Пушкин и Отрешков - Бывают странные сближения 2 ч

                П У Ш К И Н

                ПРЕДЫСТОРИЯ ЗНАКОМСТВА

 В жизни А.С. Пушкина Отрешков возник в 1832 году. Прежде они виделись в светском обществе, хотя близко знакомы не были. Вот что замечает сам Отрешков в своих воспоминаниях о Пушкине: «До этого я только встречался с ним» (1).
Однако это знакомство могло произойти четырьмя годами ранее. Как выясняется из архивных документов, в 1828 году Отрешков подал в Третье отделение проект о создании частного гимнастического заведения, одним из возможных членов которого значился «неслужащий чиновник 10-го класса Пушкин» (2). Сведения эти представляют значительный интерес, если учесть, какое внимание придавал поэт своему физическому совершенству.
Как известно, среди предметов, преподаваемых в Царскосельском лицее, отсутствовала гимнастика. Были фехтование, верховая езда, игра в мяч, плавание, даже катание на коньках - некоторые как обязательные, иные как забавное времяпрепровождение.  Позднее, с возрастом, к увлечениям Пушкина прибавились стрельба из пистолета, длительные пешие прогулки с тяжелой (в шесть фунтов весом) железной тростью, бокс (подражание любимому Байрону, вылившееся в сражения с Вяземским), игра в шахматы.
«…Физическая организация молодого Пушкина, крепкая, мускулистая и гибкая, была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями, - писал первый биограф поэта П.В. Анненков. - Он славился как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купания, езды верхом и отлично дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не первым учеником у известного фехтовального учителя Вальвиля» (3). В наше время  спортивный журналист А.А. Юсин затратил много сил и труда, собирая факты, свидетельствующие об интересе поэта к тому, что столетие спустя начали называть физической культурой (4). 
Не приходится сомневаться, что Пушкина весьма заинтересовало бы создание «частного гимнастического заведения», и он охотно сделался бы его участником. Но Отрешков не получил в Третьем отделении разрешения на его открытие. Если бы это случилось, то он познакомился бы с поэтом в 1828 году. Однако вряд ли их общение было бы таким близким, как это произошло в действительности четыре года спустя: ведь Александр Сергеевич был бы тогда лишь одним из многих участников гимнастического общества (в списке, представленном Отрешковым, указывалось 52 человека, пожелавших вступить в это общество), и наш герой вряд ли бы оставил воспоминания о поэте.
________________
ПРЕДЫСТОРИЯ ЗНАКОМСТВА

1 Цит. по: Бычков Ф.А. Неосуществившаяся газета Пушкина «Дневник» - Исторический вестник - 1886 - № 2 - С. 
2 Указано А.И. Рейтблатом, отыскавшим документы в ГАРФ (ф. 109, оп. 1, ед. хр. 426, эксп. 1828).
3 Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. - М., 1984 - С.. 64.
4  Юсин А.А. «И чудную поведал он мне тайну» // Юсин А.А. Душой исполненный полет…- М., 1988 - С. 6-46.


                «НЕ ЗАТЕЯТЬ ЛИ НАМ ЖУРНАЛ?»

 В 1832 году Пушкин добился разрешения издавать свою газету - не только литературную, но и политическую. Этому разрешению предшествовала долгая неустанная борьба поэта за собственное периодическое издание. Следует вспомнить подробности  тех событий, тем более что об этом писалось единственный раз более 100 лет назад - в обстоятельной статье Н.К. Пиксанова «Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник» (1831-1832), увидевшей свет в 1908 году (1).
Еще 10 августа 1825 года в письме П.А. Вяземскому Пушкин спрашивал: «Когда-то мы возьмемся за журнал! мочи нет, хочется…» (2). 30 ноября того же года Александр Сергеевич писал А.А. Бестужеву: «Ты едешь в Москву: поговори там с Вяземским о журнале; он сам чувствует в нем необходимость, а дело было бы чудно-хорошо» (3).   
В феврале 1826 года Пушкин обращался к П.А. Катенину: «Будущий альманах радует меня несказанно, если он разбудит тебя для поэзии. Душа просит твоих стихов, но знаешь ли что? Вместо альманаха не затеять ли нам журнал?..» (4).
9 ноября 1826 года в письме Пушкина Вяземскому есть такие строки: «Итак, никогда  порядочные литераторы вместе у нас ничего не произведут! все в одиночку… Дело в том, что нам надо завладеть одним журналом и царствовать самовластно и единовластно... Впрочем, ничего не ушло. Может быть, не Погодин, а я буду хозяин нового журнала» (5) (имелся в виду «Московский вестник», который начал выходить со следующего, 1827 года. Однако планы Пушкина не осуществились: он так и не стал «хозяином» этого журнала).

Самым читаемым из периодических изданий в России конца 1820 - начала 1830-х годов была «Северная пчела». Это объяснялось во многом тем, что она являлась газетой не только литературной, но и политической, и единственная из частных изданий имела право публиковать заграничные известия, что, естественно, привлекало к ней читателей.
Желая обратить внимание правительства на столь явную несправедливость, Пушкин летом 1830 года составляет вчерне проект официальной записки в Третье отделение, где пишет:
«10 лет тому назад литературою занималось у нас весьма малое число любителей. Они видели в ней приятное, благородное упражнение, но еще не отрасль промышленности: читателей было мало; книжная торговля ограничивалась переводами кой-каких романов и перепечатыванием сонников и песенников<…>
[Литераторы во время царствования покойного императора были оставлены на произвол цензуры своенравной и притеснительной - редкое сочинение доходило до печати. Весь класс писателей (класс важный, ибо по крайней мере составлен он из грамотных людей) перешел на сторону недовольных. Правительство сего не хотело замечать<…>]
Несчастные обстоятельства, сопровождавшие восшествие на престол ныне царствующего императора, обратили внимание его величества на сословие писателей<…>
Литература оживилась и приняла обыкновенное свое направление, т.е. торговое. Ныне составляет она часть честной промышленности, покровительствуемой законами.
Изо всех родов литературы периодические издания более приносят выгоды и чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся.
Известия политические привлекают большее число читателей, будучи любопытны для всякого.
Ведомости Санкт-Петербургские, Московские, Одесские и Тифлисские и «Северная пчела» суть единственные доныне журналы, в коих помещаются известия политические.
«Северная пчела», издаваемая двумя известными литераторами, имея около 3000 подписчиков, принося своим издателям по 80 000 дохода, между тем как чисто литературная газета едва ли окупает издержки издания, естественно должна иметь большее влияние на читающую публику, следственно и на книжную торговлю<…>
Таким образом, литературная торговля находится в руках издателей «Северной пчелы» - и критика, как и политика, сделалась их монополией. От сего терпят вещественный ущерб все литераторы, которые не находятся в приятельских отношениях с издателями «Северной пчелы», ибо ни одно из их произведений не имеет успеха и не продается.
Для восстановления равновесия в литературе нам необходим журнал, коего средства могли бы равняться средствам «Северной пчелы». В сем-то отношении осмеливаюсь просить о разрешении печатать политические заграничные новости в журнале, издаваемом бароном Дельвигом или мною» (6).
Пушкинисты датируют эту записку приблизительно 19 июля - 10 августа 1830 года. Пушкинский проект остался в черновом варианте - время для официального обращения было крайне неудачно: 26-27 июля во Франции произошла революция, и через несколько дней об этом стало известно в России. 24 августа Дельвиг получил за публикацию в «Литературной газете» «в особенности при настоящих политических происшествиях» строгий выговор от Бенкендорфа. 13 ноября за первым выговором следует второй, Шеф жандармов угрожает «упрятать Дельвига, Пушкина и Вяземского в Сибирь».
Далее происходят запрещение «Литературной газеты», ее возобновление после ходатайства Д.Н. Блудова - старого «арзамасца», нынешнего министра внутренних дел, - но уже не под редакцией Дельвига и, как печальный итог всех этих событий -  скоропостижная смерть поэта и угасание газеты, лишенной организатора и вдохновителя.
Пушкин, разочаровавшийся в ее издании, ставшей без Дельвига бесцветной и малоинтересной, думает уже о новых планах. 26 марта 1831 года он пишет П.А. Плетневу: «Я не прочь издать с тобою последние «Северные цветы». Но я затеваю и другое, о котором также переговорю» (7). В следующем письме другу, написанном 11 апреля, поэт развивает эту мысль: «Мне кажется, что если все мы будем в кучке, то литература не может не согреться и чего-нибудь да не произвести: альманаха, журнала, чего доброго - и газеты!» (8).
Примерно тогда же Пушкиным был набросан план периодического издания - газеты или журнала - политического и литературного, содержащего разделы внешней политики и политической полемики, внутренних событий и происшествий, официальные материалы, корреспонденции, статьи о русской и иностранной литературе, в том числе перепечатанные из зарубежных журналов, библиографические сообщения, объявления о новых книгах.
«Что есть журнал европейский
Что есть журнал русский
Нынешние русские журналы
Каков может быть русский журнал

Часть политическая:
Внешняя политика
Происшествия
Политическая полемика
Предварительное изъявление мнений правительства
Внутреннее
Происшествия, указы

О мерах правительства
NВ материалы от правительства
Корреспонденция
______________
Литература
Внешняя литература - лучшие статьи из журналов. Критика иностранных книг.
Внутренняя. Исторические материалы
Текущая литература
Библиография
Объявления

Пособия: повеление министров.
Журнал мой предлагаю правительству - как орудие его действия на общее мнение. Официальность» (9).
К сожалению, не вся пушкинская переписка сохранилась - некоторые письма, как написанные поэтом, так и полученные им, не дошли до нас. Их отсутствие не позволяет полностью, во всех подробностях восстановить историю несостоявшейся пушкинской газеты.
Так, неизвестно письмо, посланное поэтом в конце мая - начале июня 1831 года управляющему Третьим отделением М.Я. Фон Фоку, в котором он писал о желании выпускать политическую газету, ссылаясь при этом на покровительство, которое  адресат письма уже оказывал издателям «Северной пчелы», и, выражая надежду на подобную поддержку и его изданию, прилагал проект официального прошения. 
Сохранилось ответное письмо Фон Фока Пушкину от 8 июня 1831 года. Выдержанное в безукоризненном светском тоне (написано на французском языке), оно содержало учтивый отказ сановника и совет обратиться непосредственно к шефу жандармов. Вот строки из этого письма:
«Будучи бесконечно польщен доверием, коим Вы изволили меня почтить, я прошу Вас принять выражение моей благодарности, сколь искренней, столь и чувствительной.
Позвольте, однако же, милостивый государь, возвращая Вам черновик прошения, коим Вы соблаговолили меня удостоить, что я далек от того, чтобы покровительствовать одному какому-нибудь литератору, кто он ни был, за счет его собратьев...
Мне приписали влияние, коим я никогда не пользовался, и которое было бы совершенно противоположно моим принципам. Я знаю издателей «Северной пчелы» лучше других по прежним, чисто светским отношениям; это единственные литераторы, которые изредка навещают меня и с которыми я иногда обмениваюсь литературными мнениями, не всегда, впрочем, становясь на их сторону. Таким образом, пристрастие к этим господам мне приписывают совершенно напрасно и даже не без зложелательства. Что касается политических статей, которые я им изредка посылаю для напечатания в их газете, то это я делаю по обязанностям службы, по поручению генерала Бенкендорфа, который обыкновенно скрепляет их своей подписью. По этой причине смею полагать, что Вы, быть может, сделали бы хорошо, обратившись непосредственно к генералу Бенкендорфу, который неоднократно изъявлял явные доказательства особой своей к вам благосклонности» (10).
После получения отказа Фон Фока Пушкин 21 июля 1831 года был вынужден обратиться с письмом непосредственно к Бенкендорфу:
«Если государю императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностию и усердием исполнить волю его величества и готов служить ему по мере моих возможностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует) и правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию взялся бы за редакцию политического и литературного журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые все еще дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению».
Изложив эту просьбу и, видимо, полагая ее трудно выполнимой, Пушкин пишет далее: «Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III» (11).
Бенкендорф доложил о просьбах Пушкина императору; тот решил удовлетворить последнюю. На пушкинском письме шеф жандармов написал резолюцию: «…Государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания истории Петра Первого» (12).

