пачку сигарет и закурила… «Ты куришь?» – спросил он удив-ленно, ибо курящих девушек не одобрял –  строить се-рьезные отношения с ними не хотелось. «Бывает ино-гда!» – ответила она. Он вытащил из кармана сережки – дешевенькие, бижутерию за тысячу рублей, но сделан-ные под золото: «Хочешь, подарю?» – «С чего это?» – удивленно спросила она, а глаза у самой заблестели. «Нравишься ты мне! Дружить с тобой хочу». – «Так у тебя жена есть». Он хмыкнул: «Не люблю я ее, да и не жена она – сожительница». – «Но детей–то настрогал!» – «Дети нашей любви не помеха… – он демонстративно расстегнул ремень на брюках. – Ну что, займемся любо-вью?» – «Так сразу?» Он сунул ей сережки в потную ла-донь: «А чего тянуть?!» Настя решительно стала стяги-вать с себя брюки, сняла через голову кофточку – и вскоре оказалась в трусиках и в лифчике. «Ложись на заднее сиденье!» – предложил он, и она повиновалась, задрав умело ноги, словно делала это не в первый раз. Он примостился над ней – и сделал свое дело… Она по-станывала, дрожала всем телом, повизгивала – ей это, видимо, очень нравилось.
То, что она оказалась не девственницей, его несколь-ко огорчило, но зато уже не надо было тратить время на уговоры, применять насилие, как, например, над Ирой… После секса он отвез ее в придорожное кафе, где хоро-шенько накормил, а аппетит у нее, крепенькой и энер-гичной, был отменный – так что пришлось ему раско-шелиться.
Через два месяца Настя на очередном свиданье Назиму заявила: «Кажется, я беременная! Что делать будем? Денег на аборт дашь?» Избавление от ребенка, тем более своего, он считал грехом – вообще, восточ-ные женщины на аборт не имели права и рожали, как говорится, сколько Аллах даст. Поэтому он с испугом сказал: «Какой аборт?! Надо рожать!» Настя хмыкнула: «Ты не забыл, что мне пятнадцать лет? Я не работаю, чем я его буду кормить? Мать в полицию побежит, чтоб отца ребенка найти… А за совращение малолетки у нас в России могут восемь лет дать тюрьмы!» Назим озада-ченно почесал затылок и осознал, что Настя ведь не Надя, которой было 26 лет, когда они сошлись, что это малолетка, за связь с которой могут реально осудить – и ему следует или жениться на ней, или уехать в Узбеки-стан и там скрыться от российского правосудия, или сбежать в другое место необъятной России и больше в это село не приезжать. Два последних варианта катего-рически не устраивали, это значило – бросить четырех детей от Нади, перестать их видеть, а также потерять замечательную любовницу Настю и толкнуть ее на аборт… Найдет ли он еще где–либо таких любвеобиль-ных и доверчивых женщин, как в этом селе?! «Хорошо, – сказал он с досадой. – Давай поженимся, если ты не против!» – «Я не против! Только где жить будем? Моя мать не пустит в свой дом – там итак тесно…» Он оза-дачено покрякал и заявил: «Свой дом построим или ку-пим, а пока я у Нади поживу!» В общем, сболтнул, лишь бы оттянуть время решения проблемы, чтоб Настя за это время родила…
Как–то вечером, придя с работы, Надя пристально уставилась на Назима: «Ты зачем с Настей замутил?» – «С какой еще Настей?» – он сделал недоуменное лицо. «Эх, кобель! Все село уже знает, что она беременная от тебя, что ей жениться обещал. Тебе что, меня не хвата-ет?» Назим думал, что она схватит сковороду с плиты или полено и огреет его по голове, но Надя говорила все это без злобы на него, без укора, и он тогда виновато заявил: «Шайтан попутал. Да и ты стала какая–то вялая в сексе, вот я и кинулся на нее». – «А что же ей рожать не запретил? Мало тебе четверых, что я родила?» – «Знаешь, на востоке аборты запрещены. Да и она сама не захотела». Надя поглядела в окошко, в сторону, где стоял в конце улицы дом Насти, и сказала: «Я ей пока-жу, сучке, как мужиков уводить!» Назима это порадова-ло и даже удивило – как, оказывается, хорошо, что рус-ские женщины не мужика винят в измене, а соперницу! Так можно с одной, второй, третьей, а виноваты будут твои любовницы, это им перепадет, это им физиономию набьют или за волосы на улице оттаскают… «Она мало-летка, она же тебя посадит! Да и мать у нее скандальная – так это дело не оставит!» – продолжала Надя жалеть его. «Значит, придется жениться!» – пробормотал он. «А как же я? Как же наши дети? Как же я одна буду их поднимать?» – она растерянно заморгала. «А у тебя я буду жить…» – ответил он ласково, как умел делать всегда, чтоб отвести от себя угрозу, и приобнял ее за плечи. Надя прижалась к нему, уже почти соглашаясь с его предложением…
В это время из соседней комнаты вышла Ира и, сер-дито глянув на Назима, выскочила на улицу. Почувство-вав опасность, он хотел догнать ее и выяснить, что она задумала. Когда он вышел, она уже куда–то убежала – улица была пустынной...
Как выяснилось вскоре, Ира слышала его разговор с матерью и побежала к любимой учительнице литерату-ры, чтоб рассказать, что Назим с ней сожительствовал. Что ее вдруг толкнуло на это? Ведь три года, занимаясь с ним раз в три месяца «любовью», она об этом никому не говорила, умело скрывала это от матери и подружек! Обида ли за мать ее толкнула на признание? или рев-ность к своей соседке, которую он решил взять в жены, хотя обещал взять в жены Иру?.. Или то, что он сейчас на машине катает другую и дарит подарки не ей, а Насте?.. Может, то и другое, и третье! Учительница же, ошарашенная этим известием, позвонила в районный отдел полиции, откуда через час приехал наряд на «Уа-зике» – и с заявлением об изнасиловании прибыл за Назимом в дом. Когда трое полицейских выводили его на улицу, он с тоской посмотрел на своих детишек (мал–мала меньше), которые, выстроившись в ряд, соп-ливые и чумазые, растерянно смотрели на него темными испуганными глазенками и не понимали, что происхо-дит, и сказал Наде: «Детей береги!»
***
Следователь Волков сидел у себя в кабинете, когда к нему на прием пришла аж целая делегация – сожитель-ницы осужденного месяц назад на четырнадцать лет за изнасилования жителя Узбекистана Назима и его жертва Ира. Сожительницы Надежда и Настя решительно про-шагали вглубь кабинета к столу, а за ними несмело, с опущенной головой прошла Ира. «Мы хотим заявить протест! – сказала бодренько активная Надежда. – Вы-яснилось, что Назим осужден безвинно! Моя дочь Ира его оклеветала!» Волков растеряно посмотрел на Иру и заявил: «Но на суде ты же подтвердила свое заявление!» Ира пробормотала: «Я была на него обижена за то, что изменил маме и решил жениться на Насте», – и она кив-нула в сторону Насти, которая сидела на стуле с боль-шим животом, отвалившись слегка назад. «Интересно, – хмыкнул он, сверля Иру пытливым взглядом. – Мы, ко-нечно, не можем привлечь тебя за лжепоказания в силу твоего малолетства, но ведь у нас много доказательств – ты сама на следственном эксперименте показала на ме-сте, на полянке в лесу, где стояла машина насильника, как действовал в отношении тебя обвиняемый! Да и пре-зервативы там, в траве, с его спермой нашли. Тем более, как показала экспертиза, ты давно не девственница… Кто же это тебя тогда девственности в одиннадцать лет лишил?» Надежда воскликнула за нее: «Это сделал со-седский мальчик, у них с ним любовь…» – «Сколько лет мальчику?» – спросил Волков, и когда Надежда ответи-ла, что семнадцать, бодренько заявил: «Тогда мы его привлечем за совращение несовершеннолетней! Ведь вашей Ире всего–то тринадцать!» Надежда сразу плотно сжала губы, опасаясь сболтнуть лишнего. «Кстати, – сказал Волков, глянув на Настю. – Тебе, вроде, всего пятнадцать лет, а ты уже беременна. Как–то мы этот момент упустили. А ведь Назима можно было привлечь и за соблазнение тебя…» Настя покраснела смущенно: «Мы с ними по обоюдному согласию, и он обещал на мне жениться». – «Это не освобождает взрослого муж-чину от уголовной ответственности!» – отрезал Волков.
Он сразу, человек опытный и проницательный, по-нял, что пришедшие явно врут, выгораживая Назима, и пытался понять, зачем это делают. Ясно было, что Надежда не хотела лишаться какого–никакого, но кор-мильца четырех детей, прижитых от него, а Настя жени-ха, отца будущего ребенка, а может, и весьма неплохого любовника… Да, глядя на Назима на суде, Волков отме-чал, что мужик тот крепенький, смазливый, с масляны-ми темными глазками, с ласковой притягательной улыб-кой, но ведь не Ален Делон, да и зарплату получал не настолько большую, чтоб баловать своих неофициаль-ных жен подарками! Посматривая на этих милых симпа-тичных женщин, Волков с жалостью думал о них, вы-нужденных сожительствовать с хитромудрым узбеком, чтоб получить какое–никакое женское счастье и лю-бовь! Но особенно жалко было Иру, которую мать явно запугала, заставляя отказаться от своих показаний, вме-сто того чтобы пожалеть за то, что пришлось той испы-тать в одиннадцать лет, какую психологическую трав-му… Куда же русские мужики–то делись? Неужели все передохли от пьянки, курева и лени? Ведь так скоро все русские вымрут, а на их благодатной богатой земле бу-дут жить отпрыски таджиков, узбеков, китайцев! Волко-ву сейчас хотелось каждого русского мужика, который тратит свою жизнь на черт те знает что, хватать за груд-ки, с досадой и злобой трясти, глядя в его туповатые глазки: «Вы что делаете? Вы погибели родине хотите?» Хотелось пробиться на трибуну в Госдуме и крикнуть: «Разрешите нормальным мужикам русским иметь по нескольку жен, если уж их в стране так мало! Разрешите девушкам вступать в брак с 12 лет (как это ранее было на Руси), пока они еще не скурвились и могут и хотят рожать детей!» И многое еще чего хотелось горького сказать правительству и депутатам, которые в угоду ка-ким–то фальшивым идеям и установкам якобы «цивили-зованного мира» принимают законы, оторванные от ре-альной жизни, ведущие к погибели России…
Надежда заговорчески переглянулась с дочкой и Настей и сказала напористо: «Все равно мы будет пода-вать апелляцию в Верховный суд о пересмотре дела!» Волков пожал плечами: «Это ваше право, но я вас пре-дупредил о последствиях! – и добавил сухо. – А вы зна-ете, что у вашего Назима в Узбекистане законная жена есть и двое детей? Так что если мы его выпустим, он уедет к ней». Женщины удивленно раскрыли рты…
                25 мая 2018

СВИДОМЫЙ
На личной встрече его начальник (руководитель Службы Безопасности Украины) Пурчинов включил для Николы висевший на стене в кабинете большой те-леэкран, где появилась видеосъемка строительства Крымского моста: там устанавливали огромную ажур-ную арку железнодорожного пролета в несколько тысяч тонн – все происходило слажено, аккуратно, красиво, все краны и механизмы работали исправно; а когда арка была установлена, показали ликование строителей мо-ста и руководителей строительства, которые заявили гордо, сколько поездов и автомобилей будут проезжать в сутки по мосту, что свяжет материковую часть России с Крымом. Никола еще не понимал, зачем Пурчинов по-казывает снятый российскими телеканалами сюжет? Ес-ли для того, чтоб возбудить в нем ненависть к России и москалям, то Николе казалось, что он итак их ненавидит самой лютой ненавистью, какая может быть на свете! В этот момент Николе хотелось, чтоб на мост свалился огромный метеорит и раздавил радующихся строителей в лепешку, вдавил бы их, как червей, в илистое дно Азовского моря, которое стало бы их вечной безымян-ной могилой. Николе верилось (если бы у Украины бы-ло ядерное оружие, а он имел право запускать его), то сбросил бы атомную бомбу на этот мост, чтоб его раз-несло на мелкие кусочки, чтоб глаза украинцев больше москальский мост не видели ни по телевизору, ни  на-яву…
Когда началось возведение моста, Николе казалось, что москали не сумеют его соорудить на илистом дне, что у современной нищей России не найдется на гран-диозное строительство денег, что тупые русские разра-ботчики не сумеют все правильно рассчитать, и мост у них развалится на начальной фазе стройки, что амери-канские корабли разбомбят мост ракетами, что прези-дент Америки Обама стукнет по столу кулаком в Овальном кабинете Белого Дома и скажет Путину: «Прекрати, гаденыш, строить мост в Украинский Крым, а то тебе и всей России не поздоровится!» И так мечта-ли еще сотни тысяч патриотов Украины, которую кров-но обидела Россия, отняв у нее Крым, но, как сейчас вы-ясняется, эти радужные надежды были тщетными – и опять Россия выходит победителем!
От злобной мысли, что все у России осуществляется, Николу начало трясти, аж тошнота к горлу подступа-ла… Ведь он с детства мечтал ей пакостить за деда, ко-торый служил во время Второй мировой войны (Никола ее никогда не называл «отечественной») в добровольче-ском батальоне СС «Галичина», потом прятался в кар-патских лесах, был пойман мерзкими чекистами и рас-стрелян! И когда Советский союз развалился, усилиями скрытного до поры до времени патриота–президента Кравчука, потомка нациста, пробравшегося к власти, и Украина стала независимой, то радовался необычайно – полгода пел песни на ридной мове от счастья, хоть ни голоса не было, ни слуха. Николе верилось, что нако-нец–то Украина и ее трудолюбивый умный народ зажи-вут богато, сытно, без голодной халявной России, но что–то пошло не так… А ведь, казалось бы, наконец–то перестали кормить москалей своим салом и пшеницей, но куда же все это делось? Почему Украина не стала по уровню порядка и благоденствия второй Францией, как обещал Кравчук? Никола видел причину в том, что в стране еще мало настоящих патриотов, что руководство связано всевозможными коррупционными схемами с Москвой, которая продолжает высасывать из украинско-го народа соки… Чтоб мстить москалям, он, тогда еще молодой парень, поехал с группой товарищей в Чечню: помочь истинному патриоту Дудаеву – очень уж хоте-лось, чтоб дудаевцы поубивали как можно больше мос-калей, чтоб отделились от России и прекратили кормить ее своей нефтью… На фронте он не воевал, но служил в личной охране Дудаева и радовался взрывам, что устра-ивали чеченцы в московских домах, терактам на пада-ющих российских самолетах, но когда Дудаева во время разговора по спутниковому телефону убили ракетой (Никола как раз находился недалеко), испугался за свою жизнь и быстренько сбежал в Украину. Там он пошел служить в диверсионную группу, куда его с большим удовольствием взяли (уже тогда там имелись настоящие патриоты, несмотря на показную дружбу с Россией), и стал учить солдат диверсионной работе, ибо уже имел опыт, полученный на войне в Чечне. Почему–то верил, что его знания пригодятся!.. Несколько раз ездил в Гру-зию, где захватил власть люто ненавидящий москалей Саакашвили – устанавливал связи с его военными, со-провождал партии оружия, которые Украина продавала Грузии для отражения российской агрессии и перевози-ла тайно на кораблях по морю – это были комплексы «БУК», которые во время атаки Грузии на Южную Осе-тию оказались востребованы – именно из них было сби-то четыре самолета москалей… Но Саакашвили, к большой досаде Николы, проиграл. Тогда Никола пред-ложил своему руководству устранить командиров ко-раблей (инициировать автокатастрофу или самоубий-ство), которые вышли (несмотря на запрет президента Ющенко) из Севастополя и ракетами потопили весь гру-зинский флот, но руководство разрешение не дало, а зря… Это бы заставило москалей со страху сидеть в Се-вастополе, забившись в свои квартиры на долгие годы, и не подняли бы они бузу, когда в Киеве начался майдан, испугались бы оделяться, а теперь вот вошли всем Крымом в состав России и мост достраивают.
«Ну, какие у тебя планы по мосту?» – спросил Ни-колу Пурчинов, со злобой на перекошенном лягушачь-ем лице выключив наконец–то телевизор – он нажал на кнопку пульта, будто давя мерзкого вонючего клопа. «Планов много – есть план пустить по мосту грузовик с взрывчаткой (тонн этак пятнадцать!) и на самой сере-дине подорвать. Нанять шофера–москаля, чтоб он не знал, что везет, денежку ему хорошую пообещать…» – начал Никола. «А какие будут повреждения? Быстро ли Путин мост восстановит?» – нахмурился Пурчинов и поджал пухлые слюнявые губки. «Дыру в мосту, я уве-рен, метров в пятьдесят пробьет». – «Маловато будет». – «Есть более действенный способ – пустить под мо-стом баржу! В нее можно загрузить сотни тонн взрыв-чатки или даже тысячи. Когда она будет проходить под аркой моста, взорвать. Тогда многотонная арка до Москвы долетит!» – и Никола представил, как она хло-пается со всего маху и со свистом на Кремль и сминает легко, будто пластилиновый, символ России – Спасскую башню с ее древними часами. «А экипаж? – спросил Пурчинов. – Захочет ли он самоубиваться?» – «Они же не будут знать, что везут – взрывчатку можно замаски-ровать под минеральные удобрения. Можно оставить только одного рулевого, который ночью, направив баржу в проем моста, в темноте спрыгнет на быстро-ходную лодку и умчится прочь». Пурчинов погладил с едкой ухмылкой крупную лысую голову, наморщил лоб и процедил: «Москали сразу поймут, что это мы сдела-ли, нападут на нас. А нельзя ли сделать так, чтоб у них против нас улик не было?» – «Скажем, что это не мы, а исламские фундаменталисты, которых москали в Сирии бомбят: дескать, таким образом они решили ото-мстить!» – сказал Никола. Пурчинов поморщился, как будто проглотил лимон: «Что–то у тебя все красиво на словах, а вот на деле… Как получилось, что уже вторую твою группу диверсантов в Крыму москали поймали?» Никола с досадой буркнул: «Что поделаешь, учимся… В следующий раз будем хитрее». Пурчинов с критиче-ской оценкой глянул на Николу: «Мелко мыслим, мел-ко… Даем повод москалям постоянно выставлять нас террористами перед всем миром! Все эти диверсии в Крыму и на мосту – это слишком откровенно на нас указывает. Надо стратегически мыслить – да, наша за-дача всяческими способами ослаблять Россию, пользу-ясь наивностью москалей, их беспорядком. Но главное, конечно, рассорить их со всем миром – провести хит-рую операцию в западной стране, чтоб все подумали, что это сделал Путин! Нам от этого гораздо больше пользы будет. И миллиардную помощь от Запада полу-чим, и современное оружие, и моральную поддержку, и такие санкции на москалей, что они с испугу сами нам мост и Крым отдадут». Никола кивнул: «Есть кое–какие мысли по этому поводу…» – и рассказал о своей идее… Добавил: «Но для этого миллион долларов надо будет!» – «Выделим! – сказал обрадовано Пурчинов. – Но чтоб все было шито-крыто».
Через пару дней Никола под вымышленным именем и в парике поехал в Англию – там жил его дальний род-ственник, внук сумевшего сбежать заграницу после окончания Второй мировой войны полицая Богдана Наливайко…Там он прижился, пустил, что называется, корни – и вот теперь его внук, уже англичанин в третьем поколении, работал на солидной должности в англий-ской полиции в Скотланд–Ярде и пару раз приезжал в Украину, где и познакомился с Николой… Парик и вы-мышленное имя нужны были, чтоб на видеокамерах, которые в Англии стояли повсюду, его не узнали потом те, кто захочет отыскать «украинский след» в деле, ко-торое он задумал. Он бы мог, конечно, послать на встречу своего подчиненного, но дело было настолько щепетильным, настолько тайным, что доверять его ко-му–либо даже из близкого окружения Николе не хоте-лось, да и родственник–то был его.
Добравшись на такси до дома родственника (тот жил в небольшом уютном особняке), Никола подарил ему вышиванку – красивую полотняную рубашку (чтоб не забывал, откуда его родство), жене его дал кусок сала (украинского деликатеса), а вечером распили с род-ственником украинскую горилку с красным перчиком внутри бутылки… Но эти подарки были мелочью по сравнению с тем, что Никола ему намеревался дать за помощь неньке Украине – а это было полмиллиона дол-ларов… Кода они вечером остались одни в кабинете у камина, Никола сказал: «Надо нам помочь!  Сам пони-маешь, что мы терпим сейчас от мерзкой России, кото-рая своровала у нас Крым, хочет оттяпать Донбасс! Нам позарез нужна поддержка Запада! Чтоб он встрепенулся, чтоб увидел, насколько Россия агрессивна и подла, надо от ее имени отравить бывшего работника ФСБ из России по фамилии Скрипаль!» Так как родственник не знал, кто это, то Никола объяснил, что это человек, который продал секреты российской внешней разведки англича-нам, за что был посажен в России в тюрьму, где проси-дел шесть лет, а потом был обменен на пойманных в США российских агентов и сейчас живет в Англии с до-черью. «А почему именно Скрипаля?» – спросил род-ственник. «Потому что подобный случай в Англии уже был, – ответил Никола. – Несколько лет назад (как ты, наверное, помнишь?) был отравлен радиоактивным по-лонием тоже бывший сотрудник ФСБ Литвиненко. Это вызвало бурную реакцию в Англии – она требовала у России выдать отравителей, но получила отказ и очень обиделась. Новое отравление должно вызвать еще более бурную реакцию и показать, что Россия и лично Путин подло мстят предавшим ее людям…» Родственник испу-ганно насторожился: «И что? Я должен лично отравить Скрипаля?» Никола небрежно усмехнулся: «Это сдела-ют наши люди – ты должен будешь первым крикнуть, что это сделали русские. К тебе, как человеку, возгла-вившему расследование, прибегут корреспонденты – и ты им скажешь, кто это сделал, что это отравляющее вещество производилось именно в России, в Советском союзе!» – «Но когда–то и Украина была в Светском со-юзе, а значит, это вещество было и у нее!» Никола по-морщился: «Про Советский союз уже все давно забыли, все теперь знают только Россию!» Родственник хмык-нул: «И вам не жалко будет убивать Скрипаля? Мне в убийство втягиваться не охота…» – «Да никто его уби-вать не будет – так траванем чуть–чуть с его же согла-сия, через недели три он оклемается. А твое дело под-нять шумиху в прессе! Думаю, тебя в Англии все под-держат!» – «Почему так думаешь?» – «На западе жур-налисты любят сенсации, да и всем захочется показать, как они активно противодействуют угрозе от России...»
На следующий день Никола встретился со Скрипа-лем – лысым, крупным мужчиной с хитрыми глазками. В последний свой приезд в Украину уже после майдана и аннексии Крыма Скрипаль лично обратился в СБУ, чтоб помочь в борьбе с Россией – очень ему хотелось напакостить ей за те годы, что пришлось отсидеть в тюрьме, сделать это как истинный украинец и патриот, правда, за большие деньги, которые нужны ему для без-бедной жизни на Западе… Его тогда направили к Николе в кабинет – и Никола ему сказал, что если потребуется, то его найдут. И вот теперь Никола сидел с ним в скве-рике, на лавочке в тени деревьев и говорил: «Настало время послужить Украине! Ты должен сымитировать свое отравление российскими спецслужбами! Выпить таблеточку». – «А я не подохну?» – Скрипаль напрягся. Никола понимал его опасение, так как ранее действи-тельно хотел его отравить до смерти – как говорится, борьба за родину требует жертв, но передумал, ибо хо-рошо разыгранное отравление произведет больший эф-фект на общественность: дескать, человек страшно му-чается, борется за свою драгоценную жизнь, а власти Англии и ее замечательные врачи ему помогают… Ведь если тот же Литвиненко взял бы и умер за один день, то спектакль с отравлением быстро бы кончился, а так все цивилизованные люди в мире  более месяца наблюдали по  всем телеканалам, как он лежит на кровати, присо-единенный к трубкам с аппаратами жизнеобеспечения, худой, бледный, но такой милый, с мученическим без-надежным взглядом, и корили жестокую Россию. «Не подохнешь, – сказал Никола. – Несколько дней будешь спать якобы в коме!» – «А что я буду за это иметь?» – «Сто тысяч долларов!» – «Двести! Ведь это большой риск», – заявил категорично Скрипаль. «Хорошо, две-сти, но у меня условие – надо задействовать и дочку, но она про это знать не должна!» – «Если с дочкой, то две-сти пятьдесят!» – «Ладно, пусть двести пятьдесят – и деньги вперед!» – кивнул Никола. И вытащил из карма-на упаковку с двумя таблетками: – Выйдешь из кафе по-сле обеда, сядешь на скамеечку якобы отдохнуть и предложишь дочке тоже выпить одну: дескать, для луч-шего пищеварения!» – «А нас найдут, спящих–то?» – Скрипаль скептически прищурился. «Да, за вами уже будет следить полиция Англии!» – успокоил Никола.
***
Он уже был в Киеве, когда по всем мировым телека-налам пронеслась весть об отравлении бывшего сотруд-ника ФСБ Скрипаля и его дочери. Показывали, как гор-боносая и страшная, словно Баба Яга, с тонкими блед-ными губами, нескладная, как кривая доска, премьер–министр Англии Тереза Мэй, округлив воронкой рот, возмущено выступала в парламенте и твердила, что это страшное преступление могли сделать только русские! Ей вторили парламентарии, всегда жутко ненавидящие Россию, а родственничек Николы из Скотланд–Ярда вдохновенно рассказывал корреспондентам, что яд, ко-торым отравили Скрипаля и его дочь, мог быть сделан только в России, что она так мстит предавшему ее ко-гда–то разведчику… «Пусть Путин ответит за свои зло-деяния!» – заявила Тереза Мэй и поехала в Европу уго-варивать все западные страны наказать Россию – ввести против нее экономические санкции и выслать ее дипло-матов, среди которых якобы десятки шпионов, которые только и думают, как отравить неугодных. Ее поддер-жали в этом желании лидеры всех крупнейших стран – США, Франции и Германии…
Никола, сидя перед телевизором и прочитывая все новости в интернете об отравлении, с удовольствием потирал руки и посмеивался. Аж на радостях бутылку горилки один за раз выпил. Поражался тому, что его хитрая задумка оказалась настолько успешной, что ни-кто на Западе не усомнился в том, что это сделала Рос-сия. А ведь поводов для сомнения много: во–первых, тот самый яд с названием «Новичок», который фигури-ровал в этом деле, можно легко сделать в любой лабо-ратории мира, во–вторых, из России с этим ядом мог приехать не обязательно какой–либо агент ФСБ, а част-ный гражданин любой страны (границы–то ныне откры-ты) или кто–то подкупленный врагами России, в–третьих, отравление каким–то странным получилось – Скрипали не отравились где–то дома, не лежали в кро-вати мертвые или не свалились на улице, застигнутые врасплох действием жуткого яда, а вышли из кафе, ак-куратненько сели рядышком на скамеечку и, не попы-тавшись даже позвонить в скорую помощь, впали в ко-му; и в–четвертых, на хрена Путину травить человека, который свое уже отсидел в тюрьме…  Впрочем, пово-дов для сомнения, как Никола и предполагал, никто на Западе не искал: все там желали скорее обвинить Рос-сию, которая перестала им подчиняться! Так что не зря вскоре Николе повысили звание и вручили орден… и сделали это тайно, чтоб никто не попытался связать награждение и диверсию со  Скрипалем.
***
Когда через месяц Никола увидел по украинскому телеканалу, как горит многоэтажный торговый центр в сибирском Кемерове, где гибнут десятки запертых там в кинотеатре детей, то весело воскликнул: «Счастье–то какое!» Воскликнул, не опасаясь, что кто–то услышит его возглас и осудит за якобы кощунственное высказы-вание. Ведь вокруг находились члены семьи (жена и двое детей–подростков), которые его в этой радости по-держали восторженными возгласами, так как одинаково с ним ненавидели Россию! Да и считал эту радость про-явлением настоящего патриотизма к родной Украине. Он впился взглядом в экран, видя, как клубы черного дыма поднимаются из окон в небо, как люди в панике бегают по крыше, пытаясь спастись, как выбрасываются из асфальт – почти так, как когда–то выбрасывались в Одессе из горящего здания Дома Профсоюзов, где Ни-кола и его друзья «жарили колорадов–москалей», бро-сая туда бутылки с «коктейлем Молотова».
Он с воодушевлением считал, как и половина Укра-ины, что в торговом центре в Кемерово сгорело не ме-нее трех сотен человек, из–за которых Путин и Россия будут страдать, и немного подосадовал, что погибло только шесть десятков… Но Никола уже подумал: «А ведь замечательная идея – поджигать по всей России торговые центры, склады: дело не затратное и легкое для любого свидомого патриота (спичку незаметно бро-сить в нужном месте, электропроводку  замкнуть), а ущерб России огромный, да и нам в Украине радость! Так что этим надо срочно заняться…» Ему с удовлетво-рением вспомнилось, как год назад упал в море около Сочи самолет с военным ансамблем Александрова, вспомнилось, как москали шутили по поводу вызова министра обороны России Шойгу на суд в Киев, чтоб получить приговор за ввод войск в Донбасс, что тот приедет вместе с этим ансамблем и наведет там шоро-ху! И где теперь этот хваленый ансамбль?! На дне мор-ском весело поет и пляшет для подводного царя?! Жаль, что не Никола приложил к этому руку (это был бы ге-ройский поступок, которым всю жизнь гордился), зато, может, это тайный патриот Украины, живущий в России, помог самолету упасть? Керосин испорченный в бак налил или какую гайку в рулевом управлении не завин-тил?.. И пока наивный Путин твердит, как попугай, что в Украине живет братский народ, Никола будет испод-тишка мстить лопоухим и доверчивым москалям! Они еще не знают, с кем связались…
                24 мая 2018

ВЫРОЖДЕНКА
У Риты начались схватки (было ощущение, что ор-ганизм хочет вытолкнуть внутренности во все дырки, выплюнуть их). Она побледнела, застонала и с ужасом уставилась на мужа – хорошо, он находился рядом, а то она умерла бы от страха, одиночества и боли. Это были ее первые роды, с доселе не испытанными ощущениями – да, она читала и знакомые женщины говорили, как это происходит, но одно дело слышать об этом и совсем иное  – ощутить наяву… Муж Гриша вызвал «Скорую», которая приехала минут через десять, но Рите эти мину-ты показались вечностью, ибо схватки продолжались, и она с ужасом думала, что родит прямо на диване, выва-лив ребенка на пол. Поддерживая живот рукой, цепляясь за мужа, она вышла на улицу и залезла в машину… В роддоме не хотелось расставаться с мужем, она смот-рела на него умоляюще и твердила: «Не уходи…» Ей думалось, что он каким–то образом обойдет правила роддома (наденет медицинский халат или даст денег врачам) и сумеет присутствовать на родах и держать ее за руку. «Да, я буду рядом!» – сказал муж и помахал рукой, когда ее везли на каталке в палату… Одно ее успокоило немного, что в палате находились еще две роженицы – они были не первородящими и своим бод-реньким видом придали ей силы.
Через двенадцать часов Рита родила – показалось, что бушевавший между ног и жутко обжигающий внут-ренности огонь, наконец–то потух. Медсестра сказала «Сын», завернула сморщенный красноватый комочек с ручками и ножками, похожими на веревочки, в пеленку и унесла в бокс, а Рита то ли от действия обезболиваю-щих лекарств, то ли от невероятной усталости мгновен-но и успокоенно уснула. Утром проснувшись, очень за-хотела увидеть ребенка. Рита чувствовала себя герои-ней, которая стойко перенесла все мучения и выполнила главную женскую обязанность – стала матерью! Следо-вательно, теперь отношение к ней окружающих должно стать более уважительным – это касается и мужа, кото-рому подарила сына, наследника, и его родителей, и во-обще, всех… Ей хотелось прижать ребенка к себе, как делает Дева Мария с Иисусом на иконах, и гордо ска-зать: «Я мать!» – и все должны почтительно поклонить-ся, как склоняются перед Марией святые и апостолы, когда она сходит с облаков на картине Рафаэля «Мадон-на». Верилось, что из сына тоже вырастет великий чело-век (ученый, писатель, политик) и прославит не только себя, но и ее делами на благо человечества. Рита пред-ставила, как будет заботиться о нем, оберегать от всех невзгод и опасностей, учить уму–разуму и радоваться, видя, как он растет, мужает…
В палату вошла врач–гинеколог, которая принимала у Риты роды, грустно посмотрела и сказала: «К сожале-нию, у вашего ребенка патология. Надо было сделать аборт. Жаль, ее не сумели вовремя разглядеть на УЗИ…» – «Какая еще патология?» – пробормотала Ри-та. Ей показалось, что ее замечательного, абсолютно здорового ребенка заменили чужим уродом… Ибо не могла она, такая красивая и совершенная, ничем не бо-леющая, родить ребенка с патологией!
Врач назвала ей патологию, при которой у ребенка соединяются уретра и прямая кишка. «Ну что, откаже-тесь от ребенка?» – спросила врач. «Нет!» – выдавила Рита. Ей подумалось, что если откажется, то предаст его, свою кровиночку, и лишит себя статуса матери, ко-торым так гордится.
Рита не говорила мужу (да и никому) о том, что ре-бенок с патологией – да и как скажешь, если они все ее поздравляют, сами радуются?! Это же лишить их тех прекрасных чувств, которые они сейчас испытывают! И только когда муж на такси, встретив с букетом роз на крыльце роддома, привез ее домой, а родственники разошлись, Рита ему сказала: «У нашего ребеночка не-большая патология?» Муж сразу помрачнел: «Какая еще патология?» – «Да ты не бойся! Руки ноги на месте, но уретра с прямой кишкой соединены! – ответила она и быстро добавила: – Но мне сказали, что можно сделать операцию и все функции восстановить. Поэтому я его не оставила там, как мне предлагали». – «А зря не остави-ла!» – сказал муж и вышел торопливо из комнаты, слов-но жена с сынишкой могут его чем–то заразить… Рита удивилась его реакции, но подумала, что со временем он полюбит сына таким и будет делать все, чтоб его вы-лечить.
Когда Рита пошла в детскую хирургию, ей сказали, что операцию можно будет делать только через три го-да, когда ребенок подрастет. Это озадачило – хотелось сделать операцию побыстрее, чтоб избавиться от вечной обеспокоенности за его здоровье. А пока сидела в ее душе огромная заноза, которая саднила и болела. «Мой ребенок болен! Мой ребенок болен! Ему нужна опера-ция! Его надо лечить!» – эти мысли мучили с утра до ночи, даже снились кошмары, когда представлялось, как огромная ядовитая змея, впивается сыну между ног и выгрызает там дырку… Когда Рита пыталась говорить с мужем о здоровье ребенка, он замыкался: молча ел и уходил то телевизор смотреть, то в туалет, то вообще к друзьям. Она же хотела, чтоб он как можно чаще был рядом с ребенком, пеленал его, соску давал, а он сторо-нился его и брезгливо поглядывал издали. Рите было неприятно это видеть, она стала часто плакать, а одна-жды мужу заявила: «Ты не любишь своего сына!» – «А за что его любить? – ответил муж. – Зачем мне нужен такой урод? Зачем я должен всю жизнь с ним мучить-ся?» – «Урод? – Рита чуть не потеряла дар речи. – Ты считаешь, что я виновата, что он таким родился? А мо-жет, у тебя сбой генов есть?! Может, у тебя плохая наследственность?» – «Причем здесь наследственность! Надо его сдать быстрее в интернат, пока мы к нему не привыкли». – «Ага, пусть там умрет», – с издевкой под-дакнула Рита. «И пусть умрет, – кивнул муж. – Какая от него польза для нас? Да и зачем страна должна кормить дармоеда? Делать бесплатные операции, снабжать ле-карствами? Итак вырождаемся! Одни психи и уроды кругом!» – «У тебя взгляды какие–то фашистские – при Гитлере тоже всех инвалидов уничтожали!» – «И пра-вильно делали! Нация должна быть здоровой! Лучше родить здоровых детей» – «Родим еще…» – «Жизнь штука короткая – пока будешь этого выхаживать, на других ни времени, ни сил не останется!» Тут Рита ему сказала: «Это ты урод моральный!» Муж ехидно скри-вился и ушел из квартиры – ночью он не появился, на следующий день тоже… На настойчивые звонки Риты не отвечал – сначала она испугалась, не случилась ли с ним какая беда (может, под машину попал или повесил-ся с расстройства?), позвонила на работу в банк, где он работал юристом, и секретарша сказала, что он вполне здоров и регулярно присутствует на рабочем месте…
Муж позвонил на третий день своего отсутствия и сказал холодно и сухо: «Я ухожу от тебя! Будем разво-диться!» – «Ты что, меня бросаешь в такой тяжелой си-туации?» – растерялась она. «Ситуацию создала ты! – сказал он и добавил: – Собери мои вещи, я приду и за-беру!» Когда он пришел вечером за вещами, они по–прежнему лежали в шкафах – Рите еще думалось, что он не уйдет, а собрав вещи, она тем подтолкнет его к ухо-ду… Он собрал вещи сам и сложил в огромный баул – пиджаки, рубашки, штаны, бритву и все остальное, чем пользуется в жизни мужчина 27 лет. Она смотрела на его сборы с ужасом – не хотелось его терять, это был неплохой мужчина – крепенький, симпатичный, не алко-голик, немало зарабатывал, таких еще поискать надо. Когда–то он красиво за ней ухаживал, свозил в свадеб-ное путешествие в Париж… Но что ей было делать? Выбирать между мужем и больным сыном? Она выбра-ла сына!
Вскоре Рита узнала от общих знакомых, что муж пе-реехал жить к секретарше банка, где работал. Когда он позвонил и сказал: «Ты дашь развод или мне через суд это сделать?», Рита сердито заявила: «Если будешь ис-правно платить деньги, дам!» – «Я тебе итак все оста-вил!» – сказал он обиженно. «А мне сейчас много денег надо на лечение сына!» – заявила она.
Денег действительно требовалось немало – государ-ство хоть и выделяло на лечение сына нужные лекарства и памперсы, но врачи постоянно шептали Рите, что есть лекарства чудодейственные, зарубежные, которые обя-зательно помогут, хотя и стоят дорого. Видели, что она ради сына готова на любые расходы и пользовались этим… Деньги, которые накопила, быстро кончались, а сколько их еще потребуется в дальнейшем?! Ведь если даже на здорового ребенка сейчас требуется немало средств (соски, пеленки, распашонки, кормительные смеси…), то больному надо гораздо больше! Хорошо, Рите помогала пожилая женщина–соседка по лестнич-ной площадке, которая по ее просьбе покупала то ле-карства в аптеке, то смеси, а иногда и оставалась с ре-бенком, когда Рита сама шла в магазин или в аптеку, а иначе она бы сошла с ума или покончила с собой от навалившихся проблем. Иногда Рита смотрела на себя в зеркало и испуганно отшатывалась – она из цветущей молодой женщины, ухоженной, модной, всегда улыба-ющейся, превратилась в увядшую бабу неопределенного возраста с дряблой бледной кожей, с тусклым взглядом, с опущенными плечами, с вечно лохматыми волосами. Казалось, жизнь кончена. Планы, которые она строила (хотела сделать карьеру, построить дом за городом, пу-тешествовать по миру) забылись, казались неосуще-ствимыми. Прошлые беззаботные годы с походами в фитнес центр, с веселыми девичниками и корпоратива-ми, отодвинулись так далеко, что казались увиденными когда–то в кино. Рита только и делала, что находилась около вечно плачущего ребенка, которого мучили боли, подмывала ему между ног, куда изливалось нечто во-нючее – какое–то мутное вещество…
Наконец ребенка согласились оперировать, она была счастлива – думалось, что скоро все проблемы решатся. И действительно решились, но только не так, как хотела – ребенок умер во время операции от наркоза или еще по какой–то причине. Когда хирург вышел из операци-онной и печально сказал: «Ваш сын, к сожалению, скон-чался», Рита хотела крикнуть: «Сволочи! Что вы сдела-ли?» – и заплакала. Но через пару часов вдруг начала осознавать, что стало как–то легче дышать. Ей уже не надо было бежать в магазин ребенку за смесями или в аптеку за лекарствами, не надо было просыпаться через каждые полчаса от его рева… Иногда ее охватывал ужас от мысли: «Он ведь в больнице, а я тут прохлажда-юсь…», но, осознав, что он уже мертвый, а значит, по-мощь ему не нужна, она успокаивалась.
Рита не стала хоронить ребенка на кладбище, как де-лали большинство родителей в маленьком гробике, а сожгла в крематории. Ведь если будет могилка, то при-дется приносить туда цветочки, ухаживать за ней и не-вольно вспоминать о жутком времени, которое пережи-ла с больным сыном – это было бы тяжело, беспокоило бы, угнетало. Поэтому, получив прах ребеночка в же-стяной урне, похожей за небольшую вазу, она засунула ее подальше в шкаф и заклала бельем.
Через неделю Рита уже думала: «Ну и хорошо, что бог забрал! Зачем ему было мучиться?» Именно так ду-мали и говорили многие русские бабы еще в старину, у которых из десяти–пятнадцати рожденных детей умира-ли в младенчестве больше половины. Она хоть и не ве-рила, в отличие от них, в Бога, но ей думалось, что сы-ночек превратился в ангелочка и теперь радуется на небе. В райских садах, абсолютно здоровый и счастли-вый.
Чтоб сослуживцы, которые знали, что она родила, что была замужем (в общем, знали все перипетии ее жизни), не спрашивали о ребенке, не жалели ее или де-лали вид, что жалеют, и тем напоминали ей о перене-сенном горе, Рита перешла на другую работу – устрои-лась в крупную компанию бухгалтером. Так как закон-чила знаменитую финансовую академию, имела опыт и была хорошим специалистом, ее приняли на работу с удовольствием и с солидным окладом.
Как–то к Рите подошла экономист – симпатичная яр-кая женщина, веселая, боевая, глядевшая на каждого мужичка на солидной должности кокетливым взглядом зеленоватых кошачьих глаз. Она манерами и движения-ми иногда томными, а иногда быстрыми, но всегда изящными, походила на этого гибкого зверька. «Заму-жем?» – спросила она Риту. «Да ну их…» – ответила Рита, вспомнив о предательстве бывшего мужа. «Это правильно… – сказала Софья. – Мужики все сволочи, но кое–что от них можно взять. Пусть зарабатывают и на нас, красавиц, тратят. А чтоб замуж – уволь. Это же вступать в добровольное рабство и плюнуть на свою жизнь. А если чуть что не по них – тут же сбегают к бо-лее удобной бабе». – «Да. Это так…» – согласилась Ри-та. «А дети есть?» – еще спросила Софья. «И детей нет…да и не надо!» – ответила Рита. Софья еще более оживилась: «Молодец! Я не ошиблась в тебе! К черту дети! Мне уже 28, а я о них и думать не собираюсь… Ребенок – это маленький спиногрыз. Ни спортом не за-няться, ни в театр или в кино сходить, ни заграницу от-дохнуть – он как гиря висит на шее, внимания к себе требует». – «Ты права!» – кивнула Рита. Софья продол-жила: «Это раньше бабы рожали, как свиноматки, по десятку и что? К сорока годам превращались в старух – за собой следить некогда было. Ладно, тогда времена другие были – предохраняться не умели. Да и жизнь бы-ла скучная, особенно в деревнях. А сейчас–то у совре-менной женщины масса удовольствий! Сама зарабаты-ваешь – сама на себя тратишь! Ходишь, как королева, пажей себе меняешь, то бишь мужиков». – «А если слу-чайно забеременеешь? Потом аборт надо будет делать – ребенка убивать: как–то это неприятно! Грех на душу брать», – сказала Рита. Софья усмехнулась: «Поэтому я перевязала себе маточные трубы, чтоб не забеременеть! И трахаюсь, с кем хочу и когда хочу! Это гораздо надежней, чем спираль на шейку матки ставить или таб-летки противозачаточные пить».
Поглядывая на Софью, Рита все больше удивлялась тому, с какой легкостью и пренебрежением та относится к материнству и замужеству – таких женщин Рита еще не встречала: были те, кто хотел погулять лет до трид-цати, пожить для себя, а уж потом замуж выйти, а Софья вообще не хотела ни детей, ни мужа. «А на старости лет не скучно будет без детей, без внуков? Как говорится, некому будет стакан воды подать…» – спросила Рита. Софья рассмеялась: «Современные старушки, например, на Западе и в восемьдесят лет живут счастливой насы-щенной жизнью – у них клубы по интересам, кружки всякие. А если что отвиснет, можно к пластическому хирургу сходить, чтоб морщины подтянул». – «А как же инстинкт материнства?» – «Это в современном обще-стве уже пережиток! Впрочем, что я тебе объясняю? Та-ких, как я, уже сотни тысяч, если не миллионы. Мы со-здали группы – слышала, может, о чайлдфри (термин отказа от детей?) Я тоже в такой состою. Там такие ум-ные бабы есть, идеологи этого движения, что быстро тебе объяснят, что к чему. Найди меня в интернете ВКонтакте – там будет ссылка на мою группу».
Придя вечером с работы, Рита взяла ноутбук и зашла на страничку Софьи, а с нее в группу чайлдфри. Группа была весьма многочисленная – сотни и сотни женщин состояли в ней, оставляли свои комментарии и картин-ки. Порой издевательские, с сарказмом – Рита увидела картинку, где на соломе в хлеву лежала жирная свинья с туповатыми глазками, а около набухших сосков присо-сались не маленькие поросята, а новорожденные чело-веческие дети. Увидела картинку, где на иконе Дева Ма-рия кормила грудью не благостного милого мальчика Иисуса, желающего всему человечеству счастья, а чер-ного рогатого чертенка с козлиными копытцами, а внизу была подпись: «Вот кого мы вскармливаем!» Немало было и серьезных статей, которые подводили фунда-мент под это новое женское мировоззрение. Одна жен-щина писала: «Человечество слишком обнаглело, пыта-ясь расселиться по всей земле – оно лишает простран-ства и пропитания сотни тысяч видов животных и птиц, которые жили до нас на планете! Они вымирают, а ведь они имеют такое же право и даже большее (они посе-лись на планете раньше нас) жить! А где им жить, если люди уже загадили всю планету отходами, своим ядови-тым мусором, отравили воду и почву химикатами, а ат-мосферу едкими дымами от заводов, выхлопов автомо-билей, летающих самолетов?.. Будет благом для всех, если человечество сократится с восьми миллиардов до одного!» Все это сопровождалось картинками отравлен-ных ядовитыми заводскими сливами озер, выброшенной на берег гниющей рыбой, с горами полиэтиленовых бу-тылок, плавающих в океане, с городами, похожими с высоты на дымящиеся смрадом муравейники… Еще од-на женщина доказывала, что все войны на земле проис-ходят из–за перенаселения, из–за борьбы за пищу и тер-риторию, а значит, если хотим мира, то должны прекра-тить безумно размножаться!
Глядя на все это, читая об этом, Рите действительно сделалось страшно за человечество, и она, словно ви-нясь за то, что когда–то родила и хотела рожать еще, подумала: «Но теперь–то я уже не имею ребенка…» И отныне решила, что уже никогда не родит, а будет жить для себя, как живет Софья и тысячи других умных и красивых современных женщин.
Вскоре вступив в группу чайлдфри, она стала прочи-тывать там все комментарии, и пусть сама ничего не пи-сала, считая себя новичком в этом движении, вступив-шей туда в какой–то степени вынужденно, однако про-никалась его идеями. Подружившись с Софьей, стала ходить с ней на всевозможные светские мероприятия, в клубы и бутики модной одежды, где женщины показы-вали себя во всей красе, были охотницами искусными по обольщению мужчин, но не для того, чтобы найти же-ниха, как это ранее делалось в обществе, а чтоб отто-чить мастерство кокетства и благодаря этому «захому-тать» на какое–то время богатого самца, который мог бы дарить подарки и возить в путешествия по миру. Самцы там тоже не собирались жениться, а искали раз-влечение, некое новое приключение, оттачивая свое остроумие, умение обольщать и нравиться! Это была всеобщая стимуляция остроты жизни и (о, боже!) нема-ло здоровых, молодых и сильных мужчин и женщин ею занимались, тратя на это все время, деньги и желая тра-тить далее – секс для них был лишь неким коллекцио-нированием, вроде того, как некто, прикалывая очеред-ную пойманную бабочку в альбом, думает с радостью: «Вот у меня еще и такая разновидность появилась! С такими узорчатыми крылышками, с такими длинными усиками, а хотелось бы еще и вот такую…». У Софьи, например, мужчины «прикалывались» в некий альбом памяти под именами: «коротышка с волосатой грудью»; «кудрявый блондин»; «испанец–брюнет»; «пузатый ко-шелек» и т.д. Она увлеченно и со смехом рассказывала Рите, где трахалась с ними (машина, луг, стог, вода в речке, стол и даже унитаз…), какие у них члены разме-ром и формой…  Рита тоже включилась в эту игру и снова активно стала посещать фитнес центр, где накачи-вала с усердием ягодицы на тренажерах, а потом в каж-дом зеркале поглядывала на них с гордостью, отмечая их упругость, увеличение. Поглаживала их любовно, разминала и думала, понравится ли ее задница для оче-редного ухажера.
Как–то на улице она ощутила пристальный мужской взгляд – глядел мужчина лет тридцати пяти в военной форме. Думая, куда его отнести в своей классификации, Рита мысленно сразу назвала его «военный–здоровенный». Это действительно был крупный силь-ный мужчина со шрамом на правой щеке, но он не по-ходил на тех, которых рекомендовала Софья – его до-ход явно не позволял дарить женщинам дорогие подар-ки и возить их на элитные курорты. Тем не менее, он сильно притягивал к себе: наверное, своей уверенностью и надежностью. «А можно я вас провожу?» – сказал он искренне и почтительно, опасаясь обидеть Риту грубой интонацией. «Можно», – вдруг сказала она, хотя по за-конам обольщения следовало пожеманиться, остроум-ничать в некой пикировке с незнакомцем.
***
Несмотря на то, что были не раз вместе одни – то Андрей Риту привозил на рыбалку на озеро, то в свою квартирку однокомнатную, он не торопился затащить ее в постель, хотя другой бы интимной обстановкой обяза-тельно воспользовался. Риту это несколько напрягало, думалось, что, может быть, у него какие–то проблемы с потенцией… А иногда верилось, что он бережет их от-ношения для чего–то большего, яркого! Как бережет некий садовод необыкновенный цветочек от холодов и бурь, холит его, лелеет, ждет, когда он расцветет, чтоб насладиться его видом… «Ну что, мы так и будем хо-дить с тобой как пионеры на расстоянии?» – спросила она однажды, когда он сидел в полуметре, словно боясь к ней прикоснуться телом. Чистая робкая любовь совет-ских пионеров–подростков на расстоянии – это была язвительная тема анекдотов Софьи, хотя она и Рита пи-онерами не были, родившись после эпохи социализма, и лично не знали, какая эта благодатная любовь и сколько приносит удовольствия… «Просто я хочу по–серьезному, – ответил он, – сделать тебе предложение, жениться. Чтоб раз – и навсегда. Я ведь из религиозной семьи, отец покойный мне не раз повторял слова из Библии: «Сексом надо заниматься не для удовольствия, а чтобы рожать детей!» Рита приоткрыла от неожидан-ности рот: «Это же сколько за жизнь может появиться тогда детей? Сотни?» Он слегка смутился: «Это, конеч-но, преувеличение, но ведь не после каждой ночи любви ребенок–то появляется… Речь о том, что секс это не спортивное монотонное упражнение, а нечто большое». Рита напряглась: «Так, значит, ты детей хочешь?» – «Очень хочу, – кивнул он. – Минимум троих». – «А за-чем они нужны, дети–то?» – спросила она затаенно. «Дети–то?! – воскликнул он. – А как же без них – имен-но они и связывают мужчину и женщину накрепко об-щей любовью к ним! Дают смысл существования на земле!» Рита пожала плечами и выдала умную фразу: «Но наша планета итак переселена – сегодня на ней уже восемь миллиардов живет, через лет тридцать будет де-сять. Природа не выдержит столько народу!» Он с доса-дой сказал: «Пусть думают мусульманские страны, Ки-тай, Индия, как свое население ограничить, а у нас в России детей явно не хватает – такие просторы надо ко-му–то осваивать и украшать!» – «Но мы же лишаем жизненного пространства животных». – «Чтоб решить эту проблему, надо создавать больше заповедников, полностью запретить охоту».
И так на любой вопрос Риты Андрей давал аргумен-тированный ответ…
Вспомнив, как мучилась с больным ребенком, как ее предал муж, она сказала грустно: «Дети это большая обуза. Бывает, что больной ребенок родится – сколько это страданий для матери!» Он уверенно махнул рукой: «От настоящей любви рождаются только здоровые де-ти!» Он помолчал, словно собираясь с силами, и сказал: «В общем, я делаю тебе предложение! Выходи за меня!» Рита испуганно дернулась, пристально посмотрела на него и задумалась… 
                16 мая 2018
ЧЬЯ ВИНА
Когда Степан пришел на кухню завтракать, жена си-дела за смартфоном и, уткнувшись взглядом в малень-кий экран, увлеченно слушала какую–то песню и даже не встала, чтоб подать ему чашку с кофе. Но Степана не это озадачило, а то, с каким вниманием и какой благост-ной физиономией она вслушивалась в слова песни. Было ощущение, что песня открыла величайшую истину, о которой она не догадывалась, а может, догадывалась, только не могла выразить так точно и красиво, как сде-лал автор песни. «Что ты там такое мудрое слушаешь?» – спросил Степан. «Тебе тоже надо послушать, чтоб по-нять смысл жизни… Эта песня сейчас бьет рекорды по популярности», – сказала она горделиво от того, что узнала этот смысл раньше мужа. «Ну, давай! – сказал он без критической интонации, хотя был  убежден, что в шестьдесят лет, он, публицист, писатель и философ, прочитавший за жизнь десятки тысяч книг, да и сам написавший немало, знает, что такое смыл существова-ния. Он налил себе чашку кофе, намазал бутерброды маслом, положил сверху сыр и колбасу и стал слушать.
Жена сделала звук громче и заново включила пес-ню… Ее пел мужчина нежным бархатным голоском, но не из известных певцов – бард, наверное, ее сочинив-ший. Там много было красивых слов, но Степана они не трогали – была в них какая–то слащавость и ложь. А когда прозвучал куплет, то его резанули слова: «Нико-гда никого не вини!» Как оказалось, песня так и называ-лась и смысл ее был именно в этом.
Дослушав песню до конца, чтоб не обвинять огульно автора, который, может быть, в заключение и откроет истинный смысл существования, Степан сказал жестко-вато: «Фальшивая песня!» Жена обиженно глянула: «В каком смысле?» – «Что значит, не вини? То есть во всех проблемах вини себя, что ли? Или себя тоже нельзя ви-нить?» – «Вроде того!» – ответила жена, которая, как Степан знал, считала себя почти совершенством, по крайней мере, в нравственном плане... «Получается, что я не имею права винить Горбачева, при попустительстве которого разрушился социализм и Советский союз, а миллионы людей оказались брошенными в отделивших-ся республиках, потеряли смысл жизни и были там уби-ты националистами? Или я не должен винить Ельцина, который в девяностые годы вогнал почти весь россий-ский народ в нищету, а ведь люди спивались, умирали от голода, рылись в мусорных баках в поисках пищи, убивали друг друга в криминальных разборках; да и он расплодил олигархов, которые ограбили страну и вы-везли ее богатства на Запад? Или я сейчас не должен винить Путина и его премьер–министра Медведева, ко-торые не пресекли невероятную коррупцию своих чи-новников?» Жена поморщилась: «Ну, это же не полити-ка… Надо размышлять о песне на житейском уровне». Степан усмехнулся: «Давай на житейском – вот, допу-стим, получает чиновник два миллиона рублей зарплату в месяц или очередной миллиардер покупает яхту. Ему что, деньги с неба свалились? Нет! Он отнимает их у учителя, врача, у любого малообеспеченного. Этот ма-лообеспеченный мог бы купить квартирку, если б ему платили по–честному, мог бы позволить себе родить детей и жить счастливо, зная, что способен их прокор-мить и дать им образование. А теперь страдает, мучает-ся – нет у него ни квартиры, ни детей, ни жены, зато у чиновника или миллиардера три любовницы, три виллы за рубежом. И кого же обездоленный должен во всем этом винить? Себя?» – «Может, и себя! – сказала глубо-комысленно жена. – Надо ему найти хорошую работу, заняться бизнесом…» Степан глянул на нее как на несмышленого ребенка: «Бизнес – это что, некое без-размерное поле, где можно взять себе делянку и что–то там посадить: вроде дерева, на котором Буратино хотел вырастить золотые монеты? Бизнес – это какие–то услу-ги или товары, которые пользуются спросом. Вот толь-ко, увы, все эти услуги и товары уже давно предостав-лены, там нет щелки, куда можно всунуться. Да и не каждый может заниматься бизнесом – для этого нужен жесткий характер, на такое способны только 5 процен-тов населения даже на западе».
Жена поморщилась: «Эту песню надо понимать в философском смысле: что не надо раздражаться, что надо довольствоваться малым…» Степан пожал плеча-ми: «Да, явно песню написал почитатель Иисуса. Тот тоже говорил, что не надо в жизни напрягаться, надо со всеми примириться, ничего не надо желать. Якобы все блага будут тебя ждать в раю, в который богатому по-пасть так же тяжело, как верблюду пройти в игольные уши! А песня лишь подтверждает слова «Ударили тебя по правой щеке – подставь другую!» То есть бандит, который тебя ударил, не виноват, а виноват ты, да?»
«В какие–то ты смысловые дебри залез?» – напряг-лась жена. «Ты же сама просила про философию. И во-обще, это песня не просто фальшивая, но еще и вредная для народа, а вот для богатеев и нашей власти очень по-лезная: дескать, вы нас, не вините в нашей тупости и во-ровстве, не пытайтесь поменять жизнь, не требуйте себе каких–то благ...» Жена раздражено фыркнула: «Но мне же она почему–то понравилась, да и миллионам других тоже, а я не олигарх и не чиновник». Степан процедил, злясь на ее упертость, неспособность разумно мыслить: «Это вроде молитвы для баранов, которых ведут на за-клание!» – «Но люди должны жить по–доброму, отно-ситься хорошо друг к другу! Нужно жить в гармонии с собой и с миром, без конфликтов», – воскликнула жена сладостным голоском. «К хорошим надо хорошо отно-ситься и по–доброму, а к плохим плохо – вот и весь смысл жизни по справедливости. Это поможет плохим исправиться. А в этой песне розовые сопли… Да, неко-торые бараны наивно хотят верить, что волк их не со-жрет, если будут добренькими», – сказал Степан резко. Жена вдруг посмотрела с жестким прищуром, часто за-дышала и процедила: «Злой ты! – она покачала горестно головой. – С кем почти сорок лет прожила? Не жила, мучилась! Как об этом жалею…» Степан рассмеялся: «А как же песня – никогда никого не вини?! Быстро ты меня обвинила…Так что не надо ля–ля, – а потом грустно добавил о том, что постоянно тревожило после распада Советского союза и слома социализма, саднило в душе: – Без конфликтов, говоришь, надо жить?.. Дело хоро-шее, но только не в одностороннем порядке и не за счет своей наивности и доброты душевной. Мы страну про-срали, веря, что все люди в мире друзья, товарищи и братья, как нам впаривали интернационалисты. А на за-паде так никто не думал – и потому они как более хит-рые, злые и подлые, нас, лопоухих, сожрали. Поэтому, чтоб выжить, надо отрастить клыки!»
***
Через неделю Степан глянул в интернет – песня там быстро набирала популярность. Скоро, видимо, будет звучать из каждого утюга, как говорили когда–то с иро-нией о сверхпопулярности… Что ж поделать, страна непуганых идиотов, как кто–то вполне справедливо и весело сказал при наступлении эпохи капитализма… Он еще раз послушал песню – и она укутала его некой пе-леной спокойствия и доброты. Наверное, в этом и была ее большая притягательность в жестоком нынешнем мире…
В твоем горе,  несчастье, судьбе
И в какой бы ты ни был беде.
Как бы ни были трудными дни, –
Никогда никого не вини… –
Вот какие звучали сладкие слова, но Степан потряс головой, чтоб решительно вытряхнуть их оттуда.
                14 мая 2018

СПАСТИ РОДИНУ
Глядя в очередной раз новости по телевизору, Иван часто вскакивал нетерпеливо с кресла и начинал резво ходить по комнате перед экраном, махал сжатыми кула-ками и матерился: «Сволочи, до чего довели страну! Была великая держава, Советский союз! Богатейшая страна! А теперь скатились по экономике на уровень африканской колонии. Мы что, уже тупее негров ста-ли?» Он стал тыкать пальцем в экран старенького теле-визора, в сидящих там членов правительства, которые заседали в большом кабинете, напустив на холеные фи-зиономии печать заботы о делах страны, и громко кри-чать: «Откуда взялись эти мерзкие рожи? Из какой жопы выскочили? Кто им доверил власть? Это же предатель на предателе! И морды все какие–то нерусские, горбо-носые! Сталин их бы быстро расстрелял, на лесоповал бы отправил… Доведут они страну до полного развала, все продадут на Запад и сами туда сбегут с семьями, а мы тут подыхать от голода и разрухи будем!»
С кухни выглянула жена и испуганно сказала: «Чего ты так громко кричишь? Услышит кто из соседей и до-несет, куда надо. И посадят тебя!» Иван подскочил к ней: «А за что меня садить? Я что, зла родине или наро-ду желаю? Я порядка в стране хочу и процветания! Я за родину кровь проливал в Афганистане и в Чечне, был дважды ранен, у меня вон два ордена Красной Звезды и орден Красного знамени!» – Иван подбежал к шифонье-ру и распахнул, показывая на висевший там китель пол-ковника с тремя звездами на погонах, увешенный орде-нами и медалями, как будто прожившая с ним сорок лет жена всего этого не знала. Впрочем, он это показывал не столько жене, а тем воображаемым людишкам, которым могут не понравиться его слова и упреки и они придут его арестовывать. «Что ты мне хочешь доказать? – хмыкнула жена. – Нынешней власти на твои заслуги плевать! У нее ныне свои герои, законы и ценности!» – «Это да! – воскликнул Иван, побагровев лицом. – У них сейчас ценности – это наворовать побольше, а герои у них те, кто, не имея совести, расстреливал законно из-бранный парламент из танков! Совсем стыд потеря-ли…» – «Тебе это положение не изменить! Да и никому не изменить! Так что не кричи и кулаками не маши – нервы только зря портишь! – сказала грустно жена. – Пенсия у тебя и у меня, слава богу, есть, есть и дачка – так что будем там копаться, на прокорм картошки и овощей хватит…» Иван с досадой махнул рукой, достал из кухонного шкафа початую бутылку водки, налил в стакан сто грамм и резко выпил. Тряхнув головой, выда-вил с полувоем: «Как ты не поймешь? Мне же за родину обидно! Пять поколений моих предков были военными. Они защищали страну в десятках войн, многие из них погибли, а эти… – он презрительно кивнул в сторону работающего телевизора, от которого слышалось буб-нение министров, – все недра и природные богатства продали или себе захапали, обокрав народ! Заводы раз-валили! Наркоманию развели, преступность, дети бес-призорниками бегают…» Иван вышел из кухни и, глянув на телевизор, где лоснились от довольства физиономии членов правительства, хотел стукнуть по экрану молот-ком, но, подумав, что денег на новый телевизор нет, с досадой выключил его.
Сел в кресло, достал газету и стал читать – ее вы-пускала коммунистическая партия под руководством Зюганова – и в ней часто приводилась статистика упадка России – сколько страна сейчас производит молока, мя-са, станков, самолетов и прочих продуктов и товаров по сравнению с советской Россией – оказалось, производ-ство всего упало в несколько раз… И тут, вспомнив, как пьяный Ельцин на смех всему миру дирижировал в Гер-мании оркестром, отняв палочку у дирижера и весело подпрыгивая, чуть не заплакал от обиды, аж сердце за-ныло! Как этот никчемный человек оказался у власти?.. Было ощущение, что его и всех русских людей облили чем–то вонючим, и они слова сказать не могут против, а вынуждены принимать это мерзкое положение. «Надо весь этот бардак как–то прекратить!» – подумал Иван и решил действовать…
Он полистал старый блокнотик, нашел нужные но-мера телефонов и позвонил командирам нескольких во-енных частей Подмосковья, с которыми когда–то вместе служил, воевал. Каждому он сказал: «Хочу приехать к вам, рассказать о тактике разведывательного боя, научить кое–чему ваш личный состав офицеров…» И каждый ему ответил примерно одинаково: «Конечно, приезжай! Нам всем, а особенно молодым офицерам, будет интересно послушать старого вояку!»
Усевшись за стол, Иван стал писать на компьютере «Воззвание» – небольшую листовку: «Дорогие друзья! Патриоты Родины! Все, кто любит свою землю и хочет видеть ее великой, независимой и справедливой, давайте объединяться! Вместе мы сила и сможем вновь вернуть уважение к родине в мире, гордость за нее, изгнать из власти воров–предателей…» Закончил он «воззвание» (именно так, по–русски он озаглавил листовку) словами из военного лексикона: «Враг будет разбит! Победа бу-дет за нами!»
Когда он стучал одним пальцем по клавишам ком-пьютера, на худощавом лице блуждала счастливая улыбка – глаза сверкали, коротко стриженая голова бы-ла гордо вскинута. Ему верилось, что это воззвание вдохновит души русских людей, поведет за собой в борьбе за справедливость и величие страны… Распеча-тав воззвание в двух десятках экземпляров на принтере, Иван положил его в свой военный планшет – удобную кожаную сумку, уже несколько потертую, которая до-сталась ему после военной службы. Именно в ней у ко-мандиров хранятся самые важные приказы, донесения, карты местности, списочный состав вверенной части, секретные документы.
На следующий день, рано утром Иван выехал на по-держанном  красном «Жигуленке» из двора своего девя-тиэтажного дома в сторону расположения одной из вой-сковых частей Подмосковья. На окраине Москвы запра-вил бензином полный бак, выделив на это почти чет-верть своей пенсии – и ехал, не нарушая правил, акку-ратно по шоссе. Включил магнитолу, сунув туда кассе-ту с песнями своего детства и юности… Специально ку-пил такую в магазине, так как ныне таких песен не пели ни по телевизору, ни по радио, чтоб люди поскорее за-были советскую счастливую жизнь, а слушать их ему очень хотелось.
Чистыми и вдохновенными голосами бодро запели молодые женщины:
Кипучая, могучая! Никем непобедимая!
Страна моя, земля моя! Ты самая любимая!
Иван представлял, словно наяву, какие они – кре-пенькие, румяные, пышущие здоровьем, с налитыми му-скулистыми ножками, в белых туфельках на низеньких каблучках, в легких цветных платьицах из ситца! В каж-дую он был сейчас влюблен – именно такой и его жена Надя была в молодости. Это были настоящие русские красавицы, а не нынешние узкожопые и худоногие ано-рексички, с накаченными силиконом губами и сиськами, так называемые певицы, которые что–то блеют на сцене тусклыми унылыми голосочками… Каждую из нынеш-них хотелось переломить через колено, как сухостой, и бросить в костер, а не в любви ей признаваться.
Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом вся советская страна! – пе-ли они же, и Иван вдохновенно пытался подпевать хрипловатым голоском и чувствовал, как от этих песен настроение становится все более боевым и оптимистич-ным.
Послышалась из динамиков новая песня, наполнив салон автомобиля спокойствием:
Кода иду я Подмосковьем, где пахнет мятою трава,
Россия шепчет мне с любовью свои заветные слова.
    Россия, Россия. Родные вольные края!
    Россия, Россия! Россия – родина моя!
Иван вспомнил, что именно под эту песню просы-пался в раннем детстве – каждое утро после боя куран-тов в  шесть часов ее исполнял по радио приятным ба-ритоном мужчина, и Иван, вскочив с узенькой железной кровати, бежал к деревянному радиоприемнику, кото-рый назывался «Родина» и стоял в центре комнаты на тумбочке, покрытой белой скатеркой. Иван, хотя и жил за две тысячи километрах от Подмосковья, но верил, что его приуральские места ничем от Подмосковья не отличаются – в них так же пахнут вкусно ромашковые и васильковые луга, в них такие же простор и ширь…
Вспомнив о неприятных ему людях, которые захва-тили ныне власть в России, он подумал с нескрываемым удивлением, почему они в детстве не слышали этих пе-сен, почему не прониклись любовью к родине и ее наро-ду, если позволяют себе грабить его? Может быть, они родились и жили совсем в другой стране? Может быть, в Израиле или в США? А потом враги тайно завезли их в Россию и посадили во власть?..
Иван смотрел по сторонам и с грустью думал, что, увы, Подмосковье уже не то, что прежде – раньше всю-ду простирались поля пшеницы, картофеля, свеклы, а ныне изредка среди неухоженных заброшенных полей виднеются огромные коттеджи нынешних богатеев, и, если пойдешь по этим полям, как лирический герой пес-ни, то уткнешься не в чистую речку, родник или живо-писное озеро, а в высокие кирпичные заборы и шлаг-баумы, которые охраняют сердитые люди в черной форме…и которые пошлют тебя подальше!
У железных ворот части Ивана лично встретил под-жарый подполковник Васюков, который служил у него в подчинении два десятка лет назад, еще будучи лейте-нантом. Они обнялись. Васюков повел Ивана по терри-тории части в одноэтажное кирпичное здание, где раз-мешался командирский пункт. Поглядывая на худосоч-ных солдат, длинношеих и стриженных, которые зани-мались на плацу с большой неохотой физическими упражнениями на турниках, Иван спросил: «Ну как ны-нешняя молодежь?» Васюков грустно вздохнул: «Увы, совсем не те, что были прежде. Наше поколение шло в армию с желанием не только Родине послужить, но и стать настоящими мужиками, чему–то научиться – хо-телось пострелять, танк водить или автомобиль, с па-рашютом прыгнуть. Нынешние ничего этого не хотят, да и здоровье у них слабенькое. Недокорм ельцинских «девяностых» сказывается, когда вся страна нищенство-вала!» – «А как у них с патриотическим воспитанием?» Васюков отмахнулся: «А с этим еще хуже – нет ведь уже ни пионерии, ни комсомола, где родину любить учили. А из школьных учебников убрали примеры по-двигов героев, которым следовало подражать. Нынеш-няя власть учит народ каяться за все победы Красной армии: дескать, завоеватели мы и убийцы были. Безза-щитную Европу, мол, захватили, принудили жить при гребаном социализме. Да и если раньше в армию обра-зованных солдат набирали, то теперь все они «косят», а к нам запихивают в основном самые отбросы общества, которые с малолетства водку пили, токсикоманили и наркотики употребляли». – «Да, трудно с такими будет родину защищать!» – «А по–моему, наши власти защи-щать ее и не собираются – она уже итак захвачена и сдана врагу без единого выстрела. Нашими природными богатствами теперь иностранные компании распоряжа-ются…» – сказал Васюков. Иван сердито процедил: «Да, России с такой властью скоро придет каюк!»
В Красном уголке Ивана встретили офицеры млад-шего командного состава. Отдали ему честь, расселись по обшарпанным скрипучим стульям. Глядя в их чистые мужественные лица, он почувствовал, как в его слабые уже мышцы снова вливается сила. А в душу решитель-ность и бодрость. Иван им вкратце рассказал (порой с юмором) о службе в советской армии, о случаях взаи-мовыручки и находчивости во время боев с душманами в Афганистане, о войне во Вьетнаме, где начинал слу-жить в разведроте старшим лейтенантом, против амери-канских оккупантов – все это офицеры слушали с боль-шим вниманием… В последние годы они редко об этом слышали – ведь ради нынешней дружбы с Америкой преступления США и ее позорное поражение во Вьет-наме замалчивали во всех средствах массовой инфор-мации, а интернациональную помощь бедному забитому населению Афганистана, жившему еще по средневеко-вым правилам с керосиновыми лампами,  представляли как подлую агрессию…
Заканчивая свой рассказ, Иван сказал: «Помните, как страдальчески завывали наши нынешние властители о пятнадцати тысячах погибших военных в Афганистане за десять лет войны!? Да, это, конечно, печально, но по-чему они молчат о сотнях тысячах молодых людей, ко-торые гибнут ежегодно от наркотиков, а ведь еще столько же гибнут от криминальных разборок и от вод-ки… Увы, гибнет Россия – вымирает русский народ. А нашим властям, где засели в основном инородцы–космополиты, только этого и надо – им больше денег от продажи ресурсов достанется! Да и вас, военных, скоро разгонят и армию ликвидируют – ведь это лишние рас-ходы для нынешней вороватой власти и их пособников олигархов! Они эти деньги лучше себе присвоят, чем вам платить! Они и здравоохранение развалили, чтоб народ быстрее вымер! Образование разваливают, чтоб все тупыми росли. Так дальше жить нельзя». – «А что делать? – спросил озабоченно и несколько мрачно ры-жеватый плечистый майор. – Если меня на улицу выго-нят, мне останется только в киллеры пойти, чтоб семью прокормить…» И тут Иван сказал: «Выход один – это убрать нынешнюю продажную власть и поставить в пра-вительство русских порядочных людей!» Он вытащил из своего планшета несколько листочков с написанным вчера «воззванием» и протянул офицерам: «Вот здесь я написал, что мы должны делать! В один прекрасный день мы должны въехать в Москву, встать на Красной площади, окружить Кремль и потребовать власть уйти! Другого пути убрать ее нет! Все эти выборы власти – это фикция и обман, сплошные приписки! А если даже и удастся выбрать радеющих за народ, то их расстреляют из танков, как сделал Ельцин с законно избранным пар-ламентом в 93 году! Так что готовьтесь сами и готовьте своих подчиненных – я вам сообщу, когда начнем дей-ствовать…»
Побывав сегодня еще в двух военных частях и пого-ворив там с офицерами, дав им свои «воззвания», Иван приехал в Москву только в двенадцать часов ночи. До-вольный и счастливый, поужинал и лег спать. Засыпая легким быстрым сном, он успел представить, как вскоре десятки тысяч военных на своих зеленых грузовиках, покрытых тентами, съедутся в Москву. Станут около стен Кремля, в котором окопался продажный алкоголик и кровопийца Ельцин – и потребуют от него убраться оттуда! Его даже арестовывать не надо – путь валит в свою Америку, где сидят его хозяева, которым он сразу же позвонил из Беловежской пущи и хвастливо сказал: «Все – Советского союза больше не существует!», словно отчитался о хорошо проделанной работе, а по-том, выступая в американском конгрессе, важно заявил: «Хочу напоследок высказаться строчками из американ-ского гимна: «Боже, храни Америку!»
Утром, когда Иван еще сидел на кухне в своих бе-лых подштанниках и ел яичницу, вдруг раздался двер-ной звонок. Жена Надя торопливо кинулась в прихожую и открыла дверь: обычно ни она, ни он не спрашивали, кто пришел, по советской привычке, да и бояться им вроде некого было: грабить у них, людей весьма небога-тых, нечего.
Вошли трое крепеньких мужчин, один суховато спросил: «Иван Сергеевич дома?» – «Дома! – ответила озадаченно жена и крикнула из прихожей: – Ваня, это к тебе». Он бодренько пошагал к ним и строго спросил: «Кто такие? Чего надо?» Сразу по их напряженным ли-цам почувствовал, что пришли не с добрыми намерени-ями… Один протянул Ивану бумагу: «Вот ордер воен-ного прокурора о вашем задержании!» – «На каком ос-новании?» – он смело вскинул голову. «Следователи вам все объяснят. Одевайтесь… А мы пока проведем обыск вашего жилища…– главный  обернулся к стоя-щему позади помощнику: – Пригласи понятых…» Надя растерянно уставилась на Ивана и пробормотала с до-садой: «Я же тебе сколько раз говорила: не болтай лиш-него».
***
Через полмесяца состоялся суд, он был закрытым (туда не впустили ни прессу, ни родственников, ни дру-зей), а все потому, что Ивана обвиняли в попытке свер-жения власти и в терроризме – по статье, которую рас-следует не обычная прокуратура, а ФСБ. Никакой ком-прометирующей литературы у него дома не нашли (ее и не было), нашли лишь его «воззвание», но на суд были приглашены в качестве свидетелей двое офицеров из частей, в которых он выступал. Не глядя на старого воя-ку (стыдно было), они с багровыми от волнения физио-номиями рассказали о том, что он готовил военный пе-реворот – по крайней мере, приглашал их въехать в не-кий день «Х» в Москву свергать Ельцина…
Когда суд (рослый судья и две его дородных по-мощницы) после совещания вернулись в зал, чтоб огла-сить приговор, Иван встретил их с кривоватой ухмыл-кой. А когда судья начал твердым, хорошо поставлен-ным голосом праведника, читать приговор, Иван, стоя за решеткой сбоку зала, схватившись обеими руками за прутья арматуры, словно пытаясь их раздвинуть и вы-рваться на свободу, перебивая судью, громко и хрипло, слегка по-петушиному, запел:
Широка страна моя родная!
Много в ней лесов полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек! 

Его приговорили к четырнадцати годам колонии! По сути, к пожизненному, учитывая его пожилой возраст… Не увидит он теперь, как внуки растут, не передаст им свой жизненный опыт, не порадуется рождению правну-ков – ну если только в тюрьму новорожденных принесут и дадут в руках подержать и пустить над ними счастли-вую слезу… Видимо, сильно власть Ивана испугалась!               
                5 мая 2018

КУРОРТНОЕ МЕСТО
Проснувшись утром, Денис увидел на груди, под шеей, огромный волдырь – он бы на него, может быть, не обратил внимания, но тот жутко чесался, хотелось его содрать, соскоблить ножом. Денис указал на него пальцем подруге Кате, с которой неделю назад приеха-ли по путевке на остров в Тихом океане, чтоб отметить годовщину своего знакомства. «Видишь, какая–то тварь укусила! Может, клоп местный или москит?» – Денис недовольно посмотрел на кровать, ища на простыне эту кусачую тварь, огляделся по всей комнате, пытаясь уви-деть тварь на стене или в воздухе, чтоб прихлопнуть с большим удовольствием тапочкой. «На хрена мы сюда приехали? Ладно, кучу денег истратили, так еще и вся-кая сволочь укусить норовит! Заболею вдруг тропиче-ской малярией и подохну», – сказал Денис с показным укором подруге, ибо именно она уговорила сюда по-ехать, она нашла в интернете красочную рекламу этого острова и курорта на берегу: там расписывалось, какая здесь замечательная местная еда, какие великолепные пляжи с чистейшим песком, какая прозрачная вода в океане, и всякие другие прелести, которые ждут тури-стов. «Меня же не укусила…» – фыркнула подруга. «Ты, наверное, невкусная…кровь в тебе жидкая, – ответил он с иронией. – И вообще, эта тварь была явно женского рода, а они себе подобных не кусают!» – «Так, значит, я тварь?» – подруга вдруг прищурилась ехидно и поджала губки. «Тварь не тварь, но упертая. Я же тебе говорил: поехали в мою деревню – там природа в сто раз лучше, чем здесь: озеро, лес – можно ягоды, грибы собирать, рыбачить! А здесь даже с удочкой посидеть на берегу запрещено – штраф в сто долларов. Впрочем, что тут можно поймать? Акулу мерзкую и зубастую или ядови-тую медузу! Тьфу!» – сказал Денис. «И что потом я ска-зала бы подругам? Что ездила в зачуханую деревню и топтала коровье говно на полях? Засмеют! Мы же циви-лизованные люди, живем в Москве, неплохо зарабатыва-ем – и должны отдыхать за границей», – заявила она. «Нет, ты мне объясни, что мы тут хорошего увидели за неделю? Ну что? Я понимаю: допустим, съездили бы в Рим на три дня. Там хоть музеи, архитектура – есть, на что посмотреть и ума набраться. А здесь?!» – он вопро-сительно уставился на нее. «Что? Что?.. Океан безбреж-ный! Закаты! Они здесь очень красивые! Еду местную попробовали», – сказала она. «В моей деревне закаты так закаты – ляпота, а насчет еды… – подумав о еде, Денис почувствовал, как сразу закрутило в животе, а вспомнив, как в первые два дня по приезду сюда его рвало, к горлу сейчас подступила тошнота. – Местную еду я бы даже свиньям не дал, чтоб не отравились! А дома у меня рыбка из чистейшего озера – караси в сме-тане, пальчики оближешь». Катя взяла полотенце и ска-зала требовательно: «Ладно, хватит разглагольствовать – пошли, искупаемся с утра!» – «Не пойду! – вдруг за-явил Денис. – Не хочу торчать на пляже среди толпы неприятных мне толстопузых баб и кривоногих мужиков со всего мира. Какой это отдых среди толкучки?!» – «А ну тебя!» – заявила сухо подруга и выскочила из комна-ты.
Смазывая распухший красный волдырь на груди ват-кой с одеколоном, Денис все с большим недовольством думал о Кате. Вспоминались всяческие ее закидоны и капризы еще в Москве, некая чванливость городской де-вушки к его деревенским родственникам, ее самоволь-ство, тяга к модным, но ненужным и непрактичным ве-щам. В первые три месяца после знакомства он этого не замечал, будучи ослепленным ее красотой, совершен-ством ее накаченного в фитнес клубе тела, и был счаст-лив от того, что она стала с ним жить в снимаемой им квартире. Если ранее он думал создать с девушкой се-мью, гордиться ею перед друзьями, заботиться о ней, то теперь эта мысль затушевалась в его сознании, а сейчас после жесткого разговора, в котором чувствовалось недовольство обоих, Денис вдруг подумал: «Может, нам вообще расстаться?» Мысль эта показалась вполне при-емлемой... Подумалось, что и Катя уже настроена на это – и по приезду в Москву, соберет свои вещички и уйдет от него.
Вдруг Дениса сильно качнуло. Он в растерянности подумал, что это последствие укуса местной твари – в голове сейчас начнется кружение, потом будут судоро-ги, пойдет пена изо рта… Заметив краем глаза, как кач-нулась люстра в номере, он еще раз проклял этот остров и курорт. Если б не были куплены билеты на самолет на конец путевки (то есть только через три дня), он бы со-брался и улетел сегодня же в Москву.
Неожиданно ему почему–то стало очень тревожно, он выглянул в окошко, чтоб посмотреть, где на пляже расположилась его подруга и все ли с ней в порядке – и увидел в океане, на самом горизонте, странную темно–синюю полосу. Ранее он десятки раз смотрел на океан, но синей полосы не видел – обычно на горизонте океан светлел и сливался с беловатой дымкой неба. Разгляды-вая эту полосу, он заметил, что она становится шире. Показалось, что она приближается… А через минуту он уже понял, что это идет волна размером во весь гори-зонт! «Так это же цунами!» – воскликнул он и кинулся из отеля на пляж, где люди безмятежно расположились на деревянных лежаках и загорали. Пока он сбегал с третьего этажа, пока мчался до пляжа метров триста, перепрыгивая через клумбы, чтоб сократить путь, волна уже выросла и находилась примерно в полукилометре от берега. «Катя! – закричал Денис, оглядываясь по сто-ронам. – Ты где?» Тем временем волну заметили: неко-торые с любопытством смотрели на нее, словно загип-нотизированные странным зрелищем, другие быстрень-ко вскакивали с лежаков, забирали свою одежду и то-ропливо шагали с пляжа… Находясь в лежачем положе-нии, большинство из них не почувствовало толчки от землетрясения, да и представить не могло, что это вызо-вет какую–то волну! «Идет цунами! – закричал он. – Бе-гите скорее отсюда…» Впрочем, он и сам, хотя немало читал про цунами из любопытства, не представлял, ка-кая эта волна на самом деле, да и волна волне рознь – одна высотой с пятиэтажный дом, а другая с метр и ма-ло чем отличается от обычных океанских волн, что накатываются постоянно на берег… И только когда вол-на, приблизившись к берегу, вдруг резко выросла, под-нимаясь пенистым гребнем метров на десять в высоту и нависая вперед, словно голова огромной кобры, стало ясно, какая мощь сейчас обрушится на берег. «Катя!» – закричал Денис и увидел ее в метрах пятидесяти от себя – она безмятежно нежилась на лежаке, прикрыв лицо панамой. Он кинулся к ней… Но только успел добежать, как пенистая взбаламученная вода обрушилась на берег и, таща в огромном водовороте человеческие тела, ле-жаки, разломанные киоски, в которых только что прода-вали газированную воду и мороженое, понесла все вглубь острова. Денис успел схватить Катю за руку – и в тот же момент могучая сила подхватила их, она была холодная, колючая – это миллионы песчинок и галек, поднятые со дна, впивались в тела. Денис с Катей ку-выркались в этом водовороте, не понимая, где верх, где низ, где земля, где небо. В какой–то момент голова Де-ниса оказалась на поверхности – и он увидел впереди мохнатый ствол пальмы – она накренилась под напором воды, но не падала, крепко вцепившись корнями за зем-лю. Он обхватил ее ствол свободной рукой, другой крепко держа Катю за запястье. Напор воды так дернул Катю, что Денис с огромным трудом удержал ее  –  ка-залось, его рука сейчас оторвется вместе с Катей и бу-дет унесена черт те знает куда. Наконец он с большим усилием подтянул Катю к себе – и, когда ее бледное ли-цо показалось над поверхностью воды, крикнул: «Дер-жись за ствол!» О, какие у нее в этот момент были глаза: огромные, умоляющие, выцветшие, с застывшим в них страхом. Слышала ли она его голос в ревущем вихре воды или поняла интуитивно, но свободной рукой тоже схватилась за ствол и прижалась к Денису. Вдруг ей в плечо ударила какая–то доска – и Катя опять лишь по-висла на его руке. Хорошо, что поток к тому времени начал терять скорость – и Денис сумел подругу подтя-нуть к стволу. Он огляделся, пытаясь определить, что дальше делать, как спасаться, и увидел, как волна уда-рилась в их отель, выбила входную дверь и стекла на первом и втором этажах, увидел мечущихся на крыше людей…
Прошло минуты три (впрочем, кто их считал?) – в момент опасности минута кажется вечностью – и вода стала откатываться назад, таща за собой все, что пору-шила. Это были тела людей, собак, обломки киосков, топчаны, какие–то доски, скамейки, вырванные кусты и цветы… Все это опять двигалось на Дениса с Катей, но только уже медленнее, и Денис успевал отталкивать опасные предметы, если они приближались и грозили ударить.
Вскоре вода стала опускаться – и Денис с подругой скользили по стволу пальмы вниз, пока не почувствова-ли под ногами землю. Океан побурел от мутной воды и стал успокаиваться. «Пошли!» – сказал Денис подруге, но та еще с ужасом смотрела на океан, ожидая, что накатит очередная волна, и не отпускалась от пальмы. Денис взял ее за руку и повел по размытому скользкому берегу, покрытому лужами и всяческим мусором, к оте-лю. Тут и там среди мусора валялись тела мужчин и женщин – в основном пожилого возраста, которые не могли противостоять стихии или убежать – их были де-сятки и десятки. Они лежали в жутко некрасивых позах, с вывернутыми головами и ногами – это были те, кто еще несколько минут назад загорал под ласковым тро-пическим солнышком, поглядывал на безмятежную го-лубую воду океана или купался... Несколько мужчин растерянно бродили среди них и кричали что–то на ан-глийском и немецком языках – похоже, искали род-ственников или друзей, звали их. Глядя на мертвые тела, Катя испугано жалась к Денису и вдруг разрыдалась…
Оказавшись в отеле, они поднялись на свой этаж – и у Дениса отлегло от сердца. Он боялся, что поток воды унес их вещи, деньги, документы, и как они потом будут доказывать, кто такие и на какие шиши улетят в Россию. Но вода лишь прокатилась по полу, оставив на нем грязные разводы и мелкий мусор водорослей и травы. «Ну что, хорошо отдохнули?» – спросил Денис у по-други, делая бодрый вид и стараясь тем взбодрить Ка-тю. Она вдруг посмотрела на него с необыкновенной доверчивостью и сказала: «Знаешь, а я ведь беремен-ная…» – «А что же ты мне об этом не говорила?» – рас-терялся он. Она потупилась: «Дура была, хотела с тобой расстаться и аборт сделать, а сейчас поняла, что лучше тебя никого нет! Я хочу, если родится сын, чтоб похо-дил на тебя – был таким же сильным и смелым. А если родится дочка, то найду ей такого же, как ты, мужа…»
***
Через два года Денис с Катей сидели на берегу озе-ра, что находилось недалеко от его деревни – опрятные, словно игрушечные, домики его среди высоких раски-дистых ив виднелись в километре на травянистом хол-ме. День кончался, но вечер растянулся надолго, как это бывает летом в средней полосе России – солнце еще долго катится по горизонту и даже когда исчезнет, то еще светло до двенадцати ночи. Чистая гладь озера с водой, вязкой, похожей на расплавленное серебро, уже подернулась легким туманом, высокие стебли камышей с толстыми коричневыми набалдашниками, в которых зрели семена, застыли в безмолвии. От деревни слыша-лись крики петуха, мычание коров. А какое было небо! Такое небо нужно писать художникам – нежно–золотистое, с вкраплениями зелено–голубого цвета, с багряными мазками пронизанных солнечными лучами облаков. И оно ежесекундно менялось, словно колыха-ясь цветным пологом на небосводе. В противоположной от солнца стороне, где небо было посинее, уже проклю-нулись две звездочки и весело подмигивали! А какой был воздух! Настоянный десятками и десятками луго-вых трав! «Благодать–то какая! Тишина! Покой!» – ска-зала Катя и отвела назад плечи, чтоб вздохнуть как можно глубже. «Да уж, не как на острове в океане! – усмехнулся Денис и добавил уже серьезно: – Лучше нашей российской земли ничего в мире нет! Ни земле-трясений тут, ни потопов, ни акул...»  Он приподнял проволочный садок, в котором лежали среди сорванной травы жирные бронзовые караси, раздувающие жабры и помахивающие вяло хвостом – их он сегодня наловил на удочку десятка два. «Я их сейчас пожарю в сметане – такой замечательный рецепт в интернете вычитала. Пальчики оближешь», – сказала Катя.
Они встали, собираясь идти домой. Катя огляделась по сторонам: «Так бы и сидела здесь до утра и любова-лась! Если б не комары!» Да, комары уже вились над ними серым облачком с легким жужжанием. Один при-мостился у Дениса на щеке, и Денис, резко ударив по нему ладошкой, сказал: «Но они все равно не такие злые, как москиты на том якобы райском острове…»
Когда они уже подходили к деревне, на околице по-казалась в цветастом халате бодрая мать Дениса с полу-торагодовалым внуком – она держала его за руку, а он семенил маленькими ножками, всем тельцем устремив-шись к родителям навстречу: увидел папку с мамкой и улыбался. «Боже, а ведь его бы могло не быть!» – вос-кликнула Катя и кинулась к сынишке, раскрыв руки.
                5 мая 2018
ЗВЕЗДНОЕ НЕБО
Августовской ночью Семен вышел на улицу – было плохое настроение, и он решил постоять во дворе кот-теджа, посмотреть на звездное небо. Ранее это помогало испытать радость от восторга перед таинственной звездной бездной, отбросить уныние и понять, что все сиюминутные беды и проблемы ничто перед вечностью Вселенной. Двор был широкий, гараж на две машины и крыша дома не мешали оглядывать весь небосвод – и, расставив пошире ноги, Семен запрокинул голову.
Ночь была темная – и все видимые его глазам звезды горели мелкими и крупными огоньками на темно–синем бархате неба. Часто оранжевыми росчерками, иногда быстрыми, а иногда и долгими, по параболической тра-ектории летели к земле сгорающие метеориты. Были времена, когда Семен по общей традиции загадывал же-лание – следовало успеть загадать за доли секунды, за некий краткий миг, пока светится след от падающего космического тела. Эта была игра, в которую хотелось верить, а порой и верилось, что желание обязательно сбудется в ближайшее время, и это тоже наполняло ду-шу радостью и надеждой, становилось легко дышать. Вот и сейчас Семен решил, что–либо загадать (напри-мер, получить новую должность или заработать денег больше), но вдруг почувствовал, что, увы, это не прине-сет удовлетворения, что он уже ничему не верит и ниче-го не хочет. От этого стало еще грустнее, чем когда находился в доме – там–то он мог смотреть телевизор или читать что–либо интересное в интернете, а здесь остался один на один со своими мыслями… «И зачем живу и вообще ради чего жить?» – мрачно подумалось. И он себе показался мелкой тварью, которая всю жизнь пыталась чего–то достичь – сначала он пыжился, чтоб понравиться милой голубоглазой девочке из соседнего класса, а для этого громко читал стихи со сцены сель-ского клуба, занимался спортом, чтоб выделиться из общей толпы парнишек, потом старался хорошо учить-ся, чтоб поступить в институт, ибо это давало возмож-ность получить начальственную должность, а с нею жи-лье в городе, неплохую зарплату, уважение людей и т.д. и т.д. В общем, все как у многих других… И вот он все получил и даже более того – и бизнес свой имел, и кан-дидатскую степень, и коттедж, и с семьей было все хо-рошо, и дети в институтах выучились. Но что с того?.. Дальше–то что? А дальше – он умрет, исчезнет из этой жизни навсегда, его сожрут черви в сырой могиле, по-том он превратится в пыль. Но главное, что так же ис-чезнут со временем его дети, внуки и правнуки… Так зачем все его потуги, чтоб чего–то достичь? Зачем боли и страдания, да и радости зачем, если знаешь, что пе-чальный финал всему один – небытие и превращение в пыль! Причем, в небытие и в пыль превратятся и обык-новенный подзаборный бомж–пьяница, и великий поэт, и ученый, и политик уровня Александра Македонского и Наполеона – да, о великих людях будут помнить потом-ки немного дольше, чем о простом работяге, будут помнить, может быть, лет сто или двести! Да пусть хоть пятьсот или даже две тысячи, как помнят о создателе «Илиады» великом греческом поэте Гомере. Но что та-кое даже две тысячи лет для вселенной – это миг и даже меньше…Так что и Гомер забудется и все остальные, славе которых или богатству простые люди завидуют! Одно было для человечества утешение – это вера в Бо-га, который за добрые дела даст жизнь после физиче-ской смерти в райских кущах! Но теперь и оно исчезло – нет, конечно, есть еще на земле миллионы людей, ко-торые по-прежнему верят, что их жизнь не кончится ни-когда, они исправно ходят в церковь или в другие храмы и усердно там молятся. Они глядят, как, например, хри-стиане на иконах на просветленный чистый лик Иисуса, они верят, что он где–то сидит на облачке в небесных чертогах рядышком с всемогущим богом–отцом и ждет их и с радостью примет в свои объятия, но Семен–то не верил! И даже не потому, что вырос в советской атеи-стической стране, где верить в бога считалось глупо-стью, вызывало насмешки, а величественные храмы в основном были разрушены или превращены в колхоз-ные склады для удобрений, а потому что с юношеских лет читал умнейшие журналы «Техника молодежи», «Наука и жизнь», где ученые пытались понять тайны жизни мельчайшей живой клетки и тайны вселенной – и давно уже знал, что нет никакого «седьмого неба», где якобы находится рай, что нет его и на земле, ибо нет такого места, типа индийской загадочной местности «Шамбала», скрытой в Гималаях, где не ступала бы но-га человека, где якобы могут находиться ворота в во-жделенный рай! Особенно это стало ясно, когда нача-лось освоение космоса, когда полетел Гагарин! Ранее говорили, что рай якобы находится на Луне или другой планете, а теперь космические корабли побыли на Луне, на Марсе, на Венере – и всем здравомыслящим людям стало понятно, что это пустынные планеты, где невоз-можно жить, где страшная жара или дикий холод, от-сутствие кислорода и где даже крошечный микроб не способен выжить, а про другие планеты вообще вспо-минать не стоит – они состоят из ядовитых газов или изо льда! Где и как на таких планетах может находиться некий мифический благостный рай или бог? Тогда цер-ковники стали говорить, что бог якобы невидим, что он живет в ином измерении… Но ныне все энергетические и гравитационные поля исследованы учеными – и нет в них никакой жизни.
Сейчас, глядя на небо, Семен мысленно уносился в бескрайние космические пространства, на миллиарды световых лет, за триллионы километров от земли, к да-леким звездам, галактикам и даже дальше и знал уже, что по подсчетам ученых (а он в этом нисколько не со-мневался) солнечная система погибнет через пять мил-лиардов лет, что благодатная и прекрасная, с ее разно-образной фауной и флорой, земля, на которой живем, и все планеты упадут на Солнце и сгорят в жутком огне… Да, пять миллиардов – это огромный срок, но, тем не менее, ничто не вечно! А значит, в этом жутком огне сгорит и все человечество, все праправнуки… о которых люди так заботятся, строя для них города и дороги, ду-мая о продолжении рода! Да, некоторые ученые гово-рят, что человечество, совершив технический рывок, через несколько тысяч лет может покинуть погибающую солнечную систему – и найти для продолжения жизни новую планету около какого–нибудь другого «Солнца» и там обосноваться.
Семен помнил, что такие мысли были популярны лет сорок назад, но с тех пор становились все менее реали-стичными – так как годных для жизни планет с необхо-димыми для существования биологических тел темпе-ратурными условиями, с кислородом для дыхания в ат-мосфере, увы, не нашли…а если имеются какие–то воз-можные претендентки на это, то они находятся за трил-лионы километров и долететь до них никоим образом невозможно, ибо лететь надо десятки миллионов лет и в это время чем–то питаться, чем–то дышать… Да любой звездолет за это время будет продырявлен метеоритами, просто разрушится (из какого бы сверхпрочного мате-риала ни был сделан) от старости и превратится в кос-мическую пыль! Так что все эти полеты лишь фантасти-ка! Невозможно никуда улететь с земли – и это жестокая горькая реальность! Невозможно! А значит, человече-ство погибнет вместе с солнечной системой!
Пытаясь найти хоть какую–то возможность выжить человечеству, Семен вспомнил о русском мыслителе Циолковском и горестно вздохнул. Ведь даже если че-ловечество и сможет со временем превратиться в «лу-чистую энергию», о которой говорил почти сто лет назад мыслитель, и сможет неким потоком генетической информации (вроде летящего луча света) перемещаться по космосу с невероятной скоростью и искать в нем не-обходимые для жизни планеты, то это будут уже не лю-ди, способные ярко и красиво чувствовать любовь, аро-мат цветка, страдать от боли за слезинку ребенка, радо-ваться цветам радуги, а некий механический поток ра-зума. Хорошо ли жить в таком виде, да и стоит ли? Да если даже и удастся такому «человечеству» найти в космосе иную планету для жилья, то рано или поздно и она разрушится, как и наша галактика, которую мы называем за ее молочный разлив любовно «Млечный путь», ибо даже и Галактики все разрушаются!
Семен снова посмотрел на небо – и нашел на нем проходящее по всему небосводу широкое свечение: это и была родная галактика в разрезе с ее триллионами звезд, каждая из  которых размером с Солнце, но кото-рые выглядят с огромного расстояния лишь светящейся пылью!
Он уже жалел, что вышел из дома – было ощущение полной растерянности и безнадеги, хоть в петлю лезь! Видимо, недаром давно сказано умными: «Много муд-рости – много печали!». «В какое жуткое время живем, когда нам, людям, открылись все основные тайны, вся наша печальная перспектива исчезновения! А ведь слу-чилось это всего лишь полвека назад! Еще наши роди-тели ничего толком не знали из того, что знаем мы!» – подумал Семен и вспомнил о времени, когда человече-ство еще не догадывалось о своем будущем и печальной участи. Оно по своему ограниченному мировоззрению походило на наивного ребенка, но в этом–то и было счастье! Семену сейчас захотелось переместиться на две–три тысячи лет назад и жить или в Древнем Египте, или в Древней Греции и свято верить в Бога, как трех-летние дети в Деда мороза, верить в загробную жизнь, в могучего громовержца Зевса с молнией в руках, в пре-красную богиню красоты Афину и в других, добрых и не очень, богов, живущих во дворце на вершине горы Олимп и питающихся сладостной амброзией. Он бы пас игривых коз на травянистых склонах гор, жил бы в про-дуваемой чистыми ветрами хижине, укрывался бы но-чью пахучей овечьей шкурой, а не шелковым одеялом! Он бы ходил в гости к своей быстроногой голопятой по-дружке в соседнее село пешочком в лаптях, а не летал бы самолетами и не ездил на своем автомобиле по ком-фортным дорогам; мерз бы зимами и был частенько го-лодным, но был бы счастлив, хотел бы жить, он бы знал твердо одно: что мир вокруг огромен, таинственен и дан ему в вечное пользование сотворившими его Богами! Он смотрел бы на солнце и думал, что это некий раскален-ный кусок золота, размером примерно с остров в Среди-земном море (именно так считали греческие ученые), он бы смотрел на звезды и считал, что это далекие костры и к ним можно приблизиться, если подняться на высо-кую гору, и пообщаться с теми удивительными небожи-телями, которые их жгут. И он не боялся бы умереть, зная, что душе лишь предстоит увлекательное путеше-ствие в таинственную страну, где он встретится со сво-ими родственниками и снова, может быть, будет пасти жирных коз, но уже в райских бескрайних лугах на соч-ных высоких травах.
Семен подумал, что тогда бы ему не пришлось, как это делают нынешние верующие в бога, отворачиваться от научных знаний и тяжких мыслей: дескать, ничего не вижу, ничего не слышу и знать ничего не хочу… Он бы верил в бога искренне, честно, вдохновенно! Он бы ни секунды не сомневался, зачем ему жить и стоит ли?!
Семен подумал об инопланетянах, о которых в по-следнее время много пишут фантастических романов и снимают фильмы – и пусть их иногда изображают неки-ми вонючими кровожадными монстрами с бугристой крокодильей кожей, тем не менее, их создателям, чита-телям и зрителям очень хочется в них верить! Их греет радостная мысль, что земляне не одни во Вселенной, что эти инопланетяне, если с ними подружиться, могут помочь решить человеческие проблемы, научить быст-ро перемещаться по космосу, как они на своих огром-ных «тарелках». Да, Семен считал, что вполне возмож-но, что иные формы жизни во Вселенной существуют, но что с этого? Все эти инопланетяне, если они есть, тоже понимают, что их жизнь конечна, что они также превратятся в космическую пыль вместе со Вселенной, а так как их разум и знания более высокого порядка (раз уж они передвигаются по космосу), то они и острее  ощущают безнадегу и тщету всей своей жизни…
В этот момент Семену на оголенное предплечье сел комар (точнее, комариха – именно они питаются кро-вью). Он мог бы ее мигом прихлопнуть ладонью и раз-мазать почти невесомый, худенький серый трупик по своей коже, но поднес предплечье к глазам и при туск-лом свете звезд видел, как надувается брюшко комарихи кровью. Ему ее было жалко… Он представлял, как она необычайно радуется тому, что на исходе лета, перед осенними холодами, нашла наконец–то пищу. Она не знает (а может, и догадывается, но считает эту мысль неважной), что, забившись вскоре в какую–нибудь уют-ную щель, умрет, ибо в ее животе, в толще крови, по-явятся комариные личинки и начнут ее поедать! И невдомек ей, что родившиеся комарики тоже помрут от наступающих морозов, что их сожрут вездесущие про-жорливые пауки с мерзкими челюстями. Семену показа-лось, что и он (да и все остальные люди) похожи на ко-мариху – радуются тому, что оставили потомство, наивно надеясь, что дети станут жить счастливее их, не будут страдать и мучиться проклятыми вопросами о смысле бытия… Не понимают, что им будет еще труд-нее, чем отцам!
У Семена вдруг защипало глаза и выступили горькие слезы. Больше не взглянув на небо, чтоб не соблазнять-ся вечной и такой обманчивой звездной красотой, он вошел с прохлады ночи в теплый светлый дом и поду-мал: «А может быть, безоглядно влюбиться как пацан? Может, это спасет от вселенской тоски?» _
                2 мая 2018

ПАТРИОТИЗМ
В далекие Средние века в Испании жил шкодливый персонаж, который звался «Хромой бес» – о нем хоро-шо  написал писатель Лессаж в одноименном романе!  Этот бес обладал уникальной возможностью проходить сквозь стены жилищ и подглядывать за жившими там якобы благонравными гражданами, подслушивать их тайные речи, в которых они раскрывали свою, порой очень мерзкую сущность, свою подноготную. Подоб-ным умением обладал в современной России и некий публицист и хороший психолог «Х», сильно любящий свою Родину. Глядя на физиономии некоторых россий-ских граждан, что важно произносят речи в телевизоре о процветании родины, он знал, о чем они реально дума-ют… И решил их мысли записать.

Олигарх
Когда я слышу слово патриотизм, то начинаю скре-жетать зубами. О, как мне не нравится это понятие! Ведь что такое патриотизм? Это значит, любовь к родине, а именно к России и к ее народу! А на хрена мне эта лю-бовь? Любить – это ведь думать о развитии страны, о том, чтоб вкладывать в нее свои деньги – строить доро-ги и заводы, повышать благосостояние населения, обра-зовывать его и лечить. А зачем мне его образовывать? Ведь чем образованней российский человек станет, тем потребует себе более высокую зарплату, такую же, как в Европе, а пока довольствуется тем, что я ему заплачу на своих нефтепромыслах! А зачем мне повышать уровень медицины? Ведь тогда российские люди будут жить долго, и мне придется отстегивать от своих доходов им на пенсии, на зарплату врачей, на строительство боль-ниц. А если еще и рожать много начнут, то государству придется отнимать у меня денежки через налоги, чтоб всю эту нищую ораву прокормить! Нет уж! Пусть живут в полунищей стране с небольшим количеством населе-ния и пусть помирают побыстрее! Да и зачем мне вооб-ще эта холодная, слякотная и неухоженная Россия? Я лучше буду жить на шикарной вилле на берегу теплого Средиземного моря, где прекрасный климат, где тишина и спокойствие, где личная огромна яхта! Там и дети мои будут жить – моих наворованных в России денег хватит им и внукам на безбедную жизнь! Злит меня, что Путин присоединил к России Крым и не отдает на растерзание Украине Донбасс – все это сказывается на прибыли мое-го бизнеса, западные страны накладывают на меня и мои компании из–за этого санкции, перестают покупать вы-каченные мною из российских недр природные богат-ства! А ведь как раньше было хорошо – прихватил я за копейки национальные богатства, поделился ими через продажу акций с иностранцами – и получил «зеленый свет» на продажу природных богатств за границу…И мне хорошо, и им тоже.

Чиновник
Когда я слышу слово патриотизм, у меня начинает ныть под ложечкой! Не дай бог, чтоб это понятие рас-пространилось в России, ведь тогда граждане страны начнут спрашивать с чиновников, как мы работаем, ка-кую пользу стране приносим. Перед ними отчитываться надо будет за качество раздолбанных дорог, за качество медицинских услуг, за социальные гарантии! Это же до-полнительное беспокойство, а то и инфаркт! Сейчас–то я живу, холеный и здоровенький, ни перед кем не отчи-тываюсь, кроме как перед вышестоящим чиновником, которому обязан своими должностью и благосостояни-ем – сделал я ему с помощью приписок (и разного дру-гого административного ресурса) нужный процент для его депутатов во время выборов в Государственную ду-му, ублажил его дорогим подарком вроде швейцарских часов с бриллиантами, он и рад, меня похвалил и даль-ше на должности оставил, а то и повысил! А если я где–то и своровал, то Босс меня простит – ведь сам не без греха… А будь он патриотом, за народ и родину раде-ющим, то не простил бы, а в тюрьму упрятал… А так сижу я на должности и имею возможность на государ-ственные деньги делать закупки дорогущего зарубежно-го медицинского оборудования, зарубежных лекарств и получать за это большие «откаты» от фирм поставщи-ков и жить на это очень богато – путешествовать по ми-ру, отдыхать на лучших курортах с любовницами моло-денькими, а то и домик в Испании прикупить. А если во власть патриот придет, то ведь заставит отечественные лекарства и продукты покупать для больниц, детсадов и школ, чтоб отечественного производителя поддержать, импортозамещением заниматься, чтоб народ нашей страны богато жил, а не заграничные граждане, то тогда на что я жить–то сытно буду? Ведь придется корячиться и надрываться на беспокойной работе за небольшую зарплату! Господи, не приведи!

Режиссер
Когда я слышу мнение, что должен быть патриотом, то у меня начинают чесаться кулаки и дергаться нервно правый глаз. Это с какого хрена я должен родину лю-бить? Какая мне от этого выгода? Да никакой! Ну, мо-жет быть, будут меня обожать доярки, комбайнеры или работяги, если я покажу в своих спектаклях, какие они замечательные люди и как стараются своим трудом приукрасить родную землю, но критики–то меня не по-хвалят, не признают во мне гения! Ведь уже многие ре-жиссеры до меня расхваливали простой народ и родину, а кто их признал на Западе, в Голливуде? Никто! Сказа-ли, что все это ложь, лубок примитивный, так называе-мый соцреализм! А вот если я обосру свою страну и народ, то, пожалуй, во мне признают великого реформа-тора, а мои произведения назовут новым словом в ис-кусстве! Меня пригласят на престижные кинофестивали за границу, где дадут какой–нибудь приз, журналисты начнут брать наперебой у меня интервью, снимать на обложки журналов. Если сделаю спектакль про геев или про Сталина, выставив его кровавым клоуном, то меня пригласят на гастроли по Америке или Европе – и опять будут восхвалять! Да и моим артистам это приятно – одно дело играть спектакли в Москве, и совсем другое – прокатиться по миру, выступать перед европейской публикой в лучших залах, получить гонорары в валюте! Опять же, что такое патриотизм? Это значит, я должен отчитываться перед туповатыми чиновниками от куль-туры за то, как я потратил выделенные мне государ-ственные деньги на съемки фильма или постановку спектакля? А какого хрена они должны зажимать мои творческие помыслы и мой талант?! С какого хрена ка-кие–то простые людишки, якобы граждане–патриоты, которые платят налоги на мое содержание, будут мне указывать, патриотические фильмы мне снимать или нет?! 

Аптекарь
Когда я слышу о патриотизме, у меня начинается зубная боль. Мне кажется, что сейчас ко мне кто–то за-лезет в кошелек и вытащит деньги. А разве не так? Видя, как выгодно держать аптечный бизнес, я вложился в не-го и теперь, продавая зарубежные лекарства, получаю огромную прибыль. Например, американское лекар-ство–антибиотик стоит у меня в аптеках полторы тыся-чи рублей, а российский аналог всего полторы сотни – видите, разница в десять раз. Так какое лекарство вы-годно продавать? Конечно, зарубежное! С каждой такой упаковки я имею пятьсот рублей прибыли, а с каждой упаковки  российского имею всего 50! Поэтому–то я на витрину выставляю только зарубежное лекарство, а рос-сийское прячу подальше в темный уголок склада. Я бы вообще, российское не закупал, но, увы, в правительстве приняли мерзкий закон, чтобы во всех аптеках имелись копеечные российские аналоги, которые в принципе ни-чем не уступают по качеству зарубежным. И поэтому я очень не люблю дошлых покупателей, которые начина-ют интересоваться: «А отечественных аналогов у вас нет?» Как–то я ответил одной бабенке: мол, нет! Так она мне заявила: «А я читала в интернете, что в вашей апте-ке такой аналог есть» – и пришлось переться на склад и приносить это лекарство. Я брезгливо сунул ей эту упа-ковку – а что было делать? Если бы я не продал, она бы в управление здравоохранения пожаловалась – и меня бы штрафанули! А если бы не только она одна, а десять человек пожаловались, то могли бы и лицензии на про-дажу лекарств лишить…

Редактор журнала
Когда я слышу про патриотизм, то начинаю звереть. Ведь мой красивый глянцевый журнал существует толь-ко благодаря рекламе зарубежных товаров, образа жиз-ни голливудских звезд. Опубликовал статейку зарубеж-ной фирмы, продающей нижнее женское белье, снабдив ее фотографиями красоток, щеголяющих в этом белье, – и получил солидную денежку! Опубликовал статейку о зарубежной фирме, продающей косметику, снабдив хва-лебными отзывами якобы научных светил–специалистов о том, как эта косметика делает женщину вечно моло-дой и красивой – и опять получил денежку. Опублико-вал статейку фирмы, которая брендовую одежду и вся-ческие сумочки и туфельки продает – и снова денежка… Опубликовал статейку о люксовых курортах и отелях на побережье княжества Монако – опять карман оттопы-рился. Хорошо же! Есть на что мне по московским ре-сторанам с девочками–моделями посиживать, ездить с ними в путешествие на райские острова в океане. И чем больше российских тупоголовых красоток раскрутят стареньких, похотливых и пузатеньких «папиков», за-ставив купить рекламируемую нами дорогущую одежду, косметику, бриллианты, уговорить их поехать в рекла-мируемые нами отели, тем лучше – доходы мои возрас-тут! А если все эти дорогие «****юшки» будут пользо-ваться российской косметикой, носить российское бе-лье, а не французское, отдыхать в Крыму и Сочи, а не на итальянских и испанских курортах, или еще того хуже – ходить с рюкзачком по тайге и горам, жить в палатках, как это практиковалось в Советском союзе, и петь бар-довские песни под гитару, о том как широка и красива Россия, то на что я жить–то буду?!

