811. Хуторская чертовщина. Ненавистный возмутитель

                -Извиняйте Лизавета Петровна, но за неимением белых скатертей, по скудности обстоятельств, приподнимите книженцию, дайте я смахну платочком  столешницу, люблю, понимаете, порядок во всём,
                и Графен смахнув и убрав со стола излишки былых праздных возлияний, начал выставлять на стол найденные им продукты.
         Ловко орудуя карманным ножом, вскрыл консервы с рыбой и мясом, приятный запах продуктов быстро наполнил маленькое помещение.
         Откупорилась бутылка с коньяком, найденные Графеном чайные чашки были им всполоснуты коньяком, который он небрежно выплеснул на землю, чем вызвал у тайком наблюдавших за этим процессом Песи с Тазей гневное осуждение, посчитавшие это оскорбительной манерой бессмысленного расточительства.
- За неимением фужеров и бокалов, будем пить коньяк Лизавета Петровна из этих чудесных фарфоровых изделий.
-Опять вы за свои неуместные шутки взялись Графен, это фаянс, самый обычный фаянс, низкопробная посуда, какого ни будь начинающего мелкого промышленника.
-Что поделать, что поделать Лизавета Петровна, за неимением лучшего и это уже шедевр искусства, правда мелкого, но уже начинающегося искусства творить из глины примитивные изделия.
                Графен в лучших традициях лакейско - официантного угодничества, ловкой манерой двух рук, одной из которых придерживал горлышко бутылки на платочке, тонкой струйкой влил в чайную чашку Лизаветы Петровны коньяк.
        Резко приподняв бутылку, чтоб не единой капли не обронить на стол, Графен тут же налил в свою чашку коньяк, но в гораздо большем объёме.
         Поставив бутылку на стол, зашушршал фольгой, разворачивая шоколадную плитку, которую положил  и придвинул ближе к чайной чашке своей спутницы.
-И так Лизавета Петровна давайте выпьем за божью милость и щедрость, выпьем же  с вами за удачный исход  предстоящего триумфа.
              Были подняты чайные чашки, лёгкое, едва слышное их прикосновение и Графен на удивление двум подсматривающим приятелям в один глоток, опорожнил свою посудину.
          Поставив чашку на стол и скривив гримасу на лице, переломил пополам галету и спросил у своей спутницы:
- Лизавета Петровна вам положить рыбы или мясо?
               Елизавета Петровна поднося к своим губам чашку с коньяком, ответила:
-Мне без особой разницы.
-На ваш вкус полагаюсь Графен.
            Графен ловко орудуя ножом, невнимательность дамского угодника, будь он чуточку по внимательней, то обнаружил бы на полке вилки и ложки, выловил из банки рыбёшку, возможно, это был азовский бычок и подождав, когда дама выпьет, подал ей быстро изготовленный собственного приготовления фишброт.
             После этого Графен сделал для себя лёгкую рыбную закуску, на удивление двум подсматривающим приятелям, с приятнейшим наслаждением, впихнул себе в рот и быстро работая челюстями, проглотил в свою утробу.
            Руки Графена мелькали над столом, как у профессионального картёжника при удачной игре в свою пользу, вновь бралась бутылка, разливался коньяк по чашкам,  без продолжительного тоста выпивалось, вновь закусывалось.
             И только после третьей выпитой чашки коньяка, стало заметно, что дамский угодник слегка приелся, медленней работал челюстями и вскоре его  потянуло на душевный разговор.
                Но какой может быть беседа без хорошей папиросы, вынув свой серебряный портсигар, где на лицевой стороне красовались три барельефного типа красавца орла, не принуждено нажал на кнопку, открыл его и был слегка огорчён, но, к большому сожалению, внутри было пусто.
               Возмутительно не приятная ситуация, которую следовало быстро исправить и тогда он припоминает, что где – то в железных коробках ему попадались папиросы.
-Извиняйте Лизавета Петровна,
                слегка заплетающимся языком сказал Графен,
-одну минуточку спокойствия, сейчас я вас угощу очень добротными папиросами.
        Приподнявшись и слегка пошатываясь, благо для устойчивости обе  противоположные стены расположены рядом, расставь вовсю ширь  свои руки и полная устойчивость гарантировано даже мертвецки пьяному человеку.
            Протиснувшись под лестницу, Графен стал припоминать в какой из этих банок лежат папиросы довольно солидной фирмы.
              Лизавета Петровна откусывая маленькими кусочками шоколад, наслаждалась его вкусом, заставляя его плавиться у себя на языке, ради интереса спросила у своего сообщника:
-А скажите мне Графен, вам не показалось странным?
- Что именно, Лизавета Петровна?
- Что это хуторской крестьянин, как его там?
-Кирилл?
-Ну да, Кирилл.
-При виде нас, весь оторопел до бледности, как выбеленная стена его хаты.
-Мне показалось, появись перед ним сами черти из преисподней и то бы он их не так испугался.