Давний знакомец Пушкина Ф.Ф. Вигель в письме, написанном летом 1831 года (оно не датировано), рекомендовал Пушкину обратиться за поддержкой для получения разрешения на издание газеты к С.С. Уварову:   
«Проект политической и литературной газеты - прелесть, я много о нем думаю; я искал и, кажется, нашел для его исполнения путь верный и вместе с тем благородный. Вы знакомы с Уваровым, бывшим арзамасцем; мне кажется, он хорошо ко мне относится, хотя и не очень ладит с моим начальством, но зато очень хорошо с генералом Бенкендорфом; ему сообщили о вашем проекте, он от него в восторге и поговорит о нем с генералом, когда вам угодно. Я повторяю, вы знакомы с г. Уваровым, следовательно, вы знаете, что это царедворец, раздраженный неудачами, но который никогда не зайдет так далеко в своем злопамятстве, чтобы отказаться от значительной должности, если ему предложат ее, это умный человек, пресыщенный наслаждениями, которые может дать разум, но всегда готовый вернуться к литературной и ученой деятельности; в конечном итоге это добрый малый, но тщеславный, обиженный и раздосадованный тем, что он не достиг той степени почета и власти, к которым он стремился двумя путями, испробованными им один за другим; он избрал третий путь - путь богатства и встретил здесь еще больше препятствий<…> Вся беда в том, что сначала он следовал путем славы, затем путем почестей, принял одно за другое и смешал их<…>
 Он с жаром, я бы сказал, с детской непосредственностью ухватился за идею вашего проекта. Он обещает, клянется помочь его осуществлению; с того момента, как он уверился в ваших благих намерениях, он готов преклоняться перед вашим талантом, которым до сих пор только восхищался<...>
Он очень хочет, чтобы вы пришли к нему, но желал бы, для большей вероятности, чтобы вы написали ему и попросили бы принять вас и назначить день и час, вы получили бы быстрый и удовлетворительный ответ» (13).
Уваров, назначенный Николаем I в Сенат, мечтал о более широком поле деятельности  и жаждал занять кресло министра народного просвещения. Он надеялся скорее осуществить желанную мечту с помощью пушкинской газеты, сделав ее рупором своих идей.
Однако Пушкин решительно отказался обращаться с подобной просьбой к Уварову. Первый поэт России, гордившийся шестисотлетней родословной, не пожелал идти на поклон к представителю новой, «случайной» знати - сыну недолговременного екатерининского фаворита, отличавшегося внешностью, но отнюдь не блиставшего умом, которого Г.А. Потемкин пренебрежительно именовал «Сенька-бандурист», ибо единственное дарование того заключалось в умении играть на бандуре. Не дождавшись  письма от Пушкина, Уваров вынужден обратиться к нему сам 8 октября, избрав предлогом послание своего перевода на французский язык пушкинского стихотворения «Клеветникам России». В ответном лаконичном письме поэт учтиво благодарит переводчика, не пожелав заметить намерение последнего объединить усилия в деле организации политической газеты.

Пушкин продолжал думать о собственном периодическом издании. 3 июля он писал Вяземскому: «По газетам видел я, что Тургенев к тебе отправился в Москву; не приедешь ли с ним назад? Это было бы славно. Мы бы что-нибудь и затеяли вроде альманаха, и Тургенева порастрепали бы» (14).
14 августа Пушкин вновь пишет Вяземскому. Упомянув о Жуковском, он добавляет: «Ждем тебя. Право, надобно нам начать журнал, да какой? .. В три месяца книжку, нет, книжищу выдадим, с помощью божией…» (15)..
Однако обстоятельства меняются: 27 августа от холеры умирает Фон Фок, на поддержку которого Пушкин рассчитывал. Поэтому 3 сентября он отвечает Вяземскому: «Ты пишешь о журнале; да, черта с два! кто нам разрешит журнал? Фон Фок умер, того гляди поступит на его место Н.И. Греч. Хороши мы будем! О газете политической нечего и думать, но журнал ежемесячный, или четырехмесячный, третейский можно бы нам по-пробовать» (16).   
22 октября Пушкин пишет П.В. Нащокину: «Жду Вяземского; не знаю, не затею ли чего-нибудь литературного: журнала, альманаха и тому подобное» (17).   
Спустя полгода, в начале марта 1832 года, В.А.Жуковский обращается к Пушкину: «Нам бы надобно, то есть мне, тебе и Вяземскому, собраться у меня и побеседовать о плане журнала, который непременно надобно написать на этой неделе...» (18). 
27 мая Пушкин пишет Бенкендорфу: «До сих пор я сильно пренебрегал своими денежными средствами. Ныне, не в силах далее оставаться беспечным, не нарушая долга перед семьей, я должен думать о способах увеличения своих средств и прошу на то соизволения государя императора. Служба, к коей соблаговолил он меня причислить, и мои литературные занятия заставляют меня жить в Петербурге, доходы же мои ограничены тем, что доставляет мне мой труд. Мое положение может обеспечить литературное предприятие, о разрешении которого я ходатайствую, а именно: возглавить газету, о коей господин Жуковский, как он мне сказывал, говорил с вами» (19).
 
                * * *

 Как уже отмечалось выше, доселе только одна частная газета в России имела право освещать политические события: «Северная пчела», уже восьмой год издаваемая двумя приятелями и компаньонами - Булгариным и Гречем, была массовым изданием того времени и вследствие значительного тиража имела большое влияние на читателей.
Недаром 13 апреля 1832 года Вяземский со свойственным ему сарказмом писал И.И. Дмитриеву: «Известно, что в числе коренных государственных узаконений есть и то, хотя не объявленное Правительствующим Сенатом, что никто не может в России издавать политическую газету, кроме Греча и Булгарина. Они одни - люди надежные и достойные доверия правительства; все прочие, кроме единого Полевого, злоумышленники» (20).
 В официальной записке, представленной в конце мая 1832 года в Третье отделение, Пушкин обосновывал необходимость издания, противостоящего «Северной пчеле», кото-рое восстановило бы равновесие в литературе:
«Изо всех родов литературы периодические издания более всего приносят выгоды и чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся.
Известия политические привлекают большее число читателей, будучи любопытны для всякого.
«Северная пчела», издаваемая двумя известными литераторами, имея около 3000 подписчиков, естественно должна иметь большое влияние на читающую публику, следственно и на книжную торговлю[...]
Но журналы чисто литературные, вместо 3000 подписчиков имеют едва ли и 300, и, следственно, голос их был бы вовсе не действителен.
Таким образом, литературная торговля находится в руках издателей «Северной пчелы», и критика, как и политика, сделалась их монополией.
От сего терпят вещественный ущерб все литераторы, не находящиеся в приятельских отношениях с издателями «Северной пчелы», ни одно из их произведений не продастся, ибо никто не станет покупать товара, охужденного в самом газетном объявлении.
Для восстановления равновесия в литературе нам необходим журнал, коего средства могли бы равняться средствам «Северной пчелы», то есть журнал, в коем бы печатались политические и заграничные новости» (21).
Добиться разрешение публиковать политические известия - эта мысль занимала Пушкина давно. И летом 1832 года его мечта, кажется, была близка к воплощению. Он получает, наконец, долгожданное разрешение - издавать политическую и литературную газету.
____________________
«НЕ  ЗАТЕЯТЬ ЛИ НАМ  ЖУРНАЛ?»
1 Пиксанов Н.К. Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник» (1831;1832) // Пушкин и его современники. Т.II, Вып. 5.
2 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т Х.  - М., 1958. - С. 165.
3 Там же, С. 191.
4 Там же, С. 200.
5 Там же, С. 216-217.
6 Там же, С. 636-638.
7 Там же, С. 344
8 Там же, С. 345.
9 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. ХIV - М., 1996. - С. 284-285.
10 Там же., С. 427.
11  Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X. С. 639-640
12 Дела III Отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии об А.С. Пушкине - СПб., 1906 - С. 120.
13 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. ХIV - М., 1996. - С. 433-434.
14  Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X. С. 362.
15 Там же, С. 376.
16 Там же, С. 380.
17 Там же, С. 388.
18 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. ХIV - М., 1996. - С. 16.
19  Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X. С. 846 - 847.
20 Русский архив - 1868 - № 1. 
21 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X - С. 641.


                «ГОСУДАРЬ РАЗРЕШИЛ МНЕ ПОЛИТИЧЕСКУЮ ГАЗЕТУ»