Либерал
Когда я слышу про патриотизм, то начинаю мате-риться, несмотря на то, что человек интеллигентный, с научной степенью. Что такое патриотизм – это приори-тет государства над личностью, государственных инте-ресов надо мной. А мне это надо? Приоритет государ-ства – это значит, опять равенство и братство, опять кто–то будет трудиться в поту, а дураки и лодыри их трудом пользоваться. А зачем я, умный и способный, работящий и хитрый, который сумел пристроиться в этой жизни на хорошую должность, получающий боль-шую зарплату, должен делиться с кем–то, кто не такой пробивной и хитрый?! Пусть тоже учится умению жить и становится личностью! А личности любовь к стране не нужна – свободная личность в наше время глобализма имеет возможность продавать свой талант и свой труд где угодно, в любой стране мира. Не должно существо-вать границ – допустим, я замечательный ученый, сде-лал какое–то открытие, очень полезное и важное. Зачем я должен его отдать именно для России, для страны, где был вынужден в силу случайных обстоятельств родить-ся? Да лучше я его продам западной фирме, где мне за-платят за это кучу денег! Конечно, меня сейчас начнут упрекать, что это именно родина меня выучила бес-платно в школе, а потом в университете на деньги всего народа, который для меня хлеб растил и дома строил – и поэтому я должен быть ей благодарен и работать на ее процветание! А я вот неблагодарен! Меня этой благо-дарности еще в Советском союзе родители не научи-ли… Но уж если меня попрекать затраченными на меня Россией деньгами, то, пожалуйста, я с тех денег, кото-рые получу от западной фирмы, так и быть уж заплачу государству за свою учебу! Но остальное пусть  будет мое – на эти деньги я буду жить, где хочу и как хочу! Поеду, например, в Америку работать, в «кремниевую долину», где таких уже сотня тысяч работает – и все довольны. Ясно, что патриоты опять меня будут упре-кать в том, что тем самым буду крепить мощь врага России, улучшать оружие Америки, которым она может воспользоваться, чтоб уничтожить мою родину! А мне плевать! Не надо становиться врагом – всем надо жить в мире и для своего удовольствия. Стала Америка самой сильной на планете – значит, России надо ей подчинить-ся и жить по ее законам, а не выпендриваться, не содер-жать дорогостоящую армию, на которую государство отнимает деньги из моей зарплаты. Хочет Америка ску-пать по дешевке наши полезные ископаемые – значит, надо ей продать. Вы считаете, что тогда большинство народа в России будет жить плохо? Ну что ж… Такова, значит, их судьба! Вот и все спортивные мировые состя-зания меня бесят – кто–то очень хочет, чтоб хоккейная команда России всех победила, радости–то сколько от этого! Как же – патриоты! А мне на эту победу плевать – мне абсолютно все равно, кто победит: Канада или Россия… Скажу честно: лучше – чтоб Канада, чтоб у рьяных патриотов хари стали тоскливые и они переста-ли думать о патриотизме, а жили бы в удовольствии для самих себя… Я даже не против, чтоб Европа и Америка нас оккупировали – я и моя семья не пропадем. Деи мои в Лондоне выучились и в совершенстве английский язык знают, так что пристроятся помощниками оккупантов – ведь нужны же будут им люди, которые с аборигенами будут общаться.

Депутат Госдумы
Когда я слышу про патриотизм, то при посторонних киваю головой: мол, да, я конечно, тоже патриот, за сильную родину! А когда никто не видит, то с досадой хмурюсь… Ведь приходиться учитывать мнение мно-гих, прежде чем голосовать за те или иные патриотиче-ские законы, направленные на суверенитет родины. Вот выдвинули левые депутаты идеи провести закон, огра-ничивающий прокат зарубежных фильмов в России: де-скать, во Франции лишь 25 процентов зарубежного кино можно показывать, а в Китае вообще все ограничено определенной цифрой! Мол, якобы через зарубежные фильмы легко манипулировать мировоззрением моло-дежи, прививать ей не те – не патриотические! – ценно-сти! А многие оказались против, ибо это нанесет убытки киносетям, кинотеатрам, но в конечном–то счете амери-канскому Голливуду, который высасывает российские деньги за купленные билеты. Кому–то, видимо, запад-ные продюсеры хорошо заплатили – не обязательно конкретно каждому депутату, а, например. «Единой России», которая может своим большинством блокиро-вать любую инициативу в Госдуме, или кому–то из пра-вительства. И таких инициатив Дума заблокировала много – до сих пор Дума не может принять поправку к закону о противодействия коррупции, когда чиновник должен доказывать, откуда у него деньги на дорогие по-купки, если его зарплата гораздо меньше суммы на них потраченной. С трудом прошел закон о том, чтобы в средствах массовой информации доля иностранного ка-питала составляла не более 25 процентов, ибо в против-ном случае средство массовой информации может под-рывать устои страны… До сих пор даже близко не под-ступили к закону о том, чтобы ввести прогрессивную шкалу налогообложения, а все потому, что правитель-ство и связанные с ним богатеи против – не хочется им платить больше налогов, как, например, это происходит в развитых странах Европы, жаба их душит! А что, раз-ве я, да и другие депутаты, пойдем против чиновников и правительства? Да ни за что! Ведь если будем выежи-ваться, как это сделал Верховный совет при Ельцине, то нас могут распустить или зарплату не повысить, как это делают постоянно за послушание. Да и за мной, напри-мер, стоят бизнесмены, которые помогли мне в предвы-борной компании при прохождении в Думу материально и морально, и теперь ждут от меня лоббирования своих интересов! А делается это через чиновников из прави-тельства! И вот приду я просить за местный бизнес о преференциях для него, а чиновник с усмешкой скажет: «Мил человек, я знаю, ты за ненужные мне законы голо-совал! Так что иди не солоно хлебавши!»
***
Выслушав тайные монологи этих людей, которые вслух их никогда не скажут, публицист «Х» находится в ужасе. Сердце сжимается от тоски и боли. Понятно, по-чему уже более 25 лет с начала Ельцинских реформ власть не может навести в стране порядок – она этого не хочет! В России почти не осталось реальных патриотов, а одни болтуны, карьеристы и прихлебатели. Есть ли на них управа? Есть ли возможность как–то их выявить и отправить иных на лесоповал, а иных лишить граждан-ства и возможности воровать? Сталин бы это, конечно, быстро сделал. Не церемонясь. У публициста же, про-стого российского патриота, да и у миллионов других честных людей, такой возможности нет! Увы, власть принадлежит не им, а тем, кто себя лживо называет слу-гами народа. И поэтому публицист обращается этим рассказом к Путину, чтоб он выслушал эти монологи и принял наконец меры. Ведь при первой возможности эти люди сразу предадут Россию и ее народ, и тебя, Путин, и пристроятся полицаями и управителями, как это слу-чилось во время оккупации фашистами в Великую Оте-чественную… Ау, Путин! Слышишь? Или публицист отправляет это письмо, как наивный мальчишка Ванька Жуков из грустного рассказа Чехова, на «деревню де-душке»?
                28 апреля 2018

ПРОПАЛ
Когда сын Леша пришел из армии, на следующий же день Мария с ним поехала в небольшой поселок город-ского типа, где жила его подружка. Он до армии с ней учился в техникуме (он на автомеханика, а она на спе-циалиста холодильного оборудования), потом она писа-ла ему на службу хорошие письма, дождалась – и вот теперь решили пожениться… Был весенний теплый день, цвела сирень в палисадниках частных домов, рас-пространяя в воздухе сладкий аромат. У одного из подъездов двухэтажного кирпичного дома еще совет-ской постройки гостей ждали… Светловолосая пышечка Надя сразу кинулась Лешу обнимать, обхватила за шею и повисла на нем, целовала страстно в губы без какого–либо стеснения – а ведь кто–то с любопытством погля-дывал на это из соседних окошек и, может быть, завидо-вал такой любви и такому счастью... Мария с матерью Нади, Катериной, радовались – приятно было видеть детей, столь искренних в момент долгожданной встре-чи. До этого Мария не была знакома ни с Надей, ни с Катериной (только заочно и по телефону) и теперь была довольна, что они оказались люди симпатичные и при-ветливые.
Они повели Лешу с Марией в квартиру, посадили за стол и стали угощать – Катерина положила в тарелки жареную рыбу с картофельным пюре, поставила графин вишневой наливки. Гости тоже приехали не с пустыми руками – привезли бутылку шампанского, торт и короб-ку шоколадных конфет. Поглядывая на сына, который держал нежно руку невесты и смотрел на ее улыбчивое лицо восторженно и влюбленно, Мария думала, какой он у нее хороший, добрый и красивый, сильный и высо-кий. Иногда размышляла с удивлением, неужели это она, такого замечательного, родила, вырастила и воспи-тала?! Причем одна, так как с мужем давно уже разве-лась… Казалось, что он мог выбрать девушку и получ-ше – дочку миллионера или крупного начальника, а не дочку медсестры и шофера… Но это была лишь мимо-летная мысль, а, в общем–то, Мария была довольна, что у него серьезные намерения. «Я думаю, тянуть со сва-дьбой не будем! – сказала Мария Катерине. – А то еще попивать начнет с друзьями от свободной жизни, по ба-рам ходить, а у семейного сразу дела и заботы появятся – надо жильем обзаводиться, семью кормить…» Кате-рина согласно кивнула: «Да, для мужчины важно быст-рее остепениться. Да и дочке пора замуж – все–таки 21 год! Пусть по современным меркам это немного, но за-мужем-то все–таки спокойнее и веселее жить». Мария продолжила: «Пока пусть у меня поживут – у сына от-дельная большая комната. На ипотеку встанут, а как детки пойдут – квартиру купят… Он решил уже со сле-дующей недели на работу идти – в автомастерскую! Ра-бота хорошая, денежная, а руки у него золотые. Так что бедствовать не будут!» Она представила, как годика че-рез три–четыре сын, накопив опыта, откроет свой авто-сервис, будет хорошо зарабатывать, а потом и коттедж построит, а она будет помогать невестке детей, своих внуков, нянчить! Разве это не счастье для матери – иметь такого сына и быть ему полезной! 
Послышался стук открываемой двери, тяжелые шаги – и из прихожей в комнату заглянул крупный мужчина. «А вот Степан Матвеевич! Хозяин! – назвала его уважи-тельно и весело Катерина. – Садись к столу!» Отец Нади поздоровался за руку с Лешей, осмотрел всех за столом приветливым взглядом и спросил: «А выпить–то есть в честь такого дела?» Он знал, что отмечают за столом. Какое событие… «Наливка вишневая! И шам-панское», – ответила Катерина. «А водки разве нет? По такому случаю водка положена». Катерина растерянно пожала плечами. «Я сейчас в магазин сбегаю…» – ска-зал Леша услужливо. Мария, желая угодить хозяину, поддакнула: «Да. Где тут у вас магазин–то?» – «Я знаю! – воскликнул Леша, уже надевая в прихожей ботинки. – Метров триста вдоль улицы». – «Давай я с тобой!» – предложила Надя и выскочила из–за стола. «Один я быстрее…» – сказал Леша и вышел за дверь. «Деньги–то есть? – спросила Мария вслед, а сын уже захлопнул дверь.
Он быстро добежал по улице до небольшого, похо-жего на сельмаг магазина, сложенного из красного кир-пича, и заскочил внутрь. Там, в полутемном помещении, увидел двух парней его примерно возраста, которые разговаривали с моложавой толстомордой продавщи-цей. Леша протянул ей деньги и сказал: «Две бутылки водки, пожалуйста…» Продавщица потянулась за вод-кой, что стояла у нее за спиной на витрине, рядком с бутылками коньяка и вина. Вдруг раздался голос с хри-потцой: «А что так много? Праздник, что ли, какой?» Второй голос, сдавленно–писклявый, ему ответил: «Это он помолвку с нашей Надькой празднует. Я видел, как они у подъезда сегодня целовались!» – «С Надькой? А что он у нас разрешения не спросил? Наших баб уводит за просто так». – «Да, слышь! Надо бы откупиться – и нам литруху поставить…»
До этого Леша не обращал внимания на парней, а те-перь глянул искоса и процедил: «Обойдетесь!» – «Смотри, а он еще и борзой, – сказал хрипловатый со шрамом на правой щеке. – Может, выйдем, поговорим?» – «Мне некогда», – Леша смерил их уничижительным взглядом. Парни были низкорослые, худощавые – и он мог их быстро «уложить», все–таки отслужил в десант-ных войсках, где учили единоборствам. «Не уважает…» – сказал дружок хрипловатого, оголив кривые зубы, и схватил Лешу за рукав рубашки. «Да отстаньте вы», – Леша резко вырвал руку. «Что, испугался?» – усмех-нулся хрипловатый.
Леша вышел на крыльцо, парни выскочили за ним. «Ну, давай, орелик, вон туда на пять минут отойдем», – сказал хрипловатый и указал на кустики, что росли у оврага. Леше не хотелось отвлекаться на драку, но уж очень парни подзуживали. Особенно хриплый, когда за-явил: «С нами Надюхе, значит, трахаться не хочется – ей приезжих подавай!» Полагая, что хватит пару минут, чтоб помахать кулаками, Леша пошел с ними – хриплый шел впереди, а другой немножко приотстал. Подойдя к оврагу, Леша сказал: «Ну что, давай бей!» – и встал в стойку. Вдруг в спину почувствовал удар и резкую боль в груди. Он удивленно обернулся и увидел в руках у стоявшего за ним парня окровавленную заточку. Чув-ствуя, как подкашиваются ноги, как на глаза наплывает мутная мгла, Леша растерянно прошептал: «Ты почему так?» – и упал навзничь с открытыми неподвижными глазами, что недоуменно глядели на небо. Парни насто-роженно осмотрелись и, не заметив посторонних, за ру-ки отволокли убитого в овраг, вытащили из его кармана деньги, а его сотовый телефон сиплый раздавил каблу-ком и выбросил на пустырь. Труп они закидали мусо-ром, который вываливали сюда из окрестных домов, и присыпали землей, отвалив кусок от обрыва.
С пакетом убитого в руке хриплый зашел торопливо в магазин и процедил продавщице: «Ты ничего не виде-ла! Поняла?» По выражению его лица и по тому, что держал пакет с водкой, которую только что продала, она сразу поняла, что случилось, и побледнела. Когда парень вышел, она выскочила из магазина, повесила на дверь табличку «Переучет» – и бросилась домой… Опасалась, что если придет милиция и начнет спраши-вать, то она выдаст себя волнением, проболтается, а по-том знакомые парни, уже отсидевшие пару раз в коло-нии, ее прирежут.
Минут через пять после ухода сына Мария почув-ствовала необъяснимую тревогу и стала посматривать на стенные часы: прошло еще пять минут, еще… Она стала взволнованно восклицать: «Ну где же он? Где же он?» – и так через каждую минуту. На стуле не сиде-лось. Она подошла к окну – и уставилась на улицу. Ей уже было не до разговоров. «Может быть, заблудился?» – несмело предположила Катерина. «Ну, он же не ребе-нок, чтоб в трех соснах блуждать – тем более в вашем поселке уже не раз был», – ответила суховато Мария. «Надо было мне с ним пойти!» – сказала взволнованно Надя. Наконец, Мария надела туфли и направилась на улицу: «У подъезда подожду!» За ней пошли Надя с ма-терью. Катерина, уходя, сказала сидящему за столом мужу: «Ты здесь будь, а то Леша придет, а нас нет…»
Марии не стоялось у подъезда – она побежала вдоль дома, обошла его, потом спросила у Катерины: «Где магазин–то?» – и торопливо кинулась туда. За ней по-спешила Надя. «Ну, куда же он делся–то? Куда?» – твердила Мария. Увидев на магазине табличку «пере-учет!», Надя сказала: «Видимо, он пошел в другой мага-зин!» – «Где тот магазин? Где?» – нетерпеливо восклик-нула Мария и направилась, куда указала Надя.
Минут через десять они были около одноэтажного магазина, сделанного из пластиковых голубеньких пане-лей. Мария вбежала в помещение и обратилась к пожи-лой продавщице в синем халатике: «Милочка, у вас тут недавно парень светловолосый и кудрявый водку не по-купал?» Продавщица пожала плечами и равнодушно заметила: «Вроде такого не было!» – «Так вроде или не было!» – «Точно не было!» Впрочем, любой ответ не успокоил бы Марию, ибо не разъяснял, куда делся сын. У нее сдавило сердце. Схватившись за грудь и просто-нав, она обратилась к Наде: «Что будем делать? Может быть, еще есть поблизости магазин?» Надя растерянно пролепетала: «Есть, но он за три километра отсюда – зачем Леше туда идти…» Марии вдруг подумалось, что сын подходит к дому по другой дороге, и она восклик-нула: «Пошли домой! Может, он уже там?» Надя вздох-нула: «Они бы мне на сотовый позвонили, если б по-явился…» Мария закусила нижнюю губу и решительно заявила: «Надо идти в полицию! Где она? Может, его забрали за что–нибудь?» – «Но он же не пьяный был», – растерялась Надя. «Вдруг перепутали с кем–либо и в свою машину посадили».
Они пошагали в отделение полиции. Мария смотрела по сторонам, ожидая, что вдруг мелькнет фигура сына, что он помашет рукой и весело воскликнет: «Иду уже, иду…» В полиции Мария подошла к окошечку, где си-дел у входа дежурный – круглолицый капитан, и взвол-нованно заявила: «Понимаете, только что человек про-пал! Мой сын! Пошел в ближайший магазин – и исчез! Может, вы его забрали по случайности?» Капитан гля-нул в бумагу, что лежала перед ним: «Мы никого не за-бирали сегодня!» – «А может быть, автоавария случи-лась – и его в больницу увезли?» – эта версия обрадова-ла Марию: подумалось, что если сын и пострадал, то не сильно. «Тогда вам надо в больницу идти!» – «А вы не могли бы позвонить? Я не местная – приехали вот с сы-ном к его невесте», – Мария так жалостливо посмотрела на капитана, что тот насупился и набрал номер телефо-на больницы: «Это вас из полиции беспокоят – к вам по-сле автоаварии сегодня не поступал молодой человек!? Нет?!» Капитан развел руками и процедил: «Может, в морг позвонить?» – «А зачем?» – у Марии чуть не под-косились ноги. «Ну, мало ли… Всякое бывает», – про-бубнил капитан и позвонил в морг, где ответили, что к ним сегодня молодых не привозили… Мария покачива-лась и держалась за стену, чтоб не упасть. «Что вы так переживаете? – вдруг весело сказал капитан. – Прошло–то всего пару часов, как он исчез. Может, друга встре-тил – к нему в гости заглянул! Сидит с ним и водку пьет. А может, в самый последний момент жениться переду-мал – и сбежал?!» Надя, слыша это, побагровела. «Что вы говорите–то? – Мария указала на девушку. – Разве от такой красавицы сбежишь? Она его два года ждала из армии!» Капитан поморщился: «Гражданка, в любом случае мы заявление о пропаже вашего сына не примем – по закону не имеем права. Приходите через пару деньков, если не найдется. Но надеюсь, что все у вас будет хорошо…»
Когда Мария подходила с Надей к дому, то увидела на улице двух парней, пьяненьких и веселых, и спроси-ла: «Ребята, вы молодого человека не видели? Кудрявый такой, высокий, в клетчатой рубашке…» – «Нет, никого не видели», – ответил один сиплым голосом и обратил-ся к девушке кокетливо: «Ну как, Надюха, дела?» – «Нормально!» – ответила та сухо. «А  может, не  очень?» – сказал тот и засмеялся. В этот момент Марии показалось, что тот явно знает о сыне и даже причастен к его исчезновению. Захотелось схватить его за грудки и начать трясти, чтоб ответил, куда делся ее Леша…
Всю ночь Мария не спала, ожидая прихода сына, а на следующий день опять прошла по всему вчерашнему пути. Особенно долго она стояла около приземистого магазина, а потом подошла к оврагу и долго смотрела вниз и принюхивалась, словно волчища потерявшая де-теныша… «Может быть, он память вдруг потерял? – по-думала она. – И ушел, куда глаза глядят». Видела она в телепередаче «Ищи меня», как, оказывается, много мужчин пропадают по этой причине, а потом находятся через несколько лет.
***
В дальнейшем Мария несколько раз писала на эту телепередачу с просьбой найти сына… С этой версией и жила, говоря о ней всем, кто знал сына и сострадал, зная о странном исчезновении. Каждый день, на протяжении нескольких лет, Марии думалось, что сейчас откроется дверь квартиры, войдет сын и скажет: «Мам, я все вспомнил! Я ведь жениться должен!»
С Надей через год после пропажи сына Мария пере-стала общаться: слышала от друга сына, что та вроде вышла замуж и родила ребенка…
***
Как–то раздался звонок из отделения полиции го-родка, где пропал сын, и мужской голос сурово сказал: «Мы нашли труп. Не могли бы приехать на опознание?» Когда в морге показали лежащего в железном корыте человека, Мария, несмотря на муть в глазах, сразу узна-ла Лешу – его истлевшую рубашку в клетку, его кудря-вые волосы, сейчас слежавшиеся и скомканные, отвали-вавшиеся от черепа вместе с кожей, узнала его джин-сы… «Что с ним случилось?» – выдавила она. «Убили заточкой в спину. Прямо в сердце!» – ответил бывший капитан, а теперь уже погрузневший майор «А где его нашли?» – «В овраге около магазина. Землю весной размыло – и обнаружили». Мария закрыла глаза и про-стонала: «Эх, люди, люди, что вы творите? А может, вы и не люди…»
                16 апреля 2018

В ЛЕС
Решив поменять свою «малосемейку» в трехкомнат-ной квартире, где по–соседству жили еще две молодые семьи, Стас обратился по объявлению в газете к риелто-ру, который обещал вместо его маленькой комнаты в центре города подыскать квартиру однокомнатную на окраине и с доплатой. Шустрый молодой риелтор был так любезен, так активен, так обаятелен, что Стас сразу подписал все нужные тому бумаги и доверенность на продажу и покупку. Стасу не нравилось вникать в фи-нансовые тонкости, во все закорючки законодательные – он считал себя человеком искусства, который думает о глобальном – о том, как выразить в своих стихах и кар-тинах красоту мира, найти ответ, в чем смысл жизни, а не размениваться на скучные пустяки, как поиск жилья и его оформление. О своем решении он не сказал жене, желая сделать ей сюрприз, чтоб удивленно и востор-женно посмотрела на него, когда приведет в одноком-натную квартиру и гордо скажет: «Теперь это наше жи-лье!»
Около месяца риэлтор позванивал Стасу и бодренько говорил, что все идет по плану, а потом вдруг перестал звонить. Когда Стас сам позвонил, тот не ответил – от-ветил монотонный механический голос, заявив, что та-кого номера уже нет. Стас позвонил по объявлению в газете, в которой нашел риэлтора, но и тот номер уже не отвечал… А вскоре к нему в квартиру пришли двое лы-сых, в наколках и кожаных кутках, «братков». Показали бумагу о покупке его малосемейки и потребовали, что-бы он ее через два дня освободил… Присутствующая при этом жена с растерянностью смотрела то на них, то на Стаса и бормотала: «Что это значит?»; «Это фильки-на грамота, я буду жаловаться», – раздухарился Стас. «Да хоть самому президенту пиши – мы твою малосе-мейку купили по твоей доверенности», – усмехнулся толстомордый, обнажив золотую фиксу, и резко поднял ладонь, словно желая прихлопнуть Стаса, как муху – а рука у него была широкая, как саперная лопатка. Худо-щавый, узколицый Стас невольно пригнулся. Второй, более спокойный, товарища попридержал за рукав и за-явил: «Нет, мы тебя бить не будем. Мы все сделаем по закону, придем с милицией! Видишь по документам, мы заплатили за это жилье!»
Когда они ушли, Стас долго смотрел затравленным взглядом на дверь, на испуганную жену Зину, на при-тихшего двенадцатилетнего сына Семку и не знал, что делать, что им говорить. Ему хотелось пойти в ванную и повеситься на бельевом шнуре, хотелось выброситься из окна с пятого этажа, хотелось кинуться под грузовик – и все это одновременно, чтоб было как можно больнее и чтоб умереть наверняка. Наконец он рассказал жене, что случилось, и пробормотал напоследок: «Видите, какой у вас папка идиот – лишил вас и себя единствен-ного жилья, доверился проходимцу…»
На следующий день Стас пошел в милицию, расска-зал о своей беде и глупости, нарисовал внешность жу-лика–риелтора и написал заявление об обмане. По ску-чающему виду, с каким в милиции принял его заявление следователь с испитой физиономией, Стас понял, что искать он никого не будет, да и не найдет… Придя из милиции, он стал собирать вещи и складывать в пакеты и рюкзаки, бормотал: «Придется уходить». – «А куда?» – спросила жена удивленно –  она была приезжая из се-ла, и родственников, которые могли хотя бы на время приютить, здесь не имелось. «Куда? Куда? – заявил Стас отрешенно и вдруг просиял. Он вспомнил, что лет двадцать назад с товарищем по художественному учи-лищу ездили на «пленер» рисовать акварелью природу в небольшое село за пятьдесят километров от города – там Стасу понравилось: рядом лес, речка, живописные холмы – все чистое, не загаженное. «Поедем в деревню по названию Светлая! – сказал он. – Там поселимся у доброй одинокой старушки и будем жить». – «А может, жилье снимем здесь в городе?» – несмело сказала жена. «Здесь?..» – Стас представил, как будут спрашивать знакомые и друзья, почему снимает жилье, а ему при-дется униженно признаваться в своей глупости, полу-чать в ответ жалость и ухмылки – и помотал головой: уж лучше они пусть думают, что добровольно, по идей-ным соображениям, решил сделаться деревенским жи-телем. А еще хуже, если придет старший брат, с кото-рым разменяли материнскую квартиру, и начнет зудеть: «Я всегда знал, что ты идиот! Вместо того чтоб нор-мальную профессию получить, стишки кропал, а теперь все про…ал!» И вообще, здесь Стаса ничего не держало – работал он по индивидуальным заказам художником–оформителем, а жена, библиотекарь, уволилась, ибо в библиотеке платили копейки. «А на что будем там жить?» – спросила жена. «На что? – Стас ненадолго за-думался. – Там грибы, ягоды, в речушке рыба. Я буду писать картины и возить на продажу в город!» Жена не-доверчиво вздохнула. Понимая и сам, что картины пло-хо продаются, а стихи не издаются, а значит, и гонорары ему никто не платит, Стас, тем не менее, уверенно, ста-раясь сам себя убедить, воскликнул: «Вот там–то про-явится мой настоящий талант! Вот там–то, вдали от су-еты и соблазнов, я напишу великие произведения, кото-рые будут покупать за миллионы долларов». – «А что я буду делать?» – озадачилась жена. «Ты будешь меня вдохновлять, будешь позировать мне в образе обнажен-ной русалки или лесной ведьмы… Ну и заниматься хо-зяйством». – «А сын чем заниматься?» – жена в расте-рянности закусила нижнюю полненькую губку. Стас во-одушевленно воскликнул: «Для мальчишки там вообще раздолье – будет рыбачить, собирать грибы, охотиться на зайцев!» – «Так ему же учиться надо в школе». Стас озабоченно нахмурился, а потом опять азартно заявил: «Будет там читать учебники, а затем сдаст в городе за-четы сразу за полгода, со школой договоримся… Впро-чем, все это впереди, сейчас ведь еще июнь! Обживемся, а там и решим, что делать. И вообще, что так сильно переживаешь, ты же мне сама говорила, что в церкви, куда ходишь, твой пастор говорит, что мир катится в тартарары». Этот довод сразу жену взбодрил, она при-няла благостное и одновременно строгое выражение и взяла с тумбочки стопочки тоненьких журнальчиков, на цветных обложках которых был то выходящий из–за облака, в ярких солнечных лучах, в белом одеянии и с крестом в руке Иисус, то надвигающаяся на зеленую долину с чистейшими озерами, стелющаяся по земле черная бесконечная мгла всеобщего человеческого го-ря… 
Жена и раньше пыталась всучить Стасу эти жур-нальчики, чтоб прочитал, а он отказывался, не очень–то поддерживая ее хождения по воскресеньям в клуб, где шли заседания секты евангелистов. «Смотри, что здесь пишут, – сказала она тревожно. – Что наш мир окутан злом! Что чаша терпения Бога переполняется! Что в наказания нам за грехи наши Бог пошлет тяжкие кары и катастрофы…» Когда ранее она Стасу говорила об этом, он лишь улыбался, а теперь вдруг согласился: «А ведь твои евангелисты правы! Мир действительно погряз во лжи и подлости! Вот взять хотя бы пример со мной – это каким надо быть подлецом риелтору, чтоб обмануть меня, человека небогатого, с ребенком? Ну, обманул бы вороватого жулика, у которого излишки…» И так ему себя сейчас стало жалко, что чуть не заплакал и шмыг-нул носом. Он продолжил: «А что по телевизору пока-зывают? Сплошной разврат – все эти певческие конкур-сы, где бабы поют мерзкие туповатые песенки! В ново-стях только и слышишь, что кого–то убили, кого–то за-резали… Нет, бежать надо из города, где столько зла и подлости! Пусть кара небесная на него падет, а мы уже будем далеко, да и жить будем праведно, зарабатывая трудом на хлеб насущный, как это сказано в Библии».
Стас пригласил товарища, и они отнесли в его га-раж–мастерскую несколько чемоданов с вещами – кни-ги, некоторые живописные картины Стаса, кровати. Комната, доставшаяся Стасу в наследство после разме-на материнской квартиры с братом, была небольшая, но, как выяснилось, в ней накопилось за недолгую жизнь немало вещей. Стас часть из них подарил соседям по малосемейке – молодой паре с двумя детьми. Другу он не сказал, что уезжает насовсем, что лишился жилья, а только заявил: «На лето уезжаю в деревню вместе с се-мьей, буду там работать над картинами. Приезжай, если будет время – вместе поработаем».
И вот, взяв лишь велосипед, чтоб выезжать в город иногда, пару рюкзаков с самыми необходимыми быто-выми вещами, холсты, пилу и топор, муку и крупы для каш, они сели семьей с утра на автобус. Тот, как Стас помнил, ехал мимо нужной ему деревни – правда, она стояла в стороне от дороги, в километрах пятнадцати. Чтоб не проехать мимо, он подошел к шоферу и попро-сил: «Будь добр, останови на развилке, где дорога идет в деревню Светлая…» Шофер, не оборачиваясь, бурк-нул: «Такой деревни вроде уже нет… По крайней мере, за последние пять лет я никого там не высаживал». Хо-рошо, что шофер попался пожилой, давно ездивший по этой трассе, а то молодой бы не знал, что существовала такая деревня… Вскоре он остановился на обочине – и Стас с семьей, с велосипедом и вещами, сошли.
Стас осмотрелся по сторонам, надеясь увидеть до-рогу, что вела к деревеньке, а увидел только заросшую тропу в лес. По ней–то он, жена и сын пошли, дыша прелым теплым воздухом, настоянным на хвое и пряных травах. Вокруг пели птички, ведя хлопотливую жизнь в кронах деревьев. Чтоб поддержать духом сынишку и жену, чтоб не боялись неизвестности, которая их ждет, Стас шутил, рассказывал веселые истории про дере-веньку, в которой когда–то жил бородатый дед–шутник и пять очень бодрых старух. Ему и самому было немножко боязно, тем не менее, он решительно шел вперед, повесив на велосипедную раму рюкзаки. «Мо-жет, там действительно никакой деревеньки уже нет?» – растерянно спросила жена. «Есть, – уверенно ответил он и добавил: – Ну а если нет, то представим, что схо-дили в поход…»
Несколько раз они садились на поваленные бурей или старостью деревья отдохнуть и покушать – аппетит был замечательный! И снова шли вперед. Стас вспом-нил свое стихотворение о лесе и громко прочитал вслух:
Светлые  поляны, темные чащобы.
Запах земляники, хвои аромат.
Мы сюда приходим, насладиться чтобы
Птицами, цветами, деревьями громад.
Вечная природа сердце успокоит,
Животворный  воздух силы возродит.
Лес  всегда приветлив – в любое время года.
Ягодой,  грибами щедро наградит!

Когда показались болотистые хмари, поросшие чах-лыми осинками, то Стас вспомнил их и сказал: «Уже где–то близко! Но там еще должна протекать речушка». И когда послышался шум текущей воды, он обрадовано заявил: «Уже пришли!»  Когда–то он переходил через речушку по деревянному мостику, а теперь мостика не было – пришлось перебираться вброд, благо речушка была неглубокой и с твердым песчаным дном.
Поднявшись на пологий бережок, Стас ожидал уви-деть деревеньку, что стояла тут ранее на полянке, но увидел за кустами только парочку потемневших от вре-мени домиков. Не было ни гавканья собачек, ни крика петухов – стояла полнейшая тишина. «Ау? Есть, кто тут?» – крикнул Стас, подойдя к домам. Хотелось, что в запыленном окошке показалось морщинистое, но свет-лое в своей доброте лицо старухи, которая помашет ла-дошкой и пригласит на чай, но, увы… «Похоже, тут давно никто не живет!» – сказала испуганно жена. «Вот и хорошо, – ответил Стас бодренько. – Выберем себе любой из этих домов и поселимся».
Он подошел к дому, который с виду казался покреп-че, толкнул приоткрытую калитку, вошел во двор и поднялся на скрипучее полусгнившее крыльцо. Дверь в дом была открыта – и он шагнул в полутемные сени, а оттуда в избу. Там стояли две облупленные койки с же-лезными сетками, без матрасов, две лавки, старый ши-фоньер и пару стульев. На рассохшихся досках пола был слой пыли толщиной в палец, окна тоже помутнели о пыли, но главное, что в них были целы стекла… Впро-чем, мелкие неполадки Стаса не пугали – он, как худож-ник–оформитель, умел пользоваться столярными ин-струментами, что–то подлатать, что–то  смастерить.
Посреди избы возвышалась русская печь давно не беленная, но с целыми кирпичами. «Видишь, какая пе-чура! Ты такую только в мультфильмах видел!» – сказал Стас сыну, что растерянно стоял у него за спиной. «Большая!» – ответил удивленно сын. «Зато тепло зи-мой будет!» – «А мы что, здесь и зимой будем жить?» – спросил угрюмо сын. И тут Стас понял, то если он и жена еще могут принять жизнь деревенских затворни-ков, то сыну сделать это трудно – ему, как и любому городскому пацану, нужно общение со сверстниками, походы в кино, интернет и прочие и прочие городские развлечения! А здесь, как он уже заметил, нет электри-чества – столбы, что подходили к деревеньке в совет-ское время, давно упали, а алюминиевые провода, по-хоже, сдали в металлолом, так что ни телевизора тебе, ни интернета. Одно радовало, что работал мобильный телефон – так что связаться с городом можно… «Нор-мально здесь – будешь рыбачить, не зря же я тебе удоч-ки купил! А может, и ружье приобретем – охотником станешь. Все твои друзья будут завидовать и проситься в гости!» – сказал он и потрепал сыну ладонью шевелю-ру на голове. Жена вздохнула, размышляя вслух: «Ко-нечно, здесь нет не только горячей воды, но и холод-ной…А ведь стирать надо». – «А как наши предки жили еще век назад в селах? – воскликнул Стас. – Без воды и без электричества! Дом дровами топили, воду с речки брали, освещались керосиновой лампой. А воду можно в печке согреть, кстати, около дома, как я заметил, банька есть. Так что  грязными не останемся. Для моло-ка козу заведем, уток для мяса и куриц! Чай будем зава-ривать из целебных трав – душицы и зверобоя. Все бу-дет свое, свеженькое! Здесь около дома и огород с са-дом есть – будем морковку растить, капусту, лук». – «Так ведь работать надо! В саду и в огороде все кустар-никами и бурьяном заросло», – опять вздохнула жена – она в свое время уехала в город для комфортной легкой жизни, где есть теплый туалет и ванна, а не для того чтоб потом вернуться в гораздо худшие условия…«А как в твоей любимой Библии написано: будете в поту добывать хлеб свой!» – укорил Стас и тем быстро успо-коил жену – против Библии, против Иисуса она пойти не могла и сразу стала смиренной и послушной, с кротким взглядом. Она быстренько нарвала пучок травы во дворе и стала подметать избу… Стас с пафосом сказал: «Мо-жет, действительно, скоро наш мир ждет Армагеддон, и все города будут за грехи политы огненным серным до-ждем, как Садом и Гоморра, а мы здесь спасемся?!» Жена распрямилась и озабоченно сказала: «Тогда сюда надо пригласить моих братьев и сестер из церкви Хри-ста. Вместе–то веселей будет жить и спасаться!» Стас промолчал, подумав, что приехавшие богомольные «братья и сестры во Христе» вряд ли дадут ему воз-можность писать картины с его обнаженной, аппетитной толстушечкой женой в виде русалки, выходящей и реч-ки в венке из розовых лилий… Тем не менее, думая об Армагеддоне, он хотел, чтоб огненный дождь пролился на голову жулика–риелтора, обманувшего его… 
                9 апреля 2018
НАКОЛКА
Войдя в комнату Марии, сын сказал: «Мам, можно я тату сделаю?» Она оторвала взгляд от зеркала, напря-женно застыла с баночкой тонального крема в руке и спросила: «Наколку, что ли?» Она была продвинутой в нынешних молодежных терминах и поняла, о чем идет речь. «Ну да!» – ответил он. И тут Мария представила уголовника, который полуобнаженный сидит на доща-тых нарах в мрачной вонючей камере, потный, давно немытый, с синими наколками на груди и плечах – наколками грубыми, в виде то голой женщины, то церк-ви с покосившимися крестами, то кровавого ножа, то гроба в могиле… Ее фантазия и ассоциации были настолько сильными, что она зажмурилась от ужаса и воскликнула: «Ты что, в тюрьму захотел?» – «А при чем здесь тюрьма? – удивился сын. А Мария в мыслях уже видела своего единственного мальчика, свою кровинуш-ку, запертого надолго в душной тюремной камере – ей поверилось, что все уголовники именно с этого и начи-нали: сперва в дворовой компании делали себе наколки, потом шли воровать – и, естественно, попадали в тюрь-му. В общем, все так, как показывали в советских филь-мах, на которых она выросла. «Кто тебя надоумил? Ка-кие дружки тебя подговорили? – Мария с подозритель-ностью прищурилась. – Ну–ка покажи мне их!» Ей захо-телось пойти к тем дружкам, взять за шкирку и сказать: «Если не отстанете от моего сына, я с вами такое сде-лаю…» Она не знала, что с ними сделает (в милицию ли сдаст, морду ли расцарапает), но считала, что их стоит напугать как можно сильнее… И вообще, ей вдруг по-думалось, что это она виновата, что сын решил «приблатняться», так как когда–то в молодости досто-верно сыграла проститутку в культовом советском фильме «Ночная бабочка» – и теперь это аукнулось. «Да прекрати ты кипятиться! – воскликнул сын. – Я хочу сделать тату нашей собачки». – «Собачки?» – растерян-но и протяжно выдавила Мария и улыбнулась от облег-чения.
Тем временем собачка, черная приземистая такса, которую оба любили, бегала около них, виляла хвости-ком и заглядывала в глаза, словно пытаясь их помирить и успокоить. «Разве это можно?» – спросила удивленно Мария. «А почему нет? Сейчас все можно». – «А где ты хочешь эту нако…тату сделать? Надо чтоб никто не ви-дел из–под одежды». – «Вот тут, – сын указал, – на пле-че!» – «На плече? – Мария напряглась. – Летом же бу-дет видно! Да и на пляже тоже…» – «Ну так не на зад-нице же мне делать!» – рассмеялся сын. Мария поглади-ла ладонью голову, чтоб лучше соображать, и ей поду-малось, что действительно рисовать на том месте, кото-рое садится на унитаз, мордочку их милой собачки не совсем правильно, она умная и ласковая, этого не за-служила. «Ну, хорошо!» – согласилась она.
На следующий день сын пришел домой воодушев-ленный, весь светящийся и с гордым видом снял фут-болку – и Мария увидела на его плече мордашку таксы, сделанную красиво, тщательно, аж глазки ее поблески-вали словно живые, аж волосики на носу будто бы ше-велились… «Ну как, нравится?» – спросил сын, «Пре-красно!» – ответила Мария восторженно – она умела это делать, как большая и талантливая актриса. И долго раз-глядывала тату, щупала ее, даже потерла пальцем, по-думав, не сотрется ли…
Как вскоре выяснилось, этим ее восторженным от-ношением к тату сын воспользовался – каждый год на его теле появлялись все новые наколки. На груди, на бедрах, на спине, на предплечьях. И это были уже не милые мордочки собачек, а надписи на английском язы-ке, какие–то символические круги и квадраты, разно-цветные словно радуга. Сын не стремился их ей показы-вать, но она, случайно заметив торчащее из–под рубаш-ки очередное тату, требовала показать. Как–то, покачи-вая головой, она в очередной раз с досадой сказала: «Зачем себя так уродовать? Сейчас это тебе нравится, а потом разонравится, а убрать–то уже нельзя…» – «По-чему нельзя? – ответил сын. – Можно вытравить кисло-той, но это, конечно, болезненно, да и шрам останется». – «А что, нельзя разве было нарисовать это смываемой краской? Я слышала, что такая есть – поносил тату пол-года, а потом смыл и новую наклеил». – «Это все несе-рьезно!» – отмахнулся сын. И Мария в какой–то степени тоже «махнула» на его выкрутасы с тату – по крайней мере, это были не уголовные блатные тату, а какие–то философские символы и изречения мудрых… Если бы она заметила в сыне изменения в моральном плане, нравственную деградацию, связанную с этими тату, то весь этот процесс прервала бы, но сын рос вполне доб-родушным и хорошим парнем. Он у нее не только наркотиками не баловался, но даже не курил и не пил, проводя время в тренировочном зале – что называется, качался! Мария смотрела на его мускулистое сильное тело с широкими плечами, с толстой шеей, с крепкими бедрами и упругими ягодицами с любованием и даже гордостью, потому как бывший муж–профессор, с кото-рым теперь жила отдельно, был человеком тщедушным по сравнению со своим сыном…
Как–то сын сказал: «Мама, я с хорошей девушкой познакомился – мы будем жить у нее». – «Что–за де-вушка?» – спросила ревниво и с подозрительностью Мария, полагая, что за сыном охотится хитрая стерва, которая знает, что его мать, народная артистка России, снимающаяся постоянно в сериалах, получает большие гонорары – может, впоследствии хочет их прибрать к своим прилипчивым ручкам? «Говорю – хорошая. Как–нибудь познакомлю!» – ответил уверенно и по–мужски весомо сын. И Мария порадовалась за него, так как ему было уже 23 года, а по–настоящему он никого еще не любил и о женитьбе не думал, хотя ей в свои пятьдесят пять уже хотелось иметь внуков. Может быть, теперь–то его чувство будет действительно сильным и доведет его до загса? «Тебе ведь, наверное, серьезные деньги уже нужны? – сказала она. – Это дома я тебя кормлю и оде-ваю, а там придется девушке подарки дарить, тем более что и жить у нее будешь…» Она знала, что сын пока ни-где не работает и своих доходов у него нет, но не особо об этом переживала, ибо он говорил, что с товарищем создает музыкальную группу, а значит, занимается ка-ким–то все–таки делом! Да и деньги у нее имелись его содержать…
Сын не появлялся с месяц, зато звонил каждый день, да и Мария ему постоянно названивала, спрашивала, как живет с подругой, не болеет ли, не кончились ли у него деньги – делала все, как делает заботливая мать. Он от-вечал бодреньким голосом: «Все нормально, мамуля! Хотя денег можно бы скинуть на карточку…» По его веселому состоянию, воодушевлению, что любая вни-мательная мать сразу отмечает, она убеждалась, что у него реально все замечательно. Марии уже нравилось, что он съехал от нее – полагала, что это заставит быть самостоятельным, даст ему уверенность, возможность самому принимать важные решения, воспитает, наконец, из него настоящего мужчину! Думалось, что опекой и заботой его избаловала, а умная правильная бабенка это не мамка – она быстро воспитает в нужном направле-нии. Оправдывая себя, Мария размышляла: «Мне, ко-нечно же, трудно сказать ему жестко – на мамку–то обидится, а вот когда любимая девушка скажет строго, он послушается…» Марии представлялось, как девушка заставляет выносить его из квартиры ведро с мусором, как требует подать кофе утром в постель, и думала: «Ну и пусть! Ну и пусть!», хотя где–то в глубине души его немножко жалела…
Сын появился поздно вечером и сразу шмыгнул в свою комнату. Почувствовав неладное, Мария кинулась за ним, включила свет (он сидел в темноте на диване) и ахнула от ужаса! Лицо его все было разрисовано тату: под нижней губой был нарисован колокольчик, словно висящий на ней; на верхней губе полз огромный жук, на щеках были какие–то лабиринты, а все венчал на лбу «венок» из колючей проволоки – казалось, он нахлобу-чен ему на голову, а из–под острых колючих проволок течет струйкой кровь и расползается по лабиринтам... «Это что?» – заорала Мария, выпучив глаза. «Это венок страдания!» – ответил сын, потупив глаза. «Ты что, Иисусом Христом себя возомнил? Это на него надели терновый венок перед казнью! А ты где это настрадался, а?! Ты же всю жизнь за моей спиной жил!» – «У меня душевные страдания!» – ответил сын. «Это какие же?» – «Мне всегда было обидно, что ты известная актриса, а я ничего из себя не представляю!» – «Так ты через тату решил, значит, тоже выделиться?» – пробормотала Ма-рия. «Ну да!» – ответил он и посмотрел на нее своими наивными голубыми глазами. «Ну ты и дурак! – она впервые обозвала его. – Надо талантом выделяться, трудом, развивать способности, а ты разрисовал рожу, как дикарь индеец, и думаешь, что уже личность, что уже выделился!» Сын молчал.
«А зачем лабиринты, жук, колокольчик?»  – поинте-ресовалась Мария упавшим голосом. Сын оживился: «Кровь течет с венка по лабиринтам и ищет выхода страданиям… Жук – это Скоробей из пустыни: он у древних олицетворяет вечность! А колокольчик должен звенеть и напоминать о конечности жизни!» – «А где твоя подружка? – с ехидцей сказала Мария. – Выгнала, наверное, увидев твою расписанную образину, косящую под философа? И я бы выгнала – не представляю, как это я, молодая девушка, пошла бы по улице с таким идиотом–женихом! Стыдно людей, засмеют!» – «Так это она мне тату сделала!» – «Ты же говорил, что она биз-несом занимается?» – «Это у нее такой бизнес – делать тату! Кстати, процветает!» Мария застыла в изумлении, не зная что сказать. Захотелось бежать к девице и набить физиономию за то, что изувечила ее сына… Ма-рия так бы и сделала, если б не вспомнила, что сыну уже двадцать четыре года, что он не сосунок несовер-шеннолетний и отвечает вполне за свои поступки… Она вдруг нервно расхохоталась: «Она, значит, тебя вроде холста использовала за мои деньги? А теперь отодвину-ла в сторону и взяла, наверное, другой холст, еще не загаженный? Так?» Сын опустил короткостриженую го-лову и пробормотал: «Ну вроде этого…» – «Ах ты ду-рак!» – снова воскликнула она и обхватила голову ру-ками. Ей почему–то вдруг представилось, как сын лежит в гробу разрисованной восковой куклой, а пришедшие на похороны люди вместо проявления скорби смотрят на его физиономию и не могут сдержать смеха... Усили-ем воли она отогнала это наваждение и пробормотала: «С этой образиной ты теперь будешь ходить всю жизнь! Ладно, когда еще молодой…А как будет смотреться старик с такой харей? Идиотом!» Сын вскочил с дивана и обиженно воскликнул: «Да что ты так переживаешь? Я что ли один такой?! Посмотри… – он открыл ноутбук на столе и включил трансляцию музыкального конкурса, который шел по первому каналу центрального телеви-дения – там на сцене стояла женщина лет сорока и хриплым прокуренным голосом что–то пела… Но не песня привлекла Марию, а вид женщины: у нее все руки, вся шея и даже лысая голова были покрыты татуировка-ми. «Боже, кто ее туда пустил? Куда телевизионное начальство смотрит? – вырвалось у нее. – И вообще, куда общество катиться? Да ей место только на нарах, сидеть там с папиросой во рту и смачно на пол попле-вывать, а не на сцене петь!!» Мария с ужасом и горечью подумала, что, глядя на эту певицу, которую по какой–то дури пустили на сцену, тысячи наивных и глупых па-цанов и девчонок, вместо того, чтоб книжки умные чи-тать, о полезной профессии для будущей жизни думать, возьмут с нее пример, решат, что это «круто», что это поможет выделиться из общей толпы своей оригиналь-ностью, и тоже побреются налысо и на лбу нарисуют корявую звезду… «Это явно какая–то провокация, чтоб окончательно испохабить российскую молодежь…» – подумалось Марии.
Она сухо и жестко глянула на сына, который аж съе-жился под ее взглядом: «Значит, так. Отныне я с тобой никуда не пойду на люди, и ты больше никому не гово-ри, что мой сын! Я, как ты знаешь, играю в популярном сериале полковника милиции, следователя – олицетво-ряю умную порядочную женщину, которая борется с преступностью, с проявлением всяческого тунеядства, и мне не хочется, чтоб люди, узнав, что разрисованный болван – мой сын, хихикали мне вслед! И вообще, денег больше не дам – пора самому зарабатывать, чтоб от безделья не маяться». – «А где я заработаю?» – расте-рянно пробормотал сын.
На следующий день Мария позвонила директору ближайшей к дому школы, интеллигентной пожилой даме, своей хорошей знакомой – в школу, куда ее ча-стенько приглашали на творческие встречи с коллекти-вом учителей и учениками и где уважали. Предложила принять сына на работу – вести кружок фитнеса среди старшеклассников: все–таки, занимаясь в тренажерных залах уже восемь лет, он кое–чему научился в этом. Че-рез пару часов Марии позвонила растерянная и взволно-ванная директриса и испуганно спросила: «Тут ко мне приходил молодой мужчина весь разрисованный и представился, что это ваш сын… Это точно?» – «Точ-но!» – ответила Мария упавшим голосом, понимая, что с такой физиономией сыну будет трудно в приличное место устроиться. «Уважаемая… – директорша назвала Марию по имени–отчеству. – Я не знаю, как его воспри-мут наши школьники, найдет ли он с ними общий язык, будет ли для них авторитетом. Но только ради вас мы попробуем. Только ради вас…»
                8 апреля 2018

ПЕРВАЯ МУХА
Однажды утром, когда Денис еще лежал в кровати, вдруг перед глазами мелькнуло темное пятнышко. Он моргнул и потер глаз, полагая, что в него попала сорин-ка из подушки. Но пятнышко возникло вновь, сделало круг перед физиономией – и улетело в открытую дверь спальни. «Да это же муха!» – пробормотал Денис вос-торженно и удивился своей неожиданной радости. А все потому, что это была первая весенняя муха, а значит, действительно скоро наступит весна, и она ее предвест-ница… «Ну, здравствуй, муха!» – воскликнул он весело. И у него стало хорошо на душе, которая давно ждала тепла, ибо весна в этом году сильно запоздала – почти на месяц! Уже была середина апреля, а снег еще толь-ко–только начал таять! Денису (да и всем жителям Рос-сии) казалось, что весны вообще не будет, что не будет яркого летнего солнца и свежей зелени, а постоянно бу-дет мрачная холодная погода с буранами и ветрами… И вот вдруг муха! Значит, она почувствовала своими внутренними часами, что пора просыпаться, пора начи-нать новую жизнь!
Денис быстро встал, желая сегодня же встретить весну на пороге своего деревенского дачного дома, и радостно начал декламировать детское стихотворение: «Муха, муха–цокотуха! Муха по полю пошла, муха де-нежку нашла! Пошла муха на базар и купила самовар». Многое вдруг вспомнилось из давно забытого стихотво-рения… Муха показалась вроде маленького летающего человечка с настоящими чувствами – со страхом, бо-лью, с умением радоваться, быть благодарной и лю-бить… Ведь она была гостеприимной, приглашая на чай с вареньем букашек и таракашек, она боялась злобного паука и любила своего смелого спасителя комара! Она была совсем такой, какой ее видит счастливый наивный ребенок, представляющий мир одним целым, в котором люди, животные, насекомые и растения равны между собой и все имеют одинаковое право на счастливую жизнь!
Денис вспомнил осень, вспомнил, как его по утрам мучили залетевшие в дом мухи, как противно жужжали над ухом, садились на лицо, не давая хорошенько и вво-лю выспаться! Ему тогда хотелось уничтожить это от-родье навсегда во всем мире. Чтоб раз – и ни одной му-хи на земле! Он причитал, чуть не плача от досады: «Господи, ну зачем создал этих противных тварей?! За какие наши грехи?» Он бегал по всему дому с мухобой-кой, крался к ним, усевшимся на стенах и на мебели, тихими шагами, чтоб застать врасплох и прихлопнуть! Он повесил во всех комнатах на плафоны длинную клейкую ленту и ждал, когда мухи к ней прилипнут, ра-довался и хлопал в ладоши, когда видел очередной тру-пик или новую жертву, которая жужжит на ленте, дерга-ет лапками и машет крыльями, пытаясь вырваться из западни! «Ага, попалась! – кричал он со злорадством. – Это тебе за то, что все утро мучила меня!» Но, увы, вскоре мухи перестали прилипать к ленте, а когда пы-тался прихлопнуть мухобойкой, то шустро улетали прочь – было ощущение, что обладают таким же умом, как человек, что у них тоже есть отбор – глупые и азартные уже умерли, а остались самые умные и живу-чие! Среди них, видимо, выжила и эта муха, которая так обрадовала сегодня его…
Сходив в туалет, умывшись, Денис приготовил кофе и сел за стол. Только он собрался налить в кофе молоко из литровой бутылки, что осталась со вчерашнего ужи-на на столе, как увидел в ней муху! Она лежала на по-верхности молока и еле двигалась, шевеля с трудом лапками и крылышками – пыталась выбраться! Но куда ей?! Денис сунул в горлышко бутылки вилку, надеясь, что муха выберется, схватившись за зубья, но у нее не получилось. Тогда он торопливо налил в чашку молока, полагая, что вместе с молоком вывалится и муха… Он чувствовал себя спасателем на пляже, видя, как тонет в море человек! Надо быстрее кинуться к нему на по-мощь, вытащить на песочек, сделать искусственное ды-хание, а то погибнет – и это будет тяжкий грех на сове-сти Дениса…
Наконец, он вылил молоко в кастрюльку и только тогда легонько на чайную ложечку подцепил муху и по-ложил ее на стол, на скатерть. «Ну, давай, лети!» – ска-зал радостно. Он надеялся, что она отряхнется, распра-вит крылышки и полетит, радуя его… Но муха прополз-ла по столу сантиметров десять и застыла. «Ты что, умерла?» – с ужасом воскликнул Денис. И пошевелил ее кончиком вилки – муха, увы, не двигалась… Вдруг ему стало ее так жалко, что чуть не заплакал. Он предста-вил, как эта муха осенью, когда наступили морозы, нашла небольшую темную щелку под обоями, забилась в нее и заснула на долгие четыре месяца – с ноября по апрель, а это целых три срока ее жизни! Она спала там и, может быть, видела прекрасные сны, как весной рас-правит крылышки и полетит над полянкой искать муху–самца, чтоб родить от него деток. Ангел мушиный берег ее это время  – она не засохла в щели, ее не нашел паук и не слопал! И вот она проснулась – и что же?! – так нелепо оборвала свою жизнь в бутылке с молоком! Что она в ней искала? Хотела поесть? Да, наверняка, у нее разыгрался аппетит после стольких месяцев голодания! Но почему она не села в плошку с вишневым вареньем, которая тоже стояла на столе? Почему не покушала ароматного медку, который на столе имелся в блюдеч-ке? «Вот же, вот! – Денис указывал на мушиные делика-тесы пальцем. – Ешь в свое удовольствие. Набирайся сил…» И досадовал, что не убрал с вечера бутылку с молоком в холодильник – тогда бы муха осталась жива.
Он не выбросил трупик мухи в мусорное ведро, счи-тая это недостойным для нее, а положил в камин, чтоб ее охватил очищающий огонь, и маленькая душа мухи улетела с дымком на небо, в котором она так хотела резвиться!
                8 апреля 2018

ПОСЛЕДНИЙ ОГУРЕЦ
Федор принес из магазина пять килограммов сахару, полукилограммовую пачку дрожжей и все это вывалил в двадцатипятилитровую цинковую канистру с водой – чтоб бродило! Каждый день он подходил к канистре, поглядывал на нее и со странным благоговением пред-ставлял, как там сейчас готовится спиртной напиток под названием брага, как происходит химическая реакция, в результате которой напиток наберет крепость! Ждал с нетерпением момента, когда можно будет приступить к главному…
И вот момент настал – брага перестала бурлить, пе-ниться и выделять углекислый газ, немного отстоялась. Тогда Федор достал из кухонного шкафа самогонный аппарат! Это в советское время гнать самогон было за-прещено – государство устраивало рейды милиции по домам самогонщиков, отнимая самогонные аппараты и давая за это штрафы. Все делалось под благовидным предлогом борьбы с алкоголизмом! Как же?! Федору–то было ясно, что государство устраняло конкурентов, чтоб народ не покупал дешевый самогон, а пил дорогую водку, продажа которой приносила в казну аж 25 про-центов всего бюджета! Это же огромные деньги – и вдруг их отдавать в частные руки самогонщикам! Те-перь, при капитализме, все изменилось – и водку ныне производили на частных заводах, и в магазинах свобод-но продавались самогонные аппараты! Аж из заграницы привезенные. Именно такой Федор и купил года три назад – любо посмотреть: никелированный бачек, тру-бочки чистенькие, змеевик медный, манометр есть, чтоб измерять давление спиртовых паров...
Федор и раньше гнал самогон, но на самодельном аппарате, а теперь «гнать» было одно удовольствие! Поставил бак на газовую плиту, подключил трубочки к водопроводному крану с холодной водой – и сидишь, книжечку или газетку почитываешь, или телевизор смотришь! А дело там само делается – бежит спирт в нужную емкость тонкой и звонкой струйкой!
Далее предстояла очистка – Федор белесо–мутный самогон очищал марганцовкой: бросал в трехлитровую банку пол чайной ложечки и ждал пару дней, когда все сивушные  масла осядут на дно серыми хлопьями. А уж потом сыпал в банку дубовой коры, которая настаива-лась с неделю и придавала самогону оранжевый оттенок благородного коньяка. Для лучшего вкуса клал потом гвоздичные рыльца и немножко корицы – в результате получалось нечто бесподобное! А если еще и настоять на лекарственных травах – на зверобое и душице, на корне шиповника или девятисила, то получался эликсир жизни!
И вот «нагнав» две трехлитровые банки, Федор по-пробовал наконец этот напиток из маленькой рюмочки. Как заправский дегустатор подержал самогон на языке, чтоб ощутить божественный вкус и аромат, и крикнул весело: «Лепота!» И тут жена Тома спросила: «Ты что, очередной праздник с гостями затеял?» – «Да, – ответил бодренько Федор. – Будем отмечать день последнего огурца! Соберемся у меня на даче с друзьями, песни по-поем, жизни порадуемся…» Жена удивленно хмыкнула: «А почему – последнего огурца?» – «Так ведь осень по-дошла – на грядке остались последние огурцы! Да и не пить же просто так – нужен какой–то повод, надо отме-чать важное событие!» – заявил Федор, любящий при-думывать поводы для гулянок, а гулянки он очень лю-бил. Так что весь самогон выпивал не сам и делал не на продажу, а именно для угощения многочисленных дру-зей… «Как мне твоих друзей кормить надоело! – вздох-нула жена. – Ну хоть бы кто принес тогда закуски… Нет, все хотят на халяву!» Действительно, в чем–то она была права, ибо они давно были пенсионерами и жили на небольшую пенсию, не сделав за жизнь накоплений, хотя и проработали в потребкооперации (он небольшим начальником, а жена бухгалтером), где другие умудря-лись мухлевать; из этой пенсии следовало платить за двухкомнатную квартиру, за бензин на свою старенькую «Окушку», на ее частый ремонт... Тем не менее, Федор отмахнулся: «Один раз живем, Тома! Не будем все ме-рить выгодой!» 
А, между прочим, выгода–то от его гулянок была, но не материальная, а моральная… Дело в том, что Федор в детстве повредил позвоночник, и у него вырос горб на спине, отчего одна нога стала короче – она плохо сги-балась в колене, он носил ортопедическую обувь, чер-ные высокие ботинки, которые ему выдавали бесплат-но… Невысокий, да еще и с уродливым телом (хотя ши-рокоплечий и очень сильный) кому бы он был нужен, если б замкнулся в своей беде, если б отдалился от сверстников?! Какую бы тогда жизнь прожил? Жизнь обиженного судьбой человека, завистливого и, как след-ствие, злобного! А он всегда жил на широкую ногу, все-гда хлебосольствовал, шутил – и поэтому около него собирались десятки людей! После школы он поступил в институт в Москве, занимался фотографией, научился играть на гитаре… Все это Федор сейчас жене, с кото-рой прожил уже пятьдесят лет и вырастил двоих сыно-вей, не сказал, потому что это итак знала и поддержива-ла его в хлебосольстве, хотя и ворчала иногда, что ей на гулянки приходиться готовить кучу еды, а потом мыть гору посуды… Если бы он был другим человеком (не оптимистичным, не азартным и не щедрым), то она, большая умница и красавица с голубыми глазами и вьющимися светлыми волосами) никогда бы его, калеку, не полюбила, не вышла бы за него замуж… Да и друзья у него были известные люди города – художники, музы-канты, композиторы, писатели, так что гулянки были не попойками, а местом для красивых и мудрых разговоров о философии и политике, об искусстве и смысле жизни.
Друзьям Федор позвонил загодя, чтоб отложили свои дела и явились такого–то числа и к такому–то вре-мени к нему на дачу. Если бы он им вяло сказал: де-скать, приходите, если можете, я решил с вами о жизни поболтать, то наверняка многие бы не приехали! Ведь они в основном тоже были пенсионеры или близко к этому возрасту, у всех имелись какие–то домашние за-боты, может быть, уже и хвори – сами–то они бы не ре-шились провести такое мероприятие по причине его ма-териальной и энергетической затратности и поэтому многие, хотя и были знакомы друг с другом десятки лет, виделись порой только у Федора! А так как он их при-глашал азартно, уверенно, то этим вносил в их жизнь некую бодрость, желание тряхнуть стариной…
И вот в назначенный день к Федору на дачу, с утра, потянулся народ, в основном приезжали на рейсовом автобусе до дачного поселка и шли пешком с километр, другие просили знакомых их подвезти или приезжали на такси. Хотя у некоторых и были машины, никто не хо-тел приезжать на ней: будучи за рулем, ведь не выпьешь знаменитой самогонки Федора… Всех Федор встречал у ворот объятьями и вел в избушку, сделанную в основ-ном своими руками – сруб под нее только нанятые строители поставили, а окна, двери и перегородки он делал сам, но главной его гордостью были выпиленные лично узорчатые наличники на окнах, а по периметру всей крыши такая же облицовка. Так что его небольшая дачка рядом с огромными дачами местных бизнесменов и крупных чиновников выглядела очень достойно, отли-чалась яркостью и особой изящностью.
Собралось человек пятнадцать. Федор торжественно повел их к грядке огурцов с уже повядшими листьями, в основном облетевшими, и вытащил из нее огромный желтый огурец – он был размером с бутылку шампан-ского! Такой же толстый и длинный. Федор специально его здесь держал до этого момента и оберегал, чтоб приблудная ворона не склевала. «Вот наш именинник! – воскликнул Федор и добавил: – За него и пьем! Это символ мужской сексуальной силы». Раздалось много-голосое «Ура!» – все хотели, чтоб эта сила их не поки-дала! С огурцом в поднятой руке Федор повел всю тол-пу в дом, где водрузил огурец на стол. И началась дегу-стация самогона – гости нюхали его, пробовали на вкус, восхищенно кивали головами. Говорили тосты, пели под гитару – среди гостей были три замечательных барда, победители региональных конкурсов. Они исполняли свои новые песни, говорили о будущих конкурсах, где Федор был членом жюри! Смеялись, шутили, рассказы-вали анекдоты. И вся современная жизнь, жизнь скучно-ватая от своей прагматичности, расчетливая и полити-чески сумбурная, уходила прочь, забывалась в этот мо-мент – все мужики становились вновь беззаботными па-цанами, забывая свой возраст. И прекрасно, что с ними не было женщин (это было условие Федора), ибо рядом с женщиной и анекдот скабрезный не скажешь, и выгля-деть хочешь порой хвастливым павлином, а не есте-ственно. Да и женщины в своей капризности часто оття-гивают внимание на себя, разбивая дружность и спло-ченность мужской компании...
Федор всех постоянно фотографировал, чтоб запе-чатлеть прекрасные моменты и потом вспоминать, раз-глядывая фото. Представлял, как поедет на свою даль-нюю родину, в село на Ставрополье, откуда приехал в новый  строящийся город более сорока лет назад, и бу-дет не без тайного хвастовства показывать фото друзьям детства: «Вот этот лысый с усиками – профессор в уни-верситете, отлично в  шахматы  играет, но я его побеж-даю… Вот этот с длинными седыми волосами – извест-ный поэт, выпустивший уже двадцать книжек… Этот в очках и клетчатой рубашке – композитор, написавший гимн города… Хорошие  ребята!..» 
К вечеру народ, довольный собой, проведенным насыщенно на природе днем и самогонкой Федора, стал расходиться – некоторые как долго прощались, выпивая на "посошок", что даже опоздали на автобус и пошли до города десять километров пешком. Пару человек, как обычно водится, остались ночевать. Федор сыграл с ни-ми в шахматы (его самогонка просветляла мозги), а по-том вышел на улицу – немного отдохнуть после празд-ничной суеты и подышать осеним воздухом. Из–за до-щаного забора к нему заглянул бывший директор авто-вокзала, лысый крупный грузин Сибаридзе, и спросил: «Что у тебя за праздник сегодня был?» Спросил с плохо скрываемой завистью, потому как сердитая напыщенная жена запрещала ему приводить гостей, чтоб себя не утруждать, чем огранивала его грузинскую гостеприим-ность… «Праздник последнего огурца!» – сказал весело и гордо Федор и подумал: «Ай да я молодец – сам как спелый огурец!» Вышла из домика жена Тома и спроси-ла: «Ну что, доволен?» Федор хмыкнул и, осознавая, что на зиму дачу придется закрыть, азартно заметил: «Теперь уж только весной встретимся на празднике по-следней сосульки!»
                6 апреля 2018

ВРАЗУМЛЕНИЕ
Жилистый сорокалетний Петр, придя в дом из своей столярной мастерской, где делал красивую мебель на заказ, решил немного отдохнуть. Он включил телевизор и в очередной раз увидел на так называемом политиче-ском ток–шоу знакомые рожи либералов, которые тор-чат там каждый день (за какие заслуги и за какой–такой недюжинный ум?) и говорят очередную гадость о рус-ском народе. Все в груди у него закипело, он сжал креп-ко зубы, словно пытаясь перекусить этих людей, разже-вать их косточки, а потом выплюнуть в помойное ведро! О, как он их ненавидел! Даже мерзкий американский по-литик Маккейн, который обзывал Россию всяческими погаными словами, был не так ненавистен, как эти «наши якобы граждане». Что с того политика взять? Он ведь воспитан в стране, где всегда относились к России плохо, и кормился он не на российские деньги, а эти до-морощенные враги были воспитаны в нашей советской школе, вскормлены на народные деньги – их подлость оправдать нельзя…
Речь в передаче шла о том, что по всем опросам среди населения России: какая историческая личность более всех нравится, больше всех голосов набрал Ста-лин, опередив и Гагарина, и Пушкина, и нынешнего пре-зидента страны… Это, конечно, вызвало удивление и ненависть либералов, которые жизнь посвятили тому, чтобы вытравить у народа память о великом вожде, хо-луйски обгадить его в угоду нынешним ворюгам–нуворишам в своих статьях и телепередачах, в своих лживых книжонках…
Первым из либералов выступил косоглазый юрист–публицист Гузман, который сказал: «Сталин – это исча-дье ада, а народ, который его поддерживает, или дурак или чего–не понимает…» Наклонив в бок продолгова-тую ослиную физиономию и сделав притворное выра-жение сильно обиженного, чтобы вызвать к себе жа-лость, будто лично пострадал от генералиссимуса, от репрессий НКВД к инакомыслящим, он еще много чего сказал мерзкого про Сталина.
Следующим выступил некто Сычев, тоже косогла-зый, физиономией, (несмотря на то, что когда–то якобы работал профессором в как–то вузе, напоминающий бандита, за которым гонятся полицейские) – в этот мо-мент его злые прищуренные глазки бегали недоверчиво по сторонам, а голова оставалась неподвижной и втяну-той в плечи, словно ожидающей удара. Он сказал: «Пока мы будем восхвалять Сталина, с нами цивилизованный мир запада не будет общаться. Потому что он для них хуже Гитлера». И тоже вдобавок наговорил немало га-достей про Сталина.
Наконец третьим выступил певец, которого почему–то многие журналисты называли «легендой российского рока», хотя, по мнению Петра, он вообще не умел петь – лишь блеял по–козлиному тоненьким противным го-лоском. Да и морда была козлиная, лохматая – с дли-ной, рыжей, но тощенькой бороденкой (репьев в ней только десятка два не хватало для  полного сходства с деревенским козлом), с красными глазками… Он заявил: «Сталин – это кровавый палач…» И добавил весь лжи-вый набор оскорблений, которые постоянно используют либералы…
В ответ им высказался седой пожилой писатель, уважаемый лауреат нескольких премий, написавший немало хороших романов, который заявил: «Сталин за десять лет построил в стране 9000 тысяч предприятий, выиграл величайшую войну с фашизмом и создал атом-ную бомбу! Он дал такой импульс развития нашей стране, что запуск первого спутника земли и полет Га-гарина – это тоже его заслуга!»
О, как тут возмутились либералы! Одни мелко и пре-зрительно захохотали в трясучке, другие замотали го-ловенками, всем видом показывая, как с ним не соглас-ны, третьи наперебой заорали, пытаясь заглушить голос писателя: «Старый провокатор! Красный пропагандист! Пособник диктатора!» Вся эта орава давила своим воз-мущением на престарелого писателя, что тот растерян-но вжался в кресло, побледнел и замолчал… Петру ста-ло его, человека интеллигентного и мирного, жалко. Ведь либералы заклюют его, как хищные коршуны без-защитного цыпленка!  «Вот бы мне там оказаться! Я че-ловек простой и скажу им пару ласковых…» – восклик-нул Петр и сжал кулаки…
Вероятно, кто–то на небе, какой–то ангел, защитник великой и священной Руси, услышал его голос, его бое-вой клич – и Петр оказался в телестудии посреди зала. Настолько его появление там было неожиданным, настолько его крупное и бронзовое от загара лицо было перекошено в ненависти, что либералы сразу онемели. Первым Петр подошел к Гузману и процедил: «Я слы-шал, что ты нахапал, благодаря Чубайсу, у которого работал юристом, почти миллиард рублей, при том еще и зарплату получал в полтора миллиона в месяц, когда простой народ получал всего по десять тысяч. Конечно, тебе не нравится Сталин, ибо ты бы вместе со своим рыжим прихватизатором, которого ненавидит весь народ, эти денежки вернул бы в государственную казну, а сам поехал своими загребущими рученками пилить лес в Сибирь! И вообще, ты как еврей, которых Гитлер решил всех уничтожить, давно бы подох в газовой печи крематория, если б не Сталин. Тебе уже умные евреи говорили, что из твоей кожи нацисты сделали бы аба-жур, а вот тут воткнули лампочку…» И Петр с размаху стукнул Гузману по лбу киянкой… Удивительно, как она оказалась у него в руке? Этакая увесистая, сделан-ная им из дубового чурбачка! Видимо, он успел схва-тить ее с верстака, когда некая сила его, плотника, пере-носила за тысячу километров из родного поселка в Москву, в эту студию? И вот эта киянка смачно шлепну-ла посреди лба Гузмана, чуть пониже места, где кучеря-вились его беленькие волосики… И хорошо, что это бы-ла киянка, а не железный молоток, который бы сразу пробил Гузману черепушку! А киянка лишь произвела нужное сотрясение в мозгах, и – о, чудо! – косой глаз Гузмана закрутился сразу в глазнице, словно волчок, а когда остановился, то смотрел уже прямо! «Ну вот, – сказал Петр удовлетворенно и весело. – Тебя с детства лечили десятки врачей, пытаясь избавить от косоглазия, а я вылечил одним ударом! Теперь будешь видеть все правильно!»
Петр подошел к Сычеву, который вжал инстинктив-но голову в плечи, и сказал: «За то, что ты по какому–то недоразумению защитил докторскую диссертацию и ра-ботал профессором, сея в мозгах студентов ненависть к Родине, заставлял их уехать на запад в якобы благосло-венный рай, а теперь живешь на подачки западных  фон-дов, Сталин бы на твою башку напялил арестантскую шапочку – вот сюда!» – И Петр стукнул киянкой Сычева по темечку. Глаза Сычева сразу широко открылись то ли от страха, то ли от удивления, да так и остались, из-бавившись от привычки подозрительно щуриться… «Теперь будешь смотреть открытым взглядом, замечая наконец–то, как красива и величава наша Родина!» – сказал Петр.
Теперь Петр подошел к рок–певцу, который открыл свой слюнявый рот, желая что–то сказать: может быть, возмутиться, а может быть, начать угрожать. Но Петр не дал это сделать, стукнув киянкой по лбу! После чего певец остался сидеть с открытым ртом, из которого вы-валился прикушенный длинный язык – хотелось поло-жить туда пучок чахлой травки, чтоб пожевал. Петр дернул певца за жидкую бороденку – язык спрятался, дернул еще раз – язык вывалился… «Это теперь у тебя будет выключатель, – усмехнулся Петр, – чтоб глупо-сти не говорить! А то действительно придет новый Ста-лин и сунет в твои интеллигентные ручки вместо гитары тяжелое кайло, чтоб больше не блеял по–козлиному со сцены, забивая дерьмом либеральным мозги молодежи, а делал полезное дело для страны!»
Удивительно, но никто Петру не пытался помешать в его действиях, ограничить словом или кинуться к нему и отнять киянку. Все зрители сидели на своих местах на ярусах и с восторгом смотрели, одобряя улыбками его появление. Наверняка, многие завидовали ему, укоряя себя в том, что так же поступить не хватило смелости. Не появились и охранники, которые, как Петр знал, сто-яли за перегородкой, у двери! Может, все от того, что он, человек по природе не могучий, не атлет с рельеф-ными мышцами, был сейчас здесь от имени многомил-лионного русского народа, которому надоело, когда его со всех телеканалов поганые либералы поливают гря-зью, оскорбляют! В Петра вселились все возмущение народа, вся его сила и мощь… Кто посмеет против тако-го выступить?! Кто сумеет ему возразить?!
Наконец ведущий шоу, некий приземистый лысый человечек, растерянно пробормотал: «Вы кто такой? И кто вам позволил себя так вести с нашими гостями?» – «Тоже хочешь по черепушке? – спросил Петр и напра-вился к нему. – А то у народа и к тебе есть претензии! Ты почему приглашаешь на свои шоу толпу либералов–ненавистников родины и даешь им возможность лить на русский народ помои с экранов телевизоров? Поему не осуждаешь этих лжецов?» – «Ну так у нас же в стране свобода слова… Каждый имеет право высказать свое мнение!» – забормотал, заикаясь, ведущий. И куда толь-ко делись его бравурность и говорливость, с которыми он только что вел свое ток–шоу. «Ты хорошо знаешь, что таких ублюдков, что ненавидят нашу страну, у нас максимум три процента, а у тебя их на передаче всегда девяносто три? Кто их сюда приглашает в таком коли-честве и за их словесный понос платит им большие деньги? По всем раскладкам на одного такого либерала–ненавистника должно здесь быть тридцать патриотов. Где они? У нас  что, в стране уже умных порядочных людей нет?» – нахмурился Петр, сверля его взглядом. Тот приподнял руки, защищая свою лысину, и пригнул колени: «Это не я их приглашаю! Этот редактор нашего шоу! Он это делает ради рейтинга, чтоб люди здесь больше ругались и спорили». – «Где он?» – рявкнул Петр и направился к выходу из студии, а там, из проема двери, услышал испуганный возглас девушки–ассистента: «Он сбежал только что!» – «Ага, сбежал! Сволочь продажная! – воскликнул Петр. – Рейтинг ему надо, а не правду! Зачем ему рейтинг? Да чтоб за ре-кламу всякого зарубежного товара,  вроде корма для кошечек, можно было побольше денег взять…»
В этот момент, оказавшись дома в кресле перед те-левизором и уже без киянки, Петр с досадой выключил телевизор – там как раз растерянная модная диктор ска-зала: «По техническим причинам прямая трансляция передачи невозможна…». «Неужто это я реально устро-ил переполох?» – подумал удивленно Петр и уверенно сказал: «Мне б еще на заседание нашего правительства попасть! Там тоже кое–кого надо вразумить…»
                5 апреля 2018

ФОТО НА ФОНЕ
Вечером Игорю позвонила молодая симпатичная журналистка Оксана, с которой работал в одном ин-форм–агентстве, и сказала: «Завтра в моем родном Во-локоламске состоится митинг по поводу огромной свал-ки. Ее мерзкий запах давно не дает дышать местным жи-телям! А сегодня от нее отравились полсотни детей и попали в больницу… Поедешь со мной, сделаешь видео, а потом выложишь в интернет, чтоб люди всей России об этом знали и нас поддержали!» Голос ее был тревож-ный и азартный одновременно –  все от боевого харак-тера, который Игорю нравился своим напором в отстаи-вании справедливости, смелостью. Дел у Игоря архи-важных на завтра не было и поэтому он, который за два года жизни в Москве еще плохо знал Подмосковье, его проблемы, не был ни разу в Волоколамске, легендарном городе, где остановили под Москвой германских фаши-стов во время Великой Отечественной известные герои «Панфиловцы», сразу согласился. Да и проблема эколо-гии в последнее время стала близка – приехав из села, что стояло вдали от крупных городов, на берегу Камы, в чистом месте среди лесов, он сразу ощутил разницу родного воздуха и московского, загаженного выхлопами миллионов автомобилей, и долго к нему привыкал. Ну и, конечно же, с девушкой, которая нравилась, хотелось пообщаться и поближе познакомиться.
Игорь с вечера проверил свой прекрасный фотоап-парат «Сони», на который обычно фотографировал и снимал видео, сунул в карман пару флешек с большим объемом памяти, чтоб можно было побольше записать и сохранить на них видео. Утром он был на вокзале, отку-да уходила электрички на Волоколамск. На перроне под часами, что примостились на железном столбе, заметил свою знакомую – она была в штормовке, в джинсах и кроссовках – в одежде, которая позволяет быть мобиль-ным, протиснуться в любое место, куда не пролезешь в юбке и в туфлях на каблуке, и взять интервью. Игорь был в том же. В этот майский день с утра уже было теп-ло, солнечно – это настраивало на добродушный лад, казалось, в жизни ни у кого нет проблем и надо только улыбаться, дышать глубоко и радоваться весне, но вид у Оксаны был напряженный… Она помахала Игорю ру-кой, и он устремился за ней в вагон.
Усевшись на скамью, Оксана стала рассказывать о свалке – этой «головной боли» не только Волоколамска, но и многих подмосковных городков, куда вывозился мусор из Москвы. «Понимаешь, еще несколько лет назад, когда я была маленькая, свалка казалась неболь-шая, да и дома подступали к ней не очень близко. А те-перь свалка разрослась – ведь Москва в год производит десять миллионов тонн мусора! Это ужас!» – заявила она и округлила глаза. Игорь попытался представить огромную кучу мусора в 10 миллионов тонн (на каждо-го жителя тонну!) и не мог. Она просто не укладывалась в его голове.
И вот они на месте – уже около автовокзала Игорь почувствовал неприятный запах, запах серо–водорода с какой–то кислинкой в придачу, будто рядом выбросили прокисшую гнилую капусту. Они сели на автобус, маршрут которого проходил недалеко от свалки. «Хочу показать тебе, как она выглядит…» – угрожающе, слов-но приближаются к логову опасного зверя, сказала Ок-сана. Вскоре она указала в окно рукой и сказала тревож-но: «Смотри!» Действительно, свалка выглядела угро-жающе – плоская гора высотой почти с девятиэтажный дом, по крайней мере, не ниже стоящих метрах в трех-стах девятиэтажек. Она была местами черная, местами бело–коричневая, с вкраплениями фиолетового и похо-дила на пестрое мохнатое чудовище. К ней вело не-сколько дорог, по которым поднимались груженые са-мосвалы, а на самой свалке–горе вываленный из них му-сор разгребали желтые бульдозеры, которые казались крошечными на фоне этого монстра, словно игрушеч-ными...  «Да, я бы не хотел жить рядом со свалкой в этих домах!» – сказал с досадой Игорь, представив, как ужасно видеть каждый день в окошко не чистое озеро, речку или зеленый лес, а тухлую гору. «Ладно бы, она давила своими размерами, так ведь еще и газ какой–то выделяет! Особенно сейчас весной, когда солнце всю гадость там растопило! А кто его знает, какую бяку туда вывалили?!» – сказала Оксана.
Люди, что ехали с ними в автобусе, смотрели на свалку угрожающе, мрачно, хотя видели ее уже сотни раз и могли бы уже привыкнуть к ее виду. «Ну а теперь поедем к больнице, где лежат отравленные дети и где через полчаса начнется митинг! Туда обещали приехать губернатор Подмосковья и мэр города!» – сказала Окса-на, прищурилась и разом подобралась, словно готовясь к бою.
Обширная площадь перед трехэтажной кирпичной больницей была оцеплена полицейскими, как всегда бы-вает, когда куда–либо приезжает встречаться с народом крупный чиновник – а губернатор Подмосковья чинов-ник, конечно, весьма крупный, повыше министра будет в табели о рангах. Оксана с Игорем показали свои жур-налистские удостоверения, а Оксана еще ткнула почти в лицо полицейскому паспорт с пропиской Волоколамска и заявила: «У меня сестренка–школьница в этой больни-це сейчас лежит! Тоже газом отравилась!» – и полицей-ский чин в звании майора велел журналистов пропу-стить.
На площади стояли человек двести, мрачные, серди-тые, мужчины и женщины, и смотрели на дорогу, откуда должен был появиться кортеж губернатора… Вскоре полицейские посерьезнели и вытянулись в струнку – стало понятно, что губернатор уже где–то близко. И действительно, появились на дороге три черных джипа. Из них вышли несколько чиновников в сопровождении молодцеватых крупных мужичков–охранников и напра-вились к толпе. Впереди шел невысокий губернатор в темном плаще, он улыбался радушно, желая располо-жить собравшуюся у больницы публику к себе. Подойдя к толпе, он приветливо и мягко сказал: «Мы пригласили лучших врачей из Москвы – так что ваши дети будут вылечены. Никто не останется без нужных лекарств. В летние каникулы мы их пошлем бесплатно в лагеря от-дыха…»; «Вы нам скажите, когда закроют свалку? До каких пор будем травиться ее ядами?» – раздались сер-дитые голоса. «Мы думаем об этом, ищем место, куда можно сваливать мусор», – заявил губернатор. «А мы вам не верим! Мэр уже три года обещает закрыть свал-ку, а мусор туда валят и валят! Вот сегодня всю ночь шли из Москвы самосвалы с мусором!» – опять разда-лись возмущенные голоса. «Это не так просто сделать», – ответил губернатор, человек с виду вполне приличный и демократичный, ясно было по его манере держаться и по разговору, что реально озабочен проблемой...
Игорь, взобравшись на стоявший рядом автомобиль «Скорой помощи», усевшись на крышу, снимал разго-вор губернатора с толпой. Сверху хорошо было видно всю ситуацию – и вдруг он заметил, как между ног охранников и чиновников к губернатору пробилась ма-ленькая девочка в красной кофточке, встала перед гу-бернатором, задрала голову и уставилась на него. Ей было лет десять, на нее охранники не обращали внима-ния – понимали, что от нее нет никакой угрозы губерна-тору. Тем не менее, девочка вдруг указала ручонкой на губернатора, который не замечал ее перед собой, и ста-ла тыкать по воздуху в него пальцем. Потом ребром ла-дони провела по своему горлу – как это делают банди-ты, характерным жестом показывая, что отрежут обид-чику голову. Этот жест не видели ни охранники, ни гу-бернатор, смотревший поверх голов, кроме одного Иго-ря… Возможно, если бы видели, то взяли бы девочку в охапку и выкинули отсюда. Игорь же, радуясь такой редкой съемке и поражаясь смелости (граничащей с наглостью) девочки, пытался понять, кто она такая – тоже отравившаяся? Или сестренка отравившегося бра-тишки? Она сама на чиновника так обозлена или ее взрослые надоумили на это?..
Но Игорю было жалко и губернатора, который пра-вил областью всего лишь два года. Разве он организовал свалку? Нет! Она была здесь задолго до него, еще с со-ветских времен. Да и разве он виноват, что, отдавшись вволю (почти выпучив глаза) при капитализме оголте-лому потребительству, российский народ начнет изры-гать миллионы тонн мусора, покупая все новые и новые товары и выбрасывая старые, еще вполне годные!?
Тем временем толпа недовольно гудела, не давая гу-бернатору говорить – и он, еще раз пообещав вскоре закрыть свалку и понимая, что его никто не хочет слу-шать, пошел к джипам. Охранники, полицейские, остальные чиновники двинулись за ним. «Если не закро-ете свалку, то послезавтра мы перегородим трассу из Москвы!» – угрожающе кричали ему вслед… Но даже Игорь, не будучи специалистом в этом, понимал, что закрыть одним днем свалку – это фантазия, за гранью реальности – ведь есть договора с предприятиями, что складируют сюда мусор, с мусоровывозящими компа-ниями. Как их разорвать? Ведь это значит – платить огромные штрафы! А куда будут тогда вывозить из Москвы мусор? В чистое поле, что ли,  где  сеют пше-ницу? В  ближайшие овраги? В речки? А ведь иначе Москва сама потонет в мусоре!
Когда чиновники уехали, Игорь спрыгнул с крыши автомобиля и подошел к Оксане, которая беседовала с моложавой возмущенной женщиной и записывала ее эмоциональную речь на диктофон. Игорь отвлек девуш-ку в сторону и показал снятое видео  – увидев смелый жест девочки, Оксана восторженно воскликнула: «Ну, ты и молоток! Это видео взорвет весь интернет! Жаль, что его на первом канале ТВ не покажут! Побоятся!»
Они попытались найти девочку или ее родителей, чтобы понять, почему себя так странно повела, но никто про девочку ничего не знал, а может быть, не хотели говорить… И Игорь с Оксаной уехали в Москву.
Игорь привез девушку в свою съемную однокомнат-ную квартиру, которая находилась на окраине Москвы, за окружной дорогой, где съемное жилье стоило дешев-ле. Они закачали видео с агрессивной девочкой в крас-ной кофточке в интернет, – и Оксана осталась у Игоря ночевать… От всех переживаний она устала, у нее сли-пались глаза – и Игорю захотелось ее приласкать, дать своей энергии, мужского тепла, защитить. Уж очень она казалась бесшабашной в своей смелости, неуемной, а таких надо беречь. Но, кроме всего прочего, это ему в ней и нравилось – рядом с таким живым, азартным, неуемным и неравнодушным человечком он чувствовал, что не один такой на белом свете, что есть близкая ду-ша. Они с Оксаной были знакомы уже полмесяца, пере-званивались, встречались в редакции в коридоре и гово-рили: «Привет! Привет!», но не было времени пооб-щаться близко, хотя их тянуло друг к другу – и вот та-кая возможность появилась… Прижимаясь к Игорю в кровати своим пухленьким голым телом, она, засыпая, бормотала: «Я что–то утомилась! Хочется куда–нибудь уехать, отдохнуть! В чистое место, в первозданную природу…» – «Хорошо, я тебе покажу такое место!» – сказал Игорь, слегка касаясь губами ее лежавшей на его плече головы, и подумал о своем селе на Каме, в кото-ром не был уже полгода… Слышала ли она его предло-жение – неизвестно, так как вскоре легонечко засопела вздернутым веснушчатым носиком.
***
Пообещав редакционному начальству сделать фото-репортаж об экологии автомобильных дорог в России, Игорь взял редакционный автомобиль «Форд», на кото-ром часто выезжал на задания. Главный редактор под-держал эту идею с большим энтузиазмом, так как фильм Игоря про митинг и свалку в Волоколамске побил все рекорды посещаемости в интернете, вызвал такой пере-полох и ажиотаж, что Игорь в редакции стал сразу важ-ной персоной, одним из самых удачливых журналистов. Снять, как маленькая девочка грозит губернатору – это было нечто выдающееся, доселе неизведанное! Об этом заговорила вся страна! Если уж даже дети грозят чинов-никам и власти, то значит, действительно, свалки всем решительно надоели… В интернете возмущенные чита-тели стали писать, сколько детей рождается уродами рядом со свалками, у скольких людей выявляется ранняя онкология, сколько задыхаются от астмы… Тысячи и тысячи!
 С собой в дорогу Игорь взял Оксану – и ранним утром они выехали из Москвы. Он хорошо водил авто-мобиль и через пару часов они были под Владимиром и объехали его по окружной дороге... Останавливаясь на автозаправках или позавтракать в придорожном кафе, Игорь отмечал, есть ли мусорные баки, как содержится территория вокруг – нет ли где в кустах мусора, сти-хийных свалок. Да, территории у заправок и кафе со-держались в чистоте – видимо, за мусор их штрафовали, но когда остановились на съезде с основной трассы на проселочную дорогу и заехали за кусты пописать, то ужаснулись. Повсюду лежали консервные банки, пласт-массовые бутылки, целлофановые пакеты, какие–то же-лезки... Ясно было, что здесь останавливались сотни проезжающих машин, чтоб пассажиры могли переку-сить, справить нужду – ну и выбрасывали все, что оста-лось от трапезы, прямо на землю… У Оксаны от возму-щения выступили слезы, она судорожно вскрикнула: «Ну что–за люди? Какое бескультурье! Может, за это огромные штрафы давать?» – «За каждым кустом штрафовальщика не поставишь, а вот таблички можно повесить угрожающие: «Штраф 10 тысяч рублей!» Мо-жет, кто–нибудь испугается?.. Впрочем, лучше поста-вить железные ящики и раз в неделю вываливать их в мусороуборочную машину, как в городах у подъездов делается!» – размышлял Игорь. «Так ящики украдут и в металлом сдадут…» – сказала Оксана. Игорь усмехнул-ся: «Соображаешь… Поэтому лучше, конечно, больше строить на дорогах площадок отдыха, где можно и пе-рекусить, и нужду справить, и мусор бросить. Я как–то ездил по Прибалтике – у них так! Все культурненько! А эти свалки ликвидировать – прислать экскаватор, выко-пать яму метра три глубиной, мусор весь туда соскре-сти. Лет через двести сгниет…»
Пока ехали, Оксана, сидя с Игорем рядом, рылась в смартфоне, нажимая быстрыми пальчиками на экран, и вдруг удивленно воскликнула: «Смотри, чего пишут! Оказывается, страшная чума, которая в средние века погубила половину жителей Европы, появилась из–за крыс, что питались на многочисленных свалках. Ведь тогда мусор бросали прямо на улицу, помои выливали из окон. В прекраснейшем королевском дворце «Вер-саль» под Парижем не было канализации». – «Ну те-перь–то у них, в Европе, за экологией следят! – ответил Игорь. – Народу много, а земли мало – все отходы пе-рерабатывают, чтоб не помереть от своей гадости. Го-ворят, у каждого подъезда стоят несколько мусорных бачков: отдельно для стекла, для железа, для тряпок и пищевых отходов. И люди дисциплинированно кладут куда надо. А мы привыкли, что земли у нас много, что можно бросать мусор, где попало. А, оказывается, даже одну восьмую часть суши (нашу Россию) тоже можно быстро загадить». Оксана продолжила читать со смарт-фона: «В Китае над крупными городами стоит неделями дымный тяжелый смог – люди ходят в респираторах! В Индии священная река Ганг превратилась в грязную по-мойку – среди пластмассовых бутылок, пакетов плавают трупы недосожженных и выброшенных в реку людей, а другие пьют из нее, моются здесь…» Оксана брезгливо поморщилась. «Да, – тяжко вздохнул Игорь. – Не бере-жем мы место, где живем, не ценим чистые реки, озера и леса! Люди в мире скоро из–за глотка чистой воды уби-вать будут друг друга, а мы имеем такое богатство и не понимаем этого». Все это прозвучало проникновенно, с истиной болью.
К концу дня, когда солнце огромным шаром стало клониться к закату, они проехали Казань, и Игорь указал Оксане на гору, что возвышалась над остальным ланд-шафтом справа от дороги, за широкой лощиной. Сейчас, в конце мая, деревца на ней были покрыты изумрудной зеленью, а гора ничем не отличалась от обычного хол-ма, который образовался в природе сам собой… «А ведь это когда–то была свалка! Огромная. Помню, в детстве я проезжал с родителями мимо нее на автобусе… Уже километров за десять чувствовалась смрадная вонь, а потом свалка открывалась во всей страшной красе – та-кая же буро–фиолетовая, как и в Волоколамске! Но вот кто–то в руководстве Татарии принял решение ее за-крыть – и, смотри, она уже поросла травой и деревцами! Скоро, может быть, и грибы там можно будет собирать и ягоды!» Оксана посмотрела на Игоря удивленно, и он с улыбкой добавил: «Ну, насчет грибов и ягод придется повременить лет пятьсот… Но главное, что можно справиться с любой свалкой, если захотеть!» 
Километров за сто от Казани Игорь свернул на местную дорогу, что вела к Каме и его селу, располо-жившемуся на берегу. Места эти были хорошо знакомы – он чувствовал прилив сил, несмотря на то, что про-ехал более восьмисот километров. Мышцы наполнились силой, глаза заблестели, дышалось легко и глубоко от предвкушения встречи с родителями… Он уже позвонил им с дороги и знал, что они с нетерпением ждут, чув-ствовал это, как говорится, всеми фибрами души… «Скоро я тебе покажу, какие здесь девственные места! Какая природа! Какая красота! И не надо ездить ни в какие экзотические страны за океаны, чтоб этим насла-диться! Нет лучше красоты российской!» – сказал он восторженно Оксане. Конечно, ему, родившемуся здесь, каждый овражек, каждый лесочек, каждый ручеек напо-минали о чем–то хорошем, добром, счастливом, что было в юности, когда бродил тут с простеньким фото-аппаратом – и теперь, глядя на все это, он улыбался. Особенно воодушевился, когда въехал на пологий от-кос, спускающийся к Каме, на котором стояли дома родного села, и увидел большой родительский дом из белого кирпича, а у голубых деревянных ворот отца и мать. 
Дома встретили сытным ужином: была сварена лич-но отцом уха, а матерью поджарен судак. Крупный пя-тидесятилетний отец был в большой силе и состоял в рыболовецкой бригаде, где зарплату выдавали в том числе и рыбой. И это, по мнению Игоря, было замеча-тельно – потому что такую рыбу, что ловилась в Каме, такую свежую и чистую, трудно купить где–либо в ма-газине. Вообще, в Москве Игорь поначалу тосковал по продуктам из родного села – по рыбе, по овощам и яго-дам из своего огорода и сада. «Чуешь, какой вкус и аромат? – говорил он Оксане, когда сидели за столом, и, отрывая дымящийся паром кусок белого мяса от костей судака, протягивал девушке. – Это не магазинная и не выловлена в водоеме близ Волоколамска!» Оксана, сильно проголодавшись в дальней дороге, кивала, и челка падала ей на глаза… Мать Игоря, работавшая в роддоме акушеркой, всех девушек считавшая потенци-альными роженицами, осматривала ее (широки ли бед-ра, чтоб выносить хорошего ребенка, хорошо ли разви-та грудь). Она осталась довольна ладненькой фигуркой Оксаны и сказала: «Вам вместе постелить?!» Оксана слегка зарделась, а Игорь кивнул матери: «Это моя лю-бимая женщина!»
Утром он вывел на улицу своей мотоцикл, который купил, придя из армии, – это был российский мотоцикл «Иж» – он стоял в гараже рядом с «Жигуленком» отца. Игорь стряхнул пыль с голубой эмали тряпочкой, про-тер обода и сказал Оксане, которая наблюдала за его действиями с неким удивлением и восторгом – она и подумать не могла, что он, журналист, а значит, по ее мнению, гуманитарий, владеющий лишь авторучкой, так умело обращается с техникой… «Садись на сивку-бурку! – показал он на кожаное заднее сиденье. – И по-едем в замечательное место!» Она уселась, обхватила его, и они поехали именно туда, куда Игорь обещал сво-зить девушку и где была первозданная природа… Бывая там при каждом своем приезде, он отдыхал душой! Это место находилось в пяти километрах от села, и до-браться туда было не просто – надо ехать по холмам, по узкой тропинке, минуя овраги, ручейки и перелески! Впрочем, это и спасало место от наплыва пришлых ту-ристов…
И вот они на небольшой поляне, скрытой между двух глубоких оврагов с крутыми склонами, поросшими густо орешником, елками. Она полого спускалась к бе-регу Камы и превращалась в небольшой песчаный пляж (метров десять шириной), намытый ручьем из оврага! А какой с поляны открывался прекрасный вид на Каму – в этот теплый весенний день она тихо и величаво несла свои воды и поблескивала мелкой золотистой рябью на солнышке. А какой здесь был воздух – духмяный, пах-нущий свежестью и прелой травой и уже появившимися всюду голубенькими цветочками. Игорю не нравилось, что к этому запаху примешивается запах дымка из вы-хлопной трубы мотоцикла.
«Сюда мы еще с детства приезжали с пацанами на велосипедах – самом экологичном транспорте!» – ска-зал он бодренько. «Да, красиво!» – кивнула Оксана. «Чистота еще…» – Игорь хотел завершить хвастливую фразу, но вдруг увидел рядом с кострищем консервные банки, пластмассовые бутылки из–под «Фанты» и «Ко-ка–колы» и с досадой фыркнул: «И сюда добрались…» Вынув топорик из рюкзака, он стал рубить дерн и выка-пывать лезвием ямку, работал яростно и спешно – и вскоре ямка была готова, пусть и не глубокая, но в нее можно было скидать все консервные банки. Тем време-нем Оксана собирала на поляне мусор и несла в ямку – она работала так сосредоточенно, что на веснушчатом носу выступили маленькие капельки пота. Игорь зава-лил ямку землей, потоптался на ней и заклал дерном – было впечатление, что полянка вернулась в первоздан-ный вид. «Пацаны, наверное, приезжают на пикники – и бросают…» – сказал Игорь виновато, словно пытаясь оправдаться за ребят из своего села, которые здесь ино-гда бывают. «Завтра приедем сюда с табличкой…» – он не успел договорить, как Оксана спросила: «С надписью о штрафе за мусор в десять тысяч рублей!?» Игорь грустно улыбнулся: «Нет! Напишем просто: «Побереги поляну. Ведь сюда приедут твои дети и внуки!» Может, это до них дойдет?»
Чтоб еще раз насладиться прекрасным видом с по-ляны в объектив всегда носимого с собой фотоаппарата, Игорь девушке сказал: «Давай тебя сфотографирую на фоне Камы и этого утеса!» И указал на огромный скали-стый утес, что возвышался метров на сто. За миллионы лет камская вода обтесала его, спрессованного из крас-ного камня–песчаника, за который каким–то чудом цеп-лялись корнями сосенки, березки, осинки, кустарник. Сфотографировав Оксану, Игорь вдруг увидел над уте-сом двух птиц – это были орланы с широченными кры-льями и короткими белыми хвостами, самые мощные птицы в здешних местах. В последний раз Игорь их ви-дел в раннем детстве, а потом они куда–то делись. Мо-жет, их какие–то злые люди убивали во время долгого перелета сюда с мест зимовки? Может быть, бездушный туповатый охотник стрелял по ним ради хвастовства пернатым трофеем перед друзьями?.. И вот они снова здесь! Парящие в чистом синем небе, в восходящих тепловых потоках красавцы... «Это что, пара влюблен-ных?» – спросила тихо, словно боясь их спугнуть, Ок-сана. Игорь кивнул: «У них сейчас любовная пора! И гнездо среди скал».
Птицы тем временем поднимались все выше и выше, будучи рядышком, почти касаясь друг друга темно–коричневыми узорчатыми крыльями, кружились в ка-ком–то ритуальном хороводе. Игорь не знал, повадки птиц и кто из них самец, но предполагал, что это тот, кто подныривал под свою подругу, то возвышался над ней, словно пытаясь прикрыть крыльями от жарких сол-нечных лучей… Смотреть на прекрасный танец свобод-но парящих в небе птиц можно было бесконечно! Игорь чувствовал, как птицам хорошо вдвоем, как они счаст-ливы! «Может быть, и их дети сюда на следующий год прилетят?» – с надеждой сказала Оксана. Игорь прижал девушку к груди, обхватил ее податливое тело и, раз-двинув губами прядь волнистых волос, шепнул на ушко: «Когда–нибудь и наши дети приедут сюда, если мы со-храним для них эту красоту!»
                1 апреля 2018

ВОНЬ
Когда тридцатилетний, уже опытный журналист, Дима встретился с товарищем в Лондоне, куда приехал по заданию редакции журнала для освещения междуна-родной конференции по экологии, тот сказал: «Хочешь посмотреть могилу Березовского?» Сказал с таким зага-дочным видом, что Дима загорелся желанием на нее взглянуть. «Что, там стоит роскошный памятник из зо-лота?» – спросил Дима, полагая, что Березовский, имея огромные миллиарды, украденные в России, и сбежав-ший с ними в Великобританию, где получил политиче-ское убежище, заранее позаботился о своем памятнике и поставил такой, чтобы все удивлялись, ахали и завидо-вали. Если судить по официальной версии его само-убийства посредством удушения в собственной ванной (правда, этой версии Дима не верил) на шарфике, Бере-зовский готовился к своей смерти, а значит, выделил солидную сумму на то, чтобы себя увековечить. «Если бы…» – товарищ ответил еще более загадочно, чем окончательно заинтриговал.
Товарищ здесь работал пресс–секретарем в солид-ном офисе «Газпрома» уже два года и поэтому хорошо знал Лондон и его окрестности – он быстро доставил Диму до нужного кладбища. Когда они подходили к его ограде, добравшись сюда на автомобиле, Дима готовил-ся увидеть нечто грандиозное – он бывал на некоторых кладбищах в России и видел, какие великолепные па-мятники поставили «братки» своим боссам, погибшим в криминальных разборках! О, это были памятники, кото-рых не удостаивались даже великие цари и падишахи! Там и бронза, и мрамор всех цветов, а на одном памят-нике был вырезан из мрамора аж целый «Мерседес», рядом с которым стоял бронзовый коротыш–бандит в пиджаке… И это всего лишь памятники бандюгам, у ко-торый все–таки не имелось таких денег, какие имел Бе-резовский, будучи в России богатейшим и влиятельней-шим человеком, приближенным к Чубайсу и Ельцину!
И вот друзья идут по пустынной аллее, с обеих сто-рон у них – кресты. Дима надеется, что товарищ ведет к месту, где похоронены самые богатые, где для них вы-строены красивые склепы вроде Мавзолея Ленину, но тот вдруг останавливается около простенького деревян-ного креста и указывает рукой: «Вот!» О, сколько тор-жества в его взгляде! Сколько ехидства! Он пристально смотрит на Диму, чтоб насладиться его изумлением, его растерянностью! И действительно, есть чему изумиться – Дима видит могилку, которую даже для простого че-ловека, вроде пастуха из российского села, и то стыдно иметь! Ведь из абсолютно ровной земли (словно это по-ле) торчит крест, на котором написано черными буква-ми «Борис Березовский» и годы его жизни – их, похоже, награвировали выжиганием, чтоб дольше держались, а то краску бы смыли дожди и снега. И нет здесь ни цве-точка, ни веночка, ни холмика… Если бы не крест, то даже не ясно – могила тут или пустое место, занесенное пожухлой и полусгнившей под нудными британскими дождями листвой. «У него что, никого из родственников не осталось, чтоб могилу навестить, поухаживать за ней?» – изумился Дима, хотя знал, что это не так – у Бе-резовского остались дети и жена… «Родственников–то полно! – сказал товарищ. – Он же четыре раза был же-нат, но, похоже, что им от него только деньги были нужны…»
В свое время Дима жутко ненавидел Березовского, которого все в России (кроме дружков–жуликов) счита-ли за большого пакостника, интригана и, вообще, вроде дьявола – везде говорилось и писалось, сколько он украл из России, сколько гадостей сделал стране, уже живя за границей, обвиняя Путина и ФСБ во взрывах гексогеном многоэтажных домов в Москве… О, если составить список его грехов, это будет длинная бума-женция – и это только тех грехов, которые известны, а сколько за ним числится убийств конкурентов и просто людей, которые ему мешали вести бизнес! Сколько чи-новников и крупных полицейских чинов он подкупил! Так что был самым отъявленным грешником, которые когда–то жили на земле!
Вспомнив, каким всегда бодреньким Березовский вы-глядел на кадрах видеохроники, как поблескивали чер-ные глазки бесовским огнем злорадства, ощущением преимущества над всеми благодаря своей хитрости, как любил власть и славу, какое удовольствие ему приноси-ли деньги, как он похихикивал от собственного величия, Дима  горько усмехнулся: «Думал ли он, что все закон-чится этой убогой могилкой?!» Ранее Диме (если б такая возможность представилась) лично хотелось всадить пулю, и не одну, в его лысую крысиную харю, а теперь была лишь брезгливость… Дима не раз мысленно пред-ставлял, как тот корчился бы в муках от его пуль – словно гадюка, которую перерезают острием лопаты, а теперь лишь задумчиво качал головой. Спросил фило-софски: «Интересно, что он думает, когда смотрит от-туда, – Дима указал пальцем на небо, – на свою могил-ку? Думает ли, что подло и мерзко прожил жизнь? – и тут же исправился. – Впрочем, кто его туда, на небо–то, пустит – это исчадье ада! Его черти на сковороде жа-рят». Товарищ рассмеялся: «Уж если он их родственник, то они его там не обижают! Гениталии не отрезают, расплавленный свинец в глотку не льют…»
Дима сразу представил картину голландского ху-дожника, который изобразил «Ад» – в центре картины сидит голое сине–зеленое чудище–дьявол, огромных размеров, с толстым животом, с рогами и жует ядови-тыми кровавыми зубами маленького человечка Иуду, предавшего Христа, но жует неторопливо и со смаком, как жвачку, дробя ему кости и не проглатывая, чтоб тот дольше мучился… А рядом – рогатые черти на козли-ных ногах мучают страшными пытками людей за их грехи – у сплетников выдергивают языки, у педофилов отрывают яйца… И так далее. Каждому достается по заслугам! Жутко и мерзко! Диме подумалось, что мно-гим, кого так или иначе обидел Березовский, хотелось бы оказаться на месте чертей и засунуть Березовскому раскаленную кочергу в задницу! «Это хорошо, если Бог есть и всем воздается по заслугам, а если его нет?» – развел руками товарищ. «Раз крест стоит, значит, был он православный, в Бога верил, иначе бы не крестился, тем более что еврей был!» – сказал Дима. «В любом случае, Березовский пожил в свое удовольствие, имел и деньги, и красивых женщин, и славу. Пусть дурную. А порядочные люди прожили жизнь тихо и так же сгинули. Так что о нем память останется…» – «Какая память? – усмехнулся Дима. – Вот жил слепец–поэт Гомер – никто не знает, где его могила, а его поэма «Илиада» живет уже тысячи лет. Моцарта похоронили на кладбище для бедных в общей яме, до сих пор его могилу не могут найти, а его великая музыка живет в веках!» – «Каждый живет, как умеет!» –  пожал плечами товарищ. На что Дима сердито ответил: «А у Березовского не память, а вонь…» – и пошел прочь, словно на него действительно сейчас пахнет из могилы серо–водородом,  как из пре-исподней..._
                30 марта 2018
ОПРАВДАНИЕ
Ночью Михаил Горбачев долго не мог уснуть – было тревожно. Он попытался понять, в чем причина тревоги. Вроде все было, как всегда – он находился в своей огромной резиденции в тихом бору, окруженной мощ-ным забором, под неусыпным наблюдением десятков видеокамер и сигнализаций; как у входа в дом, так и у ворот в резиденцию находились охранники – дюжие ре-бята с пистолетами. Уж они–то его, если что случится, в обиду не дадут. Да и в личной жизни у него все вроде замечательно: рядышком на широкой кровати посапы-вала после интимной близости аккуратненьким носиком любимая женщина, помощница, прекрасная подруга и жена, красавица и умница, Раиса Максимовна… а в со-седней комнате спала их единственная дочь – очаро-вашка, ласковая и нежная, личиком и фигуркой строй-ной похожая на мать, Ирина. В доме не слышалось ни скрипа, ни шума, что могло бы вызвать тревогу и нару-шить его сон.
Мысленным взглядом Горбачев пронзил простран-ство за стенами, ощупал его неким внутренним зрением, и еще раз убедившись, что ему и близким ничто не угрожает, начал проваливаться в забытье… И вдруг яс-но увидел, как в черном ночном небе, из глубин космо-са, из рваных и мрачных осенних туч, вылетает, как огромная острая игла, ракета – и ему ясно, что она несет ядерный заряд в много–много мегатонн. Она пронзила уже тысячи километров, чтоб добраться сюда, она приближается с невероятной быстротой, с неумо-лимостью, и целит прямо в его резиденцию. Горбачев, словно глядя со стороны этой ракеты, будто сидя в ней, как в кабине самолета, увидел, как двухэтажный дом ре-зиденции, скрытый среди высоких елей и сосен, стано-вится все ближе и ближе, все различимей – он даже успел различить окно своей спальни. А дальше… а дальше удар, огромный взрыв, пламя, в котором сгорает резиденция вместе с ним, превращаясь за доли секунды в дым, пепел, мельчайшие атомы, в ничто! И никакие противоракеты, которые, как хвалились военные, надежным «зонтиком» окружают резиденцию, не спасли его от гибели, не сбили эту острую огромную иглу с ядерным зарядом.
Словно подкинутый некой силой, Горбачев вскочил с кровати, открыл глаза и хотел закричать: «Быстро все в убежище!» – он имел в виду бетонно–свинцовую, с толстенными стенами капсулу, которая размещалась под домом на глубине двадцати метров! Но понял: бе-жать туда бесполезно – не успеют… Сердце бешенно колотилось, руки тряслись, липкий  пот покрывал тело. «Что это было? Что?» – хотел крикнуть он, но убедив-шись, что его кровать цела, что так же посапывает без-мятежно драгоценная супруга, сунув ладошку под изящную головку, понял, что весь ужас приснился, и немного успокоился.
Снова улегшись, Горбачев подумал, что в этом опасном мире, в котором страна живет уже полвека, ме-ряясь количеством атомных боезарядов с США, мощно-стью их, он может запросто потерять и жену и дочку, этого чистого безвинного ангелочка, которой еще жить да жить, рожать ему внуков, в любой момент! Вдруг ка-кой–то сумасшедший американский офицер, которому привидится в воспаленном наркотиками или алкоголем мозгу, что Советский союз пустил в сторону Америки ракеты, пустит свои якобы в ответ? Вдруг произойдет сбой в автоматике – и ракеты полетят сами, ведь неда-ром говорят, что иногда даже ружье само стреляет!  И какая Горбачеву, уже превратившемуся в ядерную пыль, радость от того, что в ответ ракеты Советского союза уничтожат руководство США? Ведь уже не будет на свете его талантливой личности, которая сумела благо-даря своей настырности, ловкости и уму, пробиться из небольшой ставропольской станицы в Москву, из ком-байнеров стать главным человеком в стране – Генераль-ным секретарем компартии! Тысячи и тысячи партий-ных функционеров пытались это сделать, все готовы были ради этого отдать, а удалось только ему! Не будет его супруги с теплым нежным взглядом, ее горячего те-ла с необыкновенно бархатистой кожей, ее поцелуев, ее интимных ласк, от которых  он теряет голову…
Когда рассвело, жена открыла глаза, сладко и изящ-но потянулась и влюбленно посмотрела на него, Горба-чев ласково спросил: «Ну, как спалось, моя дорогая?» – «Да как–то тревожно!» – ответила она заспанным голо-сом с милой сиплостью, и он отметил в очередной раз, что они всегда чувствуют одинаково, словно одно це-лое. «И мне было тревожно, – ответил он. – Полночи думал о том, в каком опасном мире живем! В любой момент может начаться война. Сегодня я пойду на рабо-ту, а мне обязательно доложат, какие страны имеют к нам претензии: это и Китай, и Япония, и Америка… Ну что нам мирно не живется? Ведь жизнь так прекрасна!» Раиса Максимовна погладила ему предплечье теплой мягкой ладонью и кивнула: «Ты прав, надо что–то де-лать! Как–то мириться!» Ободренный поддержкой, лю-битель пофилософствовать, вслух поразмышлять, Гор-бачев начал обстоятельно и с пафосом говорить, словно на партийном собрании перед большой аудиторией: «Я думаю, нашей стране нужно новое мышление (с ударе-нием на букву «ы»). Америка и Советский союз напич-каны ядерным оружием, которое в любой момент может выстрелить. Разрабатываются все новые виды вооруже-ний. На эти цели тратятся огромные деньги и людские ресурсы…» Жена подняла ладошку, останавливая его красноречие, и сказала: «Ели ты сделаешь это, то вой-дешь в историю как миротворец – величайшим и муд-рейшим человеком…» О, она знала, чем его вдохновить – именно его будущим величием. Мировой славой! Именно о ней он в последнее время мечтал: ведь одно дело – стать первым человеком в Советском союзе и совсем другое – в мировом масштабе! Это иной уро-вень! Это уровень не функционера–чиновника, а фило-софа сродни великим умам человечества, слава о кото-рых осталась в веках и тысячелетиях… Его уже давно тяготила замкнутость на мелких хозяйственных вопро-сах, на однотипных разговорах с членами Политбюро – людьми, по его мнению, костными, недалекими, трусо-ватыми в дерзаниях и словах, людьми похожими мане-рой и поведением на чеховского героя из рассказа «Че-ловек в футляре», с его единственной мыслью: кабы че-го не вышло? Заходя в кабинет с массивными дубовыми дверями, с темными тяжелыми шторами на окнах, он чувствовал, как на него давит эта обстановка, какую–то затхлость – хотелось отворить пошире шторы и распах-нуть окна, чтоб в них ворвался свежий ветер. 
С желанием сегодня же начать реальные перемены, Горбачев нежнее обычного поцеловал дочку и жену и уехал на работу на черной мощной «Чайке» в сопро-вождении двух «Волг» охраны на заседание Политбюро. В большом, обитом дубовыми панелям кабинете, когда все члены Политбюро расселись строго по своим ме-стам, согласно субординации, он с украинским акцен-том на букву «г» сказал: «Уважаемые товарищи, давайте обсудим наши отношения с Западом. Мне кажется, они очень плохие. Это  грустно. Конфронтация достигла максимума. Войну в Афганистане пора заканчивать – большинство стран Запада выступают там против нас, снабжают бандитов современным оружием. Война эта уже почти десять лет высасывает из страны огромные материальные и людские ресурсы, гибнут молодые и сильные мужчины и конца краю этому нет. В страну идут цинковые гробы – и мне спецорганы доносят, что у народа зреет недовольство. Представьте себя на месте отцов и матерей этих погибших ребят. Могут произойти волнения. Ладно б, если военные родину защищали, а то боремся в очередной раз за счастье далекого от нас народа, и большинство там, как выясняется, навязанного им счастья не хотят. У нас на дежурстве стоят тысячи атомных боеголовок, да и против нас нацелены столько же. Достаточно одной искры – и разгорится война, в ко-торой погибнем мы и вся земля».
Горбачев внимательно посмотрел на Громыко, кото-рый много лет был министром иностранных дел, и по-литика которого во многом привела к нынешней кон-фронтации с Западом, к так называемой «холодной войне». Чтоб отстранить его от главной должности в стране, на которую тот по праву очередности и по праву самого старейшего и влиятельнейшего члена партии по-сле смерти Черненко метил, Горбачев быстро объявил, что главный пост в стране – это Председатель Верхов-ного Совета, что так записано в Конституции, что к та-кому положению надо стремиться, ибо коммунистиче-ская партия лишь направляющая сила, а главная в стране – это советская власть. А когда Громыко на эту должность согласился и поддержал Горбачева в претен-зиях стать Генеральным секретарем партии, он его стал затирать… Сейчас он спросил: «Что скажет у нас Ан-дрей Андреевич по поводу разрядки?» Громыко, на лице которого застыла навечно маска подозрения, скривил губы и долго их не раскрывал – сколько  Горбачев его знал, тот всегда делал так, словно закрывая рот на за-мок,  чтоб случайно не сболтнуть и не пообещать что–либо лишнее, недаром его на Западе называли «Мистер нет». «Ну что, Андрей Андреевич, – снова спросил Гор-бачев, – Вы, как бывший министр иностранных дел, мо-жете сказать о разрядке в международных отношениях... Ведь у нас всех есть дети и внуки – неужели за них не страшно? Мы им оставим пепелище или цветущую пла-нету? Может, единственную во всей вселенной». – «Я за все хорошее, – пробормотал Громыко, прищурившись, но, как бы идя на попятную, сразу добавил: – Однако надо хорошо подумать… Как бы на Западе нас не обма-нули?! Да и не мы начали гонку вооружений, не мы при-думали первыми атомную бомбу, не мы их сбросили на Хиросиму и Нагасаки. Так что разговаривать с ними надо осторожно и неторопливо».
Оценивая взглядом состояние старика Громыко, морщинистого, замедленного в движениях, туговато со-ображающего, Горбачев невольно подумал: «Тебе уже в могилу скоро пора, а ты еще предлагаешь лет пятна-дцать–двадцать поразмышлять о разоружении… Я столько ждать не собираюсь».
Вскоре высказался министр иностранных дел, быв-ший первый секретарь Грузии, Шеварднадзе – он был хоть и постарше Горбачева, но уже с новым взглядом на международные проблемы. Он, набычив крупную седую голову, потер массивный нос кулаком и с характерной грузинской хрипотцой сказал: «Я полностью поддержи-ваю Михаила Сергеевича… Нам нужна разрядка. И вой-ска из Афганистана надо выводить». – «Но это будет первая проигранная нами война! Мы распишемся в сво-ем бессилии. Обычно мы наступали по всему миру, расширяя социализм, а теперь…» – возразил Громыко, брезгливо скривив физиономию.
В разговор вступил член Политбюро Яковлев, заме-нивший в области идеологии еще сталинскую легендар-ную фигуру Суслова. Человек это был очень диплома-тичный,  поднаторевший на дипломатической работе послом в Канаде. Негромкий, с кротким взглядом и бар-хатистым голосом, с густыми «брежневскими» бровями; он, всех примиряя, мягко сказал: «Это будет временное отступление. Надо быть гибче, чтоб отойти в нужный момент и собраться с силами. Да, мы выведем войска, но идеологическое влияние не ослабим…»
Почувствовав поддержку, ибо осторожных кондовых стариков в Политбюро осталось не так много (смерть их в последние годы быстро забирала), Горбачев поручил министру иностранных дел установить контакт с Аме-рикой насчет встречи руководителей держав, а военно-му министру Язову, человеку молчаливому и исполни-тельному, готовить вывод войск из Афганистана…
Домой Горбачев приехал в прекрасном настроении – он шел по бетонной дорожке к дому, расстегнув пальто и сняв шляпу, широкой размашистой походкой, считая, что сделал великое дело, которое улучшит мир с его вечными войнами и враждой. Ему представилось, как люди всего мира изберут его верховным правителем земли, поставят ему повсюду памятники, будут почи-тать наравне с миротворцем Христом: дескать, вот жил мудрейший человек, который не побоялся сказать прав-ду: «Люди, хватит враждовать!» А почему бы и нет? Ведь не зря же бог его пометил – поставил большое ро-димое пятно на голову! Это в детстве мальчишки ста-ничные его частенько дразнили: дескать, ворона с неба какнула.… А, оказывается, это был знак свыше!
Встретившей у дверей Раисе Максимовне, которая как обычно выглядела безупречно в бежевом брючном костюме, Горбачев хвастливо сказал: «Все, процесс по-шел!» Представив, как после ужина будут гулять с же-ной по парку, что окружает резиденцию, в спортивных костюмах, делать пробежку по аллеям, а перед сном об-суждать новые фильмы и художественные книги, и от-ныне в его голове не будет сидеть болезненным шилом мысль о войне, он сказал: «Почему люди не умеют ра-доваться обычным делам, активному отдыху и интел-лектуальному общению? Почему враждуют, убивают друг друга? – и, найдя одну из главных причин этого, добавил: «И вообще, надо заняться отрезвлением стра-ны! Прекратить бесконтрольную продажу водки и ви-на!»
***
Прошло много лет… Перед днем своего 85 летнего юбилея Горбачев сидел в кожаном кресле, в кабинете резиденции, которую ему оставили как бывшему Прези-денту СССР, и размышлял о прожитой жизни. Уже пол-ностью лысый, с тусклым взглядом усталых глаз, по-блескивающих словно мутные стеклышки. Каждый в старости размышляет, все ли сделал правильно, а осо-бенно об этом думает человек, облеченный когда–то огромной властью, который имел возможность многое менять в обществе по своему усмотрению. Горбачеву было обидно, что так быстро закончилась его политиче-ская карьера (всего лишь в шестьдесят лет), хотя здоро-вье и умственные способности позволяли еще работать на высшем посту, делать доброе и полезное для лю-дей… Он винил в столь неожиданном завершения своей деятельности Ельцина, который разрушил Советский союз вместе с руководителями Украины и Белоруссии Кравчуком и Шушкевичем, подписавшими Беловежское соглашение о ликвидации страны и тем лишившими его должности президента. Как осознавал Горбачев, он со-вершил огромную ошибку, пригласив Ельцина из Свердловска, где тот был первым секретарем горкома, в Москву, хотя его соратник Лигачев и говорил, что это «не наш человек». Но, видимо, были какие–то и другие ошибки?
Горбачеву сейчас хотелось поговорить с Раисой Максимовной, которая была главной советчицей – на всех его выступлениях сидела в центре зала на первом ряду и мысленно ему диктовала, что и как должен гово-рить, вдохновляла его. Жаль, что она рано ушла, забо-лев раком – ей пришлось сильно нервничать, когда их семью бунтовщики из ГКЧП «арестовали» на полуост-рове Форос в Крыму во время отдыха, а потом и его от-странение подорвало ее здоровье… «Эх, Раиса Макси-мовна, где же я оплошал? Почему народ, которому хо-тел облегчить жизнь, меня не любит? – сказал Горбачев горько вслух. – Разве прекратив воевать в Афганистане, где погибло 15 тысяч молодых здоровых мужчин (а сколько было полечено?), я не сделал для страны доб-рое дело? Ведь это было горе для тысяч матерей, жен, детей, которые остались без своих сыновей, мужей и отцов!.. Разве подписав договор о разоружении с Аме-рикой, я не отвел нависшую над страной и человече-ством угрозу атомной войны, где погибла бы наша ци-вилизация? Да, я был несколько наивен, надеясь, что за-падные страны в ответ на нашу добрую волю тоже рас-пустят блок НАТО, как мы распустили «Варшавский договор», а они стали принимать новые страны и при-двигать блок к границам России! Но ведь намерения–то мои были добрые, а западные страны клялись соблю-дать договоренности… Да, народ обвиняет меня в том, что полки магазинов в конце моего правления опустели, но почему так случилось? Я говорил разве, что надо за-резать всю скотину и поля зарастить бурьяном, чтоб в стране наступил голод? Причина в том, что резко вы-росло городское население, а сельское сокращалось и уже не могло на прежнем уровне кормить страну! Резко выросли зарплаты, и те люди, которые ранее экономно питались, сами выращивали себе картошку и овощи, ве-ли подсобные хозяйства, теперь не желали гнуть спину на дачах. Ну а сколько стран кормил Советский союз?! И Африку, и Латинскую Америку, да и странам социа-листического лагеря немало доставалось – причем, по-литику эту начал ведь не я, а еще Сталин, продолжили остальные руководители ради интернациональной по-мощи. Да и в нашей стране халявщиков развелось нема-ло! И Прибалтика, и Кавказ, и Средняя Азия – все объ-едали Россию. Разве я мог отказать, когда они приезжа-ли ко мне и клянчили помочь им, бедненьким? Выдавал, ведь все–таки был президент всего Советского Союза! Ну а насчет того, что в стране тогда еда кончилась – это подлая ложь нынешних либералов–ельцинистов! В Рос-сии при мне было 60 тысяч голов рогатого скота, а сей-час только двадцать, при мне все поля были засеяны, а теперь немало заросло бурьяном! При мне в больницах и заводских столовых кормили миллионы людей за ко-пейки качественными продуктами, а теперь на заводы и в больницы надо со своими бутербродами ходить… Настоящую–то нищету народ испытал при Ельцине, ко-торого поначалу боготворил, да и наркоманию и банди-тизм он развел. Впрочем, и сейчас все жулики, которые при нем наворовали, его любят, памятники ему ставят».
Вдруг Горбачев увидел перед собой толпу народа – люди смотрели хмуро, исподлобья, даже с ненавистью и вопрошали сердито из сотен глоток: «А водку–то зачем было ограничивать?» Горбачев невольно вжался под взглядами в кресло, но уверенный в своей правоте ска-зал: «Когда мне принесли статистику, сколько гибнет людей из–за пьянства в автокатастрофах, на рабочих местах от травматизма, сколько преступлений и убийств совершается в алкогольном опьянении, сколько умирает людей от цирроза печени и других заболеваний, сколько рождается детей–уродов, я ужаснулся и подписал при-каз. И сейчас об этом не жалею – в те годы сразу вырос-ла рождаемость в стране, а сейчас только вымираем! Да и выдачи двух бутылок водки на руки взрослому чело-веку в месяц вполне хватало, а на свадьбы и дни рожде-ния можно было получить дополнительно! Да, мне го-ворили министры, что продажа водки пополняет бюджет страны на четверть, но кто подсчитал, сколько приносит вреда семьям, нравственности, здоровью нации?! Во много раз больше!»
Толпа перед глазами Горбачева расплылась, размы-лась, исчезла, а на ее месте вырисовалась на кресле, словно царица на троне, но только в белом одеянии, его жена, которая давно уже лежит на Новодевичьем клад-бище под красивым надгробием, где стоит бронзовая скорбная женщина с прекрасным лицом, и где скоро бу-дет лежать и он. Горбачев потянул к ней руки и вос-кликнул: «Раиса Максимовна, одни люди меня обвиня-ют, что я предал социализм, забыв, что это Ельцин, а не я запретил коммунистическую партию и отнял у нее  все имущество. Другие в том, что развалил Советский союз, не арестовав и не посадив в тюрьму сепаратистов Ель-цина, Шушкевича и Кравчука, а я, как демократ, просто не хотел нарушать закон. Третьи обвиняют в том, что якобы препятствовал раскрытию частной инициативы, не помня, что это я разрешил первые кооперативы и частную торговлю, а Ельцин потом только примазался! Почему такая несправедливость? Я хотел отказаться от любого насилия в международных отношениях! А сей-час, смотри, опять началась гонка вооружения, мы по-ссорились с Украиной… Что дальше будет?»
Раиса Максимовна, глядя на него мудрым глубоким взглядом карих глаз, знающая теперь нечто больше, чем еще живущие, печально сказала: «Увы, мир несоверше-нен и нельзя предотвратить ход времени ни тебе, ни ко-му другому… Ведь даже в Иисуса, несшего мир и со-страдание, неблагодарные люди плевали и зло кричали: «Распни, его! Распни!»
Горбачев потянулся к жене, наклонился – и вдруг свалился на пол, на карачки. Виденье Раисы Максимов-ны исчезло. Он огляделся по сторонам, осознав, что находится в своем кабинете, что задремал и свалился с кресла на паркет. Охая, он оперся на трость и поднялся. Надо было поужинать и подумать над тем, что завтра скажет многочисленным гостям на своем юбилейном торжестве в дорогом московском ресторане… Ведь  надо жить, пока живется!