-Что поделать Лизавета Петровна, не ожидал человек нашего прихода, вот и струхнул.
- Жил себе при полном спокойствии, ни о чём не думая, а тут вдруг на тебе, полнейшая перемена сознания.
- Жить среди чужих и прикидываться своим, я вам скажу, довольно тревожное состояние, а тем более хуторскому мужику это не просто сделать, когда он у весь на виду, как на ладони.
-А его соратник или кто он ему, этот Майкуха, также подозрительный тип.
-Не Майкуха Лизавета Петровна, а Макуха Сашко.
- Допустим что Макуха, так его словно на закланье привели.
-Вспомните Графен, подобралась же пара, один как растоптанный ботинок, другой избитый дорогами сапог.
-Один маленький и коренастый, а другой худой и длинный, стоят как два провинившихся гимназиста.
-Предчувствуют свою вину, но ещё не знают, за что их будут наказывать.
-Есть, нашёл, что за прелесть этот табак, надо эту коробочку в сторону отставить,
                доставая две пачки папирос, деловито произнёс Графен, выбираясь из под лестницы, Графен продолжал говорить,
-знают Лизавета Петровна, очень даже знают, чьё мясо кошки съели.
-Как мне известно,
                уже садясь за стол и открывая пачку папирос, Графен продолжал говорить,
- им, хозяин этого поместья доверил охрану усадьбы.
-Сами же видели, ни какой сохранности, полнейшее запустение.
-Даже больше скажу,
                ловко одним щелчком, Графен выбивает на половину папиросу из пачки и протягивает своей сообщнице,  тоже самое делает и для себя, только папиросу берёт из пачки губами,
-усадьба, как ни печально,  подверглась полнейшему разорению.
           Положив  папиросы на стол, Графен взял в руки канделябр, отчего заплясали тени на стенах, услужливо преподнёс даме, которая прикурила папиросу от крайней свечи,  после чего подкурил сам и поставил его на прежнее место.
               Глубоко затянувшись и пустив струю дыма вверх, что не особо досаждать свой спутнице, продолжил разговор:
- Вы ж понимаете Лизавета Петровна, что с их попустительства, такую красивейшую усадьбу превратили в хлев.
- Растащили все, что смогли унести.
-И как вы думаете, кто первый приложил к этому свои грязные ручонки?
-Ответ очевиден, чтоб без двух этих мужланов здесь не обошлось.
-Вот и подумали видимо, что пришли за ними, чтобы призвать к ответу. 
-А ответ нынче прост, проще и не придумать, отвели под гору и каждому по пуле в башку.
- Да по мне Графен,
                делая лёгкую затяжку и задумчиво глядя, куда - то далеко за пределы не только этого убогого подземелья, но и вообще в само мировое пространство, Елизавета Петровна с пренебрежением сказала,
-большого дела нет, до этой усадьбы.
-Меня больше беспокоит их благонадёжность.
-Многие дела делаются по глупости из опасения страха за свою никчёмную жизнь.
-Взять того же Майкуху, не побежит ли он доложиться о нас в станичный штаб реввоенсовета, вместо того чтобы предупредить нашего связного?
-Ну что вы Лизавета Петровна, после того, как мы поблагодарили их за тёплый приём, так сами не знали, как от них отделаться.
-Эти не далёкие мужики готовы были нас провести в саму усадьбу.
- Постойте Лизавете Петровна, одна потрясающая догадка возникла в моей голове.
-Если они бывшим барином были оставлены на охранение усадьбы и имели доступ ко всем помещениям, то вот что я вам скажу, эти двое могли случайно обнаружить этот тайник и всё сразу становиться на свои места.
- Каково а, лучшего места для отдыха и не придумать.
- Ну, всё же сходиться, сами посмотрите, сколько здесь было выпито и съедено до нашего прибытия.
-Теперь понимаете, чего они больше всего боялись?
-Именно того, что имели наглость рассекретить конспиративный тайник, оставленный для служебных целей.
-Возмутительное нахальство с их стороны, но меня это также мало беспокоит, нашей главной задачей Графен, прежде всего является встреча с Есаулом.
-Как вы думаете, придёт он к месту встречи у склепа Мамкиных или спасует?
-Сами понимаете, нам соваться в станицу не резон, да и особо рисковать не хотелось бы.
-Осмотрительно было бы передать бумаги связным из хутора, но большей частью придётся объясниться на словах.
-Очередной провал с восстанием станицы и ближайших хуторов,  воспримется, как нежелание проявить настойчивость к смене власти.
-А проще говоря, это самое натуральное и пассивное пособничество новой власти, которая равносильна подлой измене.
            
                Загасив докуренную папиросу Елизавета Петровна, глянув на захмелевшего Графена, спросила у того:
-Сколько времени осталось до рассвета?