 В своих воспоминаниях Отрешков пишет: «В 1832 году я лично познакомился с Пушкиным... Э. П. Перцов, искренно любивший Пушкина, в то время часто видался с ним, часто говорил мне о нем, так что можно сказать, что мы друг друга достаточно уже знали. В начале 1832 года Э.П. Перцов, приехав ко мне, сказал, что Пушкин желает со мною познакомиться и посоветоваться. Дело было в том, что оба они находили, что Пушкин как знаменитый и любимый писатель может с большою для себя выгодою и пользою для словесности издавать газету. Пушкин получил уже и предварительное дозволение от правительства издавать в большом виде ежедневную газету политики и словесности. Пушкин искал себе товарища (т.е. компаньона по изданию газеты - А.К.) и обратился ко мне, по поводу чего в том же 1832 году я имел несколько совещательных свиданий с Пушкиным» (1).
Как видим, Отрешков относит знакомство с Пушкиным к началу 1832 года, не называя конкретно месяца, но упомянув, что Пушкин к тому времени получил уже предварительное разрешение на издание газеты. Однако подобное разрешение было получено отнюдь не в начале года, а несколькими месяцами позднее. Ясно, что автору воспоминаний, написанных 23 года спустя, изменила память. Вот как комментирует их  Н.К. Пиксанов в своей статье «Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник» (1831-1832)»: «…Показания Отрешкова не точны и не полны. Он не указывает, к какому моменту относится начало переговоров с Пушкиным, когда было дано предварительное дозволение и когда окончательное, и кому был представлен «примерный нумер газеты» и как потом пошло дело до конца 1832 года. О хлопотах Пушкина по изданию и о сношениях его с Отрешковым сохранилось еще показание сестры поэта, но и оно не разъясняет хронологии вопроса» (2).
Н.К. Пиксанов имеет в виду письмо сестры Пушкина Ольги Сергеевны Павлищевой мужу, которое цитирует ее сын Л.Н. Павлищев, датируя его 28 апреля, в своей книге «Из семейной хроники. Воспоминания об А.С. Пушкине»:
«Мой бедный брат готов осквернить свой поэтический гений и осквернить его единственно для того, чтобы удовлетворить его насущным материальным потребностям; но судя по тому, что он мне рассказывал, описывая свое ненадежное положение, Александр иначе и поступить не может. Но куда ему с его высокой, созерцательной, идеальной душой окунуться в самую обыденную прозу, возиться с будничным вздором, прочитывать всякий день полицейские известия, кто приехал, кто уехал, кто на улице невзначай разбил себе нос, кого потащили за уличные беспорядки в часть, сколько публики было в театрах, какая актриса или актер восторгался [т.е. возбуждал восторг], болтать всякий день о дожде и солнце, и, что хуже всего, печатать да разбирать бесчисленные побасенки иностранных лгунов, претендующих на политические сведения, черт с ними! Гораздо лучше предоставить все эти пошлости Булгарину и Гречу» (3).
Далее Л.Н. Павлищев приводит другую цитату из того же письма - не будем вырывать ее из контекста его книги:
«Упоминая, что дядя Александр имеет взять к себе в помощь в качестве распорядителя по изданию газеты Наркиза Ивановича Отрешкова, Ольга Сергеевна рассказывает мужу о проектируемом сотруднике, между прочим, следующий анекдот: «Наркиз Иванович - прекрасный молодой человек, так что для газеты лучше и не надо: аккуратный, честный, работящий, но увы! так безнадежно влюблен во французский язык, что коверкает его не меньше твоего пана Мицкевича*, а следовательно, действует мне на нервы ужаснейшим образом... Слушая однако намедни Наркиза Ивановича, я не могла удержаться от смеха. Вообрази, соглашаясь в серьезном разговоре с моим мнением, он пожелал отпустить мне комплимент и сказать по-французски, что я умная женщина (que je suis une femme sage), да брякнул мне как раз наоборот и запел: «Madame, madame, vons etes une sage femme, une sage femme» (т.е. если перевести по-русски: «Сударыня, сударыня, вы бабка повивальная, повивальная»). Я, каюсь в согрешении, отвечала ему на родном, не на французском языке: «А кто вам рассказал, что я акушерка, Наркиз Иванович?» Будущий сотрудник растерялся и рассыпался в извинениях, но был настолько умен, что не обиделся» (4).
Согласно сообщаемым в письме сведениям, сестра Пушкина была знакома с Наркизом Отрешковым и общалась с ним. Несомненно, они представляли бы значительный интерес, если бы им можно было доверять.
«Приводимое Н.К. Пиксановым письмо О.С. Павлищевой от 28 апреля 1832 г. ; пишет Л.Б. Модзалевский, ; целиком выдумано Л.Н. Павлищевым (этого письма нет среди опубликованных писем ее в изд. «Пушкин и его современники», вып. ХV)»5. В под-тверждение к этим словам добавим, что и в недавнем  издании  «Письма О.С. Павлищевой к мужу и отцу.1831;1837» указанного письма также нет6.
Однако, если согласиться, что публикуемое Л.Н. Павлищевым письмо от 28 апреля ; плод его вымысла, то возникает вопрос: откуда почерпнул он приводимые в этом пись-ме сведения об Отрешкове? Хотя они лаконичны и сводятся лишь к анекдотической исто-рии, но свидетельствуют об уже известной нам склонности  «русского маркиза» ; страсти изъясняться на французском языке при посредственном знании оного. Мемуары Инсар-ского, откуда Павлищев мог бы это узнать, были опубликованы лишь четыре года спустя после выхода книги последнего. 
Поневоле приходится прийти к выводу, что об Отрешкове Павлищев знал по рассказам матери, а если и приписал ей сочиненное им самим письмо, то использовал при этом услышанные от нее вполне достоверные сведения. В этом письме представляется недостоверной лишь его дата - Пушкин наверняка решил прибегнуть к услугам расторопного господина не 28 апреля, а позднее, когда уже получил разрешение на издание газеты.

                * * *
К сожалению, мы лишены возможности установить, когда именно произошли первая встреча и беседа Отрешкова с Пушкиным по поводу издания газеты, когда и как часто встречались они в дальнейшем. По-видимому, такие встречи происходили неоднократно..   
_____________
*Непонятно, кто тут имеется в виду. Явно не Адам Мицкевич - известно, что отличительной чертой великого польского поэта было превосходное знание иностранных языков.


 Следует оговорить: не известно никакое официальное письмо, в котором Пушкин уведомлялся бы о разрешении издавать газету - министерства внутренних дел, Третьего отделения, Главного управления по делам печати или иного ведомства. Приходится предположить, что как предварительное оно было дано в устной форме. Нам даже неизвестна точная дата получения этого разрешения. Для ее приблизительного определения приходится руководствоваться не официальными документами, а частной перепиской.
Первое известие о полученном разрешении датируется 3 июня. В этот день Вяземский сообщает жене: «Пушкин просил позволения издавать газету и позволение последовало с некоторыми ограничениями. Ему может это доставить доход порядочный, если подорвет он «Северную пчелу» (7).
В тот же день князь Петр Андреевич пишет и другое письмо - И.И. Дмитриеву: «В литературном мире, за исключением обещанного позволения, данного Пушкину, издавать газету и с политическими новостями, нет ничего нового. Но и это - важное событие, ибо подрывает журнальный откуп, снятый Гречем и Булгариным...» (8).
Более подробные сведения о пушкинской газете мы находим в дневнике петербургского знакомого поэта Николая Муханова, близкого к литературным кругам. Вот что он пишет 29 июня 1832 года: «Пушкин будет издавать газету (Блудов выпросил у государя на сие позволение) под заглавием «Вестник», газета политическая и литературная; будет давать самые скорые сведения пол[итические] из министерства внутренних дел» (9).
Итак, разрешение издавать газету было дано Пушкину по ходатайству Дмитрия Николаевича Блудова - видного сановника, незадолго до этого ставшего министром внутренних дел, впоследствии председателя Государственного совета и Комитета министров. Блудов был не чужд изящной словесности: в молодые годы он находился в центре литературных интересов, пребывал в дружеских отношениях с Н.М. Карамзиным, К.Н. Батюшковым, Александром И. Тургеневым, В.А. Жуковским, посвятившим ему балладу «Вадим», в 1815 году стал одним из организаторов литературного общества «Арзамас», в котором принимал участие и юный Пушкин. Поддержка Блудова означала многое для будущего издателя политической газеты, который смог бы получать благодаря министру внутренних дел все самые свежие политические новости.
2 июля Вяземский пишет Ю.Н. Бартеневу: «Пушкину дано позволение издавать газету политическую и литературную. Готовьте денежки…» (10).
Из дальнейших записей в дневнике Муханова мы узнаем все новые интересные сведения о пушкинской газете. Так, 4 июля он пишет: «Поехал к Пушкину... Говорили о его газете, мысли его самые здравые: аnti-либеральные, аnti-Полевые...» (11).
5 июля возникает новая запись: «Пришел Александр Пушкин. Говорили долго о газете его. Он издавать ее намерен с сентября или октября, но вряд ли поспеет. Нет еще сотрудника. О Погодине. Он его желает: хочет мне дать к нему поручение... Цель его журнала, как он ее понимает: хочет доказать правительству, что оно может иметь дело с людьми хорошими, а не с литературными шельмами, как доселе сие было.  Водворить хочет новую систему. Наконец, расстались очень довольные друг другом. Я много ожидаю добра от сего журнала» (12).
7 июля Муханов пишет в дневнике вновь: «Оживленный спор с Уваровым по поводу журнала Пушкина. Он уязвлен, что разрешение было дано ему министерством внутренних дел, а не его министерством. Он утверждает, что Пушкин не сможет издавать хорошего журнала, не имея ни характера, ни постоянства, ни практических приготовлений, каких требует журнал» (13).
Можно понять досаду Уварова, ставшего в апреле товарищем министра народного просвещения и мечтавшего занять кресло министра. Для скорейшего продолжения карьеры ему было необходимо периодическое издание, которое стало бы рупором его идей, поэтому он возлагал надежды на пушкинскую газету. Однако надежды не оправдались - Пушкин получил разрешение на ее издание, минуя его министерство.

Между тем известия о пушкинской газете распространяются за пределы Петербурга. 6 июля А.И. Тургенев, отправившийся 18 июня в заграничный вояж, посылает поэту из Любека (первого европейского порта на пути из России) только что вышедшее в Париже издание на французском языке «Album literaire. Choix d’Articles extraits des meilleurs Ecrits periodiques publies en Fance, sur la  Literature, les Arts et les Sciences» («Литературный альбом. Сборник лучших литературных статей французской периодики по вопросам литературы, искусства и науки») с дарственной надписью «Журналисту Пушкину от Гремушки-Пилигрима» (14) (именуя себя подобным образом, Тургенев шутливо обыграл свое арзамасское прозвище - «Эолова арфа»).
9 июля петербургский знакомый Пушкина Н.И. Любимов, выпускник Московского университета, чиновник Азиатского департамента Министерства иностранных дел, пишет М.П. Погодину из Петербурга в Москву: «Верно, слышали Вы о предположении Пушкина - издавать ежедневную газету. Говорят, что издание сей газеты еще секрет, но дело решенное. От души желаю всякого успеха. Авось тогда несколько поумолкнут Полевые, Булгарины, Гречи и нерусская их братия... Вы не будете Погодин, если не будете с своей стороны помогать столь доброму подвигу» (15).
Наконец, 11 июля сообщает о своей газете в письмах знакомым и Пушкин. Так, он пишет Ивану Киреевскому: «Мне разрешили на днях политическую и литературную газету[…] Напишите мне несколько слов (не опасаясь повредить моей политической репутации) касательно предполагаемой газеты. Прошу у Вас советов и помощи» (16).
Эту новость поэт в тот же день повторяет и в другом письме, также адресованном в Москву - Михаилу Погодину:
«Знаете ли Вы, что государь разрешил мне политическую газету. Дело важное, ибо монополия Греча и Булгарина пала. Вы чувствуете, что дело без Вас не обойдется. Но журнал, будучи предприятием торговым, я ни к чему приступить не дерзаю,* ни к предложениям, ни к условиям, покамест порядком не осмотрюсь; не хочу продать Вам кожу медведя еще живого...» (17).
19 июля Вяземский пишет Дмитриеву: «Молодой наш будущий газетчик занят своею беременностию. Тяжелый подвиг, особенно при недостатке сотрудников. Пришлите что-нибудь новорожденному на зубок» (18).
23 июля В.Д. Комовский извещает Н.М. Языкова: «Здесь носятся слухи, будто издатели и сотрудники «Европейца» будут участвовать в затеваемой Пушкиным газете. Правда ли это?» (19).
__________________________
* Странный для русского языка словесный оборот представляет собой галлицизм, выраженный сокращением придаточного предложения. Подобные обороты иногда встречаются не только в письмах Пушкина, но и в его произведениях - как в прямой речи персонажа: «Вы согласитесь, что имея право выбрать оружие, жизнь его была в моих руках». («Выстрел»); так и в авторской речи: «Воспитанная в аристократических предрассудках, учитель для нее был род слуги или мастерового, а слуга или мастеровой не казался ей мужчиною». («Дубровский»).

28 июля Н.М.Языков сообщает брату А.М. Языкову: «Пушкин хочет издавать политическую газету. Говорят, что государь велел Нессельроде доставлять ему известия. Газета должна выходить ежедневно и быть величиною с Journal des Debats» (20).
29 июля С.Т. Аксаков пишет М.П. Погодину: «Пушкинская газета с большими замыслами выдается, но на успех никто не надеется; он еще не нашел себе хозяина по финансовой части, ни водовозной лошадки; всех бракует» (21).
31 июля Дмитриев отвечает Вяземскому: «При случае прошу вас сказать мой поклон В.А. Жуковскому, Д.Н. Блудову, С.С. Уварову и А.С. Пушкину и подписаться за меня на его газету. С нетерпением жду ее» (22).