ПОДБИТЫЙ СОКОЛ
Командир эскадрильи полковник Нечипоренко вы-звал неожиданно его к себе в кабинет и сказал: «Срочно взлетай – есть важное задание, но о нем никто не дол-жен знать! И ракета у тебя будет «Воздух–воздух». Слава посерьезнел, встрепенулся. Глядя на Нечипорен-ко, одутловатое лицо которого было бледным и встре-воженным, а голос, обычно громкий и приказной, сдав-ленным и тихим, Слава понял, что дело предстоит от-ветственное. А то, что под брюхом самолета будет ви-сеть не ракета «воздух–земля» (как обычно), говорило, что летит не бомбить донецких террористов–сепаратистов, а сбивать воздушную цель. Это было неожиданно – ведь самолетов и вертолетов у сепарати-стов Донецка и Луганска не имелось, а значит, стрелять следовало в российский самолет, который нарушил гра-ницу Украины. Ну, не в натовский же? Ведь НАТО же за Украину… «Это что, воздушный бой?» – спросил Слава удивленно и с опаской, ибо реальных воздушных боев никогда не вел – только на тренажерах, как, впрочем, и все летчики Украины. «Я тебе лично сообщу, когда бу-дешь у цели… – сказал Нечипоренко и добавил с пафо-сом и даже некой завистью: – Если все получится, то станешь одним из героев Украины на все времена!»
Лицо Славы вытянулось от удивления – видимо, действительно предстояло нечто экстраординарное! Грудь наполнилась чувством величия – в свои 25 лет, он, обычный лейтенант, мечтал прославиться! Он не раз представлял себя молодым генералом авиации (высоким и красивым, в голубом мундире из прекрасного сукна, с орденами на груди) и думал, что все сделает для того, чтоб мечту осуществить. И вот такая возможность по-явилась! «Служу Украине!» – ответил четко Слава. «Впрочем, я тебе скажу, что должен сделать, – Нечипо-ренко облизал в волнении губы. – Ты должен сбить са-молет с Путиным!» –  «С Путиным?» – пробормотал Слава растерянно. «Да, он летит из Парижа через нашу страну к себе домой… Тут мы его и!!! Он должен отве-тить за все злодеяния против нашей Украины! Он отнял у нас Крым, хочет отнять Донбасс». – «Но ведь это же полноценная война!» – сказал Слава. «Мы объявим все-му миру, что его сбили сепаратисты из российского оружия – упадет–то он на их территорию! – Нечипорен-ко натянуто усмехнулся. – Так что ты понял, сынок, что тебе предстоит! Давай. С богом!»
Слава еще раз сказал «Служу Украине!» и побежал к самолету, где техники уже закрепили под фюзеляжем СУ–25 сигаретообразную ракету «Воздух–воздух». Оказавшись в удобном кресле, он включил двигатель и, вырулив на бетонную дорожку, потянул штурвал на се-бя – самолет круто оторвался от земли. Слава был в та-ком же напряжении, что и реактивный двигатель, хрипло ревущий за спиной с мелкой дрожью – казалось, они единое целое, направленное на выполнение цели.
С земли полковник сообщил, по какому маршруту Слава должен лететь – и он вскоре увидел высоко в небе большой гражданский самолет, который летел километ-ра на два впереди и примерно на километра два выше его. «Ну что, видишь цель?» – то и дело спрашивал Нечипоренко. «Да, вижу…» – отвечал Слава и вгляды-вался в серебристое брюхо большого самолета – тот двигался ровно, поблескивая огромными крыльями на фоне темно–синего неба, оставляя за собой легкий беле-сый след. Этакий могучий красавец, покоритель про-странств! Слава представлял, как сейчас в самолете ва-льяжно сидит в кожаном кресле его главный враг и враг Украины Путин, пьет кофе и разговаривает с министром иностранных дел об Украине, над которой летит, за-мышляя против нее новые козни, и поглядывал на кноп-ку пуска ракеты, что висела под днищем. Думалось, как она вскоре, встроившись в тепловой след самолета, вспорет его брюхо. То–то будет в самолете переполох! О, как испуганно забегают глазенки Путина, когда в пробоины обшивки ворвется холодный воздух, когда самолет завибрирует, словно в агонии, накренится и начнет разваливаться в воздухе… «Ну что, ты точно определил, что это ИЛ 96? – спросил вдруг Ничипорен-ко. – Там еще должен быть трехцветный флаг россий-ский…» Слава не разбирался в формах гражданских са-молетов, «Боингов», «Аэробусов» и сравнимых с ними по размерам российских Ил 96, да и трудно самолет было рассмотреть в подробностях со столь значитель-ного расстояния, но отчетливо заметил трехцветную расцветку вдоль борта… «Флаг вроде есть…» – ответил Слава – ему очень хотелось, чтоб это был самолет Пу-тина, ибо другой возможности расквитаться с ним уже может не появиться. «Давай через двадцать секунд бей…» – сказал Ничипоренко.
Слава включил форсаж, чтоб подняться повыше, и вскоре увидел, как из облаков, что лежали смятой белой простыней под ним, вылетела ракета и понеслась к са-молету, оставляя за собой кучерявый белый след. «Хо-рошо, что подстраховались», – подумал Слава, полагая, что это выстрелили с земли из комплекса «БУК», и нажал кнопку пуска своей ракеты. Та с шипением змеи быстро опередила его СУ–25 и стала догонять граждан-ский самолет. Вскоре он увидел небольшую вспышку, после которой самолет словно споткнулся и, резко накренившись вперед, стал падать. Затем возник огнен-ный шар – это взорвались баки с топливом, и самолет стал разваливаться на части, оставляя за собой огненно–дымный след, словно сгораемый в атмосфере космиче-ский пришелец болид…
Слава пригасил скорость, развернул самолет и от-правился на аэродром. Сердце бешено колотилось. Он чувствовал себя победителем, но и было тревожно – ка-залось, не успеет приземлиться, как в небе появятся российские истребители (современные, не как его ста-ренький СУ–25) и начнут бомбить аэродром, а его со-бьют. Опасался, что русские ракеты полетят и на Харь-ков, где живут в служебной квартире его жена и малень-кий дитятко… Не погибнут ли они после атаки рус-ских?.. Ранее Слава об этом не думал, не верил в воз-можность ответки, да и гибель самолета Путина еще не казалась реальной и осуществимой, а теперь, когда ви-дел собственными глазами, как он взорвался и падал, все  стало по–настоящему серьезно…
Приземлившись, Слава побежал в штаб эскадрильи, к Нечипоренко – доложить, как все произошло. Тот встретил его мрачный – Слава надеялся, что тот похва-лит, пожмет руку, обнимет, а Нечипоренко с досадой и виновато буркнул: «Самолет не тот оказался… Летел какой–то из Европы. Впрочем, это не наша вина – нам указали, и мы свое дело выполнили. Теперь пусть сами отдуваются… – вдруг взгляд полковника стал жестким, он добавил: – Однако никто не должен об этом знать – ты понял?» Слава понуро кивнул и пошел в казарму. Было до слез обидно не от того, что Путин ушел от возмездия, а от того, что мечта  стать  героем Украины и  прославиться, откладывается… В коридоре встретил-ся товарищ и спросил: «Ну, как полет? Сепаратистов бомбил?» Слава устало ответил: «Самолет оказался не тот и не в том месте…» Ответил в прострации и отре-шенности, забыв, что должен молчать о сбитом лайне-ре. «Какой самолет?» – удивился товарищ, на что Слава отмахнулся: «Мой самолет…» Товарищ недоуменно посмотрел вслед, а Слава прошел в свою комнатку и включил телевизор – полагал, что вскоре там расскажут о сбитом самолете… Очень хотелось узнать, чей был самолет и что скажут об этой трагедии?..  Действитель-но, минут через пять была прервана телепередача о жи-вотных и на экране появилась размалеванная гарная дикторша, которая тревожным голосом сказала: «Толь-ко что сепаратисты совершили очередной вопиющий теракт – они сбили пассажирский самолет «Боинг», ко-торый летел из Дании в Малайзию. Погибли почти три-ста человек. Мир в очередной раз убедился в подлости России, которая поставила сепаратистам современное вооружение. Стране–агрессору уже не отвертеться. Вскоре мы покажем кадры с места крушения – следите за новостями!» Слава с ухмылкой смотрел на дивчину, которая трагическим голосом обвиняла Россию, не со-мневаясь, что глаголет истину, и думал: «Ты, голова го-ворящая, если бы знала правду?!»
Слава упал на кровать и стал ждать видеокадров с места крушения – вскоре их показали: на поле, между лощинами и перелесками, лежали обломки «Боинга»: разломанные крылья, ошметки кабины, покореженные и черные от копоти двигатели, фрагменты тел, – все было разбросано на большой площади, что указывало, что самолет развалился еще на высоте, а не упал целеньким. Опять дивчина–диктор говорила, что погибли почти триста человек – в основном граждане Дании, которые летели на экскурсию и отдых к южным морям вместе с детьми. Для доказательства показали валявшиеся в поле игрушки – закопченных медвежонка и зайчика. И опять дикторша подытожила: «Мир возмущен очередной рос-сийской агрессией!»
Слава почувствовал тошноту и впервые некую ви-ну… Ведь он не желал смерти детям! Ведь он стрелял по Путину… Подумалось, что не его ракета сбила «Бо-инг» – да, он ее пустил, но к самолету уже летела дру-гая, с земли! Так что он может спать спокойно, не муча-ясь угрызениями совести.
Выпив стакан водки, Слава уснул…
Утром он узнал, что Нечипоренко срочно уехал в Киев, в генеральный штаб, и стал ждать его возвраще-ния. Хотелось сказать ему, что тот должен предъявить претензии тем, кто совершил жестокую ошибку, подста-вив и летчика и тех, кто стрелял с земли, навешав на них тяжкий грех до  конца жизни! 
Нечипоренко приехал через три дня и, вызвав Славу в кабинет, хвастливо и показно бодренько сказал: «По-здравляю тебя с присвоением ордена Мужества!» Он ожидал, что Слава, вытянувшись в струнку, громко ска-жет: «Служу Украине!», но он это лишь вяло пробормо-тал. «Поедешь скоро в Киев и там получишь орден пря-мо из рук президента Порошенко! За доблестную служ-бу». Слава кивнул, но и сказал: «Некрасиво получилось – в самолете ведь погибли сотни, в том числе дети воз-раста моего Коляньки…» Нечипоренко скривил губы: «Ты не особо заморачивайся… Война есть война, а на ней гибнут и случайные люди. Ты же ведь пускал ракеты по Донецку – там тоже гибли мирные жители». – «Но это же сепаратисты, – ответил Слава, считая, что делает правое дело, убивая дончан, которые захотели отде-литься от неньки Украины. – А там европейцы!» В его извращенном понимании – европейцы были людьми первого сорта, совсем другой крови, более ценной, они жили там, куда сейчас стремилась попасть Украина – в счастливой и богатой демократической жизни! «Так по-лучилось, – развел руками Нечипоренко. – Но Украина от этого только выиграла. Ранее в цивилизованном мире не особо–то обращали внимание на наши отношения с Россией, считая ее очень нужной страной для Европы, а теперь обвинят во всех грехах. Теперь в Европе серьез-но будут заступаться за нас, примут в Евросоюз, а мо-жет быть, и в НАТО! Вот тогда заживем! Вот тогда накажем Россию!» Нечипоренко помолчал и вдруг заис-кивающе сказал: «Теперь опять насчет тебя – оказывает-ся, российский спутник из космоса заметил твой само-лет около «Боинга», и Россия приводит это в доказа-тельство нашей вины. Чтоб это дело не раскрылось, ты должен уволиться из ВВС…Так решило руководство». Слава побледнел и округлил глаза: «А куда я пойду? Чем семью кормить буду?» Нечипоренко похлопал его ободряюще по плечу: «Ты не переживай – мы нашли тебе местечко спокойное, вдали от этой суеты: тебя назначат директором международного аэропорта в го-роде Николаеве. Хорошая должность, с солидным окла-дом. Представь, тебе всего лишь 25 лет, а ты уже важ-ный начальник! Да тебе все летчики завидовать бу-дут…» Слава осознал, что отныне уже не сделать воен-ную карьеру, и выдавил: «Я не об этом мечтал. Да и об-разование у меня – лишь летное военное училище». – «Ради интересов родины ты вынужден подчиниться, – сказал строго Нечипоренко. – Так что, готовься завтра выезжать в Киев, где получишь орден, премию и новую должность… А о том, что случилось, забудь!»
***
Прошло почти четыре года. Проснувшись в воскрес-ный день, Слава выпил с утра без закуски стакан водки (в последний год он много и часто пил) и с мрачным ви-дом уставился в телевизор. Никуда не хотелось идти, ни с кем общаться, ни с кем разговаривать – даже с женой, которая, увидев его выпившим, фыркнула: «У тебя что, больше дел нет? Хоть бы с детьми в воскресный день занялся! Сходил бы с ними погулять… А то молчишь, как будто язык проглотил!» – «Ты хочешь, чтоб я ска-зал? – вдруг вспылил Слава, устав от претензий в том, что замкнут, чего–то скрывает. – Хорошо, скажу! Это ведь я сбил «Боинг» около Донецка! Пусть даже и по-участвовал кое с кем… но моя вина в гибели детей в нем есть!» Жена осеклась и уставилась на Славу, хлопая растерянно глазами. Наконец медленно прошептала: «А ведь по телевизору другое говорят». – «Мало ли чего говорят… Зачем, ты думаешь, мне орден дали, эту квар-тиру и должность начальника?.. За то и дали!» – «Ты же, наверное, случайно?» – пробормотала жена. «Если бы… Да, мы хотели сбить самолет Путина, но оплошали. И теперь я нюхом чувствую, как вокруг меня сжимается удавка. Боюсь смотреть телевизор – опасаюсь, что сей-час скажут, что в международном суде решили: дескать, мы зря обвинили Россию, виноват украинский летчик Волощук. Дайте–ка нам его на растерзание!» – «Да кто ж из руководства Украины согласится на такое? Они ведь эту операцию сами разрабатывали», – возразила жена.  Слава хмыкнул: «Сдадут и не поморщатся – ска-жут, что это я по своей инициативе и тупости сделал. Впрочем, нынешнее руководство ведь не вечно – так что придут другие, и уж они–то меня точно не пожале-ют». – «Все эти твои страхи не обоснованы». – «Не обоснованы?!» – Слава выкрикнул так громко, что дети, шестилетний Коля и трехлетняя Ника вздрогнули, пере-стали играть и уставились на него – и его вдруг порази-ло, что они играли с бурым плюшевым медведем и с розовым длинноухим зайчиком – словно теми самыми, которые валялись в поле с останками погибших пасса-жиров «Боинга», будто их кто–то специально подкинул ему в дом, будто они не были куплены в магазине... «Я слежу за теми людьми, которые знали про этот «Боинг», – Слава понизил голос и зашептал, – и замечаю, как они исчезают. Исчез техник, который вешал мне ракету на самолет, исчезла диспетчер, что вела «Боинг» с земли. Куда они делись? То–то же…»
Вдруг раздался звонок на мобильный, Слава схватил его с ужасом – и не ошибся… «Это с тобой разговари-вает майор службы разведки Украины. Как ты там по-живаешь?» – услышал он глухой и мрачный голос. Но звонившему не нужен был ответ, ибо тот без паузы ска-зал: «Держи язык за зубами? Кстати, сообщаю – вчера застрелился твой начальник Нечипоренко – болтливым оказался по пьяни. А ведь человеку еще жить бы да жить. Ну, а семью его мы поддержим материально». – «Вы что, меня пугаете? На что–то намекаете?» – заорал Слава и затрясся от нервного напряжения. «Просто пре-дупреждаю…» – и в трубке раздался гудок. Слава дога-дался, что его квартира прослушивается, и когда при-знался жене в своей вине в гибели самолета, следящие за ним «органы» тут же напомнили о себе. А как еще объяснить этот странный звонок?
Почувствовав себя тараканом, которого посадили в банку и рассматривают со всех сторон, готовые в любой момент пшикнуть на него дихлофосом, Слава пригнулся и с ужасом оглядывался по сторонам. Он заглянул под письменный стол, провел рукой под подоконниками, желая обнаружить «жучки». Затем заскочил в свою спальню, вытащил из чемодана под кроватью пистолет «ТТ», который купил, опасаясь нападения земляков–сепаратистов, которых когда–то с удовольствием рас-стреливал с воздуха. Приставил ствол к груди и нажал курок… Со злорадной мыслью: «Если я вам всем нужен мертвый, то, пожалуйста…»
                24 марта 2018
НАКАЗ
Ближе к полуночи стало известно, сколько голосов набрал Путин, что он побеждает соперников–кандидатов в президенты России. Он приехал в штаб по своему выдвижению, к тем, кто организовал его предвы-борную компанию, поблагодарил их и сказал: «Завтра я встречусь с другими кандидатами, и мы обсудим, как сообща сделать Россию великой!» Это было замеча-тельное предложение, которое позволяло учесть все пожелания избирателей, все их чаяния и мечты, все их интересы. Ранее подобные предложений Путин оппо-нентам не делал – то ли политической гибкости не хва-тало, то ли был на сто процентов уверен, что страна движется под его руководством в абсолютно правиль-ном направлении…
На следующий день, хорошенько выспавшись после ночи подсчета голосов, ближе к вечеру, бывшие канди-даты съехались в Кремль и расселись вокруг овального большого стола. Все семь человек. Войдя, Путин поздо-ровался с каждым за руку и уселся с ними рядом, а не на особое почетное место, и сказал кратко: «Перед нашей страной стоят большие и сложные задачи – нам надо модернизировать экономику, надо поднять благосостоя-ние народа. Нам нужны инновации, новые прорывные идеи. Мы никому не хотим угрожать, но будем укреп-лять обороноспособность страны…» Сначала он не-сколько замедлялся, подбирая наиболее правильные и точные слова – понимал, что как победитель этой пред-выборной гонки должен сразу показать присутствую-щим, что победил не только потому, что является дей-ствующим президентом и уже показал себя на этом по-сту с неплохой стороны, но и потому, что знает про-блемы страны и умет правильно и точно формулировать задачи по их решению. Чтоб не было у них соблазна по-думать, что они в чем–то его намного умней…и должны восседать на его месте.
Он был прост, ничто в его лице и в поведении не по-казало присутствующим, что они в чем–то ниже его…
Закончив речь, он сказал: «Хотелось бы услышать ваши предложения… – он посмотрел на присутствую-щих и остановил взгляд на Явлинском, который, скром-но опустив голову, сидел от него по левую руку и что–то писал карандашом на листке бумаги. – На дебатах вам из–за алфавита всегда приходилось выступать по-следним, да и в бюллетени ваша фамилия стояла по-следней и поэтому я хочу исправить эту несправедли-вость и предоставить слово Вам…» Жириновский, си-девший напротив Путина, с неудовольствием помор-щился – он, считая себя самым старшим и опытным среди присутствующих, полагал, что Путин должен дать выступить первым ему, оказать ему почтение… Другие слегка улыбнулись, отмечая находчивость Пу-тина, его умение обосновать свое решение, никого не обижая.
Явлинский вскинул голову, посмотрел на всех орли-ным взглядом и сказал: «Я в своих предвыборных речах не раз подчеркивал, что главное в стране – это взаимное уважение власти и народа. Этого у нас, к сожалению, нет. Народ хочет уважать власть, верить ей, ценить ее, как повелось еще со времен батюшки царя, про которые писал Некрасов в стихах: «Вот приедет барин – барин нас рассудит…» В общем, в народе до сих пор жива ве-ра в то, что власть порядочная и честная, что она всех рассудит. Тем более что и власть часто заявляет, что чиновники – слуги народа, который их выбирает. Увы, в нашей стране это далеко не так. Власть не только не хо-чет слышать чаянья народа, но иногда ведет себя весьма нагло. Создается ощущение, что мы живем в неком средневековье, где законы для всех разные. Одни законы – для феодала, и совсем другие для смерда, для просто-го человека. То и дело мы узнаем, как чиновники, судьи и представители разных силовых органов нарушают права вождения, провоцируют ДТП, а потом тычут в ли-цо сотрудникам полиции корочки красные с гербом Рос-сии и заявляют, что они неприкосновенные личности. Думаю, таких надо судить показательным судом с наивысшим сроком наказания, так как они дискредити-руют власть,  разрушают единство страны. А сколько примеров, когда коттеджи чиновников перегораживают своими высоченными заборами подходы к реке или озе-ру для отдыхающих! Обидно, что чиновники порой не слышат просьб населения убрать, например, свалку, ко-торая находится вблизи жилых домов и гадит воздух. Но самое противное неуважение, это когда государство работающему человеку платит жалкие десять тысяч рублей зарплату, а чиновнику миллионы…»
Путин слушал внимательно, был строг и, когда Яв-линский закончил, сказал: «Вы, конечно, правы – оби-жать людей нельзя. Я обязательно укажу Следственному комитету, чтоб не давал спуску наглым чиновникам. А по поводу зарплат – правительство сейчас над этим ду-мает. Да, работающий человек должен жить достойно, как, впрочем, и другие наши граждане не должны чув-ствовать никаких ущемлений…»
Путин вновь посмотрел по сторонам и остановился взглядом на Жириновском, который нетерпеливо ерзал на стуле, всем своим видом показывая: мне дайте слово, мне… «Владимир Вольфович, с удовольствием послу-шаем ваши пожелания!» – сказал он. Жириновский по-крякал, прочищая горло, и неторопливо начал: «Да…Вот Явлинский правильно сказал о чиновниках – жесткости к ним не хватает. Каждый человек хочет жить легко, меньше работать, а получать как можно больше. Такова природа человека. Вы, Владимир Владимирович, принимаете хорошие законы, но их плохо исполняют. Кто? Чиновники низших уровней. Они ведут себя как в басне Крылова о коте и поваре, по принципу: «А Васька слушает – и ест…» Сколько хороших начинаний они загубили своей вялостью!? Вы говорите, что надо повы-сить в регионах зарплату учителям и врачам, а они иг-норируют... Вы говорите в своих указах еще о многих важных преобразованиях, а они игнорируют… Это же печально, когда вам лично приходиться решать на «прямых линиях» во время общения с народом, кому и сколько лекарств выделить, кого в больницу положить, какую свалку закрыть, кому задолженность по зарплате выплатить. У вас же есть дела поважней, особенно в ны-нешней международной обстановке…»
Речь Жириновского крепла, в нем проявлялся при-рожденный артист, речь которого была не монотонной и плавной, а эмоционально то повышалась, то опуска-лась…
«Вы правы – чиновники не всегда справляются со своими задачами, – ответил Путин, а так как не любил обижать чиновников, которые ему лично служили верой и правдой, то добавил: – Но, к сожалению, им не всегда хватает для этого средств, а иногда и опыта. Но они стараются, и мы им будем в этом помогать. Ну а тех, кто наглеет, кто путает государственные деньги со сво-ими, мы строго наказываем – вы знаете это и по делу губернатора Кировской области Белых, и по делу гу-бернатора Хорошавина, и по другим… Спуску никому не будет! Даже министрам».
Путин опять посмотрел по сторонам и задержался взглядом на Ксении Собчак. Благодушно улыбаясь, он сказал: «Давайте, мужчины, дадим слово женщине – она у нас среди кандидатов в президенты была единствен-ная, да еще и молодая, не привыкшая к жесткой муж-ской борьбе». Это был намек на то, что он следил за де-батами по телевидению и знал, как ей пришлось стака-ном воды останавливать мат в ее сторону от Жиринов-ского, как ее там довели до слез упреками.
Обычно, когда Собчак общалась с ним, то улыба-лась, как родному человеку, показывая всем вокруг, что его с ней связывают особые отношения долгих лет зна-комства, благодаря ее папе, у которого Путин был в за-местителях мэра Петербурга, а сейчас посерьезнела и суховато сказала: «Да уж… – и покосилась на Жиринов-ского, который немного покраснел. – Я же хочу сказать про нашу правоохранительную и судебную систему. Она, мягко говоря, не соответствует демократическим принципам. Она нацелена на обвинения, она служит орудием подавления инакомыслия. Был осужден мой товарищ и коллега, популярный среди народа Наваль-ный с целью не допустить его к выборам, да и дру-гие…Зато прокуроры, которые крышевали казино с наркопритонами в Подмосковье, были оправданы, полу-чили новые должности. Мы видим, какие деньги нашли недавно у полковника полиции Захарченко на дому (аж девять миллиардов) – ведь он их отобрал у бизнесменов не за один день, а за годы своей службы! И никто его раньше не привлек, а почему? Да потому, что наша си-стема следствия своих покрывает. Зато если надо отобрать успешный бизнес у предпринимателя, они лег-ко организуют «наезд», они упрячут этого бизнесмена в тюрьму, подкинут ему наркотики, оружие, да что угод-но, чтоб его опорочить… Сейчас грозит срок режиссеру Кириллу Серебреникову, у которого нашли финансовые нарушения в его театральном проекте. На какие–то пусть десятки миллионов, но он же не бухгалтер, а дея-тель искусства – мог и просмотреть. Зато многие реаль-ные жулики, как, например, Васильева и ее босс, быв-ший министр обороны Сердюков, легко уходят от от-ветственности за миллиардные промахи… – Собчак до-стала из красной папочки листочек и протянула Путину через стол. – Владимир Владимирович, я прошу поми-ловать этих людей!»
Путин взял список и, глянув в него, где аккуратнень-ким столбиком были написаны фамилии, имена и отче-ства осужденных, положил перед собой и сказал: «Обя-зательно рассмотрю». Несмотря на то, что он увидел в этом списке фамилию Сенцова, так называемого украин-ского режиссера, который планировал теракты в присо-единившемся к России Крыму, и осужденного за это на 20 лет, он был удовлетворен, что Собчак не стала гово-рить о возвращении Крыма Украине, о выводе войск из Сирии. Видимо, поняла, что этим его только разозлит…
Путин глянул на Титова, человека улыбчивого и приятного, который не скажет ничего гадкого по при-чине своей дипломатичности и потому, что служит на государственной должности омбудсмена по делам предпринимательства. Сколько бы Путин с ним ни об-щался, тот всегда говорил мягко, обтекаемо. Путин назвал его по имени–отчеству и сказал «Прошу!»
Вот и сейчас Титов заговорил весьма дипломатично: «Мы, предприниматели, привлекли к общей работе научно–исследовательские институты, экспертов–экономистов и создали «Стратегию роста». Мы ее вам недавно передали – надеюсь, вы прочтете. К сожалению, в стране низкий рост ВПП за последние три года, по су-ти стагнация, необходима новая экономическая полити-ка. Нужен двигатель роста – и этот двигатель, я думаю, наш малый бизнес. Ему, к сожалению, не дают развер-нуться излишними налогами, неподъемными ставками на кредиты, разными поверками. У нас в России немало энергичных и предприимчивых людей, которые хотят и могут заниматься бизнесом. Надо дать им возможность и для себя заработать, и пополнить рынок страны това-рами и продуктами».
В груди у Путина потеплело – приятно разговари-вать с таким человеком, как Титов. Никакого кардиналь-ного слома он не предлагает. И Путин сказал: «Вы пра-вы! И наше правительство в последнее время много де-лает, чтоб помочь малому бизнесу. Я лично подписал несколько указов об отмене всевозможных проверок, что проводят налоговые и надзорные органы… Не надо кошмарить бизнес! А по поводу высоких ставок по кре-дитам – да, это тяжкое бремя. Мы знаем, что на западе ставки низкие, а у нас и пятнадцать и двадцать процен-тов годовых. Виной этому была высокая инфляция. Как вы знаете, в прошлом году впервые она стал ниже трех процентов. Думаю, что и ставки по кредитам начнут уменьшаться…»
Путин поглядел на самого одиозного из всех канди-датов – Максима Сурайкина, который на дебатах сурово просил называть себя не господином, а товарищем и не раз жестко заявлял, что из всех кандидатов только один выступает за слом капитализма и возвращения в Совет-ский Союз, в социализм. Сурайкин сидел напротив Пу-тина очень серьезный, сверлил его глазками, изучая – он, в отличие от других кандидатов, видел президента наяву впервые, да еще с такого близкого расстояния. Максим походил на кабанчика, упертого и сильного, ко-ренастый, с толстой шеей, он был, наверняка, в драке свирепым и опасным. Путин это понимал как человек, который много лет занимался борьбой дзюдо, отмечая, что с таким в бою будет тяжело справиться.
«Прошу вас, Максим Александрович… – сказал Пу-тин, заранее запомнив имена всех кандидатов. – Какие у вас есть пожелания?» Сурайкин побагровел круглым мясистым лицом, выдавая, что находится в огромном волнении и напряжении, и сказал хрипловато и напори-сто: «Я выступаю против капитализма, за социальную справедливость. Но если уж так получилось… то хочу, чтоб из социализма взяли все лучшее. А там много было хорошего – была сильная в военном отношении держа-ва, которая победила фашизм, многие страны боялись разговаривать с нами высокомерным тоном, каким пы-таются разговаривать сейчас. Было качественное бес-платное образование для всех, а сейчас много частных школ и институтов, где образование можно получить лишь за огромные деньги. И сделать это могут только дети чиновников, бизнесменов, артистов и певцов. Ме-дицинские препараты стоили копейки, а операции дела-лись бесплатно. Сейчас же это стоит многие десятки, а то и сотни тысяч рублей. Все дети были обеспечены яс-лями и детскими садиками. Люди не боялись потерять работу, знали, что государство о них заботится, поэто-му жили спокойно и счастливо, были добрее, никому не завидовали. Не было ни наркомании, ни разгула банди-тизма, ни такого огромного разрыва в доходах. Больше других получали только те (крупные ученые, космонав-ты, великие писатели), кто делал что–то полезное для родины, а сейчас большие деньги имеют часто те, кто сделал для родины гадость – украл у нее ресурсы и вы-вез за границу…»
Путин слушал внимательно и в чем–то соглашался с Сурайкиным, ибо больше половины жизни прожил при социализме и поэтому знал его сильные стороны, но знал и слабые, и поэтому он сказал: «Я полностью под-держиваю ваши мысли по поводу социальной справед-ливости, но вот вам сколько лет? Я слышал, всего 39! То есть вы по сравнению со мной еще молодой человек. С тех пор, как в стране начались рыночные реформы, прошло почти 28 лет, то есть при социализме вы про-жили всего лишь одиннадцать лет. Ребенком. Много ли о нем можете знать из личного опыта? Скажу вам, как старший, что и в социализме было немало дурного. Но лучшее, конечно же, надо оттуда брать! – и добавил с улыбкой: – Но только пообещайте, что Зимний Дворец с вооруженными матросами брать не будете…» Все зау-лыбались, а Сурайкин покраснев, пробормотал: «Хоро-шо…»
Путин посмотрел на сидящего по правую руку Бабу-рина, личность которого ему была более–менее извест-на, так как тот одно время был депутатом Госдумы и часто выступал на телевидении в разных передачах. Он тоже был приятен, как человек – походил на доброго и сытого медведя–увальня крупным телосложением и пухлыми щеками. «Продолжим с правой стороны…» – сказал Путин. Бабурин сглотнул, будто проглатывая что–то, и, интеллигентно поджимая губки, начал: «Я выступал и выступаю за традиционные ценности нашего народа: детей надо любить, семью беречь, стариков уважать. Что же мы видим сейчас? К сожалению, пенсии у большинства стариков маленькие, на них почти не-возможно прожить, а ведь это люди, которые трудились честно на благо страны, осваивали Сибирь и Север, от-крывали газовые и нефтяные месторождения, которые сейчас кормят нашу страну. Теперь о семье. Она под-вергается большим нападкам со стороны либералов… – и он красноречиво повел темные большие глаза на Соб-чак. – Все эти, так называемые, европейские ценности с ювенальным законодательством. Все эти, прости госпо-ди, пропагандисты сексуальных меньшинств и однопо-лых браков неплохо устроились в наших СМИ, на теле-видении и в интернете. И пытаются уничтожить тради-ционную российскую семью с большим количеством детей. А ведь если не будет крепкой семьи, то не будет и России – мы исчезнем и выродимся. В последние годы было много сделано властью, чтоб запретить пропаган-ду сексменьшинств среди несовершеннолетних, для стимулирования рождения детей дается материнский капитал и выделяется земля для семей с тремя детьми.., но этого недостаточно. Известно, что в прошлом году на 10 процентов сократилась рождаемость. Необходимо увеличить дотации семье. Я сам родом из Сибири – это огромная и богатейшая, но малозаселенная территория, она лакомый кусок для многих зарубежных стран. Ее необходимо заселять нашим народом, развивать! И наконец, о детях. К сожалению, они с малолетства зом-бируются потребительством через пропаганду в глянце-вых журналах, – и Бабурин опять скосил глаза на Соб-чак, которая многие годы работала редактором именно такого журнала, а та в ответ сжала губки и скорчила брезгливую гримасу. – Им с детских лет внушают ото-всюду, что запад – это светоч всего, и они стараются туда уехать. Увы, воспитанием патриотизма мало кто занимается, ибо в школах запрещено воспитывать, а необходимо только давать знания. Ведь даже наши учебники по истории написаны либералами, где прини-жается подвиг народа в Великой Отечественной войне…»
Изредка Путин кивал, соглашаясь, а особенно ему понравились слова про Сибирь, где отдыхал прошлым летом и ловил в чистейшем сибирском озере в тайге огромную щуку подводным ружьем – это было непо-вторимо. Понравились слова и про победу над фашиз-мом, так как сам участвовал в день Победы в Бессмерт-ном полку, где сотни тысяч людей скорбно и величаво несли портреты своих погибших отцов и дедов. «Вы сказали правильные слова, – отметил Путин. – И вы, ко-нечно, знаете, что мы все ваши идеи поддерживаем. Это нас тоже тревожит и мы будем делать все, чтоб вырас-тить здоровое, умное и любящее родину поколение…»
Путин глянул на Грудинина, который сидел с краю стола: «Ну что, остался Павел Николаевич. Кстати, по-здравляю с заслуженным вторым местом. В нашей стране традиционно голосуют много людей за предста-вителей левых партий…» – «Спасибо, Владимир Вла-димирович. Я тоже в первый раз участвовал в выборной компании, много понял и осознал, а главное, сумел до-нести до избирателей в стране наши идеи и увидел, что народ их поддерживает. А идеи вкратце таковы. Это ка-чественно улучшить жизнь большинства населения страны, а для этого надо резко увеличить бюджет и под-нять экономику. Как это сделать? До сих пор мы прода-ем сырье, лес, нефть и газ, а не продукты переработки, которые ценятся намного выше. Например, маленькая Швейцария продает своих часов по всему миру на столько же, сколько приносит нашему бюджету огром-ная организация «Газпром». Нужно национализировать государству табачную и водочную промышленность, и она будет пополнять бюджет, как это было в Советском союзе. Лучше бы, конечно, вообще не курить и не пить, но это пока из области мечтаний… Надо национализи-ровать и всю энергетику, которая дает наибольшую прибыль и на более чем 80 процентов уже принадлежит иностранным компаниям. Приглашая инвестировать в свою экономику западные компании, мы предлагали им, по сути, купить курицу, которая несет золотые яйца – и теперь эти яйца, то бишь прибыли, они увозят на запад, к себе. А надо привлекать инвестиции, которые помогут построить нам современную промышленность, как это делал Сталин. Тогда мы сможем реально провести по-литику импортозамещения и создавать конкурентную продукцию. Тогда у нас будут деньги – и мы сможем поднять пенсии, зарплату бюджетникам, улучшить ме-дицину и образование и на оборону немало останет-ся…»
Путин внимательно поглядывал на Грудинина, осо-знавая, что мужик это неглупый и поэтому не зря занял второе место в борьбе за президентство. Сравнивая себя с ним, Путин понимал, что тот, пожалуй, гораздо импо-зантнее его, что немаловажно, чтобы понравиться изби-рателю – он яркий, энергичный, с хорошей фигурой, приятным голосом и лицом актера, который способен играть положительных героев. А то, что он сказал, это несколько уязвило – ведь Путин много лет занимался тем, что ездил по миру и уговаривал западные компании вкладывать в экономику России, сам поддерживал поли-тику либералов, готовых продать западу все что можно и все приватизировать – тогда верилось, что это ключ к процветанию, да и, честно признаться, хотелось пере-ложить головную боль по поднятию экономики с власти на бизнес, а самому жить без особых забот… «Да, – ска-зал печально Путин, – к сожалению, мы почти загубили свое станкостроение и гражданское самолетостроение. Подсели на нефтяную иглу! Верили в единый мировой рынок, а мир оказался к нам недружелюбен…» Признать Путину это было нелегко, но когда сказал, то стало по-легче на душе.
Путин оглядел собравшихся и спросил: «Ну, все вы-сказались?» И тут раздался незнакомый хрипловатый голос: «А можно, я скажу?» И все увидели появившего-ся около стола человека лет пятидесяти в спортивном костюме, в очках, в домашних тапочках – видимо, он переместился сюда прямо из своей квартиры. Лица у всех вытянулись, глаза округлились, у Собчак отвисла массивная нижняя челюсть, а у Жириновского задергал-ся правый глаз. Путин, который обычно не теряет само-обладание, потер непроизвольно глаза, полагая, что это оптический и слуховой обман. По крайней мере, сюда в кабинет, окруженный десятками охранников, даже муха без разрешения не пролетит. «А вы кто такой?» – спро-сил Путин недоуменно. «Да, ты кто такой?» – прищу-рился сердито Жириновский. «Я автор, который мыс-ленно представил вашу встречу, дал вам высказаться и поэтому имею возможность и право сказать сам!» – от-ветил немного нахально человек. Присутствующие недоуменно переглянулись между собой – им–то каза-лось, что они от имени себя говорили, а тут появляется некто и присваивает их мысли и слова себе… «Да я по быстрому, – сказал незнакомец, успокаивая их_ – Так вот! Все ваши речи правильные. И Путин, народ которо-го поддержал на выборах, это понимает! Но есть немало людей, облеченных властью и имеющих огромные день-ги, которые будут против этого! Они не хотят терять ни свое положение, ни богатство! Это наглые, хитрые хищ-ники, связанные с западными странами и компаниями одной целью – тянуть из русского народа жизненные соки до полного его изнеможения. Ибо такова жизнь: всегда и всюду сильнейший и подлейший пожирает сла-бейшего! В жесточайшей борьбе за место под солнцем! Об этом подзабыли наши люди, расслабившись при со-циализме, и Горбачев тому печальный пример. Увы, и ты, Путин, из породы советских наивных людей. Если сумеешь отряхнуться от благодушия и ложного гума-низма, жесткой рукой передушишь местных и западных паразитов на теле родины, то значит, поможешь России выжить!»
Незнакомец пристально посмотрел в глаза Путину и строго спросил, почувствовав в своем голосе силу мил-лионов людей, осознавших нависшую над ними угрозу уничтожения: «Сможешь?!» Путин растерянно мол-чал…   
                22 марта 2018

НЕПРИКАСАЕМЫЙ
Получив в загородном доме местного уголовного авторитета взятку (пакет с пачкой долларов) за то, что в суде оправдал его подельников, совершивших тяжкое преступление, пятидесятилетний судья Протасов ехал на дорогом джипе «Лексус» домой. Было прекрасное настроение – он легонько мурлыкал песенку: «А нам все равно! А нам все равно» из фильма Гайдая «Бриллиан-товая рука», которую там пел актер Никулин. Эта пе-сенка соответствовала мыслям, что ему на всех, что называется, чихать… Ведь он не обычный гражданин, который от всего зависим, а судья – лицо, как и депута-ты, неприкасаемое! Его нельзя арестовать, привлечь к уголовной ответственности, да и многое к нему нельзя применить, ибо тем, кто это сделает, самим хуже будет! А если что–то и можно с ним сделать, то только с со-гласия коллегии судей, а она согласие не даст из–за корпоративной солидарности – там ведь такие же судьи заседают и они не хотят, чтоб и к ним (не дай бог) при-менили подобное… Ведь у них тоже морда в пушку – за долгую жизнь у каждого накапливается немало грешков, где пришлось пойти на сделку с совестью и с законом, чтоб помочь друзьям, родственникам, «нужным людям» освободиться от уголовной ответственности…
Мысль о деньгах, что лежали в бардачке, радовала Протасова не только тем, что там внушительная сумма, но и тем, что таких уже получил немало и еще получит. Он представлял, как ее потратит: купит жене дорогое кольцо с бриллиантом, новую шубу, детям (двоим школьникам) новые компьютеры и айфоны, а также по-везет всю семью на месяц на райские острова Мальдивы в Тихом океане, где будет нежиться на златом песочке, плавать в лазурной лагуне среди кораллов и рассматри-вать разноцветных рыбок. Словом, жизнь прекрасна и как здорово, что он, закончив юрфак, сумел пробиться в городские судьи, а ведь в юности собирался стать моря-ком… Ну кто такой сейчас моряк? Так себе – человек с грошовой зарплатой. А им, судьям, президент Путин недавно поднял зарплату до двухсот тысяч! Это солид-ные деньги при средней зарплате в стране тридцать ты-сяч! Хотя в реальности судья имеет гораздо больше. Наивный Путин решил, что если судьи будут много за-рабатывать, то перестанут брать взятки, будут честны-ми! Как просчитался! Видимо, не знает он человеческую породу, ее ненасытную жадность к удовольствиям, хотя уже не пацан, тем более в силовых органах служил, раз-ведчиком за границей, и не должен быть таким доверчи-вым!? Впрочем, что Протасову и другим чиновникам его критиковать? Наоборот, они очень им довольны – пусть работает до скончания своего века, лелеет их, удерживая власть в своих руках, а они ему помогут в этом всеми силами – оппозиционера–крикуна, который за справедливость и права народа глотку рвет, в тюрьму (совместно с полицией) упечь лет на десять–пятнадцать они запросто: наркотики ему подсунут в карман или не-раскрытое убийство «пришьют». Так что, Путин, долгих лет тебе! А потому как ты свое здоровье бережешь, спортом занимаясь, то жить будешь долго…ну и они рядом с тобой не бедствовать!   
 Выпив с авторитетом две бутылки дорогущего французского коньяка и закусив бутербродами с черной икрой и другими деликатесами, Протасов вел автомо-биль, как ему казалось, достойно – не вилял из стороны в сторону, и ему оставалось доехать до своего коттеджа лишь десять километров, чтоб поставить автомобиль в гараж и залечь спать. Но это только ему казалось, что едет ровненько и аккуратно, а со стороны езда выгляде-ла по–другому… Он подрезал машины, вклинивался между ними, переезжал из одного ряда в другой, то рез-ко тормозил, то ускорялся – и постоянно слышал сзади и сбоку сигналы: это возмущались ошарашенные его ездой шоферы, они показывали ему грубый жест сред-ним пальцем, делали свирепые физиономии и что–то зло говорили. Протасову их выкрики через стекло не было слышно, но он понимал, что они матерятся, и ду-мал: «Еще встретимся в суде – я вам все припомню! Я вас в тюрьме сгною!»
Неожиданно сбоку пристроилась машина «ГИБДД» – белый, с синими с полосами на боках «Форд», в кото-ром сидели два полицейских. Один высунул из салона полосатую палочку и показал ею, чтоб Протасов при-жался к обочине. А так как Протасов «послал» его, не открывая стекла, на три буквы, то машина полиции ста-ла выдавливать его с дороги, а вскоре раздалось жесткое предупреждение из громкоговорителя на крыше: «Води-тель Лексуса с номером….остановитесь!» – «Вы еще пожалеете», – пробормотал Протасов и прижался к обо-чине, но так неудачно, что помял крыло о бордюр. Ма-шина полиции загородила дорогу, встав впереди. Вы-скочили два «гаишника» в серо–зеленых костюмах и торопливо пошагали к Протасову. Он опустил окошко наполовину и процедил: «Чего надо?» – «Ваши права и документы на машину!» – сказал молодой светловоло-сый сержант. Протасов ухмыльнулся и показал красную книжицу судьи: «А это не подойдет? Ты знаешь, кто я…» Протасову казалось, что разговаривает он интелли-гентно и вежливо, ясным языком, но «гаишникам» так не показалось, и сержант сказал: «Да вы пьяны! Отдайте срочно ваши права!» – «А вот это не хочешь?» – Прота-сов показал кукиш, с трудом свернув пальцы. Гаишник вытащил из кармана алкотестор и, протянув к лицу Протасова, заявил: «Дуньте сюда!» – «Я тебе сейчас так дуну в жопу, что шариком надуешься и полетишь!» – ответил Протасов и икнул. «Так, гражданин, выходите из машины, и проедем в отделение…» – сказал сержант. «Сейчас разбежался! – заявил Протасов. – И вообще, идите на х..й!» В это время другой «гаишник» снимал его на видео смартфоном и ухмылялся… «Ты не ухмы-ляйся, а то потом плакать будешь!» – сказал Протасов. «Так, мы вызываем эвакуатор!» – строго заявил светло-волосый сержант и стал набирать номер на телефоне… Протасов тоже достал телефон и набрал номер началь-ника ГИБДД города и пробормотал: «Эдуард Максимо-вич, это судья Протасов Андрей Петрович… Да. Нужна твоя помощь! Два остолопа «гаишника» меня останови-ли и хотят отнять машину. Им, видишь ли, показалось, что я пьян! А у меня ни в одном глазу… Это явно под-става, я буду жаловаться прокурору». Вскоре Протасов сунул телефон сержанту с ехидной улыбкой: «Слушай, что тебе сейчас твой начальник скажет… полковник Эдуард Максимович…» Сержант нехотя и с досадой взял телефон и некоторое время молчал, слушая руга-тельства начальства, потом сказал: «Так он же пьян! Он создавал аварийную обстановку на дороге!» Наконец лицо его вытянулось и, слегка побледнев, он пробормо-тал: «Слушаюсь, товарищ полковник…» Потом обра-тился к сослуживцу со смурным недоуменным видом и сказал: «Начальник требует, чтоб мы отвели машину с этим гражданином домой…» Напарник развел руками и пожал плечами: «Ну, раз начальник требует…»
Светловолосый сел за руль «Лексуса» – и вскоре Протасова в сопровождении машины ГИБДД довезли до коттеджа. Протасов открыл пультом автоматические ворота – и сержант въехал во двор. Когда сержант вы-ходил из машины обиженный и молчаливый, Протасов сухо сказал: «Так что в следующий раз знайте, кого останавливать, молокососы».
Сунув пакет с деньгами в сейф, Протасов выпил еще пару рюмок коньяка из бара в стене, сел около огромно-го телевизора и уснул в одежде на кожаном диване… Утром он проснулся от того, что захотел в туалет. Он бы спал еще долго, но мерзкое чувство переполненно-сти мочевого пузыря мучило; он, пытаясь унять позывы, сжимал ноги, подтягивал их к животу. Только ненадолго это успокаивало, а потом опять ныло внизу живота… Вдруг раздался телефонный звонок – Протасов дрожа-щей рукой нащупал смартфон и прохрипел: «Кто это?» – «Это начальник ФСБ Павлов. Как ты себя чувству-ешь?» – услышал он вкрадчивый знакомый голос. «Хо-рошо…– пробурчал он в ответ и, спрыгнув с дивана, помчался в туалет. – Извини, я перезвоню…» Проссав-шись волю и тряся напоследок долго членом, чтоб все до конца вытекло, Протасов набрал номер телефона Павлова: «Что хотел?» – «Тут, понимаешь, неприятное известие. Ты пьяный вчера попался «гаишникам». – «Мы уже разобрались по этому поводу с Эдуардом Максимо-вичем! Это была подстава!» – «Разобрались, гово-ришь… А я вот в интернете видел видео, которое сдела-ли «гаишники». И теперь сотни людей смотрят на твое поведение за рулем. А оно, мягко говоря, не совсем адекватное!»
Вспомнив, что его снимал один из «гаишников», Протасов осознал серьезность своего положения. «Так вы уберите его из интернета!» – вытряхивая хмель из головы ударом ладони в лоб, пробурчал он. «Мы из ин-тернета, к сожалению, ничего не можем убрать. Даже похабные ролики про Путина! Это не наша компетен-ция, да и компания, которая эти фильмы размещает, находится за границей!» – ответил суховато Павлов. «Развели дерьмократию с этим интернетом!» – фыркнул Протасов, подумав, что будь на месте Путина, то ин-тернет запретил бы. А то, понимаешь, каждый мудак может опорочить честное имя чиновника. Опозорить на всю страну!
Он заглянул в ноутбук по сноске, которую выслал по мобильнику начальник ФСБ – и увидел на экране, как сидит за рулем в «Лексусе», сует в физиономии «гаиш-никам» кукиши, пьяно матерясь заплетающимся языком, и морда у него при этом наглая, мерзкая, аж самому противно смотреть на нее. «Суки!» – пробормотал Про-тасов, имея в виду не только «гаишников», но всех, кто смотрит сейчас это видео, сильно потер физиономию ладонями, чтоб окончательно взбодриться и начать со-ображать. Он не столько боялся осуждающей реакции на его поведение мэра, прокурора (он их видел в таком же состоянии на пирушках в теплой компании), а про-стых людей, которых ему придется судить… Как они будут на него смотреть? О чем думать? Глядя на него, стоящего в черной мантии, олицетворением справедли-вости и строгости, они ведь будут ухмыляться и раз-мышлять: «Как такой человек может нас судить? Какое он имеет на это право?»
Протасов набрал номер телефона начальника ГИБДД и сухо спросил: «Эдуард Максимыч, ты уже ви-дел, как твои сотрудники опорочили меня?» – «А что случилось? Вроде они тебя довезли до места. Они мне отчитались… Я проконтролировал», – растерялся начальник ГИБДД, а поначалу голос был хвастливый: дескать, я тебе, уважаемый, помог… «Они выложили в интернет видео моего задержания, ну и там я позволил себе немного лишнего, к сожалению…– заявил Прота-сов. –  Где ты таких сволочей набрал в сотрудники? По-чему они тебя не боятся? Почему не отдали это видео тебе, а выложили в интернет? Я надеюсь, их завтра уже не будет на работе!..» Эдуард Максимович попытался оправдаться: «Да вроде они исполнительные ребята». – «Их надо жестко наказать, чтоб другим неповадно бы-ло», – заявил Протасов. «Я разберусь…» – ответил начальник ГИБДД и положил трубку.
То, что он жестко отреагирует, Протасов не сомне-вался – Эдуард Максимович, как и многие в городе, за-висел от судьи, но если обычные люди к судье не обра-щались с просьбами смягчить наказание родственникам или знакомым, зная, что бесполезно (если только де-нежки не занесут), то чиновники обращались регулярно – начальник ГИБДД, например, так делал несколько раз, особенно просил Протасова быть благосклонным, когда судили его племянника за убийство друга – Протасов тогда осудил его как за неосторожное убийство в целях самообороны и назначил условное наказания вместо се-ми лет колонии. А то, что начальник ГИБДД услугу хо-рошо помнит, он не сомневался и напоминать об этом лишний раз не стал. Да и знает он, что в его ведомстве не все праведно, что его сотрудники берут взятки от шоферов–нарушителей, мухлюют со страховками авто-мобилей при авариях, и Протасов всегда может дать ход расследованию в этом плане…
К вечеру Эдуард Максимович Протасову отчитался, заявив: «Эти долбоебы получили выговор и уволены». Только Протасова это мало утешило, ибо компромети-рующее видео посмотрели и мэр, и другие чиновники… Звонил ему уже краевой судья и отсчитал за столь не-обдуманное поведение. В ответ Протасов клялся: «Это на меня так таблетка подействовала – проглотил какую–то хрень от гриппа, ну и сознание помутилось. А пить я не пил…» Наверняка, краевой судья этому не поверил, но и доказать обратное не мог: ведь никто же Протасову экспертизу на алкоголь не делал… А он продолжал врать, как умел с младых лет и как еще более научился это делать на своей должности – твердым голосом не-подкупного человека зачитывать заведомо лживый при-говор. «Они требовали с меня взятку, а когда узнали, что судья, стали требовать, чтоб я отпустил из зоны до-срочно их подельника–бандита. А когда отказался, сня-ли все на видео! – говорил Протасов возмущенно: – И вообще, мы, судьи, должны быть неприкасаемы, чтоб никто не мог на нас воздействовать!» – «Да, – согласил-ся краевой судья. – Мы уже вышли на министерство внутренних дел по этому вопросу…»
Вскоре Протасов узнал с огромным удовлетворени-ем, что МВД России выпустило приказ, запрещающий сотрудникам ГИБДД останавливать судей, писать на них протоколы, даже если они и пьяны в хлам… По этому поводу он сразу выпил бутылку своего любимого коньяка Хэннеси.

***
Поздно вечером Протасов ехал на серебристом джи-пе с краевой конференции судей, где руководство гово-рило об их незапятнанной репутации, о дальнейшем улучшении судейской трудной работы, о порядочности и честности… Он, как и многие, кивал одобрительно докладчикам, хлопал, а сам думал, как, накопив по-больше денег, выйдет на пенсию, купит на побережье теплого Средиземного моря роскошную виллу и будет жить спокойно, сытно и счастливо. Конечно, пенсия у него будет неплохая – по закону она составляет семьде-сят процентов от зарплаты, где–то тысяч сто пятьдесят (то есть раз в десять больше, чем пенсия обычного че-ловека), но на западе на нее сытно не поживешь. Поэто-му необходимо за оставшиеся до пенсии годы подсуе-титься…
Вдруг на дорогу выскочили двое мужчин в масках, с автоматами и нацелили оружие на автомобиль Протасо-ва. Понимая, что это не учения, при которых военные вдруг перекрывают дороги, он мгновенно принял реше-ние давить их… и только добавил газу. К его огорче-нию, они успели отскочить – и вскоре он услышал, как затрещали выстрелы. Машину повело в сторону, и он, успев слегка затормозить, врезался в толстый ствол де-рева на обочине дороги. Капот смялся и закрыл рассы-павшееся на мелкие кубики лобовое стекло, из мотора запарило. Протасов вывалился из салона, опасаясь, что машина взорвется, и увидел, как к нему подбегают те двое. «Вы знаете, кто я? Я государственный служащий!» – прохрипел он, стоя на карачках и задрав голову, слов-но испуганный пес. «Встречались уже... – ответил жест-ко светловолосый в камуфляжном костюме десантника и сдернул маску. – А ты нас узнаешь?» Протасов с недо-умением смотрел на крепких худощавых мужчин и не мог вспомнить их лиц – подумалось, что это бандиты из шайки, которую осудил, и он сказал: «Обратитесь к ав-торитету Хавре, он меня хорошо знает…» Он назвал имя одного из самых одиозных и кровавых бандитов, которого уважали и боялись все местные бандюги. «Ошибся, мил человек, – сказал светловолосый. – Мы с такими не дружим. Слышал, наверное, о «Приморских мстителях»? – так это мы. Наша задача восстанавливать закон». О «приморских мстителях», о неких русских «робин гудах», неуловимой группе, которая появилась год назад и стала отнимать имущество у вороватых чи-новников, поджигать их дома, Протасов, конечно, слы-шал (на них ему уже многие чиновники жаловались: мол, у нас в демократической и цивилизованной стране и такие беззакония творятся?!). Протасов торопливо и воодушевленно заявил: «Я вам денег дам много! Очень! Или помогу освободить из тюрьмы дружков». – «Мы мзду не берем, как говорил таможенник Верещагин, нам за родину обидно! И вообще, у нас есть к тебе должок – помнишь, двух гаишников, которых по твоему указанию уволили из органов с волчьим билетом? Так это мы! Много на тебе грехов, очень много. Выяснилось, что ты сбил насмерть беременную женщину. А недавно за мзду оправдал бандита, который зарезал семью моего брата, жену его и ребенка. А сколько еще дерьма народу сде-лаешь! Так что настала пора отвечать». Протасов зама-хал руками, словно отбиваясь от напавших злых пчел: «Ничего не знаю, ничего не слышал…» Он понял, что если признались, кто такие, то значит, уверены, что он уже никому про них ничего не расскажет! В груди похо-лодело, он завопил: «Я неприкасаемый!» – и сунул руку во внутренний карман пиджака за  пистолетом,  надеясь в удобный момент выстрелить. «А я руки о тебя марать и не буду…– усмехнулся светловолосый. – Для этого пуля есть…» – и сделал в голову Протасову одиночный выстрел. Чтоб остальным было неповадно!
                13 марта 2018

ТЕОРИЯ И ЖИЗНЬ
К члену Политбюро КПСС Суслову, которого назы-вали за строгий контроль над всеми делами партии «Се-рый кардинал», на прием записался секретарь по идео-логии Московского горкома партии Иван Сергеевич. Проглядывая список желающих встретиться, Суслов, увидев его фамилию, удовлетворенно хмыкнул – ему верилось, что это убежденный коммунист, один из идеологов современного коммунистического движения. На встречах идеологических работников тот сидел в первом ряду, смотрел на то, как Суслов произносит очередную речь с огромным вниманием и пиететом. Другие, думая, что если подслеповатый Суслов, испор-тивший зрение, изучая годами труды классиков марк-сизма–ленинизма, ничего уже толком не видит, могли на задних рядах и позевывать, засыпая, и переговариваться между собой, то Сергей Иванович уважал стариковскую глуховатую речь и стремился исполнить ее тезисы, пре-творить их в жизнь. По крайней мере, Суслов читал многие его публицистические работы, которые частень-ко появлялись в журналах «Политэкономия», «Комму-нист», где тот развивал его мысли, делал ссылки на его речи… И Суслов с некой грустью осознавал, что тот один из немногих идеологических работников, который пишет статьи сам, а не ставит только подпись под тру-дами своих референтов.
«Пусть войдет!» – сказал Суслов секретарше – стро-гой пожилой даме в синем деловом костюме, с короткой стрижкой, в очках, которая работала у него уже трид-цать лет, и ему хотелось, чтоб она работала до самой его смерти… Она открыла толстую дубовую дверь – и в просторный кабинет с тяжелой  шторой на окне, с порт-ретами на стенах Ленина и Маркса, вошел сухощавый мужчина шестидесяти лет в сером костюме и однотон-ном темном галстуке – высокой, слегка сгорбленной фи-гурой и пристальным жестковатым взглядом он Суслову напомнил себя в былые годы. «Садитесь, уважаемый Сергей Иванович… Как ваше здоровье?» Об этом Сус-лов спрашивал всех приходящих, даже молодых и пы-шущих здоровьем, ради этикета. «Спасибо, хорошо», – ответил Сергей Иванович и, усевшись около обширного стола, на котором лежали несколько солидных бардо-вых томов из собрания сочинений Ленина и Маркса – как своеобразная библия для священника, который туда постоянно заглядывает, чтобы набраться мудрости… Сергей Иванович сказал: «Я и вам желаю здравствовать как можно дольше – мы сверяем по вам свой курс. Если вдруг какие–то сомнения, то сразу вспоминаем о вас, зная, что есть человек в партии, который подскажет нам как действовать. Сегодня я к вам пришел по поводу вос-питания нашей молодежи. Не все тут хорошо. Да, дей-ствуют у нас детские и молодежные организации – ок-тябрята, пионеры, комсомольцы, но пошла какая–то пробуксовка. Мы стремились в детстве попасть в эти организации, гордились, когда на грудь прицепляли ма-ленькую красную звездочку с фотографией молодого Ленина, гордились, когда нам повязывали красный гал-стук с кончиками, похожими на языки пламени пионер-ского костра, сразу чувствовали свою взрослость, когда прикрепляли комсомольский значок на лацкан пиджа-ка… А теперь?» – «А что теперь?» – оживился тревожно Суслов. «А теперь многие парни и девушки значки и галстуки не носят!» – «Надо за это наказывать учите-лей», – Суслов неодобрительно потряс головой. «Насильно тоже, как говорится, мил не будешь. Увы, началась деградация. И она идет отсюда, из столицы… –  Сергей Иванович понизил голос. – От детей наших пар-тийных руководителей… Мне переслали пакет без об-ратного  адресата,  не знаю,  что делать.  Решил обра-титься в первую очередь к вам, – Сергей Иванович до-стал из папки толстый бумажный пакет, а из него фото-графии и протянул их Суслову. Тот быстрыми сухова-тыми пальцами стал перебирать фотографии, где была сфотографирована танцующая с задранной юбкой на столе, уставленном бутылками коньяка и шампанского, толстозадая, с целлюлитными ногами дочка Брежнева. На других фото она была в обнимку с каким–то цыга-ном в перстнях и с гитарой, целовала какого–то непри-ятного типа с татуировками на плече и лысой физионо-мией… И глаза у нее везде были мутные, словно выпила одна пару бутылок водки. «Это что, дочка нашего Лео-нида Ильича?» – испугался Суслов. «Судя по всему, да?» – «Это не фотомонтаж?» – «Не знаю, но я на вся-кий случай решил показать это вам. По Москве ходят слухи о ее загулах. Ведь это же кто–то снимал, кто–то видел… Мы с вами говорим о скромности и трудолюбии нашей молодежи, а если молодежь видит такое…» – и Сергей Иванович развел растерянно руками. 
Глядя на фото, Суслов еще думал, верить ли изоб-раженному – верить не хотелось, хотя уже не раз в от-кровенных разговорах слышал, что дети некоторых членов Политбюро ведут разгульный образ жизни, устраивают пьянки–гулянки с девочками, поют хулиган-ские блатные песни о тюремной романтике, рассказы-вают мерзкие политические анекдоты про великого во-ждя Ленина вроде такого, самого безобидного: «Просы-пается Ленин в кровати с Крупской,  а трусов у него нет. «Наденька, ты не видела мои трусы? Нежели пионеры опять в музей революции унесли?» Суслов быстренько сунул фото в пакет, чтоб убрать с глаз долой, настолько они вызвали брезгливое чувство, и сказал: «Вы правиль-но сделали, что принесли их мне. Я обязательно пого-ворю по этому поводу с Леонидом Ильичем…»
 Неделю Суслов размышлял, что делать – идти к Леониду Ильичу с фотографиями и тем нервировать его или выбросить эти фото, словно их и не было. Решил все–таки идти – ведь это было не личное дело, это каса-лось всей жизни страны, ее идеалов. Суслову думалось, что безмерно много трудясь на посту Генерального сек-ретаря компартии, решая много задач государственного масштаба, Брежнев просто подзабыл о воспитании доч-ки… На заседаниях Политбюро Суслов иногда изучаю-щее поглядывал на Брежнева быстрыми короткими взглядами, чтоб понять, в каком он настроении и знает ли о проступках дочки. Суслову казалось, что не знает – Брежнев почти всегда был весел и самоуверен – улы-бался, шутил: человек озабоченный личными драмами так не делает. На последнем Политбюро он тоже пошу-тил: «Давайте, товарищи, скинемся товарищу Суслову на пальто, а то он ходит уже тридцать лет в одном. Ско-ро очередное празднование Дня революции, а ему опять на трибуне Мавзолея пред всей страной в нем стоять…» Суслов порозовел от смущения, ибо не видел в этом по-вода для шутки, считая скромность в еде и одежде большой добродетелью, однако пошел в тот же день в спецателье в ЦК и заказал новое пальто, но того же по-кроя и из такого же серого драпа… А заодно купил и шапочку–пирожок, которую не менял уже тоже лет тридцать – сизый каракуль на ней уже поистерся. И со стыдом почувствовал, что позволил себе лишнего!
Наконец Суслов настроился на  решительный разго-вор, и когда Брежнев остался один в своем кабинете, вошел и сказал: «Леонид Ильич, у меня к вам личное дело…» Поморщившийся Брежнев, который не любил разговаривать на идеологические темы, сразу оживился  – личные  вопросы он решал с удовольствием: кому–то квартиру расширить, кому–то дачу предоставить, кому–то лекарства дефицитные достать… Суслов протянул ему пакет и суховато сказал «Мне вот передали… Взгляните!» – «Что это?»  – Брежнев, сидя в кресле, слегка отстранился – он не любил неожиданностей, осо-бенно неприятных, хотелось чувствовать себя в душев-ном плане комфортно... Он вытащил фотографии и дол-го рассматривал, нахмурив густые темные брови. Он не спросил, не фотомонтаж ли это, потому что часть этих фото уже видел – ему их показал Председатель КГБ Андропов, ведомство которого должно было опекать детей всех членов Политбюро… Но признаться в этом Суслову, который был для всего Политбюро как некий нравственный укор, он опасался – ведь тогда надо будет сказать, какие он принял меры в отношении дочки, а мер–то он никаких и не принял… Он однажды уже рас-торг тайный брак дочери с восемнадцатилетним сыном фокусника  Кио, так она после этого напугала, что пове-сится. А ему это надо? «Мне сказали, что этот лысый на фотографии – это воровской авторитет, отсидевший два раза за контрабанду ценностей…» – сказал Суслов глу-ховато, сдавленным голосом. «Надо что–то делать… – пробормотал многозначительно Брежнев. – Я скажу Виктории!» – это был намек на то, что подобные вопро-сы (воспитание детей) должна решать супруга, а не он. Суслов с этим  был категорически не согласен и заявил, начав издалека: «Увы, даже Сталин делал поблажки в воспитании своих детей, и мы знаем, что в результате случилось с его сыном Василием – он окончательно спился, деградировал. А дочка Светлана… Та вообще за границу сбежала и поливает помоями нашу страну, не-сколько раз замужем была».
Вопрос, почему у Сталина выросли такие детки, му-чил Суслова уже давно – да, у любого другого (обычно-го) человека могли быть недочеты в воспитании, но у того, кто держал в ежовых рукавицах всю страну и пар-тию, такого быть явно не должно… «Да, сын за отца не отвечает, – сказал он знаменитую фразу Сталина, но до-бавил свою: – Но отец за сына должен. Мы же все–таки должны показывать пример детям своим поведением». Брежнев поморщился: «Я думаю, не надо уж к этому так серьезно относиться – всем людям хочется праздника». Суслов покачал головой: «Гуманизм или вседозволен-ность ни к чему хорошему не приведут – как оказалось, слаб человек, не всегда следует моральному кодексу строителя коммунизма. Не надо забывать, что мы окру-жены капиталистическими врагами, которые всячески пытаются ослабить наш пролетарский дух и бьют в нашу молодежь своими мерзкими книгами, фильмами, песнями, вражескими радиоголосами. Соблазняют мо-лодежь разгульным образом жизни». Белесые голубова-тые глаза Суслова заполыхали, словно угольки, правед-ным гневом инквизитора…
После этих слов Брежнев сразу приосанился, подтя-нулся, посерьезнел и сказал: «Конечно, вы правы, Ми-хаил Андреевич… – и вдруг добавил: – Да, кстати, зав-тра мы с членами Политбюро едем на охоту на лося в охотхозяйство «Завидово». Давайте с нами, отдохнете на природе от забот». – «Нет уж… – ответил сухо Сус-лов. – Я стрелять не умею, да и вообще, убийство не приемлю». – «Вот и Косыгин тоже отказывается – гово-рит, лучше книжки почитаю», – сказал с некой досадой Брежнев.
Суслов пошел в свой кабинет, разом ссутулившись и тяжко вздыхая. Грустно думалось о том, что советская страна, увы, все дальше отходит от коммунизма. При Сталине он верил, что если еще немного напрячься, преодолеть послевоенную разруху, уничтожить классо-вых врагов, перевоспитать отдельных несознательных граждан, то светлое будущее обязательно наступит! Ве-рил он и даже помогал ему в этом убеждении, когда бойкий и самоуверенный Хрущев объявил на весь мир, что к восьмидесятому году советские люди будут жить при коммунизме, а теперь уже сомневался…
***
Приехав на нескольких черных «Чайках» на базу охотхозяйства «Завидово», три члена Политбюро во главе с Брежневым, бодро вышагивающим впереди в белом овчинном полушубке и бобровой шапке, лихо надвинутой на крупную кучерявую голову, в окружении егерей и охранников двинулись к одноэтажному про-сторному дому. Было прекрасное морозное утро, снег похрустывал под унтовыми меховыми сапогами Бреж-нева, глаза карие светились восторгом от предвкушения знатной охоты и весело проведенного времени. О, если б можно было к чертовой матери бросить все государ-ственные дела, все бесконечные переговоры и встречи с зарубежными гостями из Африки, Латинской Америки, которым всем что–то надо от  Советского Союза (то оружия, то денег, то продовольствия), послать подаль-ше вечно недовольных лидеров так называемых стран социалистического лагеря и уехать на природу, в зим-ний сосновый лес, шутить, веселиться, то он бы скрылся сюда на полгода и не появлялся бы ни в Кремле, ни в ЦК, ни даже дома…
Шумная толпа ввалилась в дом, где в просторном зале, обитом деревом, был накрыт длинный широкий стол –  стояли бутылки водки, коньяка, лежали черная и красная икра в тарелках и жареные перепела в железных блюдах… Все по–простому, по–походному, но сытно. Брежнев собственноручно разлил по большим рюмкам себе и остальным чиновникам водку и сказал: «Ну, за удачную охоту!» А то, что охота будет удачной, никто не сомневался – в огороженном от остального леса жер-дями охотхозяйстве, паслось немало кабанов и лосей. За зверем не надо было гоняться, как делалось в старину помещиками, ибо зверь сам приходил к кормушкам, где лежало сено и отруби, и оставалось только, поудобнее разместившись на сооруженной из бревен вышке, вы-стрелить по нему метров со ста. Так что за время своего пребывания на высшей должности Брежнев немало под-стрелил зверей из шикарных штучных ружей, подарен-ных ему руководителями дружественных стран… Он сейчас горделиво осмотрел стены дома, где висели его трофеи – шкуры и головы лосей и кабанов и даже па-рочка медвежьих.., с огромными ветвистыми рогами, с оскаленными здоровенными клыками и страшными тусклыми глазами, и весело сказал: «Ну что, присту-пим?» И толпа двинулась к выходу…
Большинство приехавших остались около крыльца, а Брежнев  с двумя  егерями отправился по протоптанно-му в снегу следу на вышку, что располагалась в двух-стах метрах от дома. Как раз наступало время кормле-ния – и егеря уже заметили в бинокль, как к кормушке идет могучий лось, медленно и величаво переступая длинными ногами по сугробам.
Взобравшись по ступенькам на вышку (мало ли чего – вдруг раненый зверь кинется на охотника и сомнет его, если остаться внизу?), Брежнев изготовился к стрельбе. А когда лось вышел на полянку, где стояли кормушки, набитые овсом и сеном, полюбовался им немножко, пробормотал восторженно «Красавец!» – и нажал курок, всадив пулю лосю под лопатку. Гулким эхом раздался в лесу выстрел! Посыпался снег с ветвей ближайших сосен. Лось зашатался, в недоумении глянул на стрелявшего и, сделав два неверных шага, упал на бок, дернулся копытами и замер… «Шикарный вы-стрел!», «Шикарный!», – раздались голоса егерей. Тол-па от дома двинулась к месту падения лося, от лосняще-гося упитанного тела которого шел теплый пар. Егеря сноровисто, острыми ножами, стали разделывать лося на куски, кости рубили топорами – мясо отваливалось огромными, колыхающимися, влажными кусками. Глядя на это, Брежнев причмокивал языком, будто уже пожи-рая мясо, и предвкушал, какой сейчас будет знатный пир! Часть мяса зажарят на вертелах и будут его, необычайно вкусное и ароматное, запивать обязательно холодной водочкой… Будут вспоминать былые времена – не совсем сытую юность, военные истории, анекдоты про партию, про романы с красивыми женщинами… Они же, как ни крути, обычные мужики! Хорошо им сейчас! Свободно! Разве не ради сытой счастливой жиз-ни они в свое время пришли в партию, работали часто до инфарктов, поднимая экономику страны, боялись вышестоящих (особенно Сталина и Берию), чтоб теперь все это иметь?!
Когда мясо стали раскладывать по пакетам, Брежнев великодушно прогундосил: «Не забудьте доставить мя-со Косыгину и Суслову… А то они любят дома сидеть и книжечки почитывать!» И он взатяжку, с огромным удо-вольствием закурил сигарету, подумав не о своей обрюзгшей и старой жене Виктории, не о жестковатом разговоре, который бы надо провести с гуленой–дочкой, а о молодой и сдобной своей медсестре… Хороша ба-бенка, улыбчивая и ласковая!      
                11 марта 2018




СОН О СЛАВЕ
Певица Тюша улетела вместе с космонавтом на Марс – не для того, чтобы исследовать там–что–то в смысле науки, ибо она, окончив музучилище, не пони-мала ни в чем кроме как в косметике, модных нарядах и в нотах. Улетела только ради славы. В то время разве-лось столько безголосых певцов и певиц, артистов и ар-тисточек, фотомоделей и других всевозможных люби-телей быть на виду у публики и петь, что публика пере-стала их различать, однообразных как фарфоровые та-релки. Кто–то из них, чтоб привлечь к себе зрителей и тем заработать «копеечку», постоянно разводился и сходился со своими мужьями и женами, кто–то  стригся налысо (пикантно, когда так делает женщина), кто–то выступал уже без юбки (лишь в трусах), а иной уже и без трусов умудрялся сверкать голым задом на сцене – лишь бы заметили, лишь бы похлопали… А Тюша вы-брала себе оригинальный путь к славе – лететь на Марс. Пока она полгода готовилась к полету и выходила на сцену в блестящем скафандре – была в центре внима-ния. На ее концерты ходили толпы молодежи и кричали с восторгом «Привет,  Марсианка!» И она верила, что, прилетев с Марса, навеки обретет славу у поклонни-ков…
Но когда прилетела, то очень удивилась – никто не приходил за интервью, в журналах гламурных ее фото-графии не публиковал. Никто не спрашивал, как летала, как тосковала по поклонникам, что там в космосе виде-ла… На сцену ее не пускали, говоря: «За это время по-явились другие кумиры, а публика уже забыла тебя». Впору было сойти с ума от такой несправедливости! Тюша плакала от горя и била посуду на кухне! Нужно было срочно о себе заявить на весь мир, дать о себе ин-формацию, делать пиар!
Выяснилось, что пока летала, рисковала своей жиз-нью ради славы, на Земле образовался единый центр информации, который был связан с интернетом, телеви-дением, всеми гламурными журналами и СМИ…и рас-пространял информацию о певцах по всему миру мгно-венно. Она пошла туда, к небольшому зданию, похоже-му на бункер. И с ужасом увидела, что скопилась огромная очередь из желающих славы девушек и пар-ней, а то уже и дряхлых морщинистых старушек, кото-рые когда–то давно блистали на сцене и еще хотели блистать… Это была удивительная, разноцветная и раз-новозрастная толпа, которая вопила и лезла вперед. Тюша узнала двух знакомых, Леру и Серу – у одной бы-ли губы размером с две отварные сардельки, а у другой бюст размером с автомобильное перекаченное колесо, все силиконовое! «И чем ты собираешься покорять пуб-лику?» – спросила Лера Тюшу. «Я им расскажу, как ле-тала на Марс». – «Да в гробу они видали твой Марс! Все уже знают, что там никто не живет, что там пустыня и холодно. И вообще, они в своих компьютерных играх летали гораздо дальше – аж в Черную дыру», – расхо-хоталась Сера. Тюша растерялась: «Ну скажу, что в пя-тый раз развелась, что в лесбиянки подалась!» Сера и Лера брезгливо поморщились. «Тогда скажу, что завтра полечу на Венеру! Говорят, там моря из расплавленного золота, а на берегах алмазы грудами валяются». – «И это не прокатит…» – «А что делать?» – скуксилась Тю-ша. «Вот если бы у тебя хвост ослиный вырос с метр или бычий рог на голове». – «Ну, так муляж можно при-крепить и сказать, что настоящий». – «Нет, публика сейчас дошлая пошла – ее уже так обманывали!» – «А что тогда?» – «Надо что–то страшное придумать. Это раньше публика радовалась за своих кумиров, а теперь хочет, чтоб им было плохо.  Вот свалишься во время концерта со сцены, ногу сломаешь или шею, а потом выедешь на инвалидной коляске или выползешь калекой в гипсе – и публика это примет с восторгом!  – Сера с досадой отмахнулась. – Но и это уже не действует…» – «А что?» – совсем уж скисла Тюша. «Я вот, например, скажу, – заявила горделиво Лера, – что меня в темной подворотне лишил девственности бомж–паралитик и заразил СПИДом». – «Ну, какая ты девственница? Ты же семь раз замужем была», – усмехнулась Тюша. «Какая разница… главное, чтоб страшно было». – «А я скажу, что меня изнасиловал в Африканской саванне тигр – и я забеременела тигренком»,  – заявила Сера.
Осознала Тюша, что трудно с ними конкурировать по части пиара, но решила не сдаваться. Полезла она вперед под ногами стоящих в очереди – те ее пинали, давили каблуками, норовя в глаз попасть и выколоть, она в ответ рычала и кусалась. И пробралась в центр информации. Дали ей микрофон за настырность, напра-вили на нее камеры  – и тут она заявила на весь мир:  «Помните ли вы еще свою инопланетянку? Это я!» Про-дюсеры, которые сидели, как строгие судьи, скрестив руки на груди, поморщились и хотели ее выгнать, как выгнали уже многих… И тут она добавила: «Так вот в космосе меня изнасиловал бомж–инопланетянин с че-тырьмя ногами и пятью глазами. Заразил меня галакти-ческим СПИДом, и я скоро рожу прямо на сцене зелено-го инопланетянина–урода». Продюсеры вожделенно и одобрительно похлопали ее по плечу, животу и заднице и сказали: «Молодец! Удивила публику! Выпустим тебя на сцену!»
Сера и Лера, увидев ее выступление на большом экране, что располагался на стене центра информации, с ужасом завопили: «Она украла наши идеи! Не пробиться уже нам в знаменитости». Примерно то же подумали и другие. Они заскрежетали зубами и захотели разорвать Тюшу на мелкие кусочки! Лера от злости так прикусила губу–сардельку, что из нее, словно гель из тюбика, по-тек силикон… А у Серы выскочил из бюста большой имплантат и стал кататься, словно футбольный мяч, под ногами толпы – каждый намеревался его пнуть, да по-сильнее…
***
И тут Тюша проснулась в холодном поту. Где это она? Что с ней? Она включила ночник… Оказалось, что лежит на кровати у себя в спальне, а в соседней комнате жутко храпит ее обрюзгший продюсер. Она вспомнила, что вчера вечером был сольный концерт на сцене боль-шого зала – зрители ей дарили цветы, хлопали. Она ви-дела, что публике нравятся ее стройная, накаченная фитнесом фигурка, яркий наряд (нечто вроде блестяще-го золотой чешуей купальника), милая родинка на пух-ленькой щечке… Значит, все у нее хорошо? Значит, еще востребована? И что не надо для этого на Марс летать (тем более что туда еще никто ни разу не летал), а мож-но только иногда переспать с толстым и старым продю-сером, у которого колючая черная борода Карабаса–барабаса мерзко колет ей в нежную шейку во время сек-са? А то, что надо научиться душевно и хорошо петь песни умные и добрые, она об этом не подумала. Это на современной эстраде дело второстепенное!
                6 марта 2018

ПАДАЕТ СНЕГ
Получив в двадцать два года в автокатастрофе тяже-лейшую травму позвоночника, Матвей оказался на больничной койке – про таких говорят «прикованы к кровати». Никто его, конечно, к кровати цепями не при-ковал, но он не мог не только вставать и ходить хотя бы по палате, но и садиться на кровати – перелом позво-ночника с перебитым спинным мозгом не давал этого. У Матвея же был не перелом, допустим, в пояснице, что дает возможность хорошо владеть туловищем, двигать руками, ухаживать за собой – у него был сложный пере-лом в шейном отделе, где раскрошились при ударе два позвонка и перерезали осколками спиной мозг, а это га-рантированная слабость в руках и пальцах, что даже ложку трудно держать. Поэтому целый месяц Матвей не только лежал, вытянувшись в кровати, а был привязан за подбородок к грузу, который вытягивал шею – так что даже есть (открывать рот) было трудно. И только когда в позвоночник вставили стальную скрепку, которая свя-зала целые позвонки, он стал поворачиваться и пробо-вал садиться.
Он бы, наверное, умер от интоксикации и пролеж-ней, если б не мать, которая бросила работу и стала за ним ухаживать – переселилась из уютного дома в боль-ничный коридор на раскладушку и делала ему массаж, кормила с ложечки, подбадривала. Глядя на ее страда-ния и муки, хотя она их старалась не показывать, Мат-вей еще более досадовал за свое положение беспомощ-ного человека…
Травму Матвей получил в начале осени и только к весне сумел первый раз сесть на кровати и спустить но-ги, придерживаясь за железную скобу, которая на высо-те более полуметра тянулась вдоль кровати. В голове закружилось, потемнело – и он в полуобморочном со-стоянии упал на подушку. Но и это было огромное до-стижение. В следующий раз он просидел в таком поло-жении уже минуту, а через день уже около двух минут. «Ну что, можно и домой? – сказал он родителям. – Я уже смогу перенести дорогу до дому!» Речь шла о по-ездке на отцовском автомобиле «Жигули» из районной больницы пятьдесят километров до родного села… Отец промолчал, тяжко вздохнув, а мать сказала уве-ренно: «Конечно! Пора и домой! Сколько можно в больнице лежать? Уже итак пять месяцев здесь. Да и я дома нужна – там и хозяйство, и бабушка. Там и на по-правку быстрее пойдешь!»
И вот настал день, когда Матвея вывезли на коляске в больничный двор, где стояла отцовская машина. Было прохладно, дул пронизывающий ветерок и падал мелкий снежок. Схватив Матвея за опушку штанов, сильной ру-кой отец перекинул сына на переднее сиденье – и они поехали. Первые минуты Матвей находился словно в прострации – настолько все было ново, настолько оглушало своими звуками, красками, запахами, в голове кружилось, а потом стал понемногу привыкать к это-му…
Когда подъезжали к селу, он увидел с пригорка, по которому тянулась асфальтовая дорога, волнистые за-снеженные поля и дальний синеватый лес – и у него за-щемило в груди. Боже, сколько раз он ходил в детстве по этим полям, заросших перелесками, на лыжах, бегал босиком, ездил на велосипеде! И вот теперь не сможет этого сделать уже никогда – не ощутит под подошвами их землю, теплую летом и мерзлую зимой, мягкую вес-ной и осенью. «Останови на секунду!» – сказал он сдав-ленным голосом отцу. «Чего еще?» – спросил недо-вольно отец – ему хотелось побыстрее поставить маши-ну в гараж и покушать после долгой дороги, а потом заняться хозяйственными делами, которых в селе у ра-ботящего деревенского мужика всегда много.
Когда отец все–таки затормозил, Матвей открыл ок-но машины и высунул голову! В лицо ударил воздух с полей – холодный, еще зимний, но он был необыкно-венно чистый, словно хрустальный, освежающий. Его хотелось пить и пить, словно родниковую воду, боль-шими глотками! И никаких сластителей и ароматов в нее не надо! А ширь вокруг была какая! Она тянула в себя, она забирала в себя… Душа Матвея растеклась по этому пространству неким эфиром, почувствовав осво-бождение. Ведь почти полгода он вокруг видел только крашеные в салатную зелень стены и белый потолок. И хотя в палате было окно, но кровать Матвея стояла да-леко от него, ближе к двери – и он видел лишь верхушки голых березок и кусок белесого тусклого неба. А так как окно выходило на север, то даже солнце в палату ни ра-зу не заглянуло теплым ярким лучом, не согрело озяб-шие души больных. А запахи! Какие в палате были за-пахи – такие называются грубо и верно миазмами. Это были запахи каких-то лекарств, карболки, хлорной во-ды, которой мыли палату нянечки, это были запахи ис-пражнений четырех неподвижных пациентов, которые ходили в судна. Все это создавало ощущение невероят-ной спертости, удушья. И вот теперь Матвей дышал наконец–то чистейшим воздухом, и его ищущий взгляд уже не упирался тупо в потолок.
О, как в этот момент захотелось выскочить из маши-ны, кинуться в поля и припасть лицом и губами к снегу, уткнуться в него и замереть. А ведь когда–то он испы-тывал иные чувства – вспомнилось, как после неудачной охоты шел из дальнего леса еще подростком на лыжах, с ружьецом на плече. Потный, раскрасневшийся. Прой-дя за день километров двадцать по снежной целине, он устал и недовольно думал: «Ну когда же, когда кончатся эти бесконечные поля?! Когда наконец–то окажусь до-ма, в теплой комнате около печи, выпью горячего густо-го чаю, поем сочных бабушкиных пельменей…» Но ид-ти нужно было еще несколько километров, упорно раз-резая лыжами глубокие сугробы. И вдруг повалил неве-роятно густой снег – все потемнело, будто серое облако опустилось на землю и скрыло все кругом. Все небо и перспективу. Куда идти? Как? Буран бился в щеки, не давал идти вперед. В такие моменты люди сбиваются с пути, начинают блуждать и, окончательно выбившись из сил, падают, засыпают и замерзают. Но Матвей не рас-терялся – недалеко, как он знал, тянулась до села линия электропередач с деревянными столбами–опорами – и он пошел вдоль нее. И хотя между столбами было мет-ров сто, различить столб, что впереди, было невозмож-но – настолько густ был падающий снег. Матвею прихо-дилось ориентироваться по нависшим над ним прово-дам, по их монотонному гудению – гудят, значит, пра-вильно идет, не сбился с пути! И когда перед глазами, как привидение, неожиданно появлялся очередной столб, он кивал ему как старому знакомому и шел дальше.
Как он злился на этот снег, вместо того чтоб радо-ваться буйству стихии, необыкновенной круговерти! Да он бы богу сейчас молился годами, чтоб вновь очутить-ся на лыжах в том заснеженном поле! И теперь, когда мелкий снежок стал падать на лицо, он прикрыл от не-вероятного наслаждения глаза и стал лизать крошечные, мгновенно исчезающие на теплом языке хрусталики, пробовать их на вкус. Казалось, это не снег падает на кожу, легонько обжигая ее, а касаются нежные пальчики любимой подруги или ее влажные губы… Вот только и подруги у него уже не было – когда получил травму, она его бросила: перестала приезжать, писать. Он на нее не обижался – почему–то верил, что найдет новую лю-бимую! И представив, что если даже обычный снег вы-звал у него такие эмоции, такой восторг, то какие чув-ства вызовет нежное прикосновение ее сладостных губ! Как он будет благодарен ей за это! Ведь он как ребенок, который снова открывает для себя мир, полный неверо-ятной красоты и величия, и любовь как высшее проявле-ние этой красоты… А еще ему предстоит, запрокинув  голову, заново, восторгаться таинственным звездным небом, огромным, мерцающим, разглядывать цветы – и удивляться, удивляться, насколько чуден мир, который в суетной жизни люди не способны оценить! Поистине, как верно сказало: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем!»
                4 марта 2018