            Графен, вынув из внутреннего кармана  серебряные часы, нажав на кнопку, отчего автоматически приподнялась крышка часов, и  глядя на циферблат, покачивая головой ответил:
- Если учесть, что день довольно скоротал, то до рассвета осталось почти четыре часа.
- Учтите Графен, что на дворе бабье лето, а это на получас раньше рассветёт.
-Не будем попусту тратить время, я прилягу на пару часов, а вы меня не забудьте разбудить, чтоб самому немного поспать.
              Елизавета Петровна легла на откидную полку головой к подземному ходу и тут же заснула.
           Оставшись наедине за столом, Графен занял себя тем, что закурив папиросу и достав свой пустой портсигар, словно патроны стал в него засовывать папиросу за папиросой.
          Наблюдавшие эту нелицеприятную картину, Песя с Тазей, подверглись возмутительному негодованию со свой стороны.
            Мало того что этот наглец позволяет себе курить чужие папиросы, так ещё имеет нахальство набирать впрок.
               Да ладно было бы, если бы он просто набивал в портсигар папиросы, так к изумлению наблюдателей при этом в такт раскачивался, мурлыча себе под нос какой – то трактирный мотивчик.
           Наполнив портсигар, это хамское отродье, придерживая кнопку портсигара, осторожно его закрыл, чтоб случайно не издать щелчка и глянул в сторону спящей Елизаветы Петровны.
             Понимая, что она спит чутким сном, и может щелчок портсигара посчитать  и принять за взведённый курок его нагана, что соответственно могло указывать на возникшую опасность их положения.
           Убедившись, что она продолжает спать, Графен пробежался глазами по столу, взял в руки бутылку и осторожно налил себе коньяку.
            С удовольствием опорожнив из чашки коньяк, взял в руки банку с мясными консервами и выковыривая оттуда куски мяса ножом, стал  поглощать кусок за куском.
           Вот это аппетит, вот это потрясающее обжорство, заводит так, что Песя с Тазей только и делали, что слюньки глотали.
          Покончив с едой в банке, эта ненасытная собака, вскрывает очередную пачку папирос, закуривает, наливает себе коньяку и откинувшись немного назад, доставляет себе удовольствие, делать мелкие глотки и покуривая, пускать кольцами дым.
          Тазя толкнул в бок Песю, тихо прошептал:
-Учись Песя, как следует доставлять себе удовольствия, а не напиваться сразу до свинячьего состояния.
             Покуривая  папиросу и стряхивая пепел в банку,  из которой только что ел, Графен бросает туда окурок, подтягивает к себе шоколад, отламывает по кусочку и наслаждаясь попивает коньяк,  пристально вглядывается на догорающие свечи, но  тут же спохватившись, гасит две из них, чтоб излучаемый свет не мешал сну его сообщницы.
            Для интереса Графен дотянулся рукой до лежавшей на краю стола книги, открыл её,  попытался занят себя чтением, но, то ли книга ему показалось скучной, то ли в слабом свете приходилось напрягать зрение,  подёрнув щекой и издав цокающий звук со скучающим видом положил её обратно.
            По ходу действий глянул на стол, взял банку с рыбными консервами, доел остатки еды, а пустую банку отложил в сторону к стене.
           Достал часы, открыл крышку, посмотрел на время и спрятал обратно их во внутренний кармашек.
           Тайно наблюдавшие за Графеном  из подземного хода, обозлённые до возмущения Тазя с Песей, вскоре поняли и сообразили, что этот ненасытный обжора и хам,  явно заскучал от безделья.
             Он то и дело бесцельно разглядывал  выставленную на полках алкогольную продукцию в бутылках.
           Вот Графен  приподнялся, снял бутылку коньяка, внимательно вчитался в этикетку, затем бутылку поставил на стол, и тут же сняв с полки бутылку водки, и рядышком пристроил к коньяку.
          Песя с Тазей напряглись, им были не понятны действия этого гнусного создания, неужели он собирается всё это выпить сам?
        Но нет, вот он встал пробрался за лестницу, открыл коробку и достал оттуда две пачки папирос, да это уже настоящий грабёж.
            Возмущению двух друзей не было предела, уж больно расточительным оказался этот ночной визитёр, а если ещё его дама  приложит свои руки к их запасам продовольствия, то это уже конкретно попахивает крахом.
          Гнетущее волнение и ненависть к ночным посетителям била суровой правдой жизни, оскорбительное поведение незваных гостей просто пихала в зад к решительным действиям.
           Ещё мгновение и их, Песю с Тазей, будет не остановить, всю свою злость и ненависть они вымещать на этих двоих.
           Уж больно шумно повели себя два приятеля в стенной дыре подземного хода или же Графену послышались посторонние шумы от дальней стены.
            Он резко  повернувшись и стоя за лестницей, держал в левой руке две пачки папирос, а в правой наставленный дулом вперёд наган, внимательно прислушиваясь и глядя прямо в сторону тайных наблюдателей.

07 – 08 октябрь 2021г.