                * * *
Вести о будущей газете, которую будет издавать Пушкин, появляются не только в переписке писателей - они даже проникают в печать, извещая об этом читающую публику. Так, московская «газета мод и новостей» «Молва», выходившая как приложение к журналу «Телескоп», 29 июля сообщает: «Носятся приятные слухи, что А.С. Пушкин будет издавать в С.-Петербурге газету; ни имени, ни времени выхода, ни расположения ее не знаем, но искренно надеемся и поздравляем русскую публику»(23).
В номере «Молвы» от 19 августа появляется новое сообщение: «Пушкин написал, говорят, несколько народных сказок, из коих одна с рифмами, вольными стихами и без всяких стоп; новый опыт в русской версификации! Вероятно, мы увидим его в газете, литературной и политической, которую, слышно, он получил разрешение издавать. Итак, монополия г.г. Греча и Булгарина, ко благу русской словесности, пала! Сердечно радуемся и желаем всякого успеха новому достойнейшему конкуренту» (24).
31 августа Н.М.Языков пишет Н.М. Комовскому: «Пуш<кин> зовет Кир<еевского> в свою газету... и моим стихам отверзает врата гостеприимные» (25).
В рабочей тетради Пушкина возникает запись, датируемая июлем - августом 1832 года, касающаяся организации газеты и начинающаяся словом «Дневник» - такое название получает будущая газета.

«ДНЕВНИК
Контора под ведомством редактора
Подписка в экспедициях и в почтамте
Рассылка по домам
Книги:
1. Подписная, билетов
2. Поступающих денег
3. Книга прихода и расхода (Grossbuch)
4. Отдельный счет с бумагой
5. Книги с разнощ. жалоб
6. Сотрудники
7. Покупки
Исполнитель
Сотрудники» (26).

На вопрос Погодина о программе будущей газеты (это письмо не сохранилось) Пушкин, утомленный хлопотами, не без раздражения отвечает (вероятно, около 10 сентября): «Какую программу хотите Вы видеть? Часть политическая официально ничтожная; часть литературная - существенно ничтожная; известие о курсе, о приезжающих и отъезжающих - вот вам и вся программа. Я хотел уничтожить монополию [Булгарина и Греча] и успел. Остальное мало меня интересует. Газета моя будет немного похуже «Северной пчелы». Угождать публике я не намерен; браниться с журналами хорошо раз в пять лет, и то Косичкину, а не мне. Стихотворений помещать не намерен, ибо и Христос запретил метать бисер перед публикой; на то проза-мякина».
Письмо написано набело, но, видимо, не было отправлено (отсутствуют подпись и дата). Отчего это произошло, объясняет заключительная фраза письма: «На днях еду в Москву и надеюсь с Вами увидеться» (27).
По предположению составителя «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина» Н.А. Тарховой, в июле - августе 1832 года «Э.П. Перцов, часто встречавшийся с Пушкиным и бывший, видимо, в курсе его издательских планов, ведет по поручению поэта переговоры с Н.И. Тарасенко-Отрешковым об участии последнего в издании газеты» (28). 
Ни журналистского опыта, ни средств для издания газеты у Пушкина не было. Однако редакторского опыта не было и у Наркиза Отрешкова. А будущей газете предстояло конкурировать с «Северной пчелой», издаваемой двумя бывалыми журналистами.
После длительных раздумий Пушкин решил обратиться к Гречу и заключить с ним деловой союз. Хорошо образованный, опытный, предприимчивый журналист, имевший множество связей как в литературном мире, так и в высоких сферах, к тому же бывший владельцем типографии, в которой могла бы печататься газета, гораздо более дальновидный, чем его приятель и компаньон Булгарин, мог быть полезным союзником.

«ГОСУДАРЬ  РАЗРЕШИЛ  МНЕ ПОЛИТИЧЕСКУЮ  ГАЗЕТУ»

1 Исторический вестник - 1886 - № 2 - С.
2 Пушкин и его современники - СПб., 1908 - Т. II - вып. 5 - С.
3 Павлищев Л.Н. Из семейной хроники. Воспоминания об А.С. Пушкине - СПб., 1890 - С. 283-284.
4 Там же, С 284-285..
5 Пушкин. Письма. - Т. III. - М., 1935 - С. 488.
6 Павлищева О.С. Фамильные бумаги Пушкиных-Ганнибалов. - Т.2. - Письма О.С. Павлищевой к мужу и отцу.1831-1837 - СПб, 1994.
7 Звенья: Сборники материалов и документов по истории литературы, искусства и общественной мысли ХIХ- ХХ вв. - М., Л..: Асаdemia - Т. IХ - 1939 - С. 378.
8 Русский архив - 1868 - Стлб.619
9 Русский архив - 1897 - Кн. 1 - С. 654.
10 Там же - Кн. 3 - С. 284
11 Русский архив - 1897 - Кн. 1- С. 657.
12 Там же.
13 Там же.
14 Пушкин. Письма. Т. III. М., 1935, С. 494.
15 Литературное наследство - Т. 16-18 ; С. 713-714.
16  Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X. С. 413.
17 Там же, С. 414.
18 Русский архив - 1868 - № 1 - Стлб.622
19 Литературное наследство -Т. 19-21 - С. 85.
20 Пушкин. Письма.  ;Т. III. ; М., 1935 ; С. 494
21 Литературное наследство - Т. 16-18 - С. 714.
22 Пушкин и его современники - Т. II - выпуск 5 - С. 52.
23 Молва. Газета мод и новостей - 29 июля
24 Там же ; 19 августа.
25 Литературное наследство - Т. 19-21 - С. 87.
26 Левкович Я.Л. Рабочая тетрадь Пушкина ПД, № 842. (История заполнения) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. ХIV - СПб., 1991 - С. 159,
27  Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. X. С. 416.
28 Летопись жизни и творчества Александра Пушкина -Т. 3 - М.: 1999 - С. 491.



                СОЮЗНИК  ИЛИ  СОПЕРНИК?

Греч уже слышал о намерении Пушкина. Возможно, поэт уже предварительно говорил с ним о возможности совместного сотрудничества. В письме, написанном еще 1 июня Гречем приятелю и компаньону Булгарину, уехавшему на лето в свое имение Карлово близ Дерпта, есть такие строки: «С Пушкиным сходимся довольно дружно, и я надеюсь, что сойдемся в деле. Но, ради Бога, не думай, чтобы я тобою пожертвовал. Улажу все к общему удовольствию» (1). 
Греч, видимо, возлагал большие надежды на взаимное сотрудничество с Пушкиным. Пушкин же, вероятно, колебался. По крайней мере, получив разрешение на издание газеты, он к Гречу не обратился. Узнавший о полученном поэтом разрешении, обманутый в надеждах журналист с раздражением писал Булгарину 22 июня: «Пушкин получил уже позволение на издание политического журнала* и начнет оный с сентября месяца. Как это сделалось и когда, не знаю. Никто здесь не предсказывает добра Пушкину, ибо ему даже трудно по деньгам, взять и Сомова** в сотрудники.  Журнал его, под каким титулом не знаю, будет выходить три раза в неделю. Слишком редко для свежести новостей и слишком часто для лентяя. По-немецки у него никто не знает. Едва ли он дотянет до Нового года. Мое мнение такое: оставить его в совершенном покое, не трогать его, даже не говорить о нем, как будто бы его вовсе не было. Сам свалится, как «Литературная газета». Пушкин не отнимет у нас ни одного подписчика, ибо всяк тот, кто возьмет его журнал, непременно иметь будет «Пчелу» (2).
Мы располагаем только письмами Греча - ответные письма Булгарина неизвестны. Однако и по ним видно, что затеваемая Пушкиным газета весьма тревожила приятелей и компаньонов. Так, 16 июля Николай Иванович успокаивает Фаддея Венедиктовича: «Журнал Пушкина, вероятно, не состоится: сказывают, он расчел, что не из чего биться» (3). И в последующих письмах Булгарину Греча мы находим упоминания о пушкинском издании. 30 июля он пишет вновь: «О журнале Пушкина известия затихли» (4).
Однако организовать новое издание до осени Пушкину не удалось и в самом конце августа он обратился к Гречу.
3 сентября Греч писал Булгарину: «Теперь о важном деле. За несколько дней перед сим встречается со мной на улице Пушкин и объявляет, что вступает на поприще журналиста. Я его поздравляю и желаю терпения. Пушкин: «Ах, если бы издавать с вами, то было бы славно». Я: «А почему бы нет? Я не прочь - вы знаете». Тут он начал жаловаться, что его разобидели в «Северной пчеле» и что он желал бы сладить дело, но не знает, как согласовать разные требования и, наконец, обещал прийти ко мне и поговорить» (5).
               
* В то время понятия «журнал» и «газета» недостаточно четко разграничивались, если речь шла о периодическом издании, выходившем раз в несколько дней. Обращаем внимание, что Греч ранее других был осведомлен о данном Пушкину разрешении на издание (Муханов пишет об этом лишь неделю спустя - 29 июня
** Сомов Орест Михайлович (1793;1833) - писатель, критик, журналист. Был помощником А.А. Дельвига в издании альманахов «Северные цветы» и «Литературной газеты», а с ноября 1830 года ее официальным редактором.