ГДЕ ВЫХОД?
Степа сидел в классе на задней парте в третьем ряду – на так называемой «Камчатке». Учителя его туда по-садили, чтоб не мешал развязным поведением вести уроки. Ему и самому нравилось сидеть сзади, откуда хорошо видно весь класс, наблюдать за учениками. Они–то ведь смотрят вперед, на преподавателя и на доску школьную и не знают, что он следит за каждым и размышляет, кто его уважает, а кто нет. Он смотрит на их спины и затылки и думает, что можно удобно и неза-метно напасть сзади и ударить по голове чем–нибудь тяжелым, а они, «вырубившись», даже и не узнают, кто напал и не смогут отомстить, даже если и оклемаются… В мыслях Степа не раз это делал с топором – ему хоте-лось ударить (особенно отличников, общественников), которые были любимчиками директора, даже не лезви-ем, а обухом, чтоб крови много не было, а в голове по-мутнело! Почему именно их хотелось ударить? А пото-му что их учителя уважали, ценили, говорили хорошие слова, грамоты почетные давали, а Степу игнорировали. Завидовал он им сильно. Может, ему надо было при-знать их превосходство в уме, в эрудиции (что ж поде-лаешь, если кто–то способнее, упорнее в тяге к знани-ям?!) и так загасить в себе зависть, стремиться им под-ражать, но делать он это не хотел. Это же, значит, при-знать, что ты полный лох, но лохом–то Степа не был. Были у него, как ему казалось, такие качества в характе-ре, каких у них не было – уверенность в своей правоте, решительность, смелость и бесшабашность! Никто из самых сильных спортсменов школы не обижал его, по-тому как он входил в раж в драке и бился, словно в смертном бою! А спортсмены берегли себя и готовы были биться по определенным правилам, например, «до первой крови». Степе верилось, что если бы их послали на войну, где надо биться по–настоящему, то все умни-ки и спортсмены там со страху обдристались бы, хны-кали, сидя в соплях и слюнях на дне окопа, а он бы по-казал, что такое настоящий воин!  Вот там и проявились бы его способности, вот там бы он быстро был замечен командованием, там бы получал ордена, а здесь где ему себя проявить?! Да и войны нет и школьников восьмого класса  туда все равно не берут. 
Сегодня Степе, как обычно, не хотелось идти в шко-лу, чтоб опять не подвергнуться унижению от какого–нибудь преподавателя, которые задают вопросы по фи-зике или химии. Ведь он не сможет ответить и будет стоять, как последний олух, под уничижительными взглядами всего класса. А чтоб не выглядеть полнейшим идиотом и не стоять покорно, словно в чем–то прови-нился, он будет ехидно улыбаться и развязно себя вести, корчить физиономию: дескать, все вы меня утомили и знать я вас не хочу…
В общем–то, Степа так и воспринимал школу и уро-ки, полагая, что это пустая трата времени – ходить в школу и изучать дурацкие учебники. Это, может, рань-ше, при социализме, когда его родители в школе учи-лись, знания были нужны, чтоб на хорошую работу устроиться, чтоб карьеру сделать, а ныне надо лишь го-лову на плечах иметь и характер бойкий – и тогда будет тебе и работа приличная, и деньги. Например, Степа хо-чет устроиться шофером–охранником к богатею, чтоб ездить на «крутой тачке» и шастать с пистолетом, за-щищая своего шефа. Ну и на фига ему химия, физика, математика и прочие предметы в будущей жизни?! Ему машину надо научиться водить, как «ас», и стрелять метко! А разве ныне образование деньги и счастье дает? Вот учителя все образованы, а зарплата у них грошовая! Сами они маются и другим житья не дают!
Он, конечно, не раз слышал от матери, что надо от-учиться в школе, перетерпеть годы учебы, чтоб стать, по ее мнению, как все порядочные люди, но терпеть уже не хотелось. Он что, помрет с голоду, если не будет хо-дить в школу? Не помрет! Родители не выгонят же его на улицу, прокормят до поры, пока автомобильные пра-ва не получит! А пока будет помогать отцу, который имеет свою грузовую «Газель» и занимается перевозка-ми товаров по городу – будет ему грузчиком! Ведь сила у него уже есть!
 Наигравшись вдоволь в «стрелялки» (надо было уничтожить из танка фрицев) на смартфоне, он повер-телся туда–сюда, привстал, чтоб размять нывшую от скрюченной  позы спину и затекшую задницу, и замер. Слыша монотонное бормотание маленькой и толстень-кой пожилой учительницы химии, словно откуда–то со-всем издалека, словно некое жужжание мухи за стеклом, Степа задремал. Захотелось учительницу прихлопнуть толстой книжкой по голове, чтоб «не жужжала», чтоб не мешала поспать. Он уже представил, как подходит к ней и со всего маху стучит по затылку толстенным учебни-ком химии – и она на его глазах превращается в насеко-мое и улетает со страху в окошко… Это видение раз-влекло, взбодрило, и Степа громко рассмеялся. «А что это у нас Кропотову Степе так смешно? – услышал он возглас учительницы, что презрительно посмотрела из–под больших круглых очков. – Расскажи, пожалуйста, что я такого смешного сказала?» В ответ он скривил фи-зиономию и ухмыльнулся, обнажив крупные зубы. «Встань, когда с тобой учитель разговаривает, – строго заявила она. – И вообще, мы вот задачу решаем, под-скажи нам правильный ответ. Выйди к доске!» Очень Степе не хотелось выходить – понимал, что учительни-ца вызывала его к доске, чтоб прилюдно унизить, ибо знала, что он ни черта в химии не понимает и понимать не хочет.
Когда он встал и с независимым видом поглядывал с третьего этажа в окно (там была весна, солнце, свобода, в школьном дворе на березках колыхались маленькие листочки), она снова повторила: «Давай выходи!» – «Да пошла ты…» – пробубнил он. И ему стало хорошо по-сле этих слов – почувствовал прилив сил, бодрость, аж грудь распрямилась от странного восторга. «Что ты ска-зал?» – учительница побледнела. Может, учительница думала, что Степа уже мысленно покаялся и теперь ви-новато склонит голову, а он вновь повторил уже громче: «Да пошла ты!» У учительницы округлились глаза и за-тряслись руки: «Выйди из класса! Придешь с родителя-ми к директору». – «Пожалуйста!» – воскликнул гордо Степа и вышел неторопливо в коридор.
Постояв там немного, он представил, какая сейчас начнется буза – «учителка» пожалуется строгому ди-ректору, крепенькому мужичку, Степу и его родителей (впрочем, отец не придет, послав всех учителей на три буквы) в кабинете директора будут распекать, попыта-ются заставить извиниться перед учительницей, а потом мать будет Степе высказывать претензии, со слезами говорить: «Зачем ты так плохо учишься и грубо себя ведешь с учителями?» И тут, словно отвечая на ее во-прос, Степа подумал: «А потому что школа – это тюрь-ма!» И правота этого ответа показалась очевидной! Именно за ограничение свободы он и ненавидит школу! За ограничение на целых одиннадцать лет, словно его посадили в колонию за убийство! В первые несколько лет в школе было интересно, да и учительница в начальных классах была добрая, ласковая и молодая, она плохие оценки ученикам не ставила, в игры с ними играла, шутила, а теперь учителя, словно надзиратели и конвоиры в одном лице!
Представив, что «сидеть» в этой тюрьме еще три го-да, Степа вдруг озверел. Захотелось выскочить на улицу и бежать отсюда подальше… Он кинулся к выходу, остановился на крыльце и вдруг понял, что из этого зда-ния, пусть и без решеток на окнах, не убежишь – тебя обязательно поймают и приведут сюда за шкирку мили-ционеры, учителями, родители… Единственный способ избавиться от школы – это ее взорвать или поубивать конвоиров!
Увидев во дворе школы пожарный красный щит, Степа выдернул из него лопату и кинулся обратно в школу. «Ты  это куда с лопатой?» – услышал он сзади окрик испуганной  старухи–вахтерши на входе, но даже не обернулся.
Влетев в класс, Степа, сверкая глазами, сразу стук-нул лопатой по лбу учительницу. Она закрыла голову руками и со стоном повалилась на пол. Степа горделиво встал посреди класса и, глубоко и радостно дыша, обвел восторженным взглядом одноклассников. Ему, словно предводителю бунтовщиков, захотелось азартно крик-нуть: «Кто со мной вперед к свободе?» Но по испуган-ным физиономиям притихших учеников, пригнувших от испуга головы, он понял, что за ним никто не пойдет, ибо здесь одни трусы! И тогда, вспомнив, кто больше других относился к нему брезгливо, кто кичился своими знаниями и тем затирал его, он стал махать лопатой, стукая плашмя по их головам!
Что тут началось?  Визг, крики, стоны! Часть учени-ков кинулась из класса, часть залезла под парты…
***
В министерстве образования России собрались на внеочередное заседание солидные ученые (психологи и педагоги), чтоб обсудить уже третий за неделю жуткий по своей жестокости поступок очередного хулигана, накинувшегося на учеников и учителя. Все сидели с со-средоточенными строгими лицами и размышляли, что делать. Говорили о всеобщей жестокости в современ-ном обществе, которую прививает интернет, где есть игры с кровавыми убийствами, о чванливых родителях, которые, в отличие от советского времени, относятся к школе и учителям с пренебрежением. Один из специа-листов–психологов с досадой сказал: «А может, отме-нить принцип всеобщего образования? Хочет человек учиться – пусть учится! Не хочет – пусть идет на все четыре стороны и другим учиться не мешает. А  сейчас с учениками очень много сюсюкаются». – «Так–то они хоть под присмотром, а то разбегутся по улицам, как бараны, хулиганить начнут, воровать…» – возразил ему социолог. «Тогда  надо им серьезное дело давать с  ран-них лет, чтоб могли себя реализовать и получить за это уважение!» – сказала важная дама с докторской диссер-тацией.
И опять началась долгая дискуссия…  А где–то оче-редной ученик уже берет лопату!..
БАНДИТЫ В ЗАКОНЕ
Перед Новым годом Семен ходил по огромному су-пермаркету, где продавалось все: игрушки, одежда, ювелирные изделия, продукты… Сейчас в нем шастало много народа – в основном веселого, бодрого, красиво одетого. Были семейные пары с детьми, но особо взгляд Семена привлекали одинокие, как и он, мужчины. Часто солидные, в богатой одежде, приехавшие на дорогих автомобилях, они важно расхаживали с железными те-лежками и складывали в них все подряд – игрушки для детей, дорогие коньяки и деликатесы… Кто–то рассчи-тывался платежной картой, кто–то доставал из кармана толстый бумажник и подавал кассиру крупные купюры с таким видом, словно их нарисовал дома и еще нарисует, сколько надо – так что не жалко! О, как Семен страдал, что не может так же солидно протянуть купюры, ибо в кармане лежали только две тысячи рублей, на которые необходимо было купить продуктов на новогодний стол и подарки семье. Он представлял, с каким важным ви-дом такой богатей войдет в свой дом, как выложит на стол из многочисленных пакетов дорогие подарки жене и детям, а они повиснут на нем, будут целовать и обни-мать, говорить: «Папочка, папочка! Какой ты замеча-тельный! Самый лучший на свете!», а тот будет дово-лен, что жизнь удалась, что любим, что способен со-держать семью. Семен же войдет в дом понурый, скромно выложит небольшую кучку продуктов, винова-то посмотрит на жену, которая с укором скажет: «Ну и что ты купил?» И поэтому он ходил по магазину расте-рянный и напряженный, пряча от всех глаза, словно лю-ди знают, что него в кармане пусто…
Вдруг Семен увидел в углу магазина стеклянный ки-оск, на котором было написано: «Деньги в долг!» Круп-ными яркими буквами, чтоб было видно издалека и при-влекало. Ноги сами понесли туда. У Семена уже име-лись кредиты за ипотеку двухкомнатной квартиры и по-купку мебели, но он не мог себе отказать в новом! Ведь все–таки завтра праздник! Тот единственный день в го-ду, самый лучший, когда хочется делать себе и близким подарки, радовать их.
Семен опасливо спросил милую девушку, что сидела в киоске: «А могу  я  получить кредит?» – было страш-но, что она спросит, сколько он зарабатывает, и он дол-жен это будет удостоверить  справкой с места  работы; что она потребует какой–то залог, вроде золотого коль-ца. «Если у вас есть  паспорт, то, пожалуйста…» –  от-ветила она ласково – так,  что не хочешь взять кредит, а возьмешь, чтоб ее порадовать, побыть с ней подольше, полюбоваться ее ослепительной приветливой улыбкой. «Сколько вам?» – спросила она. Семен на секунду за-думался: «Тысяч пять…», но, решив, что этого маловато для полного ощущения праздника, растерянно спросил: «А можно десять?» – «Можно и десять…» – ответила она. «А если пятнадцать?» – Семен вошел в раж. «По-жалуйста… Вам на сколько?» Семен подсчитал, когда будет зарплата на заводе, и сказал: «На пятнадцать дней! Можно?» – «Можно!» – ответила девушка прият-ным голосом, и Семен почувствовал, что почти в нее влюблен. Она взяла его паспорт, записала из него нуж-ную информацию в квитанцию и выдала Семену три ку-пюры по пять тысяч рублей – новенькие, хрустящие, розовые… «Как это, оказывается, легко? Как быстро? – подумал с удивлением и радостью Семен. – Раз – и ты уже богач!»
Распрямив плечи, он направился к ювелирному от-делу и приглядел за стеклянной витринной симпатичные сережки за семь тысяч – с зелеными камушками, под цвет глаз жены – и солидно сказал: «Беру вот эти!» По-том пошел в спортивный отдел и купил дочке десяти-летней коньки с ботинками, а семилетнему сыну лыжи... Потом на все деньги накупил еды – мандарины, груши, яблоки, палку дорогой колбасы, сыр – то, что давно уже его семья не ела.
На пороге квартиры Семен появился с гордо вскину-той головой, с объемными пакетами в руках – этакий богатей, падишах. Дочке отдал давно просимые коньки с белыми ботинками, с которыми она хотела заниматься фигурным катаньем, сыну протянул лыжи, а жене бар-хатную коробочку с сережками. Увидев, сколько в их глазах счастья, восторга и благодарности, подумал, что правильно поступил, взяв деньги в долг. А на вопрос жены: «Откуда деньги?» весело пробурчал: «Нашел…» Этого ей оказалось достаточно. Семен еще раз убедил-ся, что женщине не стоит обо всем говорить, чтоб лиш-ний раз не расстраивать, да она и сама не хочет многого знать, желая чувствовать рядом с мужчиной себя, слов-но девочка с отцом, который решает ее проблемы легко и просто.
Вечером они распили с женой купленную Семеном бутылку шампанского, и жена, прижавшись к мужу теп-лым мягоньким плечом, смотрела на него восторжен-ным взглядом и тихо говорила: «Вот всегда бы так жить! Не думать мелочно о деньгах». А потом, веря, что муж способен уже на многое, добавила ласково: «Вот бы мне дубленку купить, а то старая совсем расползлась…» И Семену ничего не оставалось, как солидно кивнуть: «Купим!» Не хотелось ее разочаровывать, ведь так при-ятно чувствовать себя всемогущим – тебя обнимают, нежно заглядывают в глаза, с особым стараньем обслу-живают в постели ночью...
И когда Семен после новогодних выходных пятна-дцатого января получил зарплату, то не понес ее в ки-оск, чтоб отдать долг милой девушке – ведь он же обе-щал купить жене дубленку, которую она присмотрела себе на базаре и только о ней и говорила с восклицани-ями восторга. Семену подумалось, что никто его не аре-стует, если не заплатит вовремя – наоборот, кредитная фирма будет рада, что клиент долг продлил, а значит, им набежит больше процентов. А процентов набегало немало! Это когда брал в долг под один процент в день, то думал, что это всего 150 рублей от 15 тысяч, но те-перь за пятнадцать дней набежало уже более двух ты-сяч! Впрочем, это тоже были небольшие деньги… По-этому он пошел с женой на базар и купил вожделенную шубку – и опять жена была так счастлива, так его бла-годарила поцелуями, что он забыл про долг. Она же, получив шубку, сказала: «Мне бы еще кухонный ком-байн купить – вещь в хозяйстве нужная…» И у Семена опять вырвалось солидно:  «Купим, если надо…»
Когда он в очередной раз получил зарплату, то вдруг осознал, что уже половину надо отдать в виде процентов! То есть его зарплата была уже меньше, чем долг с  процентами! Он смотрел на полученные в кассе завода деньги, как на нечто эфемерное, чужое, не свое – и стало страшно, что это все улетучится, исчезнет, ко-гда он пойдет в киоск отдавать деньги. Его уже не при-влекала улыбка девушки, сидящей там – казалось, она этой сладкой улыбкой привлекала его, как муху на мед, обманывала, и он прошептал: «У, змеюка!» Семен не мог представить, как это он не принесет зарплату домой – ведь жена на нее очень рассчитывает: надо заплатить за квартиру, надо купить продукты для повседневной еды, надо купить, в конце концов, кухонный комбайн, который обещал…
*** 
Через полгода на мобильный телефон Семена раз-дался  звонок, и мужской голос с кавказским акцентом сказал: «Уважаемый Семен Петрович! Вы нам задолжа-ли крупную сумму. Не  желаете ли отдать?» Семен по-началу не сообразил кто это, потому как никакому муж-чине не задолжал… Ему хотелось верить, что задолжал миловидной девушке, которая нисколько не страшна – в том смысле, что она, худенькая, слабенькая, не придет отнимать деньги  у крепкого мужика, а если она позво-нит, то он может послать ее на три буквы. И вообще, уже верилось, что кредитующая фирма распалась, что квитанция с его подписью потерялась! «Это кому же я задолжал?» – грубо ответил Семен. «Нашей финансовой организации! – ответил мужчина суховато. – Впрочем,  чем дольше  вы будете тянуть  с возвратом кредита, тем больше выгода нам. А отдавать–то все равно придется! У нас руки длинные!» – «Вы мне угрожаете?» – спросил Семен дрогнувшим голосом. «Предупреждаю…» – от-ветил мужчина и отключил телефон. Семена нервно за-трясло, так как в голосе мужчины было столько уверен-ности в своей силе, столько жесткого спокойствия, что не было сомнения, что тот сдержит свое  слово.
Семен стал размышлять, где взять деньги! Позвонил  друзьям и попросил в долг, но они отвечали: «Сами на мели!»; «Сам бы занял»; «Жена все выгребла…» Он по-нимал  их положение, потому что сам находился в та-ком же, и если бы у него попросили взаймы, ответил бы примерно так же.
Однажды ночью жена вдруг проснулась от дыма, толкнула Семена в бок и испуганно сказала, принюхива-ясь: «Кажется, что–то горит!» Она включила свет и ки-нулась к входной двери, от которой тянулись клубы ед-кого сизого дыма. Закашлявшись, Семен побежал за ней, отворил дверь и увидел в щели двери тлеющую паклю. Жена вылила на нее воду из ковшика и с ужасом про-бормотала: «Кто бы это? Пацаны какие хулиганят?» Се-мен молчал, побледнев – он сразу понял, что причиной этому долг, что это он виноват, подставив так всю се-мью – ведь, если бы не проснулись, то могли бы отра-виться угарным газом и умереть. «Надо позвонить в ми-лицию, – заявила жена. – Пусть найдут хулиганов…» Семен пробормотал: «Делать им нечего –  такие  пустя-ки расследовать», понимая, что поджигателя милиция не найдет, ибо это сделали серьезные люди, которые не оставляют улики…
С утра Семен пошел в банк, чтоб попытаться взять кредит и отдать микрофинансовой организации долг. Это был правильный выход из ситуации – кредит он там мог взять под 15 процентов годовых, что гораздо мень-ше, чем взятый в супермаркете. Он надеялся, что в бан-ке его старый кредит за ипотеку не заметят, но девушка в окошечке, глянув в компьютер, с сожалением сказала: «Мы не можем выдать вам деньги, потом как у вас не погашен прежний кредит». – «Но ведь тот кредит в дру-гом банке!» – сказал Семен. «У нас единая база дан-ных… – ответила  она. – Как  погасите, так и приходи-те».
Как–то, придя с работы домой, Семен застал в квар-тире плачущую дочку. Она испуганно дрожала, на ще-ках были подтеки слез. Жена успокаивала ее, гладила ладонью по голове, а, увидев Семена в прихожей, расте-рянно сказала: «Сегодня, когда дочка шла из школы, к ней подошел какой–то мужчина, схватил за руку и за-явил, что если папа не заплатит долг, то он отрежет ей ухо… Что это все значит? Ты кому–то должен?» А доч-ка посмотрела на Семена такими растерянными глазен-ками, ища защиты, что у него от злости к вымогателям аж в глазах потемнело. Однако, признаться жене он не смог (это было признать свою вину в случившемся и по-лучить от жены упреки, развеять разом свой образ настоящего мужчины). Семен пробормотал, сжав зубы: «Наверное, какая–то ошибка! Какой он из себя? Я его найду и разберусь». Когда выяснилось, что это был сви-репый черноглазый мужчина с бородкой, с акцентом, явно кавказец, Семен схватил острую крестовидную от-вертку (она в отличие от ножа холодным оружием не считается), сунул в карман курточки и выскочил на ули-цу. Там огляделся, хотя и понимал, что мужчина не бу-дет его здесь дожидаться –  он сделал  свое дело и ушел.
Семен кинулся в супермаркет и, подойдя решитель-но к киоску, где выдавали кредиты, сердито уставился на девушку–кассира и процедил: «Вы помните меня?» Девушка посмотрела с очаровательной улыбкой: «К со-жалению, нет. А что?» – «Я у вас перед Новым годом брал кредит!» – «И что? Ведь прошло уже более полго-да! У меня здесь каждый день десятки клиентов берут кредиты… Вы уже его погасили?» Шумно дыша и свер-ля девушку взглядом, Семен процедил: «Какое вы имее-те право угрожать моим детям? Да я вас в порошок со-тру! Я вас засужу… У вас, наверное, тоже есть дети, а если я их поймаю на улице и ухо отрежу?» Девушка вежливо, но настойчиво Семена перебила: «Мужчина, все разговоры у нас записываются и снимаются на ви-деокамеру – так что будьте осторожны в выражениях, а то могут вас засудить! И вообще, какие у вас ко мне претензии? Я нанятый работник, выдаю кредит и все…» Семен скуксился – ведь, действительно, никто его насильно к киоску за деньгами не тянул, никто не за-ставлял брать под высокий процент. «Передайте своим хозяевам, что я могу за себя постоять!» – процедил он. В этот момент за ним уже встали женщина и мужчина  –  явно за кредитом. «Вы берете или нет?» – спросил с до-садой (от того что приходиться ждать) мужчина. Семен оглядел его, человека с виду вроде неглупого, и проце-дил: «Не торопись голову в петлю совать…» – и пошел домой. Растерянный и понурый.
Как–то утром придя на смену, Семен заметил, что в их бригаде столяров нет одного паренька, а пожилой бригадир Петрович ходит смурной. «Придется нам по-работать сегодня за Славку, пока найдем ему замену», – сказал он подчиненным. «А что с ним случилось? Забо-лел или рассчитался?» – спросил Семен. «Повесился! – мрачно сказал бригадир. – Залез в долги, а выплатить не смог. Невесту имел, ну и пыль ей в глаза пускал: де-скать, парень я состоятельный. Подарки дарил, по ре-сторанам водил». Семен невольно представил себя на месте этого веселого и авантюрного паренька (в послед-нее время подавленного и замкнутого), и ему стало жут-ко – неужели и он решится на нечто подобное?! «Дурак, – сказал мускулистый моложавый Гришка. – Лучше бы ограбил кого и расплатился. Мало ли богатеньких Бура-тино кругом ходит?» – «В тюрьму не захотел садиться! – сказал худощавый кудрявый Ванька. «Да лучше уж в тюрьму, чем на тот свет», – ухмыльнулся Гришка. «Не надо на кредиты подсаживаться! Тогда жизнь спокойная будет, а то молодежь хочет все сразу и быстро… Не-давно читал, что одна молодая семья отравилась вместе с ребенком, не в силах расплатиться с долгами», – ска-зал бригадир. Почувствовав упрек в его словах, Семен сердито заявил: «А куда государство смотрит?! Разве-лось этих бандитских конторок с грабительскими про-центами по всему городу. Все завлекают, а потом угро-жают покалечить семью. Вот их надо в тюрьму!» – «Ну, тебя же на веревке туда не тащат!» – сухо фыркнул бри-гадир. «Так надеешься, что выкрутишься, а потом вяз-нешь…» – отмахнулся Семен. «Все от хвастовства идет, от гордыни! Жить надо скромнее!» – подытожил брига-дир. «Так обидно же, что кто–то (иной жулик–взяточник) все имеет – и виллу, и машину, и деньги не-заслуженно, а ты горбатишься за гроши целый день! В телевизоре же постоянно дразнят: то покупай, то поку-пай!» – прищурившись, фыркнул Гришка.
Раздумывая над смертью Славки, Семен размышлял, что делать… Появилась мысль – украсть деньги (напасть на  банк, ограбить квартиру или дом богатея, у которого денег куры не клюют – вариантов было не ма-ло), но опасение, что попадет в тюрьму, что его под-стрелят или изувечат во время ограбления, сдерживала. Представилось, что тогда вообще вся жизнь пойдет ку-вырком – ведь оставит семью без средств к существова-нию, не сможет выплачивать ипотеку, и в результате семья окажется на улице, лишившись жилья. «Как не-справедлива и жестока жизнь!» – подумал Семен с тос-кой и решил найти высокооплачиваемую  работу.
Просматривая вечером газету объявлений, Семен нашел работу на севере вахтовым способом – требова-лись сварщики на строительство газопровода. Предла-галась солидная зарплата – по крайней мере, через три месяца можно было, как он подсчитал, расплатиться с долгом. «Катюш, поеду–ка я на Ямал за большими деньгами», – сказал Семен с воодушевлением. «Ты что? Там же холодно и вкалывать надо, да и вахта длиться полтора месяца. Как мы тут без тебя?» – воскликнула она и часто заморгала, готовая заплакать. Конечно, Се-мена, ценящего комфортную домашнюю жизнь с сыт-ными обедами и ужинами, любящего полежать на ди-ване перед телевизором, а потом погреться в постели с ласковой женой, поиграть с сынишкой в шахматы, оди-нокое житье в вагончике посреди тундры, не прельщало, но  что–то же надо было делать?!
Когда вскоре позвонил на сотовый мужчина с кав-казским акцентом и жестко сказал: «Даю последнее пре-дупреждение!», Семен уверенно ответил: «А я даю честное  слово, что через три месяца рассчитаюсь!» – и на следующий  день уехал на Север.
                26 января 2018

НАСТОЯЩИЙ МУЖИК
Придя вечером после работы на квартиру, Ральф по-чувствовал, как резко ухудшилось настроение. Жить расхотелось. Он подумал, что это от усталости – ведь работал прорабом, а перед Новым годом на стройке всегда аврал, необходимо за неделю до праздника сдать приемной комиссии дом, чтоб получить солидную пре-мию всему коллективу. Поэтому он с самого утра в поту бегал по объекту и требовал от рабочих ускорить рабо-ту, подвозил стройматериалы… 
Ральф глянул на жену Хильду, надеясь, что добрым ласковым словом поддержит его, посочувствует, чем–то  обрадует –  она ведь, работая в архиве статистического бюро, в тиши теплого  кабинета,  не  перетрудилась. Но Хильда как обычно посмотрела на него белесыми гла-зами протухшей рыбы и сказала суховато: «Пойдем картошку есть…» После этого настроение Ральфа стало еще хуже. Он прошел за женой на кухню и, увидев на столе большое блюдо отварной картошки, а к ней от-крытую банку кильки, тяжко вздохнул. Он, хотя и  был жутко голоден после сегодняшней беготни на стройке, да и картошку, в общем–то, любил (был человеком не-привередливым в еде), но сегодня ожидал увидеть на столе нечто изысканное (жареную курицу или даже гу-ся) – ведь все–таки праздник приближается, Новый год, и меню надо разнообразить! Но, увы! Ральф еще раз осознал, что жена в кулинарных делах хреновая хозяйка – за семь лет совместной жизни редко потчевала его чем–то вкусненьким.
Пока он ел, она молча раскладывала посуду по шкафчикам в замедленном темпе, словно сонная муха. Он смотрел на нее сзади, одетую в мешковатый флане-левый халат, с плохо причесанными белесыми волоса-ми, толстую, похожую рыхлым телом на оплывшую свечу, несмотря на еще молодые годы, и все больше осознавал, что ее не любит. Нет в ней ничего, что бы его взбодрило: ни фигуры гибкой  и  сексуальной, ни огня в глазах, ни звонкого живого голоса, который был бы ему приятен. Ральф удивился тому, как раньше не видел ее изъянов, как соблазнился жениться на ней! Ведь он па-рень был (да и сейчас вроде не плох) видный, крупный, с образованием строительного техникума, зарабатывал на стройке приличные деньги – и мог бы найти девушку посимпатичнее, поразговорчивее, поинтереснее, но нет же – угораздило жениться на Хильде. Может потому, что не хотел перечить матери, которая ее присмотрела на соседнем хуторе, сказав: «Девушка она простая, не гулящая, спокойная. Да и родители у нее неплохие! А тебе уже 28. Жениться пора, а то сопьешься. Да и квар-тиру семейному–то дадут, а то в общежитии обитаешь». Действительно, вскоре после свадьбы ему дали  кварти-ру в стройтресте, где работал  – вроде можно бы жить и добра наживать, вот только жить хотелось все меньше… Может, с рождением ребенка у Ральфа появился бы стимул, но детей у них не было. И сейчас Ральф с горе-чью подумал: «Неужели с этой женщиной я должен прожить до конца своих дней? Неужели не достоин че-го–то лучшего?»
Поев, он уселся в кресло около телевизора и стал смотреть фильм – фильм был про американского ков-боя, который жил ярко, азартно, влюблялся в миленькую девушку, дочку миллионера, которую спас от грабите-лей поезда, и вот в конце фильма они скачут на резвых жеребцах по  прериям в сторону заката, где на неболь-шом ранчо на берегу реки их ждет ночь любви, а потом долгая счастливая  жизнь… О, как Ральфу нравился смелый решительный  ковбой!  О, как нравилась эта темноволосая, очень живая и стройная девица с огнен-ным взглядом! Глядя на них, на их любовь, он чуть не прослезился. Понимая, что не сможет сегодня любить в постели жену, да и не желая этого делать (вообще, даже лежать рядом с ней на кровати не хочется), Ральф уснул в кресле… А утром, позавтракав разогретой самим в сковороде с подсолнечным маслом вчерашней картош-кой, он пошел на работу – на доме еще имелись кое–какие недоделки, которые необходимо устранить.
После обеда в рабочей столовой, Ральф проходил мимо построенного девятиэтажного дома – и вдруг уви-дел женщину, яркую, подвижную, с сильной стройной фигурой. Она привезла на грузовике вещи – и двое груз-чиков заносили их в подъезд. Они были пьяненькие, по-шатывались слегка, когда несли красивый шифоньер, и даже стукнули его об косяк двери. «Осторожней!» – воскликнула испуганно женщина удивительно звонким голосом. Ральф быстро  подскочил к грузчикам и стал помогать. Сообща они занесли шифоньер на третий этаж, где женщине, как Ральф уже понял, выделили двухкомнатную квартиру – просторную, с видом на мо-ре… Чтоб оставаться как можно дольше рядом с жен-щиной, Ральф заодно помог грузчикам занести и остальные вещи – диваны, тумбочки, какие–то узлы. Женщина дала грузчикам деньги и протянула купюру Ральфу. Он смущенно пробормотал: «Я здесь работаю!» – «Грузчиком, что ли?» – спросила она. «Да нет, прора-бом…» – «И вы всем новоселам так бесплатно помогае-те?» – «Нет, только красивым женщинам…» – ответил Ральф и поразился тому, что так смело выразился. «Приятно слышать…» – ответила она весело, разгляды-вая Ральфа черными блестящими глазами, которые аж искрились от жизненной силы. «Ну, как квартира?» – спросил он деловым тоном и поглядел по сторонам. «Да вроде неплохая». – «Знаете, я, пожалуй, зайду вечерком – если выявятся какие–то недостатки, то устраню. А то Новый год с текущим краном или еще с какой пробле-мой встречать будет не очень–то комфортно». – «Ну, заходите…» – ответила женщина. «А муж меня с лест-ницы не спустит?» – спросил Ральф, чтоб узнать, есть ли у женщины муж или хотя бы сожитель. И смутился, потому как женщина явно поняла причину его любопыт-ства. «К сожалению, мужа нет, – ответила она. – Мы живем вдвоем с дочкой». Другая на ее месте не стала бы так откровенничать с незнакомым мужчиной, ответила бы односложно: «Не спустит…» И Ральф понял, что у него есть шанс понравиться ей, стать нужным. «Меня Ральф зовут!» –  сказал он. «А меня Мария», –  ответила  она.
До конца рабочего дня он был в приподнятом настроении – казалось, находится на борту самолета и вот–вот должен прыгнуть с него (он служил в десантных войсках и сделал несколько прыжков с парашютом), чтоб испытать восторг полета в неизвестность, в жизнь с новыми ощущениями и страстями. В его воображении вновь и вновь возникал образ милой Марии. На интуи-тивном уровне он понимал, что она с ее энергичностью, искрящейся улыбкой, удивительно притягательным го-лосом – полная противоположность его «валенку» – именно так ему отныне хотелось называть Хильду. «Значит, есть еще на свете прекрасные женщины! Зна-чит, у меня еще не все потеряно!» – думал он.
Вечером после работы он направился в магазин, ку-пил розы, бутылку шампанского, коробку конфет и по-шел к Марии. Мысли, что надо бы идти домой к своей жене, не появилось.
Дверь Ральфу открыла девушка лет восемнадцати и растерянно глянула на него – она была миленькая, стройная, но, увы, не такая яркая, как мама. «А я к Ма-рии! – сказал он. – Она дома?» – «О, Ральф! – восклик-нула Мария, заглянув в прихожую. – Заходите! Кстати, вы правильно сказали, что надо все осмотреть – у меня что–то кран в ванной подкапывает». – «Сейчас устра-ним… – заявил он, радуясь, что появился повод здесь на какое–то время остаться, показать свое мастерство – то, что руки растут из нужного места. Ральф протянул Ма-рии цветы: «Это вам…» Она засмущалась искренне, жи-во и эмоционально! «Оказывается, есть женщины, кото-рые умеют радоваться подаркам!» – подумал он с удив-лением, ибо жена подарки воспринимала буднично, су-хо, и поэтому ему уже ничего не хотелось ей дарить. А Марии хотелось дарить хоть каждый день…
Ральф достал из пакета разводной ключ и решитель-но прошел в ванную – там все было расставлено по ме-стам: полочки, шкафчики, все сияло чистотой. «Когда она все успела?» – удивленно подумал он и стал подтя-гивать прокладку на кране. Потом проверил, как бежит струя воды из него, закрутил кран и подождал – уже не капало. «Кажется, порядок», – сказал он. «Спасибо, – откликнулась Мария. – Ну что, проходите к столу!» Ральф вошел в зал – и обомлел! Это был не стол, а про-изведение искусства! Там стояли в хрустальных вазах салаты, поджаристые пирожки, фрукты (яблоки, манда-рины, ананасы), в большом блюде лежала жареная рыба. Имелось еще много другого, чего сразу не разглядел – разглядывать было стыдно, ибо боялся, что Мария по-думает, что он «пожрать сюда пришел». А он действи-тельно был голоден, а при виде этого изобилия на столе еще более захотел есть! «Вы ждете гостей, а я тут к вам…» – растерялся он. «Нет, сегодня у меня гостей не будет. Мы посидим втроем! – ответила Мария. – Сади-тесь. Отметим мое новоселье!»
Вымыв руки, Ральф сел к столу – и Мария со своей неизменной улыбкой стала быстро и элегантно наклады-вать ему в блюдо салаты. Он удивлялся, с какой радо-стью и заботливостью она это делает, с каким желанием угодить мужчине! И чувствовал смущение – казалось, некая королева вдруг посадила его (мелкого пажа) за свой стол и угощает… От переполненности чувств у него вдруг защипало в глазах, он махнул ладонью, чтоб убрать слезу, и взялся открывать бутылку шампанского. Пока он это делал, Мария успела поставить на стол три хрустальных бокала. Как они блестели! Так блестят чи-стотой только в лучших ресторанах! Он невольно срав-нил посуду Марии с посудой, которую ставила на стол жена – было ощущение, что жена вообще ее не мыла, словно он свинья и без стеснения должен есть из коры-та! Но что было взять с жены–хуторянки, которая дей-ствительно с детства кормила свиней в доме своих ро-дителей?
Думая, что Мария явно из семьи потомственных аристократов, интеллигентов, Ральф смущенно спросил: «А вы откуда родом? Здесь в Таллинне родились или из Москвы приехали?» – «Я родилась в селе на берегу Ка-мы, потом выучилась на бухгалтера и работала в не-большом городке на стройке – там работал эстонец из Таллинна, влюбился в меня и пригласил жить сюда… Правда, он начал пить, и мы с ним разошлись уже лет десять назад!» – сказала Мария. «Как можно пить, имея такую красавицу-жену?» – подумал Ральф и выпил только половину бокала. «А почему же я вас в Таллинне до сих пор не видел?» – спросил он. «Ну, город–то не маленький… – ответила Мария. – Да и жизнь моя про-ходит в основном на работе. Я закончила заочно эконо-мический факультет и теперь сижу в конторе на ответ-ственной работе». – «И какой?» – «Я работаю главным бухгалтером на «Эстонрыбе». У Ральфа чуть кусок хле-ба в горле не застрял – он знал, что «Эстонрыба» самое крупное предприятие в Эстонии, в котором числится полтысячи траулеров и работает более десяти тысяч человек. Его должность прораба была, по сравнению с должностью Марии, как должность подсобного рабоче-го рядом с начальником стройки. Значит, явно не зря эта женщина очаровала его с первого взгляда своей особой статью! «Куда же это мужчины смотрят?» – прошептал он. Мария с грустинкой улыбнулась: «А вы женат?» Как ему хотелось соврать, что он холост, но он понимал, что врать Марии бесполезно – она настолько проница-тельна, что ложь определит мгновенно и после этого может перестать с ним общаться. «Женат, – ответил он. – Но буду разводиться…» Это желание окончательно оформилось только сейчас, ибо понял, что именно этого ему не хватает для счастья! Это во всем сдерживает его. «А чем вас жена не устраивает?» – спросила Мария с интересом. «Многим… – отмахнулся он. – Детей у нас нет, да и смысла жизни тоже». Мария вздохнула, думая о чем–то своем, и сказала: «А вы кушаете, кушайте!» И тут, окончательно освоившись, Ральф начал поедать все, что лежало на столе. Набрался наглости! Давно он так вкусно не ел, с таким аппетитом. Ведь все было при-готовлено с таким умением, со специями и соусами, словно это готовил лучший повар на земле!
Поедая все, Ральф считал, что слишком мало за это возместил – купил лишь цветы, конфеты и шампанское, а следовало купить коньяк, икры черной, других делика-тесов, а не объедать одинокую женщину. Его оправды-вала мысль, что в следующий раз за этот шикарный ужин расплатится сполна. А в том, что сюда еще обяза-тельно придет, у него сомнений не было!
Доев все, что было наложено в тарелку, Ральф с удивлением сказал: «Как может столько достоинств по-мещаться в одной женщине? И крупный руководитель, и мастерица во всем». Мария улыбнулась, оголив краси-вые ровные зубы: «Жизнь научила. Надо просто не ле-ниться…» Все это время дочка Марии Дина сидела с краю стола и наблюдала искоса за Ральфом. Понимая, что надо с ней найти общий язык, чтоб не отговорила маму дружить с ним, он сказал: «И дочку вон какую за-мечательную вырастили! Хотите, я вас обоих в прави-тельственную финскую баню приглашу, что стоит в ле-су на берегу речки – там мой друг директором работа-ет…» Мария, давая понять, что еще рановато ходить по баням с незнакомцем, с улыбкой сказала: «Мы подума-ем».
Уходить из этого уютного дома Ральфу не хотелось, но следовало идти к себе, чтоб сделать сегодня же не-что решительное и важное… Еще вчера он не знал, как это сделать, а теперь намеревался, открыв дверь в квар-тиру, холодновато посмотреть на Хильду и сказать: «Извини, нам надо расстаться!» Однако, войдя, он по-жалел жену, которая смотрела на него наивными глаза-ми, как на некий шкаф, который всегда будет стоять в квартире на нужном месте, и решил дождаться утра. Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Сегодня он опять не лег вместе с Хильдой, под ее мягкий бочок, а остался спать в зале на диване. Долго не мог уснуть – вспоминал Марию, общение с нею, ее уютное жилье и вкусную еду.
Утром, попив кофе, он с тяжелым вздохом сказал Хильде, которая была как обычно спокойна и ленива: «Знаешь… мы с тобой живем уже семь лет вместе, а у нас нет ни детей, ни общих интересов. Давай расстанем-ся. Ты найдешь другого мужчину, я, может быть, тоже найду нужную мне женщину. И оба будем счастливы». Хильда, растерянно моргая, пробормотала: «Чего–то я не поняла?» – «А чего непонятного? Я от тебя уйду. Все оставляю тебе!» – «Так мы же с тобой женаты», – глухо сказала она, как будто напомнила о нерушимой гаран-тии совместной жизни до самого гроба. Впрочем, он ее в этой убежденности винить не мог – именно так жили их родители, создав семьи раз и навсегда, и даже по-мыслить не могли, что можно начать жить с другим че-ловеком. Если уж только не случится нечто экстраорди-нарное – умрет супруг, например. Это было патриар-хальное хуторское мышление. «Разведемся…» – отве-тил Ральф. «А зачем?» – задала Хильда, по его мнению, совсем уж бестолковый вопрос. «Так я же тебе объяс-нил, что нас ничего не связывает. Скучно мы живем, очень скучно. А жизнь–то одна! Хочется прожить как–то интересно…– сказал он виновато. – Поэтому я сейчас соберу чемодан с вещами – и уйду». – «Мне надо ска-зать об этом маме…» – ответила на это Хильда, то ли желая получить на развод разрешение, то ли пожало-ваться ей на Ральфа. «Конечно, скажем. И я своим ска-жу», – ответил он и отметил, что родители вряд ли его поддержат, начнут отговаривать, стыдить. На то они и родители, чтоб предостеречь сына от безрассудных, по их мнению, поступков. Безрассудным ли был его посту-пок? Может быть! Ведь, по сути, он уходил в никуда, ведь еще не было серьезного разговора с Марией, что начнут жить вместе.
Выйдя из дома, Ральф пошел на почту и снял там со сберкнижки большую сумму – будучи по своему сель-скому воспитанию человеком несколько прижимистым, он давно уже копил деньги. Вот и сейчас возникла ме-лочная мысль, что не стоит быть столь расточительным, но он решительно подумал: «Пора жить азартно!» – и направился с почты в ювелирный магазин. Там увидел на витрине солидное золотое кольцо с рубином и пред-ставил, как оно будет красиво смотреться на пальце Ма-рии, совсем как на царице! Чтоб подластиться к ее доч-ке, он присмотрел для нее золотую цепочку с кулоном! Решительно отсчитав деньги продавщице и получив две красные бархатные коробочки, в которых лежали укра-шения, он направился к Марии. По пути зашел в про-дуктовый магазин и купил бутылку армянского дорогого коньяка в «пять звездочек», сервелата, сыра, копченого балыка, пару железных банок кофе…
Мария открыла с радушием ему дверь. «А вот и сно-ва я! Пришел поблагодарить за вчерашний ужин и вос-полнить ваши запасы, которые изрядно вчера опусто-шил. Ну и поздравить с Новым годом!» – заявил он. «А вы решительный мужчина!» – сказала удивленно, но и поощряя, Мария. «Сам себе удивляюсь…– ответил Ральф. – Но я могу и уйти, если есть какие–то препят-ствия». И замер, словно опасаясь услышать смертный приговор. «Препятствий нет…» – сказала с улыбкой Мария.
***
Уже месяц Ральф жил у Марии, спал с ней на ее ши-рокой кровати и не уставал удивляться женщиной, кото-рая и в сексе оказалась мастерицей – невероятно темпе-раментной и искусной. Он понимал, что за свою жизнь она имела, возможно, немало любовников и набралась опыта, но понимал и то, что для секса необходим осо-бый склад характера, особая женская энергетика, кото-рая притягивает мужчин, как мух на мед – и притягивает не хитростью, особыми ухищрениями и виртуозностью, а своей теплотой и женской щедростью. Когда на каж-дый поцелуй мужчины, на каждое его прикосновение женщина отвечает десятикратно. Сегодня днем Ральф был в загсе с бывшей женой, где их официально развели, и теперь чувствовал, что имеет полное право ласкать Марию и она имеет полное право на него. «Теперь я мо-гу официально предложить тебе выйти за меня!» – ска-зал он, глядя в ее сияющие в свете ночника глаза. «Это ты мне так делаешь предложение?» – спросила она. «В общем–то да!» – «А может, не стоит торопиться? Ты ведь все–таки однажды уже обжегся, да и я тоже. Теперь надо все взвесить!» – «Только этим и занимаюсь! И по-нял, что уверен на сто процентов». – «Но я ведь тебя старше на восемь лет! Обычно мужчина бывает стар-ше». – «Ты в свои годы выглядишь моложе меня», – от-ветил Ральф, давно поражаясь тому, как Мария умеет так молодо выглядеть. Что это? Такая замечательная наследственность или же бушующая в ней молодая си-ла? По крайней мере, его бывшая жена, которая была Марии на пятнадцать лет младше, в реальности выгля-дела ее старше… Наверное, молодой смазливый парень и озаботился бы тем, что связался с женщиной старше себя, но Ральф критически оценивал свою внешность – в свои тридцать пять он был толстоват, с большой лыси-ной, с крупным мясистым лицом уже вполне солидного мужика. Так что рядом с ним поджарая Мария выгляде-ла почти девушкой. «А как твои родители отнесутся к нашему браку?» – спросила она. «Ну, я ведь уже не мальчик, чтоб их об этом спрашивать… – ответил он. – Да и один раз уже женился по их рекомендации! Все, теперь сам выбираю! Кстати, я им уже звонил насчет тебя и сказал, что хочу вас познакомить». – «И что они?» – «Ждут в гости! Ты в ближайшие выходные сво-бодна?»
В субботний день к обеду они приехали на такси к сложенному из больших, грубо обработанных камней, старинному дому – это был обычный эстонский хутор, одиноко стоящий посреди поля. Встречать машину вы-шли из дома высокий крупный отец и мать Ральфа – полная женщина. Они смотрели с любопытством, как Ральф с горделивым видом галантно вывел из машины свою подругу за руку. Он понимал, что родители, ко-нечно же, не станут каким–либо образом показывать свое неудовольствие, даже если оно и будет, но, тем не менее, хотел, чтоб между его любимой женщиной и ими с первых же секунд появилось взаимопонимание. И оно появилось… Мария своей лучезарной улыбкой, краси-вым голосом мгновенно очаровала их, они заулыбались в ответ, и с их лиц сошла настороженность, а Ральф вновь подумал, сколько же в Марии обаяния. Она быст-ро нашла темы для разговоров – в частности, похвалила его родителей за то, что сын очень хозяйственный и ру-кастый, и что это их заслуга. А каким родителям не при-ятно, что хвалят сына, их воспитание?! Она похвалила добротный дом и большое хозяйство – а они держали корову, поросенка, кур, гусей…
Когда сели за стол, Ральф боялся, что мать, как обычная деревенская женщина, занятая постоянно хо-зяйством, выставит на стол бокалы и тарелки не слиш-ком хорошо мытые и критически их рассматривал, но, предупрежденные им, что подруга очень чистоплотная, мать с отцом постарались все хорошо отмыть и почи-стить.
Родители приготовили к их приезду немало вкусня-тины, но и Ральф привез гостинцы – причем, Мария пер-вой предложила не ехать с пустыми руками, а испекла прекрасный пирог «балиш» по татарскому рецепту. Бывшая жена Ральфа такого бы никогда не сделала, да и не посчитала бы зазорным приехать без всего… После обеда ближе к вечеру Ральф с Марией пошли гулять по лугу и заодно привели с выгула корову – пегую, круп-ную, с огромным рогами. Она подозрительно понюхала Марию, от которой пахло дорогими духами, но быстро успокоилась от ее голоса и улыбки – скотина хорошо чувствует доброжелательных людей. Когда мать собра-лась в хлев доить корову, Мария вдруг предложила: «Давайте я вам помогу!» – «Что вы? Что вы?» – сказала растерянно мать, ибо Ральф ей сказал, что Мария зани-мает высокую должность, почти на уровне министра экономики, значит, и отношение должно быть к ней со-ответствующее, очень уважительное. Прихвастнул, сло-вом, немножко, чтоб показать, какую женщину полюбил и ради кого оставил прежнюю жену. «Я же в селе вы-росла – пока в город учиться не уехала, маме доить по-могала…» – сказала Мария. В хлеву она ловко уселась на маленькую табуретку под брюхом коровы и стала доить, пуская струйки молока из сосков в эмалирован-ное ведро… Ральф стоял рядом и горделиво посматри-вал на ошеломленных родителей и всем своим видом выражал: «Ну что? Видите, какую я женщину в жизни нашел! Все умеет! Ничем не брезгует!» 
***
Приходя по вечерам  после работы в комфортную квартиру Марии, глядя ее телевизор, сидя на ее диване, пользуясь ее посудой, Ральф чувствовал себя здесь приживалой. Да, он покупал еду, делал Марии и ее доч-ке подарки, сверлил и прибивал то, что было нужно в квартире, но ему этого казалось недостаточно – хоте-лось сделать в совместную жизнь какой–то серьезный вклад. Казалось, что иначе в Марии поселится недо-вольство им. Зная уже, что она умеет и любит делать заготовки на зиму (маринованные огурцы, помидоры и другие овощи и фрукты), он давно подумывал о даче, где все бы это произрастало. И в своем строительном тресте выпросил землю – несколько соток недалеко от города в престижном месте, около речки в лесу. До по-ры до времени он скрывал от Марии эту новость, а когда сошел снег, то повез ее за город на автобусе якобы про-гуляться по весеннему лесу… Когда зашли в дачный поселок, то подвел к своему участку, с вбитыми по кра-ям колышками, и сказал: «А хорошо бы здесь дачку за-иметь?!» И увидел, как глаза Марии заблестели от сча-стья. Она вздохнула: «Да, меня всегда тянет к земле! Здесь и воздух какой прекрасный! И природа». – «Ну, тогда будет здесь твоя дача! – заявил Ральф солидно. – Участок этот мой! – «Твой?!» – воскликнула она. И столько во всем ее облике было восторга, какой–то дев-чоночьей радости, что только ради того, чтобы это уви-деть, стоило построить дачу. Ральфа это так вдохнови-ло, так взбодрило, что он хвастливо заявил: «К лету по-строю!» – «К лету? Разве такое возможно? – заявила удивленно Мария. – Тут же столько работы!» – «Ты не забывай, что я строитель! Подключу брата, друга». – «Какой же ты у меня молодец!» – и она обняла его.
На следующий день Ральф выписал на стройке пено-бетонные блоки, взял грузовик и отвез их на участок. Нашел недалеко от дачного поселка экскаватор, стро-ивший здесь дорогу, который выкопал ему яму под фундамент, привез пару миксеров бетона со своей стройки и залил в эту яму… И поражался тому, с каким удовольствием приступил к делу, с каким азартом и энергией. Живя с бывшей женой, у него даже мысли не было когда–либо поострить загородный дом – это каза-лось ненужным, слишком затратным и хлопотным. Ду-малось, что лучше на диване перед телевизором поле-жит, чем будет в земле копаться! А теперь откуда–то взялось столько энергии и желания! Да и построить ему хотелось не обычную маленькую дачку с домиком три на четыре метра, какие обычно строились в садах–огородах, а полноценный дом – с несколькими спальня-ми, с мансардой, с печью, чтоб в нем можно было даже жить зимой.
Когда бетон фундамента засох, Ральф с другом и братом за четыре выходных дня возвели стены, на сле-дующие выходные покрыли железом крышу. Штукату-рить он сам не умел и поэтому нанял со своей стройки двух молодых штукатурщиц, которые в выходные дни выровняли стены в доме. Что–что, а деловая хватка строителя в нем имелась – и через два месяца дом в ос-новном был готов, участок земельный расчищен от му-сора – так что можно было заниматься огородниче-ством. И тогда только Ральф привез Марию на участок. О, в каком она была восторге! Она радовалась как дите, получившее подарок от Деда Мороза. «Здесь я посажу огурцы, здесь помидоры, а здесь капусту… Вот тут мы посадим яблони, здесь малину и смородину…» – она ходила по участку и показывала, где что будет расти – и Ральф был уверен, что так оно и будет: с этой женщи-ной, как он понимал, им любое дело по плечу, любая цель может быть достигнута. «Эта дача – мой вклад в наше общее хозяйство, а то я у тебя живу, как бомж. Может, с этим приданым возьмешь меня в мужья?» – сказал он. Разговор про замужество у них пока был от-ложен, хотя Ральф давно уже об этом мечтал. С такой заботливой хозяйственной женщиной, которая гладила ему рубашки, стирала, кормила его, мудро советовала, он чувствовал себя защищенным от всех жизненных невзгод. По сути, он впервые понял, зачем нужна жена! Не только для того чтобы заниматься сексом, не ища случайных связей на стороне, а для надежности – имен-но с Марией он чувствовал, что по–настоящему не оди-нок. «Ты что, предложение мне делаешь?» – спросила Мария. «Можно сказать, так!» – ответил он и уже знал, что она ответит...  «Я согласна. Вот только получится ли родить тебе в мои–то годы?» Ральф, конечно, хотел иметь наследника от такой чудной женщины и уже представлял, каким бы тот умным и симпатичным пар-нем был, но, к сожалению, у него были проблемы со спермой и поэтому он сказал: «Я дочку твою удочерю, если она согласится! Мне этого довольно!»   
Ральфа давно интересовало, в какой семье выросло такое сокровище, как Мария, кто у нее мать. Отец, как он уже знал, погиб на фронте, когда ей было лет десять. И оттого ему ее было жалко, как сироту, которой при-шлось делать много мужской работы – и сено косить, и дрова колоть, но радовало, что, несмотря на тяготы, она сумела сохранить удивительно оптимистичный взгляд на жизнь. Впрочем, может, потому и сохранила, что по-знала все и умела радоваться каждому мгновению.
Ральф Марии уже несколько раз говорил: «А как твои родственники отнесутся ко мне? Понравлюсь ли я им?» – «Я уже не девочка, чтоб их спрашивать! Живу вдали от них 25 лет. Впрочем, если уж ты мне понра-вился, а это сделать непросто, то родственникам и по-давно понравишься!» И вот после того как поженились, она сказала: «В ближайший отпуск поедем ко мне в се-ло…» Ральф заволновался словно двоечник перед экза-меном, словно хулиган перед тем как войти в кабинет строгого директора школы, стал серьезен и ответстве-нен. «А что им подарить?» – спросил он. Мария заулы-балась: «Они в достатке живут – у них все есть: огром-ный огород, сад, муж моей сестры постоянно рыбачит на Каме и ловит много рыбы, ездит на охоту за утками, оба работают – так что не голодают. Впрочем, я позво-ню сестре, спрошу». Вечером она позвонила сестре и сказала: «Мой муж хочет вам что–нибудь подарить. Может, твоему Коле что надо?» На некоторое время возникла пауза – видимо, сестра Марии советовалась с мужем. После разговора Мария обернулась к Ральфу и сказала: «Муж сестры спрашивает, не можем ли купить мотоцикл с коляской «ИЖ», а то у них в свободной про-даже нет. Деньги они оплатят». – «Если есть, обязатель-но купим!» – заявил уверенно он. «Но как мы его туда перешлем за три тысячи километров?» – озадачилась Мария. «В товарном вагоне! Проблем нет!» – ответил Ральф, радуясь тому, что появилась возможность сде-лать что–то доброе для родственников Марии.
На следующий день он пошел в магазин и узнал, что мотоциклы там есть – стоят в просторном зале, поблес-кивая голубой эмалью. Заняв денег у брата, он купил его и оформил бумагу об отправлении на поезде в далекий Пермский край – и деньги за это заплатил очень не-большие. О, сколько было у него довольства, что смог угодить мужу сестры Марии!  Лицо светилось… Радо-вало, что мотоцикл доставят быстро (как обещали), все-го через неделю – как раз к тому времени они с Марией приедут туда и сами… Поглядывая на фотографии Ма-рии, где были ее родственники, муж сестры (крепкий и загорелый), ее мать (добрая, уже седая), сестра Зина (красивая и статная), Ральф заранее в них влюбился. И перед самой поездкой купил им всем подарки с эстонкой символикой, а мужу сестры несколько бутылок знаме-нитого в Эстонии ликера «Вана Таллин» и финской вод-ки «Три оленя» – хотелось их порадовать чем–то не-обычным, таким, чего у них в магазинах нет.
И вот уже сидя в добротном деревянном доме род-ственников Марии, за обильным столом с пельменями и жареными налимами, попивая финскую водку, Ральф чувствовал себя словно среди родных людей – столько доброты и теплоты шло от них. Муж сестры Николай, который сегодня впервые проехался на новом мотоцик-ле по селу, обнимал его и часто говорил: «Ну, ты мне и угодил с этим мотоциклом! Красавец!» И тут же добав-лял: «Это, конечно, странно – от меня до города Ижев-ска, где эти мотоциклы делают, сто пятьдесят километ-ров, а купить его здесь я не могу! А у вас в Эстонии они свободно продаются. Что–то не так в этой стране дела-ется…» Ральф в ответ улыбался – он был доволен, что в Эстонии мотоцикл нашелся, а иначе как бы угодил Ни-колаю?! А тот оказался человеком весьма благодарным – и со следующего дня возил Ральфа с Марией по окрестным лесам на этом мотоцикле за грибами, а на лодке с мотором на рыбалку. 
***
В январе позвонила сестра Марии Зина и сказала, что ее сын Леня хочет после зимней сессии в институте поехать во время каникул в Таллинн и Ленинград, где еще не был, и спросила, может ли Мария его принять. Слышавший этот разговор, Ральф тут же заявил Марии: «Пусть приезжает обязательно!» И вот, встретив на же-лезнодорожном вокзале, Дина привезла Леню в дом – это был девятнадцатилетний парень, черноглазый, энер-гичный и сильный. Во время приезда Ральфа в село, он как раз был в институте в Казани и они с ним не позна-комились. Так как его одногодка Дина не сумела сдать вовремя экзамены в институте и теперь готовилась к пе-ресдаче, Ральф лично взялся показывать Лене Эстонию – он провел его по всему старинному Таллинну, кото-рый назывался «Вышгород», ибо на горе всегда строи-лись средневековые города, чтоб легче обороняться… У Ральфа было ощущение, что в его Эстонское королев-ство приехал некий важный посол из России, некий кня-жич, и Ральф в целях налаживания дружбы между наро-дами, должен оказывать ему всяческое содействие, чтоб он по приезду в свою страну рассказал, какие здесь в Эстонии радушные и порядочные люди, что хотят мира и добра… Вскоре Ральф его повез на автобусе за трид-цать километров от города в правительственную (куда уже не  раз возил Марию с дочкой) финскую баню, чтоб показать, как эстонцы умеют отдыхать. Баня стояла в лесу на берегу речки, с несколькими гостиничными но-мерами, с баром, с сауной, где воздух раскалялся до ста с лишним градусов – так, что сидеть на полке на голых досках было опасно (можно и волдыри на ягодицы по-лучить) и приходилось подкладывать коврики. Из сауны вела дорожка прямо к речке, где можно окунуться в прорубь, что Леня неоднократно делал – голый и распа-ренный прыгал в прорубь и радостно кричал: «Ух, здо-рово! Никогда не забуду!» Глядя на него, еще никогда не бывавшего в финской бане, да еще в такой роскош-ной, Ральф радовался, что угодил племяннику Марии…
Через три дня, когда Дина наконец–то сдала «хво-сты», Ральф сказал ей: «А теперь брата свози в Ленин-град, где неоднократно была, покажи ему Эрмитаж и другие достопримечательности и проводи до Москвы, где он пока тоже не бывал. У тебя там подруга есть, где переночевать можно!» Дина хмыкнула: «Так у меня де-нег на поездку нет…» Ральф достал из кармана кошелек и отсчитал ей солидную сумму.
***
Как–то в очередной раз Ральф с Марией ехали на ав-тобусе на дачу, везли с собой ведра, сумки. Везти столько вещей было неудобно, да и для пассажиров не-комфортно, но главное, что Ральфа в таких случаях возмущало – что его высокопоставленной жене прихо-дится ездить в общественном транспорте. Когда сошли с автобуса и шагали полтора километра до дачи, он ска-зал: «Почему у тебя нет служебной машины? Это не-справедливо при твоей должности…» Мария скромно улыбнулась: «Мы люди не гордые! Да и служебная ма-шина положена лишь директору и его замам». – «Тогда свою надо купить, – заявил Ральф. – Я хочу, чтобы ты ездила на «Волге!» Он представил, как везет жену на самой дорогой и солидной машине, что выпускалась в то время в Советском союзе для граждан, то на работу, то на дачу – и все ее подруги и знакомые завидуют ей, а мужчины завидуют ему, что везет такую красивую жен-щину! «И где же мы найдем на «Волгу» деньги? Да и машины в нашей стране свободно не продаются – надо несколько лет в очереди стоять…» – сказала с легкой грустинкой Мария. И тут Ральф, показывая, что готов ради нее на все, заявил: «Я решил поехать в Ливию – туда набирают строителей со всего Союза, ну и меня пригласили! По закону на заработанные там деньги я могу любую машину купить без очереди». – «А как же я одна тут без тебя?» – вырвалось у Марии, и этот возглас был для Ральфа как самая лучшая похвала. «Годика два лишь потерпим друг без друга, зато будут деньги и ма-шина… – сказал он и добавил: – Меня уже утвердили, скоро жду вызова».
Через неделю он из Москвы улетел с группой строи-телей в Ливию, где они занялись строительством посел-ка в пустыне. Ральф, будучи крупной комплекции, да и всю жизнь проживший в прохладном прибалтийском климате, с трудом переносил жару в 45 градусов, но ни разу не пожалел, что приехал сюда. Мысль, что должен обеспечить любимой женщине достойную жизнь, давала силы и терпение. Пару раз в неделю по вечерам после работы он в вагончике с кондиционером, где жили вчет-вером, писал Марии письма и подробно рассказывал о своем житье–бытье – и в ответ регулярно получал письма, где она рассказывала о себе. Ральфу казалось, что они не расстались, а находятся в соседних комна-тах, через стенку, а так как нет возможности видеться и разговаривать, то передают письма друг другу через не-кую щелку…
Он считал, что находится даже в лучшем положе-нии, чем она – он не только работает, а еще и узнает обычаи и культуру африканской экзотической страны, общается с интересными людьми из бригады, которые работали уже в Эфиопии, Монголии, Алжире и которые рассказывают много интересных историй, обладают огромным кругозором… Ральфу хотелось, чтоб и Мария через его глаза, через его впечатления тоже путеше-ствовала вместе с ним.
***
Через два года с именным чеком на руках Ральф вместе с Марией и удочеренной им Диной приехал на торговую базу получать «Волгу». На асфальтовой пло-щадке базы стояли несколько машин разных цветов: красная, черная, белая, желтая и голубая. «Какую выбе-рем?» – спросил он Марию, ходя мимо машин. Ему хо-телось выбрать черную, ибо именно на таких ездило важное начальство, к которому он причислял и Марию. Но она сказала, что надо брать белую, чтоб было не столь официально, но одновременно очень нарядно! «Да, давайте белую! – воскликнула Дина. – Ведь у меня скоро будет свадьба, так что именно на белой мы по-едем в загс. Для Ральфа желание Марии, да еще и в при-дачу с желанием Дины было законом – и вскоре, офор-мив все документы, они выехали с территории базы. Ральф к тому времени уже имевший права, да и под-учившийся с другом на его «Жигулях» вождению, уве-ренно вел машину. И только теперь, сидя за рулем, он окончательно почувствовал, что достоин Марии…
Он возил ее на дачу, они ездили на машине к его ро-дителям – Ральф хотел, чтоб все видели, как они счаст-ливы, что многого достигли. Увы, редко у кого в Тал-линне были в личном пользовании такие красивые пре-стижные машины! А вскоре, как и мечтала Дина, он от-вез ее с женихом, который окончил тот же институт, что и она, в загс на своей украшенной воздушными шарами и цветочными гирляндами машине!
***
Будучи на даче, они с Марией копали картошку – Ральф, поглядывая на небо, где собирались тучи, чтоб зарядить мелким прибалтийским дождем недели на две, торопился. Мария проворно подбирала выкопанную им карточку и складывала в ведра, а десятилетний Сашка и пятилетняя Катюшка, дети Дины, относили их под ши-ферный навес веранды. Докопав последний рядок, Ральф вдруг почувствовал сильное жжение груди и отвернул-ся, чтоб не показать Марии, как ему больно – не хоте-лось ее пугать, не хотелось показывать свою слабость. Но лицо его перекосило, и вырвался стон. «Что с то-бой?» – испугано прошептала Мария. «Да что–то в гру-ди сдавило и жжет…» – ответил виновато он. «Пойдем в дом – ляжешь!» – она подхватила его под руку и увела на веранду, где положила на диван. Боль не проходила, Ральф покрылся холодным потом. «Я сейчас сбегаю в административное здание и оттуда по телефону вызову скорую!» – Мария хотела уже бежать к зданию, до кото-рого было полкилометра. «Поехали лучше сами в го-род, а то пока они сюда еще приедут… – сказал он, со-образив, что у него инфаркт. – Отвезу вас до дома, а по-том поеду в больницу». – «А ты доедешь?» – спросила испугано Мария. «Постараюсь», – ответил он.
Стиснув зубы, Ральф доковылял до машины и, поса-див в салон Марию с внуками, выехал с дачного посел-ка. В глазах у него темнело, но он, чувствуя ответствен-ность за сидевших в машине Марию и внуков, уверенно, пусть и с небольшой скоростью, вел машину. И уже чувствуя, что может не дохать до больницы, что умрет, посмотрел на Марию с печальной улыбкой и сказал: «А ведь я неплохо прожил жизнь! Любил прекрасную жен-щину… Двое внуков вон у меня растут! Так что будет кому вспомнить…» – «Что ты говоришь? Мы еще с то-бой внуков женим!» – прошептала Мария. «Ты только не бойся, если со мной  что случится. У тебя зять рабо-тящий, внуки хорошие помощники…» – добавил он.  Ему было очень трудно говорить эти слова, жалко рас-ставаться с Марией, с которой мечтал дожить счастливо и в любви до старости, но и понимал, что от судьбы не уйдешь.
Въехав во двор своего дома, он остановился у подъ-езда, чтоб высадить детей, которые не должны видеть его агонию, чтоб не испугаться, прошептал: «Извини, что ухожу…» – и потерял сознание…
                8 января  2018

ШИЗОФРЕНИЯ
Прочитав научную статью сына (пять отпечатанных на принтере листочков), утыканную математическими формулами, где он доказывал теорему Ферми, которую никто не мог доказать на протяжении века и которая во-обще считалась недоказуемой, Роза Давидовна худоща-вая строгая женщина за шестьдесят, через толстые очки большими воловьими глазами с восхищением посмот-рела на сына Гришу. Тот скромно и молчаливо сидел рядом за столом и, как прилежный ученик, ждал ее  оценки – оценки учителя физики и математики. Гордо вскинув голову, Роза Давидовна, погладила сына ладо-шкой мягкой по лысеющему темечку и с пафосом вос-кликнула: «Не зря я жила на земле, не зря отдала тебе все силы! Ты гений! Ты войдешь в историю вместе с нашим соплеменником Эйнштейном! Отсылай ее сроч-но на экспертный совет…»
Она имела в виду известный университет имени зна-менитого математика Пуанкаре во Франции, который объявил, что ученому за  решение теоремы Ферми и других не решаемых задач будет выплачена премия в миллион долларов! Ей не столько хотелось, чтобы сын получил этот миллион (хотя такая огромная сумма им, жившим скромно на ее пенсию в небольшой квартире на окраине Петербурга, не помешала бы), сколько мечта-лось, чтоб сына признали в мире, как величайшего ма-тематика современности, стали писать о нем в газетах и журналах по всему миру! Розе Давидовне уже предста-вилось, как в школьном учебнике, по которому она учи-ла детей сорок лет, появится фотография сына в одном ряду с великими учеными всех времен – с Менделеевым и Лоренцем, с Ньютоном и Эйнштейном! Одно досадо-вало, что она, теперь пенсионерка, не сможет сказать своим ученикам, раскрыв страницы учебника, что этот великий человек с бородкой и длинными волосами ее сын! Сын скромной учительницы! Впрочем, почему скромной? Она лишь с виду выглядела скромной, а в душе всегда лелеяла честолюбивые мечты о славе, но, понимая, что из самой ученого не получится, все свои силы направила на воспитание единственного ребенка – сыночка Гришу! И  если до шестого класса она ему поз-воляла гонять мяч с  мальчишками во дворе, тратить на это время, то потом отдала в известный физико–математический кружок при местном университете, где сын стал заниматься почти каждый день – с тех пор он участвовал во всех российских научных олимпиадах и занимал призовые места. «Ты должен быть первым!» – постоянно говорила она и занималась с ним дополни-тельно, а когда он влюбился в симпатичную девочку из соседнего подъезда и пару раз прогулялся с нею вечер-ком в ближайшем сквере, строго сказала: «Я запрещаю тебе с ней общаться. Она  тупенькая – у нее тройки по физике и математике! И вообще, нечего тратить  время на девиц».
Еще раз погладив сына по голове, Роза Давидовна утерла ладонью скупую слезу на своем морщинистом веке и сказала: «Пусть твой папаня, который нас бросил, помрет от зависти, узнав, что мы сумели выбиться в большие люди и без его помощи!» И она мстительно прищурилась, вспомнив бывшего мужа, который нашел новую жену и уехал с ней в Израиль! «Когда тебя, зна-менитого, будут спрашивать журналисты про родите-лей, ты говори, что отца своего знать не желаешь», – она строго посмотрела на сына, и тот согласно кивнул.
***
В тот же день Гриша отослал статью о теореме по интернету во французский университет и стал ждать решения экспертного совета. Переписка с университе-том шла на  английском языке, который Гриша хорошо знал, проработав пять лет в США в научно–аналитическом центре при космическом агентстве – по-сле окончания университета в Петербурге его, как одно-го из успешных молодых математиков России, пригла-сили туда – так американцы скупали самых одаренных людей мира. Верил ли Гриша, что его признают победи-телем в этом конкурсе? Верил! Он, как и мать, тоже вы-глядел внешне весьма скромным (имел тихий голос, непритязательную внешность, одевался в простую одежду), но мысленно считал себя величайшим матема-тиком, ибо иначе не замахнулся бы на решение слож-нейшей задачи!..
Через месяц Грише пришел ответ, где писалось: «Уважаемый… Нам понравились ваши подходы к реше-нию теоремы, но это лишь наброски. Продолжайте ра-ботать в этом направлении, и, может быть, удача ждет вас…» Прочитав ответ на экране компьютера, Гриша обернулся к матери, которая стояла за спиной, с нетер-пением ждала от него перевода, и хотел сказать ей правду! Но испугался! Показалось, она стукнет ему ку-лаком по затылку и скажет: «А я так в тебя верила!», а, может быть, ляжет на кровать и умрет от разочарова-ния. И у Гриши вырвалось: «Признали, что я решил!» Тут мать схватилась за грудь и восторженно простона-ла, закатив глазки: «Я знала, я знала, что ты у меня ге-ний!» В ту же минуту она схватила телефонную трубку и позвонила руководителю математического кружка, в котором в юности занимался Гриша, и гордо произнес-ла: «Яков Самуилович, вы знаете, что Гриша доказал теорему Ферми и теперь получит премию в миллион долларов!» В трубке раздался возглас «Ах!», а потом Яков Самуилович, который, как и любой учитель радо-вавшийся успехам своих учеников, слава которых пада-ла и на него как на первооткрывателя их талантов, гра-нильщика их ума, сказал: «Роза Давидовна, об этом должен знать не только наш город, но и вся  Россия! Ведь  наш  соплеменник вновь доказал, что мы самая умная нация на земле!» Роза Давидовна великодушно заявила: «Вы уж помогите в этом, а то это с моей сторо-ны будет выглядеть нескромно». – «Да, да… Конеч-но…» – ответил Яков Самуилович и стал звонить в го-родскую газету и на городское телевидение…
Вскоре на телефон Розы Давидовны позвонили с те-левидения – милый женский голос сказал, что съемоч-ная группа хочет взять у ее сына интервью. Гриша зама-хал матери рукой: дескать, не хочу… Но мать, проигно-рировав его мнение, горделиво сказала: «Ждем!» Она быстренько прибралась в квартире – помыла пол, посу-ду на кухне, убрала со стола разбросанные вещи и за-правила кровать, чего делала  редко, считая, что нечего тратить время на бытовые  мелочи,  которые  отвлекают от главного. И вот в дверь позвонили – на пороге стояли девушка–журналистка с восторженными глазами и мо-лодой мужчина с видеокамерой на плече. К тому време-ни, одетый в новую рубашку и новые брюки, Гриша уже сидел за столом и по указке матери морщил многозна-чительно лоб и писал на листочке формулы. Оператор поставил камеру на треногу и направил на Гришу, а де-вушка протянула к лицу гения микрофон и воскликнула:  «Говорят, вы доказали теорему Ферми и получите за это миллион долларов!?» И опять Гриша хотел заявить, что доказал не до конца, но не смог сказать правды и бурк-нул: «Да, это была величайшая задача современности наряду с еще несколькими недоказанными теоремами!»
Он попытался подробно объяснить, в чем заключа-ется сложность доказательства теоремы, про историю попыток ее доказать, но девушка заскучала и сказала: «А миллион долларов вы когда получите? Вас вызовут во Францию или пришлют деньги сюда?» Гриша по-краснел, что под бородой и длинными волосами, вися-щими вдоль щек, было незаметно окружающим, а потом горделиво заявил: «Разве деньги главное… Я  вообще решил отказаться от премии!» – «Это как?» – журна-листка округлила прелестные синие глазки – она, как и вся нынешняя молодежь, считала, что в эпоху потреб-ления самое главное это деньги. Оператор от  неожи-данности замер за камерой в согбенной позе. «Я их ве-лел отдать детским математическим школам по всему миру! – с пафосом заявил Гриша. – Мне достаточно то-го, что я сделал для мира нечто полезное, что прикос-нулся к великой тайне Вселенной…» Мать смотрела на Гришу растерянно, она уже мечтала о том, что у них наконец–то будет полный холодильник калорийных и полезных продуктов, которыми будет потчевать сыноч-ка, а тут такой облом.
Когда съемочная группа ушла, Роза Давидовна с изумлением сказала сыну: «Ты почему отказался от премии? Тебя надо кормить орехами грецкими, рыбой, богатой фосфором, чтоб голова хорошо работала, чтоб и далее делал  великие открытия. А денег на это нет!» – «Ты не поймешь моего замысла…» – ответил он – после съемок он чувствовал себя самоуверенно и горделиво. Мать стала размышлять, какой–такой великий план за-мыслил сын. Может быть, он решил создать себе образ человека не от мира  сего, ученого, которого абсолютно не интересует все материальное? Может, он таким ши-роким жестом решил завоевать себе еще большую славу в научном мире?.. Может, он хочет быть более извест-ным, чем меркантильные лауреаты Нобелевской пре-мии, которые с большой радостью берут прилагающую-ся к медали солидную сумму…
 Вечером сюжет о Грише показали на городском те-левидении – и сразу после передачи стали раздаваться телефонные звонки. Роза Давидовна сидела рядом с те-лефоном, брала трубку и слышала одно и то же: «Мы поздравляем вас! У вас такой гениальный сын!» Звонили незнакомые и те, с кем давно уже прервалась связь и с которыми не общались уж десятки лет. Теперь вдруг все вспомнили о ней и Грише. Звонили коллеги из школы, корреспонденты  газет, которые хотели написать о бес-корыстном современнике. Роза Давидовна всем удовле-творенно отвечала: «Большое спасибо!» и понимала, что если бы ее Гриша не отказался от премии, то такого бы ажиотажа не было… Она  же не знала правду!
На следующий день репортаж о Грише уже показали в новостях по Центральному телевидению России. Ре-дактор отдела новостей, лысенький и хитроватый, полу-чив его из Петербурга от специального корреспондента телеканала, сразу воскликнул: «Это действительно сен-сация! В наш меркантильный век, когда кругом воров-ство и коррупция, появляется такой человек – это, по сути, белая ворона! Эта новость вызовет огромный ин-терес…» И он оказался  прав – по всей стране люди ста-ли обсуждать поступок Гриши – кто–то заявлял, что он реально гений–бессеребренник, а кто–то предполагал, что здесь какой–то подвох…  К сюжету был присоеди-нен комментарий руководителя Академии наук, солид-ного седоватого мужчины, лауреата Государственной премии и Героя Соцтруда, прославленного физика, ко-торый заявил: «Я не в курсе его открытия. Но если он действительно доказал теорему Ферми, то мы его при-мем в члены Академии!» Услышав этот комментарий, Роза Давыдовна всплеснула руками и обняла сына: «Гришенька, тебя примут в Академию!»
Этот сюжет посмотрел на своей четырехэтажной вилле на Рублевке некий миллиардер еврейского проис-хождения, Касперович, чьи капиталы были получены в эпоху первичного накопления путем воровской привати-зации созданного трудами русского народа. Сидя в ко-жаном кресле и попивая коньячок из большого бокала, он многозначительно хмыкнул и подумал о Грише: «Он, конечно, идиот, если все это так… но нам полезный! Все твердят, что мы за копейку удавимся, что мы Россию только грабим, а вот вам пример бескорыстия! Вот при-мер того, как ученые евреи прославляют Россию во всем мире! Так что об этом Грише нам надо постоянно напо-минать русскому народу. Всячески поощрять тех жур-налистов, кто о нем пишет».
*** 
Как–то доктор  наук руководитель кафедры матема-тики Тимофеев Иван Петрович читал у себя в кабинете очередной номер газеты «Аргументы и факты», которая ранее смело писала  о том, что не писали другие офици-озные советские газеты  – в  ней было много фактов и научных сенсаций. И вдруг он опять видит статью о якобы великом ученом Григории Фридмане, где пишет-ся: «Наш современник, который отказался от премии в миллион долларов за великое математическое открытие, теперь работает над доказательством еще одной вели-чайшей задачи – решением формулы ученого Пуанкаре. На вопрос: «Почему у вас в сорок пять лет нет жены и детей?» Григорий отвечает: «Семья мешает заниматься наукой!» Его хотели принять в российскую Академию наук, но он отказался, заявив, что это никчемная суета! И продолжает жить вдвоем с мамой в скромной квар-тирке, нигде официально не работая».
Прочитав эти небылицы, Тимофеев с досадой отки-нул газету на стол и воскликнул: «Кому все это надо? Мусолить этот миф! Прошло уже семь лет, как кто–то пропиарил этого Гришу, а все еще  никак не уймутся!»
Тимофеев хорошо знал Гришу, так как тот работал у  него на кафедре после приезда из США один год и пока-зал себя посредственным научным работником – впро-чем, и в Америке он себя ничем не проявил, потому его оттуда и попросили... Несмотря на внешнюю поклади-стость, он был невероятно упрям, ни с кем из коллег не общался, считая, что все хотят украсть его научные до-стижения и наработки; когда кто–либо к нему подходил, он тут же прятал тетрадку со своими формулами… Это была мания! И когда к Тимофееву обращались журнали-сты, желающие узнать о Григории какие–то малоизвест-ные факты, и спрашивали: «Почему этот великий уче-ный у вас не работает?», он, ссылаясь на занятость, ока-зывался отвечать. Он не хотел своими откровениями обидеть Розу Давидовну, у которой когда–то сам учился в школе математике и физике и которую уважал, как хо-рошего педагога… Он знал о ее очень предвзятом от-ношении к своему единственному сыну, о ее обольще-ниях по поводу его гениальности, и знал, как ей будет больно слышать нечто противоположное… А так хоте-лось предложить ей, чтоб отвела сына на медкомиссию, где его признают психическим больными, назначат пен-сию… Тогда им легче жить будет хотя бы материально!   
***
Ловя на себе взгляды узнававших его прохожих (удивленные, порой насмешливые и любопытные) Гри-горий, который за последние годы еще более оброс и походил на  бомжа с сальными, годами не стрижеными волосами, часто по утрам забывая умыться и почистить зубы, торопливо прошел из ближайшего магазина с цел-лофановым пакетиком, где лежали батон, бутылка ке-фира, сыр и макароны, в подъезд своего дома. Поднялся на третий этаж и быстро захлопнул дверь своей квар-тирки. Мать к тому времени уже постаревшая, но дер-жавшаяся еще прямо и строго, словно на уроке перед учениками, поставила ему на стол отварные макароны в глубокой треснутой тарелке и, глядя, как жадно принял-ся есть, сказала грустно: «Может быть, ты все–таки зря отказался от миллиона?»      

БУМЕРАНГ
Известный в республике поэт, лауреат престижной премии, Сергей с женой и внучкой подъехал на своей машине к нужному подъезду – с одной стороны дорога к панельному девятиэтажному дому была перерыта траншей, а с другой к нему вела лишь узкая местная до-рога, на которой трудно разъехаться с едущими навстречу машинами. Как раз открылась подъездная дверь, и появился шагающий на двух ходунках корена-стый человек в спортивном синем костюме – худые ноги его с трудом передвигались. Он глянул на машину Сер-гея несколько растерянно. «Ты –_Игорь? – крикнул Сер-гей в открытую дверь и, получив кивок, добавил: – Са-дись в машину, поговорим…» В этот момент моложавая жена Сергея вывела глазастую пятилетнюю внучку из машины и скромно сказала: «Пока вы будете разговари-вать, мы на детскую площадку сходим поиграть», – и ушла в ближайший скверик, где имелись качели, игру-шечные паровозики...
Игорь доковылял до машины и, повернувшись то-щим задом, плюхнулся на переднее сидение. Сергей протянул руку для рукопожатия и сказал: «Вот и встре-тились… Когда редактор журнала, мой товарищ, сказал, что появился интересный поэт и нуждается в моральной поддержке, я решил сразу позвонить и познакомиться». – «Очень рад встрече, – сказал Игорь приятным голо-сом. – Я давно о вас слышал, но позвонить стеснялся почему–то». – «А зря. Мы, творческие люди, должны общаться друг с другом, подпитывать идеями. Я вот привез тебе пару книжек со своими поэмами и стихами – прочти на досуге. Может, что–то понравится», – и Сер-гей, достав из пакета толстые книги, положил на панель около лобового стекла, чтоб не занимать Игорю руки. «Я вам тоже принес книжку», – Игорь достал из кармана серенькую книжку небольшого формата. Сергей открыл ее и сказал: «Поздравляю с выходом книжки. Обяза-тельно сегодня же прочитаю и выскажу свое мнение. Это ведь первая? Я слышал от товарища, что вторую готовишь?» – «Есть такой замысел!» – «Честно говоря, я прочитал у тебя только небольшую поэму в журнале. Интересная задумка, поэма о добрых детских воспоми-наниях в селе! Есть у тебя большие задатки». – «Спаси-бо». – «А у тебя какое образование?» Игорь замялся: «Да как–то не получилось. Лишь школа–десятилетка!» – «А может, стихи с детства писал?» – спросил Сергей. «И стихи не писал, а вот рисовать любил». – «Это чув-ствуется в твоей манере писать, замечая малейшие де-тали». – «Вот только мне кажется, что все это до меня кто–то писал…» – сказал озабоченно Игорь. «Да, сейчас сложно сказать что–то новое в литературе! Тут нужен культурный багаж, который надо восполнять – читать, читать и читать, чтоб потом написать что–то ориги-нальное! Сейчас для этого интернет есть – любую книж-ку любого автора можно прочитать, от Гомера и Гора-ция до современных авторов». – «Я и читаю… Добираю то, что не добрал. Сейчас на это время есть», – сказал Игорь, намекая на то, что постоянно находится дома в силу незавидного положения инвалида первой группы.
И тут Сергей перешел к личному, считая, что уже достаточно знаком с Игорем, чтоб спросить об этом: «Когда у тебя травма–то случилась? Вернее, случайная пуля достала,  как  сказал мой товарищ редактор?» – «Да уж двадцать лет назад», – Игорь замялся, явно не желая отвечать на столь болезненный вопрос. Сергей понятливо кивнул: «Да, сложные тогда времена были – в городе часто отстреливали бизнесменов, разборки меж-ду бандитами были. Да и, – он поглядел по сторонам, на дома, и добавил: –  Район–то у тебя, где живешь, ранее считался самым криминальным в городе». Игорь не-сколько смутился: «Не хочется об этом вспоминать». – «Понятно… Ну а после чем занимался? Подруга–то есть, а то ведь в таком положении трудно одному жить! Ведь родители, как слышал, у тебя уже  умерли». – «Лечиться пытался, к знаменитому лекарю Дикулю в Москву ездил». – «Кстати, я тоже к нему ездил, когда много лет назад травму получил в аварии», – вставил реплику Сергей. «Ну а подруги нет… – продолжил грустно Игорь.  – Была одна девчонка в молодые годы, а как у меня травма случилась, то года два за мной по-ухаживала – и ушла… Впрочем, я ее не виню».
Сергей глянул на симпатичное, даже мужественное, лицо мужчины и хмыкнул: «Ты мужик приятный! Да и талантливый. Зря бабы мимо проходят. Ведь с другими, гораздо менее достойными, живут. Вот и я с женой уже тридцать пят лет живу. Не бросила в свое время». Игорь печально вздохнул: «Как–то не складывается, хотя у меня по мужской части вроде проблем нет. Может по-тому, что небогатый и  без машины?.. Современные женщины любят тех, у кого деньги. Да и квартира у ме-ня только однокомнатная – когда  родители умерли, мы с сестрой их «трешку» на две однокомнатных разменя-ли». – «Женщины деньги всегда любили  – такова их природа, – согласился Сергей. – Я вот сумел в свое вре-мя бизнесом заработать, хотя и непросто это далось. Зато теперь могу творить, не отвлекаясь на материаль-ные проблемы».
В это время к машине подошли жена с внучкой. «Ну  что, наигрались?» – спросил бодренько Сергей. «Да, – ответила жена с намеком, что пора закругляться с раз-говором. – Катюшка уж проголодалась…» – «Тогда по-едем, – ответил Сергей и крепко пожал руку Игорю. – Желаю творческих успехов. Будем перезваниваться! Как–нибудь еще заеду, яблок и груш со своего сада привезу…» Игорь вышел из машины и поковылял к подъезду, а Сергей, махнув ему вдогонку рукой, с женой и внучкой поехал в свой коттедж, что находился неда-леко от города в сосновом лесу – там Сергею хорошо писалось в тишине и спокойствии.
После некоторого молчания жена негромко сказала: «Я где–то видела этого парня!» – «Да и я видел… – оза-даченно сказал Сергей. – Вот только где?»
***
Игорь в трико и мокрой от пота футболке азартно бил боксерскими перчатками по «груше» – тренировал-ся с дружками в полуподвале дома. Здесь они оборудо-вали спортивный зал – покрасили стены, купили про-стенькие  спортивные снаряды и часто приходили сюда. Тут же они и намечали «дела» – на какого бизнесмена в этот раз «наехать», чтоб стребовать с него мзду. После армии Игорь подумывал поступить в институт и устро-ился, было, работать на завод слесарем, но деньги там после ельцинских реформ в стране платили мизерные, а хотелось красиво и модно одеваться, ходить по ресто-ранам и казино, раскатывать по городу на «крутой тач-ке», содержать красивую подружку–любовницу. Идя как–то вечером с работы, он увидел у подъезда дружка детства Коляна, который сейчас бритый наголо, с во-ровскими татуировками на предплечье, сидел в подер-жанной, но престижной БМВ серебристого цвета с по-дружкой Нинкой, ярко накрашенной блондинкой. «При-вет, рабочему классу!» – крикнул он из окошка. «При-вет!» – Игорь подошел и поздоровался с Коляном, вер-нувшимся недавно из колонии, где отсидел три года за разбой. Они хоть и жили в одном подъезде, но редко общались – Коляна всегда тянуло на «приключения» (подраться, например, с ребятами из соседнего района), а Игорь любил дома посидеть и книжки почитать. «По-едем с нами в казино», – предложил Колян. Игорь сморщил физиономию: «Деньги же нужны…» – «А что, не заработал?» – «Опять зарплату задержали». – «А мне вот не задерживают, – Колян ухмыльнулся. – Так что могу угостить по старой дружбе». – «А ты чем занима-ешься–то?» – полюбопытствовал Игорь, хотя примерно знал. «Чем, чем… Рэкетом!  – заявил Колян. – Могу и тебя взять к себе. Ты парень здоровый! Нам такие нуж-ны!» И вот, сходив с Коляном в казино, посмотрев там на «красивую» жизнь нынешних уркаганов, где те хва-лились своей крутизной и деньгами, Игорь уволился с работы – и теперь боксировал в подвале по груше…
Вошел вальяжной походкой  Колян – сам он спортом не занимался, употребляя наркотики, хотя и ходил по-стоянно в спортивном костюме «Адидас» и кроссовках. Рядом с ним шел худощавый паренек  с хитрыми чер-ными глазками – Вовчик, который занимался торговлей ворованного или отобранного у бизнесменов. «Братки! – громко  сказал Колян. – Сегодня один бизнесмен обидел нашего товарища – обещал купить у него товар, а слово не сдержал. Надо бы его прижать. Настучать по мордам и деньги стребовать, – он с прищуром посмотрел на Игоря. – Поедешь со мной! Собирайся». Игорь быст-ренько переоделся в чистый спортивный костюм и усел-ся в машину Коляна. Для Игоря это было не первое «де-ло», однако перед каждым он чувствовал волнение. Вот и сейчас, когда ехали на машине по проспекту к офису бизнесмена, сосредоточенно молчал, хотелось выпить стакан водки, чтоб заглушить неприятное чувство то ли страха, то ли остатков совести… Кто этот бизнесмен? Как их встретит? Может, псих и сразу из ружья в физио-номию пальнет? Может, полицию по тревожной  кнопке вызовет? Может, у него «крыша» есть и потом придется идти на  разборки с его защитниками, тоже бандюгами?..
Недалеко от девятиэтажного дома, в котором на пер-вом этаже находился склад автозапчастей и офис биз-несмена, Колян остановил машину и сказал Игорю: «Иди, а я здесь посижу – мне светиться особо нельзя…У меня уже одна ходка есть».  В это  время к офису  подъ-ехала  красная «десятка–лада», и Вовчик, у которого не купили товар, указал: «Это он, он!» Игорь выскочил из машины и, широко расставив руки в локтях и сделав свирепой физиономию,  чтоб  уже одним видом напу-гать, отправился к бизнесмену. Тот  сидел  в  машине,  с усиками, худощавый,  лет сорока. «Ну, с  этим–то  я  быстро справлюсь!» – подумал Игорь и, резко дернув на себя дверцу машины бизнесмена, жестко сказал: «При-вет! Мне пожаловались, что нашего товарища  обидел – товар у него не купил! Запасные части на автомобиль!» Бизнесмен, подавив легкое волнение, ответил: «У него нет на них документов. А вдруг они ворованные? Мне проблемы с милицией не нужны!» – «До этого же брал…» – сказал Игорь, зная, что действительно эти за-пчасти сняты с ворованной и разобранной в гараже ма-шины. «Ну так ваш товарищ обещал принести докумен-ты сразу на все и обманул…» – в умных глазах бизнес-мена было столько порядочности, что Игорь слегка стушевался. «Тогда так заплатишь, – пробормотал он, нагоняя в себе злость. «Ты же здоровый парень – не мо-жешь, что ли, по–честному заработать? Я вот недавно в аварию попал, а работать продолжаю, потому что се-мью надо кормить, да и жить достойно», – сказал с уко-ром бизнесмен. «Да я тебя сейчас одним ударом выруб-лю!» – процедил Игорь, глянув на машину  Коляна, что стояла метрах в тридцати отсюда, и ища у того мораль-ной поддержки.
В этот момент из офиса вышла женщина, ведя перед собой инвалидную коляску, и остановилась около ма-шины; глянув на Игоря и на бизнесмена, она спросила тревожно: «Что тут у вас происходит?» – «Разговарива-ем…»  – сказал уклончиво бизнесмен и, вынув с помо-щью рук ноги из салона машины на асфальт, с трудом пересел на коляску… Игорь покраснел от растерянно-сти, быстро пошел к Коляну и сел в машину. «Ну что, – холодно спросил тот. – Взял с него деньги?» Игорь с обидой глянул на другана: «Вы че не сказали, что он инвалид?!» Колян небрежно процедил: «Ну и че?» – «Я не такой уж подонок…» – хмыкнул сухо Игорь. «Ну да, ты же у нас книжки хорошие читал и стишки пописывал! – съязвил Колян. – Иди и сделай свое дело». – «Не пой-ду!» – ответил твердо Игорь. «Слабак!» – с досадой фыркнул Колян и поехал прочь… В офис другого биз-несмена за  мздой.
Через полгода, когда Колян с Игорем и двумя деви-цами, приехав поздно вечером с базы отдыха, где из-рядно попили коньяка и поели шашлыков, остановились у подъезда, из ближайших кустов вышел парень в тем-ном свитере и в натянутой на глаза шапочке. Проходя мимо машины, он через стекло выстрелил Коляну из пистолета  прямо в лоб – и тот отвалился на сиденье с мертвыми открытыми глазами и с кровавой дыркой под челочкой. Девушки, что сидели на заднем сиденье, в ужасе закрыли лица руками и завизжали. Игорь выско-чил из машины и побежал в подъезд, но, услышав треск выстрела, почувствовал, как обожгло спину в пояснице. Ноги разом ослабли, подкосились – и он рухнул лицом на бетонное крыльцо, разбив в кровь подбородок, и за-стонал. Киллер добивать его не стал, а быстро убежал в арку дома.
***
«Слушай, я вспомнила…. –  сказала взволнованно жена  Сергея. – Этот парень приходил к офису требо-вать с тебя деньги! Так что явно его за какие–то грехи подстрелили». Сергей задумчиво произнес: «У меня плохая память на лица, да и было это лет двадцать назад, но вполне может быть… – и добавил: – Похоже, он взялся за ум! Надо будет ему помочь в творчестве!» – «Интересно только, – задумчиво сказала жена. – Он–то хоть  помнит, как к нам тогда  приходил?» Сергей пожал плечами. Помолчав, с досадой сказал: «Сколько же их, молодых и талантливых, с лихих «девяностых» на кладбищах по всей стране лежит! Жалко…»
                23 декабря 2017

СТО ЖИЗНЕЙ
Саша сидел на  диване – сзади его поддерживала мягкая спинка, а с левого бока большая подушка. Это не давало его парализованному телу упасть. На коленях лежал ноутбук, на котором он как обычно просматривал свои странички в социальных сетях, общался с вирту-альными друзьями. Их было немало – таких же больных с рождения, как и он, и здоровых. Многие из них сегодня поздравили Сашу с юбилеем – двадцатипятилетием, же-лали выздоровления, но никто не пришел поздравить лично. Они знали плачевное состояние его здоровья, знали, что он способен сидеть всего два часа, а потом должен ложиться, чтобы восстановить силы – поэтому не хотели его беспокоить личным присутствием. Да и сам Саша, в общем–то, не хотел никого видеть – непри-ятно сравнивать свое состояние инвалида, болезнь кото-рого с каждым годом прогрессирует, с их здоровым ви-дом. 
Читая поздравления друзей в интернете, Саша раз-мышлял о том, что они–то к своим 25 многого достигли – иные, получив хорошее образование, работали, имели большую зарплату, путешествовали по миру, иные строили успешную карьеру, другие имели семью – доб-рую красивую жену и детишек… А  он  ничего не имел и иметь, видимо, не  будет! Так печально  распорядилась судьба, что он родился больным с генетическим откло-нением, из–за которого костный скелет и мышцы не раз-вивались. Он похож на десятилетнего ребенка (такой же маленький, но еще и с искривленным позвоночником, с ножками–спичками). Лишь голова одна развивалась и теперь (большая) с трудом держится на худенькой шее. Когда Саша поглядывал на лицо в зеркало, то осознавал, что если бы не уродство, был бы симпатичным парнем, который нравится девушкам, что к своим  25 тоже со-здал бы  семью, а теперь оставалось только  мечтать  о  несбыточном, фантазировать…
С кухни пришла мать, с жалостью и грустью по-смотрела на Сашу и сказала: «Как настроение? Как себя чувствуешь?» – «Как всегда…» – ответил он. Это в  юности он жаловался ей на свою жизнь, сетовал на судьбу, пытался понять, кто в этом виноват (рок или ка-кая–то мерзкая наследственность перешедшая от роди-телей), винил врачей, не убивших его, уродца, сразу по-сле рождения, а теперь свыкся с данностью, осознал, что чему быть, того не миновать… Понимал и жалел мать, которая не отдала его в интернат для инвалидов, где, наверное, уже помер бы вследствие плохого ухода, а ухаживала за ним, подбадривала тем, что обязательно вылечится – сама  верила в это и его заставляла верить. Она писала в разные лечебные заведения, возила его по медицинским институтам, где известные профессора, медицинские светила, изучали его феномен – очень ред-кую болезнь… Потратив на него всю жизнь, она в ре-зультате лишилась семьи, уже больше не родила, а отец Саши, не выдержав моральных мучений, бросил их…
«Мам, подвези меня к окну…» – попросил Саша. Она, взяв его за опушку трико, приподняла легонько, посадила на маленькую инвалидную коляску и повезла к подоконнику. Там он, вытянув голову, словно птенец из гнезда, которому не терпится вырваться из тесноты на свободу, выглянул между горшками цветов на улицу. Настороженно и с огромным любопытством… И вдруг увидел девушку  – она часто проходила  мимо его дома по переулку, видимо, живя где–то  неподалеку. Когда он был мальчиком, она была девочкой и бежала в школу вприпрыжку с портфелем в руке, и две косички подпры-гивали вместе с ней. Она и тогда  была милой, а теперь стала вообще красавицей! Она шла по асфальту в белых босоножках –  и ее каблучки щелкали легонько «тук–тук». Коротенькая бежевая юбочка обнажала сильные загорелые ножки. Тонкая трикотажная блузка нежно–салатного цвета облегала высокую грудь. Она глядела вперед, слегка приподняв головку с острым подбород-ком на нежной шейке, и, наверняка, не знала, что Саша наблюдает за ней, любуясь каждым ее движением. А ес-ли б и знала, то что? Наверное, это было бы ей неприят-но, она бы втянула голову в плечи, напряглась, а может, вообще перестала ходить  мимо его дома, а пошла  бы дальней дорогой…
Тут Саша, часто фантазируя в мечтах, представил себя сильным и красивым парнем… Увидев ее из окна, решил с ней,  наконец–то,  познакомиться, и, сбежав быстро по лестнице, выскочил из подъезда. Девушка уже подходила к концу переулка – там было безлюдно и сумрачно. И вдруг из арки к ней шагнули два типа – мрачных, испитых, со шрамами на лысых угловатых головах, с небрежными тюремными татуировками на предплечьях. Один приставил к ее горлу нож и проце-дил: «Не рыпайся, а то хуже будет!» Другой выдернул из ее руки сумочку и заявил: «А теперь снимай сережки и  цепочку!!  И живо!» Девушка испуганно замерла и с надеждой на помощь посмотрела кругом  – и тогда Са-ша кинулся к ней. О, это ведь был не он нынешний, больной и ущербный! Это был ловкий спортсмен–боксер и каратист одновременно. Предполагая, что при-дется  защищать девушку от разных опасностей и бан-дитов в том числе, он уже с юных лет занимался боевы-ми искусствами до изнеможения на тренировках и очень в этом преуспел! Он процедил уверенно и жестко: «От-станьте от нее!» Но не для того, чтобы убежали – ведь иначе ему негде будет применить силу и смелость, да и девушка тогда не оценит по достоинству его защиту, подумав, что слишком легко от бандитов избавился. Его удовлетворило, что парни не испугались, а, наоборот, возбудились. Тот, что с ножом, прохрипел: Че ты ска-зал?» И в тот момент Саша резким ударом кулака выбил из ладони нож и так заломил парню руку, что она хрустнула, ломаясь в кости. Второму он ударил ногой в челюсть так, что у него изо рта брызнули слюна с кро-вью и полетели выбитые зубы. Оба бандита упали на землю и стонали… Бледная девушка растерянно, не зная улыбаться или плакать, смотрела то на Сашу, то  на  бандитов. «Позвони в полицию –  пусть эту падаль забе-рут отсюда… – сказал он брезгливо. – Сообщи, что на тебя  напали, но тебя спас какой–то прохожий и ты убе-жала…» Желая остаться неизвестным спасителем, в гла-зах девушки он стал выглядеть благородно. «С вами все в порядке?» – спросил он. «Да», – ответила она. «Мо-жет, вас проводить?» – «Пожалуй». Они отошли метров двести от арки, когда туда с сиреной въехала полицей-ская машина… И тут впервые девушка улыбнулась Са-ше с благодарностью. «Вы  куда–то спешите? – спросил он и представился: – Меня  зовут Александр, а вас?» Оказалось, девушку звать Надя и она вышла прогулять-ся до магазина… «А  давайте посидим в кафе!» – пред-ложил он – и  она согласилась… У него, не  нынешнего и безденежного, конечно же, имелись деньги, ибо он был бизнесменом и мог пригласить девушку в самое до-рогое кафе, угостить  изысканными  блюдами! И Саша ее пригласил в кафе, которое располагалось на неболь-шом уютном теплоходе, курсирующем по Москве–реке. Они плыли этим теплым летним днем, поглядывая в ши-рокие окна на дома вдоль берега, пили шампанское и изучали друг друга. Блики волн играли на их лицах. Де-вушка–то ему нравилась уже давно, а он для нее  был человеком совсем незнакомым. «Почему же мы раньше не встретились?» – спросила она. «Всему свое время, – ответил он философски. – Зато теперь никогда не рас-станемся!» Он узнал, что она жила, как и он, лишь с ма-мой, училась в институте на дизайнера, а в свободное  время подрабатывала, ведя художественный кружок в детском центре… Потом они сходили с ней в музей изобразительного искусства, где она показывала ему картины современных мастеров, рассказывала о технике их работ – и ему было очень интересно слушать азарт-ный голосок человека, который умеет радоваться жиз-ни… А потом они целовались, стоя в тенистом сквере, и Саша, прижимая ее к себе, чувствовал кожей твердые соски ее грудей через свою рубашку…
Вечером он привел Надю домой и сказал вышедшей встретить их в прихожую матери: «Вот эта прекрасная девушка будет моей женой!» У матери выступили сле-зы, и она тихо сказала: «Дай–то бог…»
«Ты не устал?» – услышал Саша голос матери – он  словно откуда–то издалека ворвался в его мечту, и Са-ша не сразу вернулся в реальный мир. Его восторжен-ные глаза помутнели, погрустнели и он, тяжко вздохнув, посмотрел со второго этажа на улицу – девушки там давно уже не  было. Может быть, она в это время уже гуляла со  своим возлюбленным, сидела с ним, а не с Сашей, в кафе!? «Да, пожалуй, лягу», – сказал он, дей-ствительно почувствовав усталость и боль в спине  от долгого  сиденья.
***            
Вскоре  он лежал на диване и смотрел по ноутбуку документальный фильм о путешествии по разным стра-нам мира. Показывали, как журналисты, бодрые и весе-лые парень и девушка, на деньги туристических фирм переезжают из страны в страну, рассматривают досто-примечательности, пробуют экзотические блюда мест-ной кухни, знакомятся с людьми, с их обычаями и тем дают пример для других туристов… «Какие счастливые, – подумал Саша с завистью. – В свои молодые  годы  они уже объездили весь мир, все видели, многое узна-ли...» Сам–то он нигде не был (из Москвы даже не выез-жал, сидя в своей двухкомнатной квартире) и понимал, что вряд ли когда увидит что–то большее, чем вид со-седнего дома через  переулок. И тут  он вновь отдался полету фантазии – на этот раз он, выпив лекарство, представил, что это волшебная таблетка, и она даст возможность летать. Стоит только захотеть! Он закрыл глаза и представил,  как тело приподнялось с дивана. Зависнув на несколько секунд, он сориентировался в пространстве, научившись управлять своим телом с по-мощью  мысли –  и полетел к балкону, дверь  на  кото-рый была открыта. А уж там повисел над переулком, глянул на прощанье на окна своей квартиры и стал под-ниматься к небесам. Рядом пролетели три голубя и недоуменно глянули на него! «Привет!» – он махнул им рукой и быстро, почти со скоростью автомобиля, стал перемещаться над Москвой. Пролетел над Кремлем, над звездами высоких башен и, странно, его не заметили ра-дары, а то могли бы сбить лазерным лучом, как некий неопознанный предмет, возможно несущий взрывчат-ку… Может, потому, что на  нем не было ничего метал-лического?
Вернувшись домой, Саша, чтоб мать не сошла с ума, потеряв его (вдруг подумает, что решил покончить са-моубийством и вывалился через ограждение балкона), написал ей записку: «Мам, я научился летать – и поле-тел  смотреть мир!» Он вновь взлетел, посмотрелся в висевшее на стене большое зеркало – и себя не увидел! Прекрасно! Оказывается, он не просто умеет летать, но стал и невидимым!
Вскоре он полетел опять в центр Москвы и там сел на золоченый крест огромного храма Христа Спасителя, посмотрел по сторонам на туристов, что приехали сюда из разных мест страны поглядеть на это величественное здание, а потом полетел над Москвой–рекой к высочен-ному памятнику Петру Первому, что стоял на неболь-шом острове около берега. Там он уселся на бронзовую шляпу Петра и опять с любопытством смотрел вокруг – на  мчащиеся автомобили, на теплоходы, снующие по реке… Тут он  вспомнил, что  всегда мечтал побывать в Париже на Эйфелевой башне – огромной, стальной, че-тырехногой! Вот только как до Парижа добраться? Ведь лететь надо будет, пожалуй, несколько дней и чем–то питаться в это время? Но на то и волшебство – только  он  подумал о Париже, как вдруг раздался свист в ушах, и он оказался зависшим над Елисейскими полями около самой башни! Сотни людей уже поднялись на лифте на смотровую площадку и образовали на ней толчею, глядя по сторонам в бинокли, в установленные здесь подзор-ные трубы. Они все были восторженны и счастливы от того, что находятся на легендарной башне, но они–то были ограничены площадкой, а Саша мог летать вокруг башни! Он поднялся на самую вершину ее и смотрел вокруг, затаив дыхание! От восторга и переполненности чувств он стал кувыркаться в воздухе… Вскоре он вспомнил о самом величественном водопаде в мире – Ниагарском! И в мгновение ока перелетел туда – какой–то очень точный навигатор переместил его через океан в нужную точку. И вот он – водопад! Массы воды устремляются с крутого обрыва в бездну и бьются там об острые скалы, вбрасывая в воздух миллионы брызг, что сверкают бриллиантами на солнце, образуя радугу. Прямо в эту радугу Саша влетел и оттуда глядел в ве-личественную пучину.
Вспомнив о матери, что, наверное, его спохватилась и, несмотря на записку,  ищет по всему дому и с ужасом заглядывает за бортик балкона на асфальт, где сын воз-можно лежит бездыханный, подумал: «Теперь весь мир у моих ног!» – и полетел обратно в Москву… «Ты есть не хочешь?» – услышал он ласковый голос мамы и от-крыл глаза.
Определяя, сыт или нет, Саша вдруг осознал, что хочет есть, будто в самом деле облетел сегодня полми-ра, и сказал:  «Не отказался бы!» И, поглядев на спокой-ную мать сонными глазами, подумал: «Неужели она не заметила, как я улетал?»
***
После обеда он смотрел телевизор, где показывали общение президента Путина  с народом – сотни людей из зала, где находился президент, и миллионы людей со всей страны задавали ему вопросы об улучшении жизни в стране. Оказывается, в ней столько нерешенных про-блем,  столько трагедий от того, что  чиновники на ме-стах всячески игнорируют беды и нужды простых лю-дей. Одна милая девушка на телеэкране с горечью рас-сказала президенту, что ее не хотят лечить от тяжелой болезни – якобы нет мест в больнице, а на самом деле врачи просто требуют большие деньги за операцию, хо-тя должны сделать ее бесплатно. Мужчина жаловался, что во время половодья  был разрушен единственный мост, что связывал их село с остальным миром – и те-перь жители вынуждены на лодках перебираться через бурную опасную реку за лекарствами и продуктами, – а мост этот глава  района уже полгода не может постро-ить… Одна многодетная мать, у которой шесть детей, жаловалась, что семья живет много лет в аварийном до-ме, где плесень на стенах, отваливается штукатурка. протекает поток отчего дети часто болеют… Много бы-ло и других проблем. Казалось бы, Саше–то какое дело до чужих бед – ведь он живет в Москве достаточно комфортно, но эти жалобы его сильно трогали, возму-щали. Конечно, президент обещал людям решить эти проблемы, однако, как Саше показалось, он не доста-точно грозен был с чиновниками, допустившими подоб-ное… Ведь он уже каждый год общается так с народом, обещает помочь,  а проблемы не уменьшаются – значит, надо строже спрашивать с чиновников… И тут Саша представил, как он перевоплотился в президента – заи-мел его голос,  внешность. И вот после конференции он вызывает к себе в Кремль всех нерадивых чиновников, показывает им выступления обиженных людей и спра-шивает жестко: «Когда исправите?» И если они начина-ют изворачиваться и отнекиваться, кивать на то, что де-нег нет, он, зная уже об их богатстве (а до этого он сво-им тайным органам поручил выяснить, в каком шикар-ном коттедже чиновник живет, на какой дорогущей ма-шине ездит – словом, знает уже все теневые доходы), говорит: «Если не хочешь сесть в тюрьму, то на свои деньги построй мост, на свои деньги построй дом для многодетной семьи!» Вот тогда они засуетятся!
Мысленно наказав всех нерадивых чиновников, Саша успокоился и стал думать, кем бы хотел быть, если б не его жуткая неизлечимая болезнь. И подумал, что хоро-шо быть ученым–генетиком, который у новорожденного ребенка сразу сможет определить генетический  сбой – и исправить поврежденный ген. Саша представлял, как после этого все дети растут здоровыми, радуются миру, избавлены от страданий! Что еще есть благороднее, чем эта  профессия?!
Саша опять углубился в свой ноутбук, где, желая  быть  в курсе всего происходящего в мире, просматри-вал новости –  и вдруг прочитал, что  сегодня  в Москве, недалеко  от его дома, бросилась с моста и разбилась насмерть юная  девушка. Его кольнула мысль, что, воз-можно, это та незнакомка, которую постоянно видит из окна? И как же он теперь будет жить без такого долго-жданного и сладостного стука ее каблучков, без вида ее стремительной походки? Однако, как далее следовало из статьи, эта была приезжая и моложе его тайной воз-любленной. Тем не менее, ее стало очень жалко! Читая о всевозможных суицидах молодых, Саша в силу своего тягостного положения, проникался их бедами более других. У него тоже появлялась мысль о самоубийстве от ощущения своей бесполезности для людей и мира,  от  того, что причиняет горе  матери, которая могла бы прожить совсем другую – счастливую – жизнь! Но в его положении это было объяснимо, а вот зачем идут на са-моубийство здоровые, сильные и красивые, которые имеют много возможностей изменить судьбу, если что–то не устраивает, что–то мешает жить! Ведь можно влюбиться! Уехать в другой город или в другую страну! Укатить на берег теплого ласкового моря и там, слушая успокаивающий плеск волн, понять, что жизнь прекрас-на!
Подумав, как бы им все это объяснить, Саша захотел стать режиссером и снять фильм о себе, чтоб, увидев его боли и проблемы, его тоску, люди встрепенулись и поняли, какие у них есть возможности для счастья по сравнению с ним! Ведь вряд ли кто–то здоровый, спо-собный бегать и прыгать, плавать и любить, ни от кого зависеть, снимет такой фильм, как Саша, сам все это ис-пытавший!
В этот момент он мысленно оказался на съемочной  площадке – то есть в своей квартире, где он, главный герой, лежит на диване. А потенциальные самоубийцы (актеры и актрисы) по очереди работают у него сидел-ками и нянечками… Много не надо – всего лишь день, чтоб понять, как он живет. Наверняка, после этого они выскочат из полутемной квартиры, как из тюремной ка-меры, на улицу и, задрав голову к небу, вздохнут во всю грудь и скажут: «Как прекрасно жить!»  – и не будет у них уже плохой погоды, которая якобы давит на психи-ку и заставляет лезть  в петлю, и не будет больше у них безрадостных и бездеятельных дней…
***
На следующий день с утра Саша начал работать – переводить с английского статью для медицинского журнала. Да, он не смог получить приличного образова-ния в силу  своего положения, но смог на заочных  кур-сах  по интернету почти в совершенстве выучить ан-глийский язык – и там же найти работу, которая заклю-чалась в переводе научных статей. Платили за это не-много, но все равно это был приработок к пенсии… Ста-тья была про итальянского хирурга, который намере-вался пришить голову к чужому телу! Подобное еще в мире никто не делал, если не брать в расчет роман фан-таста про голову мистера Доуля, но там она функцио-нировала вообще без тела, присоединенная только к не-обходимым аппаратам для поддержания жизнедеятель-ности мозга. Итальянский хирург писал, что не раз уже пришивал головы к телу лягушек, собак и приматов – и теперь готов пришить голову человеку! Суть операции заключалась в том, чтобы к телу сильного и молодого мужчины, у которого из–за травмы полностью повре-жден мозг, пришить голову человека, у которого атро-фировано тело, но мозг отлично функционирует! Италь-янец в своей статье писал, что ищет такого доброволь-ца. «Так это же должен быть я!» – воскликнул Саша. Ему показалось, что вот оно – решение всех его про-блем! Это тело сильного парня, что пришито к Сашиной умной голове! Он представил, как тогда реально выско-чит на улицу к своей любимой девушке и скажет: «Да-вайте познакомимся!» Представил, что тогда они дей-ствительно смогут не в мыслях, а уже наяву поехать в Париж! Он представил, что тогда (время еще не ушло) сможет выучиться на режиссера и снять фильм, о кото-ром мечтает… О, как он тогда будет ценить каждую се-кунду своей жизни! Как сумеет ее любить!
Услышав его возглас, из кухни пришла мать и спро-сила:  «Ты меня звал?» – «Да, – ответил Саша  востор-женно. – Я нашел хирурга, который пришьет мою голо-ву к сильному телу! И это не фантастика! Ученый–хирург пишет, что наука уже способна на это». Мать смотрела на Сашу жалостливо, без одобрения: «Я поче-му–то в это не верю. Ведь надо пришить друг к другу тысячи кровеносных сосудов и нервных окончаний. А как пришить спиной мозг?!» – «Но ведь другие органы научились пересаживать – сердце, легкие и даже печень! – воскликнул Саша. – Наука же не стоит на  месте. Уче-ный пишет, что уже есть такие микроскопы и инстру-менты, которые позволяют сшивать самые тончайшие сосуды. Да, он говорит, что этот сложный процесс будет длиться не менее двенадцати часов и работать должны одновременно несколько опытных хирургов… Так что я ему тотчас предложу свою кандидатуру!» Мать испу-ганно, со слезами, прошептала: «А если что–то не по-лучится? И ты умрешь…» Саша с досадой махнул ру-кой: «Значит, так тому и быть! Смерть – так смерть! Ка-кая и кому от моей нынешней никчемной жизни польза, а так хоть науке послужу…»   