Как явствует далее из письма, начатый на улице разговор продолжился 2 сентября на квартире Греча, где его посетил Пушкин: «Вчера он был у меня и сделал следующее предложение. «С[еверная] Пчела» остается как есть. «Сына Отечества» передаю я (или мы с тобою) ему, то есть он будет главный издатель, а я редактор. Так как первоначальная цель «С[ына] О[течества]» с 1812 года изменилась, то Пушкин полагает превратить оный в Revue и постараться поставить на ногу, достойную России и Европы. Со мною намерен он делиться прибылью. Я отвечал, что соглашусь на его предложение, спросясь у тебя».
Рассказав о пушкинском предложении, дальновидный Греч делится с компаньоном соображениями: «Мое мнение вот. Сим средством избавимся мы от жестокой revalite (конкуренции – А.К.). И еженедельная Revue отнюдь не повредит ежедневной «Пчеле». «Сын Отечества» давно уже не соответствует своему заглавию. К «Пчеле» прибавить подписчиков трудно, ибо едва ли есть 3000 грамотных людей в России, но к 800 экз. «Сына Отечества» можно». 
Греч понимал, что «Сын Отечества», основанный им двадцать лет назад - в 1812 году, давно уже утратил блеск лучшего российского журнала (каким он был до 1826 года) и влачит ныне весьма скромное существование. Предложение Пушкина явно пришлось ему по душе. Поэтому он так стремится убедить Булгарина согласиться: «Вступая в сотоварищество с Пушкиным, я устраню все гадости, какие могли бы наделать Воейков, Сомов и проч. И первым условием моим Пушкину было, чтоб ты был неприкосновенен в сей Revue. За право, которое ты имеешь в «Сыне Отечества», я буду платить тебе, как доныне, ибо новые подписчики будут привлечены Пушкиным. Лучше всего определить сумму: например, 5000 руб. в год. Ты не будешь ни в какой соllision с Пушкиным. На случай разрушения нашего союза с Пушкиным я не теряю права продолжать «Сын Отечества» и «Северный архив» попрежнему с тобою.
Как ты думаешь об этом? Дай мне знать. Я сказал только свое мнение, но ничем не обязался. Отвечай поскорее. Я буду согласен на все, что ты решишь. Ни за что на свете не сделаю ничего противного твоей пользе или образу мыслей» (6).
 Однако планы поэта меняются, и 7 сентября Греч, не успевший еще получить ответ от Булгарина, пишет ему вновь: «Любезнейший Булгарин! Сообщаю тебе дальнейшие последствия Лондонской конференции. На другой день по отправлении к тебе письма виделся я с Пушкиным. Он сказал мне, что переменил мысли свои насчет Revue, хочет издавать газету три раза в неделю и просит меня войти с ним в половину и печатать ее у меня в типографии. Он обязуется доставлять статьи. Мое дело было бы только следить за редакциею и за переводом статей газетных.
Я отвечал на сие, что по условию нашему с тобою не имею права участвовать ни в каком другом журнале, равно как и ты, без обоюдного согласия, что напишу к тебе об этом и потом дам ему ответ. Итак, спрашиваю у тебя: могу ли я и должен ли я принять это предложение? Отвечай мне, как друг, но решительно и смело. Я исполню все, как ты скажешь» .
Стараясь убедить Булгарина в выгодности пушкинского предложения, Греч пишет далее: «Мое мнение: зачем выпускать из рук П[ушкина] и его партию? Мы уничтожим всякое дурацкое совместительство [т.е. соперничество] и к 1834 году наверное соединимся в одной газете. Если мне нельзя будет за это взяться, возьмется другой и напакостит и нам, и Пушкину. Об интересах денежных не говорю: они будут ничтожны, ибо и сам Пушкин надеется иметь не более 1000 подписчиков.
Но повторяю: это только мое мнение, и на твое решение оно влияния иметь не должно» (7).
Вероятно, против первого предложения Булгарин не возражал - он и сам понимал невыгодность вражды с первым поэтом России в глазах и писателей, и читающей публики. Об этом свидетельствует новое письмо Греча - от 10 сентября.
Получив из Карлова ответ на свое послание от 3 сентября, Греч неделю спустя вновь - уже в третий раз - пишет приятелю, развивая мысль о союзе с Пушкиным: «Благодарю тебя за ответ на мое письмо о предложении Пушкина. Теперь ты имеешь другое письмо, на которое жду ответа... Я виноват, что во время оно не облил тебя холодною водою и не убедил не печатать статьи на П[ушкина]. Ничего бы не было. Ты был в азарте, а я поленился. Пушкина эта статья (будто из Англ[ийской] газеты) так огорчила, что он поныне забыть не может, а мне хотелось бы непременно прекратить эти глупые раздоры в литературе, которые не ведут ни к чему хорошему» (8).
Однако второе предложение Пушкина касалось уже не обновленного журнала, а принципиально нового издания. В первом письме Греч подчеркивал, что еженедельный  «Сын Отечества» не повредит ежедневной «Северной пчеле». Но газета, издаваемая трижды в неделю, становилась серьезным соперником.
«Северная пчела» была детищем Булгарина, и он крайне ревниво относился ко всем возможным конкурентам.
Много лет спустя, когда его компаньона уже не будет в живых, Греч напишет мемуарный очерк о нем. Касаясь дружеских отношений Булгарина с А.С. Грибоедовым, изумлявших многих современников, он многозначительно заметит: «…не знаю, осталась ли бы эта дружба в своей силе, если бы Грибоедов вздумал угрожать «Пчеле», то есть увеличению числа ее подписчиков» (9).
Стоит ли удивляться, что Фаддей Венедиктович решительно воспротивился новому предложению.
Мечта объединить в одном издании Пушкина и Булгарина оказалась неосуществимой утопией. Скрепя сердце Гречу пришлось отказаться от нее. Однако он не спешит сообщить об этом знакомым. Так, 26 сентября В.Д. Комовский пишет Н.М. Языкову: «Пушкина газета доселе еще не подает признаков жизни. Греч уверяет, будто он хочет и ищет войти в семейство его и Булгарина, действовать в «Сев[ерной] пчеле», а «Сына Отечества» преобразить в Revue вроде английских трехмесячных…» (10).
Кроме того, Греч делает еще одну попытку удержать Пушкина: предлагает ему отступного с тем, чтобы он отказался от собственной газеты и вернулся к прежнему своему предложению: сотрудничать самому вместе с друзьями  в «Сыне Отечества» и «Северной пчеле». Об этом мы узнаем из нового письма, написанного В.Д.Комовским Н.М. Языкову 16 ноября: «...Греч предлагал ему [Пушкину] по 1000 или по 1200 рублей в месяц, если он вступит в «Северную пчелу» и «Сын Отечества» и, следовательно, введет за собою и всю знаменитую ватагу. Несмотря на то, Пушкин отказался, дабы не есть из одной чашки с Ф. Булгариным. Это в нем похвально» (11). Это писалось в тот самый день, когда Греч известил Булгарина, что Пушкин отказался от издания газеты. Как видим, Комовский пользуется устаревшими сведениями.
_________________________________
СОЮЗНИК  ИЛИ  СОПЕРНИК?
1 Пушкин и его современники в их переписке, Т. V, С. 51.
2  Там же, С. 53-54.
3  Там же, С. 55.
4 Там же.
5 Пушкин и его современники в их переписке, Т. V, С. 56.
6 Там же, С. 56.
7 Там же.
8 Там же, С. 57
9 Греч Н.И. Записки о моей жизни - М., 1930 - С. 691.
10 Лит. наследство, Т. 19-20 - С.  88.
11 Исторический вестник - 1883 - № 12 - С. 535.

         «ВЫ  НЕ  БУДЕТЕ  ИМЕТЬ  ПО  ГАЗЕТЕ  ПОСТОЯННЫХ  ЗАНЯТИЙ»

Можно предположить, что Пушкин, надеясь заключить деловой союз с Гречем, все же имел в виду и Отрешкова как своего рода запасной вариант. Получив отказ Греча, которому не удалось убедить Булгарина в пользе совместного сотрудничества, поэт принужден был вновь обратиться к услугам Отрешкова. (Вспомним слова С.Т. Аксакова из письма М.П. Погодину о Пушкине и его газете: «…он еще не нашел себе хозяина по финансовой части, ни водовозной лошадки…»). Таковым сотрудником и помощником поэта (готовым финансировать будущую газету и помогать в подготовке ее издания - быть, выражаясь словами Аксакова, «водовозной лошадкой») и становится Наркиз Иванович. 
Пушкину был необходим деловой и расторопный помощник в издании газеты. Нельзя не согласиться с П.А. Вяземским, много лет спустя писавшим о своем друге: «Срочная работа была не по нем. Он принялся за журнал вовсе не из литературных видов, а из экономических. Думал он, что совладает с журнальным предприятием не хуже другого. Не боги же горшки обжигают. Нет, не боги, а горшечники, но он именно не был горшечником» (1).

Еще 10 сентября Греч убеждал карловского помещика в выгодности союза с Пушкиным. Ответ компаньона он получает не ранее следующего дня.
Если до сих пор события шли медленно, то далее они начинают разворачиваться стремительно. В течение последующей недели происходит следующее:
1. Греч встречается с Пушкиным, сообщает ему о невозможности совместного выпуска газеты, вместо чего предлагает поэту отказаться от ее издания и сотрудничать в «Сыне Отечества» и «Северной пчеле», на что тот не соглашается.
2. Пушкин встречается с Отрешковым, договаривается об организации издания газеты и выдает ему доверенность.
3. В поисках авторов и материалов для будущего «Дневника» Пушкин уезжает в Москву.

Разговор Пушкина с Отрешковым об организации издания известен. Его приводит наш герой в своей написанной четверть века спустя, но так и не увидевшей свет брошюре  с претенциозным названием «О месте, которое занимает А.С.Пушкин в русской словесности», где он рассказывает и о своих переговорах с поэтом по поводу будущей газеты, объединив в своих записях несколько бесед в один диалог.
«П у ш к и н. Вы признаете, что теперь становится у нас потребностию и публики и словесности издание газеты, в которой бы все благонамеренные отзывы находили место, в которой бы беспристрастно оценивались и свои, и иностранные произведения, - ну словом, газеты, которая бы уважала свое собственное достоинство. Такая газета будет иметь огромное влияние на установление правильных понятий в словесности. Конечно, для разнообразия и удовлетворения нынешних требований читателей нужно, чтобы и политический отдел нашей газеты был довольно полон и отчетлив... Итак, кончим. Это дело у нас с вами пойдет ладно. Перцов говорил, что вы находите нужным иметь для газеты собственную типографию. Но на это нужны большие деньги?
О т р е ш к о в. Для издания ежедневной газеты собственная типография необходима. Перцов показывал мне смету нужных для того расходов. Сумма невелика. Если нужно, я готов ссудить конторе газеты до 2000 рублей. Она в год или полтора, конечно, легко выплатит эту ссуду. Но дело не в том...
П у ш к и н. Знаю. Перцов сказывал мне, что вы останавливались войти в это дело, потому что опасаетесь меня...
О т р е ш к о в. Не вас...
П у ш к и н. Ну, моего характера. Вы полагаете меня неуживчивым, думаете, что я поведу со всеми своими врагами страшную войну.
О т р е ш к о в. В деле важном должно говорить откровенно. Вы даете мне пример, и я им пользуюсь. Да, я опасаюсь - не вас, не вашего характера, не даже ваших врагов, но ваших друзей. Не знаю, есть ли у вас враги личные, не причастные словесности. Но в словесности - назовите - кто не отдает вам полной справедливости, даже первенства? Согласитесь, что этим немногие пользовались при жизни. Конечно, некоторые из многочисленных ваших друзей имеют недругов в словесности, они заведут бесконечные распри. Все это несовместно с назначением столь положительной газеты и ни к чему доброму не доведет. 
П у ш к и н. Они для меня угомонятся. Мы будем их унимать, а когда не уймутся, то скажу, что по уговору с вами от меня вовсе не зависит помещение статей в газете. Я полагаю, мы разделим так наши занятия: я возьму на себя все, что относится до словесности, а вы отдел политики и главное по всему заведывание. Разве вы на это не согласны?
О т р е ш к о в.  Откровенно говоря, нет. Для того, чтобы отдел словесности шел безостановочно, необходимы срочные, постоянные, ежедневные занятия. Это будет для вас обременительно, затруднит ход газеты, возьмет все ваше время, и русская словесность потеряет от этого.
П у ш к и н. Как вы меня отделали! Да как же вы полагаете это устроить?
О т р е ш к о в. Я составляю программу газеты и все сметы. Вы пригласите с своей стороны, а я с своей сотрудников; по получении вами от правительства окончательного разрешения на издание газеты мы с вами составим законный акт о правах каждого по этому нашему предприятию; необходимый капитал вношу я заимообразно. Для того же, чтобы не остановить предварительных по сему действий, вы теперь же выдадите мне законную доверенность. Когда же получится окончательное разрешение правительства, я возьму все труды на себя. Вы не будете иметь по газете постоянных занятий, и за все, что ни пришлете в газету, будет и от русской словесности, и от газеты большое спасибо.
П у ш к и н. Да, это очень любезно. Но мне совестно обременять вас одного. По крайней мере, я должен взять на себя разбор вновь выходящих книг по предметам, мне знакомым.
О т р е ш к о в. Если вздумается вам разобрать какую книгу, тем лучше. Но возлагать на себя обязанность: разбирать и разбирать поспешно и срочно выходящие книги, даже по некоторым частям словесности, будет для вас весьма затруднительно и представляет те же неудобства.
П у ш к и н. Вы решительно меня бракуете.
О т р е ш к о в. Я решительно берегу вас для России и готов работать и за вас, и за себя» (2).

Можно ли полностью доверять автору этих воспоминаний? Думается, нет.
Невозможно поверить, чтобы Пушкин согласился на условия, выдвигаемые Отрешковым: предоставить ему все права редактора и издателя и сделаться лишь почетным автором в собственной газете. Ведь ранее с Гречем (журналистом гораздо более опытным и талантливым, чем наш герой) поэт договаривался совсем о другом: тот будет отвечать лишь за техническую сторону издания - «только следить за редакциею и за переводом статей газетных», а вовсе не за содержание публикуемых материалов - «доставлять статьи» должен был Пушкин. Трудно допустить, чтобы Александр Сергеевич согласился на роль автора в своей газете, полноправным хозяином которой стал бы Отрешков, имя которого было тогда совершенно неизвестно читающей публике. Слова, якобы сказанные последним: «...я возьму все труды на себя. Вы не будете иметь по газете постоянных занятий...», несмотря на почтительный контекст, звучали бы для поэта как оскорбление.
Никак не мог Пушкин согласиться и на то, чтобы не учитывать при издании газеты мнения своих друзей и единомышленников и пренебречь ими ради того, чтобы удержать  в редакции Отрешкова. Да и кто из них поверил бы, что по уговору с «русским маркизом» от поэта вовсе не зависит публикация материалов в его собственной газете! И, наконец, каких «своих сотрудников» Отрешков - к тому времени автор всего лишь нескольких журнальных и газетных статей - смог бы отыскать, чтобы противопоставить пушкинским - П.А.Плетневу, П.А.Вяземскому, В.А.Жуковскому, В,Ф. Одоевскому, Н.В.Гоголю?
Наркиз Иванович явно хотел подчеркнуть в глазах будущих читателей мемуаров свою незаменимость (черта характера нашего героя, столь ярко запечатленная Лермонтовым в «Княгине Лиговской» в образе Горшенко, прототипом которого был он) и в этом стремлении перестарался.
Кроме того, следует отметить еще одно обстоятельство. За давностью лет (брошюра «О месте, которое занимает А.С.Пушкин в русской словесности», в которой он приводит свой разговор с поэтом о будущей газете, была написана в 1855 году), через два с лишним десятилетия Отрешков никак не мог дословно запомнить и воспроизвести разговор с Пушкиным. Это также внушает серьезные сомнения.
Лет пятнадцать спустя после написания Наркизом Ивановичем брошюры в различных журналах и газетах был напечатан ряд мемуарных очерков (или, как тогда говорили, «статей ретроспективного содержания»), изображавших литературные и светские круги 1820-1840-х годов, автором которых был «петербургский старожил» - как он сам себя называл - литератор и журналист В.П. Бурнашев. В этих воспоминаниях часто встречается прямая речь изображаемых лиц, их разговоры. Это придавало мемуарам жи-вость и занимательность, но в то же время внушало недоверие - естественно, полностью записать приводимые диалоги в свое время Бурнашев не мог. Поэтому его воспоминания грешат элементами беллетристики, что вызвало упреки критиков,  обвинявших  мемуариста в недостоверности (3).
Диалоги в мемуарах Бурнашева очень напоминают беседы Пушкина с Отрешковым, приведенные в брошюре последнего.
Бурнашев и Отрешков, бесспорно, были знакомы - еще в 1830-е годы оба они печатались в «Северной пчеле», оба писали статьи по экономическим вопросам, оба сотрудничали с Вольным экономическим обществом и оба бывали на «четвергах» в доме Греча. В мемуарном очерке Бурнашева «Четверги у Греча» Отрешков назван как участник этих собраний. Возможно, что Бурнашев (или кто-нибудь иной из близких ему литераторов, обладавших беллетристическим даром - сам Наркиз Иванович подобных способностей не имел) и был автором приведенных в его воспоминаниях разговоров с Пушкиным. 

Вероятно, Пушкин договаривается с Отрешковым пока только о предварительных действиях - подготовке организации издания. Об этом свидетельствует доверенность, написанная рукой Отрешкова и подписанная поэтом:
«Милостивый Государь Наркиз Иванович!
Получив от правительства позволение на издание политической и литературной газеты и имея ныне Ваше, Милостивый Государь, согласие быть редактором оной, - я доверяю и покорнейше прошу Вас принять на себя все нужные для того распоряжения: делать, с кем признаете выгодным, условия на заготовление бумаги для печатания; устроить собственную типографию редакции на два станка, с необходимыми принадлежностями и наймом нужных людей; нанять квартиру для помещения редакции; равно как и занять, на оказавшиеся надобности, до двух тысяч рублей - словом, производить все то, что клонится к устроению и приведению в действие, с сохранением общих наших польз. - В том же, что Вы по сему учините, я спорить и прекословить не буду.
С совершенным почтением и преданностию имею честь быть
милостивого государя
Вашим покорнейшим слугою
Александр Пушкин,
титулярный советник
16 сентября
1832 года
Сия доверенность принадлежит титулярному советнику Наркизу Ивановичу Атрешкову» (4).
Того же 16 сентября доверенность была заверена в 1-м департаменте санкт-петербургской палаты гражданского суда, т.е. приобрела законную силу, о чем свидетельствуют пометы на третьей странице:

«1832 года сентября 16 дня сие письмо Санкт-петербургской Палаты гражданского суда в 1-м департаменте титулярный советник Александр Пушкин явил, и на основании указа 1765-го года сентября 5-го дня объявил, что оное собственноручно им подписано и дано титулярному советнику Наркизу Иванову Атрешкову.
Заседатель Ф. Садовников. 
Секретарь Дерюгин» (5).

Был отпечатан пробный номер будущей газеты, получившей название «Дневник» и представленный в Третье отделение. В нем помещены заметки, перепечатанные из разных газет, вышедших в начале сентября, и отрывок из романа И.Т. Калашникова «Камчадалка», в то время только печатавшегося*. (Этот номер сохранился в единственном экземпляре, который в 1855 голу будет передан Отрешковым в дар Публичной библиотеке вместе с пушкинскими автографами).
Пробный номер «Дневника» датирован 1 января 1833 года - с этого дня и предполагалось начать издание газеты.

«1 Января 1833                Понедельник
;.;Д Н Е В Н И К;.;
Подписка                Контора Редакции
принимается           Политическая и литературная газета         
открыта с 9 часов утра до 9 часов
ежедневно» (6)
_______________
* Несколько месяцев спустя Пушкин, отвечая на письмо И.Т. Калашникова, благожелательно отзовется о его романах, в том числе и о «Камчадалке», хотя и уклонится от прямого суждения, присоединившись к высокой оценке, данной И.А. Крыловым. 

Оставив Отрешкова полноправным представителем своих интересов в Петербурге, Пушкин в поисках авторов и материалов для будущей газеты незамедлительно - на следующий же день 17 сентября - уезжает в Москву. 21 сентября он уже в древней столице.
Пушкин привез с собой письмо Вяземского И.И.Дмитриеву, в котором писалось: «При мертвой букве посылаю Вам живую грамоту - поэта Пушкина и будущего газетчика. Благословите его на будущее поприще. Авось с легкой руки Вашей одержит он победу над врагами ада, т.е. Телеграфом, зажмет рот Пчеле и прочистит стекла Телескопу» (7).
Еще раньше, в Петербурге, Пушкин был озабочен поиском авторов для будущего издания. В том самом письме Ивану Киреевскому от 11 июля, в котором поэт сообщал о полученном разрешении издавать газету и которое мы уже цитировали, он писал: «Между тем обращаюсь к Вам, к брату Вашему и к Языкову с сердечною просьбою... Не оставьте меня, братие! Если вы возьмете на себя труд, прочитав какую-нибудь книгу, набросать об ней несколько слов в мою суму, то Господь вас не оставит. Николай Михайлович ленив, но так как у меня будет как можно менее стихов, то моя просьба не затруднит и его» (8). Мысли о будущей газете и связанных с ее изданием трудностях не оставляют Пушкина и в Москве. В письме жене, написанном не позднее 30 сентября, он признается: «...покамест голова моя кругом идет при мысли о газете. Как-то слажу с нею? Дай Бог здоровья Отрыжкову; авось вывезет» (9). Как видим, поэт и иронизирует над будущим своим соиздателем - человеком случайным, с которым тем не менее приходится иметь дело, - и все же надеется на него.
В том же письме есть и такие строки относительно будущей газеты: «Сейчас от меня [литератор] альманашник. Насилу отговорился от него. Он стал просить стихов для альманаха, а я статьи для газеты. Так и разошлись» (10). Кого имел в виду Пушкин - неизвестно.

                * * *
Между тем в Петербурге Наталия Николаевна получает записку Бенкендорфа по поводу издания будущей газеты:
«Госпоже Пушкиной, урожденной Гончаровой. Генерал-адъютант Бенкендорф, свидетельствуя свое почтение госпоже Пушкиной, примет господина Атрешкова завтра в 10 часов. - 1 октября 1832»11 (перевод с французского).
Так происходит первая встреча Бенкендорфа с Отрешковым. Встреча, положившая начало их знакомству, крайне важная для обеих сторон.
Шеф жандармов не доверял Пушкину и отнюдь не был заинтересован в издании им политической газеты. Но отменить разрешение императора, данное первому поэту России, он, разумеется, не мог. Поэтому Бенкендорф решает познакомиться с соиздателем Пушкина и постараться сделать его своим союзником.
Для Отрешкова, всегда тяготевшего к высокопоставленным особам, аудиенция у первого сановника Российской империи имела огромное значение. Нетрудно догадаться, что во время беседы он чутко уловил настроение Бенкендорфа. Тогда же, видимо, и возникает мысль затянуть подготовку издания, не торопиться с передачей императору пробных номеров газеты для их утверждения (которые, видимо, были теперь вручены Отрешковым Бенкендорфу), а положить их под сукно, чтобы в итоге получение окончательного разрешения на издание было отложено на неопределенное время.
В возникновении пушкинской газеты равно не были заинтересованы и шеф жандармов, и издатели «Северной пчелы».
26 сентября брат соученика Пушкина по лицею переводчик В.Д. Комовский пишет Н.М. Языкову из Петербурга в Москву: «Пушкина газета еще не подает признаков жизни. Греч уверяет, будто он хочет и ищет войти в семейство его и Булгарина, действовать в «Северной пчеле», а «Сына Отечества» преобразить в Rewу вроде английских трехмесячных» (12).
Как видим, Комовский пользуется устаревшими сведениями. Однако его ли в этом вина, или он введен в заблуждение Гречем?
30 сентября в газете «Молва» появляется сообщение: «А.С. Пушкин в Москве. Если мы получим достоверные сведения об его предположениях относительно издания журнала или газеты, с таким участием ожидаемой всеми, то постараемся удовлетворить любопытству публики» (13).
Из Мюнхена А.И.Тургенев обращается к Вяземскому, предлагая материалы для будущей газеты: «Не нужно ли Пушкину писем об Италии?» (14).
6 октября С.П. Шевырев пишет неустановленному адресату: «Пушкин здесь. Приехал вербовать сотрудников для политической и литературной газеты, которую будут издавать с будущего года» (15).
8 октября в газете «Московские ведомости» появляется сообщение: «С 1833 года в С.-Петербурге А.С. Пушкин будет издавать ежедневную газету политическую и литературную». Две недели спустя сообщение будет дословно повторено в «Дамском журнале» (16), что неудивительно: ведь и редактором газеты, и издателем журнала был один и тот же человек - князь П.И. Шаликов.
10 октября Пушкин покидает Москву и приезжает в северную столицу через день - 12 октября.

В письмах Греча Булгарину, по-прежнему пребывавшему в Карлове, порой мелькают фразы о будущем конкуренте.
Так, 28 сентября Николай Иванович иронически замечает: «Журнала Пушкина я не боюсь нимало: это будет похуже «Северного Меркурия». Но на дураков надейся, а сам не плошай» (17). 
1 октября ирония в письме проскальзывает вновь: «Пушкина журнала боюсь как «Бабочки» или «Литературной газеты» (18).
Однако последующие письма Греча содержат уже не иронические реплики, а конкретные сведения о подготовке нового издания, свидетельствующие о завидной осведомленности их автора.
19 октября - в столь знаменательный для выпускников Царскосельского лицея день - Николай Иванович извещает Фаддея Венедиктовича: «Все обстоит благополучно. Пушкин приехал из Москвы, видно, с пустыми руками. Еще «Пчелка» не згинела» (19). (Последняя фраза пародировала строку польского гимна: «Еще Польска не згинела», бывшую тогда на слуху - годом ранее было подавлено восстание в Польше).