ГОЛЫЙ ТЕАТР
Днем Софье, моложавой симпатичной женщине, ру-ководителю департамента культуры Москвы, по сото-вому позвонил Майгородский, директор театра, который она курировала и которому выделяла огромные  госу-дарственные деньги: «Софья Марковна, у нас в театре ЧП! Нагрянул ОМОН с обысками в мой кабинет! Аре-стовали бухгалтера. Забрали нашего режиссера Сереб-рова и повезли на квартиру – делать обыск и там…» Го-лос его был сбивчивый, напряженный, очень испуган-ный, но вкрадчивый и приглушенный – было ясно, что говорит из какого–то укромного уголка, чтоб посторон-ние не услышали. Софья представила его, небольшого лысого человечка с хитрыми черными глазками, перепу-ганного, и сказала как можно спокойнее: «Разберемся… Главное, ни в чем не признавайтесь. И мне больше не звони. Я сама тебя найду». Она сначала вообще хотела сделать вид, что знать его не знает, что человек ошибся номером –  ведь вдруг уже ее телефон поставили на прослушку силовые органы и теперь каждое ее слово с директором будет доказательством их особых связей…
Она отключила мобильник и некоторое время сидела у себя в кабинете, думая, что предпринять, чтоб спасти руководство театра и себя! Ведь пока она несколько лет возглавляла отдел департамента культуры и имела воз-можность выделять деньги на различные культурные мероприятия, то серьезно обогатилась – купила кварти-ру в Париже, летала туда чуть ли не каждый месяц, имела дорогой джип «Порше», да и собиралась строить дом в Подмосковье, уже купив для него солидный уча-сток земли… Все это она получила как «откаты» от многомиллионных сумм, что выделяла театрам – обыч-но это составляло пятьдесят процентов от выделенного! Она не интересовалась, каким образом Майгородский со своим режиссером списывают эти суммы, обналичива-ют, чтоб потом передать половину ей в чемоданчике… В этом были замешаны и другие театры, в которые тоже могли нагрянуть следственные органы! И что с ней бу-дет, если все махинации раскроются?! Страшно поду-мать! Все конфискуют, да еще в тюрьму посадят? И это ее, человека культуры, с двумя высшими образованиями и написанной диссертацией «Нравственное воспитание через культуру в театре»! Вот стыд–то!
Сейчас она подумала, есть ли у нее или у друзей кто–либо знакомый в силовых органах, в полиции и ФСБ, чтоб мог прикрыть это дело. Она перебрала в па-мяти всех, но, увы, человека на уровне генерала или да-же полковника в знакомых не имелось. Так, мелкие сош-ки на уровне майора… Да и, как она понимала, подобная акция проходит не спонтанно, а по распоряжению главы Следственного комитета, которому никто не указ, кро-ме, пожалуй, Путина! Он ведь в стране бог и царь! Вот только как не него надавить? Если только поднять волну возмущения журналисткой и театральной общественно-сти! Очень уж дипломатичный Путин не любит обще-ственных скандалов, возможно, постарается и этот сразу погасить!..
Софья быстро набрала по телефону номер приятель-ницы, директора издательского дома Ирины Похорко-вой, сестры известного олигарха, издающей под своей эгидой художественно–литературный журнал и газеты солидным тиражом – у той были и влиятельные друзья, и деньги, и серьезная трибуна, чтоб озвучить свою по-зицию. «Ирина Борисовна, – вкрадчиво и слегка заиски-вающе сказала Софья. – Случилось страшное – наезд следственных органов на известного режиссера Сереб-рова Константина! Явно зажимают свободу творческого самовыражения! Он гениальный режиссер, человек не-ординарный, признанный во всем мире. Так вот сегодня ОМОН нагрянул в его театр и к нему на квартиру и ищут какие–то якобы финансовые нарушения… Но всем же понятно, что это лишь повод заткнуть глотку выда-ющемуся новатору, который недавно поставил спек-такль «Голая пионерка», где якобы, как показалось вла-стям, оскорбляет память ветеранов Отечественной вой-ны…»
Ирина не любила долго выслушивать кого–либо в силу своего нетерпеливого и амбициозного характера и давно бы перебила собеседницу, а теперь молчала, же-лая выслушать все аргументы Софьи. Впрочем, мнение Ирины на эту тему уже было сформировано! Для нее давно было ясно, что есть некий диктаторский путин-ский режим, который губит и подминает все свежее и прогрессивное как в гражданском обществе, так и в ис-кусстве, и она всеми силами боролась против этого. Чтоб расшатать Путинский режим, она даже уговорила долговязого братца–миллиардера на очередных выбо-рах президента выставить свою кандидатуру, как канди-дата от всех либералов, и возглавила его предвыборный штаб, вот только, к огромному сожалению, братец набрал всего два процента голосов… О, как она ненави-дела косный русский народ, застрявший в своем мрако-бесии христианском, в своем замшелом домострое! Все это у нее возникло еще с детства, когда с папой дипло-матом ошивалась в Европе и считала, что именно там обосновалось все прогрессивное – литература и культу-ра! И сейчас она всячески поддерживала все новомод-ное, все скандальное, искренне уверенная, что через ка-кое–то время это признают гениальным, а ей достанется слава первооткрывателя этого, мецената, который под-держал бедного творца материально и морально. По-этому в ее журнале печатались только рассказы и пове-сти модернистов – порой она сама с огромным трудом пробиралась сквозь вязь словес этих произведений в по-иске смысла, какой–то идеи, тем не менее, делала вид, что все поняла. В своей газете она собрала журналистов и экспертов, которые писали в основном о самых скан-дальных событиях – о биенале модернистов, фотовы-ставках с обнаженной натурой не женщин (это уже всем давно надоело), а скромных и наивных девочек с кро-шечными сосочками на груди. Не раз писалось в ее га-зете и о спектаклях Кости Сереброва, как одного из яр-чайших представителей современного искусства – и на всех его премьерах она была завсегдатаем, сидела на почетном месте, а после спектакля общалась с режиссе-ром и восторженно восклицала: «Это очень талантли-во!» И вот теперь, почувствовав, что назревает скандал, в котором может показать себя бойцом за все прогрес-сивное, Ирина Софье заявила: «Я все сделаю, чтоб по-мочь ему!»
Пригласив к себе срочно в кабинет двух журнали-стов, похожих повадками на нетерпеливых гончих псов, ждущих приказа хозяина «фас», она сказала: «Так, ты Сергей, срочно напиши очерк о замечательном режис-сере Сереброве – его вставим в ближайший номер жур-нала. А ты, Гена, езжай в его театр и поговори с арти-стами, с Костей и сделай репортаж о провокации вла-стей в связи нападением ОМОН на театр…И побольше скандальных фотографий!»
Кода журналисты уехали по заданию, Ирина, во-одушевившись и воспрянув духом, оживилась – глазки заблестели, движения стали энергичными, голос отвер-дел. Она набирала номера телефонов близких по миро-воззрению либеральных СМИ и бросала отрывистую фразу редакторам: «Происходит страшное! Режим ре-шил раздавить нашу культуру, интеллигенцию! Надо срочно дать отпор». Все они уже знали об обысках в театре и отвечали примерно так: «Да, конечно! Мы его и нашу культуру в обиду не дадим!»
Тем временем Софья позвонила режиссеру, уже об-ласканному властью, получившему немало наград к своим пятидесяти годам, лауреату Государственной премии за роли в кино, человеку талантливому и весьма амбициозному, хотя и похожему на диковатого и в чем–то очень наивного подростка с лицом блаженного. Он опять был награжден – на этот раз орденом «За заслуги перед Отечеством» и через несколько дней должен был получать награду в Кремле лично из рук президента… «Уважаемый, Александр Николаевич, – сказала она тра-гическим голосом. – Вы, наверное, знаете, что случи-лось с вашим другом Костей!?» Она знала, что он дей-ствительно был дружен с Костей и не просто как с одно-годком и режиссером, а как с человеком по особому об-разу жизни – они оба к своим пятидесяти годам были не женаты, не имели детей и, как поговаривали знающие люди, состояли в гомосексуальной связи… В советское (особенно сталинское) время они бы давно в тайге лес валили или, в лучшем случае, заведовали клубом на зоне, а теперь вот были прославленными режиссерами… «Да! – экзальтированно, как умел делать в кино, вос-кликнул Александр. – Я уже звонил ему, поддержал. Вечером поеду к нему, наметим план действий…» – «Да, действовать надо и срочно! Пока следственные ор-ганы не сломали свидетелей, и те не оговорили его. Я думаю, известные режиссеры, артисты кино и деятели культуры должны написать коллективное письмо прези-денту страны, а вы, Александр Николаевич, когда буде-те на награждении в Кремле, его лично передадите». – «С огромным удовольствием!» – «Обзвоните известных режиссеров – фигур знаковых, артистов – и отправьте им курьера с письмом, а само письмо с текстом вы по-лучите от Ирины Прохорковой! Она его уже заготовила! Действуйте! Я и сама обзвоню кого надо, но я все–таки на государственной должности, чиновник, и слишком проявлять активность не могу».
Вскоре Александр уже звонил маститому режиссеру Дубинину, который лет тридцать руководил крупным московским театром, человеку вальяжному, слегка уставшему от жизни к своим восьмидесяти годам. «Вы слышали, что у нашего коллеги Сереброва прошли обыски...» – воскликнул молодым задиристым петуш-ком Александр. «Да, мне уже донесли, – протяжно про-изнес режиссер, уже понимая, что от него примерно надо, и очень противясь этому. «Надо подписать кол-лективное письмо в его защиту! – воскликнул Алек-сандр. – Письмо уже у меня, я могу его вам отослать с курьером!» Дубинин скривил недовольно физиономию и устало спросил: «А что, его уже арестовали?» – «Нет, к счастью. Но ведь могут в любой момент!» – «А за что?» – «Формально за финансовые махинации, а в реальности за проводимую театром политику…» Дубинин напрягся еще больше и пробубнил: «А какую он политику прово-дит? Он вроде к бунту не призывает и нашего замеча-тельного президента не критикует…» Вообще, слово «политика» действовало на Дубинина как ядовитая змея, от которой надо бежать как можно быстрее и дальше. Он и в молодые–то годы, когда был посмелее и по-азартнее, старался держаться от «политики» подальше, чтоб каким–либо образом не вызвать неудовольствие властей критикой, а теперь и подавно. Ему хотелось на своем почетном посту, получая зарплату в полмиллио-на, доработать тихо и мирно оставшиеся годы. «К бунту он, конечно, не призывает, но есть к нему претензии по поводу пропаганды гомосексуализма…» – сказал Алек-сандр. Дубинин облегченно выдохнул: «Так за это у нас сейчас не садят. Пусть не переживает…» – «Но сам факт того, как грубо с ним обошлись – пригнали ОМОН, а он ведь не террорист. Напугали всю труппу театра! Как он теперь в таком удрученном состоянии работать будет? Так ведь за каждым из нас могут придти». – «Ну, не за каждым… Это ж вы, молодежь, позволяете всякие выкрутасы, а мы люди спокойные». – «Борис Леонидыч, уже многие режиссеры подписали и ваша подпись будет в этом письме Путину очень важной!» Дубинин заду-мался – ему хотелось отказать, но ему недавно звонил друг, крупный артист, увенчанный званием народного артиста СССР, и сказал: «Я, думаю, надо подписать хотя бы в знак солидарности с режиссером нашего племени. Это нас всегда спасало – ведь неизвестно, как в жизни повернется и у нас, а поддержать–то будет и некому». «Ну, хорошо, – выдавил Дубинин Александру. – Шлите курьера!» Положив трубку, он нервно постучал пальца-ми по столу и подумал, что еще с утра надо было уехать на свою дачу, отключить телефон, сесть там у речки с удочкой на мягкий стульчик, и, попивая мелки-ми глоточками ароматный коньячок из серебряной фляжки, радоваться теплым августовским денькам.
Тем временем Ирина осмелилась позвонить Предсе-дателю Союза кинематографистов Мишкову – они не были с ним близко знакомы, часто имели различные взгляды по многим вопросам политики и искусства, но она понимала, что человек, который лично знаком с Президентом страны и Премьер–министром, к которому они приходят на День рождения, будет очень полезен Сереброву, если за него заступится. «Никита Андре-евич, – заявила она ласково. – Вы слышали историю с Серебровым?» – «Ну», – ответил коротко он. «Мы со-бираем подписи под письмом в его защиту – хотелось, чтоб и вы поучаствовали». – «А от чего его защищать?» – с некой скрытой издевкой сказал Мишков, будучи че-ловеком жестким по природе, да и не любивший прятать свое звучное знаменитое имя среди каких–либо списков. – Если виноват, пусть отвечает. Не виноват – значит, следствие прекратят». – «А вы что, верите в наше пра-восудие?» – тоже с ехидцей спросила Ирина. «В таких вопросах верю, – ответил он. – Да, могут иного пред-принимателя прессовать, но популярного и модного ре-жиссера–то зачем? Он чем власти не угодил?» – «Своей неординарностью! Своим свежим взглядом на мир! Его спектакль «Голая пионерка» про проституцию девочки подростка в армии во время Отечественной войны. Это же удар по нашему нынешнему тренду на патриотизм». – «А что, у нас в стране больше проблем нет, как сни-мать фильмы про гомосексуалистов и голых пионерок?» – «Так он ведь ищет новые смыслы, он философ с осо-бым мышлением, с попыткой взглянуть на природу че-ловека и общества с иной стороны!» – с пафосом сказа-ла она. «С задницы и передницы? Так от этих смыслов отказались еще при каменном веке, когда стали задницу шкурами прикрывать, а сейчас ее Серебровы прилюдно на сцене обнажают, – усмехнулся Мишков и вдруг заго-ворил эмоционально и даже яростно, а в таких случаях он в выражениях не стеснялся и порой переходил на не-нормативную лексику: – Я давно за вами наблюдаю, Ирина. Вы вроде женщина не глупая, но несколько, из-вините, наивная. Вы почему–то считаете, что режиссе-ры–модернисты это люди, искренне ищущие чего–то особого в искусстве. Поверьте мне, как человеку знаю-щему, которые прожил в искусстве уже более сорока лет и всяких модернистов видел – большинство из них это обыкновенные бездарные пиарщики и эпатажники, нагло пытающиеся громко заявить о себе. В мире искус-ства идет жесточайшая конкурентная борьба за зрителя, за внимание к себе, чтоб государство давало деньги на постановки – и тут любые способы хороши! У меня был некий якобы начинающий режиссер и рассказывал, что хочет поставить спектакль, где на сцене герой поедает свое говно то в виде колбасы, то в виде сыра… И нахо-дил в этом глубокий смысл: дескать, человечество ниче-го лучшего не изобрело – и вынуждено поедать свои экскременты! Так вот Серебров хочет нас всех заставить есть свое говно!» Растерянная Ирина не знала что ска-зать, а Мишков подытожил: «Так что подписывать я ни-чего не буду!» – и положил трубку.
***
Услышав, как Александр обзванивает деятелей куль-туры, пришедшая к нему на репетицию очередного спектакля Эльвина воскликнула: «Дай я подпишу!» Он посмотрел на нее, хрупкую, похожую на девочку лицом и фигурой, но очень азартную и смелую, и заявил: «Ко-нечно!» – и подал листок с письмом. До некоторого времени он, да и многие его товарищи, относились к Эльвине снисходительно, как к актрисе не первого ряда, но она, как вскоре выяснилось, оказалась девушкой про-бивной – получила звание Народной артистки, Государ-ственную премию и работала заместителем режиссера крупного театра, а также активно играла в спектаклях в разных театрах очень экзальтированных девиц, которых якобы все обижают. С ее детским плаксивым личиком это у нее очень хорошо получалось, да и играла она так, будто ее связали по рукам и ногам и лишили свободы, а она рвется из этих цепей и вопит душераздирающим го-лосом нечто нечленораздельное – поэтому ей часто да-вали играть немых девиц! Вот и теперь она, глянув на Александра своими мышиными (темными и круглыми), заплаканными глазками, аж задыхаясь от возмущения, завопила: «Как они смеют зажимать талант! Я всех его гонителей ненавижу!» Недавно сыграв у Сереброва главную роль в спектакле «Голая пионерка», она соби-ралась играть у него и далее – было уже предложение на новый спектакль! Все это могло сорваться из–за ареста Сереброва.
***
Через три дня в ярко освещенном, сверкающим по-золотой Георгиевском зале Кремля, состоялось вруче-ние государственных наград. На изящных стульях сиде-ли награждаемые и гости. Мужчина с краю зала зачиты-вал очередную фамилию – и награждаемый выходил вперед, где его ждал уже с наградой в руках сам прези-дент Путин – улыбчивый и благожелательный, в торже-ственном черном костюме и красном галстуке. Выйдя к нему бодрой походкой, Александр слегка склонился над его ухом и, вытащив из пиджака бокового кармана свер-нутый листок, негромко сказал: «Владимир Владимиро-вич, пару дней назад ОМОН ворвался в театр Г… и в квартиру режиссера Сереброва, словно это сталинские времена. Культурная общественность этим очень обес-покоена и доводит эту озабоченность до Вас». Путин слегка покраснел от растерянности и смущения – еще никогда ему не подавали прошения в таком виде, на награждении. Он тихо пробормотал: «Я разберусь!» – и стал прикреплять орден на грудь выпрямившегося и си-яющего от удовлетворения Александра. Для Александра это уже была не первая награда, врученная президентом, и сиял он больше не от того, что ее получил, а оттого, что осмелился лично президенту в руки передать список и сделал это при всей стране, которая смотрит сейчас по телевизору церемонию награждения! Пусть Серебров видит, как он заступается за друга, как его любит!
***
Александру, Софье, да и многим либералам, деяте-лям искусства, показалось, что уж теперь–то президент все рассудит по справедливости и не даст Сереброва в обиду. Но, несмотря на передачу письма с подписями пятидесяти известных деятелей культуры, несмотря на плач по «свободе» во всех либеральных СМИ и в интер-нете, Следственный комитет продолжил свое дело – и вскоре состоялся суд. Перед зданием суда собралась толпа либеральной общественности, деятели культуры с тревожными испуганными лицами, подписавшие письмо – правда, не все, Дубровин, к примеру, уехал на дачу и, попивая коньячок, ловил на удочку окуней...
В небольшой зал суда всех не пустили – и обижен-ные либералы стояли на улице, обменивались шумно мнениями, кричали громко то и дело: «Свободу Сереб-рову!» и давали интервью корреспондентам телеканалов и газет. Прошедшая в суд как представитель защиты от общественности, Ирина Прохоркова рвалась вперед и, размахивая рукой, восклицала перед судьей: «Мы тре-буем отпустить Сереброва! Я готова внести за него лю-бой залог!»  Сам Серебров сидел на скамье за железной решеткой с безучастным видом и смотрел на все проис-ходящее без каких–либо эмоций черными, круглыми и неподвижными глазами филина – вообще, его, покрытое черной бородкой, лицо казалось каким–то демонически темным: может, оттого, что его вчера, забрав прямо со съемочной площадки в Петербурге, где  снимал очеред-ной фильм о певце–гомосексуалисте, везли восемь ча-сов на полицейской машине в Москву. На лысой голове его была простенькая вязаная шапочка, да и простень-кий свитер дополнял образ человека якобы сугубо ду-ховного, совсем не меркантильного.
Вечером на все это действо смотрела по телевизору Мария Николаевна – режиссер в театральной детской школе в провинциальном городе на Урале – и, странное дело, не испытывала никакого сострадания и участия ни к московской тусовочно–театральной публике, ни к Се-реброву. Хотя, казалось бы, должна это делать из кор-поративной солидарности, как человек тоже закончив-ший театральный ВУЗ и проработавшая в театре уже двадцать лет. А ведь еще два месяца назад она думала совсем по–другому… В то время она в свой отпуск при-ехала в Москву, чтоб походить по московским театрам, набраться там мастерства. В первую очередь она сразу же направилась в театр Г.., желая посмотреть пьесу модного режиссера Сереброва «Пластилиновый». Когда она еще только приближалась к зданию тетра, то уже чувствовала трепет и восторг. Казалось, приближается к чему–то святому, божественному, к некоему храму культуры, где ей откроется истина о смысле жизни, тай-ная правда естества, которая пригодится потом в ее ра-боте. Поглядывая на снующих по улице москвичей, она завистливо  думала: «Вам хорошо – вы живете здесь и всегда можете сходить на премьеру спектакля, увидеть волшебное действо искусства, а я живу за несколько ты-сяч километров отсюда и лишена радости лицезреть это». Ей было жалко себя за то, что судьба или воля ро-дителей заставили родиться в провинции – хотелось пе-ребраться в Москву и остаться здесь навсегда. Казалось, что москвичи, будучи занятыми своими заботами, не понимают своего счастья – она не видела в их лицах и поведении чего–то восторженного, что должно было бы быть. Шагая по тротуару, она понимала, что идет там, где проходили когда–то великие артисты, составляющие гордость русского театра, навсегда вошедшие в исто-рию, а она вот так запросто ступает по их следам!
И вот она в театре! И что видит? Пьесу про якобы изнасилованного подростка, который со своей изломан-ной психикой начинает лепить из пластилина члены –  сначала  маленькие, потом полуметровой длины. На сцене бегают какие–то странные персонажи – все виз-жат,  кричат о чем–то и зачем–то. Такое  впечатление, что все под наркозом! Словом, сумасшедший дом! Ма-рина Николаевна глядела с удивлением и любопытством по сторонам, пытаясь определить, как реагирует на это публика, и удивлялась, что та весело смеялась. Ей  же хотелось выбежать из так называемого театра, а по сути балагана, и долго отмываться от всего увиденного. «Как хорошо, – подумала  она, – что никто из знакомых, а тем более подростков, кому преподаю, стараясь через искусство приобщить к светлому и доброму, не узнает, что я здесь была». И вот теперь, когда она узнала (в свя-зи с судебным процессом эти суммы были озвучены), какие деньги выделяются московским театрам (а это, оказывается, сотни миллионов каждому театру в год!) на подобные «художества», то горько подумала: «Куда мир катится? И это называется сеять доброе и вечное!» Она невольно сравнила свою зарплату в 12 тысяч руб-лей с полумиллионными и более зарплатами москов-ских режиссеров, которые еще и, как Серебров (которо-го обвиняют в присвоении более ста миллионов рублей), приворовывают. И когда знаменитая актриса, известная по многим фильмам и ранее любимая ею, хорошо по-ставленным голосом на телекамеру во время суда с па-фосом и трагическим надрывом воскликнула: «Серебров не вор!», то Марина Николаевна с досадой подумала: «Да он хуже, чем вор! Он растлитель!»       
                16 декабря 2017

МОДНИЦА
Придя с работы домой, Андрей, строгий и насуплен-ный мужчина под пятьдесят, сел за стол ужинать и уви-дел пятнадцатилетнюю дочь, что зашла на кухню по-пить кофе, в новых джинсах. Он бы на джинсы не обра-тил внимания, так как у дочери их несколько штук раз-ных цветов и фасонов. И с карманами, и без карманов. И с ремнем, и без ремня. Но эти штаны были особые – с прорезями на штанинах, в которые видно голое тело, выцветшие и застиранные, словно подобранные на по-мойке. Да и опушка короткая – не закрывала поясницу. «Что это за старье ты одела?» – спросил Андрей удив-ленно и строго. Вообще, он, человек традиционных взглядов и ценностей, не одобрял всяческих изысков, особенно если не видел в них пользы. «Ты ничего не по-нимаешь! Сейчас вся молодежь такие носит!» – уверено ответила она. «А зачем? – усмехнулся небрежно он. – Чтоб во все дырки холодом поддувало? Чтоб просту-диться, а потом болеть? Женские органы простудить и родить не смочь?» – «Это модно!» – «И кто же такую дурацкую моду придумал? Раньше штаны с дырами только нищие и полоумные носили, а нормальные люди ходили в целых». – «Ну, так это было при царе Горохе, а сейчас мода другая…» – «И сколько же денег за них заплатила?» – спросил вкрадчиво Андрей. «Столько же, сколько за новые». И тут он в очередной раз пожалел, что по доброй советской традиции, как было заведено в семье его родителей, отдавал все заработанные деньги жене и не спрашивал, как и на что она их тратит: «Странно... Ты посмотри, они же все потертые – их кто–то носил лет десять на скотной ферме, а потом тебе, ду-рочке, решил продать». – «Между прочим, я их из за-границы по интернет–магазину выписала». – «Вот–вот! Они все там, на западе, жулики – лишь бы впихнуть русскому наивному человеку свои отбросы. Какой–то дундук их там носил–носил, а потом отнес в пункт сда-чи барахла. А там ребята дошлые – их тебе в Россию отослали по цене целых». – «Я читала, что их в специ-альную машину кладут с камешками, которая крутится и старит штаны». – «Это они тебе лапшу на уши веша-ют, чтоб продать свой залежалый товар!»
В кухню вошла моложавая жена Андрея и, услышав его разговор с дочкой, как обычно защитила ее: «Что ты к ней пристал? Пусть носит, что хочет! Ведь ты в совет-ское время носил джинсы и гордился, что у тебя они есть!» – «Так они целые были!» – «А сейчас мода дру-гая». – «Ну, тогда пусть вообще без штанов ходят, – рассердился он, – чем в дырявых». – «Ты посмотри по телевизору – в таких штанах многие звезды эстрады хо-дят, со сцены в них поют!» – заявила дочь.
В этот момент Андрей вспомнил слова великого русского писателя Виктора Астафьева, который по лю-бопытству сходил на концерт новомодного тогда музы-кального ансамбля «Машина Времени», а потом долго плевался и говорил: «Вот вышли эти хлыщи на сцену в дырявых трико и в дырявых футболках – стыдно смот-реть! Они же не бедные – гонорары большие получают, могли бы себе приличные костюмы купить. Мы, публи-ка, пришли на концерт как на праздник, а они нам устроили балаган»; «Нельзя быть человеком неряшли-вым, – сказал Андрей дочке. – А это показная неряшли-вость. Вскоре, может быть, умываться молодежь ради моды перестанет, есть будет руками из грязной собачь-ей плошки».
Жена на Андрея прикрикнула: «Ешь, а то щи уже остыли! Завел тут дискуссию!» И он замолк, зная, что спокойного разговора не получится, что жена и дочь, как всегда объединившись, не дадут ему толком выска-заться и начнут обвинять во всех существующих и не-существующих грехах, за якобы занудный характер.
Ну а дочь, чтоб с Андреем не пререкаться и не раз-дражать своим видом, быстро допила кофе и ушла к се-бе в комнату. «Вот дурят молодежь, – буркнул он напо-следок, чтоб уж не оставаться совсем бессловесным, жене. – А вот такие, как ты, их поощряют на всякую глупость. Может, продавцы эти штаны с мертвого за-падного бомжа сняли, который под мостом подох? Вшивого, со СПИдом – и к нам отправили». – «Бомжей на западе не хватит – иногда в окошко из своей машины поглядывай по сторонам: полгорода в таких джинсах ходит», – ответила жена.
Поужинав, Андрей ушел к себе кабинет, обиженный, демонстративно резко закрыл за собой дверь и уселся у телевизора посмотреть телепередачу Малахова по пер-вому телеканалу «Пусть говорят» – и вдруг увидел, что популярный импозантный ведущий вышел перед публи-кой в дырявых джинсах – причем, дырок на штанах го-раздо больше, чем у дочки Андрея. Было впечатление, что Малахова волокли животом несколько километров по асфальту, пока штаны не превратились в лоскутья. Зато пиджак, в отличие от штанов, был целехонький и модного покроя – ощущение такое, что Малахов со-ставлен из двух людей: один интеллигентный, а другой гопник из подворотни. «Черт побери, – воскликнул  с ужасом Андрей. – Нигде нет никакой цензуры. И это на главном телеканале, который смотрят миллионы зрите-лей!» И подумал, что ранее все телеведущие были оде-ты «с иголочки» (мужчины в строгих костюмах, женщи-ны в нарядных платьях), что они своим видом привива-ли народу всей страны вкус, достоинство, а нынешние только развращают.
Выключив телевизор, Андрей углубился на ноутбуке в интернет – там обычно он интересовался, что случи-лось в мире, в стране. И на агрегаторе новостей наткнулся вдруг на заглавие статьи: «Алина Кабаева вышла перед публикой в джинсах за двести пятьдесят тысяч рублей…» Эту симпатичную гимнастку, всегда улыбчивую, большеглазую и стройную, олимпийскую чемпионку, он уважал за то, что сделала в спорте для родины. И его, конечно, удивило, что это за штаны та-кие в стоимость малолитражного автомобиля?!
Разглядывая фотографию Кабаевой на сцене огром-ного зала, Андрей внизу прочитал: «Она на молодежном мероприятии, где находились почти тысяча молодых людей, вышла в джинсах со стразами» – и увидел эти джинсы с дырками и в лохмотьях… «Сука, – вырвалось у него. – Ты какой пример подаешь молодежи? И за ка-кие такие заслуги тебе платят огромные деньжищи, чтоб ты могла покупать такие джинсы?!» Он знал, что гим-настка, побывав (отсидев срок) в Госдуме депутатом на огромной зарплате, сейчас пристроена на новой долж-ности с миллионной месячной зарплатой… Явно это сделано не за хорошенькие глазки! Давно в интернете поговаривали, что у нее роман с президентом, который не зря же развелся с женой. И Андрей со злобой поду-мал: «Ну, если у Кабаевой мозгов нет, головка малень-кая и туповатая, ведь бабенка научилась только ноги задирать, то куда же сожитель Путин–то сморит? Сдер-нул бы с ее упругой задницы эти дырявые джинсы, да и нахлестал по ягодицам крапивой! Ведь она не только себя позорит, но и его перед всей страной».
Вспомнилось, как читал интервью дочерей знамени-того музыканта Ростроповича – они рассказали, каким строгим был отец: они купили джинсы без его спроса, а он их порезал ножницами. Вот это наука отцовская! И ведь они подчинились ему, а не пререкались, как дочь Андрея! И их мать, певица Галина Вишневская, за них не заступилась! Уважали они все отца, ценили его авто-ритет!
Андрею стало обидно, что его авторитет, человека, который один содержит семью на свою зарплату пред-принимателя, увы, ничего не значит! Нахмурившись, он решил дождаться ночи, когда дочь с женой уснут и не смогут ему помещать, и тоже изрезать срамные джин-сы…
Однако вскоре передумал – не хотелось портить душевные отношения в семье из–за этого дерьма. Ссо-риться с дочерью, которая может надолго затаить оби-ду. Жена и дочь не будут с ним разговаривать, начнут смотреть сердитыми физиономиями… А может, зря пе-редумал? Дашь дочери слабину – и она еще чего–нибудь отчебучит по своему недомыслию, по попугай-ской молодежной привычке следовать за некой якобы западной модой…_
10 декабря 2017

УДАР ПО НАРОДУ
Глеб вышел из ресторана, где в компании двух де-вушек праздновали День рождения друга, покурить на крыльцо и услышал пронзительный женский крик: «По-могите! Помогите!» Столько в нем было отчаяния и безнадеги, что крик резанул по сердцу. Глеб увидел в сумраке ночи, как на асфальтовой площадке недалеко от  здания  ресторана двое мужчин пытались затолкнуть в черный джип девушку. Она упиралась руками в проем двери, но один мужчина жестко толкал ее в спину, а другой тянул за шею. Еще пару секунд – и девушка бы оказалась в автомобиле. Куда ее хотели увезти? Кто она такая? Об этом Глеб не думал, только осознавал, что ей надо помочь. Если он был трезв, то еще подумал бы, стоит ли бросаться на  помощь, а сейчас страх и осто-рожность притупились. «Что вы делаете?» – крикнул он и быстро пошагал к джипу. В этот момент он увидел парня, который бежал по тротуару в кроссовках и спор-тивном костюме. Он оказался около джипа быстрее Глеба и что––то негромко сказал мужчинам. Один из них, коренастый, с небольшой черной бородкой, явно кавказец, ни слова ни говоря, подошел к нему и ударил в живот. Парень согнулся и упал. В тот же момент уда-ривший запрыгнул в джип – и, взревев мотором и газа-нув так, что колеса взвизгнули на асфальте, джип умчался по шоссе. Плачущая девушка, которая в сума-тохе сумела вырваться, побежала в ресторан, а Глеб по-дошел к парню в надежде помочь и спросил: «С тобой все в порядке?» Он увидел в луче фонаря, висевшего около площадки, что пострадавшему лет двадцать с не-большим. Лежа на асфальте, на боку, подтянув ноги, парень что–то промычал – у него из-под ладоней, кото-рыми зажимал живот, текла кровь. «Скорую скорее, скорую! – крикнул Глеб охраннику, что выбежал из ре-сторана и стоял на крыльце. – Тут человека порезали».
Машина «скорой» с мигалкой на крыше появилась через пять минут. К тому времени парень, около кото-рого расползалась лужица крови, перестал стонать и затих. Два санитара положили его на носилки и затолк-нули в машину. И тут только до Глеба дошло, что мог оказаться на месте парня, что лежал бы сейчас на ас-фальте со вспоротым животом и что его бы увозила «скорая». И, может быть, даже, его друзья, сидевшие в ресторане, не узнали, что с ним случилось и продолжа-ли бы пировать, полагая, что он сбежал от них по ка-кой–то причине. И когда бы мать среди ночи стала ис-кать его и позвонила другу, тот бы не знал, что отве-тить... У Глеба затряслись руки и разом вышел весь хмель.
Вскоре подъехала полицейская машина (белый Форд с синими полосами на боках), и выскочившие из нее двое полицейских подошли к Глебу. «Что тут случи-лось?» – спросил моложавый лейтенант, крепенький, круглолицый, поглядывая на лужицу крови. «Человека зарезали, он хотел девушке помочь, которую двое муж-чин в джип затаскивали помимо ее воли –  вот его один и пырнул ножом». – «Номер джипа не запомнили?» – спросил лейтенант. «Темно было, да и в спешке как–то не обратил на номер внимания. Кажется, это был чер-ный «Ланд Крузер». – «А кто мужчины? Не можете опи-сать?» – «Один был в салоне, а другой коренастый, с бородкой, лет около тридцати. В темной кожной кур-точке, в джинсах и кроссовках». – «А девушка где?» – «Кажется, в ресторан убежала. Спросите вон у охранни-ка – он ее видел, когда она в дверь вбегала…»
Подписав протокол как свидетель, Глеб дал им свой номер телефона, на который они перезвонили, чтоб удостовериться, что их не обманул.
Войдя в ресторан и сев за стол, Глеб подавленно молчал. «Ты где был так долго? – спросил веселый и раскрасневшийся от выпитого друг. – Я уж в туалет за-глянул – думал ты там на толчке сидишь… – он налил Глебу рюмку коньяка. – Мы уже без тебя изрядно выпи-ли». «Да! Я думала, ты меня бросил и сбежал», – вос-кликнула подруга Глеба Оксана, глядя на него волооки-ми пьяненькими глазами и широко улыбаясь. Глеб за-махнул рюмку в рот и сухо сказал: «Около ресторана сейчас человека зарезали – пришлось отвечать полиции, как свидетелю». – «Кто зарезал? За что?» – спросил друг, и Глеб увидел, что друзья, оставаясь веселыми и беззаботными, не осознали толком, что случилось. По-нятно, что они не видели своими глазами случившееся и не предполагали, что на месте зарезанного мог оказать-ся их товарищ. «Два кавказца хотели затащить в машину девушку, а мимо пробегал парень (спортсмен, похоже), ну и заступился. В результате получил удар ножом в живот», – ответил Глеб. «Жив?» – спросила Оксана. «Не знаю. Он сначала стонал, а потом как–то подозрительно затих. Кровищи вытекла лужа». Глянув вокруг, на со-седние столики, где веселилась разогретая спиртным публика, шумно о чем–то разговаривала, смеялась, не зная, что сейчас случилось на улице, а может, и не же-лая знать, Глеб невольно представил этих людей бара-нами, которые веселятся, не понимая, что в любой мо-мент могут стать жертвой очередного отморозка. «Да-вайте уйдем отсюда, – предложил он. – Не до веселья после всего случившегося. И вообще, после этого я по ресторанам больше не ходок». – «А что, дома будешь сидеть и книжки читать?» – спросил язвительно друг. «Да лучше книжки читать, чем в луже крови лежать. Не зря говорят, что ресторан это злачное место. Но у меня, конечно, другие планы», – Глеб несколько затаился.
Чтоб выпить заказанное спиртное и доесть закуску, ему пришлось еще посидеть с друзьями с часик. Потом всей компанией сели на такси. Высадив друга–именинника с подругой около их дома, Глеб, присталь-но глянув на Оксану, что сидела рядом на заднем сиде-нье, твердо сказал: «Выходи за меня замуж… Пора уже!» – «С чего это вдруг?» – растерялась она и часто заморгала. «Мне уже 27 семь, тебе 23! Надо семью со-здавать! Пора остепениться, детей рожать! Неужели не хочешь?» Она промолвила с испугом, словно опасаясь, что он сейчас откажется от предложения: «Как не хо-чу?! Давно хочу…» Таксист в зеркало заднего вида смотрел на них с растерянной улыбкой – видимо, еще никто в его машине не делал девушке предложение.
Когда вошли в квартиру, открыв своим ключом дверь, мать Глеба, встретив их в прихожей, удивленно, но с удовлетворением спросила: «Чего–то рано сего-дня? Еще и двенадцати нет…» То, что сын пришел с де-вушкой, ее не удивило – она Оксану, которая иногда оставалась в квартире ночевать, хорошо знала и при-вечала. «Не хочу, чтоб ты волновалась», – ответил Глеб, зная, что мать всегда за него переживает. Сегодня это он особенно осознал, видя, как у нее сразу посвет-лело лицо, и вновь вспомнил о зарезанном парне, у ко-торого тоже есть мать (а может, жена и дети) – и она сына сегодня не дождется, будет всю ночь не спать и, если у парня не было при себе документов, то никто ей не сообщит, что с ним случилось, пока не установят его личность... «Ну как отдохнули?» – спросила мать. «Нормально!» – ответил Глеб коротко, не сказав, чему сегодня был свидетелем, чтоб не расстраивать ее.   
На следующий день был выходной – воскресенье, и можно бы поваляться в кровати, понежиться, тем более после ресторана и любовной бурной ночи, но Глеб, гля-нув на часы, что показывали семь, осторожно, чтоб не разбудить Оксану, которая сладко простонала, когда отодвинул ее руку со своей груди, встал. Сходил в туа-лет, умылся, а потом вытащил из–под кровати чугунные десятикилограммовые гантели, которые лежали там год нетронутыми (с тех пор как начал курить), и стал с ними заниматься. Изредка он поглядывал на спящую невесту, чье красивое тело рельефно выделялось под тонким одеялом, и переживал за нее. Она многим мужчинам нравилась, привлекала их взгляды фигурой и милым ли-цом, и Глебу невольно подумалось, что, может, зря сде-лал ей предложение – ведь теперь придется нести за нее ответственность, за ее здоровье и неприкосновенность! А это большая обуза! Была бы она замухрышка несим-патичная, то никто бы не пытался ее у него отнять, уве-сти! А так постоянно надо быть начеку, чтоб кавказцы (или еще кто) на нее не покусились, не затолкали в ма-шину и не надругались!      
Погладив рукой кровать и не найдя Глеба рядом с собой, Оксана открыла глаза и нежно проворковала: «А что ты так рано встал? Повалялись бы еще…– и добави-ла, увидев, как он, раскрасневшийся и потный, активно поднимает гантели: – Ты что, спортсмен?» – «Теперь придется стать им… – ответил он, шумно дыша. – И те-бя спортом заставлю заниматься!» – «Так ты же ку-ришь!» – «Уже бросил со вчерашнего вечера – посмот-ри, пачка сигарет в мусорном ведре лежит!» – «По-здравляю… А зачем мне это? Разве тебе нравятся му-скулистые женщины?» – «К сожалению, времена наста-ли такие, что иногда и женщины должны уметь дать от-пор. Не всегда же мужчина–защитник может оказаться рядом! Так что и по ресторанам с подружками одна больше не будешь шастать». – «А зачем мне теперь ша-стать, когда у меня будешь всегда рядом ты?» – она с легким стоном зевнула и потянулась, выпрямляя под одеялом свое стройное тело. Глеб слегка помрачнел и произнес: «Иногда даже и спортивный мужчина не мо-жет помочь». – «Это ты все о вчерашнем… – она груст-но вздохнула и, вдруг оживившись, с хитрым прищуром спросила: – А почему ты именно вчера сделал мне предложение? Мы с тобой уже два года встречаемся, я думала, что уже не дождусь…» – «Много причин! Во–первых, ты мила, умна, хорошая хозяйка. Во–вторых, испугался тебя потерять, а чтоб этого не случилось, я всегда должен быть с тобою рядом». – «И чем же я тебя должна за это отблагодарить?» – «Завтраком. Если, ко-нечно, уже мать об этом не позаботилась».
Услышав разговор, в комнату деликатно постучала мать, понимая, что молодые могут еще лежать в крова-ти и предаваться ласкам. «Вы уже проснулись? А то у меня завтрак готов!» – «Проснулись, проснулись», – ответил громко Глеб. Тем временем Оксана, вытащив из–под подушки голубенькие ажурные трусики и такого же цвета лифчик, быстро надела их. Накинув на себя дежурный фланелевый халатик, который уже два года лежал в комнате Глеба, она пошла в ванную. «Зубная щетка и полотенце знаешь где!» – сказал он ей и легонь-ко шлепнул по мягкой попке.
Усевшись завтракать, включили на кухне маленький телевизор, что примостился на холодильнике – мать любила, часто находясь на кухне, его смотреть. Как раз начали показывать криминальные новости. Глеб напряг-ся и уставился в экран. Ведущая передачи, молодая женщина в милицейской форме, лейтенант, очень ми-ленькая (ей бы говорить людям что–то приятное) с тре-вогой сказала: «Вчера вечером около ресторана «Снего-вик» на Юго–Западе Москвы был зарезан чемпион мира по бегу на длинные дистанции, мастер спорта междуна-родного класса Сергей Иванов… Со слов свидетелей он заступился за девушку, которую хотели затолкать в ма-шину, и получил ножевое ранение в живот. Предполо-жительно двое преступников были на джипе «Ланд Кру-зер» черного цвета. Если кто–то может дать дополни-тельную информацию по этому происшествию, звоните по телефону» – и на экране появился номер телефона… «Это она про вчерашнее?» – вырвалось испуганно у Ок-саны. «Про какое вчерашнее? Вы что, там были?» – напряглась мать. «Нет, друзья сказали». – ответил Глеб, уткнув взгляд в тарелку с пловом, чтоб мать по его гла-зам ни о чем не догадалась.
После завтрака Оксана спросила: «Ну, чем займем-ся?» – «К сожалению, загс сегодня в воскресенье не принимает заявки на регистрацию, тогда хотя бы кольца обручальные купим!» – ответил Глеб, чем обрадовал Оксану – голос ее сразу стал еще более ласковым, нежным, она поглядывала ему в глаза с желанием уго-дить, отблагодарить. Одевшись, они вышли из квартиры и направились к магазину для новобрачных, в нем нахо-дился и ювелирный отдел. Денег у Глеба было не настолько много, чтоб купить для невесты нечто доро-гое, с бриллиантом, но Оксана сразу дала понять, что ей это не нужно. Главное, что они наконец–то будут вме-сте, что родители (а она им еще вечером вчера позвони-ла и сообщила, что получила предложение) будут за нее спокойны.
Шагая вдоль домов, Глеб поглядывал на шоссе, на несущийся поток автомобилей – и вылавливал взором черные джипы. Он, конечно, понимал, что те мужички на джипе затаились, спрятали машину в гараж или угна-ли за город на дачу, и отсиживаются там, а может быть, уже улетели в свою республику, чтоб спрятаться на время, тем не менее, настороженность его не проходи-ла. Думалось, что они решили убрать главного свидете-ля (то есть его) и теперь рыскают по городу, выглядывая из джипа на прохожих, а может быть, и ходят по ули-цам. А их, съехавшихся в Москву со всего Кавказа, дей-ствительно, на улице было много – бородатых, с насто-роженным взглядом холодных колючих глаз в русском городе было больше, чем русских людей! И если таджи-ки и киргизы приехали сюда работать дворниками, под-собными рабочими, то что здесь делали представители кавказских республик?! Глеб поглядывал на них, кре-пеньких, лет двадцати–тридцати, с упругими задницами и толстыми шеями, в белых кроссовках и спортивных штанах, шагающих неторопливо и важно по тротуарам и оценивающе поглядывающих на его невесту, и чув-ствовал, что они оккупировали его родной город – ра-ботать они не хотят, а вот заниматься криминальными делишками – это, пожалуйста! Поэтому у них такие до-рогие машины! И несмотря на то, что Глеб был спор-тивным парнем, а не увальнем–толстяком, однако осо-знавал, что ему с ними не справиться – да и ведь напа-дают они, как правило, несколько на одного и бьют под-ло.
Увидев впереди на первом этаже магазин с названи-ем «Охотник», Глеб взял Оксану за руку и завел внутрь. «А что здесь?» – спросила удивленно она, имея лишь цель купить колечки для свадьбы и высмотреть свадеб-ное платье. «Купим оружие самообороны, – ответил он. – Стрелять не умеешь?» – «Нет», – ответила она расте-рянно. «Тогда я тебе куплю электрошокер, а себе чего–нибудь убойное». Что такое электрошокер, Оксана зна-ла и поэтому не стала спрашивать, как им пользоваться. Среди множества видов электрошокеров (круглых и длинных, как фонарик, с двумя толстыми, похожими на вилку контактами, плоских…), что лежали на витрине под толстым бронированным стеклом, Глеб выбрал для Оксаны маленький, умещающийся в ее небольшой кула-чек. Шустрый и невозмутимый молодой продавец (ви-димо, от того, что в его руках находился арсенал ору-жия и средств самозащиты) уверенным движением ткнул усиками в железную скобу – и сразу с треском между усиками и скобой пробежала яркая искра. «Рабо-тает», – сказал он. Себе Глеб хотел купить травматиче-ский пистолет, но узнав, что для покупки требуется не-мало разрешений – медицинская справка, справка о том, что у него нет судимости, справка о том, что прошел стендовую подготовку, а в дальнейшем нужен будет еще и сейф в квартире для хранения пистолета – он ку-пил пневматический пистолет с баллончиком со сжатым газом, который крепился в рукоятке. Пистолет очень походил на известный боевой пистолет Макарова и уже одним видом мог напугать нападавшего – в суматохе или в темноте не разберешь, какими пулями он стреля-ет.
Когда вышли из магазина, Оксана растерянно спро-сила: «Зачем нам все это?» – «Знаешь, такое впечатле-ние, что живем на вражеской территории… – ответил он. – И не убежишь, не скроешься, тем более если с де-вушкой идешь! Если уж чемпион мира не смог убежать, то мы и подавно не убежим. Да и стыдно убегать – уж лучше пульнуть сразу в лоб! Не убьешь, зато мозги сра-зу вправишь!»         
… Купив простенькие золотые кольца, Глеб почув-ствовал, что Оксана теперь окончательно принадлежит ему, и, выйдя из магазина, сказал: «Я хочу, чтоб ты се-годня же переехала ко мне! Согласна?» Она округлила глаза: «Прямо сегодня? Даже без свадьбы?» – «А чего тянуть? Тебе до работы от меня добираться даже быст-рее и ближе, чем из квартиры твоих родителей! Всего две остановки на метро!» – «Нет, сегодня никак – мне надо подготовить к этому родителей, собрать вещи. Да-вай завтра! – она с любовью посмотрела на него и доба-вила: – Тогда я поеду, а то не успею собраться».
Он проводил ее до входа в метро, обнял напоследок и поцеловал с особой нежностью. Сегодня ночью впер-вые отлюбив ее без предохранения, желая, чтоб у них как можно скорее появился ребенок, Глеб уже считал, что нужный сперматозоид нашел яйцеклетку - и в ней зарождается новая жизнь, которую он должен оберегать и лелеять.
Уже один, стоя у входа в метро, Глеб продолжал думать, как ему защищать Оксану и эту новую зародив-шуюся жизнь. Несмотря на то, что ощущал на поясе под курточкой тяжесть пистолета, который давал некую уверенность, Глебу этой гарантии  было мало… И он, забежав на десять минут домой и взяв спортивную одежду, решительно направился в спортивный комплекс - длинное, с большими окнами здание которого находи-лось недалеко. Глеб знал, что там много разных секций – на стене висели названия их. Среди них были бокс, борьба самбо, дзюдо, карате и совсем уж экзотическое тэхквандо… Еще вчера (до случившегося у ресторана) он бы выбрал самбо, считая, что этот русский вид спор-та наиболее способен обезвредить нападавшего, то те-перь подумал, что ведь в самбо следует захватить про-тивника, войти с ним в телесный контакт – это хорошо только в спортзале, а в уличной драке, увы… И он направился по длинному коридору, из–за дверей кото-рого слышались шум борьбы, отрывистые крики трене-ра, к рингу, где занимались боями без правил – это были бокс и борьба в одном. В последнее время этот вид спорта стал наиболее популярным и зрелищным в мире, эти бои показывали по телевизору... Именно в этом виде спорта (а точнее, жестокой драки) хлесткий удар в нос кулаком или удар с разворота ноги в пах и по уху валил моментально соперника с ног.
Сухощавый тренер в синем спортивном костюме с надписью на груди «Адидас» посмотрел на Глеба с кри-тическим прищуром и сказал: «Занимался когда–нибудь этим видом?» – «Нет, – честно ответил Глеб. – Но в школьном кружке немного боксировал». – «Это уже хо-рошо…А боли и крови не боишься?» – «Потерплю», – ответил Глеб слегка обреченно. «А зачем это тебе нуж-но?» – «Жизнь такова…» – ответил он уклончиво. «Лад-но, после тренировки запишешься и заплатишь за або-немент пока на месяц – вдруг не понравится с  разбитой физиономией  ходить. А сейчас вон иди туда и растяги-вайся, – тренер кивнул на маты в углу, где трое моло-дых мужчин (явно новички) пытались сесть на шпагат.    
Вечером придя усталый домой и, чувствуя, как по-баливают после тренировки растянутые сухожилия и мышцы в паху, Глеб уселся на стул у ноутбука. Ему не терпелось узнать, как идет расследование убийства чемпиона мира по бегу Иванова. Нашли ли убийцу и что–за девушка была, которую он пытался защитить? Он чувствовал некую вину перед убитым за то, что не успел подбежать к джипу вместе с ним: может быть, то-гда ублюдки испугались бы двоих–то? Но чувствовал и тайную благодарность, что своей смертью тот, может быть, спас его!
В интернете Глеб нашел немало статей  на эту тему, но особенно взволновала статья одного блогера. Тот написал о фактах, которые были Глебу неизвестны – по крайней мере, он вовремя не заметил их в средствах массовой информации. Оказалось, что всего лишь за последние две недели это третье убийство русских лю-дей кавказцами. Сначала был убит азербайджанцем, бойцом смешанных единоборств, русский богатырь–штангист, которого тот сбил ударом ноги в ухо, а потом добивал кулаком в голову – в результате чего тот впал в кому и скончался в больнице. У погибшего осталась дочь и жена… Затем двое охранников чопа, возвращаясь с дежурства, попытались заступиться за девушку, кото-рую насиловали в скверике на сиденье джипа четверо дагестанцев – и те одного зарезали насмерть, а другому отрезали ухо, чтоб поменьше слушал крики о помощи. Так и сказали: «Иди себе мимо будто глухой!» Блогер сетовал, что наша власть и правоохранительные органы стараются замалчивать имена убийц, опасаясь нацио-нальной напряженности и ссылаясь лживо на то, что у преступников национальности нет! Вот только почему–то именно пришлые режут российских людей, а не наоборот. Автор сожалел, что отменена прописка, кото-рая была в Советском союзе, что заставляла кавказцев, да и другие народности, жить и работать в своей мест-ности, а не шастать по русским городам… В конце ста-тьи автор с горечью восклицал: «За последние 25 лет, с тех пор как в стране стали править либералы, которым главное набить свой карман, русское население (именно русское) сократилось на десять миллионов человек! Ка-ким образом это произошло? Может, в этом отчасти ви-новаты и всевозможные внутренние и внешние мигран-ты, которые заполонили русские города?»
Дочитав статью, Глеб вдруг подумал: «А ведь как это верно – ведь даже фамилия у погибшего самая что ни есть русская, Иванов! Как будто специально выбира-ли, чтоб нанести удар именно по нашему народу!» Он с досадой погладил ладошкой грудь, чтоб успокоиться, и уже пятый раз с тех пор, как днем расстались, позвонил Оксане: «Как, милая, здоровье?» – «Отлично... – отве-тила бодренько она. – Чемодан с вещами уже собрала. Завтра ты меня заберешь?» – «Обязательно! Приеду на такси, дам расписку родителям, что буду содержать те-бя в тепле и сытости! Ну и начнем делать детей! Я хочу трех сыновей!» – «Трех? – воскликнула она. – А про-кормим?» – «Надо постараться, а то русский народ вы-мирает…»
Прочитав в интернете сообщение, что сегодня на Кавказе упал в пропасть джип «Ланд Крузер», в котором погибли четыре человека, Глеб с настороженностью по-думал, кто эти люди… У него заныло сердце: неужели опять русские? А узнав, что это были местные, молодые и бесшабашные горцы, успокоился. Может, это те самые ублюдки?


НАПОРИСТЫЙ
Эдуард с младых лет был шустрым и напористым – с детского  сада. Несмотря на то, что рос крупным и должен был быть увальнем. В детсаде лучшие игрушки становились его – только потянется кто к игрушке, ко-торая Эдику нравится (автомобиль, например, с подъ-емным кузовом), то Эдик тут как тут. Увидит зорким взглядом, что кто–то на игрушку покусился, подбегает и настойчиво тянет к себе и бормочет сердито: «Отдай!» Соперник, бывало, схватит ее крепко, но Эдик его тол-кает плечом и своего добивается – и вот уже игрушка в его руках. Иногда она Эдику вовсе не нужна, так как за-нят с другой, но инстинкт природный заставляет брать ее себе. Поиграв ею немного, он вскоре терял к ней ин-терес – и шел отнимать другую игрушку. «Ты что, со-бираешься играть сразу всеми игрушками?» – иногда растерянно спрашивала воспитательница Марина Федо-ровна. – Нельзя себя так некрасиво вести». Несмотря на то, что Эдик вел себя, по ее мнению, «некрасиво», она его любила и относилась к нему снисходительно, так как постоянно прижимался к ее подолу, обнимал за ногу и вел себя с ней ласково. Она, наверное, думала, что он очень нежный в душе, а он просто считал воспитатель-ницу, как и красивую полезную игрушку, своей соб-ственностью. Он ее как бы присвоил, и если к ней кто приближался из детишек, Эдик загораживал проход, от-талкивал соперника. Близость к Марине Федоровне поз-воляла ему привлекать к себе ее внимание: то она его погладит по головке, то скажет что–то ласковое, то научит чему–нибудь. Эдику хотелось, чтоб она разгова-ривала только с ним, и если кто–то обращался к ней с вопросом,  Эдик тут же начинал говорить так громко, что перекрикивал голос спросившего, и тот, стушевав-шись, замолкал… Когда за Эдиком, чтоб забрать из са-дика вечером приходила мать, то он хватал ногу Мари-ны Федоровны и говорил маме: «Давай ее домой забе-рем!» – «У нее свой дом есть…» – отвечала мама. «А у нас лучше»,  –  говорил он. «Ее же дома ждут», – воз-ражала мать, и это его злило. Было досадно, что всю ночь до завтрашнего утра, Марина Федоровна будет принадлежать кому–то другому, который может за это время подчинить ее себе и, может быть, сломает ее, как игрушку, поцарапает, помнет.
В начальной школе Эдик вел себя, как и в садике –  пусть там не было общих игрушек, которые бы мог за-брать себе, но там была красивая учительница Галина Петровна, которую он тоже хотел считать своей соб-ственностью. На первом же уроке учеников рассадили по партам – Эдика посадили с девочкой Катей на чет-вертую парту третьего ряда, но на следующий день он сел на средний ряд на переднюю парту, рядом со сто-лом учительницы. Колька, маленький и в очках, кото-рый на первом уроке сидел здесь, растерянно встал ря-дом с партой и канючил:  «Это же  мое  место! Уходи!» – «Садись на мою парту…» – сказал сердито Эдик и по-казал Кольке кулак. Понимая, что Эдик, крупный и сильный, может его побить, Колька заплакал. «Эдик, ты почему выгнал Колю? – спросила удивленно Галина Петровна. – Ведь твое место с Катей!» – «А я хочу  си-деть  здесь!» – заявил он. «Но на передние парты мы садим  только тех, кто плохо  видит,  маленьких, а ты  крупный и высокий –  будешь своим телом загораживать от остальных школьную доску. Так что пересаживайся». Эдик насупился и молчал, упрямо наклонив голову, наконец заявил: «А может, я тоже  плохо  вижу, да еще и плохо слышу!» Соврал, словом, как умел уже делать, чтоб получить свое… Оставили его на первой парте, но только на боковом ряду – это  тоже было хорошо: когда он поднимал руку, чтоб ответить на очередной вопрос учительницы, она его сразу видела. А поднимал он ча-сто: он быстро соображал, хорошо знал предметы (осо-бенно арифметику и родную речь) и получал всегда по ним пятерки. Из всего класса очень ему не нравился Ви-тя Иванов – он тоже хорошо знал предметы и бойко от-вечал на уроках, и Эдик с ним соревновался, кто больше пятерок получит. Он их считал на листочке и очень до-садовал, когда спрашивали Витю, а не его. Эдик тянул руки, вскакивал с парты и нетерпеливо кричал: «Меня спросите! Я знаю!» – «Хорошо, что знаешь, – осаживала учительница. – Но надо дать ответить и другим учени-кам, иначе как я буду оценивать их знания». Эдик с не-удовольствием замолкал, а иногда начинал громко под-сказывать отвечавшему, тем самым не помогая ему, как иные думали, а чтоб лишить возможности тому отве-тить и показать свои знания… А если появлялась начальственная должность, то Эдик был неудержим в желании ее получить – так он стал сначала пионерским звеньевым, а потом и вожатым всего класса… и на пио-нерских собраниях выступал звонким голосом, требуя дисциплины и хорошей учебы от остальных.
В старших классах Эдик стал комсомольским секре-тарем класса – и тоже отчитывал одноклассников за плохую учебу и незнание сочинений Ленина. Его учите-лям и особенно классной руководительнице казалось, что Эдик замечательный помощник в деле воспитания подрастающего поколения, и только один историк, по-жилой Юрий Сергеевич, посматривал на него с хитрин-кой, словно видел его насквозь, и говорил: «Скромнее надо быть, парень, скромнее!» и бормотал себе под нос: «Вот ведь сразу карьеристов видно. Ох, дождемся мы от них скоро хорошей жизни, сожрут они нас, затопчут!» Эдику тогда искренне казалось, что учитель имеет к нему предвзятое отношение. А ему уже тогда верилось, что он заслужил право на гораздо большее, чем имеют остальные, благодаря уму, энергии и чувству превос-ходства. Это чувство возникло у него от папы, который работал на крупном промышленном предприятии проф-союзным боссом. В советское время это была богатая организация и очень важная в иерархии социалистиче-ских организаций, которая распределяла квартиры, де-фицитные автомобили «Жигули», путевки в санатории, материальную помощь – и поэтому у семьи Эдика были и автомобиль последней марки, и просторная трехком-натная квартира на троих в новом доме, и в пионерский, почти недоступный для простых школьников, лагерь «Артек» отдыхать на берегу Черного моря он ездил каждый год. А друзья, родители которых хотели от его папы получить какие–то блага, заискивали перед ним… Впрочем, и мама, работающая в патентном бюро того же предприятия, постаралась вложить в Эдика уверен-ность в том, что он самый лучший и талантливый – это для любой еврейской мамы, у которой тем более един-ственный сын, самое важное дело в жизни. Так что Эдик в семье был всегда на главном месте, и его желания бы-ли для  родителей законом.
После школы Эдик, не собираясь работать на произ-водстве пусть даже и инженером, где надо выполнять план, за что–то отвечать должностью, премиями, нерви-ровать себя, поступил в юридический институт. Полагая не без оснований, что языком у него получится работать лучше всего, он хотел сделать карьеру прокурора – именно папа, который всегда боялся прокурорских про-верок, посоветовал идти туда.
В институте за счет своего хорошо подвешенного языка и крепкой памяти Эдик учился неплохо – и по блату, который имел папа в прокуратуре,  устроился работать помощником военного прокурора в их воен-ном подмосковном городке. А так как советская армия, куда государство вбухивало огромные средства, была организацией богатой и почти неподконтрольной (кто ж посмеет покуситься на защитников родины, заподозрить их в чем–то?), то благодаря ей кормились генералы и интенданты.
К тому времени Эдик уже женился на малосимпа-тичной дочке главного прокурора и жил в отдельной кооперативной квартире, которую подарили его родите-ли – и уже  считал, что его жизнь на долгие годы вперед устроена: они родят деток, потом папа жены уступит ему должность прокурора, а далее он пойдет уже в об-ластную прокуратуру… Перспектива, конечно, для него, амбициозного и авантюрного, была несколько скучнова-та своей обыденностью и длинными временными рам-ками – хотелось получить многое сразу и быстро. И тут резко изменились времена: к власти пришел Ельцин и стал строить капитализм, а главное, реформировать ар-мию, которая ему, как и миротворцу Горбачеву, стала не нужна – ведь теперь, войдя в дружную семью капита-листических стран запада, уже якобы не следует защи-щаться… Почувствовав угрозу своему карьерному ро-сту и материальному достатку, Эдуард напрягся, однако вскоре к нему обратился бизнесмен с большими связями в правительстве, некто Березовский, которого уже дав-ненько знал тесть – тот и порекомендовал Эдуарда ему. Вертлявый, с быстрыми черными глазками Березовский показался Эдуарду мелким бесом, у которого на лысо-ватой голове для полного сходства с бесом не хватало только рожек. Эдуард и тесть встретились с Березов-ским на квартире, где их никто не мог подслушать, и Березовский азартно сказал: «Из Германии вывозится оружие, склады и армейское имущество. Что–то будет продано, что–то разгружаться в вашем военном гарни-зоне – за всем этим процессом должен следить энергич-ный человек, чтоб ничего не пропало, – и тут Березов-ский мелко и коротко засмеялся. – Без нашего с вами ведома… А это на миллиарды долларов! – он глянул на Эдуарда. – Я много наслышан о тебе и хочу это дело поручить именно тебе! Будешь действовать от имени правительства! Согласен?» Эдуард сразу смекнул, что от него требуется и сколько может получить от этого в материальном плане, и, конечно же, согласился…
Вскоре он был представлен Березовским министру обороны, а также главному военному прокурору, кото-рый, утвердив на должность, присвоил ему звание ра-ботника юстиции третьего класса – что значило, стать генералом, а быть генералом в тридцать пять лет весьма почетно…
Вот тут–то и началась новая жизнь Эдуарда! Вот тут–то он и развернулся во всю мощь – ведь ему не только присвоили звание генерала, но и дали возмож-ность следить за военными вплоть до генерала армии, контролировать их действия по ликвидации зарубежного военного имущества! Десятки и сотни эшелонов трону-лись в путь из стран бывшего Варшавского договора! Что–то сумело добраться до России, а основное Эдуард по просьбе своего покровителя Березовского передавал его друзьям–бизнесменам, считай, за «копейки», а уж они, как он понимал, продавали его как якобы списанное (хотя оно было совершенно новое, в смазке), западным странам, мафиозным структурам, африканским по-встанцам по своим каналам или рассовывали по россий-ским магазинам  – ведь это были не только танки и пуш-ки, бензин, солярка и масла, но продукты и одежда (дубленки, сапоги и ботинки), запчасти к автомобилям и сами грузовые автомобили… Если уж эти бизнесмены и Эдуарду платили на счет в швейцарском банке огром-ные деньги, то он представлял, сколько имели они! Да, некоторые генералы, так называемые патриоты, попыта-лись помешать распродавать имущество и говорили, что оно еще пригодится родине, но Эдуард их быстро поприжал – ведь они хоть и были патриотами, но тоже жить хотели хорошо (особенно их семьи) и в свое время потихоньку приворовывали, пользуясь служебным по-ложением, отправляли солдат строить себе дачи из ка-зенных материалов! Все это он «раскопал» и, если иной пытался помешать распродавать имущество, Эдуард вытаскивал компромат на него и орал: «Да я тебя, суку, посажу на пятнадцать лет с конфискацией имущества! Да я тебя в тюрьме сгною, сволочь! Лучше сам застре-лись!» И иной седой генерал, серьезный вояка, который решительно и смело отдавал приказы полкам на подав-ление восстания в Праге, не смотря на возможные жерт-вы мирного населения, сникал под напором Эдуарда, сгибал колени, становился ниже и словно скукоживался, а Эдуард, как коршун над цыпленком, парил над ним и втаптывал его в землю.
Он, чувствуя безнаказанность, все более наглел – и, выпив разом стакан коньяка для куражу, распекал оче-редного генерала, которому после этого хотелось лишь одного: доработать спокойно до пенсии, чтоб ковырять-ся лопатой на своей даче, а не сидеть в тюрьме… Чтоб все вояки его боялись, Эдуард заказал съемочной группе первого телеканала о себе фильм, где он, такой же бру-тальный, как Петр 1,  стремительно перемещается на военных самолетах и вертолетах, стреляет из крупнока-либерного пулемета со свирепой физиономией и мате-рится, обзывая всех генералов предателями родины и ворюгами! Все его матюги при показе фильма «запики-вали», тем не менее, образ его грозный действовал на генералов так, что они заранее уже начинали вибриро-вать коленками при встрече с ним.
Так продолжалось несколько лет, пока имущество западной группировки советской армии не было распро-дано и разворовано, а потом Эдуард стал Березовскому не нужен. И тут с подачи самого Ельцина, которому кто–то из ближнего круга донес на Эдуарда за утрату огромного количества военного имущества, его аресто-вали – видимо, кого–то стала душить «жаба» за то, что ему с этой грандиозной расхваталовки ничего не пере-пало… Эдуард позвонил Березовскому, чтоб пожало-ваться, чтоб тот уладил вопрос с арестом, но Березов-ский не стал с ним разговаривать, а нагло сказал: «Тер-пи, раз попался…» Эдуард в ответ, не подумав, скоро-палительно буркнул: «А что, я один должен буду си-деть?!» Это было его большой ошибкой – вскоре ему адвокат передал на ушко: «Будешь рыпаться и попробу-ешь кого–нибудь за собой потянуть, тебя найдут в ка-мере повешенным». Эдуард сразу смекнул, что так и будет – тут–то его гордыня сразу стухла. Бледный, с затравленным взглядом он входил в камеру и со стра-хом поглядывал на соседей–уголовников, пытаясь по-нять, кто будет его сегодня ночью душить, и заискива-юще с каждым говорил, желая им понравиться. Он наде-ялся, что его каким–то образом вытащит отсюда тесть – теперь уже бывший прокурор, но у того после ареста Эдуарда поджилки затряслись – у  него самого, что называется, были перья в пушку, у самого были былые грешки, так что он испугался, что его загребут вместе с зятьком, и поэтому своей дочке приказал с ним разве-стись. Что она и сделала, давно зная, что Эдуард ей из-меняет со своей секретаршей. Эдуард еще больше испу-гался, почувствовав себя одиноким и никому не нуж-ным. И когда ему назначили следователя – симпатич-ную и решительную женщину–майора, подумал, что она единственное его спасение. Узнав в разговоре, что Ма-рия не замужем, он сделал все, чтоб ей понравиться, прикинулся жертвой жестокого обмана и оговора и страстно при каждой встрече шептал: «Спаси, ради бо-га! Век буду благодарен! Меня оклеветали и хотят убить!» Эдуарду казалось, что он тот самый мальчик из детского сада, а она его воспитательница, которую необходимо влюбить в себя – цепляться ручонками ей за ногу. На очередном допросе он заявил ей: «Надо бе-жать из этой страны! Давай убежим вместе – у меня есть большие деньги, спрятанные в швейцарском банке – все отдам тебе, будешь ходить как королева, в мехах и бри-льянтах! Я всегда искал такую умную чудную женщину! Я готов хоть сейчас жениться на тебе! Я ночами в каме-ре не сплю – думаю всю ночь о тебе…» Чего–чего, а убеждать он с детства умел – Эдуарду казалось, что он мог быть замечательным актером, а во время опасности для своей жизни его талант убеждения многократно усилился. Мария усмехнулась: «Ты же арестант, что ты можешь мне дать?» – «Но я же выйду отсюда когда–то. Это и от тебя зависит, когда выйду. Извини за откровен-ность, но что ты получишь, проработав всю жизнь в ми-лиции? Гроши и одну нервотрепку! А за границей мы объездим весь мир, родим замечательных детей и забу-дем жизнь в этой нищей стране, как дурной сон!»
Эдуард видел, что с каждым разговором в ее глазах появляется  нечто вроде жалости к нему, понимания, которое вскоре перерастет в любовь… Высокий, куче-рявый, нравящийся всегда женщинам, он гладил ее ле-жавшую на столе руку. Она ее не отнимала, глаза  жен-щины слегка  туманились. Что  повлияло на ее решение связать с ним судьбу? Его обаяние или то, что ей намек-нули, решившие его спасти влиятельные друзья, опаса-ясь, что будучи загнанным он пойдет во–банк, а значит, его не надо окончательно «топить»? Наверное, то и дру-гое – и поэтому он получил лишь четыре года  колонии, а  не восемь, как мог бы за свои преступления.
Будучи еще в колонии, Эдуард талантливому попу-лярному композитору заказал написать песню для Ма-рии и попросил известного певца ее исполнить – песня так и называлась «Маша», и певец не испугался на од-ном из концертов на телевидении сказать (за отдельную плату, конечно), кто ее заказал, то есть назвал имя Эду-арда! И это явно польстило Маше и окончательно убе-дило, что он ее действительно любит и умеет делать подарки. Через два года, когда ему должны были ско-стить срок наполовину, они с ней поженились…
Отныне Эдуард решил, что никогда не пойдет на  государственную службу, где хочешь не хочешь, но при нынешней вороватой власти можешь оказаться замаран-ным,  а  потом начальство скинет на тебя все свои грехи. К тому времени разрешили частную адвокатскую дея-тельность – и он открыл свою контору, куда верную Марию взял своим замом, а богатые люди, чтоб сохра-нить наворованное, потянулись к нему, готовые щедро платить. Видя, что он относительно легко сам отделал-ся, а значит, имеет высоких покровителей и личный опыт в умении выходить сухим из воды, они выбирали в  адвокаты  именно Эдуарда.
А еще через два года, оставив раскрученный бизнес доверенным людям, он с Машей уехал в спокойную Швейцарию, где у него лежали на тайных банковских счетах несколько  сотен  миллионов долларов – его до-ля за проданное имущество советской армии, ради мо-щи которой народ отказывал себе во многом и готов был терпеть лишения и нищету. На эти деньги он купил швейцарское гражданство, огромную виллу в горах – и теперь катается там на лыжах со склонов Альп со своей Марией, которая родила ему двух детей. Путешествует с семьей по океану на своей яхте, убежденный, что нахальство и напор, как говорит народная мудрость, это второе  счастье!
***
Анализируя жизнь одного из десятков тысяч нынеш-них нуворишей, ограбивших Россию и благополучно ныне живущих на Западе, вспоминаются слова героя романа «Золотой теленок» Остапа Бендера, который говорил с удивлением подпольному миллионеру Корей-ко: «С таким счастьем – и на свободе?!»_            

ЧТО ЖИЗНЬ?.. ИГРА!
С юных лет Гена понял, что его место на сцене, на экране телевизора или кино. Он считал себя яркой и та-кой гениальной личностью, что полагал, что как только появится в театральном училище, где его заметят ре-жиссеры, то тут же произведет фурор и они наперебой будут предлагать ему главные роли в своих фильмах. Он частенько разглядывал себя в большое зеркало, что висело в их частном доме в спальне матери, – и видел нечто грандиозное и совершенное, ростом метр восемь-десят шесть сантиметров, с длинными роскошными во-лосами, с выразительными (мужественно–грубоватыми) чертами лица. Обнаженный по пояс (нижняя часть тела с худыми ногами ему не очень–то нравилась) Гена напря-гал мышцы и становился в позу, в какую становятся культуристы на сцене, чтоб выглядеть внушительно со своими накаченными рельефными мышцами. Но глав-ным своим достоинством он считал голос – хриплый и звучный. Он специально его тренировал, рычал и пред-ставлял себя в этот момент тигром, который вышел на охоту в джунгли и разгоняет своим страшным рыком всех соперников, а к себе приглашает красивую, до-стойную его самку.
И вот после армии, окончив театральное училище в Харькове, Гена поехал, как честолюбивый провинциал, покорять Москву – в украинском городе, пусть и боль-шом, места, чтоб развернуться во всю мощь, ему было мало – хотелось всесоюзной славы. И она его нашла – его заметил на театральной тусовке известный режиссер Марков и предложил одну из главных ролей в своем фильме: там Гена, якобы бывший офицер советской ар-мии, прошедший афганскую войну, лихо гонял на мото-цикле, покорял сердце красавицы своей надежностью и уверенностью и смело расправлялся с местными банди-тами, которые нагло хотели заполучить озеро с его це-ленной грязью, огородить его от жителей соседнего села высоким забором и построить там базу отдыха для бо-гатеньких. Там Гена стрелял из двустволки и даже из пушки, которую нашли сельские мужики в заброшенном сарае, стоявшую там с Великой Отечественной  войны – так он прогонял бульдозер, который должен был осво-бодить дорогу к озеру, забаррикадированную местными мужиками. О, как Гена там сам себе нравился! Среди всех российских актеров не было такого, кто бы мог так колоритно сыграть эту роль – не было у них азарта,  смелости, ни его блеска в глазах, что называется по–русски ухарством. Клод Ван Дам, да и сам Шварцнегерр по сравнению с Геной там смотрелись бы очень бледно. У них хоть и были мышцы, но выглядели эти актеры в своих фильмах пустоватыми, словно механические ро-боты, а в Гене было благородство, мысль в глазах! В нем совмещались и сила и талант, так как к тому време-ни Гена уже начал писать стихи и петь песни под гита-ру…
Он итак никогда не был обделен вниманием деву-шек, а после этого фильма они аж стали на него вешать-ся – он понимал, что у каждой женщины есть тоска по мужчине, который сможет ее защитить от сложных жиз-ненных обстоятельств, дать уверенность! В ту пору Ге-на и женился в первый раз на чопорной дочке бывшего партийного чиновника, что помогло ему получить мос-ковскую прописку, но семейная жизнь, спокойная и скучная со столичной клушей, оказалась не по душе – ведь он считал себя самцом, а самец должен осеменять многих, красоваться перед ними, влюблять в себя, полу-чать вдохновение! Заделав жене ребенка, Гена вскоре развелся…
После удачного, полюбившегося народу фильма, ви-дя в Гене перспективного актера, Гену стали пригла-шать на телепередачи – так он попал на телепередачу «После баньки», что шла на первом телеканале, веду-щим которой был великий актер и клоун Юрий Нику-лин, рассказывающий там анекдоты. В ней Гена на бере-гу живописного озерца у деревянной баньки, из трубы которой шел синенький дымок, сидел за одним столом с великими режиссерами и даже спел песню Владимира Высоцкого: «Протопи ты мне баньку по–белому…» – песня была о политическом зэке, который после грязи и тягот лагерной жизни просит хозяюшку помыть его в баньке. Во время, когда произошел слом социализма, эта песня стала актуальной – власти хотели показать народу, что от жестокостей сталинизма страна перешла к гуманной демократии капитализма. Гене, имеющему сильный хриплый голос, казалось, что поет он почти как Высоцкий  – и он старался вовсю. Спев, он победитель-но посмотрел вокруг на великих актеров, надеясь полу-чить слова восторга, но они лишь вяло похлопали и от-вели глаза в сторону, чтоб скрыть разочарование, что Гену удивило и раздосадовало. Зато когда спел там не-кий автор–исполнитель, худощавый, маленький, спел тонким сдавленным голоском, они ему бодро аплодиро-вали и даже сам Никулин сказал «Хорошо поешь!» Уже со второй женой (а он женился через месяц после разво-да с первой), пересматривая передачу по телевизору, Гена матерился и говорил: «Я же спел лучше этого пискли». И требовал от жены подтвердить это. Она, бу-дучи сама актрисой драмтеатра, тонко чувствующей фальшь интонаций, ответила: «Ты без души спел – громко, но без страдания и муки, которые были прису-щи Высоцкому. Лишь  бы покрасоваться! А вот этот пе-вец спел с душой». Что Гена тут устроил – он сбросил чашку с кофе со стола на пол, пинал стулья, громко  ма-терился. Жена, впервые увидев его таким обидчивым и гневным, испуганно жалась к стене, у нее тряслись  руки – раньше–то Гена, делая ей предложение, вывалил к ее ногам букет цветов, встал на колено с золотым колеч-ком в ладони, прочитал посвященный ей стих и выгля-дел благородным джентльменом. Выпив стакан водки, Гена успокоился, но обиду на жену затаил.
Вообще, Гена надеялся, что после первой и такой успешной роли, его будут приглашать режиссеры, предлагать интересные сценарии, как часто случалось с другими актерами, но предложения от них были редки-ми. Он рвался сразу к ним, они делали пробы и, обещав позвонить, не звонили. «В чем дело?» – спрашивал он их иногда, сверля глазами, словно следователь на до-просе, и тогда они начинали юлить: «Ты слишком яркая личность – ты забиваешь сразу остальных героев филь-ма! Тянешь одеяло на себя!»; «Ты постоянно играешь самого себя, не меняясь, а в фильме герой должен ме-няться…» – и так далее… После разговоров с ними Гена нервно ходил по квартире жены (своего жилья у него в Москве не было), матерился и орал: «Ублюдки! Я гений! Я неординарная личность. А им нужны серенькие лица и штампованные образы! Да я лучше любого сыграю ге-роя–любовника. В Голливуд надо уехать! В Голливуд! Там я смогу сыграть Спартака, Александра Македонско-го, Наполеона». Жена как–то заявила: «Наполеона не сможешь… Он маленький был, а ты высокий». Хорошо, что она сказала последние  слова, а то он уже посмот-рел на нее свирепым и уничижительным взглядом, же-лая придушить.
Мечтая прославиться на весь мир, Гена послал в Голливуд нескольким выдающимся режиссерам свои фото, вырезки из своего фильма и телепередач и стал ждать ответа… Но не получил. А так хотелось быть востребованным после той славы, которую имел за пер-вый фильм, да и денег следовало заработать, чтоб чув-ствовать себя мужчиной, способным угостить даму в ресторане, сделать ей подарок.
На очередной театральной тусовке, куда Гена регу-лярно ходил, он пожаловался популярному эстрадному продюсеру на безденежье, и тот предложил ездить с га-стролями по городам страны и выступил их организато-ром. У него было много знакомых директоров клубов и Дворцов культуры, где Гена и стал выступать. Он вле-тал на сцену очередного клуба небольшого городка в красном плаще, в длинных синих сапогах на высоком каблуке и заполнял сразу собой всю сцену. Могучим голосом он начинал читать свои заумные символиче-ские стихи, пел песни под гитару – и видел, что публика внимает каждому его слову. В основном это были да-мочки от тридцати до пятидесяти лет – они млели от одного его вида, от той  энергетики, которую он бросал в зал: было такое впечатление, что аж писались от сча-стья лицезреть его, настоящего мужика!
Показывали на экране эпизоды из фильма, где он бе-гал с ружьем, защищая от бандитов нежную чувствен-ную даму. А когда его спрашивали из зала: «А есть еще фильмы с вашим участием?», он уклончиво отвечал: «Будут скоро!» Но концертов становилось все меньше – зрители перестали на них ходить, а те восемьдесят–сто человек, что приходили, прибыли ему не приносили – едва на дорогу в провинциальную глушь и гостиницу хватало. И директора клубов перестали его приглашать. «Что, что случилось? Почему не приглашаете?» – орал Гена в телефонную трубку. «Извините, но нынешние зрители считают вас немного не в себе! – откровенно ответил один. –  Шуму от вас много, а смысла в ваших песнях и стихах мало…» – «Что они понимают в моих гениальных творениях?! Идиоты!» – воскликнул одна-жды Гена и бросил трубку.
Разведясь с очередной женой, полгода Гена сидел без денег, никому не нужный и всеми забытый в не-большом поселке в доме у матери и уже чувствовал, что скоро свихнется от невостребованности. Иногда он выл по часу, словно загнанный в западню волк – сильно, злобно, с ненавистью на весь белый свет, которому ока-зался не нужен. Глядя на него с жалостью, мать крести-лась, считая, что в него вселился бес и его срочно надо выгнать, пока сына не сожрал изнутри, пока не погубил. Она не знала, что бес этот в Гену вселился не сейчас, а с самого рождения – и это была жажда славы! Вкусив этой сладкой пищи однажды, бес требовал ее еще и еще. Чтоб вой сына не слышали  соседи с улицы и не поду-мали, что Гена, которым они гордились как знаменитым земляком, действительно сошел с ума, мать стыдливо шептала: «Пожалуйста, потише…» О, как Гена понимал в этот момент артистов, которые спивались и вешались от отсутствия ролей, будучи когда–то знаменитыми и любимыми поклонниками! Вспоминался один известный актер, милый, душевный, невероятно импозантный, сыг-равший в юности главную роль в великом фильме о войне «Баллада о солдате», но потом пропавший с экра-нов – казалось бы, ему уготована огромная слава, но он, как с прискорбием сообщили по телевизору, недавно умер в сорок лет, работая  на стройке бетонщиком и там сильно простудившись. Такой судьбы Гена не хотел и поэтому не спился и не повесился, хотя иногда и погля-дывал на веревку. Впрочем, если бы он и решил пове-ситься, то сделал это не в темном сарае, где его увидят лишь родственники и вызванная  на происшествие ми-лиция, а на «Красной площади», чтоб его тело засняли десятки репортеров и показали его смерть по всем теле-каналам –  так ему хотелось укорить тех режиссеров, которые не хотели его снимать в своих фильмах, да и чтоб население страны в очередной раз вспомнило о нем, пожалело его и подумало: «А ведь мужик–то та-лантливый был и страдать умел!»
Наконец, набравшись дома у матери сил, Гена снова поехал в Москву с твердым намерением во что бы то ни стало заявить о себе и там вскоре женился третий раз на известной фигуристе, бывшей чемпионке мира, у кото-рой имелись деньги – она его стала содержать. Женить-ба придала вдруг ему новой популярности – оказалось, что гламурные журналы и телеканалы очень любят сма-ковать подробности светской жизни знаменитых людей: кто и за кого вышел замуж, кто развелся, кто у кого лю-бовник – то ли сами журналисты в своей любознатель-ности и заточенности на всевозможные сплетни рыскали по Москве в поисках жареных фактов, то ли телеканалы так повышали свой рейтинг, полагая, что привлекут к себе зрителя, любящего посмаковать личную жизнь сво-их кумиров и заглянуть в «замочную скважину» спален известных людей? В его спальню телевизионщикам за-лезать не пришлось – он сам занялся своей  раскруткой: стал снимать, как они с женой занимаются сексом на видеокамеру и выставлять в интернет, где уже выстав-ляло свои пикантные фото немало начинающих «звезд», особенно безголосых певичек. Но если певички осмели-вались выложить туда лишь фото холеных голых попок, то Гена выкладывал снимки своего члена, а он был вну-шительных размеров… Потом он снимал, как рожает жена, как она мучительно кричит во время схваток, как у нее показывается между ног головка ребенка с ма-ленькими темными волосиками, обмазанная родовой жидкостью и кровью. И все это опять выкладывал в ин-тернет, где число просмотров его художеств быстро росло! Все ли посетители его страницы одобряли его? Отнюдь… Наоборот, большинство высказывалось одно-значно: «Ты что, идиот? Ты зачем позоришь жену и се-бя? Ведь ты же уже не глупый пацан». Напоминание про возраст, который приближался к пятидесяти годам, Гену злило – он  всегда старался молодиться и думал: «У ме-ня еще все впереди! И роли и слава!» Жена поначалу стеснялась такой публичности, ибо привыкла к славе другого рода – когда стоишь на пьедестале в огромном спортивном зале, где на тебя смотрят десятки тысяч зрителей (а сколько еще по телевизору!), звучит гимн России, и тебе на шею вешают очередную медаль! Но Гена ее постепенно своим напором убедил, что при от-сутствии прежней славы нужно привыкать к новой… И привел ей в пример американскую певицу со странным певческим псевдонимом «Леди Гага», которая на все-возможных церемониях появлялась в оригинальных нарядах, а однажды даже появилась в «платье», которое было сшито из тонких лоскутков сырого красного мяса! И все это ради того, чтобы о ней говорили, писали, что-бы ее пластинки раскупались огромными тиражами, и чтоб народ, желая увидеть очередную ее выходку, шел валом на ее концерты! Приводил жене в пример модно-го российского парикмахера, который, напялив позоло-ченную корону с разноцветными стекляшками вместо драгоценных камней, пиджак с блестками и ботинки с двадцатисантиметровыми каблуками, называл себя, от-топырив пухлые после пластических операций губы, «Звезда в шоке». Он напомнил жене и о неком якобы художнике–концептуалисте, который, недавно, в отли-чие о Гены, который когда–то хотел повеситься на Красной площади, лишь прибил, усевшись там голым, свои гениталии гвоздем к ее многовековой брусчатке – и сразу стал известен во всем мире. Чтоб и о Гене не за-были, он красил свои длинные волосы то в ярко красный цвет, то в зеленый, а брови и бороду в синий, а на всегда распахнутую грудь вешал на толстой серебряной це-почке, сделанный из слоновой кости череп размером с кулак – и каждый раз это был повод какому–нибудь журналисту, жадно рыскавшему в поисках очередной сенсации, сфоткать Гену в его новом образе и спросить: «Что бы это значило?» На что Гена загадочно отвечал, что он исповедует тайную религию, в которой необхо-димо постоянно меняться, чтоб проживать зараз не-сколько жизней, ибо в подобном ритуале меняется не только внешность, но и сущность! Это всех заинтриго-вывало!
Вскоре Гена выложил видео секса со свой знакомой, которая согласилась на это только при условии, что бу-дет находиться к нему спиной, когда  не видно лица. Тем не менее, по ее полной фигуре было ясно, что это не его худенькая изящная жена. Все это было исполне-нием заранее продуманного плана, в который Гена по-святил жену – ей предстояло сыграть тоже свою роль в скандале и подать на него на развод за измену. После этого журналисты телеканалов начали одолевать его и жену попытками взять у них интервью. Гена с Машей согласились и попросили за съемки телепередачи о сво-их якобы претензиях друг к другу полмиллиона рублей. Это, конечно, была наглость с Гениной стороны, ибо даже известные артисты, которые снялись в десятках фильмов, имели звание Народного артиста, государ-ственные ордена, были любимы зрителями, которым Гена и в подметки не годился, получали за приглашение  на  передачу тысяч сто в лучшем случае. Тем не менее, поколебавшись, на телеканале согласились, и тогда Гена озвучил жене очень важную ныне мысль:  «В нашей стране, оказывается, наступило время, когда, чтоб быть знаменитым и сытым, не обязательно что–то великое творить, нужно уметь вытворять…»      
                Ноябрь 2017 

ВЫНУДИЛИ
В теплый воскресный день шестилетняя дочка и же-на Саши ушли гулять на детскую площадку недалеко от подъезда, а он мастерил на балконе квартиры полки для банок и ласково поглядывал иногда вниз, на жену и дочь. Они, покачались на качелях, съехали на попе с железной горки, пошли играть в песочницу и махали Саше приветливо руками. Он сверху хорошо различал розовую футболку жены Кати и желтую курточку дочки Лизы среди десятка нарядных мам и детей, что присут-ствовали на детской площадке. У Саши было замеча-тельное настроение, какое бывает у мужчины, который чувствует себя хорошим семьянином, любим близкими и сам любит, ощущает себя защитником и кормильцем семьи – и от этого на душе спокойно, светло. Он был доволен, что работает в строительной конторе, где по-лучает неплохую зарплату, что позволила взять двух-комнатную квартиру в новостройке в ипотеку…
Умело постукивая молотком по гвоздям, Саша мур-лыкал веселую песенку – и вдруг снизу раздался лай со-баки и визг детей. Саша выглянул за бетонное огражде-ние балкона – и увидел, как на детей кинулся черный ротвейлер. Этот пес частенько гулял во дворе с моло-жавой модной хозяйкой, что жила в конце их длинного двенадцатиэтажного дома и приезжала во двор на се-ребристом «Лексусе». Дети на площадке кинулись врас-сыпную, увлекаемые испуганными мамами, а дочка Са-ши запнулась и упала плашмя. Хотя хозяйка и держала ротвейлера за длинный поводок, пес кинулся на Лизу и, вцепившись в спину, стал дергать девочку, словно тря-пичную куклу. Жена закричала в ужасе «Саша» и попы-талась ударить ротвейлера ногой, но тот вцепился в кофточку дочки мертвой хваткой и злобно рычал, мотая головой.
С молотком в руке и в домашних тапочках Саша ки-нулся из квартиры, в мгновение преодолел пролеты трех этажей и бросился на детскую площадку – до нее было метров двадцать. Когда он подбежал, перепрыгивая че-рез бордюры, моложавая дама уже оттаскивала ротвей-лера от дочки. И в холеном лице дамы, как Саша успел заметить, не было ни страха за содеянное, ни раскаяния в темных холодных глазах. Он ударил пса, красный зу-бастый рот которого был обмазан белыми ошметками слюней, стараясь попасть молотком между ушей, и с досадой видя, что ударил вскользь, не причинив псу вреда. Дама вдруг выхватила баллончик с газом из кар-мана ветровки и пшикнула Саше в лицо. Зажмурив глаза от резкой боли, он попытался вслепую ударить собаку, но уже не видел, ни где она, ни что происходит… Он только слышал,  как  жена и дочка плачут – причем, дочка аж задыхается от рева, и сам стонал от обиды и боли, прикрыв глаза ладонями.
Вскоре приехала «Скорая помощь», вызванная кем–то  из матерей. К тому времени дама с собакой поспеш-но ушла. Сашу, жену и дочку повезли в больницу, где ему промыли глаза каким–то раствором – и он стал ви-деть, но пока смутно, словно сквозь пыльное стекло. Еще будучи  в машине, он нервно спрашивал у жены: «Как дочка? Что с ней?», а жена стонала в ответ: «Пло-хо все, плохо…» Теперь Саша кинулся к ней, что сидела у кабинета операционной, то и дело озабоченно вскаки-вая со стула, и спросил: «Ну что?» Жена припала к нему на грудь: «Собака ей ушко оторвала и пальчик откусила. Сейчас пытаются пришить». «Как же дочка теперь будет играть на скрипочке?» – подумал Саша с ужасом.
Жена с дочкой остались в больнице, а Саша поехал на автобусе в отделение полиции и написал заявление о нападении собаки. Вскоре он с двумя моложавыми сле-дователями приехал на «Уазике» во двор дома, где по-лицейские стали опрашивать видевших нападение ма-маш. Женщины до сих пор были бледны, держали испу-ганных детей при себе, прижимая их, и оглядывались по сторонам, словно ожидая нового нападения собаки. Са-ша жестко спросил: «А в какой квартире живет эта су-ка?» – «Кажется, в двадцатой, – ответила одна, держав-шая за руку вихрастого сынишку. – Но только она сразу села в джип и уехала куда–то со своей псиной…» Саша пошел с полицейскими в подъезд, где жила владелица собаки. Те, опросив соседей по лестничной площадке, узнали, как ее звать и где она работает. Выяснилось, что работает она в мэрии и у нее есть бой-френд, чин из по-лиции… Глядя, как скисли полицейские, как потеряли интерес к расследованию, Саша сухо сказал: «Знайте, я это дело так не оставлю!»
Только через две недели дочку Саши выписали из больницы – привезя их на своей «Десятке–ладе» домой, он впервые осмелился пристально осмотреть Лизу. Уш-ко ей пришли (там хоть и остался шрам, но его можно было прикрыть волосами), а вот мизинчик не прижился, и на его месте торчал маленький обрубок без двух фа-ланг. У Саши выступили слезы, и он опять процедил: «Я этого так не оставлю!»
Когда он позвонил в полицию, чтоб узнать, как идет  расследование, то следователь вяло ответил, что пока собираются доказательства. «Какие вам нужны доказа-тельства?! – процедил Саша. – У дочки ухо собака ото-рвала и палец откусила! А  она скрипачкой хотела стать!»
В тот же день вечером в дверь квартиры позвонили – на пороге стоял строгий мужчина с портфелем, в длин-ном плаще, который словно прикрывал не только тело, но и сущность. Он суховато представился: «Адвокат Губин. Я по вашему делу». – «Я адвокатов не заказывал, – ответил Саша с прищуром. Чувствуя от него некую опасность, он инстинктивно расставил для устойчивости ноги. «Я адвокат женщины, на которую вы написали за-явление. Она мне поручила договориться с вами полю-бовно. Она предлагает вам двести тысяч рублей с усло-вием, что вы заберете заявление из полиции…» – сказал мужчина. Саша глянул на жену, которая стояла за его спиной со сжатыми плотно губами и холодным взгля-дом, и сказал: «Идите вы знаете куда…» – «Ну хорошо,  триста», – усмехнулся адвокат. «Да хоть миллион», – ответил сердито Саша. «Ваше дело, – адвокат пожал плечами. – Все равно у вас ничего не получится. Даже если выиграете процесс (что проблематично), ребенку уже ничем не поможете, а так хоть деньги были бы». Саша закрыл резко за адвокатом дверь и процедил: «Я убью ее суку…» Маленькая худенькая жена глянула с укором и страхом: «А вот этого не надо. Я не хочу, чтоб тебя посадили. На что мы без тебя жить будем, как ипо-теку выплачивать? Теперь если ей даже метеорит на го-лову свалится, тебя сразу обвинят. Пусть уж ни один волосок с ее головы не упадет». Саша в досаде сжал ку-лаки…
Так как суд постоянно откладывали, а в деле появи-лись свидетельские показания неких женщин, которые якобы с  балкона видели, как пострадавшая девочка бросила в глаза  собаке песок, после чего обиженная со-бака и кинулась, Саша позвонил на телепередачу перво-го канала, где часто разбирались житейские истории, в которых нарушались справедливость и закон. Вскоре состоялась съемка. Чтоб не травмировать, дочку на съемки не велели привозить (ее оставили дома с бабуш-кой), а Саша с женой уселись на кожаный диван в центре съемочной студии и рассказали, что случилось. У жены в глазах стояли слезы и дрожал голос,  когда она все произошедшее в то солнечное утро подробно вспоми-нала, а Саша, опустив голову, сжимал челюсти и тер виски. Зрители в студии и эксперты (известные люди, среди которых были въедливый адвокат, а также валь-яжный депутат Государственной думы со значком флага России на лацкане пиджака) смотрели на родителей со-чувственно, жалели. Поддерживал пострадавших и ве-дущий – приятный худощавый мужчина в очках, с ум-ными глазами и твердым жестковатым голосом, в кото-ром чувствовались непреклонность и воля. Он сказал, обращаясь к круглолицему лысоватому мужчине в се-ром костюме с галстуком (типичному российскому чи-новнику невысокого ранга): «Вот у нас в студии сидит чиновник, который отвечает за общественный порядок в вашем городке. Я хочу его спросить: доколе в городе у вас будут собаки нападать на людей?» – «Когда не бу-дет собак…» – ответил с  улыбкой тот, пытаясь своим радушием и шутками расположить к себе присутству-ющих. «Хороший ответ. Типичная отмазка… – хмыкнул язвительно ведущий. – А может быть, причина в том, что вы не исполняете законы, которые запрещают выгу-ливать собак без поводка и намордника в общественных местах? Я лично, когда иногда гуляю по парку, вижу, как огромные собаки бойцовских пород свободно бега-ют по газонам, словно волки по лесу. Причем, это видят и патрули полиции. Кто им запрещает подойти к хозяи-ну такой собаки и выписать солидный штраф? Чтоб в следующий раз неповадно было…» – «У полиции и дру-гих обязанностей много, за  всеми не углядишь». – «За всеми не надо – можно оштрафовать пару человек – и другим сразу будет наука». – «Люди в стране уже раз-дражены: говорят, итак много разного рода ограниче-ний, а тут мы еще…» – «А может, они раздражены тем, что власть не делает то, что положено. На вашу адми-нистрацию кто–нибудь подавал в суд за нападения бро-дячих или других собак?» Чиновник, затаившись, про-молчал. «Значит, нет! – воскликнул ведущий.  – Ну что ж? Тогда наша передача сегодня же это сделает от лица наших пострадавших! – он обратился к эксперту–адвокату: – Вы нам поможете?» – «С удовольствием!» – ответил тот. «Вот, – продолжил ведущий, – когда вы (лучше бы из своего кармана) заплатите огромный штраф, то обязательно почешетесь». Чиновник, чув-ствуя в студии себя неуютно, заерзал на стуле: «Слу-шайте, вина не только наша. Мы сами повязаны всяче-скими ограничениями: если раньше мы могли отстрели-вать бродячих собак, то сейчас это запрещено. Дескать, негуманно. Нам необходимо их отлавливать, увозить в приюты. А кто будет отлавливать? Вы попробуйте пой-мать собаку?! Она убежит или укусит! Да и на приюты для собак денег в бюджете нет». – «Да, – многозначи-тельно произнес ведущий, глядя на депутата Госдумы. – Законы, конечно, у нас странные. Вы, я слышал, собира-етесь еще  более  ужесточить законодательство о же-стоком отношении к животным? Якобы за убийство со-баки или кошки собираетесь садить на срок от трех до пяти лет? У нас, по–моему, иногда за убийство человека меньше дают». Депутат покраснел мясистой физионо-мией и сказал: «Общественность требует». – «А обще-ственность, которая хочет спокойно гулять по городу и которая не имеет собак, она прав не имеет? Да будь я на месте вот этого человека, у которого изуродовали на детской площадке дочь, сразу бы застрелил напавшего пса! Даже если б тот только приблизился к детской площадке, где играют дети, я бы ему башку простре-лил!» – жестко ответил ведущий звенящим, словно ме-талл, голосом, и добавил: «И теперь что, ветлечебницы, которые усыпляют кошек и собак, будут вне закона? Те-перь каждого «усыпителя» можно будет посадить на три года за убийство животного? А хозяин кошки или соба-ки, которому она по каким–то причинам стала не нужна, или у  него нечем ее кормить, уже не имеет право от нее избавиться?» – «Пусть сдаст в приют – оттуда ее кто–нибудь заберет», – пробормотал депутат. «А кому она нужна, уже больная и старая? Может, по такому случаю надо консилиум врачей–ветеринаров собирать, чтоб решать, можно ее усыплять или нет?» – «Ну не надо уж утрировать…»  – пробормотал депутат. «А может, не надо принимать странные законы? – парировал ведущий и добавил: – Я ничего не имею против собак – это вер-ные и полезные животные на охоте, для охраны стада, но в городе они могут превратиться в убийц».
Заканчивая передачу, ведущий сказал: «Думаю, этот разговор у нас еще не закончен… – он глянул на чинов-ника из мэрии. – А  в суд  мы  на  вас точно  подадим».
***
Когда Саша ехал на машине с женой  из московской телестудии, то увидел на дороге грузовик. В кузове сто-яли впритык с десяток коров, черно–пегих, худых и жалких. Они, расставив широко ноги, покачиваясь, жа-лись в тесноте друг к дружке и смотрели обреченно по сторонам и на машины большими темными глазами, в которых застыли глубокая боль и тоска. Знали ли они, куда их везут? Догадывались ли, какая их ждет участь? Саше показалось, что знали и чувствовали своим при-родным чутьем, что везут их на смерть… Когда–то его знакомая, которая работала на мясокомбинате, расска-зала, как лично перерезала им горло большим ножом – коровы в конвейере двигались мимо нее, их перед этим ударял небольшой заряд тока, чтоб затуманить созна-ние, а она шоркала острейшим ножом им по артериям и венам – кровь хлестала на бетонный пол и стекала в от-верстия. Саша тогда с ужасом и страхом смотрел на нее, вполне милую и веселую женщину, и ему хотелось держаться подальше, словно и его может полоснуть по горлу. Хотя он и понимал, что кто–то должен делать эту зверскую работу, если уж мир так устроен, если люди любят покушать и котлеты, и печень, и колбасу…
Несколько минут Саша ехал сзади грузовика, не об-гоняя, словно загипнотизированный печальным зрели-щем. Он и ранее иногда видел такие грузовики, но они не вызывали подобных мыслей. Сейчас же казалось, что они с женой некое продолжение того кузова, невольники странного государственного порядка, а точнее, беспо-рядка, где некоторым наглым людям можно унижать и уничтожать других, бессловесных. 
Через день после выхода телепередачи Саше позво-нил ее ведущий и с удивлением и даже каким–то ужасом сказал: «Вы не представляете, какой отклик вызвала эта передача! Мне звонят сотни людей со всей страны, по-страдавшие от собак. Вы еще относительно легко отде-лались, а других детей собаки до смерти загрызали. Рас-сказывают леденящие кровь истории! Но еще больше звонков от любителей собак, они обещают меня застре-лить, уничтожить, стереть в порошок и пустить на корм своим собакам. Звонят на телеканал и требуют от руко-водства срочно уволить меня. Так что скоро будет новая передача про собак и пострадавших людей, мы вас бу-дем защищать всеми своими силами». – «Спасибо, – от-ветил Саша. – Только не забудьте сказать всем собачни-кам, что у них какая–то избирательная любовь к живот-ным. Свиней, кроликов, лошадей и коров жестоко уби-вать можно, а собак или кошек нет! Так вот пусть они будут последовательны и все поголовно перейдут в ве-гетарианство! Кстати, пусть своих собак тоже переста-нут мясом кормить. Любить животных – так уж всех!» – «Это хорошая мысль, – сказал телеведущий. – Мы ее как–то в прошлый раз забыли озвучить в пылу разгово-ра».
Сунув мобильник в карман, Саша подошел к дочке, которая держала маленькую скрипочку, не зная, как те-перь на ней играть. Она в силу возраста, когда все пло-хое быстро забывается, еще не понимала, какие у нее будут проблемы без пальчика. Вспомнив, с каким уми-лением смотрел ранее, как ловко нажимала струны на грифе, чтоб извлечь мелодичные звуки, он обнял ее и поцеловал в багровый обрубок на ладони. Потом выта-щил из холодильника кусок колбасы, разрезал ее и, насыпав в щель порошок крысиного яда, собрался на улицу, чтоб выбросить в ближайшем скверике... Может быть, после этого одной псиной будет меньше, да и дру-гим будет наука?
***
Тем временем молодая женщина из двадцатой квар-тиры, слыша через приоткрытую балконную дверь весе-лые крики играющих на улице детей, с досадой проце-дила: «Да чтоб они все сдохли…» Ей, к своим тридцати пяти не имеющей ни мужа (лишь женатого полицейско-го майора в любовниках), ни детей, ненавистны были ни их радостный вид, ни их родители. Услышав ее злой возглас, ротвейлер насторожил короткие уши, энергич-но приподнял с коврика мускулистое лоснящееся тело и угрожающе прорычал с готовностью их всех переку-сать…

ЗЛОБА
Бурков Александр Иванович сидел в комнате около телевизора и смотрел передачу о российских богатеях – рассказывали про их шикарную заграничную жизнь, по-казывали их огромные дома в Лондоне и Париже, кото-рые когда–то принадлежали аристократам–графам, вил-лы на европейских курортах на берегу Средиземного моря среди пальм. И удивлялся тому, что фильм этот показали – ведь российские олигархи не любят, когда ограбленные ими через мерзкую приватизацию люди в России узнают об их  роскошной жизни... Понимают, что их за это ненавидят! А тут, видимо, какие–то ушлые журналисты с Запада сняли фильм, чтоб показать запад-ному обывателю, какие люди приехали жить к ним в Ев-ропу из России и как кичатся своим богатством, а рос-сийский телеканал фильм показал. Он, может быть, и не показал бы, если б богатеи заплатили телеканалу за от-каз от трансляции, но те, видимо, пожадничали: дескать, показывайте, мы уже ничего не боимся, мы уже перевез-ли деньги и свои семьи в уютную Европу – и нам пле-вать на то, что думают россияне о нас! Наверное, они не догадывались до конца, что думал о них простой чело-век Бурков, мастер на буровой установке, нефтяник из сибирского Уренгоя, крепкий пятидесятилетний мужик с мускулистыми руками и обветренным на жаре и морозе лицом?.. А он ерзал на кресле, тяжко и глубоко вздыхал, сжимал кулаки и челюсти, ему хотелось  плевать в экран, в холеные рожи ворюг, которым власти (конечно, за определенную мзду) дали разграбить страну, хоте-лось выкинуть телевизор с балкона, чтоб он разбился о мерзлый асфальт. Но Бурков понимал, что эти нувори-ши сидят не в телевизоре, а на своих морских яхтах, и, увы, не сомнутся об асфальт, а будут по–прежнему по-пивать виски и коньячок на палубе с юными загорелыми любовницами, а он с утра поедет с товарищами в хо-лодном автобусе на буровую и будет добывать нефть, чтоб потом на полученные от ее продажи деньги эти ну-вориши продолжали свою роскошную жизнь…
Особенно Буркова поразила яхта одного олигарха – она была, как восторженно говорил пробравшийся на нее западный журналист, более двухсот метров длиной и в несколько этажей высотой. Снятая видеокамерой с берега, стоявшая в уютной лазурной бухте,  она выгля-дела как белоснежный дом – на ней имелась вертолет-ная площадка, маленькая подводная лодка – все было предусмотрено, чтоб оберегать жизнь ее владельца: ес-ли вдруг будет страшный шторм или пробоина, то вла-делец со своими домочадцами сядет в подводную лодку и благополучно уплывет от гибели, а если вдруг слу-чится приступ болезни, то он привезет к себе на верто-лете бригаду врачей… А какие были на этой яхте инте-рьеры! Стены обиты бежевой кожей и панелями из цен-ных пород дерева (карельской березы, мореного дуба), а полы выложены узорами из паркета – совсем так как в залах Зимнего дворца, где жили цари. Все ручки на две-рях, все краны в раковинах были позолоченными… Жить в таких интерьерах на яхте стоимостью более трехсот миллионов долларов весьма приятно.
Завидовал ли Бурков этой роскоши? Нет! Он считал все это излишним, ибо это приводит к изнеженности, к чванливости. Он бы мог подобный образ жизни про-стить гениальному ученому–физику, который изобрел для всего человечества новый вид энергии, что приведет к облегчению жизни всех людей на земле, даст возмож-ность не загаживать природу дымами от сжигания угля и нефти. Простил бы ученому, который изобрел универ-сальное лекарство от рака, что даст людям счастливо доживать до преклонных  лет, а не умирать молодыми в муках от неизлечимой пока болезни. Пусть такой гений на старости лет заслуженно отдохнет, если будет такое желание, в неге на такой яхте, погреет свои косточки на тропическом солнце, полюбуется морскими закатами… Но простить эту роскошь человеку, который ничего по-лезного не сделал для людей, нагло присвоив их труд, благодаря своей подлости, хитрости и продажности российских чиновников, давших ему прихватить по-строенные поколениями советских людей нефтепро-мыслы, на которых и Бурков работает, он не мог.
Услышав стук открывшейся входной двери и голос сына, который несколько дней назад вернулся из армии, Бурков крикнул: «Иди–ка к телевизору…» Коренастый, жилистый, решительный, спортивный, способный по-стоять за  себя сын уставился в экран. «Что ты думаешь по этому поводу?» – спросил Бурков заинтересованно, ибо знал, что молодежь имела свой взгляд на нынешние капиталистические отношения – ей, выросшей при капи-тализме, казалось, что так было всегда, что это норма. Бурков поглядывал на сына, стараясь понять по выраже-нию лица ход его мыслей. Но лицо сына было бес-страстным, а хотелось, чтоб он гневно прищурился, сжал увесистые кулаки, как обычно делал, если его что–то раздражало.
Сын посмотрел немного (еще продолжали показы-вать про огромную яхту олигарха) и буркнул известную фразу, морально оправдывающую жуликов: «Красиво жить не запретишь». – «Почему не запретишь? Если жи-вет на ворованное – значит, надо запретить», – фыркнул Бурков. «А что я  могу сделать против него? Он далеко, за границей, да и под защитой своих охранников». – «Что? Что? – сказал недовольно и азартно Бурков. – Да хотя  бы яхту его  потопить. Можно вместе с ним и его домочадцами!» Сын недоверчиво усмехнулся. «А чего!? – продолжил Бурков. – Ты же речной техникум закон-чил, прослужил три года в  Морфлоте на подводной лодке». – «Торпеду, что ли, выпустить?! – сын снова ухмыльнулся. – Так это же международный скандал! Тем более, я уже не служу». – «А ты заграницу жить ез-жай, устройся к нему работать на яхту! Тебя возьмут с твоим–то опытом в морском деле. Ну и подстроишь ди-версию, но чтоб никто не догадался, что это ты сделал!» – «Ну, ты отец, и даешь…» – растерялся сын и пожал плечами.
Сообразив, что сказал лишнее, Бурков перевел раз-говор: «Вот вы с Наташкой зачем не поженились, семью не создали и детей не родили? Да потому что жить вам негде! Квартиру снимать не хотите, да и дорого. У нас с матерью тоже квартирка маленькая, да и сестренка твоя малолетняя с нами живет». – «Есть такая проблема…» – суховато и с досадой кивнул сын, у которого отношения с девушкой, что ждала его из армии, именно по этой причине становились все хуже – они часто ссорились и уже собирались расстаться, так как модная симпатичная Наташка, как и многие современные девушки, нацелен-ная на богатую жизнь, искала более выгодного жениха. «А вот у этого олигарха с яхтой, – продолжил Бурков, – несколько огромных домов и квартир по всему миру – и проблем с жильем у его сыновей нет! Ты будешь пол-жизни горбатиться на жилье, а они уже вселятся в гото-венькое, купленное за наши деньги!» – «Такова жизнь, – хмыкнул с улыбкой сын. – Что ж ты олигархом не стал и меня не обеспечил?» – «Тут не до шуток, – ответил  Бурков. – Надо по–государственному на эту проблему смотреть. Вот у этого олигарха уже восемь детей от трех жен, он себе потомство обеспечил, а вот ты ро-дишь одного – и все, потому что знаешь, что больше не прокормить! Другой так же подумает – и тоже родит одного. Так и вымрет российский народ, итак уже коли-чество русских сократилось сильно за годы капитализ-ма. А все почему? Налоги этот олигарх государству толком не платит! Всего двенадцать процентов! А на западе он бы пятьдесят или даже семьдесят процентов с дохода платил, тем более что деньги получает за обще-народное богатство!» – «И что, мне экспроприацию провести в год столетия Октябрьской революции?» – опять усмехнулся сын. «Это должна бы власть сделать, но она, видимо, в доле или боится чего–то… – сухо ска-зал Бурков. – Наш президент постоянно говорит, что, мол, иначе олигархи свои доходы будут прятать. Ну так на то и государство создано, чтоб уметь налоги соби-рать! А пока денежки, которые должны в стране оста-ваться, идут на Запад – тот же олигарх, к примеру, на вывезенное из страны самый дорогой футбольный клуб в Англии купил!» 
Сын махнул рукой и пошел в свою комнатушку, где сел играть за компьютер… Бурков посмотрел с досадой ему вслед и подумал, что, конечно же, его предложение совершить преступление – несерьезно! Разве он может толкнуть единственного сына на подобную авантюру, где тот может погибнуть!? На преступление, где погиб-нут, может быть, десятки невинных людей – матросов, горничных, поваров: на яхте ведь сотня человек обслу-живающего персонала. А вот заложить в сына мысли о более справедливой жизни –  необходимо.
***
На следующий день рано утром Бурков в компании смурных, не выспавшихся мужиков (кое от кого попахи-вало перегаром) покачивался на ухабистой зимней до-роге в автобусе, что вез его бригаду на вахту. За заинде-вевшими  окошками было еще темно, в лобовое стекло билась, освещаемая фарами, поземка. Многие из мужи-ков с удовольствием остались бы дома, в тепле, но, увы, надо зарабатывать на жизнь себе и детям… Представив, как на буровой среди тундры разогнавшийся по просто-ру ветер будет студить их лица и руки и поддувать под одежду, Бурков подумал, что в это время олигарх будет полеживать на палубе яхты с любовницей под жарким солнцем и потягивать коктейль, и тихо выматерился. Ему представилось, как торпеда (выпущенная случайно с чьей–либо подводной лодки), пробивает корпус яхты, и в эту дыру так быстро устремляется вода, что яхта кренится, а вертолет с площадки, кувыркаясь, свалива-ется в океан! Все, пути отрезаны! И миллиардер идет на дно, в глубины на корм рыбам, пуская пузыри – и ника-кие деньги его не спасут, никакие  охранники!
Эта жестокая мечта ненадолго подняла Буркову настроение, согрела душу в морозное и мрачное утро.
Вот фары выхватили лучом на обочине дороги нефтепровод, длинную толстую трубу, которая начина-лась рядом с месторождением, всасывая «черную кровь» земли со скважин и тянулась через тысячи кило-метров, через поля и перелески, через реки и тундру в Европу, чтоб безбедно жили олигарх и его детки! Она будет двигать миллионы баррелей тягучей маслянистой массы день и ночь, летом и зимой, годы, а, может быть, и десятилетия, пока российская земля не истощится, и именно Бурков должен обеспечивать ее наполненность, несмотря на то, что очень не хочет это делать.
Буркову захотелось раздобыть взрывчатки и так долбануть, чтоб толстая сталь трубы лопнула и разва-лилась… Он, прикрыв глаза, начал азартно фантазиро-вать, где найдет взрывчатку, в каком месте положит под трубу! Как она эффектно и красиво взорвется, озарив местность огромным факелом от горящей нефти. В этот момент появился смысл своего нынешнего существова-ния, пусть и ненадолго. Уже через пару минут, он, как трезвомыслящий человек, осознал, что трубу через сут-ки максимум залатают, что рабочие его будут прокли-нать (или в лучшем случае не поймут, обзовут дура-ком), потому как за прокаченную в Европу нефть они получают зарплату, кормят свои семьи, а он покусился на их доход, да и на существование стариков–пенсионеров, бюджетников (врачей и учителей…) – ведь они тоже живут на деньги, что государство получает в виде налогов за проданную на Запад нефть…
«Вы смотрели вчера фильм документальный про олигарха, который нашим месторождением владеет?» – спросил Бурков товарищей. «Сука», – сказал один, а второй добавил: «Паскуда…». «Гнида!» – сказал третий. Бурков не стал высказываться, испугавшись, что, воз-можно, кто–то из бригады донесет о его мнении руко-водству, которое холуйски служит олигарху, – они сни-мут его с должности и зарплату уменьшат… И пожало-ваться некому будет! 
Помрачнев и тяжко вздохнув, Бурков настроился на работу, хотя в голове еще билась, словно пойманная птица в тесной клетке, мысль: «Но что–то же надо де-лать? И кто–то виноват во всем этом безобразии?»               