«ВЫ  НЕ  БУДЕТЕ  ИМЕТЬ  ПО  ГАЗЕТЕ  ПОСТОЯННЫХ  ЗАНЯТИЙ»

1 Вяземский П.А. Полное собрание сочинений, т. II, - СПб., 1879 - С. 370-371.
2 Исторический вестник - 1886 - № 2 - С.- 388-390
3 О воспоминаниях В.П. Бурнашева см. критические отзывы: Голос ; 1872 ;5 июля, 18 октября, 14 ноября; Русский мир - 1872 - 22 февраля, 18 декабря; Санкт-Петербургские ведомости, - 1872 - 7 октября; Русский архив - 1872 - кн. 1; Гражданин - 1873 - № 3.
4 Пушкин А.С.. Полн. собр.  соч. В 16 т. Т. 15, С. 207.
5  Там же.
6 Пушкин ; Письма - Т. III - С. 495.
7 Там же, С. 525.
8 Пушкин А.С.. Полн. собр. соч. В 10 т. Т. Х, С. 413.
9 Там же, С. 413.
10 Там же, С. 412;413.
11 Пушкин и его современники - СПб., 1908 - Т. II - вып. 5 - С. 62.
12 Литературное наследство - Т. 19-20 - С. 88.
13 Молва - 1832 - № 79.
14 Пушкин ; Письма - Т. III - С.525.
15 Литературное наследство - Т. 16-18 - С. 750.
16 Московские ведомости - 1832 - № 83 - 8 октября; Дамский журнал - 1832 - № 43 (вышел 22 октября).
17 Пушкин и его современники - Т. V - С. 62.
18 Там же.
19 Там же, С. 64.


                ВЫСОЧАЙШЕЕ РАЗРЕШЕНИЕ ИЛИ ФИКЦИЯ?

Шла уже вторая половина октября - до нового года, с которого предполагалось начать выпуск газеты, оставалось не так уж много времени. Следовало приступать к организации издания и объявлять подписку. Однако ответа из Третьего отделения по поводу представленных на рассмотрение пробных номеров «Дневника» все еще не было. Обеспокоенный Пушкин пишет управляющему Третьим отделением А.Н. Мордвинову (это письмо до нас не дошло) и получает его ответ, датированный 21 октября:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
На письмо ваше спешу вас, милостивый государь, уведомить, что я представил г. генерал-адъютанту Бенкендорфу полученные мною от вас образцы вашего журнала, и, сколько известно мне, его высокопревосходительство располагал представить оные государю императору по возвращении своем из Ревельской губернии.
До воспоследования же высочайшего по сему предмету разрешения не полагаю я благонадежным для вас приступить к каким-либо распоряжениям.
С совершенным почтением и преданностию имею честь быть,
милостивый государь,
Ваш покорнейший слуга
А. Мордвинов» (1).

Подобный ответ обескураживал Пушкина. Разрешение на издание газеты, данное императором, о которой он неоднократно говорил и писал друзьям и сведения о которой даже проникли в печать, оказывалось на деле фикцией. Как извещал поэта Мордвинов, пробные номера газеты были положены Бенкендорфом под сукно - вплоть до возвращения «его высокопревосходительства» в Петербург, а следовательно, и получение разрешения откладывалось на неопределенное время - до приезда шефа жандармов из Ревельской губернии, где было его имение. Ни приступать к организации издания, ни объявлять подписку на газету было нельзя.

Между тем 22 октября «Дамский журнал» извещал читателей: «В 1833 году в С.-Петербурге А.С. Пушкин будет издавать ежедневную газету политическую и литературную».
14 ноября С.А. Соболевский пишет С.П. Шевыреву из Милана в Москву: «Тысяча приветствий Пушкину. Надеюсь на его газету. Пушкин столь же умен, сколь практичен; он практик и большой практик; даже всегда писал то, что от него просило время и обстоятельства; газета его будет и Русска, и бонтонна, будет завлекать к чтению. Желаю знать, кто у него будет главный редактор; ибо сия машина есть главная у таковых мануфактурщиков, каков Пушкин; впрочем, ему нужна именно машина, а не гений, подобный С.П. Шевыреву: как занесет, так растеряешься!!!» (2)
16 ноября переводчик В.Д Комовский извещает брата поэта А.М. Языкова: «…В должность поверенного облечен Наркиз Отрешков. Для пушкинского издания вербует он всех и каждого, заводит типографию и в то же время фабрику для немедленного перевода и издавания лучших иностранных книг. Получил и я вызов сделаться фабричным на заводе Отрешкова» (3).
Как указывается  в «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина», в первой половине ноября происходит «вероятная встреча Пушкина с А.Х Бенкендорфом, не зафиксированная никакими документами, (курсив мой - А.К.) по поводу издания газеты «Дневник»… Бенкендорф, наверное, сообщил Пушкину мнение Государя на этот счет; видимо, после этой встречи Пушкин газету решает не издавать, во всяком случае в 1833 г.» (4).
Думается, если предполагаемая встреча состоялась, на решение Пушкина не повлияло мнение императора. Будь оно отрицательным, об этом было бы известно в Третьем отделении. Между тем 1 декабря, т. е. две-три недели спустя после предполагаемой встречи поэта с Бенкендорфом, чиновник Третьего отделения Б.А. Враский, - знакомый В.Ф. Одоевского, Жуковского, Пушкина, Гоголя и сам не чуждый литературы, сообщит Погодину: «Пушкин будет издавать журнал «Дневник»; наконец, кажется, это дело наладилось» (5)
__________________________
ВЫСОЧАЙШЕЕ  РАЗРЕШЕНИЕ  ИЛИ  ФИКЦИЯ?

1 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 16 т. - М.,Л., АН СССР, 1996 - Т. 15, С. 35
2 Русский архив - 1909 - кн. 7 - С. 508.
3 Исторический вестник - 1883 - № 12 - С. 535.
4 Летопись жизни и творчества Александра Пушкина - Т. 3 - М., 1999 - С. 519.
5 Лит. наследство, Т. 16-18, С. 704

                «ГАЗЕТЫ  ОН  НЕ  БУДЕТ  ИЗДАВАТЬ»

В первой половине ноября, после возвращения Бенкендорфа в Петербург и ознакомления императора с образцами газеты «Дневник», Пушкин наконец-то получил разрешение издавать ее. Однако оно пришло слишком поздно - времени на подготовку издания оставалось слишком мало. Скрепя сердце поэт принимает решение отказаться от выпуска газеты в будущем году.
Первым об отказе Пушкина издавать газету узнают, как это ни удивительно, не друзья поэта, а его будущие конкуренты.
16 ноября Греч сообщает Булгарину новое известие о пушкинской газете, начиная его той же фразой, как и месяц назад: «Все обстоит благополучно» - и передает далее отрадную обоим приятелям и компаньонам-соиздателям «Северной пчелы» весть: - «Пушкин образумился и ни журнала, ни газеты издавать не будет» (1).
 Пушкин, видимо, не сразу решился сообщить друзьям об отказе издавать газету, на которую многие возлагали большие надежды.
Только через восемь дней после Греча - 24 ноября П.А.Вяземский напишет А.И. Тургеневу о Пушкине: «Журнал его решительно не состоится, по крайней мере на будущий год. Жаль. Литературная канальская шайка грече-булгаринская останется в прежней силе» (2).
 30 ноября Н.В. Гоголь известит И.И. Дмитриева: «Газеты он не будет издавать - и лучше! В нынешнее время приняться за опозоренное ремесло журналиста не слишком лестно и для неизвестного человека; но гению заняться этим - значит помрачить чистоту и непорочность души своей и сделаться обыкновенным человеком» (3).
Наконец, и сам Пушкин 2 декабря сообщит  П.В. Нащокину: «Мой журнал остановился, потому что долго не приходило разрешение. Нынешний год он издаваться не будет. - и, утешая самого себя, добавит: - Я и рад. К будущему успею осмотреться и приготовиться» (4).
Еще позднее - 8 декабря - П.А.Плетнев напишет В.А. Жуковскому: «Издание газеты, о которой так хлопотал Пушкин еще при вас, едва ли приведется в исполнение, хотя ему и дано на это право» (5).
11 декабря Жуковского известит Вяземский: «Пушкин собирался было издавать газету, все шло горячо, и было позволение на то; но журнал нам, как клад, не дается. Он поостыл, позволение как-то попризапуталось или поограничилось, и мы опять без журнала» (6).
Чем же вызвана осведомленность Греча? Откуда раньше соратников и единомышленников Пушкина столь важную новость смог узнать его возможный конкурент? 

Вывод напрашивается сам собой. Дело явно не обошлось без нашего героя - он ведет двойную игру.
Отрешков участвует в подготовке издания. Однако в те самые дни, когда решалась судьба пушкинской газеты, ее пробный номер Наркиз Иванович демонстрирует... будущему конкуренту - Гречу. 
Как ни удивительно, но об этом мы узнаем из воспоминаний самого Отрешкова: «Когда составлен был помянутый примерный нумер «Дневника», и слухи распространились по городу об издании его в большом размере, Пушкин сказал мне, что он узнал, что Н.И. Греч готовится встретить новую газету сильными нападками».
Далее Отрешков приводит свой ответ Пушкину:
« - Тот же день... заехал я к Н.И. Гречу и показал ему примерный нумер нашей газеты. Он, конечно, знал уже подробности об ее издании, но все остальное, вам сказанное, совершенно несправедливо... Он искренно желает вам успеха как знаменитому нашему писателю» (7).   
Слова воспоминателя очень похожи на попытку оправдания. Вероятно, кто-то из знакомых Пушкина, посетивший в тот день Греча (возможно, это был Плетнев), застал у него будущего соиздателя «Дневника», демонстрирующего пробный номер своей газеты конкуренту - издателю «Северной пчелы». Этого кого-то Отрешков опасается и 25 лет спустя после описываемых событий, когда рассказывает о них в своей так и не увидевшей свет брошюре. Даже через четверть века он пытается как-то объяснить и оправдать свой поступок.
Между тем мы уже убедились в том, что Греч был настроен далеко не столь благодушно к будущему конкуренту, как это старается представить воспоминатель.
Если Пушкин отказался от предложенного Гречем отступного, то тот наверняка посулил солидную сумму Отрешкову, чтобы последний сообщал сведения о подготовке нового издания и всячески старался бы помешать его возникновению. Вполне возможно, решение отложить выпуск газеты было принято поэтом не без совета компаньона по изданию, убедившего повременить год и лучше подготовиться.
         В скором времени Пушкину станет ясной истинная роль Отрешкова в организации издания газеты. Он назовет расторопного господина «двуличным» и решительно откажется иметь с ним дело.
___________________________
«ГАЗЕТЫ  ОН  НЕ  БУДЕТ  ИЗДАВАТЬ»

1 Пушкин и его современники. Вып. V, - С. 64.
2 Русский архив - 1884 - кн. 2 - С. 422.
3 Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. В 10 т. - М., 1952 - С.247.
4 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 10 т. -Т. Х, - С. 423.
5 Плетнев П.А. Cочинения  и переписка -Т. III - СПб. 1885 - С. 520
6 Русский архив.- 1900 - № 3 - С.365.
7 Исторический вестник - 1886 - № 2 - С. 390.