ВЕСЕЛО ЖИТЬ
Перед пресс–конференцией Путина Ксюша дала сво-ему другу, журналисту Роману (человеку дотошному и нагловатому, как и многие либеральные писаки), задать Президенту вопрос насчет ее. На конференции было много журналистов со всего мира, которые хотели за-дать свои вопросы, они толпились около Путина, тянули руки с микрофонами, однако Роман так нажимал на кол-лег плечом и так высоко подпрыгивал, что сумел вкли-ниться в ход конференции и сказал: «А может ли Ксения Собчак выдвинуться в президенты России, выборы ко-торого пройдут весной?»
Ксюша смотрела дома по интернету прямую транс-ляцию конференции и с ехидной улыбочкой ждала, что ответит Путин – если откажется отвечать или отшутит-ся, то предстанет диктатором, узурпирующим власть и не пускающим в нее оппозиционных лидеров. Но Путин, показывая, какой он лояльный демократ, тихим спокой-ным голоском ответил: «Почему нет? Если она предло-жит привлекательную политическую программу, кото-рую поддержит народ…». «ЕС!» – воскликнула Ксюша и подняла победительно руку со сжатым кулачком.
До этого она лишь изредка подумывала стать канди-датом в президенты, теперь же окончательно пришла к этой мысли. У нее еще не было политической програм-мы, но она считала, что ее помогут написать эксперты и политики, что противопоставляют себя неугодному для них Путину. Они, как Ксюша верила, уж постараются, чтоб она заинтересовала программой народ… Понимала она и то, что нужны деньги, и деньги немалые, на изби-рательную компанию, но полагала, что олигархи не по-скупятся выделить ей достаточное количество – ведь им уже надоел Путин, который из–за Украины и Крыма по-ссорился с западными странами и тем лишил их прибы-лей и западных дешевых кредитов, который призывает вывести ворованные у страны деньги из офшоров, где они прячут их от налогов…
Прикинув все «за» и «против», Ксюша через недель-ку написала в изберком заявление и объявила об этом во всех социальных сетях интернета. Она, конечно, ожида-ла, что будет большой отклик, но не настолько – сотни людей написали ей. Увы, большинство комментариев были убийственно–оскорбительными. «Ты, старая ко-шелка с лошадиной физиономией, куда полезла…»; «Иди командуй скотным двором!»; «Валяй в Израиль!» – это были еще не самые оскорбительные фразы, кото-рые Ксюша читала, заглянув в интернет. На все язви-тельные замечания она кривила насмешливо физионо-мию, обнажая свои крупные зубы, так как давно уже привыкла к оскорблениям. Так что те, кто попытался оскорбить, жестоко просчитались – она всех, как почти весь российский народ, считала за быдло, за генетиче-ское отребье. Кто они? И кто она? Они нищие лохи, ни-кому не известные людишки, а она – дочка бывшего знаменитого мэра Петербурга, дочка конгрессмена Нарусовой, знакома лично с Путиным, сидела у него в детстве на коленях, известная телеведущая и редактор гламурного глянцевого журнала, она ведущая корпора-тивов для богатых организаций, которые платят ей за вечер, за болтовню–развлекаловку и скабрезные анекдо-ты, десять–пятнадцать тысяч долларов! Столько, сколь-ко иные ее критики из народа и за годы не заработают! Так что критиканы для нее в помойке, как мелкие тара-каны, на которых смотрит свысока и плюет.
Впрочем, были и сообщения от поклонников и дру-зей, которые писали: «Ксюша, своим выдвижением в президенты ты делаешь их легитимными. И это в то время, когда нашего лидера Навального, который столь-ко страдал за правое дело, по подлому приговору суда отстранили от выборов. Это некрасиво!» На что Ксюша вскоре сделала заявление в интернете: «Если Навально-го допустят к выборам, то я сниму свою кандидатуру!»
Вечером Ксюша с мамой сидели у нее в огромной квартире в кожаных креслах и обсуждали ее выдвижение в кандидаты. «Как ты думаешь, я не слишком напугала Путина выдвижением? – спросила Ксюша. – Что говорят по этому поводу твои коллеги сенаторы?» Попивая красное вино из большого хрустального стакана, мать, откинув горделиво голову, криво усмехнулась: «Ты все правильно сделала – кто не рискует, тот не пьет шам-панское… Твой отец тоже был азартным и смелым – по-этому много добился. И если бы не быстрая смерть, сам стал бы президентом. Так что идешь по его стопам. А  на мнение моих коллег мне наплевать – они все боятся кремлевскую власть». – «А есть ли у меня шанс?» – спросила Ксюша. «На этих выборах вряд ли, но надо думать о будущем. Ты еще молодая, уйдет Путин на покой, изменится политика страны, нужны будут новые лидеры,  поддерживаемые Западом – а у тебя уже будет имя серьезного политика, команда помощников, своя программа, опыт проведения дебатов и встреч с людь-ми…» – ответила мать скрипучим, не признающим воз-ражений, голосом. «Я тоже так думаю: попытка не пыт-ка! По крайней мере, теперь мне, как кандидату в прези-денты, будут за корпоративы платить дороже…» –  усмехнулась  Ксюша.
***
Услышав по телевизору ответ Путина на вопрос о возможности выдвижения Собчак в президенты России, журналист Володин, проработавший публицистом в се-рьезном аналитическом журнале уже двадцать лет, с досадой матюгнулся. Он считался человеком интелли-гентным и спокойным и выглядел таковым, но у него сейчас сердито и грубо вырвалось: «Ты дурак, что ли?» Конечно, он понимал, что Путину важно было пред-стать пред западными журналистами демократом, кото-рый признает конституционное право любого граждани-на старше тридцати пяти лет стать Президентом – то есть не держится за власть всеми силами, давя конку-рентов и сажая их в тюрьму, как это пытаются предста-вить на Западе, желая протолкнуть на место руководи-теля России своего прислужника, бывшего премьер–министра – импозантного Касьянова, или лидера партия «Яблоко» – хвастливого Явлинского, который критикует Путина и за присоединение Крыма, и за гонку вооруже-ний. Но ляпнуть такую глупость – это верх недально-видности! Этой фразой Путин принизил должность пре-зидента до уровня главы сельсовета… Принизил свою работу на этом посту, хотя ранее говорил, что он «вка-лывал как раб на галерах!» и тем намекал, что на такой нервный труд и самопожертвование во имя России (огромной страны со многими экономическими и соци-альными проблемами, окруженной врагами) способен не каждый. А теперь получается, что быть готовым к этой сакральной должности всей жизнью, полученным обра-зованием, опытом, умением чувствовать боли народа, вовсе не обязательно, что якобы достаточно написать какую–то привлекательную предвыборную программу…
Володин крикнул жену, что вышла распаренная, за-вернутая в махровое полотенце, из ванной, и сказал с обидой: «Сейчас Путин только что заявил, что даже Ксения Собчак  может стать президентом, для этого ей нужна лишь приемлемая политическая программа!» – «Эту светскую львицу и в президенты?» – воскликнула удивленно жена. «Нет, президентом она, конечно, не будет, ибо народ наш еще с ума не сошел, а либералов, которые за нее проголосуют маловато, но каков его от-вет!!» – «А что он должен был сказать? Что запрещает ей?» – «Что? – хмыкнул Володин. – А то, что для долж-ности президента нужна не программа, которую любому средненькому публицисту написать труда не стоит за два часа, а любовь к родине, авторитет среди населения, жизненный и руководящий опыт в государственных ор-ганах, а не просто желание ради пиара громко заявить о себе». – «Да ладно, не переживай», – сказала ласково жена, мало интересующаяся политикой. «Обидно, что Ксюша за время президентской компании наговорит га-достей про нашу страну, станет рупором оппозиции, которая получит через нее трибуну для своих мерзких заявлений и еще больше дезорганизует общество…» – подытожил  Володин.
***
В комнате с красными, плотно задвинутыми штора-ми, где стоял стойкий запахов дешевых духов, на мяг-ком диване сидели вечером две молодые московские проститутки, в лифчиках и черных длинных чулках, и ждали, когда крупная сиплая сутенерша Люда позовет в соседнюю комнату обслужить очередного клиента.  А пока смотрели телевизор. Там дикторша объявила в но-востях, что Ксения Собчак выдвинулась кандидатом в президенты. Пухленькая и светленькая Нина, с коротки-ми пепельными волосами, покуривая длинную коричне-вую сигарету, воскликнула: «Слушай, а может, и мне в президенты податься? Чем эта светская б… лучше ме-ня? Да, она проработала на телепередаче «Дом 2» суте-нершей, спаривая девиц с самцами у всех на виду, но я покрасивее ее буду на президентской должности смот-реться, да и заодно свое правительство обслужу за уме-ренную плату, а? Пополню так государственную казну! Ах, ты министр, наворовал? Тогда поделись парой мил-лионов долларов, чтоб я тебя приняла на высшем уровне! А Ксюше это не под силу, да и не встанет… на нее ни у кого!» Брюнетка Зоя с ярко накрашенными гу-бами, закинув ногу на ногу, покрытую на ляжке синяка-ми от бурных ласк предыдущего клиента, засмеялась: «Это ты верно сказала. Я про нее как раз анекдот вспомнила. Идут, значит, по полю Дюймовочка, Ирина Хакамада, и Баба Яга. Дюймовочка хвалится: «Я самая маленькая в мире!» Хакамада важно заявляет: «А я са-мая умная!» Баба Яга гордо говорит: «А я самая страш-ная. Видят, стоит избушка, а на ней написано: «Избушка правды!» Зашла Дюймовочка, выходит грустная: «Мне сказали, что мальчик с пальчик меньше меня». Выходит Хакамада с поникшей головой: «Мне сказали, что Васи-лиса премудрая умнее!» Наконец, выходит Баба Яга, обиженная, и с досадой спрашивает: «А кто такая Ксю-ша Собчак?»  Посмеявшись, блондинка заметила: «А на должность премьер–министра я нашу «мамочку», тетю Любу, возьму! Она из олигархов быстро деньги вытря-сет, как вытрясает из клиентов! А то трахают Россию забесплатно!

ДОНОР
После окончания медицинского института Дима ра-ботал в гинекологическом отделении известной в Москве больницы и поражался тому, сколько женщин хотят иметь детей, но не могут по разным причинам. Среди них было немало успешных, красивых и знамени-тых…
Как–то к нему на прием пришла молодая модная женщина с огромным обаянием – он ее сразу узнал, но долго не мог поверить своим глазам. Это была извест-ная актриса, в которую был давно и тайно влюблен, ча-сто видя ее в кинофильмах. Имея огромные темные гла-за, роскошные густые волосы и прекрасную стройную фигуру, она играла в фильмах роковых светских жен-щин. Сидя перед телевизором, Дима почти впивался в экран, чтоб разглядеть все прелести этой актрисы, и, ка-залось, что даже чувствует запах пота ее молодого сильного тела! Как ему хотелось тогда дотронуться, словно робкому мальчишке–пажу до королевы, до ее шелковистых вьющихся волос, точеной талии! Как он ревновал ее к партнерам–любовникам, что запросто (нагло и бесцеремонно) целовали и обнимали ее в фильме… Аж руки дрожали от желания ударить их, а сердце стонало и ныло от недоступности этой актрисы.
И  вот теперь она, несколько растерянная и доверчи-вая, села перед Димой в гинекологическое кресло и рас-кинула в стороны роскошные смуглые ноги! Он покрас-нел от невероятного смущения, хотя видел женщин в этой бесстыжей позе уже сотни раз. У него затряслись руки, пересохло в горле, а на лбу выступил пот. Ему следовало раздвинуть специальным инструментом ее половые губы и проверить, нет ли эрозии на шее матки, проверить проходимость маточных труб, но он никак не мог приступить к процедуре, боясь сделать женщине больно, боясь прикоснуться холодным жестким метал-лом к нежному пурпурному цветку в промежности, словно его влажные лепестки сразу помнутся… Хоро-шо, что на нем была надвинутая по самые брови меди-цинская шапочка и повязка на лице – это скрывало его смущение, и ему казалось, что он словно в некую щель, невидимый женщиной, глядит на нее…
После нескольких процедур Дима выяснил, что у нее серьезное заболевание женских органов и сама она ро-дить  не может – необходимо делать экстрополярное оплодотворение: когда спермой донора оплодотворяют в пробирке женскую яйцеклетку и потом вставляют в матку. Диме захотелось взять свою сперму и оплодо-творить яйцеклетку этой невероятно красивой женщины, но он испугался, да и у нее имелся богатый любовник, почти олигарх, который оплачивал эту не дешевую про-цедуру и стал донором…
Когда любовник, человек с холодными жесткими глазами, выдававшими в нем бывшего бандита, который не остановится даже перед убийством, приехал в боль-ницу на Мерседесе с тремя дюжими охранниками, то Дима окончательно забыл об своей сверхнаглой мысли. Впрочем, к тому времени он еще не был специалистом высокого класса, чтоб ему доверили делать подобную процедуру.
Через пять лет Дима, побывав на стажировках, прой-дя специальные курсы, уже мог делать все в гинеколо-гии – даже вырезать доброкачественные опухоли–миомы в матке, но все–таки больше специализировался на искусственном оплодотворении – там имелись серь-езные премии за положительный результат.
К тому времени он женился на молоденькой милой медсестре, что работала в их отделении, и имел ребенка – сына Пашку. Когда он поглядывал на своего розово-щекого резвого малыша, тискал его, подкидывал, играя, то осознавал, что хочет иметь таких как можно больше. Штук десять, двадцать, а лучше  пятьдесят. Чтоб они бегали по земле, росли, мужали, вершили большие дела, становились  великими людьми и разносили его гены! «Давай еще  штук пять таких родим!» – сказал Дима как–то жене, а она замахала руками: «Да ты что! Я с од-ним–то еле справляюсь! Если уж еще родим, то девоч-ку, чтоб мне помощницей  была – и хватит. Мы с тобой не миллиардеры, чтоб содержать целую ораву!» И тогда Дима с грустью подумал, что действительно жаль, что он не богатей и не падишах, который мог бы содержать гарем из красавиц, а они бы ему рожали, как рожали ца-рю Соломону, если судить по Библии, семьсот налож-ниц… Казалось, что он вполне достоин, чтоб пополнять генофонд родины – не курит, не пьет (пиво только ино-гда), достаточно высок, не имеет никаких хронических заболеваний и с виду вроде симпатичный. То есть, чем рожать от какого–либо ублюдочного алкоголика, пусть женщины  рожают от него.
Вскоре Дима решился… Как раз на прием в гинеко-логию пришла миленькая женщина – бывшая спортс-менка по художественной гимнастике, чемпионка Евро-пы, невысокая, но очень ладненькая, у которой не было ни мужа, ни детей. Она попросила посмотреть банк спермы – в нем имелось немало доноров, которые за небольшие деньги сдали свою сперму, и она теперь хра-нилась в специальном холодильнике в пробирках. К каждой пробирке была дана в компьютере информация – сколько лет мужчине–донору, какое у него здоровье, рост его и вес. Прилагались фотографии в профиль и анфас, а также во весь рост, чтоб женщина могла вы-брать понравившегося мужчину, который передаст нуж-ные ребенку цвет глаз, волос, телосложение. Дима пока-зал ей банк – и она, внимательно  изучив информацию, выбрала донора – высокого светловолосого мужчину с голубыми глазами. Диме показалось, что он с ним бли-зок по типажу. В этот момент ему захотелось предло-жить женщине свою сперму и сказать: «Я не хуже его!» Одно остановило – ведь тогда женщина может потребо-вать с него алименты! Это ведь личные данные (место проживания, имя и фамилия) доноров из холодильника засекречены, а Дима вот он – конкретный человек, па-паша!
Взяв перед операцией пробирку со спермой донора, Дима быстро и незаметно подменил ее пробиркой со своей, заранее заготовленной спермой, и пришел с нею в операционную, где женщина уже лежала на гинекологи-ческом  кресле, раздвинув ноги, и ждала, когда он ей специальным шприцом введет в матку семенную жид-кость… Он это  сделал с таким удовольствием и востор-гом, будто любимой женщине через реальный половой акт. Да, пусть в реальности она и не была его любимой, но, зная ее хорошие анализы, Дима видел в ней по всем физическим параметрам и душевным качествам вполне годную мать для своего ребенка! Она была симпатич-ная, спокойная, ласковая. Диме, как и любому хорошему отцу, хотелось, чтоб его ребенок родился здоровым, а потом рос в заботливой обстановке, а не в семье стервы или алкоголички. Он словно передавал своего ребенка в заботливые добрые руки!
Когда женщина забеременела, он стал следить за развитием этой беременности и советами помогал со-хранить ее. А когда она родила здорового пацана, то погордился, будто родила жена. Диме хотелось похва-литься своим друзьям и родителям, что снова стал от-цом, что его род на земле продолжился, но он побоялся – вдруг это донесется до его жены?! Неизвестно, как она себя поведет? Не обвинит ли его в своеобразной из-мене? У женщин ведь странная – эгоистичная – логика! Дескать, вдруг захочешь поменять законную супругу на ту, которая тоже родила? Вдруг она будет иметь на тебя и твое имущество права, как мать твоего ребенка? Вдруг ты будешь обделять нашего сына, чтоб поддержать сво-его незаконного?.. Ссориться Диме с женой не хотелось, ибо она его во всем устраивала – была хорошая жена и умелая хозяйка…
Чтоб знать, как растет незаконнорожденный сын, Дима иногда позванивал по–дружески осемененной женщине, предлагал обращаться к нему без всякого смущения, если возникнут какие–то проблемы по жен-ской части или в здоровье ребенка. Она эти звонки и доброжелательный тон воспринимала как заботу поря-дочного врача и искренне благодарила!
***
Так за двадцать лет работы в больнице Дима инког-нито оплодотворил свой спермой более тридцати жен-щин… Вскоре он настолько уверился в своей безнака-занности, что оплодотворил понравившуюся ему жен-щину, хотя та принесла сперму мужа. Казалось, и на этот раз все прошло без каких–либо подозрений – по крайней мере, в течение нескольких лет ему никто не предъявил претензий. И вдруг в больнице появилась та самая женщина, а вскоре Диму (уже солидного и опыт-ного врача) вызвал к себе в кабинет главврач. Он сидел суровый, напряженный, а женщина трясла перед ним справкой и твердила: «Что тут у вас происходит? Как получилось, что ребенок родился не от мужа?» – «Тако-го не может быть!» – ответил Дима. «А вот получилось! – воскликнула женщина. – Я на вас в суд подам! Вот у меня здесь заключение генетической экспертизы, что ребенок не мой… То есть мой, но не мужа! Кстати, он сразу почувствовал неладное и обвинил, что я где–то нагуляла. Я и сама  потом поняла, что ребенок на мужа совсем не похож! Вы мне семью разбили, вы лишили меня и моего ребенка огромного наследства! Из–за вас муж меня бросил!» – «Успокойтесь… Может быть, про-изошла ошибка лаборанта», – Дима попытался замять скандал. «Ошибка? – женщина пристально посмотрела на него и вдруг с прозрением заявила: – А я  все думала, на кого сын похож? На вас – вот на кого! Видимо, вы меня изнасиловали, когда я лежала в беспомощном со-стоянии…» Диму затрясло от страха… и он, заикаясь, пробормотал: «Как же я мог вас изнасиловать, если вы были без наркоза?» Но женщина уже не хотела слушать объяснений, она схватила мобильник и закричала в него: «Вагиз, я нашла того, кто нас обманул – это врач… Приезжай сюда, разберись с ним. Яйца ему оторви».
Она выскочила из кабинета с криком: «Я на телеви-дение поехала – пусть вся страна знает, чем вы тут за-нимаетесь». – «Подождите, женщина! Давайте все это замнем… За деньги!» – крикнул вслед главврач, но она не обернулась. Тогда главврач жестко посмотрел на Диму и процедил: «Дмитрий Иванович, я не знаю, как ты будешь выкручиваться. Лучше сразу скажи правду: бы-ло? Ведь она сделает экспертизу…» Дима виновато опу-стил голову…
***_
После скандального шоу на телевидении, в котором Дима попытался оправдаться тем, что пробирка с его спермой стояла рядом с пробиркой спермы мужа и была случайно перепутана, к нему в кабинет пришел молодой парень с матерью. Две пациентки в очереди у двери удивились, что Дима торопливо провел его к себе. Мо-жет, подумали, что это трансгендер – мужчина с жен-скими гениталиями! Дима же по лицу и фигуре парня сразу понял, что это его сын, и плотно запер дверь, чтоб никто не слышал  из  коридора их разговор. Парень по-смотрел на Диму заинтересованно и ехидно сказал: «Ну, здравствуй папа!» – «Привет!» – ответил Дима, погля-дывая то на него, то на мать, ожидая угроз тоже подать на него в суд. Бывшая гимнастка, которая до их пор не потеряла формы и привлекательности, сказала: «Что ж вы наделали? Ведь я вас об этом не просила…» Дима в нервной трясучке воскликнул, кивнув на ее сына: «А что, плохой парень получился? Красавец!» – «Но вы же его, по сути, бросили! Не занимались его воспитанием, не помогали материально…» – укорила она. Дима хмыкнул: «Но ведь вы были готовы к этому! Тот потен-циальный донор, которого вы выбрали, тоже не обязан вам помогать. Таковы условия». Чтоб погасить кон-фликт, он добавил: «Впрочем, я готов помочь…» – и, тяжко вздохнув, подумал, что будет делать, когда к нему приведут своих (его) детей все оплодотворенные им женщины… А если придет еще и Вагиз яйца отре-зать?!      
 
ВАНЮША
Я приехал на своей машине с женой Валей и ее по-другой Светой из города в деревню, чтоб выкопать кар-тошку. На поле около быстрой речушки, что с веселым журчанием текла по плоским белым камушкам, под крутым холмом, мне от умерших родителей достались десять соток жирной плодородной земли. Там они сади-ли картошку, вот и я весной посадил, хотя уж хотел это хлопотное дело забросить – легче купить осенью меш-ков пять картошки, чем возиться с выращиванием: поли-вать, опрыскивать вонючими химикатами от мерзких колорадских жуков, кажущихся неуничтожимыми, оку-чивать тяпкой на жаре.
Муж моей сестры, которая жила в деревне, крупный солидный мужик Степан, основательный и неторопли-вый, придя ко мне во двор в сапогах и рубахе навыпуск, похожий на колоритного «кулака», каким его карика-турно рисовали в большевицких газетах после револю-ции, сказал: «Я бы вам помог, но сами картошку собра-лись копать, а вот Ваньке – сыну моего братца, делать нечего – пусть поможет… Он молодой, здоровый, не-давно из армии пришел». Степан позвонил по мобиль-нику и строго и коротко сказал:  «Ванька,  надо Гладко-вым с  картошкой  помочь – приходи сейчас на поле…»
Когда мы вскоре на огороженном жердями поле вы-гружали из машины лопаты и ведра для сбора урожая, с молодцеватой походкой на дорожке появился в футбол-ке и джинсах Ванька – я видел его пацаном года три назад: за это время он превратился в сильного жилисто-го парня, голубые глаза его поблескивали веселыми огоньками, кудрявые светлые волосы на голове теребил легкий ветерок. «Какой красавчик!» – шепнула мне не-замужняя Светлана, будучи в свои сорок пять женщиной очень кокетливой. Она, как я знал, имела тридцатилет-него любовника и не стыдилась общаться с молодыми парнями, с которыми дружила ее двадцатилетняя дочь.
Я поздоровался с Ванькой за руку – ладонь его была по–мужски крепкой и твердой – и сказал: «Вот тебе ло-пата, а вот помощница!» – и указал на Светлану. «И мне такой помощник подходит, – заявила она, глянув вос-хищенно большими темными глазами.
Вскоре я выяснил, что Ванька служил в десантных войсках, что два десятка раз прыгал с парашютом, име-ет спортивные разряды, и порадовался, что есть еще крепкие смелые ребята, которые могут родину защи-тить, что есть в России мужики, от которых родятся красивые здоровые дети, что составят генофонд нации.
Стали копать… Несмотря на то, что я был еще кре-пок в свои пятьдесят пять и с детских лет работал лопа-той, помогая родителям по хозяйству, Ванька оказался шустрей. Я невольно позавидовал его молодой здоровой силе. Пока я выкапывал пять кустов, он успевал выко-пать семь, да и Светлана, в отличие от моей медлитель-ной располневшей жены, была женщина энергичная – и проворно собирала выкопанную Ванькой картошку в ведро. Ей, видимо, хотелось показаться Ваньке огневой молодухой, понравиться ему. «Давайте устроим сорев-нование – кто быстрей выкопает свои пологорода…» – сказала весело она. 
Через два часа выкопав свой участок, Светлана ска-зала  Ваньке: «Давай поднимемся на гору – хочу по-смотреть с  высоты на село и окрестности». И они бод-ренько полезли по глинисто–каменистому откосу на холм, а оттуда с вершины помахали нам руками… «Со-блазнит ведь парня», – подумал я и опять позавидовал Ваньке – мне Светлана нравилась, но, видимо, я был уже староват для нее, да и не столь симпатичен, как моло-дой Ванька. По крайней мере, она  обольстить меня не пыталась.
***
В следующий раз я встретился с Ванькой через пол-года случайно на улице села. Я ехал на машине, а он шел, слегка прихрамывая, с матерью, толстоватой коре-настой женщиной, по дороге к магазину. Я знал уже от Степана, что с Ванькой случилось – он, устроившись работать в строительную фирму в городе, стал попивать водочку и, что совсем ужасно, курить Спайс – адскую смесь, от которой  человек впадает в кайф, словно от наркотика. И однажды так накурился, что произошло кровоизлияние в мозг – Ваньку парализовало. В больни-це ему вскрыли черепную коробку и вырезали часть мозга… Когда Степан это с досадой за родственничка рассказывал, я тяжко вздыхал и качал головой, воскли-цая: «Он же вроде не дурак был? Как так получилось?» – «Беда в его матери – она тоже всю жизнь кайфа иска-ла, до сих пор выпить любит. Да и отец, братец мой меньшой, тоже лопоухий! Как узнал, что сын эту пога-ную смесь употребляет, надо было отвесить оглоблей по хребту!» – ответил Степан. «Куда полиция и наша власть смотрят, когда эти курительные смеси в ларьках свободно продаются?!» – попытался я оправдать Вань-ку. Степан сердито отмахнулся: «Властям на народ пле-вать – они только в свой карман гребут! Но ведь и своя голова должна на плечах быть – ведь ему никто этот спайс насильно в рот не толкал…»
Выйдя из машины, я Ваньке сказал: «Как здоровье?» – и протянул руку, чтоб поздороваться. Ванька подал левую, ибо правая рука безжизненно висела вдоль тела. И ладонь уже была не твердой и сильной, а дряблой и потной. Я слегка смутился, но, чтоб не выказать жало-сти, бодренько сказал: «Слышал, что с тобой случилось. Хорошо, что выкарабкался. Надеюсь, скоро оконча-тельно поправишься…» – «Не знаю… – пробормотал заискивающе и виновато Ванька, да и сказал это невнят-но, словно промычал. Я глянул на его скошенный череп, будто срезанный казацкой саблей, и быстро перевел взгляд, чтоб не смущать Ваньку. Однако, в мозгу уже зафиксировалось, что у Ваньки нет четверти головы, что там, где вились густые кудри, сейчас голая, натянутая на вставную пластину кожа в безобразных шрамах. «Не надо унывать! Выздоровеешь, работать пойдешь…» – сказал я. «Да какой из него работник!? – равнодушно заявила мать. – Он же пенсионер, на первой группе! Пусть дома сидит, телевизор  смотрит». – «Ну уж... – возразил я. – Еще женится, внуков тебе родит». – «А….» – отмахнулась она.
Уезжая, я с тоской и горечью смотрел в зеркало зад-него  вида на хромающего Ваньку и думал: «Что проис-ходит с русским народом? Ведь вымрем же? Почему водку хлещем, почему курим? Кто в этом виноват?»
Когда Светлана при встрече в городе заинтересован-но и весело спросила: «Как мой помощник поживает? Будем с ним в этом году картошку убирать?», я с доса-дой отмахнулся: «Давно его не видел. Да и картошку в этом году садить точно не буду!» Почему–то стыдно было признаться, что с Ванькой такое случилось! Будто и я был виноват в его беде.            

ДУШЕВАЯ КАБИНА
Жена Семена, Зуля, миленькая и мягкая с виду, по-хожая манерами на настойчивую кошечку, которая мо-жет часами скрестись и мяукать под дверью, захотела душевую кабину. Хочу и все! Она и ранее была упря-мая, а с годами стала еще более. Ей казалось, что ей что–то недодали, что недолюбили, недооценили, недо-поняли. Другая бы внимательно выслушала контраргу-менты супруга, но Зуля была не такой. Проснется утром и бубнит Семену: «Поехали кабину покупать!» Целый день о ней напоминает, чтоб на Семена воздействовать, вечером в кровати тоже про кабину трындит, в интернет заглядывает на сайт, где кабины продаются, и с таким азартом выбирает самую красивую, что аж светится от удовольствия. Семену фотографии этой кабины на экране компьютера под нос сует и твердит: «Смотри, какая замечательная, какая удобная!»
Несколько дней Семен отмалчивался, надеялся, что Зуля про кабину забудет... Наконец, утром за ужином с досадой сказал: «На хрена тебе эта кабина? У нас в кот-тедже есть ванна и баня! Мойся хоть каждый день! Лучше постучать себя в бане веничком березовым, чем сидеть в кабине!» Зуля встрепенулась: «Баню топить каждый день не будешь – дров много надо и времени. В ванне холодно! А у душевой кабины есть стенки, кото-рые тепло держат». – «Включи в ванне горячую воду – и обливайся, не замерзнешь!» – «Душевая кабина очень красивая!» – «Зато тесная – не развернешься в ней!» – «Душевая кабина уже у всех нормальных людей есть, а у меня нет!» – «Купили дураки, – он хотел добавить «вроде тебя», но продолжил: – Поддались на рекламу в телевизоре!»
Действительно, в то время каждый день рекламиро-вали на телеэкране душевые кабины, показывали, как там женщины моются с экстазом на лице – словно на них не вода льется с потолка  кабины, а благодатный эликсир жизни, от которого помолодеют сразу лет на десять, дряблая кожа приобретет упругость и свежесть, а волосы на лысеющей голове вырастут до пят…
«Хочу кабину!» – у Зули аж слезы выступили. «Да ведь она, наверное, не дешевая?» – выдавил с досадой Семен. «Ты что, бедный? Беднее всех?» – укорила она. Да, Семен был не бедный и кабину, конечно, купить мог, но сказал: «Ведь ее же где–то поставить надо!» Зуля оживилась: «Да в любом углу! По телевизору показыва-ют, что у одних она даже стоит в коридоре вроде шка-фа».  Семен фыркнул: «До чего вы, женщины, наивные?! Поставить–то можно где угодно, а где для нее воду хо-лодную и горячую взять? Как от нее сток до канализа-ции провести? Это еще в стоимость одной кабины вый-дет!» – «Но ты же у меня настоящий мужчина, у тебя руки золотые!» – ласково улыбнулась Зуля, зная, чем вдохновить смекалистого, работящего мужа на «подви-ги». Он уже мягче сказал: «У нас что, более  важных дел нет?» – «Дела подождут…» –  ответила жена.
На следующий день Семен повез Зулю на машине в огромный магазин строительных материалов и всевоз-можной  бытовой техники, размером с гектар. Магазин расположился на бывшем пустыре на окраине города. Около него на обширной асфальтовой площадке были сотни автомобилей – одни отъезжали с покупками, дру-гие подъезжали. Люди входили в широкие двери толпа-ми, напряженные и сосредоточенные, а выходили с па-кетами и с колясками, загруженными товаром, доволь-ные. «Господи, сколько мы впустую тратим энергии на украшательство своих жилищ?!» – удивлялся Сеня, по-глядывая на них.
Вскоре Зуля выбрала среди десятков красивую доро-гую кабину. Семен оплатил ее со своей карточки, а ма-газин за свой счет обязался доставить ее на дом. И вот к вечеру на грузовой «Газели» в коттедж привезли упа-ковки… Семен отнес их в комнату, которая служила кладовкой – и стал разворачивать. Нашел инструкции – и попробовал собрать детали кабины! Было любопытно, сумеет ли… А их было столько, словно это не кабина, а космический корабль! Он долго пытался сообразить, что к чему прикручивать. Наконец с досадой заявил: «Здесь специалист нужен!» – «Так пригласи!» – сказала Зуля. Семен позвонил по объявлению в газете и пригла-сил специалиста.
На следующий день с утра приехал молодой шуст-рый мужичок – и проворно стал собирать! Оказалось, он уже несколько лет кабины по всему городу собирает! Мастер в этом деле, но за мастерство большие деньги просит! Да и то собирал он  почти целый день.
Когда мастер ушел, Семен высказал сердито жене: «Видишь, опять расходы!» Она в ответ обезоруживаю-ще улыбнулась.
Семен купил полиэтиленовые трубы и стал их тянуть от ванной комнаты до кабины, сверлил стены. Холод-ную воду «протянул», а вот горячую возможности не было – следовало разрезать магистральную трубу и вставлять переходник… «Может, водонагреватель ку-пим? – сказала жена. – И поставим рядом с кабиной?» Почесав затылок, Семен согласился.
Когда они везли из магазина внушительный водо-нагреватель, который еле залез в багажник, он опять с досадой сказал: «Вот и снова расходы!» А когда пове-сили на стенку водонагреватель, Зуля вдруг азартно ска-зала: «Хорошо бы здесь еще раковину поставить и уни-таз! И все это вместе  с душевой кабиной обнести стен-ками». – «Это еще зачем?» – Семен округлил глаза. «Будет туалет заодно! Приедут к нам в гости – мы их в этой комнате будем селить». – «У нас уже есть в доме два хороших туалета!» – заявил Семен. «В богатых кот-теджах, между прочим, в каждой спальне должен быть туалет!» – сказала уверенно жена. Семен с досадой махнул рукой: мол, если уж столько денег потратил, то почему бы не сделать заодно и туалет…
Весь свой отпуск Семен обустраивал туалет около душевой кабины. Устал и физически, и душевно, делая это  против своей воли. А сколько средств на все это по-тратил?! Ладно, многое сам умел, наученный деревен-ским умельцем отцом, да и будучи инженером на заво-де, кое–что соображал в этом деле!   
И вот комната, сложенная из панельных гипсовых плит, для душевой кабины с туалетом готова! Зуля по-шла в нее, помылась, а Семен принципиально не по-шел… Через  неделю Зуля еще помылась – и вдруг пре-кратила туда ходить. Мордашкой скисла. А когда вскоре стала набирать воду в ванну, чтоб помыться там, Семен демонстративно перекрыл кран с водой и с усмешкой сказал: «У тебя кабина есть – в ней и мойся». – «Так ее мыть надо (все эти пластмассовые стенки) после каждо-го использования», – с прозрением сказала Зуля. «А ты как думала? Любоваться только ею будешь? И она бу-дет вечно блестеть сама собой? Это ванну быстренько сполоснул – и она чистая, а в кабине надо протирать все закоулки и блестяшки…»
Напыжилась Зуля. Хотел Семен ее отругать, да по-думал, что ведь сам на авантюру согласился. Надо было стукнуть кулаком по столу и сказать: «Молчи, женщи-на!» Он только фыркнул: «Мещанка!»
В советское время, в которое Семен рос, это уничи-жительное  прозвище сразу показывало, кто есть кто!  Вместо того, чтобы стремиться к духовным ценностям, долбить гранит науки или уехать на грандиозную строй-ку, осваивать Сибирь и жить в палатках, некоторые граждане стремились создать себе маленький уютный мирок.
«Так сейчас все мещане – капитализм, однако. Все хотят жить ради комфорта», – ответила жена. Семен озадачился. Что он мог возразить против «плохого яко-бы» потребительства?! Ведь, покупая какую–то вещь, он дает работу производителям этой вещи, дает деньги на проживание их семьям, а они в свою очередь, покупая его услуги, дают ему возможность существовать – вот такой получается замкнутый круг. 
Вспомнив, однако, сколько потратил времени и сил на  кабину, Сеня тяжко вздохнул: «Лучше бы на эти деньги поехали за границу отдохнуть». – «Пузо на пля-же бы грели, да?» – едко спросила жена. «Не обязатель-но… Можно посмотреть в Европе на архитектуру Рима, красивых замков, посетить музеи и картинные галереи». – «И что? – скептически фыркнула жена. – Посмотрел и забыл – в карман ничего не положишь! Все это сейчас можно в интернете увидеть. А здесь свое, личное – вот оно, руками можно потрогать». – «Но это тоже туда с собой не унесешь!» – Семен хотел показать пальцем в землю, куда все уйдут после смерти, потом захотел по-казать на небо, куда якобы улетают души, но лишь мах-нул с досадой рукой. «Детям и внукам останется…» – сказала жена. «А нужно это им? Может, тогда в моде уже не душевые кабины будут? Может, им в бане «по черному» среди дыма и копоти захочется мыться, как наши предки в деревнях делали?» – сказал он философ-ски и окрикнул проходившую мимо по коридору дочь–студентку: «Катя, ты почему в душевой кабине не мо-ешься? Мы с мамой так старались! Столько нервов на нее извели». Та, держа смартфон и с кем–то там перепи-сываясь, сухо и монотонно ему ответила: «Я закрытых помещений боюсь. У меня каустрофобия. Зайдешь в эту кабину – и вдруг дверца застрянет!» – «Не застрянет! – обиженно сказала Зуля. – Просто ты от своего смартфо-на оторваться не можешь. Держишь его перед собой, даже когда в ванне лежишь по головку в воде!» – «Да хотя бы и так…» – спокойно ответила Катя – было впе-чатление, что жизнь родителей ее вообще не касается. «Видишь, – укорил Семен жену. – Даже в этом смысле ванна–то удобнее!»
Он подумал с грустным откровением, что все в со-временном суетном мире (и он в том числе) живут в за-пертой кабине комплексов, зомбированных мыслей и не знают, как вырваться. Где тот холодный душ, который заставит их встряхнуться, выскочить оттуда и посмот-реть вокруг по–новому?
Вспомнив, что когда–то давно писал неплохие сти-хи, Семен обиженно сказал жене: «За время, пока зани-мался кабиной, я бы мог хорошую поэму написать!» Он представил, как сел бы в тиши и, думая о прекрасном и возвышенном, творил бы счастливый. «А кому она нуж-на?» – ответила ехидно жена. «Людям, – воскликнул Семен с пафосом, – чтоб они увидели, как чуден этот мир, стали лучше…» Жена жестко сказала: «Все равно красивее Пушкина и Лермонтова не напишешь! Хотя даже от их поэм мир лучше не стал. Все воруют и жад-ничают».
Рядом с Пушкиным Семен себя, конечно, поставить не мог, тем не менее, нашел, что ответить: «Лично меня поэма бы сделала счастливее, наполнила бы жизнь смыслом – уже хорошо!» – «А меня вот кабина сделала счастливее…» – ответила жена. Он буркнул: «Ты по-смотри на горы свалок около городов – завалили всю землю отходами! Так и твоя кабина пойдет когда–то в мусор, как и миллионы тонн другого барахла, на кото-рое человечество потратило важные ресурсы земли...» Жена хмыкнула: «Через какое–то время, как я слышала, вся солнечная система сгорит во вселенском огне вме-сте с нашим барахлом, так теперь, что, и не жить?»
Сеня растерянно посмотрел в окно на небо и поду-мал: «Господи, открой нам, неразумным, глаза, как и ради чего жить!» И вдруг испугался, что оттуда ему пе-чально ответят словами, давно написанными в Библии: «Все суета сует и всяческая суета». И это не только про кабину…          

КОПЕЙКА   
Жена Нина бодренько вышла из магазина с большим прозрачным пакетом черешни и села в машину к Игорю, что сидел за рулем. «Угощайся… Первая черешня», – она радостно протянула ему горсть темно–красных, с поблескивающей притягательно кожицей, крупных мя-систых ягод. «Дорогая, наверное?» – спросил он. Жена назвала солидную цену и сделала это, как ему показа-лось, беспечно. «Надо было подождать недельки полто-ры – и можно купить в два, а то и в два с половиной раза дешевле. Лето же началось. Я слышал, в Крыму и Куба-ни большой урожай – сюда скоро много привезут… – упрекнул он с улыбкой. – Не беременная же, чтоб ягод нестерпимо хотеть». Она посмотрела с обидой: «У, ка-кой экономный. Не нищие же. Можем позволить купить пару килограммов первых ягод. Да и купила–то я для внука!» – «Ага… Вот, допустим, купишь чего–то, не подумав, а потом на нечто нужное копейки не хватит…» – попытался оправдаться Игорь, зная, что жена часто покупает в эмоциональном порыве дорогое, которое можно вскоре купить дешевле – делает это, конечно, чтоб порадовать близких, тем не менее. Он вдруг вспомнил случай из студенческой жизни и рассказал его по дороге к своему коттеджу жене.
***
Мать тогда сообщила Игорю по телефону на перего-ворном пункте, что через Казань проезжает транзитом его тетка Катя с новым мужем и хочет встретиться с ним, студентом престижного вуза. Сказала, что тетка привезла ему заграничные джинсы в подарок, что Игоря обрадовало. Она назвала, какого числа они выезжают на «метеоре» – и Игорь, не раз добиравшийся из родного села в Казань водным путем по Каме и по Волге на стремительном судне на подводных крыльях, приехал в речной порт. У него был свободный день перед очеред-ным экзаменом летней сессии за второй курс.
И вот к берегу медленно подрулил, осевший после потери скорости, белый красавец «Метеор». Игорь уви-дел свою яркую тетку Катерину с мужем, сходящих в толпе разномастных пассажиров по дощаному трапу на бетонный пирс, и помахал рукой. Она в ответ заулыба-лась. Они обнялись, и тетка представила Игорю мужа Эдварда: это был крупный приятный мужчина, моложе пятидесятилетней тетки лет на десять, однако, уже лы-соватый, с животиком, перетянутым широким брючным ремнем. Тетка посматривала на Игоря, высокого и му-скулистого, горделиво и как бы немножко хвалилась им перед мужем. 
Взяв одну из сумок из рук тетки, Игорь пошел к трамваю, который направлялся на железнодорожный вокзал –  с него тетка с мужем поедут дальше, в Моск-ву!
Эдвард купил на вокзале билеты на поезд, который отправлялся через два часа, и они прошли в ближайший скверик поговорить в тишине и спокойствии, поодаль от шума проходящих поездов. Катерина с Эдвардом усе-лись на лавочку в тени раскидистой липы, а Игорь стоял перед ними и рассказывал про житье–бытье в Казани, про успехи в учебе. Про то, что скучает по родителям и бабушке, по родному селу – радовало лишь, что сессию сдает без троек, а значит, будет получать стипендию на следующий учебный год и вскоре поедет на каникулы домой. «Молодец, молодец!» – хвалила тетка. «Жаль, меня не было в селе, когда вы там гостили! – сказал Игорь. – А то бы прокатил Эдварда по Каме на лодке, по окрестным местам на мотоцикле». – «Твой  отец его везде уже прокатил и все показал. Ездили они не раз на рыбалку и даже меня с собой брали», – сказала весело тетка.
Был жаркий день середины июня. Хотя лавочка сто-яла в тени, толстоватый Эдвард вспотел и вытирал крупные  капли на лысине носовым платочком, тяжело дышал. «Где  здесь мороженое продают?» – спросил он. Поглядев кругом, Игорь заметил метрах в двухстах, на площади, мороженицу в белом халате с ящиком на ко-лесиках, на котором было написано «Пломбир». Сказав: «Сейчас принесу!» – Игорь кинулся туда. Он вытащил из кармана брюк деньги и начал считать. Он хотел ку-пить три мороженого – себе, Эдварду и тетке, но денег не хватало даже на два. Торопясь на встречу, он не пе-ресчитал взятые деньги – думал, что не потребуются, так как для поездки по городу имелся студенческий проездной билет на все виды транспорта. Впрочем, и денег–то у Игоря к концу сессии почти не осталось – вся надежда была на то, что завтра получит стипендию. Он еще раз пересчитал деньги – на две порции не хвата-ло всего копейку. Надо тридцать восемь, а у него было тридцать семь… Он обшарил карманы, посмотрел на асфальт под ногами: может, кто обронил монетку, кото-рая его спасет. Бывало, он находил и полтинники, но сейчас не нашел ничего. Бежать к тетке и выпрашивать копейку, было стыдно. Подумает, что он совсем тут обеднял… Полагая, что продавщица не заметит отсут-ствие копейки в горсти мелких монет, Игорь высыпал ей в руку пригоршню и сказал: «Мне два пломбира…» Она опытным взглядом глянула на деньги, пошвыряла их пальцем и, бросая в кучу в тарелке, сухо сказала: «Ко-пейки не хватает». Игорь, покраснев, пробормотал: «Как не хватает? Там все точно!» – «Не хватает!» –  уверенно заявила она. «Не может быть…» – сказал он. «Да лад-но», – она отмахнулась и дала ему два холодных ва-фельных стаканчика. Может, если бы она не бросила деньги в общую кучу, то вернула бы их, оставив Игоря без мороженого. А так поди докажи, что копейки не бы-ло! Впрочем, за ним уже пристроились два покупателя – и пререкаться с Игорем у нее не было времени. Но это ее «великодушие» Игоря, который недавно спустил в ресторане пять рублей за вечер, отмечая сдачу трудного экзамена с другом, унизило.
С двумя порциями он подбежал к скамейке, где си-дели тетка с  Эдвардом, и протянул им мороженое. «А  себе чего не купил?»  – спросила тетка. «Я сегодня уже итак два съел  – боюсь, горло заболит, охрипну. А ведь завтра на экзамене  надо  отвечать…» – ответил Игорь и отвел глаза. Глядя, как гости поедают холодное моро-женое, он представлял во  рту его ванильный аромат и сгладывал сухим горлом. У модно одетой и богатой тетки, на пальцах которой были два бриллиантовых кольца, денег себе на порцию (чтоб и копейку заодно продавщице  отдать) он так и не попросил.
***
Из ажурной кованой калитки кирпичного коттеджа навстречу бабушке с дедушкой выскочил четырехлет-ний внук – крикливый, веселый, счастливый Ленька. Ни-на, забыв про боль в коленях, торопливо вышла из ма-шины и довольная протянула ему пакет с черешней. Хмыкнув, Игорь разжевал ароматную, сочную и упру-гую ягоду и улыбнулся в седые усы.            

ЛУЧШАЯ МЕДИЦИНА
У Олега мелодично зазвонил мобильник – высве-тившийся номер телефона был незнаком. Олег не игно-рировал чужие звонки, полагая, что звонят по важному делу, и ответил: «Слушаю». Раздался мужской голос: «Вам звонит директор известной германской клиники в Лейпциге, Андрей Семеныч. Мы узнали, что у вашей красавицы и умницы жены обнаружили опасное заболе-вание. У нас в поликлинике замечательные специалисты, которые могут поставить вашу жену на ноги, дать ей многие годы жизни…» Олег слушал азартный, бодрень-кий и весьма приятный голос и все более мрачнел – дей-ствительно, его талантливая жена, замечательная актри-са и режиссер кино и просто милая женщина, заболела раком, но ведь об никто не знал, кроме близких людей, которым было велено молчать… «А откуда вы узнали про якобы болезнь?» – спросил суховато Олег. «Можно это будет мой секрет?.. – ответил мужчина. – Но я вам очень сочувствую и хочу помочь». – «Я подумаю…» – холодновато сказал Олег и хотел выключить телефон, но мужчина торопливо продолжил: – В нашей поликли-нике лечились многие знаменитые люди, в том числе из России – Иосиф Кобзон, Владимир Винокур, да и дру-гие». – «Я подумаю!» – вновь повторил Олег сухо. «Хо-рошо, я вам перезвоню через час!» – настойчиво сказал мужчина.
Олег положил смартфон в карман пиджака и по-смотрел с любовью на жену, которая лежала на диване вялая и исхудавшая, с бескровными губами – в послед-нее время у нее, обычно веселой и бодрой, быстро кон-чались силы, и ей следовало прилечь. «Кто это?» – спросила она тихим голосом, глянув ввалившимися пе-чальными глазами.  «Предлагают из германской клиники вылечить тебя», – «Сколько это будет стоить?» – спро-сила Оля. «Да какая разница – ради твоего здоровья я готов всем пожертвовать. Всеми деньгами и даже жиз-нью», – ответил растерянно он. «Может, действительно попробовать?» – сказала Оля с надеждой в оживившихся глазах. «Но ведь тебя уже взялись лечить американские врачи здесь в Нью–Йорке». – «Почему–то я им не верю. Ведь мне лучше не стало. Они много всего обещают, однако недавно умерла их пациентка из России – из-вестная певица, которой тоже обещали излечение. А мне надо еще пожить – хороший фильм доделать о совре-менной российской женщине». – «Ладно, – кивнул муж. – Завтра же полетим в Германию!» Он тут же позвонил из гостиницы в авиакомпанию, чтоб заказать билеты…
***   
Андрей Семеныч, лысенький, озабоченный, невысо-кого  росточка и неопределенного возраста встретил Олега с Олей в аэропорту на белом «Мерседесе»  и по-вез в клинику – он словно боялся, что их кто–то пере-хватит, что они попадут в другую клинику, и поэтому внимательно наблюдал за ними, за их словами и взгля-дами. «Не пожалеете, не пожалеете, что приехали», – говорил он бодренько и постоянно делал комплименты Ольге. Та легко перенесла перелет через океан, а от его заверений в быстром излечении приободрилась и без посторонней помощи садилась в машину и выходила.
Клиника, к которой подъехали, была небольшая, двухэтажная, в отличие от огромных российских кли-ник. «У нас здесь и жить можно – сутки в люксовом но-мере под наблюдением врачей и сиделок стоят совсем недорого –  пять тысяч евро…» – предложил Андрей Семеныч таким тоном, будто речь шла о пяти рублях. «Как ты, согласна?» – спросил Олег Олю, ибо пять ты-сяч евро в сутки он мог себе позволить. «Нет уж, наши друзья предоставили нам в распоряжение коттедж», – ответила она, желая во время болезни быть как можно чаще с заботливым мужем, да и даже мысль, что необ-ходимо лежать в больнице под наблюдением врачей, ей была неприятна.
Директор провел Олега с Олей в кабинет, где сидела крупная яркая женщина, что оформила договор на лече-ние, и вежливо попросил оплатить двадцать тысяч евро за первичное обследование. Такой крупной суммы наличными у Олега не было, и он оплатил платежной картой.
Ольгу завели в диагностический центр, а Олег остал-ся в  уютной комнате ожидания на диване, куда ему принесли кофе… Врачи выходили и заходили в дверь – все новые.  Серьезные, но и радушные, показывающие ему всем своим видом, как пекутся о пациентке… Часа через три Олю вывела из кабинета под руку молодая медсестра – Оля была уставшая и бледная… «Тебе не-хорошо?» – спросил Олег. «Все нормально», – сказала она слабым голосом. Вышел  ее  лечащий врач, крупный и высокий, и басовито сказал: «Завра к утру будут из-вестны все анализы –  и начнем лечение…»
Олег на такси увез Олю в коттедж к друзьям, где гостям выделили две просторные светлые комнаты. По дороге Олег купил бутылку шампанского, которое сразу открыли, выпив по бокалу с друзьями за выздоровле-ние… Посидели, поговорили – все старались шутить, были веселы и бодры, чтоб передать свой настрой и Ольге. Она разрумянилась, тоже шутила, а потом ушла отдохнуть в свою комнату и прилегла на диван, укрыв-шись пледом и подсунув под голову подушку. Олег сел недалеко от нее за стол с ноутбуком и стал давать по скайпу распоряжения своим заместителям в фирме – несмотря на то, что был далеко от России, он держал все дела в бизнесе под контролем. Хотелось, чтоб фир-ма не сбавляла обороты, ибо понимал, что денег на ле-чение жены потребуется еще очень много.
Вдруг раздался слабый и испуганный голос Ольги: «Что–то мне плохо!» Он подбежал к ней: «Что случи-лось?» – «Задыхаюсь… Неужели не успею доснять свой фильм?» – прошептала она и стала синеть… «Вызовите скорую!» – закричал Олег, открыв дверь в коридор. Вскоре подбежала миловидная хозяйка дома и, увидев, что Ольга лежит без чувств, прошептала:  «Может, на такси? Скорая – это у нас дорого! Не как в России». Олег с таким недоумением и злобой глянул на нее, что она быстренько позвонила, куда он просил… Высокий и сильный, Олег готов был уже схватить жену на руки и бегом нести в ближайшую больницу.
Приехавший на скорой врач смерил пульс на руке Ольги, прослушал ее тело фонендоскопом и удрученно констатировал: «Она умерла». – «Вы, уроды, со своей хваленой западной медициной!» – закричал по–русски Олег на врача и зарычал сквозь стиснутые зубы, чтоб не разрыдаться… Через полчаса он позвонил своим троим дочкам в Россию и сообщил печальное известие. Те за-плакали – они не были готовы к такому, как и он сам.
Рано утром ему позвонил Андрей Семеныч и бод-ренько  сказал: «Анализы ваши готовы! Болезнь есть, но еще не  запущенная. Будем лечить и излечиваться…» Олег жестко сказал: «Нет, будем судиться! Вчера после вашего обследования жена моя скончалась». Андрей Семеныч некоторое время озадаченно молчал, а затем суховато сказал: «Соболезную… но мы здесь не при чем. Виноваты те, кто раньше ее лечил – вы ведь вроде в США лечились». – «Что вы мне лапшу на уши вешае-те? Вы сами только что сказали, что болезнь, судя по вашим анализам, не запущенная». – «Ну, значит, что–то не заметили…» – начал растерянно говорить Андрей Семеныч. «Вы вводили ей какие–то препараты?!» – «Это в основном маркеры, чтоб определить место опу-холи и есть ли метастазы». – «Может быть, на них и бы-ла аллергия!? Так что готовьтесь к суду!» – холодно от-ветил Олег и хотел выключить смартфон.
Андрей Семеныч, который давно жил в Германии, переехав сюда из России и создав здесь прибыльный бизнес на больных, знал дошлых адвокатов и считал, что в суде он выиграет… Но испугался, подумав, что смерть известной актрисы, любимой миллионами, вызо-вет в России волну читательского интереса, а репортеры заявят, что актриса умерла в Германии в известной кли-нике, а значит,  другие богатые больные вряд ли захотят сюда приехать. «Подождите, подождите, – заискивающе забормотал он. – Давайте мы вернем половину запла-ченной вами суммы, а вы в России никому не скажите, что смерть произошла в Германии. Дескать, все случи-лось в США! Вы же понимаете, что у нас тоже бизнес». – «Сволочи–обещалкины, – процедил Олег и, понимая, что жену уже ничем к жизни не вернешь, буркнул: – Ладно… Закажите за счет вашей поликлиники частный самолет для отправки тела на  родину».
***
Три дня, прошедшие после смерти пациентки, Ан-дрей Семеныч внимательно следил из Германии за рос-сийской прессой и телевидением, заглядывал в интернет на русские сайты – и с удовлетворением отмечал, что все они утверждали, что известная актриса скончалась в США. На четвертый день он набрал номер одного из знакомых (таких у него было там много) российских врачей в Москве и сказал весело: «Привет, Давид. Кто у вас из знаменитостей и богатых людей раком заболел или еще какой тяжкой болезнью и к нам рвется?» Давид, отдыхавший в кресле у себя в кабинете после очередной операции, усмехнулся: «Но ты же прекрасно знаешь, что российская медицина нисколько не хуже вашей гер-манской или израильской, а может, и лучше…» Андрей Семеныч насторожился и замер в согбенной позе, слов-но ожидая удара по голове: «Что–то я не понял? Тебе уже добавка в три тысяч евро к зарплате за каждого по-сланного к нам пациента не нужна? Тебя что, израиль-ская клиника перекупила? Какой процент они тебе пла-тят за поставку к ним больного? Мы больше дадим…» Давид хмыкнул: «Никто меня не перекупил. Но я сего-дня одному состоятельному пациенту сказал, что мы вылечить тебя не можем, зато есть замечательная кли-ника в Германии, а он мне жестко ответил, что эта кли-ника уже залечила одну актрису до смерти! Так что сильно вы облажались…» – «Не понял… – пробормотал Андрей Семеныч. – У вас же везде пишут и говорят, что она в США скончалась». –  «Писали, а теперь говорят другое: ее первый муж, который давно живет в США, заявил, что она уехала из Америки лечиться в  Герма-нию, и назвал куда».
Андрей Семеныч в досаде и растерянности положил телефонную трубку. Полагая, что и другие российские врачи, которым он приплачивает, скажут тоже  самое, а не обрадуют очередным лопоухим пациентом, он пред-ставил с ужасом, каких огромных денег лишится… Ну а то, что пациенты после лечения в его хваленой клинике мрут, как везде, так это так Бог насчет их распорядился – Андрей Семеныч–то тут причем?

ЗОМБИРОВАНИЕ
В уютном кабинете якобы неправительственного международного фонда по поддержке демократии во всем мире сидели его руководитель (уже старый, с заче-санными назад тонкими белыми волосами) Джонсон и приехавший по его приглашению в Лондон из России блогер Давид – шустрый, моложавый, с темными быст-рыми глазками… Он при солидной материальной под-держке этого фонда имел в России несколько интернет–порталов, большой штат сотрудников и выход на мил-лионные аудитории пользователей интернета.
«У меня для вас особая миссия – заняться уменьше-нием количества населения в России. Как говорила в свое время известный британский премьер–министр, Маргарет Тэтчер, чтоб обслуживать нефтяные скважины в России, хватит и пятнадцать миллионов человек…» – сказал Джонсон скрипучим голосом. «А живет пока сто пятьдесят», – усмехнулся Давид. «Вот именно. Надо потихоньку очистить от них богатейшую территорию!» – «Так они при капитализме итак спиваются и умирают от наркотиков по миллиону в год! В автомобильных ка-тастрофах и в драках гибнут». – «Так ведь и рождаются еще». – «Уже гораздо меньше, чем раньше – ведь нет бесплатных садиков и яслей, да и квартиры бесплатно давать перестали». – «Зато правительство России вы-плачивает «материнский капитал» за рождение второго ребенка!» – «Бедные семьи на это клюют, а другие  нет – понимают,  что  содержать ребенка  (тем более двух) в современной России дорогое удовольствие!» – сказал Давид. Джонсон узкой аристократической ладонью при-гладил волосы на голове: «Все так, но надо разрушить сам институт семьи – сделать, чтоб женщины не хотели рожать, а мужчины жениться». – «Пропагандировать сексуальные меньшинства?» – спросил понятливо Да-вид. «И это тоже. Надо так же проталкивать ювенальную юстицию – вбивать клин между детьми и родителями! Чтоб дети не слушались родителей, нервировали их, росли эгоистами. Тогда люди не захотят рожать». – «А как насчет православной церкви? Я всюду выступаю против нее», – похвастался Давид. «Да, с церковью надо бороться – она всегда ратовала за многодетные семьи, за дружную крепкую семью, против абортов,  – кивнул с досадой Джонсон и добавил: – А мы должны выступать за жизнь в удовольствие, за потре****ство – так, кажет-ся, это в России называется?» – «Будем стараться!» – с пионерской готовностью ответил Давид. «Ну а мы вас щедро материально поддержим… – удовлетворенно от-ветил Джонсон. – Англосаксонской расе (да и вам тоже) нужны обширные земли и природные ресурсы России, а народ ее нет…»
И оба они замолчали задумчиво – им представились чистые озера и огромные реки, вековые леса и плодо-родные земли России, из которой исчез весь российский народ. А в земле газ, нефть, золото, алмазы и чего толь-ко нет для сытной богатой жизни! И все это им принад-лежит!
 ***
Приехав в Россию, Давид собрал у себя в кабинете троих руководителей отделов – у каждого был свой штат и свое направление идеологической работы. Сидя вальяжно за столом, как и положено руководителю, ко-торый щедро платит подчиненным, Давид с энтузиаз-мом сказал: «Хочу вас обрадовать – нам увеличили фи-нансирование. Теперь ваши оклады вырастут. Но и ра-ботать придется активнее. Население земли растет, конфликты в мире усиливаются, ресурсы планеты исся-кают – идет жесточайшая борьба за место под солнцем. Итак, ты Борис, будешь обрабатывать российских жен-щин – добавь к своим основным темам их якобы любовь к кошечкам и канарейкам–попугайчикам. Чтоб они не детей рожали, а ухаживали за кошечками…» Кучерявый тощий Борис понятливо кинул. «Ну а ты, Леонид, – продолжил Давид, переведя взгляд на человека слева, – займешься мужчинами. Чтоб они лениво полеживали на диване и пиво лакали вместо того, чтоб создавать семьи. Если такой увалень и женится лет под сорок, то уже ро-дит одного, а может, и нет… Надо всячески доказывать русским мужикам, что женщины все суки, меркантиль-ны, что являются обузой, а особенно разведенки, не зря же мужики от них убежали…» Лысоватый, с отвислым животиком, Леонид ухмыльнулся. «А у тебя, Марк, са-мая важная работа  – это работа с молодыми поколени-ем, – продолжил Давид. – Надо заставить их прожигать жизнь в барах, под кайфом от наркотиков. С юных лет вести беспорядочную половую жизнь. Вообще, показать им, что жизнь не имеет никакого смысла, и они должны окончить ее суицидом…» – «Сделаем!» – хмыкнул ры-жий ушастый Марк.  
***
Смущенный в силу робкого поведения с женщинами, худощавый преподаватель вуза Глеб сидел на кухне у Елены – белокурой крупной женщины, менеджера в тор-говой сети. Он с ней месяц назад познакомился в кафе и все более в нее влюблялся. Он уже не раз провожал Елену после свидания до дому, а сейчас она пригласила его попить кофе. Он знал, что она после развода с му-жем живет одна с девочкой двенадцати лет в одноком-натной квартире, и уже думал, как соединить ее кварти-ру и его однокомнатную «малосемейку» и зажить одной семьей.
Насыпав жирному рыжему коту, который посмотрел на Глеба недобро, в миску корма «Вискас», Елена с улыбкой сказала: «Вот мой единственный мужчина!» – «Да, серьезный соперник, – усмехнулся Глеб – Такой и загрызть может!» – «А у тебя живность есть?» –  спро-сила Елена. «Нет. Мне некогда живностью заниматься – я рано утром ушел на работу в институт, вечером при-шел, сел за компьютер и еще поработал – статью науч-ную написал. А живность заботы требует!» – «Я тоже в интернете немало сижу. Но со мной всегда на коленях кот – глажу его, на душе теплее становится». – «Ну, у тебя есть дочка – родная душа, с ней не так одиноко… – сказал Глеб, давно мечтая о семье и детях, которых у него к тридцати пяти годам еще не было. – Кстати, где она? Хотел с ней познакомиться». – «Она у бабушки после школы осталась…– ответила Елена, специально отправив дочку к бабушке, чтоб та со своим въедливым характером не мешала общению с потенциальным же-нихом. – Да и не все просто с нынешними детьми – они замкнуты, огрызаются, непонятно о чем думают. Мне, честно говоря, с котом легче общаться – кажется, что он меня лучше понимает, чем дочка». – «Может, потому, что нет полноценной семьи?» – вкрадчиво сказал Глеб. «Наверное, если был бы мужчина умный рядом, то это плюс для воспитания ребенка, но…  Мой–то оказался лодырем, с интересами примитивными о футболе и ры-балке, да и выпивать начал – пришлось разойтись, чтоб не тянуть на себе эту обузу!» – «А сколько лет прошло, как расстались?» – «Уж лет шесть». – «А что, за это время?..» – начал Глеб. Елена, догадавшись, о чем он хочет спросить, прервала: «Был тут один, но… Мужики пошли нынче какие–то мелкие – меркантильные, без размаха! – она в очередной раз оценивающе оглядела Глеба. – И это не только мое мнение. У меня есть не-сколько подруг, которым за тридцать – и все одиноки,  а у иных и детей даже нет. Шастают по барам, карьеру строят, отдыхать ездят в Турцию или Египет, соберутся  компанией и мужиков обсуждают». – «Не знаю, как дру-гие мужчины, но я семью хочу. Хочу детей. Чтоб трое было, чтоб ходить с ними в походы, работать с ними на даче, учить чему–то...» – сказал уверенно Глеб. «А что ж не получилось?» Глеб замялся: «Сначала институт заканчивал, потом аспирантуру, кандидатскую защи-щал. Да и считал, что еще неспособен содержать жен-щину!» – «А сейчас способен?» – оживилась Елена. Глеб пожал плечами и насупился для солидности: «Ду-маю, что да…» Елена посмотрела на него очень внима-тельно и вдруг сказала: «Ну что, останешься у меня?» Он слегка смутился  и кивнул.
Вскоре они уже лежали на диван–кровати Елены. Неожиданно на кровать запрыгнул кот и, недовольно урча, лег на подушку между Еленой и Глебом. Глеб протянул руку, чтоб скинуть его, но кот вдруг резким движением когтистой лапы оцарапал ему ладонь. «Вот зараза!» – воскликнул Глеб и стал лизать руку, чтоб остановить кровь. Вместо того, чтоб скинуть сердитого кота на пол, Елена рассмеялась: «Ревнует мужичек–то мой мохнатый!» Она осторожно взяла кота на руки, унесла в кухню и закрыла дверь. Через три минуты от-туда раздалось злое мяуканье – противное и настойчи-вое, а потом и царапанье…
Глеб целовал Елену в губы, скользил рукой по мяг-ким грудям и вниз по животу, но никак не мог присту-пить к главному – член не поднимался. Казалось, что кот сейчас ворвется в комнату, расцарапает ему яйца, а член откусит. «Как противно орет», – с досадой сказал Глеб. «Завидует, что ты со мной спишь, а не он», – лас-ково  по  отношению к коту сказала Елена. Глеб удив-ленно похлопал глазами. Елена оправдалась: «Ночью он всегда со мной лежит – мягонький, тепленький, нежно мурлыкает».
Наконец, Глеб начал делать свое дело – часто и глу-боко дышал и вдруг закашлялся. Отвалившись от Еле-ны, он стал отхаркиваться и вскоре выплюнул изо рта комочек шерсти. «Видимо, на подушке кошачьи волосы были…» – оправдался он. Елена, недовольная прерван-ным сексом, подумала сердито: «А ты  бы носом ды-шал».
Кое–как Глеб закончил свое дело, а утром, не вы-спавшийся – недовольные визги кота мешали уснуть – простился с Еленой и ушел в свою малосемейку в двух-комнатной квартире. Уходя, он сказал: «Давай вечером встретимся у меня дома. Там спокойней». Елена пожала плечами: «Я же не могу оставить кота одного – он в от-местку всю мебель поцарапает. Да и у меня здесь все–таки личная ванная, а у тебя совместная с соседями. Я брезгую там мыться…»
***
Вечером после работы Глеб хотел позвонить Елене, чтоб назначить свидание, но не позвонил. После вче-рашней ночи он чувствовал себя разбитым, да и не хо-тел снова встречаться с котом. Итак рука еще болела – царапины на ней не заживали, покраснели и гноились. Он зажарил яичницу, выпил кофе и сел в любимое мяг-кое кресло перед ноутбуком. Стал читать статьи о том, что в мире делается, заглянул на сайт «Мир тесен», где публиковались материалы на самые разные темы. Уви-дел название статьи: «Нужна ли вам разведенка с прице-пом?»  – и с интересом стал читать, ибо ведь и Елена была «разведенка с прицепом» – то есть с ребенком. В статье писалось, что разведенная женщина – это мерз-кое наглое создание. Она, как правило, уже потасканная и с вредным характером – было бы иначе, муж бы от нее не ушел и она бы его не выгнала… Словом, она меркантильная и эгоистичная и никогда не будет ува-жать и ценить мужчину! В конце писалось: «У нее сло-жились свои ценности и привычки, которые не будет менять ради мужчины…»
Подобных статей Глеб в последнее время читал в интернете немало, но сегодня прочитал с особым инте-ресом и задумался. «А ведь, правда, взять хотя бы Еле-ну! Она  даже кота своего будет ценить больше меня. И вряд ли мне родит, если считает современных детей обузой, если уж ей даже своя дочка надоела». И Глеб решил, что, пожалуй, у него с Еленой нет перспектив, а молодые, красивые и без детей на него вряд ли клюнут, ибо он для них уже староват, да и беден по их меркам – не имеет ни машины, ни хорошей квартиры… Тяжко вздохнув, Глеб подумал: «Лучше  возьмусь за написа-ние докторской диссертации!» – и начал размышлять, на какую тему ее написать… 
***    
Не получив звонка от Глеба, Елена не стала перезва-нивать, а тоже, поужинав привычно одна, села на ди-ване, приблизив к себе журнальный столик с компьюте-ром. Кот расположился у нее на коленях, стал тереться  мордочкой о бедро под  халатиком и ласково мурлы-кать. Елена зашла в интернете на сайт «Дай лапку», где писалось о зверях – в основном о кошках. Там было размещено несколько статей о том, какие это прекрас-ные, ласковые и любящие животные и как надо их кор-мить и жалеть. Писалось, как им тяжко порой живется. Писалось об убогих, одноглазых и однолапых котятах, которых выхаживают и лечат сердобольные женщины. Описывались случаи, как одна женщина бросалась под мчащуюся машину, увидев на асфальте маленького ко-тенка, как другая залезла на дерево, чтоб снять с него боящуюся спрыгнуть кошку… Но особенно Елену пора-зил случай о том, как один котик спас свою хозяйку от смерти, когда с ней случился инсульт – он лежал у нее на груди три дня, а когда выздоровела, умер – так он забрал на себя ее болезнь, напитал хозяйку своей энер-гией. «Видишь, какие они замечательные! – подумала она, вспомнив о Глебе. – А ты говорил, что не любишь кошек в доме». Она ласково  погладила кота по голове и сказала: «Тебя ни на кого не променяю». И решила, что вряд ли стоит с Глебом встречаться, а тем более созда-вать семью – ведь он потребует изгнать кота из дома или усыпить его. Она подумала: «Уж лучше я найду раз в три месяца молодого самца для удовольствия, чем бу-ду исполнять женский долг раз в две недели с каким–то слабаком».
В квартиру пришла дочка Марина – была насуплен-ная и недовольная. «Как думаешь, стоит мне выходить замуж?» – спросила Елена. «За миллионера с котте-джем?» – усмехнулась дочь. «За обычного кандидата наук с небольшой зарплатой». – «Вот еще, – фыркнула  дочь. – Будет тут какой–то мужик–неудачник ходить по квартире в вонючих трусах». Елена грустно улыбнулась и подумала, что согласна с дочкой.
***
Елена складывала в чемодан из шифоньера модные красивые вещи, при этом весело напевала прилипчивую мелодию и неприхотливые слова современной песенки: «Море, море…Пальмы, пальмы!» И мечтала,  как в Тур-ции познакомится с заграничным мачо с волосатой гру-дью и будет с ним крутить роман – кокетничать, насла-ждаться в его объятиях, ездить с ним по морю на яхте, загорать обнаженной на палубе... Дочка Марина наблю-дала за ней с дивана с мрачным видом и, наконец, за-явила: «Плохая ты мать!» – «Это почему же?» –  расте-рялась Елена. «Не берешь меня с собой! Оставляешь одну в душном городе!» – «Не одну, а с бабушкой!» – «Ага… с нудной скучной старухой, которая постоянно бубнит: это не делай, а это делай вот так… На дискотеке  не задерживайся, приходи домой вовремя. Принюхива-ется вечно: может, ты пьешь? Может, ты  куришь? А в прошлый раз даже пол пыталась заставить мыть». – «Слушайся! Она плохому не научит!» – «Что она пони-мает в современной жизни?! Молодежь должна весе-литься, – Марина фыркнула. – Вот и ты только о себе думаешь! У меня каникулы скоро кончатся, а я и не от-дохнула толком!» – «А где это ты переработалась–то? Только и шастаешь со своей компанией с утра до вече-ра!» Марина мрачно продолжила: «Другие–то матери дочек не обижают. Вон Светку мать в Испанию с собой брала на целый месяц, а Катьку в Италию свозили, а ты меня даже в поганую Турцию не берешь!» Елена не ста-ла говорить, что у нее нет денег еще и на поездку доче-ри (та это итак от нее постоянно слышала), а заявила: «А чем ты заслужила поездку? Может, ты хорошо учи-лась? Нет ведь – на тройки учишься, учителям дерзишь! Или меня слушалась – посуду мыла,  стирала  и в доме прибиралась? А?» Марина снова сердито повторила: «Плохая ты мать!» Елена с досадой проворчала: «Вот зачем ты потребовала, чтоб я тебе купила айфон совре-менной марки за тридцать тысяч? Могла бы и старым обойтись, и были бы деньги на поездку». – «Ага, ты хо-чешь, чтоб я, как последняя лохушка, ходила с допо-топным айфоном? Да меня все друзья засмеют!» – «Вот когда сама зарабатывать будешь – тогда и хвались ай-фонами и езди, куда хочешь!» – сказала обиженно Еле-на. «До этого еще дожить надо!» – «Доживешь, все взрослеют…» – «А если нет? Может, меня завтра маши-на собьет? А я в жизни даже в Турцию не съездила! Ни-чего толком не увидела!» – Марина шмыгнула носиком. У Елены аж руки затряслись: «Что ты ко мне пристала? Займись своими делами! Коту вон в миску корм насыпь».  – «Твой кот – ты и насыпай! Нужен он мне тысячу лет, ты уедешь, а я его с балкона сброшу, с седьмого этажа. Или в мусоропровод посажу – пусть летит вниз и орет», – знала Марина, как сделать матери побольнее. Елена сверкнула глазами: «Я  тебе сброшу! Я тебе посажу!» – «Во, во – для тебя кот важнее соб-ственного ребенка!» – съязвила Марина.
Понимая, что доказывать дочери  что–либо беспо-лезно, Елена глубоко вздохнула и решила вообще ниче-го не говорить…
Марина тем временем взяла айфон, зашла  в интер-нет, в группу, где общалась с новыми друзьями, кото-рые постоянно говорили, что мир жесток и несправед-лив, что взрослые не понимают молодежь, что надо уй-ти из жизни... Прочитав несколько реплик интернетов-ских друзей, она им написала: «Я нашла выход!» Обер-нувшись к матери, она холодно и очень уверенно сказа-ла: «Все равно ты не поедешь без меня. Я тебе не дам!» Елена округлила глаза: «Это как же ты мне не дашь, за-сранка? Я весь год работала, чтоб недельку отдохнуть от всех вас, а ты мне не дашь?!» – «Теперь до конца жизни будешь отдыхать!» – заявила жестко Марина и, выскочив на балкон через открытую дверь, перевали-лась через ограждение…   
***
На сороковой день после похорон Марины Елена и ее старенькая согбенная мать Галина Ивановна в скорб-ных черных платочках стояли на кладбище, около мо-гилы с простеньким крестом, на котором была прикреп-лена фотография погибшей – юная милая девочка с доб-рыми голубыми глазками на ней счастливо улыбалась. «Ну и чего ей в жизни не хватало?» – горестно спросила Галина Ивановна и смахнула морщинистой рукой слезу со щеки. «Все это интернет виноват – оттуда они дурное получают. Учат их там родителей не слушаться, порно-графии всякой, наркотикам. Мы другие были, потому что книжки хорошие читали», – сказала  печально Еле-на. «Что ты все на интернет–то киваешь? Наверное, и сама в чем–то недосмотрела…» – вздохнула тяжко Га-лина Ивановна. «А ты чего недосмотрела? Раньше, между прочим, нас всех бабушки воспитывали. Я рабо-таю, а ты на пенсии!» – обиделась Елена. «Но ты мать все–таки…» – хмыкнула осуждающе Галина Ивановна.
Чтоб не поругаться и отводя от себя вину, Елена ска-зала: «Я вчера передачу смотрела, где про таких, как моя  дочка, говорили – их, оказывается, по стране очень много. Около тысячи человек за год покончили с собой, а может, и больше –  кто под поезд или машину бросил-ся, кто с балкона выпал или с крыши прыгнул. Говори-ли, что в интернете есть специальные группы «смерти», в которые завлекают подростков, а потом требуют по-кончить с собой…» – «И кому же такое надо? – расте-рялась Галина Ивановна. – Невинные души губить? Ведь это грех–то какой». – «Есть, значит, какие–то злые люди!» – Елена пожала плечами. Галина Ивановна по-молчала, склонившись над могилой, поправила на уже подсохшем холмике земли, принесенные с собой гвоз-дики, и сказала: «Сама–то ты тоже виновата! Надо было больше рожать, лучше б троих. Они бы не эгоистами росли, да и, случись чего трагического, кто–то останет-ся, а так одна одинешенька!» Елена с болью пробормо-тала: «Как рожать? С кем? А потом их одной воспиты-вать на свою мизерную зарплату?» – «Но есть же еще мужики!» – «Где? Что с них возьмешь? Для одних я стара, для других, моего возраста, уже ничего не нужно, как только в спокойствии на диване полеживать!» – «Надо было с первым мужем жить, как–то смирить свой характер». – «Но он же простой работяга был, да и вы-пивал». – «Вот беда–то ваша, нынешних женщин, – все хотите жить богато и беззаботно. Всем олигархов пода-вай, путешествия и модную одежду! А жить, как мы, скромно, ради детей, не хотите». Елена напыжилась: «Ну, знаешь ли, мама, сейчас время такое – все хотят счастья». – «Счастье – оно всякое бывает…» – вздохну-ла Галина Ивановна.
И они пошли медленно домой, шурша опавшими ли-стьями на асфальтовой дорожке. Елена вдруг подумала нежно о котике: он, ласковый и пушистый, ее уже за-ждался, есть хочет… С ним она, наверное, и проживет до конца жизни!
Вдруг из–за железной могильной оградки вышел пе-гий облезлый кот с одним глазом и жалобно мяукнул. Елена вздрогнула и в ужасе замерла, вспомнив, что у дочки при падении тоже вывалился глаз… «Может, в него ее душа вселилась?» – подумала с жалостью Елена и пробормотала: «Заберу–ка я его к себе…»      

ПО ЛБУ
Этим утром Катерина, проснувшись, села  на крова-ти и, простонав, повалилась обратно. Муж Сергей, вы-ходя из ванной, подскочил к ней, спросил озабоченно: «Что случилось?» Катерина открыла помутневшие глаза и прошептала: «Голова чего–то закружилась. Так быва-ет. Сейчас отлежусь и встану – у меня сегодня зачет у студентов. Надо идти». Она полежала минут пять, дыша так тяжело, будто пробежала с километр, глядела на ча-сы на стене с неким страхом, боясь опоздать в универ-ситет, где работала на должности заведующей кафедрой химии и преподавала. «Может, ну его, этот универси-тет? Здоровье–то важнее», – сказал муж. «Нет, нет…» – ответила она. И попыталась подняться, держась за спин-ку кровати. Побледнела лицом, на лбу выступил холод-ный  пот. Нечто подобное, но только в меньших прояв-лениях уже случалось не раз, но она не жаловалась на это ни мужу, ни детям, ни коллегам по работе. Вообще, она по жизни старалась никому не показывать слабость, имея сильный независимый характер, который помог ей закончить школу с золотой медалью, поступить после института сразу в аспирантуру, а несколько лет назад и защитить докторскую диссертацию. Сколько себя пом-нила, никогда не жалела себя и, приходя из университе-та, отчитав там лекции, еще часов до двух ночи сидела у себя в комнате, изучала толстенные книги, рылась в интернете и писала статьи для научных журналов. Когда слипались глаза, заваривала кофе и пила по нескольку чашек, чтоб взбодриться. Взбадривала ее и мечта юно-сти – стать не просто обычным ученым, а академиком, лауреатом Нобелевской премии, о котором останется память в веках. Не жалея себя, не жалела она и студен-тов – принимала экзамены жестко, и никакие жалостли-вые отговорки не могли ее заставить выдать нерадивому студенту хотя бы незаслуженную троечку. К ней часто подходили коллеги по работе и просили быть снисходи-тельнее к тому или иному студенту: дескать, родствен-ник. На что она сухо и жестко отвечала: «Вот и помоги-те ему освоить знания». Поэтому коллеги считали ее гордячкой – наверное, она таковой и была, потому как оценивала их по реальным достижениям и уму и иногда говорила фифочке–аспирантке с длинными ногами: «Через передок, милая, карьеру не сделаешь!»
С трудом одевшись, Катерина сделала несколько шагов и повалилась на пол. Крупный муж, каждое утро занимавшийся с гантелями, боксирующий по «груше», в свои пятьдесят был в хорошей физической форме, он успел поймать ее и сказал: «Поехали срочно в больни-цу». – «А может, все–таки сначала в университет?» – пробормотала она. Он набрал номер телефона прием-ной ректора и сказал секретарше: «Передайте началь-ству – сегодня профессор Екатерина Петровна не при-дет, она заболела». Сергей, подхватив жену за талию, посадил в машину, что стояла у подъезда, и повез в больницу.
***
Приехав через два дня за результатами анализов, Сергей вошел в кабинет лечащего врача – опытного, со-лидного онколога. Тому уже поступила вся информация о болезни его жены, результаты анализов. Глянув на Сергея через толстые очки, отчего глаза казались по–рачьи неестественно огромными, он строго и сочув-ственно сказал: «Надо срочно начинать лечение – у ва-шей жены опухоль в голове…» Сергей помрачнел и словно чужим голосом хрипло спросил: «Какие шансы на излечение?» Врач тяжко вздохнул и суховато сказал: «Шансов мало – болезнь запущена, но мы будем делать все возможное…» Поняв, что надеяться на стопроцент-ное излечение официальной медициной не стоит, Сергей решил искать способы нетрадиционного лечения.
Дома он зашел в интернет –  и прочитал обо всех методах лечения рака народными средствами. Много чего там писалось – и то, что надо пить настой полыни, и то, что в лечении помогает свежевыжатый свекольный сок… На форуме, где люди высказывались о своем опы-те излечения, он вдруг прочитал: «Одним из главных причин возникновения рака является гордыня – смерт-ный грех! Есть святой человек, Григорий Иванович Пе-ресветов, который один умеет избавлять людей от этого греха...» – там же был телефон лекаря. Сергей подошел к жене, что лежала на диване, печально смотрела в по-толок слегка затуманенным взглядом и думала, что жизнь закончилась, что стоит повеситься,  чтоб не обременять семью своими мучениями… Сергей ласково сказал: «Я сейчас прочитал про некого Пересветова, ко-торый излечивает от рака! Давай обратимся к нему?» Катерина обреченно махнула рукой: «Давай…» Глядя на нее, покорную, потухшую, потерявшую азарт и волю, у Сергея защипало глаза от жалости, и он бодренько воскликнул: «Надо бороться за жизнь! Мы победим!» Представив, что ее вдруг не будет рядом, что потеряет жену навсегда, он похолодел от ужаса! Ведь они жили уже двадцать пять лет вместе, воспитали двоих детей, успешных студентов, вместе путешествовали по Евро-пе, постоянно находили интересные темы для общения, поддерживали друг друга  – и вдруг вместо этого воз-никнет пустота, боль!
В ту же секунду Сергей схватил телефон и позвонил по номеру лекаря Пересветова. В трубке ответил уве-ренный  женский голос: «Помощник Пересветова слу-шает!» – «Я  наслышан, что Пересветов излечивает рак. У меня болеет жена, он может нам помочь!?» – сказал Сергей требовательно. «У него много работы. К нему едут тысячи со всей страны и даже  из–за  рубежа. Но вы оставьте свой номер телефона – и мы вам позвоним! Но хочу сразу предупредить, что сеанс излечивания стоит тридцать тысяч рублей». – «Да хоть двести, – воскликнул он. – Но нам бы как–то побыстрее». – «Все хотят быстрее! – ответила женщина. – Но я поговорю насчет вас с Пересветовым!» – «Будьте добры…» – уже жалостливо попросил Сергей. «Хорошо»,– ответила женщина и потребовала рассказать, кем работает боль-ная, где…
***
Через два дня Сергею позвонила помощница Лекаря и продиктовала адрес, куда он с женой может сегодня приехать на сеанс. Дрожащей рукой он записал адрес и обрадовано воскликнул жене: «Сегодня едем!» Катерина сразу  приободрилась – то ли от известия, то ли от оп-тимизма мужа, что передался ей, то ли от тех лекарств, что уже  принимала.
Они сели в машину – и вскоре оказались около нуж-ного офиса, который находился на первом этаже жилого дома. На отдельном входе висела яркая видная вывеска: «Лечебный центр Пересветова…» На входе, где за сто-ликом сидела моложавая строгая женщина, Сергей представился. Она посмотрела в листок со списком и сказала: «Вы должны заплатить тридцать тысяч!» – «А нельзя ли узнать сначала, в чем заключается метод из-лечения?» – спросил Сергей. «Эффект этого метода за-ключатся именно в неожиданности! Предупреждаю, что придется потерпеть! Прерывать сеанс нельзя – это толь-ко усугубит болезнь! – сказала женщина. – Но если он вам не понравится, то потом деньги можете забрать».
Заинтригованные и напряженные, Сергей с Катери-ной прошли в помещение, где стояли у дальней стены два кресла, в одном из которых сидел мужчина с не-опрятной черной бородой, в помятом пиджаке и стоп-танных ботинках – иные бомжи выглядят презентабель-нее. Он вызвал у Сергея отторжение, но и чем–то при-влек. «Странный тип, – подумал он, но решил, что свя-тые, наверное, такими и должны быть – несколько не от мира сего. Мужчина посмотрел на них пронзительным взглядом жестковатых черных глаз и приказным тоном сказал: «Ваша жена должна сесть здесь!» Сергей пошел за женой, но Пересветов резко выставил вперед руку: «А вы должны сесть напротив, на тот стул». Сергей не при-вык, будучи директором строительной крупной фирмы, чтоб ему приказывали (обычно  приказывал он, порой прилагая к приказу матерные слова), а сейчас растерян-но сел на стул около стены, где недалеко от него сидел молодой мужчина с видеокамерой. «Ну что, начнем?» – Пересветов посмотрел на Катерину плотоядным взгля-дом, словно удав на кролика. – Я смотрю, ты женщина важная! Одеваешься красиво…» Пересветов вдруг резко дернул ее за рукав дорогого модного костюма. «Про-стите, но почему вы меня называете на ты?» – растеря-лась Катерина. «Вот она гордыня–то, вот поползла, – удовлетворенно воскликнул мужчина. – Вот от нее–то и все болезни!» И он дернул женщину за воротник костю-ма. «Что вы делаете?» – воскликнула Катерина. «Нельзя быть недотрогой! Это тоже гордыня!» – заявил Пересве-тов. Жена покраснела. Вдруг Пересветов легонько хлопнул ее ладошкой по плечу: «Доктор наук, гово-ришь! В университете преподаешь! Загордилась! Умнее всех себя считаешь, да? В Нобелевские лауреаты ме-тишь?» Сергей вскочил со стула и процедил: «Ты чего мою жену хватаешь?» Пересветов пожал плечами: «Так вы лечиться сюда пришли или свою гордыню выказы-вать? Предпочитаете умереть…» Сергей сел на стул. «Так–то  лучше, – сказал Пересветов и вдруг стукнул Катерину резиновой мухобойкой по темечку. Жена схватилась за голову, поправляя прическу, на глазах вы-ступили слезы. «Проще надо быть, проще… Не выпенд-риваться!» – воскликнул сердито Пересветов. Жена по-смотрела на Сергея умоляюще: дескать, спаси…
Сергей сидел, сжав кулаки, не зная, что делать. Хо-телось дать неопрятному мужичку в физиономию, схва-тить жену за руку и выбежать с ней из помещения, но что–то мешало это сделать! То ли желание видеть жену здоровой и пойти ради этого на подобное унижение, то ли взгляд мужичка, который явно обладал некой маги-ческой силой и гипнозом, а то ли предупреждение жен-щины на входе, что прерывание сеанса грозит большей болезнью. «Прекрати снимать!» – буркнул Сергей пар-ню, который снимал все действо на видеокамеру. Пред-ставилось, что это унижение жены потом еще кто–то увидит, и это ужаснуло. «Нет,  пусть снимает! – жестко сказал Пересветов. – Эту запись мы отдадим вам, чтоб смотрели и еще больше мучились!» – и Пересветов ударил Катерину мухобойкой по лбу. У Сергея потем-нело в глазах, и он отвернулся… Он уже не смотрел, что происходило дальше – только слышал, как жена по-станывает от ударов, а Пересветов ей говорит: «Не плачь! Терпи!» Наконец он крикнул: «Все! Сеанс закон-чен!»
Подхватывая жену под руку, Сергей подумал про мужичка: «Этого я тебе так не оставлю». «Ну что, забе-рем деньги?» – спросила Катерина, когда они выходили из помещения. «Это будет для нас еще большим униже-нием», – подумал Сергей и махнул рукой. До машины Катерина дошла спокойно, а там вдруг разрыдалась, ее трясло, она в истерике кричала с побелевшими глазами: «Сволочь, как ты допустил, чтоб какой–то грязный наглый тип меня прилюдно оскорблял…» Всю дорогу до дому она рыдала и билась головой об обивку салона и только в квартире утихла, обмякла и быстро уснула.
Проспала она двое суток, а проснулась с посветлев-шим взглядом и вдруг удивленно сказала: «Кажется, я выздоровела!»
В поликлинике, когда Катерине сделали снова томо-графию головы, врач, долго сравнивая снимки с про-шлыми, недоуменно сказал: «Похоже, опухоль рассасы-вается…»
***               
Через два месяца, когда Катерина уже вышла на ра-боту, Сергей, проезжая мимо офиса Пересветова, вспомнил те унижения, что пришлось здесь вытерпеть и свое желание отомстить. Увидев Пересветова, который выходил из двери, уже одетый в цивильный костюм и хорошие туфли, с расчесанной окладистой бородой, осанистый, Сергей остановился, вышел  из машины и удивленно процедил: «Ты ли это?» – «Что, по лбу прие-хал дать?» – усмехнулся миролюбиво Пересветов. «Скажу честно, было такое желание, но…» –  ответил Сергей. «И правильно… – сказал Пересветов. – А то то-же от гордыни придется лечить». Он поинтересовался: «У жены–то как здоровье?» – «Выздоровела!» – сказал Сергей. «Это главное…» – заметил удовлетворенно Пе-ресветов. 

ПРЕТЕНЗИИ
В кабинет к премьер–министру Великобритании То-ни Блеру, подтянутому и элегантному, пришел один из приближенных, депутат нижнего парламента и ярый член партии либералов, полноватый мистер Холмс, чтоб обсудить законы, вынесенные на обсуждение зако-нодателей… Вскоре Холмс негромко заявил: «Надо что–то делать с Россией – она нагло себя ведет. Помни-те скандал с убийством бывшего российского разведчи-ка Литвиненко, который нам помогал и был отравлен радиоактивным полонием… Принятый Россией «анти-гейский» закон, а теперь вот еще и второй тюремный срок безвинному Ходорковскому». – «Да, да… – кивнул с досадой Тони Блер. – Россия обнаглела. Хочет прове-сти самую дорогую в мире Олимпиаду. А все потому, что денег у нее слишком много от продажи сырья. Не было бы денег – сидела бы и не рыпалась».
Блер злился, что Россия после проигрыша в холод-ной войне стала возрождаться, не выдала Англии обви-ненного в убийстве Литвиненко разведчика Лугового и, вообще, начала англосаксам дерзить. «Но особенно ме-ня сейчас волнует вопрос с Ходорковским, – вкрадчиво сказал Холмс. – Ведь это талантливый предпринима-тель, сумевший стать богатейшим человеком в России. Если бы его не арестовали и не отняли у него нефтяную компанию, он бы стал нашим первейшим другом. Он бы Путина в дугу согнул». – «Да, не смогли мы ему по-мочь, – вздохнул премьер–министр. – Но ведь он, как говорит Путин, причастен к убийствам». – «Ну,  – усмехнулся  Холмс. –  Не даром говорится, что за каж-дым огромным состоянием стоит преступление!» – «Да, – согласился с ухмылкой премьер–министр. – У каждо-го из нас есть свои скелеты в шкафу». – «Но еще не поздно Ходорковскому помочь! Путин хочет, чтоб Олимпиада, его детище, прошла успешно! У нас есть шанс на него надавить: дескать, не пошлем своих спортсменов,  если Ходорковского не освободит, – ска-зал Холмс и, прищурившись, таинственно добавил: – Ходорковский до сих пор человек не бедный. Он хранит большие деньги в швейцарских банках. А нам сейчас деньги нужны на очередную предвыборную компанию». Премьер–министр оживился, глаза у него заблестели, и он вопросительно посмотрел на Холмса. «Да, да, – кив-нул Холмс. – Мне заинтересованные в освобождении Ходорковского люди сказали, что он готов выделить нам десяток миллионов фунтов!» – «Даже так?» – вос-кликнул удивленно и обрадованно премьер–министр. «А что ему жадничать? Чем гнить в тюрьме, лучше по-жертвовать на благо демократии. Вы же сами видите, что уже многие лидеры Европы кинулись его защищать. Не за так, конечно», – намекнул Холмс. Тони Блер кив-нул: «Я обязательно выскажусь в его защиту в парла-менте, чтоб это прозвучало весомо и значимо…» – и подумал с удовлетворением, что и ему лично на до-стойную жизнь перепадет немало от наворованного у российского народа Ходорковским. 
***
Президент России Путин, худощавый министр спор-та Жуков и пресс–секретарь президента лупоглазый Песков сидели в кабинете в Кремле и в который раз го-ворили о предстоящей Олимпиаде в Сочи. Все были озабочены, с серьезным лицами. «Ну, какие у нас еще проблемы?» – спросил настойчиво Путин, считавший успешное проведение Олимпиады одним из главнейших дел в своей жизни и не жалевший на нее ни времени, ни сил, ни денег. «Проблема сейчас одна, – сказал Жуков настороженно. – Строительство объектов спортивных, как вы сами знаете, идет с опережающим графиком, но вот противодействие нашей Олимпиаде на Западе огромное. Снимается много сюжетов западными корре-спондентами с негативной оценкой: дескать, ничего–то у русских не получится, что они опозорятся, не сумеют обезопасить спортсменов, нарушают экологию заповед-ных гор. Некоторые спортивные деятели запада высту-пают с заявлениями, что надо бойкотировать Олимпиа-ду, не ездить на нее спортсменам». – «Завидуют, что ли, что у нас будет такой грандиозный и невиданный ранее праздник спорта? Что мы проводим зимние игры впер-вые в мире, по сути, в тропиках?» – спросил с улыбкой Путин. «И это тоже… – ответил Жуков бархатным ти-хим голосом. – Но главные претензии в основном к нашему поведению. В том, что приняли якобы антигей-ский закон». – «Какой к черту антигейский?! – прервал возмущенный Путин, оппонируя тем, кто это говорит. – Разве мы запрещаем выступать спортсменам, причис-ляющим себя к сексуальным меньшинствам, на нашей Олимпиаде?! Сколько им можно объяснять, что закон лишь касается пропаганды нетрадиционных сексуаль-ных отношений среди несовершеннолетних…» Жуков согласно закивал. Песков достал листочек с фразами лидеров западных стран и сказал: «Но еще одна претен-зия – это то, что арестован Ходорковский. Я могу зачи-тать: вот тут премьер–министр Британии выступает, вот премьер–министр Канады…» Он уже открыл рот, гото-вясь зачитать грозные реплики руководителей западных стран, но Путин отмахнулся: «Слышал я уже от них это лично и не раз. Удивительные люди, ссылаются на не-кий гуманизм, а сами у себя, если какой–то предприни-матель налоги не заплатит, посадят его лет на тридцать, а то и до конца жизни». – «Да, – кивнул министр спорта Жуков. – Мне тоже крупные спортивные чиновники намекали, что на них давят из–за Ходорковского…» Пу-тин крякнул, задумался и, наконец, сказал: «Ладно, ради того, чтобы наш праздник прошел успешно, я помилую Ходорковского! Тем более он мне слезное письмо при-слал: дескать, мама  болеет, могу не увидеть ее. Но дру-гие их претензии, – он покачал головой, – удовлетво-рять не будем! Мы суверенная страна – и имеем право делать, что  хотим в своей родине».    
***
Барак Обама с руководителем Госдепа, с советником по  спорту собрались в Овальном кабинете Белого Дома обсудить, стоит ли ехать на Олимпиаду в Россию. Не-давно Барак Обама получил официальное письменное приглашение от Путина, и теперь предстояло дать от-вет. «Что будем делать? – спросил Обама. – Неплохо было бы съездить. Возможно, это поможет улучшить наши отношения с Путиным». Суровый руководитель Госдепа, а по сути дела министр иностранных дел, напыжился: «Это, конечно, ваше право. Но мнение нашего конгресса отрицательное. Я со многими кон-грессменами говорил: и все против того, чтобы вы еха-ли. Да и пресса наша в основном пишет про Олимпиаду в негативном ключе – и если вы поедете, то накинется на вас, попортит вам имидж». – «И какие же причины не ехать?» – спросил Обама. Руководитель Госдепа заявил: «Главная причина это, конечно, Сноуден. Россия нанес-ла нам пощечину, приютив нашего беглого разведчика, который разболтал всему миру, что мы следим за лиде-рами всех стран и многими другими важными персона-ми… Мы просили выдать Сноудена, чтоб другим непо-вадно было нас предавать, но Путин отказался! И если вы поедете на Олимпиаду и будете там стоять на три-буне рядом с Путиным и улыбаться, то наш народ, да и весь мир, воспримет это как огромное унижение Вели-кой Америки!» Обама обратился к советнику по спорту: «А у вас какое мнение?» Тот набычился и пожал плеча-ми: «Я, в общем–то, поддерживаю мистера Н…» – «Но, я думаю, мое присутствие как–то воодушевит амери-канских спортсменов на победы!» – сказал важно Оба-ма. «Это несомненно – видеть своего президента на трибунах большой стимул. Но, – советник по спорту замялся. – У русских больше стимулов. Все–таки не зря говорится, что дома и стены помогают. Насколько я знаю, они усердно тренируются. И после неудач и уни-жений на предыдущих Олимпиадах хотят доказать все-му миру, что Россия лучшая спортивная держава. Путин сам спортсмен – и победу воспримет, как повод гор-диться!» – «Совершенно верно, – согласился руководи-тель Госдепа. –  Вы будете жалко выглядеть на фоне бравого и довольного Путина, который снисходительно будет поглядывать на вас и других европейских лиде-ров. Так что надо посоветовать всем лидерам Запада бойкотировать Олимпиаду… Они на него сейчас обиже-ны, что сорвал подписание договора об ассоциации Ев-росоюза с Украиной – перекупил Януковича». Обама вздохнул, задумчиво покачал головой и с улыбкой про-изнес: «Как основатель современных олимпийских игр Пьер де Кубертен сказал: «О спорт – ты  мир!» – «Увы, – ответил суховато руководитель Госдепа, – спорт – это тоже война, но только мускулами и рекордами….»
***
Перед грандиозным открытием Олимпиады Путин встретился со членами оргкомитета спортивного празд-ника в просторном помещении для пресс–конференций. Он был бодр, весел и сказал: «Я вас всех благодарю за огромную работу! Но не надо расслабляться! Предстоит еще больше работы. Надеюсь, Олимпиаду мы проведем на высшем уровне. Уже сейчас многие зарубежные спортсмены и их руководители говорят, что для них со-зданы прекрасные условия для проживания и трениро-вок, что это будет лучшая олимпиада из всех ранее про-веденных». – «Жаль, не приехали лидеры западных стран! – сказал премьер–министр Медведев, очень лю-бивший общаться с ними, фотографироваться, жать им руки и чувствовать себя крупным политическим деяте-лем мирового масштаба – он сидел за столом рядом с Путиным с фотоаппаратом на  груди и в спортивном костюме. Но, определив по взглядам окружающих, что сказал что–то невпопад, поспешно с энтузиазмом доба-вил: – Зато приехали лидеры из Азии!» – «Что ж, – ска-зал негромко Путин, – те, кто не приехал, пожалеют, что отказались поддержать своих спортсменов и уви-деть прекрасное зрелище!» – и подумал: «Я пошел им навстречу – освободил Ходорковского, был ласков и гостеприимен, но, похоже, их претензии никогда не кон-чатся. Мне доносят, что они на Украине специально к Олимпиаде бузу готовят… Пока у нас будут руки связа-ны. Однако дальше мы уже не прогнемся. Кончилось их время! Отныне победы будут за нами и не только в спорте!»
 
ОБОЛЬЩЕНИЕ
Будучи журналистом на Первом канале телевидения, Эдуард готовил телепередачу по экономике. Ему ее предложил вести новый заместитель руководителя теле-канала, моложавый и пронырливый Марк Зарецкий, ко-торый азартно заявил: «В нашей стране происходят грандиозные реформы! Отказавшись от социализма и замкнутости, мы вступаем в глобальную семью Запада, который поможет нам победить технологическую от-сталость. Поэтому ваша передача будет разъяснять костному российскому народу, который еще упорно и тупо цепляется за старое, за социализм, правильность нового экономического курса страны!»
Эдуард хоть и не был экономистом по образованию, однако с удовольствием взялся за эту работу. Уже с юности он, столичный мальчик из семьи искусствове-дов, считал Запад неким светочем, примером всего лучшего и полезного. Да и как было не считать, если он не терпел советские песни с их прославлением патрио-тизма и труда, а слушал только зарубежную эстраду! О, с каким восторгом он ловил на своем транзисторе за-прещенную радиостанцию «Свобода», по которой не-сколько раз в неделю, после новостей, начинали транс-лировать зарубежную попсу – играли легендарные группы «Пинк–флойд», «Ролинг стоунз», «Битлз», и другие! Шум, бряканье, дребезжание, визги западных музыкантов вводили его в некий транс – у Эдуарда не-произвольно начинали дергаться все конечности, он впадал в экстаз и думал: «О, я отдал бы полжизни, чтоб увидеть эти группы наяву, чтоб побывать на их концер-те!» С юности он не носил других штанов кроме джин-сов, курил сигареты не болгарские и советские, а только привезенные из–за рубежа «КЭМЕЛ», «ПАРЛАМЕНТ» и, затягиваясь ими, старался долго не выпускать из рта дым, чтоб насладиться его ароматом – словно это не дым вовсе, а некий воздух свободы! Магнитофон у него был немецкий, купленный с рук «Шарп», транзистор тоже западного производства! Эдуарду казалось, что цвет и форма (не говоря уж о качестве) любой вещи, сделанной на западе, идеальны! И когда кто–нибудь из знакомых, не понимая его увлечения всем заграничным, говорил: «Чего ты так помешен на всем западном!? Мы же спутник первыми запустили в космос и Гагарина…», Эдуард гордо отвечал: «А они на Луну полетели и пер-вые атомную бомбу сделали…» И начинал с упоением говорить, что Нобелевские лауреаты в основном с Запа-да, что автомобили на Западе делают огромные и краси-вые, не то, что угловатые «Москвичи» и «Жигули»! От его напора и говорливости оппонент растерянно замол-кал, а Эдуард, чувствуя себя победителем, вздыхал: «Эх, хоть бы разок побывать в той прекрасной жизни!» И вот вдруг наступила пора, когда с приходом к власти Горбачева, а потом и Ельцина, страна подружилась с Западом…
На свою первую передачу Эдуард пригласил эконо-мистов, которые ратовали за скорейшее проведение ре-форм по западному образцу и вели страну по этому пу-ти. Они расселись за полукруглым столом перед теле-камерами, важные, напыщенные, самоуверенные, и Эду-ард чувствовал с ними духовное родство, ибо и они вы-росли в одной с ним среде, на возвеличивании западных ценностей… Первым заговорил пухлощекий Егор Гай-дар с кривоватой ухмылкой и заплывшими мутными глазками, он сказал: «Я решил, что мы не будем строить самолеты – они шумные и потребляют много керосина. Мы будем в кооперации с западом строить «Боинги». Чубайс, неторопливый и важный, с покрасневшей, слов-но у провинившегося хулигана, физиономией заявил: «У нас в России при советах было создано много ненужных предприятий, их следует модернизировать, что и сдела-ем с помощью западных технологий. В настоящий мо-мент мы пригласили в страну более двухсот западных специалистов, которые проводят инвентаризацию наших предприятий, чтоб направить туда инвестиции…»
Эдуард, чтоб состоялась какая–никакая дискуссия, пригласил в студию и бывшего (еще советского) мини-стра экономики, который в ответ на обвинения сказал: «У нас немало своих инженеров и ученых, которые мо-гут сами модернизировать предприятия в связи с по-требностями времени…» Все присутствующие язви-тельно ухмыльнулись и заговорили разом: «Зачем изоб-ретать велосипед?»; «Ваши советские инженеры ничего толком не умели делать!» Пожилой экс–министр стуше-вался под напором молодых и нахальных и замолчал – именно такого эффекта Эдуард и хотел, Чтоб все зрите-ли в России увидели, насколько несостоятельны, трус-ливы мысли советских замшелых ретроградов.
Чубайс в конце передачи оптимистично заключил: «Через три года наша страна будет передовой держа-вой!»
*** 
Смит, кадровый разведчик ЦРУ по экономическим вопросам, приехавший в Россию якобы в качестве неза-висимого эксперта, разглядывал в предоставленном ему Чубайсом кабинете документы из пухлых папок бывше-го советского министерства машиностроения и тяжелой промышленности. Именно эти документы его более все-го интересовали, именно они показывали, какие заводы в России (часто попутно с продукцией товаров народного потребления) производили оружие, компоненты к нему и составляли гордость России и опасность для Запада…
Чем пристальнее Смит изучал эти документы, тем более поражался, насколько мощно была развита сеть предприятий – они были почти в каждом городке, огромные, с численностью в многие тысячи рабочих, и небольшие, до сотни сотрудников. Это была великая сила! Если бы Америка тогда знала, какая мощь таится в СССР, сколько здесь высококлассных специалистов и новейших разработок, то ввела  бы  себя с СССР  гораз-до  осторожнее!
Смит раскрывал очередную папку, словно открывает сундук с сокровищами, затаив дыхание, с горящими гла-зами. Добраться до этих сокровищ он мечтал всю жизнь, он  за это получал большую зарплату в разведке вместе с тысячами сотрудников ЦРУ, но не мог добраться и до малой доли секретов, несмотря на миллиарды долларов, которые тратила Америка на разведку! И вот теперь наивные русские, а вернее, пришедшие к власти, так называемые, реформаторы, отдали ему эти секреты бес-платно! То есть совсем задаром! Что это дурь или пре-дательство?!
Через несколько месяцев кропотливой работы со своими коллегами Смит аккуратненько записал инфор-мацию о нескольких десятках ключевых предприятий в России, которые производили высокоточные станки для производства военной техники, и пришел в кабинет к своему куратору Чубайсу. Тот принял Смита с коллега-ми радушно, угостил  кофе – и нетерпеливо на них по-глядывал. Ему хотелось, как можно быстрее доложить о проделанной работе президенту Ельцину. Ведь рефор-мы в стране застопорились – выпуск промышленной, да и другой продукции, резко сокращался, и Чубайсу с компанией молодых реформаторов необходимо было показать хоть какие–то положительные результаты народу и президенту, иначе обозленный народ может заявить: «А не вернуться ли нам к социализму, где жи-лось лучше и порядка было больше?»
Смит протянул Чубайсу список предприятий и ска-зал бодренько и уверенно: «Вот на эти предприятия у нас точно есть инвесторы, которые их купят и модерни-зируют…» Чубайс расплылся в улыбке: «Приятно слы-шать!» – «Только надо определиться с ценой». – «Это не проблемы, – ответил Чубайс. – Да хоть за один дол-лар покупайте!» Смит  опешил: «Как за доллар? Это шутка?» – он знал, сколько стоят подобные предприятия в США – это были сотни миллионов долларов! Ведь на строительство их были потрачены огромные средства и труд тысяч людей. «Почему, шутка? –  воскликнул ве-ликодушно Чубайс. – Эти предприятия сейчас обуза для страны. Ведь мы ныне воевать ни с кем не собираемся – тем более с Вами! Ведь мы теперь друзья! Идеология коммунизма, которая нас разделяла, аннулирована и по-хоронена!» Смит растерянно улыбнулся: «Но так нельзя – надо хотя бы назначить цену, допустим, полмиллиона, чтоб это не казалось подозрительным! Чтоб, когда при-дет другой правитель, он не сказал: мол, здесь явно ка-кой–то сговор…» – «Не придет! – фыркнул Чубайс. – Мы этого не допустим!  Власть полностью принадлежит нам и навечно!» – «Но в демократической стране, какой вы себя объявили, все может произойти…по воле наро-да». – «А кто сказал, что у нас демократия? Это только видимость!» – «Хорошо, хорошо, – согласился Смит и,  уловив за словами Чубайса некий намек, добавил шепо-том: – Пусть будет дешевле, но вам–то тоже должно что–то достаться…за труд!» Чубайс, слегка покраснев от волнения, написал на листочке счет и пододвинул Смиту: «Вот сюда скиньте…» 
После разговора с Чубайсом Смит сам захотел ку-пить за «пару долларов» пару предприятий, чтоб от-крыть в России какое–нибудь прибыльное производство. Захотелось стать бизнесменом и бросить наконец–то работу в разведке, где он человек подневольный и полу-чает ограниченную зарплату. Да, у него не было доста-точно денег на покупку, но он ведь мог взять в долю уже солидного состоявшегося коммерсанта, чтоб деньги вложил тот, а прибылью делился со Смитом. Мог бы и сам взять кредит в США, как гражданин, под мизерные три процента годовых и на эти деньги выкупить в со-временной России, если судить по ценам Чубайса, полстраны… Смит бы так и сделал, если бы действи-тельно мечтал о производстве, но перед ним руковод-ством США была поставлена совсем другая задача…       
***
На одно из предприятий высокоточных станков во Владимирской области, где работали более тысячи опытных специалистов – конструкторов, инженеров, то-карей, фрезеровщиков, приехали на нескольких черных «Мерседесах» и джипах Чубайс с господином Кроку-сом, худощавым, с быстрыми хитрыми глазками, биз-несменом из США, и группа сопровождающих их чи-новников. Было среди них областное и городское начальство. Все уже пьяненькие и веселые… Директор Степан Иваныч, крупный и солидный, встретил их на крыльце двухэтажного административного здания. «Вот, – представил ему Крокуса Чубайс. – Этот господин хо-чет купить ваше предприятие, чтоб через полгода сде-лать из него передовой завод». Директор с подобо-страстной улыбкой пожал господину из Америки жест-кую крючковатую ручку и, согнувшись в пояснице, ска-зал: «Очень рад! Очень рад!» И сам поразился тому, ка-ким заискивающим стал его некогда грозный и уверен-ный голос. Ведь ранее он был уважаемый страной и вла-стью человек – директор крупного завода, производяще-го нужную продукцию! – с ним первый секретарь обко-ма партии на «вы» и по имени отчеству разговаривал… А теперь он был управленцем предприятия, где уже не-сколько месяцев не платили зарплату рабочим (и ему было стыдно смотреть им в глаза, зная, что тем детей нечем кормить), где выпущенная продукция лежала на складах невостребованной! Но главное, теперь он зави-сел от прихоти заграничного дяденьки, который покупа-ет его завод и директора вместе с ним, как некоего раба, коего может сегодня же выгнать: дескать,  физиономия его почему–то не понравилась…
Прошли по цехам завода – везде было прибрано. Хорошо  работала вентиляция, в чистые большие окна проникал свет, станки гудели, рабочие трудились… Все на заводе к приезду покупателя и министра Чубайса приготовились, как всегда привыкли готовиться к приез-ду большого начальства. Все хотели, чтоб их купили и дали им зарплату! Крокус с большим интересом по-сматривал по сторонам, говорил: «О, кей! О, кей!», по-дошел к толстой кирпичной стене цеха, постучал по ней ладошкой и тоже сказал «О, кей!». «Нравится, что здесь такие капитальные стены, – шепнул директору перевод-чик. – У них в Америке стенки картонные». – «Так ведь у нас в стране морозы, да и строили на века!» – горде-ливо сказал Степан Иваныч, пришедший на завод моло-дым инженером, проработавший здесь уже тридцать лет и считавший завод своим родным домом.
Наконец Крокус заявил на английском то, что пере-водчик всем объявил громко и торжественно: «Он поку-пает этот завод…» Лица у всех присутствующих, осо-бенно у Чубайса, удовлетворенно засветились. «Ну что, это дело надо обмыть! По русскому обычаю, – сказал угодливо толстый губернатор и добавил: – Тем более что банкет оплачивает наш благодетель!» И все началь-ство торопливо потянулось к выходу, чтоб сесть в свои автомобили и поехать в лучший ресторан города и вы-пить там на халяву коньяка, произнося хвалебные хо-луйские тосты в честь богатого зарубежного гостя… Пригласили и директора, но он отказался.
Когда все уехали, Степан Иваныч, встав посреди це-ха в окружении настороженных замов и инженеров за-вода то ли с радостью, а то ли с печалью сказал: «Вот и купили нас с потрохами! Будем надеяться, что действи-тельно продукция наша после модернизации завода пойдет на Запад», – и с досадой махнул рукой.
***
Рабочий, токарь–фрезеровщик высшего разряда, Ни-колай, пришел домой мрачный, достал бутылку самого-на из шкафа на кухне, налил полный стакан и выпил, не закусывая. Он в последние полгода всегда приходил удрученный и молчаливый, а сегодня был особенно пе-чален… Жена Катя молчала, чтоб не нарваться расспро-сами на грубость – Николай мог ответить жестко, если к нему приставали с разговорами. Ему нужно было время, чтоб обмякнуть… Наконец, он тяжко вздохнул и сказал: «Все, Катюха! Завод наш накрылся медным тазом! За-крыли его, обанкротили». Катя негромко и растерянно сказала: «Так ты же говорил, что его купил какой–то бо-гатей из Америки! Что обещал станки новые поставить, зарплату вам повысить и в срок выдавать!» – «Обещал–то он много чего, а на деле вышел пшик! Часть обору-дования вывезли на металлолом, часть продали коопе-раторам, которые грабли и лопаты решили делать. И это вместо станков, которые мы в Китай и в другие страны при социализме продавали! Загубили такой завод, сво-лочи! Смотреть на всю эту разруху больно, – Николай еще налил полстакана и выпил, на этот раз закусив гор-бушкой хлеба. – Как и на что жить будем?» – «Так иди в кооператив – у тебя же руки золотые, тебя возьмут!» – сказала жена. «Да я не о себе только, я о стране! – от-махнулся он. – В Советском Союзе делали спутники, самолеты, корабли, а теперь будем делать лопаты и грабли! Хорош прогресс!» – «Лопаты и грабли тоже нужны!» – сказала с улыбкой Катя. Он матюгнулся и пожал с недоумением плечами: «Я поражаюсь тупости и наивности нашей нынешней власти! Неужели они пове-рили, что Запад будет нам в чем–то помогать? Зачем Западу конкуренты? Россия нужна им слабая и зависи-мая. Так что не грабли нам нужны, а вилы! Есть кого на них вздернуть из нынешних правителей…»
***
Прошло двадцать пять лет… Эдуард – теперь из-вестный блогер, желчный, лысый, сидящий порой по шестнадцать часов в сутки около экрана ноутбука и пи-шущий едкие злые статьи о России, с перекошенной фи-зиономией стучал пальцами по клавиатуре и видел, как на экран ложатся строчки: «Наша поганая Россия ничего путного не способна производить! В магазинах вообще нет российских товаров! Людям дали возможность про-явить инициативу при капитализме, но наш испорчен-ный народ ни на что не годен. Уехать надо отсюда к чертовой матери на Запад».
Он бы давно уехал, да только кому он там нужен…    _

КОМУ ВЫГОДНО
Стоя у коленоупора (брусья, где колени упираются в перегородку), травмированный Игорь занимался физ-культурой и заодно смотрел телевизор – показывали «прямую линию» с президентом России. Путин сидел на небольшой сцене, за столом, в черном костюме с ярким галстуком, спокойный, бодрый, здраво рассуждающий, а ему задавали вопросы журналисты и солидная публика из зала. Иногда на крупном экране на стене показывали людей, которые присылали вопросы из разных уголков страны.
Вот на экране появилась девушка в инвалидной ко-ляске – белокурая, худенькая, телом согнутая слегка на бок. Она слабым, немного хрипловатым голосом сказа-ла: «Владимир Владимирович, в нашем городе М…  ме-ня не могут обеспечить нужными лекарствами!» – и назвала, какие нужны лекарства. Названия были очень мудреные, и Путин переспросил, какие это лекарства, чтоб записать, а потом сказал: «Специалисты разберут-ся. Надеюсь, они слышат нас! – и добавил: – Странно, что местные органы здравоохранения вас не обеспечи-вают. Мы ведь на это выделяем большие средства!» Де-вушка поблагодарила Президента  –  и на этом связь с ней  закончилась…
Размышляя над увиденным, Игорь пожалел девушку за то, что не может обходиться без лекарств, что уже «подсела» (как говорят наркологи) на них, хотя и поду-мал: «А может быть, вообще стоит от них отказаться! Ведь вряд ли есть от них какая–то польза!» Он вспом-нил, как сразу после серьезной травмы позвоночника в автоаварии, лежа в больнице, получал в день два десят-ка уколов,  часть из которых была бесплатной, а часть (наиболее дорогих) покупала мать на небольшую зар-плату учительницы, надеясь, что помогут сыну. Уколы ему ставили в ляжки, в плечи и попу так часто, что ле-карства не успевали рассасываться под кожей, и возни-кали шишки, которые потом лопались и кровили. «Мо-жет, не надо? – говорил он матери. – Ведь уже четыре месяца уколы ставят, а пользы  никакой…» Но мать свя-то верила, что именно дорогие заграничные уколы, в которых одна ампула стоит несколько тысяч, ему помо-гут, да и считала, что если перестанет их покупать, то тем выкажет равнодушие к сыну! И только когда он уехал из больницы в сельский дом родителей долечи-ваться, где стал выезжать на коляске во двор, греться на солнышке, интенсивно заниматься физкультурой, мыть-ся в бане и париться березовым веником, то не только его моральное состояние улучшилось, но и физически сразу окреп – перестали мучить головные боли, ныть мышцы и суставы. Тогда–то он и сказал категорично матери: «Больше я ни в одну больницу не лягу и не приму ни одного лекарства! Все это – ерунда!» И дей-ствительно, с тех пор прошло уже тридцать лет, а он не смотря на то, что не сумел встать с коляски (был пере-бит спинной мозг), чувствует себя здоровее многих сверстников – окончил два института, открыл собствен-ную коммерческую фирму, женился, зарабатывает день-ги… Одно злило и досадовало, что, увы, не сразу отка-зался от приема лекарств – и теперь иногда побаливают почки, печень слегка разбухла от переработки лекар-ственных ядов…   
*** 
Когда онлайн–связь с президентом прекратилась, Ирина тяжело вздохнула и вытерла ладошкой пот со лба. К ней подошла мать, которая находилась рядом, но вне видимости видеокамеры компьютера, и сильно пе-реживала за дочь: как та сумеет разговаривать с руково-дителем страны?! Не начнет ли заикаться? Не упадет ли от волнения и напряжения в обморок? Сказав дочери: «Ты молодец!», она поцеловала Ирину во впалую щечку и отвезла коляску с ней к кровати. Там, взяв худенькое тело дочери на руки, положила в постель. Стала масса-жировать ей затекшие ноги, сгибать–разгибать в коле-нях, чтоб не было контрактуры в суставах. Потом при-несла с кухни виноградный сок в стакане и выпоила до-чери, чтоб промочила горло…
И вдруг начались телефонные звонки – звонили зна-комые Ирины, друзья и родственники. Когда мать брала трубку, они говорили одно и то же: «Какая у тебя дочка молодец! Какая смелая! Не испугалась пожаловаться самому президенту! Здоровья ей и удачи…» – «Спаси-бо! Спасибо!» – отвечала мать, а сама еле сдерживала слезы, потому что знала, что дочь умрет года через два–три – так сказали врачи, судя по ухудшающимся анализам! Вскоре позвонила журналистка с местного телевидения и сказала: «Можно мы возьмем интервью у вашей дочери? Пусть она расскажет, как это сложно вы-писывать бесплатные лекарства!» – «Она пока отдыхает и не может ответить на ваши вопросы, зато я скажу. Да, это очень сложно! Нам приходилось требовать эти ле-карства через суд!» – «Вот именно!» – капризно под-дакнула матери Ирина с постели…
***      
Тем временем мэр города Иван Сергеевич, как и сот-ни тысяч чиновников в стране, сидевший перед телеви-зором и внимательно смотревший «прямую линию» с президентом, вызвал по телефону к себе в кабинет начальника здравоохранения Ольгу Петровну – стат-ную, красивую женщину, бывшего главврача поликли-ники, кандидата медицинских наук. Он строго посмот-рел на нее стального цвета глазами и сухо сказал: «Оль-га Петровна, вы смотрите общение с Путиным?» Она кивнула. «Как получилось, что вы «прославили» нас (в плохом смысле) на всю страну!? – продолжил мэр. – Если уж на нас жалуются самому президенту! Вы что–то знали про эту девушку Ирину? Почему вы не обеспе-чиваете ее бесплатными лекарствами?»
Ольга Петровна сглотнула  и спокойно сказала: «Мы ее обеспечиваем, как и положено таких больных! У нас на  каждого такого выделяется в среднем по десять ты-сяч рублей в год на лекарства, а она за прошлый год по-лучила лекарств на сумму триста тысяч, а ей все ма-ло…» – «Триста тысяч? – растерялся мэр. – Почему так дорого обходятся лекарства?» – «Ей московские врачи выписали очень дорогие, заграничные – и она теперь их с нас требует! И не хочет лечиться российскими анало-гичными, которые стоят намного дешевле. Судится с нами!» – «Да, девица непростая…» – хмыкнул мэр. «Очень даже нагловатая…– кивнула Ольга Петровна. – У нас в городе немало инвалидов, которым тоже требу-ется серьезная поддержка, но мы не можем их обеспе-чить, потому что приходиться весь фонд отдавать этой девушке. Конечно, такого человека жалко, но ведь и пользы от лекарств ей никакой». – «В каком смысле?» – напрягся мэр. «С этой болезнью ее вылечить невозмож-но. Специалисты, с которыми я разговаривала, сказали, что она через два года должна умереть. Лучше бы эти деньги потратили на тех, кого можно вылечить».
Иван Сергеевич помрачнел и грустно выдавил: «Прискорбно все это, но наше общество гуманно. И мы должны будем отчитаться за этот случай перед губерна-тором, а он перед министром здравоохранения… Так что найдите девушке еще дополнительные средства!» Ольга Петровна развела руками (дескать, что подела-ешь) и сказала: «Постараемся…»
***      
Некий важный чиновник в министерстве здравоохра-нения тоже сидел перед телевизором и смотрел обще-ние народа с президентом. Он был богат, имел дом на Рублевке, виллу на Лазурном берегу во Франции, особ-няк в Лондоне и немалый счет в Швейцарском банке. Маленький, лысенький, неприметный с виду, он, однако, был ключевым звеном в распределении государствен-ных бюджетных средств на закупку зарубежных ле-карств. А это были суммы в десяток миллиардов долла-ров в год! И все они уходили во Францию, в Германию, в Нидерланды, в США – фармацевтическим фирмам, которые щедро делились по тайным каналам с этим чи-новником со своей огромной прибыли… И сейчас, по-смотрев сюжет с девушкой, требующей от Путина зару-бежных лекарств, чиновник подумал с удовлетворени-ем: «Надеюсь, и в этом году выделят солидную сумму на закупку за рубежом. И ничего, что денег в стране ма-ло, ведь можно будет сослаться на Путина, который обещал девушке нужные лекарства». 

АХ, ЭТА СВАДЬБА
Они собрались в огромном загородном особняке краевого судьи Елены Петровны, чтоб обсудить пред-стоящее свадебное торжество. Замуж выходила ее един-ственная дочь – двадцатилетняя студентка юридическо-го института Катюша. Статная Елена Петровна, ее быв-ший муж – высокий насупленный Рашид, с которым она оформила в свое время фиктивный развод (чтоб не быть замешанной в его полукриминальных делишках по рей-дерским захватам земли кубанских фермеров), пухлень-кая круглолицая Катюша и жених дочери – крупный Альберт, сидели за большим дубовым столом и рассуж-дали, как достойно, с размахом, сыграть свадьбу. Елена Петровна, как хозяйка дома и как самый значимый и уважаемый здесь человек, сидела во главе стола с серь-езным видом, словно во время оглашения приговора, и размышляла вслух: «Свадьба, мои хорошие, должна быть в жизни один раз! И поэтому должна запомниться! Чтоб потом дети и внуки смотрели на видео, на фото-графиях, как вы, молодые, шикарно отметили рождение новой семьи! Я тут уже кое–что наметила. Во–первых, свадьбу проведем в самом дорогом ресторане города – там огромный зал вмещает двести гостей. Пригласим всю элиту города. Закажем самые лучшие блюда. Я примерно подсчитала, что свадьба обойдется нам мил-лионов в пятнадцать!» Рашид хмыкнул: «А не многова-то?» Елена Петровна зыркнула на него: «Ты что, не хо-чешь помочь дочке?» Рашид растерянно пожал плеча-ми: «Почему не хочу?.. Чем могу, тем помогу – дам миллиона три». Елена Петровна сурово глянула, как будто вынося приговор преступнику: «Это мы с тобой отпраздновали свадьбу в кафе, похожем на сарай, без цветов и коньяка – ну так ведь тогда мы были почти ни-щими. А теперь, слава богу, живем хорошо! Ты крупный предприниматель, я тоже не последний человек…» Ра-шид поморщился: «Ну добавлю еще пару миллионов, но не больше. В стране все–таки кризис, у меня рабочие на предприятии зарплату три месяца не получают. Как–то некрасиво получится – им, значит, двадцать тысяч в ме-сяц не могу выплатить, а на свадьбу трачу миллионы…» Тем временем Альберт поерзал на стуле и виновато произнес: «Конечно, я, как мужчина, должен был торже-ство сам оплатить. Но, к сожалению, я и мои родители можем дать всего пару миллионов. Они у меня, как вы знаете, простые люди – инженеры, ну а я пока еще толь-ко лейтенант, обычный следователь». Елена Петровна посмотрела на него, рослого, солидного, представи-тельного, одобрительно: «Не переживай! Лет через де-сять я тебя сделаю подполковником и заместителем начальника полиции города! Я своего зятя не обижу, ес-ли, конечно, дочь мою любить и холить будешь». – «Я ее очень люблю!» – торопливо сказал Альберт, ласково посмотрел на Катюшу и нежно сжал ее ладонь. Катюша томно прижалась к его крепкому плечу! 
Елена Петровна задумалась ненадолго, а потом с прищуром и с неким вызовом сказала: «А чем Резо нам поможет?» Она взяла свой айфон в золоченом корпусе и быстро набрала номер областного авторитета, «вора в законе» Резо, по кличке воровской «Резо–горский». В ответ раздался хрипловатый радушный голос: «Здрав-ствуй, наша дорогая Елена! Чем обязан?» – «Я свою до-чу Катюшу замуж выдаю. Надеюсь, придешь…» Резо с кавказским акцентом сказал: «Знаю, дорогая, о твоем торжестве! Жених у нее хороший человек – далеко пой-дет. Я уже думаю о подарке для тебя! Твоя свадьба должна затмить все свадьбы! Хочешь, приглашу луч-ших артистов из Москвы?! Хочешь Колю Баскова, само-го Кобзона?» Елена Петровна удовлетворенно хмыкну-ла: «Ну ты, Резо, как всегда щедр! А получится?» Резо важно ответил: «Почему нет? Если я обещаю…»
Положив айфон на стол перед собой, Елена Петров-на обвела присутствующих торжествующим взглядом и сказала: «Резо обещал самых лучших певцов из Москвы за свой счет!»
***
В тот же день Резо обзвонил всех криминальных ав-торитетов в округе и пригласил в загородный ресторан, что находился в огороженном высоким кирпичным за-бором здании – там обычно собирались те, кто избегал публичности. Вечером во двор особняка через железные ворота одна за другой въезжали машины – это были до-рогие джипы и  «Мерседесы». Из них выходили серьез-ные люди в добротных костюмах, у некоторых на паль-цах поблескивали золотые перстни с бриллиантами, а на шеях висели толстые золотые цепи… Оставив своих охранников во дворе, люди поднимались по мраморным ступеням крыльца и входили в небольшой уютный зал, где радушными объятиями  встречал худощавый жили-стый Резо. Он чувствовал себя здесь хозяином, самым главным, что называется «банкующим».
Когда приглашенные расселись за длинным столом, где стояли бутылки с коньяком, изысканная закуска и фрукты, Резо встал и сказал: «Уважаемые! Я рад, что все в добром здравии, – он сделал многозначительную паузу и продолжил с вопроса: – А все благодаря кому?..  Благодаря нашей уважаемой Елене Петровне. Скольких она из вас спасла?! Скольким светили серьезные сроки, но она старалась все свести к минимуму». – «Но ведь не запросто так!» – хмыкнул крупный лысый Теймураз, который владел в городе крупнейшим рынком. Он сидел недалеко от Резо и считался солидным бизнесменом. Резо усмехнулся: «За добрые дела по отношению к нам мы должны ей гораздо больше… Так вот, скоро состо-ится свадьба ее единственной красавицы–дочки, и мы должны сделать ей шикарный подарок». – «Деньгами?» – спросил Теймураз. Резо продолжил: «Деньги – это слишком просто. Я сегодня разговаривал с Еленой Пет-ровной и предложил подарить на свадьбу звезд россий-ской эстрады – Баскова, Кобзона, Меладзе и других… Я созвонился со сведущими людьми в Москве, те вышли на их продюсеров. В общем, приезд этих певцов обой-дется нам в триста тысяч долларов – в переводе на руб-ли восемнадцать миллионов. Я предлагаю скинуться всем по миллиону – и порадовать нашу заступницу». – «Не многовато будет? Мы же не олигархи», – сказал Теймураз. Остальные задумчиво молчали. «Уважаемые, – усмехнулся Резо, – для нас это небольшие деньги. Наверное, лучше сейчас дать миллион, чем завтра ли-шиться большего и сесть за решетку лет на пять–десять. А она  женщина  благодарная – отплатит сторицей, если кому–то из нас будет худо. Опять же замуж ее дочка выходит за следователя, старшего лейтенанта полиции, которого, при связях его тещи, ждет большая карьера. Или вам не хочется иметь в друзьях лет через пятна-дцать начальника полиции города?» Лица присутству-ющих вытянулись в растерянности, а Теймураз реши-тельно достал из кармана две пачки стодолларовых ку-пюр (в общей сложности двадцать тысяч) и бросил на стол. Тут и остальные полезли в карманы… Посмотрев на кучу денег, Резо удовлетворенно сказал: «А теперь можно и выпить за здоровье молодых…»
***         
В просторный светлый кабинет Кобзона в Госдуме вошел директор его концертной деятельности, моложа-вый  улыбчивый Марк. Кобзон сидел за столом в кожа-ном кресле, прямой, словно лом проглотивший, и важно перебирал бумаги. «Есть предложение выступить на свадьбе на Кубани за пятьдесят тысяч долларов», – ска-зал бодренько Марк.  «Когда?» – коротко спросил Коб-зон. «Через три недели в субботний день». – «Кто еще будет кроме меня?» – спросил Кобзон, не любивший, если кто–то своим певческим авторитетом, вроде Аллы Пугачевой, затмевал его, но и не  одобрявший, если ря-дом оказывались совсем уж незначительные певцы, кои принижали бы его статус… «Николай Басков, Мелад-зе…» – ответил Марк. «Это хорошо…» – хмыкнул Коб-зон, ибо эти певцы входили в первую десятку лучших эстрадных артистов страны. «А свадьба–то чья?» – спросил он. «Какая–то женщина, судья, выдает дочку замуж…» Кобзон слегка поморщился – он–то думал, что свадьбу справляет кто–то более солидный, спикер местного законодательного собрания, например, или олигарх, но, подумав, что пятьдесят тысяч долларов на дороге не валяются, сказал: «Откуда у нее такие день-ги?» Марк пожал плечами… «Впрочем, не важно, – от-махнулся Кобзон и спросил: – Она сама с тобой связа-лась?» – «Нет! Мужчина с кавказским акцентом, похо-же, грузин, который представился ее другом». – «Что там с меня требуется?» – «Пару песен и небольшая речь–тост в честь молодых». – «Давай  согласие…»  – кивнул Кобзон – он рад был, что, несмотря на его со-лидный возраст, его творчество не забывают, а ведь был после распада СССР и слома социализма период, когда его перестали приглашать на телевидение, на концерты, заявляя, что якобы был придворным холуем коммуни-стической партии и прославлял ее в своих песнях… Те-перь–то он опять в фаворе! 
***
Николай Басков со своей неизменной радушной улыбкой вышел на сцену в покрытом стразами голубом костюме, с золотистым ярким галстуком на шее, и в те-чение нескольких секунд осматривался. Зал ресторана, все стены были покрыты розами – белыми, красными, с удивительно огромными бутонами. В нем за десятками столиков с шикарными закусками сидели солидные лю-ди – моложавый и напыщенный прокурор города, начальник полиции с опухшим от частых пьянок лицом, депутаты местного законодательного собрания, заме-стители мэра. Елена Петровна приглашала даже губер-натора, но он отказался вежливо, сославшись на заня-тость... Мужчины все были в строгих костюмах, дамы в платьях с большими декольте. Отдельно, за ближним к сцене столом сидела хозяйка мероприятия Елена Пет-ровна в блестящем бордовом платье, молодожены – не-веста Катя в свадебном пышном платье и ее жених Аль-берт с хитроватой квадратной физиономией мачо, а также певцы Кобзон и Меладзе. Все смотрели на Баско-ва, раздались аплодисменты.
«Уважаемые, Катя и Альберт! Уважаемые гости! Я рад,  что меня пригласили на эту грандиозную свадьбу! Мне  хочется поздравить молодоженов и спеть для них свою  любимую песню «Все цветы тебе одной я пода-рю…» – сказал Басков и запел, вышагивая по сцене сво-им коронным пританцовывающим шагом. 
Потом произносили тосты и речи в честь молодых Валерий Меладзе, Кобзон – и пели. Публика аплодиро-вала с огромным пиететом. Лицо Катюши сияло сча-стьем, но более всего была рада ее мать! Елена Петров-на сначала при  появлении столь знаменитых столичных гостей немного  стушевалась, стала словно ниже ро-стом, заискивающе улыбалась, а теперь, выпив три бо-кала французского шампанского, осмелела, расправила плечи, сидя рядом с Кобзоном, и делала ему компли-менты, как очень привлекательному мужчине. Заодно она поглядывала с горделивым торжеством на местных гостей – подруг и друзей, важных чиновников местной администрации и словно вопрошала: «Ну, как моя сва-дьба? Такую вы не сможете отгрохать?!» 
Наконец, началось главное – молодожены фотогра-фировались с артистами. Выскочив на сцену, фотогра-фировалась с ними и Елена Петровна. Стоя рядом с Бас-ковым, обнимала его, а когда на сцену вышел Меладзе, расцеловалась с ним в губы. Басков в своей пошловатой манере пошутил: «Я не понял, кто тут молодожены? Меладзе с Еленой Петровной? И кому нам кричать: «Горько»?
Положив обоим певцам руки на плечи, Елена Пет-ровна прижималась головой к лицу то одного, то друго-го и чувствовала себя королевой – лицо, густо покрытое косметикой, светилось восторгом… Она, подзывая наиболее важных гостей из местных, стала великодушно говорить: «Давай с нами фотографироваться!» Глянув в конец зала, где за дальним столиком сидел в белом смо-кинге ее друг и бывший любовник, «вор в законе», она в порыве радушия уже хотела позвать его на сцену, по-благодарить за приглашение звезд эстрады, пригласить сфотографироваться с ними… Но вовремя опомнилась, да и сидевший в темных очках, чтоб не быть узнанным, Резо сделал характерный жест ладонью, что означало: ни в коем случае…      
***
Адвокат Сорин, который недавно отпраздновал сва-дьбу  с известной спортсменкой, чемпионкой мира и олимпийских игр по художественной гимнастике, выло-жил  фото со свадьбы в интернет. Вечером он сидел за столом у компьютера и любовался изображенной на них, очень элегантной и стройной, женой Викой.
Жена после ванны, в халатике, накинутом на голое тело, подошла сзади, положила  руки изящным жестом, каким ее научила гимнастика, Сорину на плечи и тоже глянула на экран, сказала: «У нас была замечательная свадьба без суеты и показухи! Пригласили только луч-ших друзей! Все было искренне!» Сорин склонил голову на бок и нежно поцеловал ее руку: «Все завидуют, что у меня такая божественная жена!» Тем временем под фо-тографиями на странице Сорина его друзья в соцсети стали ставить оценки «пятерка», «класс», но появилась и реплика некоего мужчины, который написал: «Твоя свадьба очень убого смотрится по сравнению со свадь-бой дочери судьи из Кубани» – и дал ссылку…  Прочи-тав надпись, Вика обиженно сказала: «Почему это убо-го? Очень даже достойно!» Реплика мужчина была неким вызовом, некой издевкой – Сорин представил, как писавший усмехался язвительно в этот момент. Сорин, как настоящий мужчина, оплативший свою свадьбу и потративший на нее около полумиллиона, нахмурился (по сути, его обвиняли в скупости) и перешел по ссылке на сайт, где были размещены фотографии и видео со свадьбы дочери судьи… Да, там действительно все бы-ло шикарно! Тысячи цветов! Запеченные целиком огромные осетры и красноватые жареные кабанчики на блюдах, но главное, там пели считавшиеся лучшими певцы России – Кобзон, Басков, Меладзе… А у него на свадьбе не было певцов такого уровня! Ни одного! «По-думаешь! Этих певцов мы можем и на концерте посмот-реть или по телевизору!» – фыркнула Вика, но Сорин уловил в ее интонациях некую зависть. Наверняка, Вике, привыкшей к всеобщему вниманию на спортивных со-ревнованиях, было бы приятно видеть у себя на свадьбе любимого ею сладкоголосого Меладзе, получить от не-го поздравления и сфотографироваться с ним, чтоб по-хвалиться подругам… Сорин подумал: «Кто такая эта провинциальная судья, чтоб устраивать такие роскош-ные свадьбы?! Чем она лучше меня, известного столич-ного адвоката? Чем ее дочка лучше моей жены, которая приносила славу и медали Родине?!» Он жестко проце-дил: «Я разберусь, откуда у нее такие деньги и кто она такая!»
В тот же вечер он позвонил другу, с которым закан-чивал юридический факультет – тот сейчас работал на Кубани юристом в крупной фирме. Услышав его задор-ный голос, оставшийся со студенческих времен почти без изменения, Сорин сказал: «Привет, дружище! Я к тебе по делу! Ты не в курсе, кто такая судья Елена Пет-ровна, что недавно свадьбу дочке отгрохала на несколь-ко десятков миллионов рублей. Хотя доход у нее, как я уже узнал, за год всего два с половиной миллиона…» Друг приглушил голос, словно чего–то опасаясь: «Очень мутный человек! Говорят, дружит с криминаль-ным авторитетом. Славится мягкими оправдательными приговорами богатым людям. Закончила якобы еще в советское время университет в Тбилиси, но мне говори-ли, что в Тбилисском университете такой студентки не было. Потом закончила юридический факультет в Крас-нодаре!» – «А есть какие документы, подтверждающие все сказанное?» – спросил Сорин. «Можно поискать…» – ответил друг и вскоре прислал по интернету фотогра-фии, где «вор в законе» Резо с подельниками сидят с Еленой Петровной за столом с шашлыками, и Резо ком-панейски положил ей руку на плечо.
Переслав эту фотографию по интернету товарищу, журналисту первого телеканала Иванову, Сорин сказал: «Хорошо бы устроить журналистское расследование этой свадьбы – там есть где поживиться…» Товарищ, обладая  большим журналистским нюхом на сенсации и азартом, сказал: «Постараюсь!»
***
На следующий день журналист Иванов, парень шустрый и настойчивый, прибывший со съемочной группой в Госдуму, встретил идущего после очередного заседания по коридору Кобзона и, представившись, ска-зал: «Иосиф Давидович, не могли бы ответить мне на пару вопросов?» Приосанившийся Кобзон, посмотрел на микрофон, где был (как сейчас делается) обозначен большой цифрой номер  российского телеканала, и спросил: «О чем?» –_«О современной российской эст-раде». – «Только коротко, а то я тороплюсь». – «Хоро-шо! – сказал Иванов и, махнув оператору, чтоб тот включил видеокамеру, начал: – Иосиф Давидович, вы еще родом из советской эстрады. По сути, один из ее столпов. Для кого вы пели и ради чего?» – «О, – обра-довался Кобзон вопросу и вспомнил свою бравую моло-дость. Уже тускловатые его глаза засветились. – Что тут говорить? Мы пели для народа. Воспевали его трудовые подвиги, ездили на великие стройки – на строительство Братской ГЭС, на строительство Байкало–Амурской  магистрали. И в другие места. Выступали порой прямо в цехах заводов, на полянах сибирской тайги! Радовали людей! Это было грандиозно! Это давало нам, певцам, большие силы, смысл жизни, огромное уважение и лю-бовь тысяч». – «Прекрасно, – сказал Иванов. – А сейчас для кого поют певцы?» Кобзон слегка напрягся, но еще продолжил в том же тоне: «Конечно, таких патриотиче-ских песен уже нет. Время другое. Люди хотят развле-каться, и мы поем больше о любви!» – «И кто ходит на эти концерты? Ведь билеты дорогие», – спросил Иванов. «Не такие уж и дорогие… Кстати, я часто пою на благо-творительных концертах бесплатно», – ответил Кобзон. «За это вам особая благодарность, – сказал Иванов и задал основной вопрос: – А как вы относитесь к тому, если вас приглашают выступить богатые люди, проис-хождение денег у которых весьма темное?» Кобзон прищурился и наморщил лоб: «Что вы имеете в виду?» – «Недавно вы выступили на свадьбе, которую проводи-ла судья из Кубани для своей дочери! Она не олигарх, а обычный служащий, а на свадьбу потратила огромные деньги», – сказал Иванов. Кобзон помрачнел и произнес: «Не надо заглядывать в чужой карман! И вообще, может быть, ей друзья богатые помогли». – «Да, как выясни-лось, у нее давно в друзьях известный грузинский вор в законе!» –  сказал Иванов. «Мы, певцы, не следователи и не прокуроры, чтоб знать, за какие деньги поем!» – про-цедил Кобзон и пошел прочь… Вслед ему Иванов крик-нул: «Иосиф Давидович, ведь вы же депутат Госдумы, уважаемый человек, в отличие от клоунов типа Баскова. Вы же получаете большую зарплату! Зачем вам так унижаться и терять любовь народа?» Кобзон не повер-нулся и ничего не ответил.
***
Перед заседанием адвокатской коллегии, куда при-шел  Сорин, его встретил в коридоре известный адвокат Резник – солидный, с оттопыренной важно нижней гу-бой, с зачесанными гривой седыми волосами и сказал: «Молодой человек, я не пойму, зачем вы ссоритесь с судьей?» – «В каком смысле?» – растерялся Сорин. «Она вам что–то сделала плохого, эта судья из Кубани? Вы размещаете в прессе ее провокационные фотогра-фии. Говорите о каких–то умопомрачительных суммах, потраченных ею на свадьбу». – «А разве я в чем–то со-врал? Я пишу и говорю правду и только правду! Вот, например, по моему запросу выяснилось, что у нее был фальшивый диплом Тбилисского университета, но бла-годаря которому она, работая судьей, получила диплом уже реальный Краснодарского университета, отучив-шись там якобы заочно – то есть ей, по сути, просто зачли оценки якобы сданных в Тбилисском университе-те экзаменов… Но мало того, когда я стал выяснять все эти подробности, она написала заявление в полицию, что якобы потеряла оба диплома. Исчезли они, понима-ете ли! Анекдот, прямо–таки!» Резник брезгливо по-морщился: «Я понимаю, если бы вы были скандальный журналюга или обиженный ею человек, но вы адвокат! Нам никак нельзя ссориться с судьями, они же, по сути, наши кормильцы…» – и Резник многозначительно и та-инственно глянул на Сорина. Сорин понял, о чем намек-нул Резник – он знал, что часто адвокаты являются по-средниками между богатыми жуликами и судьями, ко-торые выносят им приговор. Самому жулику или его подельникам трудно выйти напрямую на судью, чтоб дать взятку (судьи этого всячески избегают, чтоб не быть запятнанными и чтоб потом их не стали шантажи-ровать), а адвокату сделать это проще. «А может, это вы их кормилец?» – спросил с вызовом Сорин. «Мне уже намекнули, – Резник сделал  паузу, – что  при таком от-ношении к  судьям, вы не выиграете ни один процесс. А значит, и клиенты к вам за помощью не пойдут, и гоно-раров вы не будете иметь!» – «Честные пойдут…» – за-явил Сорин. «Я буду вынужден поднять вопрос о вашем осуждении на коллегии!» – припугнул Резник. «А я, – заявил  задиристо Сорин,  – напишу заявление в След-ственный комитет, чтоб провели расследование насчет этой Елены Петровны. И буду добиваться того, чтобы тот, кто вынужденно дает взятки чиновникам и судьям, освобождался от уголовной ответственности, если в этом чистосердечно признается – так именно  и делает-ся на Западе! Вот было бы здорово, если б выстроилась очередь написать на нее заявление…» Резник скривил толстые губы в усмешке: «Наивный, судьи у нас по за-кону неприкосновенны….как и депутаты!» – «Вот это–то и плохо…» –  сказал с досадой Сорин.    

ГУМАНИЗМ, ОДНАКО…
Полина в темном платочке, мрачная, осунувшаяся, с заплаканными глазами, сидела скромно в зале суда, где судили преступников–рецидивистов – вора в законе Рамзана, худощавого и лысого, с маленькими усиками, и его подельника Махмуда, моложавого, с туповатым бесчувственным лицом. Они стояли в углу зала в клетке за решеткой, охраняемые полицейскими, и холодно по-глядывали черными колючими глазками на присутству-ющих, на прокурора и судью. Три месяца назад они во-рвались вечером в дом Полины с пистолетами, выбив окошко в подсобном помещении. Муж, успешный пред-приниматель, с десятилетним сыном играли в шахматы и размышляли о предстоящем путешествии всей семьей к морю. Услышав звук разбиваемого стекла, муж с сы-ном пошли проверить, что случилось: может, птица ударилась в стекло или порыв ветра? И вскоре Полина услышала крик мужа: «Вызывай скорее полицию, здесь бандиты…» Полина убежала в комнату, где находилась «тревожная кнопка» (дом был на сигнализации) и нажа-ла ее, а для надежности еще и позвонила в полицию… Тем временем бандиты втолкали мужа в дом и, присло-нив к затылку пистолет, требовали показать, где лежат деньги и ценности. Полина слышала, как муж отвечал: «У меня нет здесь денег, они в банке». – «Врешь, – кри-чал Рамзан. – Мы знаем, что ты сегодня снял в банке миллион рублей…» – и бил рукояткой пистолета мужа по голове. «Не троньте папу!» – закричал сын. Махмуд схватил мальчика за шею и стал душить, говоря: «Сей-час убью твоего сосунка, если не скажешь, где деньги». Сын хрипел, плача. Полине захотелось выскочить из комнаты, чтоб отнять у бандитов ребенка, но она, за-першись и выдернув из скважины ключ, кинула куда–то его в суматохе и не могла найти… «Сейчас, сейчас, – кричала она из–за двери. – Я вам все отдам, что у меня есть». Выгребла из шкатулки золотую цепочку, два ко-лечка, две пары золотых сережек с бриллиантами – их муж ей подарил на десятилетие счастливой совместной жизни! «Сиди там! – крикнул ей муж. – Я сам все от-дам…» Услышав голос Полины, Рамзан стал орать: «Выходи, сука! А то прихлопнем твоего мужа и сыноч-ка!» – «Я  не могу», – отвечала она из–за толстой дубо-вой двери и дергала ее. «Сиди там!» – опять крикнул муж и сказал бандитам: – «Пойдемте к сейфу...» Он провел их в комнату, где был сейф с кодовым замком и где лежал травматический пистолет. Открыв сейф, муж схватил пистолет, но Рамзан выстрелил первым… «Сво-лочи!» – закричал ребенок, и тут Махмуд так сжал ему согнутой в локте рукой горло, что свернул позвонки у основания черепа. В этом момент к дому подъехала по-лицейская машина с мигалками, дом окружили автомат-чики в бронежилетах и касках. Двое полицейских ворва-лись в дом, бандиты стали отстреливаться, а потом за-кричали: «Мы сдаемся! Сдаемся!» Когда бандиты уже были в наручниках, Полина выскочила из комнаты и увидела лежащих на полу мужа, из виска которого вы-текала кровь, и хрипящего сына… «Уроды! Убийцы! – завыла  она. – Гореть  вам в  аду!»
И вот шел суд. Следователи выяснили, что бандиты уже ограбили несколько домов, где изуродовали троих – в том числе женщину с грудным ребенком. Прокурор, строгий мужчина под пятьдесят, со звездами полковника на кителе, зачитав злодеяния подсудимых и доказатель-ства их вины, требовал дать им «пожизненное».
Полина мысленно с ним согласилась. Будь ее воля, она бы присудила смертную казнь, но казнь, к огромно-му сожалению родственников многих жертв, была лич-ным указом Ельцина отменена в России. Хотя, конечно же, даже такая жестокая кара не вернула бы любимых мужа и сына, по которым она тоскует каждый день, пла-чет, разглядывая их фотографии и перебирая их личные вещи, и думает, что лучше бы умереть вместе с ними, чем так страдать…
Когда высокая представительная дама–судья в чер-ной мантии огласила более мягкий приговор, назначив «вору в законе»  Рамзану 25 лет колонии, а его подель-нику Махмуду, который сам якобы не убивал, двадцать, то Полина в недоумении хотела вскочить и громко вы-разить протест. Лишь мысль о том, что «вору в законе» уже шестьдесят лет, а значит, выйдет он на волю глубо-ким дряхлым стариком, если вообще выйдет, ее прими-рила с приговором…
Уходя с суда, Полина думала: «Почему нашу страну заполонили бандиты с Кавказа, из Грузии? Кто им раз-решил сюда приезжать и лить кровь порядочных граж-дан? Неужели нашей власти совсем наплевать на нас?»
***
Вечером перед сном Рамзан незаметно для окружа-ющих вколол себе в вену на ноге укол со специальным составом, переданным ему адвокатом, в результате чего у него в подмышечных впадинах и в паху (там, где про-ходят лимфоузлы), набухли шишки. Утром, встав с кро-вати в камере, он сделал два шага и упал на пол. Стояв-шие рядом зэки его подхватили под руки и подняли. Но-ги у него  опять подкосились: он, пошатываясь, пошагал к выходу, расставив широко руки, будто слепой ощупы-вая пространство. Твердил слабым голосом: «Плохо мне! Вызовите врача…»
Зеки вызвали охранников, которые отвели Рамзана в кабинет к врачу. Строгая крупная женщина в белом ха-лате, с рыжими кудряшками, посадила его перед собой за стол, измерила давление, дала градусник и басовито спросила: «Что у вас болит?» Рамзан тяжело и со сто-ном вздохнул и промычал: «Все тело ноет. Спать не мо-гу, есть не могу». – «Давно это у вас?» – «Месяца три». – «Почему раньше не обратились за медицинской по-мощью?» – «Думал, само пройдет. А сегодня проснулся и понял, что скоро помру. Вон  уже и шишки по телу пошли», – и он показал на подмышечные впадины. Врач велела снять ему робу и сунула пальцы подмышку, где нащупала выпуклое уплотнение «Думаю, что у меня рак, – вздохнул горестно Рамзан. – У моего отца тоже такие вышли, он и помер после этого через два месяца. Эх, не видать мне воли». Врач озадаченно посмотрела на него: «Я вас отправлю в госпиталь. Пусть там сдела-ют анализы!»
Она написала направление, и два моложавых сер-жанта–конвоира в автозаке отвезли Рамазана в больни-цу, где несколько палат были переделаны для больных–заключенных – на окнах стояли толстые железные ре-шетки, двери были стальные с крепкими замками. Рам-зану сделали рентген печени, взяли кровь на анализ и поместили в палату…
***
Вечером, когда врач–онколог подошла к подъезду дома и привычно взглянула на окна своей квартиры на седьмом этаже, откуда приветливо поглядывала дочка, ее окликнула радушно черноглазая, модно одетая жен-щина: «Галина Ивановна, можно вас на минутку…» – и встала навстречу с деревянной скамеечки. Врач с любо-пытством посмотрела на нее: «Слушаю, что вам надо?» – «К вам в больницу сегодня поступил из колонии Рам-зан Ковелиди с раком». Галина Ивановна напряглась: «А вы кто?» – «Я его родственница… Жалко, умрет чело-век, так и не увидев старушку мать – ей уже восемьде-сят пять, слепая почти, все плачет за своего непутевого, но любимого сыночка, а приехать к нему из Грузии и попрощаться перед смертью не может. Далеко!» – уме-ло врала она. «Сочувствую, – сказала Галина Ивановна. – Но я вам ничем помочь не могу!» – «Еще как можете! – воскликнула с напускной мольбой женщина. – Надо только правильно поставить больному диагноз…» Га-лина Ивановна прищурилась, уже начиная кое–что по-нимать: «Извините, мы еще не получили его анализы! Еще неизвестно, чем болеет ваш родственник!» – «Ка-кая разница… А вы напишите, что болен!» – «Да вы что?! – Галина Ивановна отшатнулась от незнакомки. – Это же подлог! Меня за это тоже в тюрьму посадят!» – «О, господи, какие вы страхи говорите! Кто вас прове-рять–то будет? Вы ведь большой специалист в своем деле. Ну а если даже кто–то и засомневается, друзья Рамзана помогут ему перестать сомневаться. Кирпич на него с крыши случайно упадет или он запнется на ров-ном месте и головой об асфальт ударится за свою зло-бу… – негромко, с прищуром ярко накрашенных глаз произнесла незнакомка. – Впрочем, вы же можете, если что, сказать: мол, диагнозом ошиблась! Такое в нашей медицине сейчас сплошь и рядом! Лечат человека, день-ги с него огромные тянут на операции и лекарства, а по-том вдруг выясняется, что никакого рака и не было…» Галина Ивановна часто задышала от волнения и выда-вила: «Да я вас… Да я вас сейчас в полицию сдам!» – «Уважаемая, не надо так нервничать – мы ведь не за-просто так просим – мы даем за это миллион рублей! Хорошая добавка к зарплате, а?» Галина Ивановна де-монстративно вытащила из кармана сотовый телефон и сделала вид, что будет звонить в полицию… «А вот это зря! – сказала незнакомка. – Все мы смертны и вы в том числе!.. Но мы вас пожалеем, а вот вашу пятнадцати-летнюю дочку Инночку сначала изнасилуют, а потом убьют – и видео с этим вам перешлют. Чтоб вы потом всю жизнь мучились от того, что не спасли ее, что не поставили свою подпись за миллион…» – и незнакомка кивнула на лавочку у соседнего подъезда, где сидели два мрачноватых небритых типа и с интересом наблю-дали за разговором. У Галины Ивановны перехватило дыхание, она побледнела. «У нас нет другого выхода, мы ведь люди подневольные – и нас попросили помощь очень авторитетному человеку, а иначе нас…» –  доба-вила незнакомка и провела ребром ладони по горлу. «Я подумаю…» – выдавила сиплым голосом Галина Ива-новна. «И думать нечего! Получаете миллион – и мы довольные друг другом расходимся». – «Но я не одна даю заключение». – «Мы поговорим культурно и с остальными – скажите, с кем…» – ответила незнакомка и сунула руку в сумочку за пакетом, где лежал миллион пятитысячными купюрами, всего две пачки по сто ку-пюр.
***
Вскоре адвокат Рамзана подал прошение в суд о по-миловании подзащитного. К прошению было приложе-но, заверенное печатями и подписями специалистов, за-ключение медицинской комиссии, что у Рамзана неизле-чимый рак в четвертой степени – то есть с метастазами на внутренних органах. Решение о помиловании суд принял без свидетелей – конвоиры привели в зал суда Рамзана, где судья, миловидная яркая женщина, зачита-ла заранее подготовленное постановление, сославшись на медицинское заключение, и в конце сказала: «Отси-девший три года из 25 подсудимый Ковелиди Рамзан Анзорович в связи с болезнью и по гуманным соображе-ниям помилован. Освободить его в зале суда…»
Рамзан, который специально давно мало ел, пил вы-зывающие рвоту таблетки и поэтому выглядел худым и изможденным, вышел из зала суда с поблескивающими от радости глазами. Там его обняли встретившие по-дельники, что оставались на свободе – трое крепеньких мужичков и женщина, которая принудила врача–онколога написать фальшивое заключение… Они обня-ли его, а женщина поцеловала.
Усевшись в дорогой белый «Мерседес», они поехали в лучший ресторан праздновать освобождение! Рамзан смотрел по сторонам, на улицы города, на дома, на небо, восклицал: «Свобода! Свобода!» – «Тебе надо хо-тя бы на годик уехать отсюда в Грузию, – сказала  по-друга. – А то кто–нибудь увидит, что ты чудесным об-разом выздоровел – и доложит в полицию». – «А что, разве чудесных выздоровлений не бывает? Вдохнул воздух родины, выпил чачу, обнял женщину – и здо-ров», – хмыкнул Рамзан. «Бывает… – улыбнулась она. – Но я обещала и судье и врачу, что ты якобы поедешь умирать к старушке–матери в Грузию!» – «Нет, мы еще поживем, порадуемся! Да и деньжата остались…» – бодренько  сказал Рамзан.   
***
Узнав случайно из газеты, что досрочно освобожден по болезни известный «вор в законе», убивший с по-дельником ее мужа и сына, Полина пришла в суд. Она попросила миловидную секретаршу записать ее на при-ем к судье, которая вынесла приговор о помиловании, и та обещала это сделать, но попросила позвонить через пару дней… Когда Полина позвонила, секретарь сухо-вато ответила: «К сожалению, у судьи слишком много дел и она не может вас принять». – «Мне хотелось бы задать ей всего один вопрос: почему преступник, убив-ший несколько человек, так легко вышел на свободу всего через три года, хотя должен отсидеть двадцать пять?!» – «По гуманным соображениям…» – ответила ласково секретарь.   
      
ДЕЛЕЖ
Во двор к потомственному казаку Андрею Степаны-чу Гривастому вошла женщина с чемоданчиком в руке – милая, улыбчивая, фигуристая и очень кокетливая. На вид ей было лет сорок. Поглядывая смущенно из–под ресниц, она сказала: «А вы комнату не сдаете?» Он сто-ял с лопатой, собираясь идти в сад окапывать яблони. Осмотрев женщину из–под густых бровей, ее короткое цветастое платье, из–под которого выставлялись кре-пенькие загорелые ножки, спросил: «Кому?» – «Мне, одинокой женщине!» – она располагающе улыбнулась. «Тебе?» – Гривастый озадаченно почесал пятерней вих-растый затылок. «У вас вон какой огромный дом. Неужели не найдется место для одинокой скромной женщины? – она посмотрела на его кирпичный высокий дом и добавила: – А я вам буду по–хозяйству помо-гать?» – «По–хозяйству?..» – Гривастый многозначи-тельно хмыкнул.
Потеряв год назад жену, которая умерла от рака, он жил один. Управляться ему, не смотря на то, что был в свои шестьдесят пять крепкий здоровый мужик, с боль-шим хозяйством (садом и огородом в двадцать соток, с пасекой в семь ульев) было непросто. Тратилось много времени на мелкие дела, которые обычно делают жен-щины – готовка, стирка, уборка дома… Могли бы в этом дети помочь, но две дочки давно жили со своими семь-ями в Москве, за тысячу километров отсюда, и приезжа-ли в родную станицу редко.
Гривастый хотел одобрительно кивнуть, но спросил: «А кто ты такая?» Женщина поморгала кокетливо: «Зо-вут меня Оксана. Приехала я из Украины. Как там война началась, хату мою разбомбили, так я в Россию пода-лась». Голос у него подобрел: «Ну что ж, раз такое дело – живи. Денег я с тебя брать не буду». – «Вот спасибо–то! – заявила женщина. – Я отработаю…»
Гривастый провел ее в дом, сразу в комнату, где  ко-гда–то жила старшая дочка Валя – здесь стояла широкая тахта, шифоньер, окошко выходило в сад, где в густых ветвях пели птички. «Вот здесь можешь располагать-ся… – сказал великодушно он и добавил: – Пойдем, по-кажу, где туалет и кухня». Поставив чемоданчик у тах-ты, Оксана пошла по дому и восклицала восторженно: «Как у вас здесь уютно и просторно! Сразу видно, вы хороший хозяин!» Гривастому было приятно слышать это, хотя по насупленному виду понять это было труд-но. Да, он много труда вложил в дом, многое сделал своими руками: двери, косяки, кирпичные перегородки, деревянные полы, штукатурил и красил сам стены… Старался. Десять лет строил, все деньги туда вбухивал, пока комбайнером работал в местном колхозе и непло-хие зарплаты получал.
Чтоб и далее похвалиться хозяйством, Гривастый повел Оксану в сад – там росли вишни, груши, яблони, сливы, черешня… Все было ухожено, подрезано, окопа-но! «Вот это дерево богато сливы дает – в прошлом го-ду двадцать ведер собрал сочных, сладких. Вина из них двухсотлитровую бочку поставил!» – он показал на тол-стое раскидистое дерево, ветки которого и в этом году были усыпаны сливами… «У меня тоже слива была, но ее, – Оксана грустно улыбнулась, – снарядом срезало подчистую…»
Когда вернулись в дом, Оксана озабочено сказала: «Что вам на ужин приготовить? Я все могу…» На ужин у Гривастого оставалась каша гречневая в кастрюле на плите, но, чтоб устроить сегодня праздник в честь зна-комства, он сказал: «Вон в холодильнике утка мороже-ная. Затуши с овощами!» – «С удовольствием!» – вос-кликнула Оксана. Она проворно достала из морозильни-ка утку, стала размораживать в микроволновке. Достала из холодильника морковь, картошку, помидоры… Дви-жения были мягкими, но в тоже время быстрыми и точ-ными. Гривастый поглядывал, как она уверенно орудует ножом, как достает нужные вещи из  шкафчиков, и ду-мал, что именно такой хозяйки в доме не хватало.
Перед ужином он достал из подвала трехлитровую бутыль золотистой сливовой наливки и поставил на стол. Тем временем утка уже дошла в чугунной утятни-це – и по всему дому распространился ароматный запах тушеных овощей и мяса. Они поели, выпили наливочки по два стакана. Оксана смотрела на Гривастого томным изучающим взглядом. В его жилистых, с темной, словно задубелой кожей, руках (явно среди предков были вы-ходцы из Африки), в густых усах, в ноздрях, которые раздувались, как у скачущего жеребца, чувствовалась мужская сила… Спросила: «А как вы без женщины жи-вете? Не скучно? Не одиноко в постели?» – «Очень одиноко!» – сказал Гривастый. «Мне тоже одиноко жи-вется! – сказала она. – С мужем давно развелась, дочка в Киеве живет и учится…» И так Гривастому захотелось ее погладить, приласкать, пожалеть, что он сказал: «Может, сойдемся? Я еще мужик крепкий!» Она по-смотрела кокетливым взглядом и сказала: «Можно по-пробовать!» – «Тогда пойдем в спальную…» – нетерпе-ливо сказал Гривастый и, взяв женщину за мягонький локоток, повел в комнату, где стояла широкая супруже-ская кровать. Увидев висевшую над изголовьем казац-кую длинную шашку, Оксана опасливо спросила: «Ост-рая?» – «Очень!» – ответил Гривастый с улыбкой.
Через неделю за обедом Оксана сказала: «Мне стыд-но есть ваши харчи. Надо бы на работу устроиться, гражданство российское получить. Я узнала, что это можно быстро сделать, если замуж выйти…» Гривастый солидно проворчал: «У меня денег хватит тебя прокор-мить и одеть! Я с продажи на базаре меда и фруктов хо-роший доход имею. Да и ты ведь сложа руки не сидишь, а мне по хозяйству помогаешь». Оксана, шмыгнув носи-ком, вздохнула: «Я бы хотела стабильности. Чтоб про-жить с мужчиной до конца жизни». Гривастый напрягся: «Неужто подхожу!?» – «Очень даже подходите! – лас-ково улыбнулась Оксана. – Но я тут у вас на птичьих правах! Вот приедут ваши дети и скажут, кто ты такая? И выгонят меня в три шеи». – «Не выгонят», – уверено и сердито буркнул он. «Это пока вы в силе, а если зане-дюжите?» Гривастый в задумчивости покрутил пальца-ми длинный седой ус и сказал: «У нас разница в воз-расте большая. Зачем тебе нужен такой муж?» Оксана воскликнула: «Вы фору любому молодому дадите…» Он горделиво хмыкнул, слушая льстивые речи, и сказал: «Ладно, распишемся…» 
После регистрации Гривастый почувствовал, что помолодел лет на двадцать – взбодрился, приосанился, показалось, что жить ему еще очень долго. И, как моло-дой жених, желая украсить гнездышко для новой самки, стал покупать мебель. Купил кухонный гарнитур, чтоб молодой хозяйке было удобнее готовить пищу. Купил спальный гарнитур – отделанный дубовый шпоном, с огромной кроватью. Купил большой жидкокристалличе-ский телевизор, чтоб смотреть с молодухой вечером фильмы. Купил автомобиль – новую иномарку, вместо своих старых «Жигулей». Правда, иномарка была деше-вая, так как деньги, которые накопил, кончились. Почти каждый день по вечерам, перед тем как заняться любо-вью, Оксана говорила мечтательно: «А еще что мы с тобой купим для счастливой жизни?» – и предлагала… Посылала по интернету фотографии на Украину то его высокого дома, перед которым она стояла, то автомо-биля, где сидела за рулем, то себя в норковой шубе, а потом Гривастому говорила: «Мои родственники в Украине от зависти помрут!» От таких слов он чувство-вал себя знатным казаком.
На свадьбу он не пригласил дочерей, зная, что будут против, но им кто–то донес (наверняка, завидущие сосе-ди), что расписался с молодухой, которая младше их. Старшая, Валя, вскоре приехала. Войдя в дом, высокая, жилистая, она сразу увидела перемены и сухо глянула на отца: «Привет, папа! Говорят, ты женился?» – «И что? Поздравь…» – ответил Гривастый, чувствуя недо-вольство в голосе дочери. Хорошо, в это время жена ушла в магазин и не слышала жесткий разговор, а то бы он при молодухе дочь мог просто выгнать. «В твои–то годы… Да и мать забыл! Ей на том свете, наверное, не-приятно», – сердито заявила дочь. «А что? Старый че-ловек тоже должен быть счастливым, а не одиноким!» – фыркнул он. «Так вот нашел бы себе одногодку для по-мощи! Зачем жениться–то было?» Гривастый буркнул: «На хрен мне старушка?!» Дочь сказала уже миролюби-вее: «Ладно, посмотрим на нее. Хитрая, наверное!»
Когда пришла из магазина с пакетом продуктов Ок-сана, то, увидев дочь Гривастого, смотревшую изучаю-щее и хмуро, растерянно сказала: «Здравствуйте, я вижу у нас гости». – «Почему это «у нас», – перебила Валя. – Я здесь хозяйка!» Пропустив это мимо ушей, Оксана сказала:  Очень рада! Сейчас я вас накормлю с дороги», – и принялась разогревать еду. И уж такая была ласко-вая, такая радушная, такая заботливая, что дочь Грива-стого, не зная, как ее уличить, лишь удивленно хмыка-ла…
Пробыла Валя у Гривастого сутки, а перед отъездом, когда были наедине, сказала: «Давай, пап, сходим сей-час к нотариусу, где ты перепишешь все имущество на меня и сестру поровну». Гривастый опешил: «Так я все-гда так и хотел». – «Теперь обстоятельства изменились. На наследство будет претендовать жена!» Он нахму-рился: «Я еще долго жить собираюсь!» Дочь пожала плечами и многозначительно сказала: «Кто его знает… Здоровье–то у тебя пока хорошее, но ведь могут и по-мочь в могилу сойти». – «Отравят, что ли?» Валя от-махнулась: «Ну почему? Мужика можно по–разному затрахать». – «Ах, ты мне не веришь?! Тогда поеха-ли…» – он посадил дочь в автомобиль и повез в рай-центр к нотариусу, где и написал завещание на дочерей.   
Вскоре, получив гражданство Российской Федерации и паспорт, Оксана устроилась работать в местный суд секретаршей. С тех пор она резко изменилась – пере-стала работать в саду и огороде, да и пищу готовила редко. А если Гривастый смотрел на нее неодобритель-но, то отвечала: «Я же на работе устаю». А ночью, когда пытался подластиться, с неудовольствием отворачива-лась и говорила сонно: «Мне надо отдохнуть».
Часто ее подвозил после работы до дому моложавый армянин, капитан полиции, на дорогой черной иномар-ке. Однажды Оксана не пришла ночевать и заявила на следующий день: «Работы было много – пришлось за-ночевать у подруги». Район был небольшой, и Грива-стого почти все знали – так что вскоре пришел сосед Николай, что жил на одной улице и когда–то вместе с Гривастым работал механизатором в колхозе, и, по-мявшись, сказал: «Может, это и не мое дело, но подру-га–то твоя со следователем изменяет». Гривастый по-темнел и хотел вдарить ему кулаком промеж глаз. И вдарил бы, если б не знал, что Николай к нему по–доброму относится и человек не болтливый, а если уж скажет, то правду.
Вечером Гривастый спрятался в бесхозном сарае, где обычно высаживал Оксану следователь – и выгляды-вал в щель. Когда подъехала иномарка с Оксаной, жена вышла не сразу, а прижалась к армянину и стала его це-ловать… Потом он приподнял ей футболку и стал цело-вать груди. В голове у Гривастого помутилось. Захоте-лось выскочить с оглоблей и разбить все стекла в ма-шине. Он еле сдержался! Да и испугался, что у следова-теля может быть с собой  пистолет!
Прибежав домой, где Оксана уже ужинала, Грива-стый, сел напротив и, строго глянув, спросил: «Говорят, ты мне изменяешь? Правда, что ли?» – «Врут все. Зави-дуют тебе», – она глянула ласково. «Так я сам сейчас видел, как ты с армянином целовалась около сарая». Сообразив, что отпираться бесполезно, Оксана сказала плаксиво: «Ты меня на это толкнул! Ты меня не любишь, мне не верил! И дочери твои против меня!» – «Почему не верил? Верил!» – «Ну как же, записал завещание на них, а я совсем не причем…»
Тут Гривастый кинулся в спальню, скидал вещи же-ны из шифоньера в чемоданчик, с которым она пришла. Оксана смотрела на него с ехидной ненавистью. Поста-вив чемоданчик к порогу, он заявил: «Я тебе помог в жизни! Ты меня тоже порадовала на старости – а теперь всего доброго!» Оксана, подперев руки в боки, вдруг заявила: «Ты думаешь, что от меня так просто изба-вишься? Я заберу половину купленного нами имуще-ства!» – «Какого имущества?» – воскликнул Гривастый. «Того, что совместно нажили! Телевизор, спальный гар-нитур, автомобиль». – «Так это же на мои деньги купле-но…» – «Неважно! Мы уже жили в браке. У меня чеки есть, когда все это покупали! Я специально хранила». Гривастый свернул мозолистые узловатые пальцы в фи-гу: «Вот выкуси!» – «Суд будет на моей стороне! Тем более я там работаю». – «Ах, она еще в суд собралась! Вот она ваша хохлятская склочная порода!»
Глаза Гривастого налились кровью, ноздри разду-лись, вены на шее набухли. Он схватил со стены тяже-ленную дедовскую шашку и со всего маху ударил по новому плоскому телевизору и быстро разрубил напо-полам! «Хочешь половину? Бери! – орал он. – Сейчас все разрублю!» Она выхватила из шифоньера норковую шубу, которую Гривастый ей купил сразу после свадь-бы, и накинула на себя. «А ты знаешь, что мой дед казак в гражданскую хохлятцких петлюровцев разрубал шаш-кой с одного удара?.. Вот так наискосок от шеи вместе с шубой… – процедил он и замахнулся на Оксану… Ски-нув шубу на пол, Оксана закричала «Помогите! Убива-ют!» – и кинулась из дома. Подхватив на пороге чемо-данчик, выскочила за калитку… А Гривастый, понимая, что по российским законам, она действительно может отсудить половину, продолжал крушить мебель. Выбе-жал во двор и хотел ударить по машине – прямо по се-редине крыши, но жалко стало шашку – ведь затупит-ся…   
***
Получив по решению суда половину нажитого в бра-ке имущества, Оксана пошла в банк и перевела полу-ченные от Гривастого рубли в доллары и тут же стала, веселая и бодренькая, звонить по мобильнику сестре в поселок в Житомирской области, чтоб похвалиться: «Марийка, я тут охмурила одного кацапа, заявив, что беженка с Донбасса, а он и поверил… Правда, дюже злой оказался – чуть не зарубил саблей. Я слышала, что украинцам теперь можно в Европу без виз въезжать?! Думаю, надо в Германию податься – там бюргеры побо-гаче кацапов живут, да и не такие, наверное, злые…»   

ТОШНОТИК
Когда мать, известная советская переводчица, пере-водила очередное литературное произведение зарубеж-ного автора, Борис, еще будучи школьником, брал со стола отпечатанные на машинке листы с переводом и внимательно, с удовольствием читал. Он казался себе первопроходцем – ведь никто еще из советских читате-лей не читал шедевр этого автора! Никто! Кроме тех, кто, может быть, в совершенстве знал английский язык и жил на Западе, а это только дипломаты и журналисты международного уровня! Пока этого автора мать еще переведет до конца, пока текст отредактируют и запу-стят в производство – опубликуют в популярном жур-нале «Иностранная литература», а потом в издательстве отдельной книгой, а Борис уже его будет знать!
Не все произведения иностранных авторов, которые переводила мать, Борису нравились, были и занудные (писатель Кафка, например), но он никогда в этом не признавался друзьям – наоборот, хвалился: «Вы еще не знаете, что есть такой замечательный писатель…» И начинал рассказывать сюжет произведения. Друзья смотрели на него, как на человека, который прикоснулся к великой тайне, а он их старался не разочаровать, гово-ря: «Там, на Западе, писатели, не то, что советские, правду говорят! Ведь там свобода творчества! Там опи-сываются удовольствия, о которых мы даже не слыхи-вали…» И часто добавлял фразу из романа одного зару-бежного писателя: «Он выпил рюмки виски с кока–колой, взял миссис Кемпел за тонкую талию и повел к роскошной, пахнущей духами, постели…» И говорил это с придыханием, с некой таинственной интонацией, закрыв глаза, словно находился сейчас в той спальне со жгучей красавицей–брюнеткой и сам пил виски… Тогда ни Борис, ни его друзья еще не знали, что такое – виски! Им казалось, это некий божественный напиток, и только потом узнали, что это обыкновенный вонючий самогон, а благородный английский эль – обыкновенное пиво. Но это когда еще откроется? Пройдет десяток лет, прежде чем в России наступит капитализм – и на полках мага-зинов будут стоять в свободной продаже виски, эль и другие западные продукты и товары. А пока, когда мать иногда выбивала себе в союзе переводчиков (показав в КГБ письмо с вызовом из зарубежной страны) загранич-ные командировки, чтоб познакомиться с родиной того или иного писателя, с местами, где жил и творил, со-вершенствоваться в языке оригинала произведения, Бо-рис ей канючил: «Джинсы мне привези, джинсы! И жвачку!» А когда с наступлением капитализма в России, появилась возможность уехать за границу, тут же по-дался в Израиль. Почему туда, а не в Канаду, например, или в Америку, а потому, что там, как узнал, можно хо-рошо и сытно жить, если служишь в израильской ар-мии… Надеялся со временем разбогатеть, но, как выяс-нилось, разбогатеть там трудно и поэтому даже те евреи, кто в семидесятых годах с трудом эмигрировали из Советского Союза на «историческую родину», воз-вращались в Россию. Здесь соплеменники становились миллиардерами и делали за пару лет такие состояния на разграблении русского народа, которые на Западе биз-несмены накапливали сотни лет трудами нескольких поколений… Вернулся и Борис, хорошо зная компью-тер, интернет, который на Западе появился раньше, чем в России, и стал писать на сайтах заказные статьи по ре-кламе зарубежных товаров, выкладывать политические рекламные ролики соплеменников, желающих стать де-путатами или политиками. Открыл свой сайт, интернет–журнал, стал блогером, привлек десятки людей, которые гадили по его указанию и на западные гранты на Россию – в результате зажил очень сытно!
***
Воскресным днем Борис сидел с женой и двумя то-варищами в ротонде, что стояла в просторном дворе его двухэтажной кирпичной дачи в ближнем Подмосковье. Тихонько шелестел ветерок в кронах высоких сосен, чу-десно пахли белые цветки жасмина. В кустах распевали на разные голоса птицы. Сидя в плетеных креслах у большого дощаного стола под навесом, все пили армян-ский пятизвездочный коньяк и сытно закусывали омара-ми. Лысоватую голову Бориса покрывала неизменная матерчатая ермолка, а в проеме распахнутой рубахи виднелся висевший на впалой груди на золотой цепочке знак Давида – шестиконечная звезда, колючие малень-кие глазки поблескивали под круглыми, как колесики, стеклами очков. 
Казалось, надо радоваться жизни и солнечной тихой погоде, но на душе у Бориса словно кошки накакали. Торча у компьютера по двенадцать и более часов в день, он как бы переместился жить в интернет, в виртуальный мир, в мир новостей и международных событий, где, увы, птички не поют, листочки не шелестят, а цветочки не благоухают.
Борис выпил рюмку, за ней вторую, третью, чтоб вытравить из головы мучавшие его проблемы, но не удалось. Наоборот, он становился все злее, смотрел хмуро. «Чем ты недоволен?» – спросил крупный рыхло-ватый Давид, его заместитель по интернет–журналу. «А чем быть довольным?! – фыркнул Борис. – Крысеныш Путин добивает противников Асада в Сирии – бомбит их сутками с самолетов и никто ему не указ. Так, гля-дишь, скоро мир там восстановит. Когда Трамп пришел к власти в Америке и долбанул по сирийской базе тома-гавками с корабля за якобы атаку мирного населения химическим оружием, это было приятно, а теперь что–то и он присмирел». – «Так говорят же, что химического оружия в Сирии не нашли – все это спорно, все это по-становочные кадры с якобы отравленными», – сказал моложавый, с черными кучерявыми волосами Эдуард, который мало знал Бориса, его мысли и желания, и при-сутствовал на даче впервые, будучи приведен сюда Да-видом. «А химоружия там и не было, – зло ухмыльнул-ся Борис и скосил тонкие губы. – И бомбить Асада надо не за химоружие, а просто так – чем ему и сирийскому народу хуже, тем лучше нам». – «А нам–то чем лучше? – удивился Эдуард. – Путин же сказал, что надо уни-чтожить террористов, иначе они могут в Россию при-ползти, как приползли в Европу, и там сейчас всех взры-вают…» Борис, перекосив удивленно круглую физионо-мию, посмотрел на Давида и, кивнув на растерянного Эдуарда, сказал: «Ты где его нашел? Это кто? Путин-ский засланец или наш человек? Он, вообще еврей или кто?» А потом сердито глянул на Эдуарда и сказал: «Ты о какой стране говоришь? О России? А я говорю об Из-раиле – это наша страна, а не Рашка. А Израилю выгод-но замочить Асада, ибо Сирия наш враг и много на нас нападала. И это я тебе скажу, как бывший военнослу-жащий израильской армии! Поэтому, если Сирия снова станет сильной, то потребует обратно Голландские вы-соты, которые когда–то отвоевал у нее Израиль. Так что тот хаос, который сейчас творится на Ближнем Востоке, где одни арабы убивают других, где сунниты мочат ши-итов, сделали мы, евреи, он нам очень выгоден. Ранее все арабы были дружны и нападали на нас, а сейчас они дерутся между собой. Понял?!» – «Но у Путина вроде отношения с израильским руководством хорошие…» – попробовал защититься Эдуард. «А руководство Израи-ля очень хитрое. И в открытую ссориться с Россией не хочет, а делает свое дело. И знает, что Россия нам тоже враг». – «Но Путин же вроде евреев не притесняет? В друзьях многие еврейские олигархи у него…» – сказал Эдуард. «А кто Березовского из страны выжил, а кто Ходорковского посадил? – Борис махнул с досадой и злостью рукой, словно отмахиваясь от любых возраже-ний. – Все беды идут от Путина! Посадив Ходорковско-го, он напугал наших олигархов и заставил делиться сворованным у России, делиться с государством. Это он не отдал американцам перебежчика Сноудена, который разоблачил слежку американцев за всеми в мире – с это-го и вражда началась с Западом». – «Так Сноуден же выступал за неприкосновенность личной жизни. Вы же, Борис Леонидович, сами выступаете за права человека. И друзья ваши тоже. Вы же либерал», – сказал пафосно Эдуард. Борис злобно расхохотался: «Я либерал? Я за права человека? Нет в России либералов и не было! Мы лишь прикрываемся правами человека и красивым сло-вом «либерал», чтоб делать что хотим с российским народом и его деньгами, и чтоб нам за это ничего не было… Все эти говенные режиссеры, мои друзья, кото-рые вопят о либерализме, хотят лишь одного – чтоб ни-кто им конкретно не мешал обсирать со сцены народ и Россию за российские же деньги. И зарабатывать на этом бабки и славу на Западе. И так каждый либерал – это эгоист и свободы хочет только для себя…»
Давид внимательно и с подозрительностью посмот-рел по сторонам, на забор, на калитку, потрогал Бориса за плечо, пытаясь успокоить, и тихо сказал: «Борис, будь осторожней. Чего–то тебя понесло? Тебя же вон недавно присудили к штрафу в сто тысяч за такие вы-сказывания…» – «Что мне какие–то сто тысяч!? Копей-ки! – Борис разом выпил две рюмки коньяка и заел сала-том из кальмаров. – Я и сейчас могу громко сказать, что Путин мудак!»
Жена Бориса, Вика, пышногрудая и крупная, по сравнению с ним, тщедушным и с детским остроносень-ким личиком, выглядевшая мамкой, басовито сказала: «Зачем нарываться?» Но Борис продолжил: «Его разве-ли, как лоха, с Украиной! Впрочем, – Борис поморщил-ся и икнул, – это помогло ему двинуть народ к патрио-тизму! Вот что самое страшное – русский патриотизм! Патриот–чиновник не даст Западу, нашим друзьям Родшильдам, грабить Россию и ее народ. Патриоты ско-ро выживут нас с тепленьких сытных мест и должно-стей. Вот потому я и злой!»
Борис обвел рукой все, что есть за забором: сосны с  толстыми коричневыми стволами, небо с причудливыми кучевыми облаками… Сказал: «Все это должно быть нашим, здесь должен быть второй Израиль, наша земля обетованная, а не в каменистой жаркой пустыне на клочке земли. И ведь была уже почти, пока средства массовой информации были в наших руках и засирали русским мозги, а у власти Медведев был – это наш че-ловек. А теперь… – Борис процедил зло через малень-кие зубки, – заглядываю в интернет – а там миллионы русских с ненавистью пишут о нас, о Медведеве, а зав-тра они пойдут нас душить…» 
Борис налил еще рюмку конька и, резко заглотнув, вдруг поперхнулся, закашлялся. У него что–то застряло в глотке и, подталкиваемое снизу, пошло в ноздри, в трахею. Он вскочил со стула, выбежал из–за стола, наклонился над лужайкой и попытался вывались все, что скопилось в глотке, на траву. Упал на колени и рыгал, но это не помогало – воздух в горло не шел, а, пытаясь вздохнуть, он чувствовал, что рвотные массы, куски кальмаров и омаров, еще больше забивают трахею. Ли-цо его побелело, он выпучил глаза и, глядя на растерян-ных товарищей, пытался просить о помощи, но из груди шел лишь тихий сип.
Давид подбежал к нему и стал стучать кулаком по спине  – считалось, что это помогает. А Эдуард закри-чал в открытую дверь дома, куда недавно ушла жена Бориса за новой бутылкой коньяка: «Вика, твоему мужу плохо!» Вика выскочила наружу, переваливаясь на тол-стых ногах, как утка: «Боря, что с тобой?» А Борис уже лежал на траве, обмазанный блевотиной, хрипел и дер-гался в конвульсиях. «Подавился…– сказал с ужасом Давид. – Надо скорую помощь!» Вика дрожащими паль-цами набрала на телефоне номер «скорой» и со стоном выкрикнула: «Приезжайте скорее – муж умирает… от удушья!» – и назвала адрес.  А Эдуард невольно поду-мал: «От жадности и злобы…» – и испугался правоты этой мысли.
Когда Давид встретил у калитки подъехавшую ма-шину «скорой», выскочивший из нее врач лишь конста-тировал смерть.
***        
Узнав о смерти Бориса из интернета, где почти все свободное время торчал, премьер–министр России Мед-ведев написал в Твиттере: «Сегодня умер один из пер-вых основателей интернета в стране…Жаль. Ему ведь было всего сорок девять лет!»
Если бы Медведев знал, что подумают о его словах сотни тысяч русских людей, и что напишут в ответ в интернете, то поостерегся бы их писать.

НЕ ДОСТОЙНЫ
Субботним вечером в квартире у Колиных родите-лей собрались отметить День рождения хозяина три се-мейные пары. Закусив и выпив, начали разговоры о по-литике. Но если о делах на работе и бытовых проблемах говорили тихо, спокойно, то о политике с надрывом, с болью, с тоской. Особенно сокрушался Колин отец, Олег Сергеевич – крупный мужчина, с сильными трудо-выми руками, проработавший до пятидесяти лет на за-воде инженером, начиная еще с советских времен вы-пускником института. «Довели страну власти до ручки, – заявил  он. – Трудовому  человеку никакого уважения! Ни зарплаты ему достойной, ни ордена, как ранее было при социализме! Посмотришь на церемонию вручения наград в Кремле – там только певички голожопые и пев-цы безголосые, да деятели культуры нетрадиционной ориентации – пидарасы, словом. Вот потому и культуры в обществе все меньше – люди стали злее и грубее».
Его друзья с производства, Степан и Александр, поддакивали, озадаченно качали головами, вздыхали тяжко. «А все потому, – продолжил отец Коли, – что власть отгородилась от народа, от его чаяний. Создали вроде многопартийную систему (дескать, демократия), а что толку. Правит–то все равно одна партия – партия, как кто–то сказал, жуликов! Кто в нашей Госдуме сей-час заседает? В большинстве миллионеры, которые ду-мают о своем кармане и одобряют законы, выгодные власти и богатеям. И нет у нас возможности их сменить! Выборы–то фиктивные, с приписками. Было бы иначе, в Думе давно бы приняли закон о коррупции, который есть цивилизованных странах Запада – о том, что чи-новник должен доказать, на какие деньги купил дом, ав-томобиль, дорогую вещь, а иначе конфискация…»
В это время выпускник школы, высокий и жилистый, Коля сидел в соседней комнате за ноутбуком, перепи-сывался в интернете с друзьями, однако хорошо слышал громкий разговор отца, его горькие слова. Эмоции и чувства отца, его справедливый гнев передавались Коле – все в нем стало нервно вибрировать. Было жалко отца, который так разнервничался, не в силах изменить жизнь в стране к лучшему. Жалко было его друзей, умных и крепких мужчин, обоих с высшим образованием, кото-рые не имеют возможности чувствовать себя хозяевами в своей стране и лишь высказывают недовольство за толстыми стенами квартир и попусту размахивают ру-ками. Подобные разговоры отец  вел уже много лет и не только в компании друзей, но и сидя один перед телеви-зором, где показывали новости о политике. Часто спо-рил с матерью, которая не одобряла подобные разгово-ры, сердито говоря: «Чего зря  воздух сотрясаешь?! Им, политикам, на твою критику наплевать!» На что он от-вечал с досадой: «Не государственный ты человек!»
Коля, мысленно поддерживая отца, с досадой гневно сжимал кулаки и с прищуром смотрел на экран ноутбу-ка. Ему хотелось выскочить в зал, к пиршественному столу, и крикнуть: «Но надо же  как–то действовать! Объединиться и пойти всем многотысячным коллекти-вом завода к Думе и потребовать справедливых зако-нов!» Он уже представил, как тысячи суровых рабочих в спецовках идут по центральной улице Москвы, а к ним из соседних улиц присоединяются толпы рабочих с дру-гих заводов – и полиция, которая поначалу пыталась перегородить дорогу, в страхе разбегается…
Неожиданно в зале разговор стих, раздался тревож-ный голос матери: «Олег, что с тобой?» Коля выглянул из двери в зал, где сидели гости, и увидел, как побагро-вевший отец отвалился на стуле и держится за грудь – глаза закрыты, лицо сморщено в гримасе боли, тяжело дышит. Мать склонилась над ним и трясет за плечо. Гости испуганно замерли. Наконец, отец слабо, с выму-ченной улыбкой ответил: «Чего–то сердце прихватило». – «А я тебе сколько раз говорила: не нервничай попусту. Живем ведь, не голодаем, слава Богу. Доработаем до пенсии, а там будем ковыряться на даче, да внуков нян-чить…» Отец скосил помутневшие от боли глаза в сто-рону Коли и сказал: «Да, мы, может, уже пожили, но ведь за детей обидно. Ведь им при нынешней жизни не пробиться никуда – все приличные места заняты сыноч-ками богатеев и чиновников. Общество разделено на касту неприкасаемых, которые прихватили власть и ре-сурсы, и касту их слуг…» Мать с досадой отмахнулась и стала звонить в Скорую помощь: «Алло! Девушка, тут мужчине плохо – сердце щемит! Возможно, инфаркт!»
Отца на слабых, подкашивающихся ногах, под руки двое мужчин–друзей провели к дивану и положили. Ми-нут через двадцать в дверь позвонили: вошла пожилая озабоченная врач в марлевой маске на половину лица, смерила отцу пульс, давление. Прослушала грудь фо-нендоскопом. Вытащив из ушей кончики железных дуг фонендоскопа, устало, но обнадеживающе сказала: «Ги-пертонический криз. Примите успокаивающее, сердеч-ные. И пусть полежит недельку!»
Когда она ушла, гости облегченно вздохнули, зау-лыбались и стали собираться по домам со словами: «Давай выздоравливай…» Отец виновато на них по-сматривал и говорил: «Эх, праздник вам и себе испор-тил. Хотелось посидеть». «Еще посидим…» – отвечали гости.
На следующее утро Коля подошел к отцу, что еще лежал на диване, слабый и бледный, и сказал: «Надо как–то  решительней действовать». – «Так арестуют, штраф наложат, а то и с работы выгонят…» – От отца пахнуло специфическим запахом лекарств. «Ты еще ту-да же… – оппозиционер хренов», – сказала пришедшая с кухни мать, услышав разговор сына.
***
На следующий день в школе на уроке истории Коля, желая разобраться, в чем состоит функция Государ-ственной думы, спросил учителя: «Что такое настоящий парламентаризм? И как народ, выборщики, могут воз-действовать на депутатов, чтоб те принимали нужные и справедливые законы?» Он знал, кого спросить… Учи-тель, Андрей Петрович, высокий приятный мужчина с пышными черными усами, возрастом примерно Колино-го отца, любил говорить на отвлеченные темы эмоцио-нально, с чувством, а Коля, как его любимый ученик, которому всегда ставил хорошие оценки, часто такие вопросы задавал. Коле понравилось, как учитель одна-жды восторженно, придя на урок, воскликнул: «По-здравляю вас всех с воссоединением Крыма с Россией! Теперь над политым кровью русских моряков Крымом вновь развевается прекрасный флаг России – наш «три-колор». Как раз тогда был проведен референдум, где большинство крымчан поддержало эту идею…
Вот и сейчас карие глаза учителя засияли, он ожи-вился и сказал: «Настоящий парламентаризм – это когда страной правит выбранное народом через депутатов правительство. В нашей стране, к сожалению, этого нет. Выборы у нас непрозрачны – выборная комиссия назна-чается администрацией из подневольных им верных лю-дей, и те делают все, чтоб выиграла нужная партия. Да-же если подсчитают на каком–то участке голоса избира-телей правильно, то потом, в районе список этот меня-ется (у одних голоса отнимаются и приписываются к другим или вписываются люди, которые вообще не про-голосовали) – и в результате побеждает сами знаете кто… Потом депутат от этой партии лоббируют свои бизнес интересы и местных чиновников, которые обес-печили ему мандат. Да даже, если бы все было по–честному, роль парламента декоративная. Настоящий парламент должен формировать власть или коалицион-ный кабинет министров! И победившая партия должна отвечать перед народом за провалы экономической по-литики – стала жизнь в стране хуже, значит, партия в следующий раз проиграет. А у нас парламент сам по себе, правительство само по себе. И никто перед наро-дом не отчитывается. Современная правящая партия по-хожа на коммунистическую партию Советского Союза в его последние годы – люди шли туда, чтоб получить хорошую должность, тепленькое местечко, сделать ка-рьеру, а не для того чтобы улучшить жизнь народа. Партия упрямо исповедовала устаревшие идеологиче-ские догмы. Вот и нынешняя партия власти исповедует вредный для страны либерализм. Отсюда наши беды!» – «А вы бы какой закон внесли в Госдуму?» – спросил Коля. Учитель усмехнулся: «Законов нужно принять много… Ну хотя бы для начала закон о перераспреде-ления сверхдоходов. Надо отобрать доходы у олигар-хов, которые они вывозят заграницу, обедняя страну, и тратят на безудержное потребление и роскошь – и от-дать бюджетникам, учителям, врачам… – он помолчал и добавил с горечью: – К сожалению, настоящий парла-ментаризм, который выражал волю народа, у нас кон-чился в 1993 году, когда Ельцин из танков расстрелял «Белый дом».
Несмотря на то, что Коля родился позже этого собы-тия, он через интернет много знал о нем – видел доку-ментальные кадры, как танки прямой наводкой били по окнам здания, где засели мятежные депутаты, как потом это здание горело закопченное.
Закончив, учитель начал рассказывать основную те-му  урока… Его слова о парламентаризме большинство учеников выслушали в полуха – немногих интересовала политика. В основном старшеклассники думали о про-тивоположном поле, о модной одежде, о том, где поту-соваться, а иные,  после того как закончат институт, мечтали уехать из Россию в Европу за комфортной жиз-нью и не раз с брезгливостью говорили: «В нашей сра-ной Рашке порядку никогда не будет – надо сваливать за бугор!» Коля же слушал учителя внимательно и влюб-лялся в него, как человека, который не боится честно высказывать свое мнение по сложным вопросам и разго-варивать с учениками, как со взрослыми умными людь-ми, без сюсюканья и недомолвок. Другие учителя были иными – разговоры не по теме урока сразу пресекали с испуганными лицами и смотрели на спросившего, как на провокатора – боялись, что директор школы может вы-звать на «воспитательную беседу».
Коля все чаще, пытаясь разобраться, почему в стране, столь богатой природными ресурсами и умными людьми, нет порядка, многие люди живут бедно, загля-дывал в интернете на сайты оппозиционных политиков. Там на форумах вместе с другими молодыми высказы-вал свое мнение. Все сходились на том, что виновата система безнаказанности коррупционеров. Всех злило, что силовые  органы (полиция, ФСБ, прокуратура) вме-сто того, чтобы ловить коррупционеров, пресекать во-ровство из бюджета страны, сами участвовали в раз-граблении – постоянно вскрывались факты, что очеред-ной генерал или полковник силовых органов украл мил-лионов сто–двести…Особенно Сашу поразил факт, ко-гда поймали полковника, у которого в квартире в ящи-ках нашли сотни миллионов долларов новыми ассигна-циями – всего на сумму восемь миллиардов рублей! Ко-линому отцу надо работать десять тысяч лет, чтоб по-лучить такую сумму! И это полковник из комитета, ко-торый сам должен ловить жуликов! Выяснилось, что министр московской области, в которой Коля жил в не-большом городке, вместе с женой украли и вывезли за-границу несколько миллиардов из бюджета области, ку-пили себе дворцы в Америке, Лондоне и Париже – и жи-вут припеваючи. У Коли когда-то была мечта занимать-ся в техническом кружке, строить модели самолетов, но когда он пришел в Центр детского творчества, выясни-лось, что занятия надо оплачивать, а денег лишних у родителей не нашлось… И теперь Коля думал, что если бы не сворованные министром миллиарды, то кружок технического творчества и другие кружки, куда могли бы ходить парни и девчата вместо того, чтобы пить пи-во в подъездах и колоться наркотиками, были бы бес-платными… Обидно было, что чиновники воровали го-дами, и никто их не пресек вовремя. А почему? Да по-тому, что все состояли в партии власти, активно под-держивали ее ворованными деньгами – и это была их индульгенция!
Читая все это, Коля осознавал, что власть плюет в его родителей, в народ, в него – плюет нагло, демон-стративно, понимая, что никто не даст ей сдачи, что все молча утрутся.
Когда некто Навальный, про которого Коля узнал в интернете и от друзей, смело выступил против неспра-ведливости в стране, объявил всероссийскую демон-страцию «Против коррупции» и призвал прийти моло-дежь, то Коля решил, что пойдет. И несмотря на то, что в соц.сетях некоторые люди писали, что не стоит верить Навальному, что он сам жулик, что осужден за коммер-ческие махинации с древесиной (не расплатился с лесо-комбинатом), что обманывает молодежь своими призы-вами, Коля эти разговоры воспринимал, как происки проплаченных властью людей. Да, ему не нравились не-которые высказывания Навального против президента Путина, против присоединения Крыма к Россия, но он, однако, думал: «А почему сама власть не призовет мо-лодежь к походу против коррупции, если она тоже, как заявляет, борется с нею?!»
В этот день Коля снял со стены своей комнаты большой флаг России, где тот висел рядом с политиче-ской картой мира, ласково погладил ладонью шелковую ткань, затем аккуратно свернул и спрятал под курточку. Встретившись с двумя друзьями на железнодорожной станции, он приехал с  ними на электричке в Москву, а далее на метро в центр столицы, на Пушкинскую пло-щадь. В руке у Коли была бабушкина трость, на кото-рую в нужное время он намеревался насадить полотни-ще…Стараясь, чтобы трость не вызвала подозрения у полицейских, которые пристально вглядывались в лица подростков, Коля опирался на нее и слегка прихрамы-вал: дескать, ногу подвернул.
На Пушкинской площади уже стояли несколько ты-сяч парней и девчат его возраста и чуть постарше – все радостные, со счастливыми лицами, будто пришли на праздник. Коле показалось, что вместе они огромная сила, что многое могут сделать доброго для своей ро-дины, если взрослые не в состоянии…
Из огромных кастрюлеобразных громкоговорителей на крышах полицейских машин стали раздаваться воз-гласы: «Молодые люди, разойдитесь. Ваш митинг не санкционирован! Собравшись здесь, вы нарушили закон! Вас обманывают и используют враги России!» В ответ со всех сторон закричали девчонки и пацаны: «Мы не враги! Мы против произвола ворюг! Мы за справедли-вость! Мы за процветание Родины!» Несколько парней залезли на железные старинные столбы, что стояли в сквере около памятника Пушкину, и кричали оттуда: «Прекратите воровать! Дайте молодежи будущее!» Ко-ля насадил флаг на трость и стал им размахивать…
Через несколько минут омоновцы в черной форме, в бронежилетах и шлемах (все крупные и физически сильные, как на подбор), стали сдавливать со всех сто-рон толпу молодежи, хватать тех, кто пытался их оттал-кивать. Особо ретивых, схватив за руки и за ноги, тащи-ли в автобусы и фургоны, которые стояли около площа-ди десятками. Коля размахивал флагом и кричал: «За родину! За страну, в которой хочется жить!» Два серди-тых омоновца кинулись к нему и рванули флаг, материя его треснула и порвалась. Один омоновец схватил Колю за руку, но тот вырвался и убежал вместе с несколькими демонстрантами из окружения.
Возвращаясь домой на электричке, уже без трости и без флага, с порванным подмышкой рукавом курточки, без друзей, которых потерял во время суматохи, Коля с досадой думал: «Лучше б меня арестовали!» Ему каза-лось, что  предал друзей, что бросил их на поле боя, что не сумел  отстоять чувство собственного достоинства перед омоновцами!
Вечером Коля узнал от товарища, что тот с другом были арестованы, отвезены в отделение, где, выяснив личности и позвонив родителям, их отпустили. Всего, как выяснилось из интернета, в этот день арестовали около тысячи подростков в Москве! А сколько еще по всей стране!
Чрез день, идя в школу, Коля очень хотел увидеть учителя  истории Андрея Петровича и спросить, пра-вильно  ли он с друзьями поступил, пойдя на митинг. Урок истории должен был быть последним по расписа-нию. Прозвенел звонок, ученики уселись за парты, а учителя не было. Прошло пять минут, но он не появил-ся. Ученики в недоумении стали выглядывать из двери класса в коридор. Вскоре там появилась строгая высокая завуч Вера Федоровна в элегантном шерстяном костю-ме, в туфлях на высоких каблуках. Войдя в класс, она посмотрела на учеников сурово, словно они в чем–то провинились, и сказала: «Сегодня урока истории у вас не будет. Можете идти домой». «Ура! Ура!» – прокри-чало радостно несколько человек. Ученики стали быст-ро скидывать в сумки учебники… «А что случилось? – спросил Коля у завуча. – Андрей Петрович заболел?» Она зыркнула на него пристально из–под очков, разду-мывая, отвечать или нет, и сказала, словно через губу: «Он с сегодняшнего дня в школе не работает». – «А по-чему?» – растерялся Коля. «Он не оправдал высокое звание учителя», – и она вышла из класса. Коля выско-чил за ней: «Как не оправдал? Ведь он же Заслуженный учитель России! Проработал в школе тридцать лет». – «Заслуженный… – фыркнула она. – А как выяснилось, своими речами подбивал несознательных подростков к участию в митинге! Кстати, – она посмотрела на него подозрительно, – ты не был на Тверской два дня назад?» Коля хмуро глянул на нее и пошел  прочь.
Выйдя из школы, он бродил по городу – не хотелось идти домой. Настроение было поганое, казалось, не хва-тает воздуха. Думалось, что если придет в квартиру, то почувствует себя в тюремной камере, куда полез добро-вольно… На красивом двухэтажном здании около глав-ной площади города Коля увидел развевающийся сине–бело–красный флаг России. Он висел над входом рядом с флагом партии «Единая Россия», а ниже его, на стене, была прибита красная большая табличка: «Н…ское от-деление партии «Единая Россия». Коля поднялся на крыльцо, постоял, оглядываясь по сторонам. Затем под-прыгнул и ухватился за трубу, куда было вставлено древко флага. Подтянувшись, он резко дернул его. От тяжести тела древко обломилось… Коля сдернул с него флаг, аккуратно сложил и спрятал под куртку на груди, чтоб отнести домой и повесить на стену вместо ото-бранного омоновцами. Через несколько секунд из двери выскочил коренастый дюжий полицейский, что увидел поступок парня через видеокамеру, схватил Колю за шею и поволок в здание.  «Ты чего хулиганишь, сала-га?» – заорал он. «Они не достойны этого флага. Не до-стойны! – хрипел Коля. – Это флаг моей родной России, а не одной партии».               
               

МАТЕРИ
Раздался звонок на мобильник. Определив по све-тившемуся номеру на дисплее, что это Лена, однокласс-ница, с которой поддерживает хорошие отношения, Игорь с бодрыми нотками ответил: «Привет! Слушаю!» Обычно всегда оптимистичная, Лена начинала расска-зывать смешливую историю или предлагала встретиться с друзьями в кафе по поводу какого–либо праздника. Сейчас голос оказался мрачным: «Ты где?» – «Дома», – ответил он растерянно. «Можно я приду?..» – «Прихо-ди…»
Через полчаса Лена появилась в его двухэтажном коттедже, что стоял в черте города – потемневшая, осу-нувшаяся, растерянная, с потухшим взглядом. Такой он ее никогда не знал! Он, опасаясь спросить, что такого страшного случилось, провел ее к столу и налил кофе. Лена смотрела на него изучающе, словно впервые виде-ла – на его инвалидную коляску, на то, как на ней пере-двигается, как наливает ей кофе… «Я только что из больницы! – сказала она, и, выдержав паузу, сосредота-чиваясь, добавила: – У меня ведь сын на автомобиле разбился!» – последнее слово она выдавила плаксиво, у нее выступили слезы. Сына ее, Дениса, Игорь видел ме-сяц назад на дне рождения Лены, которая его праздно-вала на даче и куда пригласила многих одноклассников. Он Игорю понравился – был шустрый, улыбающийся, крепенький мужчина тридцати лет, готовил шашлыки на мангале, много не пил. «Сильно, что ли?» – спросил Игорь. Лена кивнула и сглотнула, чтоб пробить сдав-ленное слезами горло: «Поехали на машине с другом ночью на рыбалку выпившие, ну и свалились в овраг. Друг–то только ключицу сломал, а мой сын позвоноч-ник». – «Да, печально…» – сказал Игорь, вспомнив про свою тяжелую травму – обычно он не акцентировался на ней, считая себя вполне здоровым. «Вот уже месяц ле-жит в больнице – врачи мне сказали, что перебит спин-ной мозг, что ходить не будет… – Лена закрыла глаза и сокрушенно покачала головой из стороны в сторону. – Что делать? Мы сыну ничего не говорим об этом, он надеется, что пойдет… Смотрит на свои обездвиженные ноги и спрашивает с досадой: «Ну, когда? Когда?» А я ему говорю: потерпи немножко». – «Я тоже поначалу надеялся…» – сказал Игорь, получивший травму в два-дцать лет и живший в таком состоянии сорок. Лена еще раз внимательно посмотрела на него и сказала: «Ниже перелома он тело не чувствует, моча не идет – пробили дырку в мочевом пузыре, и моча через трубочку течет в бутылку». Понимая, что Лена очень хочет узнать, как он выкарабкался из такого ужасного положения, Игорь ска-зал: «У меня было то же самое.  Только на третий месяц потекла, как положено. Но для этого мать мне пережи-мала изредка трубку, чтоб мочевой пузырь не сморщил-ся окончательно, чтоб рефлекс опорожнения в нем сра-батывал…» Внимательно выслушав его, Лена сказала: «Врачи говорят, что ему надо садиться на кровати, а у него, когда начинаю поднимать туловище, в голове кру-жится, в глазах становится темно». – «Такое и у меня было, – ответил Игорь. – Но надо себя перебарывать – приподнялся сначала немного, потом выше, потом еще выше. Посидел минуты две – лег. Потом опять… Этот процесс долгий. И главное, чтоб пролежни не образова-лись на спине и ягодицах. Надо поворачивать его и про-тирать тело снизу камфорным спиртом, делать массаж». – «А у тебя были пролежни?» – спросила с ужасом Ле-на. «Были, – ответил он. – Меня как привезли с реки, куда я ночью с обрыва прыгнул, как положили в мокрых плавках на кровать, так и оставили лежать, ожидая, ко-гда помру. А я вот выжил, благодаря матери, конечно – она, как узнала, сразу приехала и была со мной полгода, пока я болтался по больницам». Лена шмыгнула носом: «Я тоже каждый день к нему езжу, страдаю. И знаешь, что обидно: отцу на сына наплевать. Вот приехала вчера вечером из больницы, а муж даже голову от телевизора не оторвал, чтоб узнать, как у сына дела…» Игорь воз-разил: «Он тоже страдает, только по–особому». И вспомнил, как его отец стал чаще выпивать, а глядя на него, лежащего, горестно вздыхал и обреченно махал рукой. «Ты чего машешь? – обижалась на него мать. – Все у  сына  будет  нормально!»
 «Ведь сын на глазах тает, похудел ужасно. Еще вос-палением легких заболел!» – продолжила горестно Ле-на.  «Это запросто, – сказал Игорь. – Когда долго ле-жишь,  сразу в легких застой и, как следствие, воспале-ние». – «Что  делать? Что делать? Ведь приходиться каждый день ездить сорок километров от моего городка до областной больницы», – Лена с помутневшим взгля-дом обхватила голову ладонями. «Живи у меня!» – ска-зал Игорь. «Так там огород, дача, да и дел других пол-но, – и она горько добавила: – Всю жизнь нам с отцом поломал». – «Перевези его к себе на дачу! – сказал Игорь. – Там всегда будешь с ним рядом, он будет по-глядывать в окошко на природу, к нему туда друзья бу-дут приходить, подруга. Он духом воспрянет – начнет читать, музыку слушать, картины рисовать, физкульту-рой заниматься». В продолжение своих слов подумал: «Если, конечно, хочешь, чтоб он жил!?» Укорить Лену, которая всегда занималась собственной карьерой, езди-ла по командировкам, любила посидеть с подругами в ресторане (словом, человек была весьма свободный от семьи), он не желал, но намекнул: «У матери даже мыс-ли не  было, что я не должен жить!» Лена слегка при-ободрилась: «И ты ее не подвел – у тебя и коттедж, и уважение сотен людей, и дело по душе, которое прино-сит удовольствие и средства для жизни. Имеешь соб-ственную фирму, верную жену. Уже внук в институт по-ступил. Как это ты все сумел?» – «Стыдно было роди-телей подвести…» – ответил Игорь.
***            
Когда Игорь после третьего курса института прие-хал на автобусе из Казани в свое село и пришел в роди-тельский дом, Зинаида Андреевна, моложавая и энер-гичная, встретив сына в сенцах, осмотрела внимательно, словно проверяя, в целости ли он и сохранности. Видя, что взгляд его весел, голос бодр, обрадованно обняла. Провела кухню, накормила бифстроганами с пюре – наложила в большую тарелку тройную порцию. «Куда мне столько?» – сказал он. «Ешь, ешь, а то осунулся после сессии–то, – настойчиво сказала она и спросила: – Сколько экзаменов–то было?» – «Пять, – ответил он, быстро запихивая в рот еду. – Да и зачетов столько же!» – «И как сдал?» – «Хорошо. Стипендию дадут». – «То-гда молодец».
Когда Игорь поел, она критически осмотрела его одежду и обувь, и сказала: «Давай в магазин сходим…» Они направились в магазин, что находился в кирпичном домике за две улицы от их дома. Игорь шел с ней ря-дышком, выше  на целую голову, и она искоса погляды-вала на него, любуясь – таким крупным и симпатичным. Но делала это мельком, чтоб не сглазить. В полутемном тесном помещении магазина находились две женщины–покупательницы, одна разглядывала красную кофту, другая цветастое платье. Размышляли, идет ли им. По-глядев с удивлением на Игоря, который за последний год раздался в плечах, возмужал, одна из покупатель-ниц, черноглазая худощавая Клавдия, сказала: «А сына–то твоего и не узнать! Он что, в Казани на инженера учится?» – «Да, приехал вот на каникулы, – коротко от-ветила Зинаида Андреевна и, спрятав руку за спину, чтоб никто не заметил, свернула там фигу – она знала Клавдию как женщину очень завистливую. «Я на днях у тебя туфли мужские видела сорок четвертого размера. Остались еще?» – спросила она у продавщицы Рамзии, женщины крупной и медлительной, что стояла за длин-ным деревянным прилавком. «Остались. Они же дорогие – не каждый купит», – Рамзия, не спеша, достала с пол-ки картонную коробку с туфлями. Зинаида Андреевна вытащила туфли – красивые, коричневые, с отливом бронзовым, модные, на высоком каблуке, которые странным образом оказались в сельском магазине, где их вряд ли бы кто купил – не было у сельчан таких де-нег, да и как в этих туфлях по деревенским кочкам хо-дить и куда. По крайней мере, даже в казанских магази-нах Игорь таких замечательных туфлей не видел. «Чеш-ские», – сказала горделиво продавщица. «Померяй–ка, – Зинаида дала туфли Игорю. Он одел одну, вторую – туфли сидели на ногах, как влитые. На них он стал еще выше и радостно хмыкнул: «Таких у моих друзей нет». – «Значит, берем», – решительно сказала Зинаида и от-читала продавщице из кошелька деньги – сорок пять рублей, это была почти половина ее зарплаты. «Вот в них и иди!» – добавила горделиво мать. И она с сыном под растерянными взглядами покупательниц, что стояли с открытыми ртами, вышла из магазина. Игорь не сказал матери «спасибо», да ей и не надо этого было – по его веселым глазам и счастливому виду она поняла, что угодила ему. Она, конечно, и дочек не обделяла наря-дами, но сын есть сын – он сразу после  школы посту-пил легко в институт, и Зинаида надеялась, что вскоре, с его–то представительной внешностью и фигурой, с его светлой головой, станет большим начальником и будет приезжать в гости на солидной машине и еще более ра-довать ее.
Когда они вернулись из магазина, дома уже был отец. «Приехал?» – коротко и скупо, как бы удостоверяя факт,  сказал отец. «Да, приехал вот на две недели, а  потом поеду в стройотряд работать…» – «У нас, конеч-но, тут в хозяйстве тоже работы немало», – отец по-морщился. «Готов сразу приступить», – ответил Игорь и осмотрел по–хозяйски двор. Увидев кучу распилен-ных березовых дров, сказал: «Сейчас расколю!» Он быстренько сбегал в дом, переоделся в старую рабочую одежду и схватил топор. Привычным движением ударил по чурбану, да с такой силой, что тот разлетелся мгно-венно. А если чурбан не раскалывался с первого удара, то Игорь легко поднимал повисший на топоре баклан над головой и со всего маху бил обухом по другому ба-клану – тогда даже сучкастый витиеватый баклан разле-тался… Вечером они с отцом договорились поехать на лодке на рыбалку – плавать сетями: это был хороший приработок к сельским небольшим зарплатам. Что и позволяло Зинаиде покупать для сына и дочек дорогие наряды.
Вскоре пришли гости – давние знакомые Зинаиды, подруга юности Шура с мужем Степаном и их румяно-щекая скромная дочка Света. Приехав на пару деньков из города к стареньким родителям, они заглянули к Зи-наиде. Она быстро накрыла во дворе дощаной стол чи-стой белой скатертью, вынесла бутылку водки, закуску – соленых рыжиков, помидоров и огурцов. Все сели за стол и выпили по рюмочке. «Эх, жаль баяна с собой нет…» – сказал Степан – будучи замечательным баяни-стом с юности, он считался когда–то одним их лучших певцов в селе. – На природе, да  под водочку хочется спеть». – «Спой без баяна…» – сказала его жена. Степан откашлялся и запел красиво и мелодично песню на сти-хи Есенина: «Ты жива еще моя старушка, жив и я, при-вет тебе привет…» Игорь решительно поддержал – го-лос его был гораздо красивее и сильнее, чем у Степана, что тот даже слегка опешил. «Ага, огорошил он тебя!» – подумала горделиво Зинаида. Гости с удивлением смотрели на Игоря – особенно жена Степана и ее дочка. У дочки не сходила с лица заискивающая кокетливая улыбка. «Не разевай роток, – подумала Зинаида. – Он найдет в Казани не чета тебе – какую–нибудь профес-сорскую дочку…»
***       
Переделав почти всю мужскую работу по хозяйству, Игорь через две недели уехал обратно в Казань, а отту-да  в городок, где их стройотряд работал на химическом заводе... И вдруг через неделю после его отъезда, в доме Зинаиды поздно вечером раздался звонок. У нее тре-вожно забилось сердце от странного предчувствия. Она взяла трубку и услышала приглушенный и слегка испу-ганный девичий голос: «Вы мать Игоря?» – «Да, да… А что случилось?» – торопливо заговорила Зинаида, слов-но каждая секунда была дорога. «Он прыгнул с обрыва в реку и повредил позвоночник – сейчас лежит в больни-це, не может ходить». – «Адрес, адрес…» – потребовала Зинаида. Она не спала всю ночь, готовая пешком бежать к сыну, и думала: «Сглазили его, сглазили!» А с самого утра на первом автобусе поехала к нему…
Зайдя в палату и увидев Игоря распластанного на кровати, растерянного, обездвиженного, Зинаида реши-тельно сказала: «Ничего, ничего сынок! Я тебя вылечу!» И с той поры полгода находилась с ним рядом – то в одной больнице, то в другой, спала на раскладушке в коридоре, кормила  его с ложечки. А если на денек уез-жала в село, чтоб сменить одежду, помыться, взять де-нег, то шла по улице, опустив голову. Еще вчера горде-ливая, она словно чувствовала ущербность перед людь-ми, уязвимость, и, зная от врачей, что ходить сын нико-гда не будет, невольно думала: «Сумеет ли он выкараб-каться? Сумеет ли найти себя в жизни?»      
И сын ее не подвел…
И сейчас Игорь сказал Лене: «Все будет хорошо – верь!»         

РЫБКА
Решив заняться бизнесом и открыть ларек на базаре, чтоб как–то выжить после увольнения с обанкротивше-гося предприятия, Глеб послал жену Соню в Москву – ей следовал найти фирмы, которые дают товар на реа-лизацию. Это могли быть одежда, обувь, сувениры! Де-нег, чтоб это закупать, у них пока не было. Даже на по-ездку, проживание в московской гостинице и на закупку хотя бы единичных образцов товара они наскребли с трудом. «Там полно фирм, которые закупают товар на западе и свозят в Москву, – говорил азартно Глеб и по-казывал Соне рекламную толстую газету, где давались адреса фирм и телефоны. – Созвонишься с ними, встре-тишься, посмотришь качество товара и подпишешь до-говор!» Глеб бы и сам поехал, но недавно в автоаварии сломал ногу и теперь передвигался с тростью – и это могло продолжаться еще месяца, так как кость в лодыж-ке долго не срасталась. И вот Соня села на самолет и улетела в столицу, а Глеб, мысленно ее поддерживая в дальнем пути, уже мечтал, как вскоре с женой станут «крутыми» бизнесменами, обставят свою двухкомнат-ную квартиру хорошей мебелью, купят автомобиль и будут в отпуск путешествовать на море, по историче-ским местам Крыма…
Тогда, на заре ельцинских реформ, в начале девяно-стых, еще не было сотовых телефонов, и Глеб не мог часто общаться по телефону с женой, чтоб проконсуль-тировать ее, дать указания. Только раз она ему позвони-ла за неделю отсутствия, да и то чтоб узнать, как он се-бя чувствует, не болеет ли, не оголодал ли… «У меня все нормально, – оборвал Глеб с досадой. – Ты расска-зывай, как там связи с оптовыми фирмами!» На что Со-ня вяловато ответила: «Хожу, общаюсь…» – «Ты поак-тивней, поактивней!» – подбодрил он.
Через неделю жена появилась в квартире – вошла, радостная, улыбающаяся. Глеб с ожиданием уставился на нее. Думал, что она сейчас начнет рассказывать, как много заключила выгодных договоров, какой интерес-ный товар  привезла, хотя бы в единичном экземпляре, чтоб проверить, будет ли востребован, будет ли раску-паться. Смотрел с нетерпением на ее сумку. Досадова-ло, что она была не разбухшей от товара… И тут Соня ее раскрыла и достала литровую банку с плавающей рыбкой – маленькой, черной, с усиками. «Это что?»  – спросил Глеб с удивлением. «Это рыбка сомик!» – отве-тила радостно она. «Мы что, будем рыбок продавать? Или эту кроху жарить…» – растерялся он. «Да нет… Это я для аквариума привезла!» – ответила Соня. Глеб растерянно посмотрел по сторонам и буркнул: «У нас что, аквариум есть?» – «Купим!» – «А зачем он нам?» – «Ну, это же красиво! Таинственно! Зеленая вода, водо-росли, камушки на дне, разноцветные рыбки плавают…» –  жена мечтательно описывала прелести аквариумной жизни. Глеб, махнув рукой, оборвал ее: «Хорошо, ку-пим аквариум. А как с делами–то у нас в Москве?» Жена сразу погрустнела: «Сходила я в одну фирму – там ди-ректора  не  оказалось на месте, сходила в другую – там товар не дают…» – «Так фирм–то в Москве сотни! – воскликнул Глеб. – И все очень хотят найти дилеров в провинции, рынок сбыта». – «Да как–то настроения не было…– вздохнула жена. – Суета московская на меня плохо действует». Глеб с досадой покачал головой – весь деловой настрой пропал, аж в груди больно стало. А ведь так красиво мечталось!!! Он съязвил: «Рыбку она привезла за тысячи километров из столицы – рыбка эта тебе обошлась в кругленькую сумму. У нас что, в горо-де магазина с рыбками нет? Есть…»  Жена в ответ лишь шмыгнула носом, готовая  расплакаться…
В тот же день она сходила в зоомагазин и принесла стеклянный аквариум объемом на двадцать литров, морскую травку в банке, несколько сереньких рыбок под названием гуппи, а также золотую рыбку с роскошными плавниками и пышным хвостом… Счастливая, заполни-ла аквариум водой, пустила туда рыбок, разложила на дне цветные камушки, положила туда травку. Сзади ак-вариума поставила лампочку, чтоб свет освещал весь подводный мир. Делала все с огромным удовольствием – словно ребенок, которому подарили давнюю мечту. Глеб смотрел на нее со скепсисом и грустно вздыхал. Ведь им с женой уже было по двадцать семь лет – в эти годы не до игрушек! Особенно в это жестокое время, когда люди ищут любую возможность заработать! Да и, выросший на Каме, куда около его села впадали две речки, на которых рыбачил с четырех лет всеми видами лова, он видел множество разных рыб (стерлядь, щуку, окуней, карасей…) в природной среде, а декоративные рыбки его не впечатляли. Например, окуни Глебу каза-лись гораздо красивее декоративных – с темными поло-сами по зеленым бокам, с красными плавниками! Смот-реть на них, когда стояли в чистой протоке – было большое удовольствие!
«Понимаешь, какая ныне пошла жизнь! – говорил он жене. – Надо думать о том, как выжить!  Надо бороться за место под солнцем. Если не мы, то другие встанут на базаре на наше место, а мы будем нищенствовать. А ты тратишь время на ерунду!» Жена обиженно смотрела на Глеба и шла к аквариуму, садилась около и долго в него смотрела – глаза начинали светиться тихой радостью. Подводный мир казался ей образцом гармонии, блажен-ства и тишины, в отличие от жестокого человеческого мира. «Они там все любят друг друга… – говорила мяг-ко она и добавляла: – Ведь я же по гороскопу Рыба. Мне с ними рядом хорошо!»
Со временем и Глеб стал подходить к аквариуму и часто поглядывал с удивлением на золотистую боль-шую рыбку с розовыми широкими плавниками, однако более ему нравился черный сомик с усиками. Он был какой–то ладненький, скромный, он подплывал к стенке аквариума и смотрел на Глеба маленькими грустными глазками, словно хотел что–то сказать. Глебу почему–то думалось, что сомику плохо в аквариуме и он просит выпустить его на волю. Открывая ротик, он жевал со стенок зеленую поросль… К нему часто подплывала золотая рыбка и нагло толкала в бок. «Ты покорми их, а то они голодные!» – приказывал Глеб жене. «Я их корм-лю, сколько положено», – отвечала  жена.
Однажды утром Глеб подошел к аквариуму и вдруг  увидел, что любимый сомик лежит на дне, наполовину  съеденный с хвоста, а на него накидывается золотая рыбка. «Ах, ты дрянь!» – закричал Глеб так, что разбу-дил жену. Она прибежала из спальни заспанная, в одной сорочке. «Смотри, смотри, что делает твоя подлая рыб-ка – она съела сомика! – процедил он и добавил с уко-ром: – А ты говорила, что они там все любят друг дру-га!» Глебу стало так  противно на душе, что захотелось выйти на балкон и бросить аквариум с восьмого этажа. Он сказал расстроенной жене: «Некогда нам с этим ак-вариумом заниматься. Отдай его Танюшке» – это была веселая десятилетняя соседка с их лестничной площад-ки.
Жена поморщилась – аквариум было жалко, жалко затраченное на него время и труд. Она, оберегая его, подходила к нему регулярно и бросала специальный корм рыбкам. Глеб обходил аквариум стороной – пом-нил о печальном сомике, который тщетно искал у него защиту от прожорливой золотой рыбки.
К тому времени нога Глеба зажила, и он сам поехал в Москву, где заключил договора на поставку товаров. Когда он довольный приехал домой с баулами, полными сувениров, то аквариума дома уже не увидел. Жена от-дала его Танюшке…
          
ПРАХ
Вступив на трон Египта после смерти отца и став Фараоном, Рамзес сразу задумался о строительстве пи-рамиды – такова была древняя религиозная традиция: необходимо увековечить себя после смерти величе-ственной пирамидой–усыпальницей в честь бога РА, ко-торый за это подарит душе вечное блаженство на небе-сах. На обширном поле за городом уже стояли околе десятка таких пирамид, сложенные из огромных камней. Внутри покоились забальзамированные тела предков Рамзеса.
Чтоб воздвигнуть пирамиду, необходимо несколько десятков лет и труд тысяч рабов, поэтому Рамзес, кото-рому было двадцать пять лет, торопился, чтоб успеть построить ее до того, как бренное тело покинет дух жизни… После смерти, как он осознавал, вряд ли пре-емник озаботится окончанием строительства – ведь приемнику надо будет начинать строить свою пирами-ду.
Тысячи каменотесов везли на кораблях из тростника огромные камни с верховьев реки Нила, где имелись го-ры. Камни выгружались на берег и волоком, по круглым бревнам, доставлялись сотнями рабов к месту строи-тельства. Почти все деньги, которые Египет получал от продажи, щедро родившейся на заливных полях пшени-цы, в другие страны, Рамзес вкладывал в строительство. Когда их не  хватало, то посылал войска захватывать богатства у соседних народов. И пирамида из года в год становилась все  выше и выше! Своей усыпальницей горделивый Рамзес решил затмить всех предков–фараонов – и поэтому огромных камней требовалось много. Он представлял, как его пирамида будет возвы-шаться над остальными, как будут сверкать на солнце, которое является олицетворением главного  божества РА, ее ровные шлифованные грани!
Шли годы, Рамзес все чаще болел – сказывалась напряженная жизнь воина. Он обратился к главному жрецу, который, считаясь провидцем, мог определить, сколько лет земной жизни остается правителю. Жрец провел в своем храме несколько дней, молясь среди ароматных благовоний в гипнозе–трансе, а когда при-шел к Рамзесу, то печально сказал: «Светлоликий! Жизнь ваша вскоре неожиданно оборвется…» Опеча-ленный Рамзес вызвал начальника строительства пира-миды, своего племянника, и сказал: «Сколько лет надо, чтоб закончить мою пирамиду?» Начальник развел ру-ками: «Думаю, еще лет двадцать». – «Двадцать? – вос-кликнул разочарованно Рамзес. – Я не могу столько ждать!» – «Но, солнцеликий, нам не хватает камней, чтоб достроить быстрее!» Рамзес глянул в проем окош-ка своего дворца на пирамиды предков и жестко сказал: «Ломайте старые!» Начальник удивленно воскликнул: «Но ведь это святое – нельзя тревожить прах предков». – «Предков? – Рамзес задумался. – Если их души уже забрал Бог Ра, то им не нужны пирамиды, а если не за-брал, значит, они пирамид не достойны!» – «Но…» – попытался еще возразить начальник. Рамзес прервал его речь нервным движением руки: «Делайте, что я сказал!» –  и подумал, что заодно найдет в разрушенных пира-мидах много погребенного золота, которое нужно сей-час для личного величественного саркофага.
Рабы по приказу начальника строительства стали разбирать стоящие рядом со строящейся пирамиды – и строительство пошло быстрее. Гораздо легче перета-щишь триста метров огромный, весящий четыре тонны камень, чем везти его по реке за тысячу километров… Да и он уже готовый, отшлифованный. А когда откры-лись тайные комнаты в основании, где лежал в сарко-фаге забальзамированный покойный, Рамзеса принесли сюда на носилках десяток рабов. Он с безразличием смотрел, как замотанный промасленными бинтами прах его дальнего предка (какого–то прадедушки) закапывали в колодце в пустыне, а золотые изделия (вазы, чащи, украшения) взвешивали и уносили в казну, чтоб сделать из них саркофаг по размеру тела Рамзеса!
Не знал он, что через пару сотен лет его потомок, нуждаясь в золоте, тоже найдет тайный вход в гробницу, разграбит ее, а тело Рамзеса выкинет в яму…       
***
Когда в Москве в тридцатых годах раздвигали глав-ную (Тверскую) улицу, что поднималась от Кремля, ибо стала тесной для проезда машин, то переносили дома. И вдруг под одним старинным домом, где когда–то жили поколения купцов первой гильдии, экскаватор отрыл не-сколько надгробных плит. Пригласили специалистов–археологов, и те, расчистив плиту, прочитали имя и фа-милию известного подвижника Петра 1, воина и рефор-матора князя Н..! Подняли архивы и выяснилось, что когда–то давно здесь стояла небольшая церквушка и при ней имелось именное кладбище предков этого спо-движника, который геройски участвовал в знаменитой битве при Полтаве и был там смертельно ранен… «Как же так? Ведь это же князь! Прах его должен был быть перенесен на другое кладбище, а не засыпан землей, как собачьи кости! – размышляли ученые–историки. – И кто это посмел сделать?» Увы, не знали они, что почти две-сти пятьдесят лет назад, купивший эту землю вместе со старенькой полуразрушенной деревянной церквушкой разбогатевший на поставках в Москву соли, специй и чая купец, решил здесь построить красивый большой дом и, наняв строительную бригаду, пригласил извест-ного архитектора из самой Италии… Увидев некрополь на месте, где должен стоять дом, архитектор сказал купцу: «Куда будем переносить прах похороненных здесь?» Представив, сколько надо потратить денег и времени на перевоз гробов, на рытье новых могил, эко-номный купец, который умел и любил считать деньги, сказал: «Заваливайте все камнями и землей!» – «Ну как же?! – растерялся архитектор. – Тут ведь похоронен не простой человек, а князь! Вдруг придут родственники и начнут судиться?» – «Земля моя: что хочу, то на ней и делаю, – заявил коренастый купец, широко расставив толстые ноги и выпятив живот. – Да и никто не придет – детей у него не осталось…» Поразмыслив, он усмех-нулся: «И вообще, был я в вашей Италии и видел, что знаменитый Рим тоже на бывших кладбищах стоит! Та-кова жизнь, все  умирают и забываются. Вечно только нетленное золото!» – и он потряс кожаным кошельком, набитым золотыми монетами…
***
Приехав в Набережные Челны на строительство ав-тозавода, из Омска, инженер Андрей, человек любозна-тельный, увлекающийся историей и архитектурой, ре-шил познакомиться с историческими местами респуб-лики Татарстан. Записавшись на экскурсию, он поехал на автобусе в составе группы из трех десятков человек в старинное поселение Булгары… Рядом сидела татарка лет пятидесяти, очень миловидная, в длинном платье, прикрывающим колени, с зеленым платочком на шее. Разговорились… Оказалось, что татарка Рашида уже пятый раз ездит в Булгары. «А что там такого интерес-ного, чтобы постоянно ездить?» – спросил Андрей. Она с  изумлением посмотрела на него: «Это наше истори-ческое наследие – место, откуда пошел Татарстан и та-тарский народ!» Андрей перед поездкой прочитал до-кументальную  книгу о старинном поселении и сказал: «Говорят, что там в 12 веке поселилось одно из трех болгарских племен – значит, им всего девятьсот лет!  А в Казани, я слышал, недавно отмечали тысячелетие го-рода – нашли какую–то древнюю монету и по ней опре-делили!» – «Нет, Булгары старше! – заявила решитель-но она. – Оттуда татары переселись, когда булгар стал громить Тамерлан, на новое место – именно в Казань…» Андрей не стал спорить, хотя и понимал, что в истори-ческих датах у нее путаница…
Высадившись из автобуса на асфальтовой площадке у железной изгороди, которая окружала белокаменные старинные здания, туристы вошли внутрь, где моло-денькая бойкая экскурсовод стала рассказывать о хан-ском квартале, водя от одного полуразрушенного зда-ния к другому. Андрей поднялся по узкой железной лестнице, проложенной внутри башни минарета, на вершину мечети и поглядел в узкое отверстие на реку Волгу, что одним из рукавов текла в метрах трехстах под горой. Экскурсовод бойко докладывала: «Вот здесь была усыпальница булгарских ханов… Вот здесь баня… Вот здесь тюрьма…» Наконец, туристы подошли к вну-шительной бывшей церкви из красного кирпича, в кото-рой располагался ныне краеведческий музей – там, за толстенными кирпичными стенами в полтора метра, ле-жали на стеллажах под стеклом древние булгарские мо-неты, заржавевшие наконечники копий и стрел… В углу стоял макет древнебулгарского воина в кольчуге, а вдоль стен располагалось немало артефактов, найден-ных здесь на раскопках… Много Андрей узнал интерес-ного из истории этого края, о взаимоотношениях бул-гарского, чувашского, русского народов, живших здесь бок обок, о русских археологах, которые на протяжении трех столетий восстанавливали по крупицам жизнь древних булгар и писали о них книги… Узнал о том, что если бы не указ Петра 1, который распорядился создать на этом месте охраняемый заповедник, то уже не было бы даже разрушенных зданий – их давно бы растащили по кирпичику жители окрестных сел на строительство амбаров.
Когда вышли из бывшей церкви, Рашида, которая по  приезду сюда сразу надела зеленый шелковый шарф на голову, стала очень серьезной и важной, доверительно позвала Андрея в сторону от дорожки. Показывая на фундамент церкви, который в большей части был за-штукатурен, а в одном месте отбит кем–то от штука-турки, с обиженным прищуром сказала: «Ты видишь, что сделали русские! Это же надгробия наших ханов!!» Андрей действительно увидел в основании церкви белые каменные плиты, на которых были причудливой араб-ской вязью выбиты буквы. «Видишь, они разрушили наши святые кладбища, – сказала Рашида с упреком, словно Андрей их разрушил и теперь должен осознать свою вину. – И построили на них свою церковь!» Ан-дрей грустно развел руками и философски произнес: «Увы, весь наш хрупкий мир стоит на прахе наших предков…и не надо его расшатывать». И добавил рубаи великого мудреца Востока Омар Хаяма:
Покинут наши души плоть – настанет этот час.
Из праха смастерят надгробия для нас.
Но вскоре души улетят из тех, что шли за нами, –
Понадобятся кирпичи из нас на этот раз.
«Это вы о ком?» – растерянно спросила Рашида. «О нашем бренном мире…» – ответил Андрей.
               
СОСИТЕ У РОССИИ
Борис появился в ресторане в сопровождении коре-настого насупленного охранника Ивана и высокой русо-волосой девушки Алены. Там, в отдельном уютном ка-бинете, давно сидели его компаньоны. Он нарочно при-шел последним, опоздав на час, чтобы ждали, чтоб еще раз осознали, что в этой жизни почти всем обязаны ему, что без него им не решить ни один серьезный вопрос… Сидевшие, несмотря на выпитое спиртное, с кислыми физиономиями, два компаньона, опасавшиеся, что бла-годетель уже не придет, обрадовались, увидев Бориса, привстали, заулыбались заискивающе.
Борис вальяжной походной подошел к заставленно-му выпивкой и дорогой закуской столику и бухнулся в кресло; буркнул не столько в оправдание своего опозда-ния, сколько для того, чтоб опять выпятить свою значи-мость: «У президента Ельцина задержался. Дал важный совет, как Россией руководить!» Вежливо согнувшемуся перед ним, часто показываемым по телевизору чиновни-ком, официанту Борис по–хозяйски дал распоряжение: «Этих двоих за соседний столик и коктейля им…» – и кивнул на охранника и девушку. Моложавый официант быстро принес им в длинных голубых стаканах оранже-вый коктейль.
Иван к коктейлю не притронулся, а встал около арочного проема в кабинет и, держа руку на расстегну-той кобуре пистолета, что висел подмышкой, присталь-но поглядывал в зал ресторана – нет ли чего там подо-зрительного, не готовится ли нападение на босса. Устроившись к нему на работу недавно, он его уже спас, когда бронированный «Мерседес» босса обстреля-ли из автомата, пробили шины и бак с бензином и жда-ли, когда автомобиль загорится, а босс сгорит там или выползет, чтоб тогда его добить. Иван, вывалившись из машины под днище, засек автоматчика в кустах у доро-ги – и точным выстрелом из пистолета всадил пулю в лоб. С тех пор Борис повысил Ивану зарплату в три раза и выдал премию, на которую можно купить двухком-натную квартиру в Москве…
У Ивана под подбородком висела включенная рация, и он изредка негромко спрашивал шофера, что сидел в машине у входа в ресторан: «Алле, алле» – и тот отве-чал: «Да, да» – это значило, что все в порядке, никто на него не напал и бомбу под днище автомобиля не под-кладывает… Иногда Иван поглядывал на Алену – любо-вался ее густыми волосами, красивыми большими гла-зами, полными губками, ее женским послушанием, ка-кой–то тихой русской покорностью. Девушка у босса появилась три дня назад – и Иван полагал, что тот взял ее секретарем–референтом. Ивану уже удалось перего-ворить с ней пару раз наедине. Почувствовав ответную симпатию, он думал пригласить ее на свидание, сходить с ней в кино, а далее предложить дружбу с перспективой женитьбы… Он представлял, как будут завидовать его друзья, с кем он воевал в «афгане», что у него такая очаровательная подруга.
Приободрившись, компаньоны Бориса – один круг-ленький и лысый владелец небольшого банка, а другой сухощавый и кучерявый владелец московской гостини-цы – ловили каждое его слово. Он, как они знали, был вхож в кабинеты самых высоких чиновников Кремля, заседал в Совете Безопасности страны, являлся личным другом помощника Ельцина и через него подсовывал часто пьяному президенту на подпись нужные бумаги, которые разрешали приобрести очередное стратегиче-ское предприятие России ценою в миллиарды по копе-ечной цене. Себе он оставлял только особо прибыльные предприятия, а остальными делился с дружками по сходной цене… Вот и сейчас он предлагал купить им акции алюминиевых заводов и центральных телекана-лов, расписывая красноречиво, какую прибыль те при-несут новым владельцам, в каких домах они потом бу-дут жить в Лондоне и на каких яхтах плавать по океа-нам…   
Выпив пару рюмок коньяка и закусив омарами, неожиданно Борис заерзал в кресле, глянул на Алену осоловелым взглядом и сказал громко: «Отсоси–ка мне…» Иван и компаньоны не сразу поняли, о чем он… Но когда, покраснев от смущения (делать минет в ре-сторане в столь неудобной позе при посторонних людях было стыдно), Алена послушно полезла на карачках под стол, приподняв белую накрахмаленную скатерть, то растерянно замерли. За столом повисла тишина. Тем временем лицо Бориса стало довольным, масляные хит-рые глазки закрылись, он два раза с постаныванием про-бормотал: «Ох, ох… хорошо!»
 Смущенная еще более, Алена вскоре вылезла из–под  стола с покрасневшими коленками, и, избегая встречаться с кем–либо глазами, села за свой стол. Там вытерла салфеткой полные губы и потянула через пластмассовую трубочку оранжевый коктейль из стака-на. Приехав полгода назад в Москву из небольшого го-родка (она там бедно жила с матерью и братом–инвалидом, закончив училище медсестер), она попыта-лась найти высокооплачиваемую работу, чтоб отсылать деньги матери и брату на лекарства – и вскоре оказалась в агентстве по экскорт услугам для крупных бизнесме-нов, где ее нанял неприятный ей тип.
Ивану стало противно, аж до тошноты. Он с ненави-стью посмотрел на улыбающуюся довольную харю бос-са и до ломоты в суставах сжал рукоятку пистолета – так захотелось всадить пулю в эту физиономию! А ведь еще недавно уважал его за щедрость (теперь–то он по-нимал, за чей она счет) и гордился, что работает у очень важного чиновника… Но тогда Ивану прямой путь в тюрьму или на тот свет, ибо дружки Бориса, имея огромные деньги, там его наверняка прикончат.
Поговорив еще минут десять с компаньонами, похо-хотав громко и гортанно, Борис встал из–за стола и ска-зал им напоследок: «Так что сосите у России и из Рос-сии, пока  она, дура наивная, дает…» Он кивнул Ивану, показывая, что пора уходить.
Когда Иван, сопровождая босса, шел за ним поодаль, то сухо спросил Алену: «Зачем это тебе?» Она виновато на него посмотрела и лишь печально вздохнула. А Иван подумал, что, в общем–то, не она должна виниться, а он, мужчина–защитник женщины и родины, за то, что его Россией завладели такие вот борисы…   
 
НА ЗАКАЗ
Дима сидел в кабинете за компьютером и писал рас-сказ – тема была важная: странные самоубийства под-ростков в России после общения в интернете с некими людьми, призывающими закончить жизнь самоубий-ством. Дима в этот момент представлял себя тем под-ростком, который, одураченный хитрыми речами, или прыгал с крыши высотного дома, или бросался под мчащийся поезд. Представлял себя и родителями под-ростка, которые годами растили его, вкладывали в него свою душу, видели в нем смысл жизни, верили, что вы-растет замечательным и успешным человеком, будет их радовать, надеялись нянчить от него внуков на старости лет – и вдруг он уходит от них в цветущем возрасте прямо в ад! Ужас, какое горе! Представлял себя и тем подлым мерзким человеком, который умело проник в душу подростка и безжалостно посылает его на смерть! Что им движет? Все это надо было предотвратить! Найти того кукловода, кто стоит за всем этим и оплачи-вает, желая уничтожить Россию, ее народ, ее молодое поколение, ее будущее… Ведь и у самого Димы росли двое подростков – сын и дочка! Вдруг и им кто–то вну-шит мысль о самоубийстве?! 
У Димы аж руки тряслись в желании впиться в глот-ку тому кукловоду, когда писал о нем, хотелось, чтоб такое же желание появилось у граждан России, когда они прочитают его рассказ, который, конечно, надо до-писать как можно быстрее и опубликовать.
 Жена крикнула с кухни: «Обедать иди! Сколько можно за компьютером сидеть?!» – «Подожди, – бурк-нул он. – Мне кое–что надо дописать…» Жена пришла к нему в кабинет и встала рядом, заявив строго: «Сколько еще буду ждать? Я уже три раза тебе разогревала еду, а ты все отнекиваешься. Потом допишешь!»  Он с доса-дой поморщился: «Потом страсть может пропасть, мысли забудутся, да и тема не терпит отлагательства». – «Подумаешь…» – брезгливо заявила жена. «Нет, не подумаешь… – фыркнул он. – Когда поешь, то хочется полежать в комфорте, отвлечься от важных дум… Так что не мешай жизнь в стране улучшать!» Жена скепти-чески рассмеялась.
Во время разговора с женой, отвлекшись от рассказа, Дима почувствовал, что затекла спина и тянуло шею – все–таки напряженная сидячая работа сказывается на здоровье и подвижности тела. Он встал со стула, начал махать руками и делать наклоны, разминая затекшие мышцы и суставы.
Вдруг раздался телефонный звонок на мобильник – звонил товарищ Димы Олег. Дима с  досадой, что ото-рвали от важного дела, ответил. «Я к тебе сейчас приду – дело  есть на миллион», – сказал азартно Олег. «А по телефону  нельзя?..» – спросил Дима. «Нет, это разговор не телефонный! У меня шикарная идея появилась». – «Приходи», – вяло откликнулся Дима.
Через полчаса Олег уже звонил в дверь квартиры. Дима  впустил его и провел к столу: «Кофе хочешь? Я как раз обедаю». – «Чего–то поздно обедаешь? Уже три часа дня». – «Работал – оторваться некогда было». Олег уселся за стол, отхлебнул из чашки кофе, что налила жена Димы,  и с горящим взором сказал: «Я тебе тоже работу предлагаю – выгодную и денежную!» – «Какую еще?» – озадачился Дима, так как деньги сейчас были нужны – гонорары за книжки были мизерные, а хотелось хоть раз свозить жену в Турцию на отдых. Олег сделал многозначительную паузу и с видом человека, дающего другу бесплатно миллион, сказал: «Есть немало богатых людей, которые хотят прославиться в сфере искусства». – «И кто же им мешает?» – «Таланта нет». – «Талант так просто не дается – надо его шлифовать!» – «А им некогда, они деньги зарабатывают!» – «Кому что… Я твою идею что–то не улавливаю». Олег приподнял го-лову и важно сказал: «Ты такому напишешь роман и по-лучишь денежку солидную!» Дима недоуменно пожал плечами: «Документальный? О его трудной жизни по зарабатыванию денег, что ли?» – «Да нет. Художествен-ный!» – «Художественный?..» – протянул растерянно Дима. «Вот, допустим, в издательстве тебе за роман да-дут тысяч шестьдесят, а богатей даст тысяч триста или даже полмиллиона». – «За что?» – «За то, что издаст под своим именем!» Дима усмехнулся, вспомнив, что в советское время был такой скандальный случай (может, не единственный), когда один бездарный литератор ку-пил у даровитого роман за пять тысяч рублей – тогда столько стоили машина «Жигули». «А ты можешь пред-ставить, чтоб Лев Толстой или Достоевский продавали свои романы?» – усмехнулся Дима. «Ну ты же…» – Олег не договорил. «Да, я не Достоевский, – докончил его мысль Дима, хотя и верил в свое большое писатель-ское будущее. – Ну а ты знаешь, сколько времени пи-шется хороший роман? Сколько надо в него вложить сил физических и душевных? Не знаешь! Тут вон из–за одного рассказа сердце готово из груди выскочить». – «Так ты напиши для богатея простенький романчик». Дима посмотрел с усмешкой: «Вот ты стишки пишешь – предложи их богатею…» Олег отмахнулся: «А, кому сейчас стишки нужны?!» Зная Олега, как человека уже двадцать лет пишущего о цветочках, всяких влюбленно-стях легонькие вторичные стишки, Дима хмыкнул: «Стихи тоже разные бывают. Одни сердце рвут, а дру-гие можно читать только на ушко подвыпившей тупова-той бабенке, чтоб в умилении быстрее трусы сняла…».            
Прощаясь, Дима растерянно пробубнил: «Я хотел как  лучше! Думал, фирму создадим. У нас же в писа-тельской  организации есть два человека, кто романы пишет». – «А ты, значит, хотел той фирмой руково-дить?» – «Клиентов искать!» – кивнул Олег. Дима, за-крывая за ним дверь, сказал вслед: «Займись–ка лучше нормальным творчеством! Когда каждая строчка вы-страдана! Когда написана для пользы, а не ради тщесла-вия! Тогда такие глупые мысли в  башку приходить не будут». 

НА ПРИГОРКЕ
Проведя несколько лет в Европе, где налаживал свя-зи с партнерами своей фирмы, Виктор посетил родное село и остановил машину на пригорке, что полого спус-кался к речке: она разлилась, раздалась к крутым глини-стым берегам и мутно поблескивала на ярком солныш-ке. Был день, безветренный и тихий, какие бывают в конце апреля, и природа, пробудившись от зимнего сна, оживала и принималась за торопливую работу. Это че-ловек может лениво подремать, поваляться на диване или устроить выходной в любое время, а природа, под-чиняясь великому закону жизни, секунды не медлит, ко-гда пора расти, цвести, влюбляться.
На тонких березках, что тесной группой стояли на краешке пригорка, зримо вылуплялись из почек крохот-ные, клейкие листочки и острыми кончиками тянулись к свету. Грачи, прилетев в середине марта, чтоб подла-тать гнезда, порушенные вьюгами и хлесткими зимними ветрами, носились по полям и перелескам в поисках корма для вылупившихся грачат, громко пищавших из колыбелей, примостившихся на вершинах ветел, и несли червячка, рыбку или жучка. Изумрудная, похожая на маленькие сосновые иголочки, травка пробивалась из высохшей от талой воды земли и радовала глаз свеже-стью… Теплый и витиевато колыхающийся парок под-нимался ввысь, кружил и туманил голову.
Виктор почувствовал странное и необъяснимое том-ление, которое испытывает все от перспективы, появив-шейся с весной; захотелось тоже участвовать в буйном и деятельном празднике жизни. В нем, как в стволе проснувшегося дерева, забродили соки и потребовали страстно жить и радоваться, потянули куда-то, позва-ли… Он выскочил из машины, расставил широко ноги и, подняв руки и охватывая взором окрестности, синее, с легкой дымкой марева небо, с пасущими барашками об-лаков, покрытых кудрявыми завитушками, среди кото-рых парили несколько огромных ястребов, воскликнул: «Привет, родина!» Вспомнилось, как в детстве, когда окончательно сходил с улиц снег, не мешкая, приступал с удивительным чувством восторга и азарта к любимым занятиям. Он доставал из сарая велосипед, тряпочкой протирал на раме и особенно тщательно на блестящих никелированных ободьях пыль, накачивал шины и, ви-ляя между кочек и луж, по едва просохшим тропинкам гонял, сверкая блестящими спицами, по селу. Однажды он решил испробовать отцовский велосипед, думая, что за зиму-то подрос и может прокатиться не на детском, доставшемся по наследству от старшей сестры, а на ка-ком ездят взрослые. Он поставил торчком баклан и за-прыгнул на велосипед, но ноги не достали педалей, а острая боль в паху чуть не лишила сознания: он упал на бок и, зажав ладонь между ног и тихонько постанывая, чтоб не привлечь внимание бабушки или строгого отца, (тот отругал бы за глупость), валялся долго на земле. Тогда-то, переносивший стойко боль от ран и синяков, что преследовали его, сверх меры шустрого, понял, где находится уязвимое место мужчин, кое необходимо бе-речь более всего…
Взгляд Виктора охватил гору, которая, по представ-лениям детства, пока не увидел настоящие, покрытые вечными снегами горы Памира, где побывал в студенче-ские годы, высоко вздымалась около села. Вспомнилось, как на самой крутизне, откуда трудно скатиться на лы-жах, решились с друзьями съехать на большом листе фанеры – до этого катались на картонках, подкладывая под попу… Загнув у фанеры передний край, чтоб не ты-калась в мягкий снег, привязали к ней веревки – дер-жаться – и уселись скопом в семь человек… На первой же кочке мощным ударом снизу высоко подкинуло в воздух двух ребят, а когда те опустились на землю, фа-нера уже умчалась вперед! Ближе к основанию склона разогналась так, что ветер свистел в ушах, а крутящийся клубами снег окутывал ребят мельчайшей пылью. И вот на крутом холмике, похожем на трамплин, фанеру под-бросило, и она взмыла огромным крылом, как ковер-самолет, на котором путешествовал старик Хоттабыч с мальчишкой. Это было незабываемое впечатление, ужас и восторг охватили мальчишек, когда высоко парили над склоном, надеясь на плавную и удачную посаду, но, увы… Фанера в воздухе перевернулась, и пацаны поле-тели вниз, а потом со всего маху воткнулись в огромный сугроб, а фанера стукнула их по головам…
Вскоре Виктор услышал звонкие, веселые голоса – к пригорку торопливо приближалась группа мальчишек с саками – орудием лова, которое ему в детстве нрави-лось более всего… Ловля им была непродолжительной – когда талая вода, выйдя из-подо льда, дает возмож-ность закинуть сак… Удочкой ловить еще нельзя, так как рыба в мути не видит приманку-червячка, да и, по-жалуй, на него не клюнет, ибо ручьи принесли с полей и оврагов столько корма, что ешь и жирей, а сети, это браконьерское орудие лова, весной, когда рыба собира-ется метать икру, поставить негде, ибо нет открытой воды. Весной же рыба, ища теплой воды, боясь громы-хания ледохода, выплывала из глуби на мелководье, и необходим был сак: мешкообразная сетка с мелкой яче-ей, привязанная по краям большого железного кольца из толстой проволоки или согнутого из гибкой ивы – все крепилось на длинный оструганный шест. Ловили саком с кромки берега, войдя в болотных сапогах по самый пах в воду. Попадались сверкающие серебристой чешу-ей язи и сороги, но однажды Виктор выцедил щуку ки-лограммов на пять – такой удачей могли похвастаться редкие рыбаки, что до глубокой старости ходили на Ка-му с саками… В тот день отец, обычно рыбачивший только сетями, вдруг согласился «побаловаться» (как сказал с усмешкой) с Виктором. Полчаса отец с азартом водил саком по быстрой мутной воде, рядом с десятком так же процеживающих воду рыбаков, а потом, махнув недовольно рукой, отдал сак двенадцатилетнему Викто-ру. Тот, закинув сак, вдруг почувствовал сильный удар, от коего задрожал и чуть не выскочил из рук шест. Не понимая, что случилось (подумалось, наткнулся на плывущую корягу), Виктор поднял сак и увидел огром-ную рыбину – она показалась величиной с крокодила и, дергаясь из стороны сторону, готова была выскочить в воду. Отец кинулся на помощь, но пока бежал от дру-зей-мужиков, что жгли на берегу костер, грея в ведрах смолу для пропитки днища лодок, Виктор из последних силенок (поднимать длинный шест, на конце которого дергается тяжелый груз, не просто!) выволок рыбину на берег и кинулся на нее животом, замочив одежду… По-том победно поднял голову и увидел, с какими удивле-нием, растерянностью и завистью смотрят опытные ры-баки – никому не удалось выловить щуку даже вполови-ну… По пути домой отец с Виктором пригласили род-ственников на уху, что была вскоре сварена из свежей рыбки… Гости и отец с удовольствием выпили в вос-кресный день под дымящуюся закуску из сочных ломтей белого щучьего мяса по рюмочке водки, а Виктор сидел рядом за пиршественным столом и светился гордостью, считаясь по праву главным организатором шикарного торжества.
С пригорка Виктору было хорошо видно, как маль-чишки скинули курточки, запалили костер из сухой тра-вы и выброшенных течением на берег веток и стали прыгать через языки пламени, словно молоденькие коз-лята. От костра потянуло синеватым сладким дымком и, втягивая его с удовольствием и наслаждением в грудь, Виктор с грустью подумал, что не сможет в свои пять-десят, умудренный жизненным опытом и подуставший душой, так прыгать; не сможет безоглядно радоваться, жить одним мгновением, о коем классик сказал: «Оста-новись мгновение – ты прекрасно», и верить, что впере-ди ждут еще более чудные дни и года… Не может вер-нуть умершую двадцать лет назад мудрую бабушку, а ей обязан очень многим – она, как главный ангел-хранитель, уберегала советами от житейских ошибок; не может воскресить труженицу мать, покинувшую этот мир год назад… А вот бабушки, деды и родители своих радостных мальчишек обогреют и накормят, когда с наступлением темноты космос дохнет вселенским хо-лодом на село, и мальчишки вернутся, мокрые и озяб-шие, с реки. Потому-то они свободны, легки в выраже-нии радости, надежно спрятанные от невзгод за спинами старших!
Глянув на свой, сверкающий черной эмалью джип, являющийся для многих в современном мире заветной мечтой, Виктор подумал, что, не сомневаясь, отдал бы автомобиль, деньги, дипломы двух институтов, про-сторный дом, что имеет в городе в престижном районе, чтоб очутиться в детстве и вновь испытать несравнимые восторг и упоение.
«Правильно ли прожил жизнь? Не упустил ли чего? –  задумался Виктор с пронзительной ноткой печали. – И если вернуться в детство, что изменил бы, что доде-лал?» Конечно, пообщался бы со старожилами села, ко-торые застали революцию, гражданскую войну, прошли Великую Отечественную, записал их рассказы о возник-новении села, о их жизни, сфотографировал бы их. Вот ушли они, уйдет и его отец, а за ним и Виктор – и что останется? Может, останутся эти неугомонные мальчу-ганы с саками, пусть это будут уже совсем другие, но они также будут ходить на Каму рыбачить…
Виктор вспомнил о речке детства, а она стала мел-кой (или, может, ему только кажется) и нет в ней удиви-тельных рыбок, которых с другом Сергеем ловили удочкой в омуте под обрывом, где на песчаном дне ма-ленькими фонтанчиками били родники… Рыбок называ-ли «солдатиками, офицерами, генералами», те действи-тельно отличались изяществом, ладненькой формой и причудливой расцветкой, похожей на тропических по-пугайчиков, но ведь рыбки должны были иметь и какое-то научное название?! Позже, просматривая альбомы о рыбах, Виктор пытался найти упоминание о них, описа-ние. Это, возможно, был неизвестный биологам вид ры-бок, занесенных из дальних морей икринками на ногах перелетных чаек, или мудрая и бесконечно фантазиру-ющая природа создала их единственно в этой речке, под этим обрывом, в этом омуте? Уже взрослым Виктор спрашивал о рыбках отца, охотника, рыбака и прирож-денного любителя-биолога – тот знал, казалось, все об окрестной природе, птицах, растениях, но о странных рыбках ничего не слыхал. А ведь школьником Виктор мог их засушить, зарисовать, расспросить о них учи-тельницу биологии или даже пригласить из научно-исследовательского института всезнающего ученого и стать первооткрывателем нового вида, но, увы… Теперь омут с зеленоватой чистейшей водой не существует, скрывшись под камской водой от построенного в низо-вьях реки водохранилища.               
Вскоре обширной лужайке под пригорком, где были поставлены из шестов футбольные ворота, мальчишки, сняв майки и раздевшись до трусов, стали гонять мяч. Странный зуд появился у Виктора в ногах. Понаблюдав за игрой, он спустился к футболистам и смущенно и растерянно, словно прося об услуге, сказал: «Меня в команду возьмете?» Они посмотрели на Виктора при-дирчиво, насторожено оглядывая, и один — белобры-сый, в кроссовках на босу ногу, с запотевшей челкой на лбу – спросил ехидно: «А ты, дяхан, бегать-то хоть умеешь?» – «Постараюсь», – ответил Виктор смущенно, словно неповоротливый толстячок, нахально захотев-ший пробраться в команду мастеров. «Тогда попро-буй…» – нехотя разрешил белобрысый форвард. Вик-тор, радостный и сосредоточенный, желая показать, что не зря ему доверились, кинулся в скользких ботинках, схватившись за поясницу, где при быстром беге щелка-ло и кололо, к мячу. Он был счастлив, что мальчишки оторвались от компьютеров, нашли желание забросить виртуальные игрушки ради древней игры, а значит, еще не все хорошее потеряно в сельской жизни.
Отдав удачный пас, после которого белобрысый мальчуган забил в падении красивый гол в ворота про-тивника, Виктор получил одобрительный взгляд. Тогда, почувствовав с пацанами родство душ, он спросил: «Вы ловили когда-нибудь в речке солдатиков?» Пацаны гля-нули с недоумением и любопытством, а белобрысый форвард с прищуром ответил: «Что-то мы не знаем та-ких!» – «А я вот ловил!» – сказал Виктор по-мальчишески задиристо и хвастливо.               

ОЧЕРЕДНОЙ  ГЕНИЙ
Максима позвали на юбилейные чтения писателя–диссидента Эдуарда, который много лет назад уехал из СССР. Эдуард считал, что здесь нет свободы творче-ства, что на Западе прославится и разбогатеет. Будучи ипохондриком, человеком занудным, он писал о личных переживаниях и, естественно, его книжки, проникнутые мелочным самокопанием, злой иронией, в СССР не пе-чатали. Он и здесь немало пил, а на Западе совсем запил и, не дожив до пятидесяти, скончался… Максим с Эду-ардом еще в молодые годы работали журналистами в одной газете, и поэтому Максима организаторы попро-сили рассказать о юбиляре на литературных чтениях. Те проводились в Михайловском, поместье Пушкина, где великий классик написал большое количество гениаль-ных произведений. Так как Максиму обещали оплатить дорогу из Москвы и проживание, он согласился прие-хать, желая в очередной раз побродить по дорожкам за-поведника, по местам, где гулял когда–то великий Пуш-кин, помахивая чугунной тростью и поднимая кучеря-вую голову к синему осеннему небу, и сочинял. 
Казалось бы, какое отношение имеет диссидент Доблатов, который, в общем–то, не любил не обласкав-шую его и не признавшую талант родину, к Пушкину, патриоту России?! А такое, что перед своим отъездом за границу он проработал здесь экскурсоводом полтора месяца и об этом потом написал повестушку от первого лица с названием «Заповедник».
Приехав на автобусе по хорошей дороге из Пскова, куда добрался на поезде, в усадьбу, Максим сразу зашел в административное здание, в кабинет директора запо-ведника, своего давнего знакомого Н… Тот энергично встал из–за стола, они поздоровались за руку. Директор спросил у секретарши, какой номер забронировали для Максима в гостинице, и сказал: «Пойдешь сразу в гос-тиницу отдохнуть с дороги или поговорим?» – «Давай побеседуем… – сказал Максим. – Хочется узнать, что от меня здесь требуется, какой распорядок мероприя-тий». Директор протянул программу мероприятий, где было отмечено немало выступлений и докладов, посвя-щенных творчеству Доблатова… Так как постоянно зво-нил телефон, который не давал спокойно пообщаться, директор сказал секретарше: «Говори всем, что отлу-чился на полчаса». Он вышел с Максимом на крыльцо здания – под висевший на стене огромный портрет улы-бающегося Доблатова с импозантными усиками. Отсюда было далеко видать перелески, поля – все осенью уже покрывалось красно–бурыми яркими красками…
«В багрец и золото одетые леса!» – произнес Мак-сим строки из стихотворения Пушкина. «Да», – много-значительно и восторженно кивнул директор. И глубо-ко, наслаждаясь тишиной и прохладным чистым возду-хом, вздохнул. Посмотрев на Максима внимательно, он спросил: «Что–то ты грустен? Проблемы какие в жиз-ни?» Максим натянуто улыбнулся: «Есть одна пробле-ма… С чего это вы решили провести чтения Доблато-ва?» Директор растерянно пожал плечами, недоумевая от вопроса: «Так ведь он здесь работал полтора месяца и об этом написал…» – «Ну мало ли кто где работал, тем более не так уж он хорошо отзывается в своей пове-стушке о работниках местного заповедника. Да и пьян-ствовал здесь больше, чем работал, как сам пишет». Директор посмотрел еще более внимательно: «Так ты против этого мероприятия?» – «Да, сомневаюсь, нужен ли средний писатель Доблатов почитателям Пушкина. Тем более в этом святом для каждого русского человека месте». Директор насупился: «Так его же вроде класси-ком признали – в Питере даже памятную доску прикре-пили на дом, где жил. По телевизору только и слышно: «Ах, Доблатов! Ах, Доблатов!» Недавно известный ре-жиссер фильм по его ранним рассказам снял». – «И хо-роший фильм?» – хмыкнул Максим. Директор расте-рянно огляделся по сторонам: «В общем, так себе… Но важен сам факт! И вообще, пишут, что в Америке он несколько книжек выпустил, которые пользовались успехом». – «Если б пользовались, то разбогател бы». – «А разве не разбогател?» – «Недавно его дочь интервью давала по телевизору и заявила, что скромно живет все в той же съемной двухкомнатной квартире, которую папа снимал. А ведь с тех пор прошло уже двадцать пять лет». – «Кстати, дочь мы тоже пригласили. Обещала приехать из Америки, про папу рассказать! В общем, много гостей будет отовсюду». – «И все за ваш счет?» – «А как же?» – «Дорогое удовольствие». – «Да уж, не дешевое! – кивнул директор. – Но нам дали. И мини-стерство культуры, и еще спонсоры нашлись» – «Евреи?» Директор, вспоминая фамилии спонсоров, кивнул: «Действительно, в основном они… А какое это имеет значение?» – «Умеют они себя пиарить. Вон про Кафку сейчас весь мир знает: тоже помнишь, были вре-мена, когда всюду писали восторженно: Ах, Кафка! Ах, Кафка!» Интеллигенцию прямо–таки в стыд вводили: если Кафку не читал, значит, неуч. А ведь писатель–то занудный…»
Директор понизил голос: «Ты что, плохо к евреям относишься?» – «Боже  упаси… Уважаю за талант и Кобзона, и музыканта Башмета, и режиссера Марка За-харова и великих ученых. Но если есть талант!!!» – ска-зал Максим. Директор часто поморгал: «Извини, конеч-но. Может, ты просто завидуешь славе Доблатова? Те-бе–то памятной доски еще не вешают на фасаде дома, да и до памятников далеко». – «Я человек скромный… Обидно, что великим русским писателям, которые столько сделали для литературы, досок и памятников нет. Ни Распутину, ни Белову, ни Астафьеву…» – «Надо кому–то будировать это. Продвигать». – «Не умеем мы это делать, да и денег на это нет. Деньги сейчас, сам знаешь, у кого…» Директор печально вздохнул: «Счи-таешь, что мы зря согласились на это мероприятие?» Максим развел руками: «В честь юбилея один раз мож-но». – «Но мы надеемся это мероприятие проводить каждый год. Может, даже его музей откроем». – «Даже так? – Максим усмехнулся. – Тогда уж не забудьте, что великий Пушкин здесь жил и творил. А то однажды при-едет к вам некто на экскурсию и спросит: «А что, по-средственный литератор Пушкин сюда приезжал в гости к гению Доблатову?!» Директор рассмеялся: «Ну, такого уж не произойдет». – «Все может быть, – грустно сказал Максим. – Ведь у нас ныне если ты еврей, да еще дисси-дент, то априори – гений России!»    

БОГАТЫЕ ДЕТКИ
Анзор, сын вице–премьера крупной нефтяной ком-пании, мчался на серебристом джипе «Порше» стоимо-стью в девять миллионов рублей по московскому шоссе, по полосе, выделенной для спецмашин. Обгонял поток еле движущихся в «пробке» машин со скоростью сто пятьдесят километров в час.  В огромной красивой ма-шине он чувствовал себя человеком, которому все поз-волено! В джипе с ним сидели заводная и всегда веселая подружка Соня на переднем сиденье и товарищ по ин-ституту международных отношений, одногруппник с третьего курса, Марк. Соня тряслась под громкую рит-мическую музыку, что гремела из шести колонок, и дер-гала руками, азартно восклицала: «Гони, гони! Пусть эти лохи в соседних машинах тащатся, как черепахи…» И Анзор гнал с поблескивающими от адреналина глаза-ми!
«Разогнать бы их всех к чертовой матери! А то ме-шаются на дороге! Заставить бы их сидеть дома или та-щиться на метро – вот был бы тогда простор!» – сказал сын банкира, кучерявый Марк, брезгливо, поглядывая на шоферов других машин в затененное стекло. «Да, – вос-кликнул черноглазый, с небольшими усиками Анзор, – накупили машин, лохи! Брать бы с каждого за поездку по Москве хотя бы долларов по сто, то большинство отказалось бы ездить – и дороги были бы свободны!» Он представил, как гоняет по Садовому кольцу среди нескольких сотен машин на всю Москву, в которых си-дят только богатые – чиновники, депутаты, олигархи, руководители фирм и их дети, а остальные люди за-вистливо поглядывают на них через окна переполнен-ных автобусов. Вот лафа–то!
Вдруг впереди оказалась машина ГИБДД – «Мерсе-дес» с голубыми полосами по бокам и мигалкой на крыше! Анзор притормозил, размышляя, куда увиль-нуть, где скрыться – увы, сбоку двигался сплошной по-ток машин, а развернуться на встречную полосу было нельзя: там стояли разделительные железные отбойни-ки. Анзор включил заднюю скорость и попятился. Мер-седес полицейских рванул за ним, включив сирену и ми-галку… «Ну все, приехали…» – сказал бодренько Анзор и остановился. К передней дверце его джипа подошли двое настороженных полицейских в зеленых светоотра-жающих жилетах. Может быть, они опасались, что в машине сидит важный чинуша и начнет сейчас «качать права», звонить начальнику ГИБДД Москвы и жаловать-ся на сотрудников, которые мешают ему проехать на встречу чуть ли не с самим Путиным? Увидев в машине двоих парней и девушку, полицейские приободрились. «Куда гоним?» – спросил суховато один. «Да так… ка-таемся!» – ответил Анзор, опустив стекло. «И права есть?» – «Сто хватит?»  – спросил Анзор и показал сто-долларовую купюру. «Нас же двое…» – буркнул поли-цейский. Анзор протянул ему в окошко корочки с пра-вами, где рядышком лежали две сотни долларов… Гля-нув на права, полицейский быстрым движением сунул две стодолларовых купюры в карман и с напускной су-ровостью сказал: «Встаньте в ряд и больше не нарушай-те…»
***
Через день Анзор ехал по узкой старинной улочке в центре Москвы, с ним были те же Марк и Соня. На ули-це недавно сделали «одностороннее движение», и Анзо-ру пришлось ехать навстречу машинам. Ему хотелось поскорее проехать в небольшое уютное кафе, где был завсегдатаем, а объезжать квартал, чтоб проехать к кафе с другой стороны, не было желания. Анзор надеялся проскочить двести метров по «встречке» незаметно для полиции. Навстречу ему ехали машины, бибикали, ми-гали фарами, из некоторых высовывались шофера и кричали: «Ты куда  прешь?» В основном высовывались из дорогих машин (Мерседесов, джипов) – шофера в них тоже чувствовали себя хозяевами на дороге. А про-стенькие машины, бюджетные иномарки, (не говоря уж о «Жигулях») трусливо жались к обочине, пропуская Анзора. «Боятся! – сказал горделиво Марк. – Вдруг мы бандиты крутые – высунем из окошка автомат и всадим очередь!» – «Это уже прошлый век – стрелять… Сейчас достают корочки Федеральной Службы Безопасности – и суют под нос особо недовольным, – сказала Соня. – Думаю, мне надо такие купить! Я уже сто раз за год нарушила правила движения, надоело откупаться. Легче корочки купить, где написано, что я лейтенант ФСБ!» Анзор глянул на глупенькую физиономию с накаченны-ми силиконом губами единственной дочки «колбасного короля» и сказал: «На сотрудницу ФСБ ты не похожа! Фэйс не тот…» – «Почему не тот? – хмыкнула Соня. – Может, я сотрудница по обольщению иностранных шпионов! Вон у Анны Чапман, нашей разведчицы, кото-рая на Западе жила и соблазняла богатых американских чинуш, чтоб выведать у них секреты, тоже физиономия светской львицы! Когда ее поймали, она в Россию вер-нулась – и теперь телеведущей работает».
Неожиданно дорогу Анзору перегородила выско-чившая из проулка милицейская машина «Форд», из нее вышли трое полицейских. Один, как обычно, спросил для проформы: «Куда торопимся по встречной полосе?» – «Вон в то кафе хотели, да заблудились немного! – усмехнулся Анзор и указал на дом, где на перовом эта-же было кафе. «Права есть?» – спросил полицейский. «Двести хватит?» – Анзор показал две сотенных купю-ры. «Нас трое…» – полицейский кивнул на коллег. И Анзор привычно протянул ему права, где лежали три сотни долларов… Полицейский сунул деньги за пазуху и сказал: «Езжайте, только осторожно!»
Уже сидя в  кафе и потягивая через трубочку кок-тейль, Марк с усмешкой сказал: «А вы слышали, что недавно Путин сказал по телевизору, когда с народом на «прямой линии» общался?» – «Что?» – спросила Соня. Марк продолжил: «Недавно мои знакомые (сынки оли-гарха Каримова) в Германии гонки устроили на дорогих машинах и чуть какого–то немца–пенсионера на ма-шине–развалюхе не задавили. Об этом еще по интернету писали. Так вот Путина кто–то из «быдла» спросил: мол, как понимать такую наглость? И он с улыбкой от-ветил: дескать, раньше (при совке) хвалились золотыми зубами, а теперь дорогими машинами!» – «А что, пра-вильно сказал, – заметил Анзор. – Можем себе позво-лить!» – «Он что, нам гонять разрешил?» – обрадова-лась Соня. «Типа того…» – кивнул Анзор.
***
Через две недели они той же компанией заехали в парк отдыха, куда поезд был разрешен только спецма-шинам (пожарным, скорой помощи, полиции). По пеше-ходным дорожкам гуляли люди, сидели на скамеечках пенсионеры, отдыхали, читали газеты. Анзору хотелось проехать к аттракциону, где была комната смеха – дру-зья частенько бывали в ней, чтоб посмотреть на свои искривленные физиономии, корчили рожи, и, показывая друг на друга, хохотали до упаду… Неожиданно из–за киоска выехала полицейская машина и перегородила дорогу. «Денег–то хватит? – спросил Марк. – А то ты уже за этот месяц несколько тысяч «зеленых» на поли-цию потратил». – «Можешь одолжить?» – «С удоволь-ствием!» – «Слушайте, мне уже нужно почетную грамо-ту от ГИБДД Москвы дать за благотворительность для сотрудников! Хороший им приработок к зарплате! – сказал весело Анзор.  И добавил: – «Зеленые» кончатся, «красненькими будем откупаться…» – он имел в виду «евро». «А может, пусть погоняются за нами? – сказала Соня. – А то слишком легко деньги достаются! Они же легавые – вот пусть и побегают за добычей». Анзор кив-нул и, вместо того чтобы остановиться, рванул в сторо-ну по пешеходной узкой дорожке. Гаишники рванули за ним. Петляя по асфальтовой дорожке между деревьев парка, он азартно крутил руль туда–сюда и кричал: «Устроим им аттракцион и посмеемся!» Соня с Марком снимали погоню полиции на смартфоны, чтоб потом выложить в интернет и похвалиться собственной смело-стью…
Вдруг дорожка, по которой ехал, уперлась в кирпич-ную  стену. Анзор раздумывал лишь долю секунды, свернул с дорожки и помчался по газону, по кустам. Растерянные  полицейские не рискнули погнаться за ним. Вскоре Анзор выехал на другую дорожку, где про-хожие и велосипедисты, увидев мчащийся на них авто-мобиль, бросались в стороны. Но в конце дорожки Ан-зора ждала уже другая полицейская машина. Переско-чив через высокий бордюр, он помчался снова по газону – и его занесло на повороте. Вдруг он сбоку получил какой–то удар. Глянул в боковое зеркало – и увидел пе-ревернутую детскую коляску и сбитую с ног женщину. Друзья сразу помрачнели…«Надо  рвать когти! – сказал Марк. – Сбежим и скажем, что в  машине были не мы, что у нас ее украли какие–то хулиганы!» И Анзор, доба-вив газа, рванул вперед, к выходу из парка.
Неожиданно из стоящей впереди машины выскочил  полицейский с автоматом и дал по колесам короткую очередь. Машину Анзора повело в сторону – и ткнуло бампером в толстый ствол дерева. Капот сморщился, из мотора запарило. Машину окружили несколько поли-цейских. Один стоял сбоку, нацелив автомат. «Выходи-те!» – сказал зло майор – именно он гнался за наруши-телями пешком по газону и теперь тяжело дышал. Ан-зору показалось, что он уже мордастого майора где–то видел, что майор уже останавливал его когда–то и по-лучал доллары… Анзор отсчитал десять бумажек по сто долларов и сказал с усмешкой: «Тысячу хватит?» – «Ты че, парень, совсем обнаглел?! – рявкнул майор. – Ты, сука, людей задавил…» И тут Анзор подумал, снимая с себя вину: «Может, и не задавил бы, если бы вы были другие?.. Не такие жадные до денег».      

СЛУЖЕБНЫЙ ТРАНСПОРТ
Галина Набрусова подъехала к зданию Совета Феде-раций на новейшей седьмой модели БМВ, которая очень ей нравилась – была мягкой на ходу, мощной, с кожаной обивкой салона и вставками на панели из дерева ценных пород. Горделиво выходя в строгом бардовом костюме с бриллиантовой брошью на груди, с высоко поднятой головой, из машины, Набрусова увидела, как к зданию подъехали две служебные черные «АУДИ» и из них вышли ее коллеги–конгрессмены, мужчина и женщина – они поздоровались с ней. «А вы почему не на своих ма-шинах приехали?» – спросила с досадой Набрусова. «Ну, на служебных же машинах спецномера, да и про-блесковые маячки имеются, чтоб «пробку» объехать», – сказал рыхлый и пухлощекий долларовый мультимил-лионер Касперович. «Конечно, конечно… – мысленно усмехнулась Набрусова. – Ты же за копейку удавишься, несмотря на свои миллионы. Деньги на бензин жалко, опять же и шоферу не хочешь платить».
Уже сидя в просторном зале на заседании, где кон-грессмены утверждали принятые Госдумой законы, она не думала о законах (их все равно утверждали автома-тически, что называлось в советское время «одобрямс»), а оглядывала присутствующих солидных людей и вспо-минала, кто из них ездит на служебных машинах, а кто приезжает на своих, как она. Таких, как она, было не-много, человек двадцать из ста семидесяти, и тогда Набрусова подумала: «Почему такая несправедливость – все ездят за казенный счет, а я должна за свой?! Пусть тогда мне сделают добавку к зарплате».
После окончания заседания, сосредоточенная, Наб-русова прошла в кабинет к заведующему  управделами Совета Федераций, хитроватому, с лысиной на макушке, Андрею Петровичу, и заявила: «Вы мне должны деньги за то, что не пользуюсь служебным транспортом!» Он уставился на нее в изумлении, приоткрыл рот и часто заморгал: «Не понял!» – «Я говорю, что трачу бензин и использую свою машину на государственные нужды – и поэтому вы мне должны деньги», – настойчиво и серди-то сказала Набрусова. В этот момент на нее с любопыт-ством посмотрела сидевшая в кабинете молодая жен-щина с диктофоном – Набрусова знала, что это журна-лист с первого канала телевидения, которая освещает в средствах массовой информации работу конгресса… «Тогда ездите на служебной, – ответил Андрей Петро-вич. – Кто же вам не дает?» – «А мне, может быть, нра-вится ездить на своей!» – сказала с вызовом Набрусова: она не желала ездить на машине с неприятным ей шо-фером, в машине, где, возможно, плохо пахнет, где чу-жой человек оставил в салоне вредную ауру… И Набру-сова подала Андрею Петровичу заявление с просьбой насчитать ей деньги!
Не успела Набрусова пройти в свой кабинет, как на телефон позвонили – по номеру она определила, что это ее  начальник, спикер парламента и хорошая знакомая из одного города, Валентина Матвиенко. «Зайди, пожа-луйста, ко мне!» – ласково сказала она. Набрусова не-торопливо, цокая в туфлях на высоких каблуках по мраморному полу, направилась к ней в кабинет…
Встречая ее, Валентина, прямая, с втянутой в плечи массивной головой, вышла из–за стола и с легким уко-ром сказала: «Мне сейчас Андрей Петрович сооб-щил…» – «Ну и что? – хмыкнула Набрусова. – Имею право на возмещение!» – «Но ведь другие тоже ездят на своих машинах – и никто возмещения не требуют!» – «Может, они олигархи?! И денег у них полно». Вален-тина обомлела: «Ну, Галина… Все–таки нам грех жало-ваться на отсутствие денег – ты получаешь почти пол-миллиона рублей в месяц, приезжая сюда раз в две не-дели. Да и доход у тебя, судя по декларации, тридцать два миллиона в год». – «Не надо считать мои деньги, я же твои не считаю…» – заявила обиженно Набрусова, зная, что зарплата у Валентины побольше ее, да еще и государство той дает добавку в миллион рублей в год на обеды… Валентина осеклась и понизила доверительно голос: «Но надо же быть осторожнее – вы потребовали деньги при журналистке, а она, естественно, расскажет это своим коллегам, в интернете народ начнет перемы-вать нам косточки: дескать, зажрались!» Набрусова напыжилась: «Я ничего незаконного не требую». – «Но, как мне сообщил Андрей Петрович, это какие–то жалкие пять тысяч в месяц». – «Мне и пять тысяч пригодятся!» – сказала Набрусова и вышла из кабинета, не попро-щавшись – она считала себя по статусу нисколько не ниже спикера, ибо в Совет Федераций была назначена лично Путиным, который был другом, ныне покойного, ее мужа…
***
Вечером, притащившись усталая на почту, почталь-онка Галина, сухощавая женщина пятидесяти лет, с об-ветренной морщинистой кожей, плюхнулась на стул, вытерла ладошкой пот со лба, отдышалась и сказала вслух не столько для дородной начальницы почты Ири-ны Петровны, женщины с крашенными в красный воло-сами и с маникюром, сколько для себя: «Что–то я уста-ла сегодня шастать! Три деревни обошла. Все ноженьки стоптала». Галина вытянула оплывшие ноги и потерла крупными красными ладонями ноющие колени. По-смотрела на стоптанные пыльные кроссовки (един-ственная обувь, которая выдерживала пару месяцев ходьбы) и подумала, что скоро придется покупать но-вые…
Ирина Петровна смотрела на нее без сочувствия, с досадой – Галина была неким укором. «Ну что с вело-сипедом?» – спросила Галина – утром она попросила начальницу почты узнать у районного начальства, не положен ли ей велосипед, чтоб объезжать с почтальон-ской сумкой и деньгами для стариков–пенсионеров окрестные деревни. «Увы, – Ирина Петровна развела руками, – сказали, что если бы надо было проходить в день одиннадцать километров, то тебе бы дали служеб-ный велосипед, а ты проходишь в день только десять. Такие вот нормы!» Галина вздохнула и пробормотала: «Жаль, я бы его на свои деньги купила, но зарплата–то всего лишь три с половиной тысячи». – «Так ты ведь у нас на полставки работаешь», – заявила недовольно Ирина Петровна. «Дайте ставку!» – улыбнулась заиски-вающе Галина. «Не положено – зарплата зависит от ко-личества населения обслуживаемого тобой! Если в каж-дой деревне живет по двадцать–тридцать человек, то и зарплата соответствующая…» – ответила уже в который раз Ирина Петровна раздраженно, словно нервная учи-тельница туповатой ученице.
Вспомнив, что надо пригнать сейчас домой корову с выпаса, подоить ее, сварить мужу ужин, прополоть в огороде картошку, полить огурцы и помидоры, ибо без своего хозяйства не выжить, Галина торопливо встала и, выходя с почты, сказала печально: «Может, пожало-ваться спикеру Валентине Матвиенко? Может, поймет как женщина женщину и вышлет мне велосипед…»   

РАЗНЫЕ ИНТЕРЕСЫ
                Плодитесь и размножайтесь
                (из Библии)
Восемнадцатилетняя Ольга шла по городу, не зная куда… Она приехала год назад после окончания школы из села, чтоб найти работу, начать новую жизнь по-дальше от пьющей и гулящей матери. Поначалу все складывалось неплохо – устроилась на небольшой частный завод макаронных изделий фасовщицей, сняла маленькую комнатку в квартире. Познакомилась с сим-патичным студентом из состоятельной семьи, который катал ее на красивой машине, водил в кафе, и мечтала создать с ним семью, а когда сказала, что забеременела, он заявил холодно: «Сделай аборт!» – «Ну как же? – растерялась она. – Ведь жалко убивать ребенка!» – «То-гда расстаемся!» – сказал жестко он. «Но ведь говорил, что поженимся!» – «А теперь раздумал! Ты мне с ре-бенком не нужна…» Неделю с ним Ольга не встреча-лась, а потом заявила, что сделала аборт… Она надея-лась, что отношение парня к будущему ребенку со вре-менем изменится, и тогда она сознается, что ребенка оставила. А когда он заметил выросший живот, хотя она и перетягивала его ремешком, то сердито заявил: «Ты что, шантажировать меня хочешь? На алименты поса-дить? Я же сказал, что раздумал на тебе жениться! Я еще молодой и гулять хочу, да и не нравишься мне – деревенская, не образованная. Трахаться с тобой можно, но не более. Мне нужна такая, чтоб помогла карьеру сделать, дочка богатеньких…» – и перестал с Ольгой встречаться. Живот, пятна интоксикации на лице у Оль-ги, ее подташнивание вскоре заметила на заводе заме-ститель директора по кадрам, женщина строгая, и сказа-ла: «Девонька, придется тебе уволиться. У нас нет денег платить тебе декретный!» Пока имелись в запасе деньги, Ольга жила в съемной квартире, а сегодня насупленная хозяйка сказала: «Я смотрю, ты не работаешь, да и пла-тить за квартиру тебе нечем – так что съезжай», – и вы-ставила за дверь с чемоданчиком… Ольга позвонила матери в село и сказала: «Мам, можно я приеду?» – «А чего тебе не живется в городе–то? У нас здесь жизнь не сахар», – заявила мать хрипловатым с похмелья голо-сом. «Я беременная, с работы уволили, жить негде…» – призналась Ольга. «Аборт делай! – заявила жестко мать. – Нет у меня ни желания, ни денег тебя с ребенком со-держать!» – и еще много чего злого наговорила.
И вот теперь, чувствуя невероятное одиночество, без денег, голодная, не зная с кем посоветоваться, Ольга шла по городу. Появлялись жуткие мысли кинуться под машину или как–то выковырять растущего в ней чело-вечка и бросить в овраг… И вдруг она увидела с дороги за ажурной кованой оградой белый храм, с двумя голу-быми куполами, освещенный красиво теплым закатным солнцем. В широкую деревянную дверь входили люди – в основном женщины,  в платочках, тихие, смиренные…
***    
Во время вечерней проповеди священник Иван Ан-дреевич заметил среди молящихся незнакомую девушку с худощавым и бледным лицом. Обычно всех прихожан он знал, ибо они посещали храм регулярно и чувствова-ли себя здесь спокойно и умиротворенно, а девушка бы-ла напряжена, растерянна и даже испуганна. Часто он ловил ее тревожный вопрошающий взгляд и понимал, что ей что–то от него надо, а значит, с ней необходимо поговорить.
Когда проповедь закончилась, и люди стали расхо-диться, опасаясь, что она уйдет с толпой, Иван Андре-евич ласково обратился к девушке: «Дочь моя, я бы хо-тел с тобой поговорить!» В ее синих глазах мелькнули сомнения и радость. Он отвел ее за амвон и, взяв дове-рительно за дрожащую руку, спросил: «У тебя, дочь моя, какие–то проблемы?» Она сглотнула и ответила глуховато: «Я беременна и не знаю что делать. Оставить ребенка или… – она задрожала, – убить, сделать аборт. Хотя все говорят, что уже поздно». Иван Андреевич по-серьезнел: «Убийство – это всегда большой грех!» Она сжала руки на груди и торопливо заговорила, оправды-ваясь: «Я совсем одна в этом городе! Мне не с кем посо-ветоваться. У меня был друг. Я хотела выйти за него замуж, но он меня бросил! Мне негде жить и не на что». – «Но у тебя, наверное, есть родственники? Езжай к ма-ме и признайся во всем, она примет и простит!» – «Я ей сегодня звонила, а она сказала, что на порог не пустит!» – «Может, она это сказала в порыве гнева? А если прие-дешь, то простит». – «Нет, она пьет и тоже не работает.  И поэтому я решила избавиться от ребенка, да и от сво-ей жизни тоже». Иван Андреевич тяжко вздохнул: «Гос-подь сказал: плодитесь и размножайтесь!» У девушки появились слезы: «Я и сама не хочу, но что делать?! Ес-ли б не ваш храм, куда забрела случайно, я бы уже бро-силась под машину или с моста в реку». – «Самоубий-ство – не менее страшный грех, – строго сказал Иван Андреевич и добавил: – Пойдем ко мне. Успокоишься, а потом решим, что делать…»
По тропинке, по которой ходил уже двадцать лет от храма до дому и обратно, с тех пор, как был направлен  сюда на служение, он, постукивая посохом, в развеваю-щейся подолом длинной черной рясе, шел с девушкой к своему дому. Был тихий вечер – над горизонтом на чи-стом зелено–голубом небе поднимался золотистый ме-сяц, легонько колыхались листы высоких темных лип, что стояли вдоль тропинки. Воздух был чист и прохла-ден и наполнял грудь спокойствием. «Посмотри, как прекрасен божий мир! – сказал Иван Андреевич, идущей легкими осторожными шагами сбоку от него девушке. – И разве можно лишать еще не родившегося человека лицезреть этот мир, радоваться ему?» – «Да!» – про-шептала Ольга и вытерла ладонью слезу умиленья.
Иван Андреевич мог сейчас направить девушку к ка-кой–нибудь доброй женщине, одинокой прихожанке, чтоб накормила и дала кров (таких  сердобольных хо-дило к нему в храм несколько), но опасался, что, увы, не каждая сможет успокоить девушку, убедить ее. Он во-шел с девушкой в калитку добротного кирпичного дома, в сенцы, где его, услышав стук двери, встретила сорока-летняя полноватая жена – Клавдия. Увидев девушку, она растерянно глянула на него. «Это наша гостья Ольга! – сказал Иван Андреевич бодренько. – Она будет ноче-вать у нас!» Жена в согласии склонила голову.
Вскоре они сидели за круглым столом, где стояла приготовленная Клавдией вкусная еда. «У Ольги серьез-ная проблема, – сказал Иван Андреевич жене. – Она бе-ременная, ей негде жить и не на что, она одинокая в нашем городе – так что пусть поживет у нас». Жена по-слушно кивнула, хотя и напряглась.
После ужина она постелила Ольге постель в  сво-бодной спальне, а придя в общую семейную спальню, где Иван Андреевич, помолившись перед сном, сидел на кровати в исподнем белье, с глубокой затаенной обидой сказала: «Странно это как–то…Что люди подумают?» Он понял, какие мысли тревожат ее, и сказал: «Люди знают, что я тебе никогда не изменял и перед Богом чист. И эту девушку вижу впервые». У Клавдии повлаж-нели большие печальные глаза: она в очередной раз вспомнила о том, как три раза подряд у нее случались выкидыши, а после уже не смогла забеременеть. И те-перь считала себя виноватой пред мужем, ибо у всех попов, как это положено на Руси, было многочисленное потомство, а она своему не смогла подарить ни одного ребенка. Она ездила по святым местам, истово моли-лась, но ничего не помогло. «Ну что поделаешь, раз Бог не дал нам детей, – продолжил Иван Андреевич негром-ко. – Значит, у него есть на это свои виды – ведь пути господни неисповедимы! Может быть, эту девушку ан-гел послал, чтоб нас испытать, чтоб дать нам шанс спа-сти безгрешные души – ее и ребенка? Поэтому надо ра-доваться, что сделали богоугодное дело…»
Клавдия успокоено вздохнула и стала молиться на икону Божьей матери, что висела напротив кровати в углу – небольшую, в темном деревянном окладе. Там мадонна в красной накидке на голове, держа в руках прислоненного к груди сына божьего, смотрела на Клавдию мягким, теплым и ласковым взглядом.               
***
Через три месяца утром у Ольги начались схватки – сильно заболело внизу живота, она застонала, поддер-живая живот, и пошла из спальни в коридор. Услышав стоны, Иван Андреевич быстро позвонил в скорую по-мощь… Машина приехала через десять минут и увезла Ольгу в больницу.
Стали ждать известий из роддома. Клавдия часто подходила к иконе Божьей матери и молилась, чтоб ро-ды прошли удачно. Она с ее горьким опытом неудачных беременностей последние месяцы бдительно наблюдала за Ольгой, чтоб не дай Бог, та не перенапряглась, пра-вильно ела перед родами… Будто ее дочь рожает. И очень досадовала, что Ольга, будучи в токсикозе, гово-рила с обидой: «Скорей бы от всего избавиться…» Ви-дела она, что та часто бывает печальная, замкнутая, чем–то тяготится. И когда Клавдия сказала: «Ты не представляешь, какое это счастье – иметь ребенка!», та суховато ответила: «Куда мне с ребенком деваться? Я хочу выучиться и начать жизнь сначала! Чтоб быть не-зависимой, чтоб больше никто не мог меня обидеть и унизить!»
Вскоре раздался телефонный звонок – женщина–акушер сказала бодренько: «У вашей дочки родился сын».  – «Вот и замечательно!» – воскликнул Иван Ан-дреевич, словно сын родился действительно у дочки. И передал радостное известие Клавдии – та уже по его го-лосу и счастливому виду поняла, что случилось, и пере-крестилась.
Через три дня опять позвонила врач–акушер. На этот раз голос был встревоженный: «Ваша дочь хочет оста-вить ребенка в роддоме!» – «Как так?» – воскликнул Иван Андреевич и сразу поехал в роддом… Там его в сопровождении статной женщины врача–акушера про-пустили в палату к Ольге. Та лежала на кровати в хала-тике, отвернувшись к  стене с хмурым насупленным ви-дом – было впечатление, что ее лишили свободы, за-перли в некой клетке и не хотят выпускать… «Что слу-чилось? Почему написала заявление в отказе от ребен-ка?» – спросил растерянно Иван Андреевич. Лишь мельком глянув на него, Ольга сказала: «Я сделала, как вы сказали – не лишала ни себя, ни ребенка жизни! А теперь хочу начать новую жизнь. Наша жизнь жестока к матерям–одиночкам…» – «Слушай отца, он тебя пло-хому не научит», – сказала акушер. «Да не отец он мне вовсе, а просто хороший человек. И я ему очень благо-дарна!» – «Как не отец?» – удивилась акушер, глядя по-дозрительно на Ивана Андреевича. – Тогда вы ей кто?» – «Это история длинная… –  ответил  он. –  Но ребенка я возьму!»  Акушер напряглась: «Но вы не имеете права, если ей никто». –  «А я его усыновлю». – «Ребенок от вас, что ли?» – еще более удивилась акушер. Ольга встрепенулась и повернулась к врачу: «Да, я очень даже согласна! У тети Клавы, жены Ивана Андреевича, нет детей, и она будет замечательной заботливой матерью. Я готова подписать любую бумагу…» Врач в недоуме-нии пожала плечами. Иван Андреевич нежно, по–отечески, погладил Ольгу по плечу: «Ты сейчас в стрес-се, обижена на жизнь, но время лечит. Мы с женой усы-новим ребенка, но если ты одумаешься, всегда будем рады тебя видеть у себя».
Выйдя из палаты, он обратился к растерянной вра-чу–акушеру: «Жизнь наша, к сожалению, сложна – не-которые женщины, увы, без помощи родственников и государства не хотят и не могут растить детей. Поэтому если кто–то будет отказываться или кому–то из них не-куда будет идти в таком положении, сообщите, пожа-луйста, мне!» Ранее врач называла его по имени–отчеству, а сейчас кротко сказала: «Хорошо, батюшка!»
***
Через десять лет у Ивана Андреевича было уже де-вять усыновленных детей – не приемных, а именно усы-новленных. К нему стали приходить беременные жен-щины и девушки не только из города, но и с окрестных мест, услышав, что есть такой добрый человек, желая получить совет в столь нелегком положении и помощь. Это добавило ему уважения прихожан, количество их в храме и общине заметно увеличилось. Обычные люди, а не только верующие, гораздо охотнее жертвовали день-ги на его богоугодные дела. Особенно после того, как он стал строить недалеко от своего дома общежитие–интернат для женщин в сложном положении. Ставшая вдруг никому не нужной, беременная женщина могла поселиться там и жить до родов, а если хотела, то и по-сле, пока не определится со своей жизнью, с работой, с ребенком...
***
В кабинет к Марку Борисовичу, владеющему нефтя-ным месторождением, вошел моложавый, аккуратный в одежде и в облике референт и принес папку с бумагами на подпись. Сидя важно за столом в кожаном кресле, Марк Борисович проглядывал бумаги и подписывал, чувствуя себя вершителем судеб – радовался, что его маленькая закорючка может кого–то осчастливить, а может ввергнуть в нищету. «А это просьба от священ-ника о помощи», – подал листок бумаги референт, слег-ка согнувшись над столом. «Что еще за помощь?.. – фыркнул Марк Борисович. – Задолбали эти церковники. Не буду я им давать на очередной храм!» –«Священник просит на строительство общежития для беременных женщин, попавших в сложные жизненные ситуации. Де-скать, это очень важно, иначе женщины вынуждены де-лать аборты. Мол, у нас в стране их делается больше всех в мире, якобы пять миллионов в год! А ведь насе-ление итак сокращается…» – сказал с ухмылкой рефе-рент. «А попику какое дело до беременных женщин?» – «Ну так ведь аборт – это грех, убийство!» Марк Борисо-вич затаенно прищурился и подумал: «Для меня это очень даже хорошо. Чем больше абортов, тем быстрее сократится население в России! А чем меньше населе-ния, тем государство меньше будет требовать с меня налогов на социальные нужды, а значит, я буду богаче! Так что мне в России нужны лишь природные ресурсы, а не людишки…» И, откинув бумагу с просьбой священ-ника, он ехидно заявил: «Пусть помирают!» 

ТАБУРЕТ
Утром резким окриком отец разбудил четырнадца-тилетнего Колю. Были летние каникулы – и Коле, гу-лявшему вчера теплым тихим вечером допоздна с дев-чонкой у реки, хотелось еще поспать. Тело млело, снил-ся замечательный сон. Он нехотя встал с железной кро-вати, скрипнувшей пружинами, протер ладошкой глаза и уставился на крупного мускулистого отца: «Сейчас пойдешь срубы рубить!» – сказал строго отец. Коля вчера ему уже помогал в этом – они обтесали топорами от коры несколько привезенных из леса еловых бревен, а теперь следовало рубить «венцы».
Мать в домашнем фланелевом халате поставила «мужчинам» на стол горячие щучьи котлеты с карто-фельным пюре –  и Коля с отцом быстро поели, чтоб не тянуть время. Выйдя из двора, отец подвел Колю к по-ложенным друг на дружку шестиметровым толстым бревнам и сказал: «Вот здесь руби, как я вчера рубил». – «А ты?» – растерялся Коля. «А я на работу на завод! У меня ведь отпуск закончился», – и, сев на свой мотоцикл «ИЖ» с коляской, отец уехал по заросшей травой улице в сторону консервного заводика, где работал механи-ком. Вскоре растаял за ним едкий синий дымок от вы-хлопов.
На некоторое время Коля растерялся. Взяв острый топор за удобное кленовое топорище, сделанное отцом, он  походил около бревен, опасаясь приступить к рабо-те. Это  ведь не дрова колоть, не даже скворечник де-лать! Испортить дорогие бревна, которые отец купил у лесника, чтоб заменить подгнившие старые «венцы» на доме, будет очень обидно, да и от отца попадет! После этого он станет смотреть на сына с презрением и ничего больше  не доверит…
Наконец  Коля сосредоточился и сделал первый роб-кий удар. Отлетели на травку щепки, белые, вкусно пах-нущие хвойной смолой. Второй удар был уже смелее, а через пару минут Коля уже сидел верхом на бревне, как на коне, в своих сатиновых штанах, оголенный по пояс, загорелый и жилистый, и уверенно рубил топором вы-емку, в которую ляжет следующее бревно. Руки его словно прилипли к топорищу, стали с ним одним це-лым.
Прошла мимо полногрудая соседка Тоня с ведрами воды с родника и, посмотрев на Колю с удивлением, сказала одобрительно: «Хорошо, когда два мужика в доме…» У  нее не было такого помощника–сына (толь-ко две дочки), да  и муж, увы, в хозяйственных делах был не ахти – уже три года сарай не мог достроить. Ко-ле даже показалось, что она смотрела на него оценива-юще, словно на будущего жениха для одной из своих дочек.
Приехав с работы на обед, отец придирчиво посмот-рел  на сделанное сыном, потрогал ладонью, чисто ли вырублено, и, удовлетворенно хмыкнув, сказал: «Про-должай так же…» Гордый сделанным и похвалой отца, Коля пошел  вместе с ним в дом обедать.
***
В начале сентября на уроке школьный «трудовик» Сергей Иванович, кривоногий приземистый мужчина с темными узловатыми руками, сказал мальчишкам: «Бу-дем делать табуреты!» – «А если кто не умеет?» – ска-зал недовольно белобрысый Санька, любивший всегда сказать что–нибудь против. «Кто не умеет – научим!» – заявил Сергей Иванович. «Подумаешь – табурет…» – хмыкнул хвастливо Коля, с десяти лет делавший себе игрушечные сабли и пистолеты, а в эти летние каникулы помогавший отцу рубить срубы... «Табурет – тоже шту-ка не простая!» – ответил трудовик и, сунув Коле в руки чертеж табурета, велел готовить для него материал.
Вскоре Коля уже строгал рубанком доски для сиде-нья, пилил ножовкой бруски для ножек. Привычные к труду, сильные выносливые руки умело делали свое де-ло.
Табурет он сделал первым уже на третьем занятии –  их, вообще, сделали только трое наиболее мастерови-тых ребят, а остальные им лишь помогали. Коля его тщательно протер наждачной шкуркой, чтоб не было ни шероховатостей, ни заусениц. Сдунув с него «мучни-стую» пыль, он покрасил его темным лаком. Получился чудо табурет! Загляденье! «Молодец!» – похвалил тру-довик, поставил Коле в дневник пятерку за четверть и добавил: «А табурет забери как приз за хорошую рабо-ту!»
Гордый, Коля принес табурет домой и поставил в уголке у порога, чтоб все домашние видели. Отец, гля-нув на табурет, с недюжинной силой покачал его, про-веряя на устойчивость, и сказал: «Неплохо сделано!» – «Сломаешь же», – растерялся Коля. «А что, лучше бу-дет, если кто–нибудь на пол с него грохнется?» – отве-тил отец. Мать взяла табурет, принесла к столу и с азар-том заявила: «Я теперь на нем буду сидеть!» – и уселась с явным удовольствием. Коля даже засмущался от такой уважительной оценки своего труда.
***
Прошло много лет. Коля окончил институт и давно  жил в городе в просторной квартире. Приехав как–то в гости с четырнадцатилетним сыном Семкой и симпа-тичной женой Леной в родительский дом, он сидел с ними на кухне и ел приготовленные матерью фирмен-ные щучьи котлеты – таких ароматных, мягких и так удачно сдобренных специями он не ел даже в самых лучших ресторанах. По этим материнским котлетам он всегда скучал и пытался научить жену делать такие же. Но у нее столь вкусные не получались – то ли мастер-ства не хватало, то ли сделаны были не из свежайшей рыбы, которую отец Коли ловил в Каме!
Поедая котлеты, худой и длинный Семка одновре-менно тыкал кнопочки на ноутбуке, что лежал на коле-нях: играл в какую–то игру «со стрелялками». Лена, глянув на него осуждающе, сказала: «Сколько можно играть? Лучше б помог деду дрова поколоть или лодоч-ку сделать…» Она видела во дворе небольшую лодочку, которую Колин отец делал для рыбалки на закамских озерах. «Не мое это дело, да и не умею я», – буркнул Семка. «А почему ты сына не научил хозяйственным делам?» – спросила Колю мать. «Я сутками бизнесом занят», – ответил он слегка виновато. «Да Коля–то ма-стер в любом деле – и гвоздь прибить, и сверлить что–либо, и кран починить…–  сказала Лена, посмотрев на мужа горделиво. – А вот сына не заставишь! Молодежь ничему сейчас не учат в школах полезному для хозяй-ства. Они только кнопочки на компьютере умеют нажи-мать». – «А зачем уметь что–то делать, когда можно сантехника пригласить или любого другого мастера?» – заявил Семка. Лена усмехнулась: «Это если деньги есть! Да и не понимаешь еще ты, что умные девушки именно рукастых парней любят! А не тех, кто кнопочки нажи-мает, сидя на диване…»
Мать хитро улыбнулась и пошла в чулан, а вскоре вернулась с табуретом – тем самым, сделанным Колей двадцать лет назад! Коля ошарашено смотрел на него и восклицал: «Я думал, он давно развалился и в бане со-жжен или догнивает где!» – «Как же! – ответила торже-ствующе мать. – Я его берегу!» Она подергала стул, на котором сидел Семка, и сказала: «Садись вот сюда!» – «Это почему?» – он был недоволен, что оторвали от игры, и сердито морщился. «А это табурет волшебный! Еще твоим отцом сделанный, когда ему было столько же, сколько тебе! Сядешь на него – и тоже мастером станешь…» Семка нехотя пересел на табурет и замер, словно стараясь понять, входит ли в него мастерство и каким образом… Коля уверенно сказал жене и матери: «Мы сюда на две недели приехали. Так что у меня есть время его научить. Да и дед поможет!» – «Да  уж!  Мы с Семкой лодочку доделаем и поедем на ней щук ловить», – сказал Колин отец, еще крепкий и уверенный в себе, входя в дверь из сенцев – и сказал так напористо, что не было никакого сомнения: внук ему подчинится.      

                ИЗ ПРОШЛОГО
Мосолов
Леонид сидел в комнате за ноутбуком. Увидев в ин-тернете, в ленте новостей, маленькую заметку о том, что умер Григорий Мосолов, Леонид на пару секунд за-думался – где–то он слышал эти имя и фамилию. Но где? Когда? Его мысль быстро заскользила по годам и воспоминаниям в прошлое, и вдруг он пробормотал: «Так ведь это знаменитый летчик–испытатель в Совет-ском Союзе! Неужели все это время он был жив?.. Ведь столько лет прошло!» А лет прошло действительно не-мало – полвека с тех пор, как в школьном классе тогда еще двенадцатилетнего Леньки, в его пионерском отря-де ученики с учительницей, молодой и симпатичной Ниной Ивановной, которая курировала их класс, назвали свой пионерский отряд его именем! Такая была в то время прекрасная традиция – называть отряд именем героя. У кого–то были отряды имени Павлика Морозова (известного всем пионера, которого якобы родной отец убил за то, что тот раскрыл перед милицией его воров-скую кулацкую сущность), были отряды имени моло-догвардейцев, что сражались с фашистами в городе Краснодон, Олега Кошевого, Сергея Тюленина.., и ге-ройски погибли, будучи сброшенными в шахту… Обя-зательно было нужно выбрать героя для подражания мужественного, смелого, который жертвует жизнью ра-ди родины. И вот, посовещавшись между собой звенье-вые (в отряде было четыре звена, одним из которых ру-ководил Ленька) и учительница, они приняли решение назвать отряд именем Мосолова. Кто предложил его имя, Леонид уже не помнил. Может быть, это была учи-тельница, а может, и он, который в то время страстно мечтал стать военным летчиком и защищать родину. Леониду хотелось думать, что это был он, мальчик ак-тивный, говорливый, много знающий и читающий. В любом случае он принял это с большим энтузиазмом. И стал готовить вместе с другими пионерами–активистами специальный стенд, где рассказывалось о жизни их «ге-роя». Что они тогда знали о Мосолове? Что этот лет-чик–испытатель установил несколько мировых рекордов на советских истребителях – и по скорости, и по высоте полета…  Леонид уже не помнил эти цифры, которые казались тогда огромным достижением! Да, для своего времени, для тех еще не столь быстрых, как современ-ные истребители, самолетов, они были внушительными – и именно за это Мосолову было присвоено почетное звание Героя Советского Союза! Ведь в то время Аме-рика и Советский союз соперничали, чьи самолеты, тан-ки и ракеты лучше! Тогда о Мосолове писали во всех газетах, рассказывали по радио и даже опубликовали его портрет в журнале «Огонек». Именно этот портрет, че-ловека с мужественным широким лицом, в спецкостюме пилота, в гермошлеме, ребята вырезали из журнала и приклеили на лист ватмана, а рядом с портретом акку-ратным почерком написали его автобиографию и пере-числили подвиги. Лист ватмана был большой – и на свободном пространстве была информация о создании их пионерского отряда, о его руководителях, о его доб-рых делах, об обязательствах ребят хорошо учиться. Леонид уже забыл, какие у них были «добрые дела», но помнил, что на уроках частенько смотрел на прикреп-ленный к стене в красивой деревянной рамочке лист ватмана, видел портрет Мосолова – и ему сразу хоте-лось лучше учиться, быть более ответственным, родине служить! Он становился строже, прекращал вертеться на парте, внимательно смотрел на учителя и тянул руку, чтоб ответить и получить хорошую оценку! Так что не зря висел портрет героя! Не зря! А есть ли у современ-ных молодых ребят герои, которым хочется подражать? Увы… Неужели это безголосые модели–певички или жулики–олигархи, что имеют «дутую» славу и нечест-ные деньги? Леонид помнил, что в начале «девяностых» годов опрос показал, что большинство парней и деву-шек хотели быть киллерами или проститутками… До-жили!
Леонид не помнил, куда исчез этот стенд. Может, он покрылся пылью, пожелтел, и его незаметно от ребят сняли и унесли в мусор, когда пионерский период кон-чился, отряд расформировался, а они стали комсомоль-цами и носили уже не красные галстуки, а комсомоль-ские значки в виде красного знамени… Да и о Мосолове больше в прессе и по телевидению не говорили! Появи-лись новые герои – тогда их было много, в основном это многочисленные космонавты, подвиги которых казались более внушительными, чем подвиг летчика. Верилось, что они вот–вот долетят до других планет!
Когда Леонид, вспоминая о детстве, вспоминал о Мосолове, то уже не мог объяснить, что–за подвиг тот в конце совершил. Думалось, что он погиб – самолет его потерял управление, загорелся и стал падать и, чтоб не упал на город, где могли погибнуть люди, Мосолов не катапультировался, а увел самолет в безлюдное поле и там врезался в землю. Может, на Леньку так воздейство-вала популярная тогда песня, которую пела известная певица Эдита Пьеха и где были печальные слова после взрыва самолета: «А город подумал, а город подумал – ученья идут…» И вот сейчас после полувека выясни-лось, что все это время Мосолов был жив и только вчера умер на 92 году своей долгой жизни! Леониду почему–то стало так грустно, будто умер близкий родственник, человек, оставивший большой и хороший след в его жизни. Леониду бы порадоваться, что Мосолов прожил такую огромную жизнь – редко ведь кто живет до 90 лет! Тем более человек, который испытывал огромные физические перегрузки, работал на непростой и нервной работе, где легко погибнуть… Но было грустно – мо-жет, от того, что осознал, как много прошло с той счастливой поры лет, что уже давно нет Советского со-юза!? Да, его удивляло, что в сводке современных ново-стей со всего мира (новостей невероятно тревожных о гражданской войне на Украине и в Сирии, где россий-ская армия противодействует исламским террористам) вдруг промелькнула заметка о 90–летнем старике из да-лекого советского прошлого! Большинство нынешних людей Мосолова знать не знают! Вот если бы умер ар-тист любимый, который снялся в десятках фильмов, то об этом бы рассказали все телеканалы, сам скорбный президент приехал бы на похороны с букетом роз и вы-сказал сочувствие жене и близким, а тут какой–то всеми забытый летчик–испытатель…
Вспоминая о нем, Леонид представил его фото на фоне синего неба и стоящего за спиной серебристого остроносого самолета – на этом фото тот держит ла-донь возле белого гермошлема и как бы машет Леониду из его далекого детства, навсегда уходя в свое любимое высокое небо! Прощай, Мосолов!    
                20 марта 2018
Рогатки
Наступило лето – и ребята, освобожденные от уро-ков, занялись мальчишескими забавами. Кроме купанья и рыбалки у них нашлось дело – мастерить рогатки. Ленька срезал замечательную ровную рогатульку из ивовой ветви – обстругал от тонкой зеленой кожицы пе-рочинным ножиком, вырезал на ней зарубки для крепле-ния резинки. Две ровные полоски резины без заусениц вырезал ножницами из дырявой велосипедной шины, а для кожанки использовал старый ботинок приятного ко-ричневого цвета. Не рогатка получилась – а загляденье.
Если мальчишкам соседних сел приходилось с тру-дом подыскивать камешки для выстрела, то в Леньки-ном селе их было немеряно. Это камский гравий – ров-ненькие, любого размера (хоть с куриное яйцо) круг-ленькие камешки из твердых пород! Разноцветные, с прожилками. Держать их, гладкие и скользкие, в пальцах уже удовольствие. Этот гравий брали со дна Камы и разбрасывали по сельским дорогам, чтоб не было грязи и луж. Такого гравия отец Леньки привез на грузовике и высыпал во двор дома и около ворот. Подбирай любой камушек – и пуляй! У Леньки, как и у любого сельского мальчишки, имеющего рогатку, таких камушков были полные карманы.
Как–то полтора десятка пацанов лет 10–12 сидели на обширном высоком крыльце сельского клуба, что стоял  на пригорке над Камой, и вели свои мальчишеские раз-говоры, вспомнили, как зимой бились на крутом склоне оврага снежными комьями, как сражались в прошлом году в зарослях крапивы самодельными деревянными мечами и саблями. Глазенки их с азартом блестели. И тут старший среди них, хулиганистый и авантюрный Володька, предложил: «Давайте устроим бой на рогат-ках!» Все согласились и разделились на две команды – одна команда заняла позиции по одну сторону крыльца, другая – по другую. И начали пулять! А рогатка это се-рьезное оружие: камешек, выпущенный из нее (если ре-зина упругая и широкая), летит на сотню метров с огромной скоростью, а с близкого расстояния сшибает даже ворону, а не только мелкую птичку вроде воробья. Может, ворону сразу и не убьешь, но крыло или лапу переломишь…
Стрелял и Ленька. Пристрелянная по мишеням ро-гатка в его руках была меткой, движения его были быст-ры при доставании камушка, натягивания резинки и прицеливания. Одному из противников его камень попал в ляжку, другому в задницу. И явно там выскочили си-няки. Но и около Ленькиной головы со свистом проле-тали камушки. Бой разгорался! Камни летели градом с обеих сторон. Ленька чувствовал невероятный азарт, словно с другой стороны были не товарищи, а враги – пулял в них со всей силой. И вдруг появилась мысль: «А зачем это мы делаем? Ради чего возбуждаем злость друг на друга?» Он спрятался за угол клуба и представил, что вдруг чей–то камень попадет ему не в туловище, а в голову (что будет невероятно больно), выбьет зуб. И что страшнее всего – угодит в глаз! Или он, Ленька, по-падет кому–то из пацанов в глаз и будет страдать за нелепый выстрел и всю жизнь виниться перед товари-щем! Его выставят хулиганом на школьной линейке и будут стыдить, его привлекут в милицию, родители по-страдавшего будут его ненавидеть…
Ленька с ужасом представил, как жить без глаза! Это ведь быть инвалидом, видеть только половину того, что можно увидеть в этом ярком мире. Как это он, одногла-зый, будет читать книжки, которые очень любит читать? Ведь это тяжело и неудобно – разглядывать буквы на страницах! Как он с одним глазом будет ходить в школу и как к нему там будут относиться ученики?! Наверное, будут обзывать: «Кутузовым!», что еще не очень обид-но, так как Кутузов, раненый в бою турками, был хоро-шим полководцем. А если подберут совсем уж поганое прозвище? Ему тогда трудно будет дать отпор обидчи-ку, с кем–то подраться – с одним глазом не заметишь, откуда в тебя летит кулак, да и страшно, что последний глаз можно потерять в очередной драке.
Своего соседа по улице «кривого» дядю Володю Ленька считал человеком очень несчастным – тот жил один, без семьи, в маленькой избенке, бедно, одевался неряшливо, ходил по дорожке словно бы ощупью, при-гнув голову. Нигде не работал, жил только на неболь-шую пенсию. Ленька знал, что тот в детстве потерял глаз от взрыва в костре патрона – и, может, именно по-этому его жизнь не удалась… Ленька представил, что и его жизнь будет испорчена. Ведь красивая большеглазая девочка Надя из младшего класса, в которую он сильно влюблен и хочет в будущем на ней жениться, переста-нет с ним дружить – зачем ей одноглазый жених!? Да и родители ее будут против такой дружбы. Она будет жа-лостливо на него смотреть, а гулять будет с его сопер-ником Мишкой, у которого будут два глаза…
Мгновенно представив все это, Ленька высунул руку из  укрытия, замахал ею, чтоб привлечь внимание, и за-кричал: «Пацаны, давайте прекратим дурацкую игру!» И приятно удивился, что все его поддержали – опустили рогатки и вышли из своих укрытий успокоенные. Зна-чит, и у них в головах имелись мозги! Значит, и они по-нимали, что игра эта опасная… только ее остановить не решались. Может, боялись, что предложившего прекра-тить «войнушку» остальные посчитают трусом? А Ленька не испугался, но трусом его никто не посчитал. Наоборот, признали за самого умного! Уважительно  на него посматривали.

Зимняя рыбалка
В воскресный день встав пораньше, жена Леонида ушла на кухню жарить рыбу – специфический запах и шипение на горячей сковороде доносились ему в даль-нюю комнату. Он полежал в дреме, пока не раздался ласковый голос жены: «Вставай, завтрак готов!» Умыв-шись, он направился в кухню, где на большой тарелке уже лежали крупные куски жареной трески. Довольный, что имеет замечательную хозяйку–жену, которая не спит до обеда, требуя капризно в кровать кофе, а встает первой и готовит любимому мужу сытный завтрак, он одобрительно похлопал ее по попе, что упруго колых-нулась под мягким фланелевым халатом.
Съев половину куска, Леонид осознал, что ожидал нечто лучшее. Нет, приготовлена рыба была замеча-тельно: с поджаристой корочкой, обилием репчатого лука, что придает золотистый цвет блюду и особый аромат, со специями – но, видимо, была не первой све-жести или выросла в загрязненных водах нынешнего океана и впитала в себя всю их муть и химию.
Заметив неудовольствие в скисшей физиономии, за-медленный жевательный процесс мужа, жена растерян-но спросила: «Что, с утра аппетита нет?» – «Да аппе-тит–то есть, но рыба не очень вкусная попалась…» Же-на нахмурилась – как и все жены, она не любила, когда муж ее критикует за пищу, которую старалась пригото-вить с заботой о нем. «Ты же сам говорил, что хочешь треску – вот я и купила, – сказала обиженно она. –  Красную рыбу ты не любишь. Треска, как выясняется, тоже не по вкусу. Привередничаешь!» – «Не приверед-ничаю! Просто я на Каме вырос, на самом берегу – и помню вкус настоящей рыбы. Например, налимов, кото-рые, как известно, родственники трески, но только прес-новодные. О, с каким аппетитом я их в детстве ел!» – сказал Леонид грустно, осознавая, что уже не вернуть те благословенные годы. «Ну, знаешь ли, в детстве, когда растешь, все кажется гораздо вкуснее!» – сказала жена. «Может быть, может быть… – сказал задумчиво он, вя-ло ковыряясь в тарелке вилкой.
***
Воскресным утром, когда родителям не надо идти на работу, а Леньке в школу, и можно было поспать по-дольше, понежиться в постели, отец посмотрел в заин-девелое окно на улицу, на градусник, что висел за ра-мой, и бодренько сказал: «Пойдем–ка за рыбкой!» К то-му времени бабушка уже затопила печь – и в избу из кухни, в проем двери, тянуло теплом. «Морозно на ули-це–то, градусов двадцать, – сказала бабушка. – Одеться надо потеплее…» Она не стала отговаривать от рыбал-ки, предлагать дождаться, когда взойдет солнышко и немного прогреет воздух, либо дождаться теплого дня – она, как и Ленькины родители, хорошо понимала, что любое дело надо делать вовремя, а иначе в деревне со своим хозяйством прожить трудно... Сама она уже с утра накормила в сарае гусей, куриц, накормила козу и подоила ее – и теперь готовила завтрак для семьи – по-ставила в печь чугун с борщом из свежего мяса недавно зарезанной свиньи. «Поешьте поплотнее, чтоб не за-мерзнуть, – сказала она, когда отец и Ленька сидели на кухне около стола. Лавка, что стояла у мерзлого окна, холодила Леньке задницу через трико, но он не подавал вида – хотел выглядеть настоящим мужиком и не обра-щал внимания на холод и другие мелкие неудобства.
Отец с Ленькой съели по большому куску мяса из борща, щедро посолив их, попили чаю с молоком от козы – и  стали одеваться…Отец напялил черный ов-чинный полушубок, шапку–ушанку, валенки с калоша-ми, а Ленька теплую стеганую куртку и тоже валенки, но без калош.
Вскоре они вышли из ворот на лыжах и направились по глубокому снегу к Каме. У отца были широкие само-дельные лыжи (охотничьи), за собой он тянул лямкой деревянные большие санки, где лежали острый ломик, проволочный сачок, лопата, багор и мешок. Ленька, ша-гая немного позади отца, поглядывал на улицу – на ней еще никого не было: ни мужиков, ни женщин, ни ребят его возраста, да и вряд ли кто–то появится сегодня в та-кой мороз – будут сидеть на печи и горячие чаи попи-вать, книжки читать или телевизор смотреть... Из труб на крышах, покрытых снегом, тянулись столбами верти-кально в небо голубоватые дымки. На горизонте над Камой низкое тусклое солнце еще скрывала малиновая дымка, но было уже светло.
До Камы предстояло пройти метров триста, да еще и вдоль Камы с полкилометра до места, где в нее впадает Иж – именно там два дня назад Ленька с отцом постави-ли тридцатиметровую сеть под лед. Дело это было не-простое – следовало продолбить во льду несколько лу-нок на расстоянии трех метров и с помощью шеста, по-очередно протянуть между лунками подо льдом капро-новую веревку, а уж затем, привязав к веревке сеть, про-тащить и ее. Лед был сантиметров двадцать толщиной – и Леньке тогда пришлось сильно попотеть, пробивая десяток лунок. Причем надо было сделать это быстро, иначе лунки вновь при морозе покроются ледком…
И теперь, когда сеть уже протянута, нужно было пробить лишь две лунки – у начала сети и конца, но долбить одну следовало широко, чтоб сеть с рыбой прошла в нее. Лунки были слегка присыпаны снегом и за два дня покрылись десятисантиметровым голубоватым льдом…
Отец из продолбленной лунки специальным сачком, сплетенным из проволоки, аккуратненько и неторопливо выловил мелодично позвякивающие осколки льда. Найдя конец веревки, вмороженной в лед, он привязал к ней длинную веревку, которую будет держать Ленька, потихоньку отпуская  ее, в то время как отец будет вы-тягивать сеть в другую лунку и вытаскивать из нее рыбу.
Что рыба поймается, Лелька с отцом не сомневались – место здесь в устье Ижа было рыбное, особенно зи-мой, ибо сюда заходили метать икру налимы. В отличие от остальной камской рыбы именно налимы (как род-ственники арктической трески) метали икру в середине зимы. Летом поймать их было невозможно – они скры-вались в глубоких ямах у холодных донных родников, набирая жирок, а вот зимой словно просыпались…
И вот отец потянул сеть, складывая на расстеленный на снегу брезент. Это был самый волнительный и ра-достный момент. Делал отец это неторопливо, внима-тельно глядя в темную глубину, тягая мокрую веревку голыми руками – и вдруг Ленька увидел, как в лунку вы-сунулась черная широкоскулая морда налима, а затем он весь, запутанный в сети. Это был крупный экземпляр сантиметров восемьдесят в длину. Он был похож на не-большого сома, отличаясь лишь более темным цветом, и имел не два уса по бокам морды, а один под нижней челюстью. Отец ловкими движениями, схватив налима за жабры, выпутал из сети – в отличие от других рыб с жесткими острыми плавниками и чешуей, за которую цеплялись капроновые нитки сети, налимов вытаскивать было легче – они гладкие, без чешуи и утолщений по-среди туловища – недаром же говорится «скользкий, как налим». Показывая рыбину Леньке, отец пару секунд подержал ее и бросил в снег недалеко от себя. Почин есть! Вскоре показался второй налим… Затем третий, четвертый – всего попалось шесть налимов и все были как на подбор килограмма по четыре–пять весом! Они двигали туловищем, пусть и вяло, в отличие от шустрой летней рыбы, которая начинала подрыгивать на воздухе, и загребали снег хвостом. Потом замерзали в скрючен-ных позах и казались толстыми черными корнями на белом пушистом снегу.
Пока сеть не покрылась льдом и не смерзлась в клу-бок, Ленька быстро потянул ее обратно под лед верев-кой… И только когда она скрылась в воде, у него спало напряжение. Можно расслабиться – и начать осматри-вать улов. Отец одел кожаные непромокаемые варежки на красные от мороза и холодной воды руки и начал складывать рыбин в мешок. И хотя Ленька держал ме-шок за края, расширяя проем, огромные скрюченные рыбины с трудом лезли в него. «Неплохо, неплохо…» – сказал суховато отец, подергав мешок и определяя его вес. Ленька давно знал, что отец не любил восторгаться чем–либо сверх меры  – то ли чтобы не сглазить удачу, то ли просто в силу жестоковатого характера. Самому же Леньке хотелось радостно кричать: «Ну мы и молод-цы!»
Вернулись они через три часа уже голодные, а Лень-ке казалось, что прошло совсем немного времени. За это время мать успела сшить отцу нарядную шапку из он-датры, а Леньке собиралась вязать свитер – кормильцы все–таки. «Давай свежих налимов зажарим, – сказал отец бабушке. – Это первый зимний улов…» Он нару-бил на полу толстым кованным косарем превративших-ся в мерзлые поленья пару налимов на большие куски – и бабушка на купленной недавно газовой плите, на огромной чугунной сковороде, зажарила их с репчатым луком в два захода. В налимах почти не имелось отхо-дов, да и костей мало – все можно есть, что в животе. А там! А там была вкуснейшая печень – та самая, что называется печенью трески и предлагается как пита-тельный деликатес. Там была икра – мелкозернистая и серовато–желтая, в отличие от оранжевой у других кам-ских рыб. А какое мясо в налиме! Плотное, калорийное и удивительно питательное, похожее на куриное, только гораздо ароматнее и вкуснее! Ленька понимал толк в разной рыбе, но именно налима считал одним из самых вкусных, да еще стерлядь…
Съев огромный кусок, Ленька вытер ладошкой рот от жира. Вспомнив, что у друга Мишки родители пита-ются зимой лишь жареной картошкой и иногда варят суп из покупного мяса, он сказал: «А почему другие мужики зимой не рыбачат? Ведь места в устье Ижа пол-но для сетей». – «Есть еще пару мужиков в селе, кото-рые не ленятся, а остальные зимой нос на улицу не хо-тят высовывать – зимняя рыбалка это хлопотно!» – от-ветил отец. «Зато вкуснотища какая!» – сказал Ленька.
                11 декабря 2017
Горячий лед
Леонид с двоюродным братом Василием, который приехал в отпуск из Сибири, где давно жил, шли по селу и вспоминали детство в родной деревне. Это были му-жики за пятьдесят, крупные, солидные. Они посматри-вали то на высокий холм, что навис на селом и Камой, то на реку, покрытую голубоватым льдом, что поблес-кивал на солнце в безветренный декабрьский день… Вдруг из новой двухэтажной школы, чуть не сбив их на дороге, выскочили сосредоточенные школьники и тол-пой кинулись по домам. «Сейчас возьмут коньки или лыжи – и побегут на гору или на Каму», – сказал Васи-лий обрадованно. «Если бы, – грустно усмехнулся Лео-нид, который часто приезжал в село и знал жизнь в нем. – Это они ринулись к компьютерам! Сейчас засядут на несколько часов играть в «стрелялки»… И плевали они на конки и лыжи!» – «Да, грустно, – хмыкнул Василий. – У меня жена в школе работает, так говорит, что почти 90 процентов выпускников имеют хронические болезни. И все в основном от малоподвижного образа жизни». – «А мы–то как спорт любили!!! – сказал Леонид. – Пом-нишь?..»
***    
Когда на Каме в начале декабря замерз лед, то Лень-ка  с  мальчишками каждый день после уроков, забросив портфель домой и быстро пообедав, брали коньки и мчались на реку играть в хоккей. В стареньком свитере или в легкой куртешке (чтоб не мешала движениям) они бегали по льду за шайбой, пока на небе не загорались звезды, и ночной холод не опускался на реку. Команды делились на «центральных» и «заводских» – одни были из центра села, а другие из прилегающих к местному консервному заводу улиц. Обычно клюшки делали сами из загнутых под нужным углом ивовых ветвей, а недав-но в сельский магазин завезли настоящие фабричные (из толстой многослойной фанеры), которые местные ребя-та сразу раскупили.
На очередной школьной линейке, что выстраивалась в длинном коридоре, директор (строгий, высокий муж-чина) сказал: «Завтра будем проводить соревнования по конькам, а когда выпадет достаточно снега – по лы-жам!» Ленька обрадовался – он знал, что, будучи фор-вардом «центральных», бегает на коньках быстрее мно-гих… И вот на следующий день он, как и многие ребята, пришел в школу с коньками – это были «канадки», что привязывались кожаными ремешками к валенкам, год-ные для игры в хоккей. О коньках, прикрепленных к специальным хоккейным высоким ботинкам, в каких иг-рали профессионалы, ребята даже мечтать не смели.
Вечером Ленька наточил коньки бруском, зажав по очереди в слесарных отцовских тисках. Так, что о кром-ки наточенных лезвий можно было порезаться – он осторожно потрогал их пальцем и остался доволен.
И вот сразу после уроков директор и учитель физ-культуры (кривоногий, недавно пришедший из армии парень) повели группу ребят – участников соревнований и зрителей – на Каму. До нее от двухэтажного здания школы, которая располагалась в старинном доме бога-того мужика, давно выселенного в Сибирь, было метров триста. Учитель физкультуры положил на лед палки на расстоянии ста метров – это были старт и финиш. Всех участников разделили по двое, чтоб друг другу не ме-шали и имели стимул опередить соперника. Ведь всегда бежишь быстрее, когда кто–то тебе дышит в спину и пытается обогнать… Начались забеги – директор махал рукой, давая сигнал бежать, а физрук стоял на финише с секундомером и определял время. Минут через десять все пары пробежали. Ленька намного опередил бежав-шего с ним в паре пацана и показал лучшее время. Он уже считал себя победителем школы, но тут выясни-лось, что за такое же время пробежал его двоюродный брат из команды «заводских» – худощавый шустрый Васька. И тогда был назначен финальный забег – они рванули со старта и бежали впритык друг другу, только на финише Ленька на полшага опередил Ваську. Но, увы, разница была настолько незаметна, что им засчи-тали одинаковое время. Васька был доволен, что не проиграл, а Ленька насупился – ему очень хотелось вы-играть. Ведь он учился в восьмом классе, а Васька в седьмом и обязан был проиграть, хотя и был младше Леньки лишь на четыре месяца. Ленька готов был еще на один забег, чтоб победить Ваську, но их обоих объ-явили победителями и каждому вручили по коробке цветных карандашей в качестве приза под аплодисмен-ты зрителей!
Пообедав, ребята снова прибежали на Каму уже иг-рать в хоккей – хотелось наиграться, пока лед на реке не покрыл снег, который надо будет чистить, что не всегда хочется… Никогда Ленька еще не играл столь азартно – хотелось (если уж не удалось с явным преимуществом победить на соревнованиях Ваську) забить много шайб в ворота соперника. Доказать, что он сильнее его, быст-рее! Они долгое время были на равных – то Ленька забьет шайбу, то Васька… Вот они забили по пять шайб, вот по восемь. Казалось, можно уже закончить матч, ибо зимний день быстро кончался – багровое солнце на западе скрылось за холм, упав в желто–розовую дымку. Маленькие хрусталики звезд заблестели на фиолетовом небе. Стало темно – шайбу вратари уже плохо различа-ли. «Давай закончим!» – говорили вратари, но Ленька не хотел заканчивать. Наконец он изловчился и опередил Ваську на две шайбы. И тут игра закончилась.
Довольный, Ленька поехал домой. Ему предстояло ехать по Каме дальше всех – туда, где около речки «Ах-тиялки» стоял его дом. Тут только он почувствовал, что устал – болели мышцы ног, особенно в промежности, ныла спина, однако он гнал во всю моченьку по темно-му льду вдоль берега, к месту, где сняв с валенок конь-ки, можно будет пешком добежать. Темный остов дома с тускловатым огоньком кухонного окошка уже виднел-ся впереди, метрах в двухстах от реки. Ленька хотелось есть, но особенно пить – столько пота вышло у него се-годня во время соревнований и игры! Хотелось выпить несколько бокалов чаю с козьим молоком – и уж тогда приготовить уроки на завтрашний день.
Неожиданно коньки зацепились, и он, распластав-шись на льду, проехал несколько метров животом. Что ему помешало? Ведь лед–то ровный! Ленька вернулся – и вдруг увидел прорубь метра полтора на метр разме-ром, где темная вода не отличалась цветом от льда. Именно в нее он чуть не угодил. Хорошо, что быстро мчался – и по инерции пролетел над прорубью и лишь о противоположную кромку зацепился коньками. Ленька знал, откуда прорубь взялась – это старый рыбак дед Матвей с соседней улицы прорубил, чтоб опустить туда сплетенную из ивовых прутиков «морду» – так Ленькин отец, да и другие мужики, называли рыболовную снасть, которая походила на огромную полутораметровую кор-зину с входом для рыбы. Вход был сделан так хитро, воронкообразно, что рыба входила, а выйти не могла. Раз в сутки дед Матвей длинным багром поднимал «морду» на поверхность, открывал маленькую дверцу в боку, вытаскивал оттуда рыбок и нес старухе–жене на уху или на жарево.
Улегшись на кромке проруби, Ленька раздвинул ла-донью плавающие на поверхности хрустальные кусочки льда, и с удовольствием глотал горячим сухим ртом хо-лодную вкусную воду. Представил, как в темной глу-бине, на расстоянии двух–трех метров от поверхности, лежит на песчаном дне «морда», а в ней тщетно ищут выхода два крупных язя. Встал и поехал довольный дальше. То, что мог провалиться во время бега в про-рубь и утонуть, ему не пришло в голову.
Вскоре он был дома, где в натопленной избе ждали бабушка, родители, сестренка, сытные пельмени и учебники… Хорошо!

Руки в брюки
Тетя Клава прикатила к воротам просторного дома на такси, что для небогатых сельчан показалось шиком. Моложавая и энергичная, она вышла из машины «Вол-га», на которой приехала с железнодорожной станции с дочкой Катей, двоюродной сестрой Леньки. В руке была большая сумка,  сама была в лаковых туфлях на высо-ких каблуках, в яркой модной одежде, надушенная. Род-ня выскочила со двора и кинулась обниматься и цело-ваться. Особо долго целовала тетю Клаву, свою млад-шую дочь, которая давно жила в Риге и приезжала не часто, бабушка Леньки.
Гостей провели в дом к столу, где лежал в тарелках жареный до золотистой корочки судак, а на газовой плите варилась уха из стерляди. Прежде чем сесть за стол, тетя Клава раскрыла сумку и стала доставать по-дарки. Леньке было стыдно заглядывать в сумку, тем не менее, он ждал, что и ему тетя Клава что–нибудь пода-рит. Так бабушке досталась теплая шерстяная кофта, матери Леньки – юбка, его сестренке платье, а ему мод-ная фирменная рубашка с железными пуговицами. Отцу Леньки выдали футболку и бутылку знаменитого риж-ского бальзама, настоянного на сотне целебных аромат-ных трав. А были еще и продукты и конфеты в красивых обертках!
Получив недавно большую должность в рижском морском порту, в финансовом отделе, тетя Клава имела солидную зарплату и могла позволить привезти сель-ской родне подарки. Она чувствовала себя уверенно, говорила за столом больше всех, рассказывая горделиво про городскую комфортную жизнь, про новые люстры в квартире и мебель, про шикарный ремонт в ванной и туалете. В доме Леньки люстр не имелось, да и туалет был на улице, поэтому ее разговоры ему были не инте-ресны. Катя тем временем поглядывала на Леньку иско-са и с любопытством – они не виделись года три. Она превратилась в свои пятнадцать лет в крупную симпа-тичную девушку, а Ленька в свои четырнадцать стал мускулистым парнишкой со смелым взглядом. «Ну, чем занимаешься в летние каникулы?» – обратилась тетя Клава к нему. «По хозяйству отцу и бабушке помогаю, а вечером хожу на курорт – на танцы или в кино. Туда деревенских пускают», – ответил он солидно. «Вот и замечательно – сводишь сегодня Катю на курорт, она танцевать любит. Танго тебя научит танцевать! Ты уме-ешь танго танцевать?» Ленька растерянно помотал го-ловой – он умел только модный быстрый шейк, ну и по-топтаться под музыку с девочкой, скромно держа на приличном расстоянии от себя.
Они с Катей стали готовиться к походу на курорт. Катя надела модный бардовый костюмчик, а Ленька по-даренную тетей рубашку. По привычке перед выходом из дома он сунул руки в брюки, и вдруг тетя Клава стро-го сказала: «Культурный человек руки в карманах не держит. Так только шпана ходит!» Ленька стыдливо их вытащил. Не хотелось выглядеть некультурным мелким хулиганом перед гостями из самой Риги – города почти европейского, где явно все ходят в модных нарядах и говорят друг другу «мерси», «пардон»! «Тебя, сельско-го парнишку, еще многому надо научить!» – сказала снисходительно Катя.
По дороге на курорт, где лечили отдыхающих со всей республики местной минеральной  водой, и кото-рый находился от села в километре, за оврагом, он, за-бывшись, совал руки в брюки, но Катя сурово говорила: «Опять?!» И он выдергивал руки, а потом нелепо дергал ими, не зная куда девать, оправдывался: «В кармане же деньги – вдруг выпадут…» 
После просмотра фильма в бревенчатом клубе ку-рорта, курортники пошли на танцплощадку – она рас-полагалась на полянке в окружении высоких тополей и клумб с огромными яркими георгинами. Терпко пахло сладковатым ароматом орхидей, а с берега Камы, что виднелась промеж ветвей, дул легкий прохладный вете-рок. Из громкоговорителей слышалась замечательная музыка – песни сладкоголосого Ободзинского о любви, и по дощаному крашеному полу танцевали пожилые па-ры.
Катя решительно взяла Леньку за руку и, показав не-сколько танцевальных движений, необходимых для тан-го, повела в центр танцплощадки. Ленька старательно копировал движения Кати – и стало кое–что получаться. «Кстати, я привезла тебе в подарок книгу по этикету – там сказано, что руки в карманах держать нельзя. И во-обще, много чего умного сказано… Например, как жен-щине говорить комплименты, дарить цветы, из каких рюмок пить вино и как есть ножом и вилкой», – заявила Катя. Книга Леньку заинтересовала – он был в возрасте, когда хотелось научиться нравиться девушке, выглядеть галантным кавалером.
На следующий день Катя с торжественным видом всунула Леньке книгу. Он уединился в уголке комнаты и стал читать – многое понравилось, многое было новым. Он уже представлял, как применит это вскоре на прак-тике, общаясь с молодыми медсестрами на курорте – там ему нравилась брюнеточка с быстрыми темными глазками… А когда вечером снова пошли на курорт, опять сунул руки в карманы. «Какой–то ты необучае-мый…» – сказала обиженно Катя. А тетя Клава заявила: «Я ему карманы зашью, чтоб не было соблазна!». «Сда-лись им мои карманы…» – подумал с досадой Ленька и вспомнил, что где–то видел, как известный человек держит в них руки.
На следующий день утром, со свежей после сна го-ловой, Ленька, схватив с полки учебник истории, проли-стал его и нашел, как человек на фотографии стоит на Красной площади у Кремля, засунув руку в карман, и хитро улыбается… Он кинулся к тете Клаве, что обща-лась с бабушкой на кухне, и, тыкая в фотографию паль-цем, заявил: «Видите, даже он держал руки в карманах! А он знал много языков, писал мудрые книги и долго жил в культурной Европе!» Тетя Клава посмотрела на фото и поморщилась, ничего не сказав. А что она, член компартии, да еще и руководитель, могла сказать про-тив самого Ленина?! Он для них, коммунистов, в те го-ды был почти святой, пример для подражания! Не обви-нишь же его, что шпана…
Больше гости из Риги Леньке про карманы не гово-рили. Впрочем, он  давал уже меньше повода. Окульту-рился. 




СОДЕРЖАНИЕ
Сказки
Цензура…5
Две мухи…6
Прибыль…8
Фея справедливости…11
Волшебная смесь…13
Глупая девочка…16
Живая сирень…21
Опять неудача…20
Дракончики…33
Рассказы
Мост дураков…35
Гарем…37
Свидомый…48
Вырожденка…56
Чья вина…65
Спасти родину…68
Курортное место…76
Звездное небо…81
Патриотизм…87
Пропал…94
В лес…100
Наколка…106
Первая муха…111
Последний огурец…114
Вразумление…118
Фото на фоне…122
Вонь…132
Оправдание…135
Подбитый сокол…144
Наказ…150
Неприкасаемый…160
Теория и жизнь…167
Сон о славе…174
Падает снег…176
Где выход…180
Бандиты в законе…184
Настоящий мужик…190
Шизофрения…207
Бумеранг…213
Сто жизней…218
Голый театр…227
Модница…236
Удар по народу…239
Напористый…249
Что жизнь?..Игра…256
Вынудили…263
Злоба…269
Весело жить…274
Донор…278
Ванюша…283
Душевая кабина…286
Копейка…291
Лучшая медицина…293
Зомбирование…298
По лбу…306
Претензии…311
Обольщение…315
Кому выгодно…322
Ах, эта свадьба…325
Гуманизм, однако…334
Дележ…339
Тошнотик…345
Не достойны…350
Матери…358
Рыбка…363
Прах…366
Сосите у России…370
На заказ…373
На пригорке…375
Очередной гений…380
Богатые детки…383
Служебный транспорт…387
Разные интересы…390
Табурет…395
Из прошлого
Мосолов…399
Рогатки…401
Зимняя рыбалка…404
Горячий лед…408
Руки в брюки…411








Автор более полусотни книг. Пишет про-зу, стихи, сказки для детей и взрослых, пье-сы, публицистику и философские статьи. Член СП России, лауреат международных, всероссийских и республиканских литера-турных премий.

                16+

ГОГОЛЕВ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ
Литературно-художественное издание
Авторских печатных листов 30
Редактор Я. Самов
Набор М. Николаев
Корректура Г. Михайлов
Оформление автора
По всем вопросам звонить 8.902719.14.16

Формат 84 х 108 1/ 32 Печать офсетная. Бумага офсетная
Усл.-печ. л.   Тираж  1000 экз. Заказ №.
Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленных диапозитивов в ОАО «Дом печати – ВЯТКА»
610033, г. Киров, ул. Московская, 122