                НОВОЯВЛЕННЫЙ  ЖУРНАЛИСТ

Однако от мысли издавать журнал отказывается Пушкин, но отнюдь не Отрешков. Твердо решив сделаться журналистом, он еще в то время, когда решался вопрос об организации издания газеты «Дневник», начинает печататься в «Северной пчеле», с которой предстояло конкурировать, а со следующего, 1833 года становится постоянным автором газеты Греча и Булгарина (1).
Более того, первая из напечатанных в «Северной пчеле» статей, имеющая нескладное  название «Некоторые возражения критикам на счет изменений Петром Великим национальности русских», в том же 1833 году выходит отдельной брошюрой. (Забегая вперед, следует сказать, что сотрудничество Отрешкова в «Северной пчеле» продлится 25 лет и завершится только тогда, когда после смерти Булгарина Греч откажется от ее издания и газета перейдет к другим людям). Отдельными изданиями выходят также написанные им брошюры специфического характера: «Руководство к вывождению пятен из всякого рода  материй» и «Руководство к приготовлению разных сортов клея».
 Однако Отрешков в начале 1833 года становится не только постоянным автором «Северной пчелы». Тогда же он добивается разрешения выпускать собственное периодическое издание с замысловатым названием: «Журнал общеполезных сведений, или Библиотека по части сельского хозяйства, промышленности и наук, к ним относящихся».
Заручившись поддержкой Вольного экономического общества, он издает журнал в течение двух лет, проявив себя при этом способным журналистом (уже к сентябрю первого года его издание достигает весьма значительного по тем временам тиража - 4 тысячи экземпляров). Если в первый год журнал представляет собой регулярно выходящий сборник случайных статей прикладного характера, то во второй год там появляются рубрики, диапазон публикаций расширился - большей частью статьи посвящены точным, естественным наукам. Следует отметить любопытное обстоятельство: журнал печатается в типографии Греча.
 Почти все публикуемые материалы анонимны. Исключение составляет статья В.Ф. Одоевского «Краткое понятие о химии, необходимое для свечных мастеров» (2) - едва ли не первая популяризаторская публикация замечательного писателя.
Обращает внимание также подписанная статья самого Отрешкова «О веществах, удобно заменяющих для народа ныне существующий недостаток хлеба» (3) вызванная тогдашним неурожаем и голодом. Нельзя не удивляться цинизму автора, проявившемуся даже в заглавии: в период постигших Россию бедствий он рекомендует помещикам удобно заменить картофелем, бардой, дубовыми желудями и даже соломой хлеб в пище крестьян   - изготовителей и поставщиков этого главного отечественного продукта, сам отнюдь не отказываясь от его употребления.
Эта пространная статья получила широкое распространение. Помимо «Журнала общеполезных сведений» в декабре 1833 года она была напечатана в «Северной пчеле» (в специальных приложениях к №№ 276, 277, 278), а также в «Санкт-Петербургских ведомостях». На это обратила внимание С.Л. Абрамович в своей книге «Пушкин в 1833 году», видимо полагая, что при подобной распространенности Александр Сергеевич  должен был заметить статью (4). Вполне допуская такую возможность, следует однако отметить, что сведений об этом нет. 
 Вскоре после того, как Отрешков печатно призывал отучать народ от хлеба, Пушкин, упомянув о предстоящих балах по случаю совершеннолетия наследника, с грустью напишет в дневнике 17 марта 1843 года: «Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?» (5)
 В библиотеке Пушкина сохранился билет на получения «Журнала общеполезных сведений», подписанный Отрешковым, и комплект журнала на 1835 год. Однако следует отметить, что страницы номеров остались не разрезаны, следовательно, журнал не читался поэтом.
Знакомство Отрешкова с Гречем продлится многие годы. Написанные им опусы будут публиковаться на страницах издаваемых последним «Сына Отечества» и «Северной пчелы», печататься в виде книг и брошюр - опять же в типографии Греча. А более двух десятилетий спустя - в самом конце 1854 года - Отрешков не только примет участие в его помпезном юбилее, но и блеснет красноречием, провозглашая тост в честь юбиляра.
«Журнал общеполезных сведений» Отрешков издает в 1833–1834 годах, а затем, несмотря на видимый успех издания, решает отказаться от него и продает его литератору А.П. Башуцкому. О причинах подобного поступка мы расскажем ниже.

НОВОЯВЛЕННЫЙ  ЖУРНАЛИСТ
1 В том же году на  страницах «Северной пчелы» появляются следующие публикации Отрешкова: «Некоторые возражения критикам на счет изменений Петром Великим национальности русских» (в двух номерах), «О новой книжке по философии», «О добывании железа в России и об отпуске оного за границу» (в двух номерах), «Что будет чрез пятьсот лет» (попытка политико-экономического прогнозирования), «О духовенстве в Англии», а также статьи, переведенные с французского.
2 Журнал общеполезных сведений - 1833 - № 3.
3 Там же - ,1833 - № 23.
4 Абрамович С.Л. Пушкин в 1833 году - М., 1994 - С. 521.
5 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 10 т. Т. VIII, С. 40.


                У  ИСТОКОВ  «ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКОГО  ЛЕКСИКОНА»

В письме Пушкина жене, написанном 8 октября 1833 года, есть загадочные строки: «Какова Краевская? недаром Отрежков за ней волочился. Не думал я попасть в ее мемории и таким образом достигнуть бессмертия. Кланяйся ей от меня, если ее увидишь» (1).
«Отрежков» - так на сей раз называет Пушкин  Наркиза Отрешкова. Но кто же такая Краевская? Какие ее «мемории», в которые он «попал», имел в виду поэт? Ответы на эти вопросы до сих пор не найдены.

Дальнейшие встречи Пушкина с Отрешковым были немногочисленны и случайны. Одна из них произошла в марте 1834 года в доме Греча на учредительном собрании литераторов, посвященном организации издания «Энциклопедического лексикона». Так назывался первый русский энциклопедический словарь, который решили выпускать  ученые и писатели, а издавать - петербургский книгоиздатель Адольф Плюшар. Проект первой русской энциклопедии, призванной объединить лучшие научные и литературные силы России, живо заинтересовал Пушкина - он считал подобное издание полезным и необходимым.
В середине марта 1834 года многие писатели и ученые Петербурга получили подписанное Николаем Гречем печатное приглашение: «Нижеподписавшийся покорнейше просит почтить его благосклонным посещением в пятницу, сего 16 марта, в восемь часов вечера, для принятия участия в предварительном суждении об одном важном литературном предприятии» (2).
Получив  приглашение, В.Ф. Одоевский обратился к П.А. Вяземскому с вопросом, не получил ли тот подобное послание и не знает ли, на какое «предприятие» их зовут.  Вяземский ответил: «Я не имел чести, или имел честь, не знаю, как сказать, не быть приглашенным на нынешнее литературное собрание, и потому ничего не могу сказать Вам, любезнейший князь, на ваш вопрос. Но я слышал от Пушкина, что он зван и, кажется, едет, следовательно, можете снестись с ним. Во всяком случае, если поедете, советую Вам заблаговременно принести душу на покаяние и привести дела свои в порядок. Простите. Да будет с вами крестная сила» (3).
 Пушкин действительно получил от Греча приглашение посетить совещание будущих сотрудников словаря и собирался ехать. Правда, поэта несколько останавливало то, что собрание состоится на квартире Греча, где неминуемо должны были произойти встречи с литературными противниками и прежде всего - с Булгариным. «Едете ли вы на совещание к Гречу? Если да, то отправимся вместе, - писал Пушкин Одоевскому и добавлял шутливо, - одному страшно ехать: пожалуй, побьют» (4). 
Одоевский оказался не в курсе предстоящего собрания, и поэт так же шутливо писал ему вновь: «Дело идет о Конверсационе Лексиконе: я это пронюхал. Соглашаюсь с Вашим Сиятельством, что нынешний вечер имеет свою гадкую и любопытную сторону. Я буду у Греча, ибо на это получил разрешение от Плетнева, который есть воплощенная совесть. Поедем; что за беда? Ведь это есть мирская сходка всей республики. А в воровскую шайку не вступим» (5). 
В собрании приняли участие не только многие литераторы, но и ученые - астрономы, математики, физики. Главным редактором на общем собрании был избран Греч, имевший вес не только в литературном, но и ученом мире - еще в 1827 году он стал корреспондентом (членом-корреспондентом) Академии Наук.
17 марта Пушкин записывает в дневник: «Вчера было совещание литературное у Греча об издании русского Conversation’s Lexikon. Нас было человек со сто, большею частию неизвестных мне русских великих людей... Я подсмотрел много шарлатанства и очень мало толку. Предприятие в миллион, а выгоды не вижу. Не говорю уже о чести. Охота лезть в омут, где полощутся Булгарин, Полевой и Свиньин. Гаевский* подписался, но с условием. Князь Одоевский и я последовали его примеру» (6).   
Пушкин согласился участвовать в создании словаря, но оговорил условие:
«Согласен участвовать, если имя мое не будет упомянуто и если все условия редакции будут мне известны и сообразны с моими предположениями.
А. Пушкин» (7).
Однако собрание у Греча принесло Пушкину и отрадные встречи с интересными ему людьми. Прежде всего это был Александр Иванович Галич - профессор Петербургского университета, философ и эстетик (один из его печатных трудов был удостоен Демидовской премии Академии наук), а в годы юности поэта - преподаватель российской словесности и латинского языка в Царскосельском лицее.
«Тут я встретил доброго Галича и очень ему обрадовался. Он был некогда моим профессором и ободрял меня на поприще, мною избранном. Он заставил меня написать для экзамена 1814 года мои «Воспоминания в Царском Селе» (8).   
Другая интересная для Пушкина встреча на собрании у Греча была с историком Николаем Герасимовичем Устряловым, в ту пору адъюнкт-профессором истории Петер-бургского университета, впоследствии академиком - ему поручит Николай I после смерти Пушкина написать историю Петра Великого. «Устрялов сказывал мне, что издает процесс Никонов. Важная вещь!» (9) - отмечает Александр Сергеевич в дневнике. Забегая вперед, следует сказать: намерение Устрялова не осуществится, и материалы судебного процесса над патриархом Никоном изданы им так и не будут.
___________________
* Пушкин имел в виду Семена Федоровича Гаевского (1772-1862) - доктора медицины и хирургии, почетного лейб-медика.

Вот как описывает совещание у Греча 16 марта в своем дневнике другой его участник - А.В. Никитенко: «Сегодня было большое собрание литераторов у Греча. Здесь находилось, я думаю, человек семьдесят. Предмет заседания - издание энциклопедии на русском языке… В нем приглашены участвовать все сколько-нибудь известные ученые и литераторы. Греч открыл заседание маленькою речью о пользе этого труда и прочел программу энциклопедии, которая должна состоять из 24 томов и вмещать в себя, помимо общих ученых предметов, статьи, касающиеся по России. Засим каждый подписывал свое имя на приготовленном листе под наименованием той науки, по которой намерен представить свои труды» (10).
2 апреля Пушкин вновь пишет в дневнике об «Энциклопедическом лексиконе»: «Кн[язь] Одоевский, доктор Гаевский, Зайцевский и я выключены из числа издателей Conversation’s Lexikon. Прочие были обижены нашей оговоркою; но честный человек, говорит Одоевский, может быть однажды обманут, но в другой раз обманут только дурак. Этот лексикон будет нечто иное, как «Северная пчела» и «Библиотека для чтения» в новом порядке и объеме» (11).
7 мая А.В. Никитенко отмечает в своем дневнике: «Сегодня было собрание энциклопедистов у Греча. Я избран редактором по части словесности. Все довольно согласны в цели и в мерах. Один Отрешков постоянно требовал пояснений» (12).
Интересно отметить, что из большого числа собравшихся писателей и ученых Никитенко отметил одного лишь Отрешкова, который выделялся своим поведением и гонором. Наркиз Иванович также пожелал участвовать в создании словаря и даже был избран одним из его редакторов, однако недолго пробыл в этой должности - пять месяцев спустя он печатно отказался от нее.
 «В «Северной пчеле» и в особом объявлении извещено было об издании Энциклопедического Лексикона, с поименованием особ, принявших на себя редакцию или участие трудами в составлении того Лексикона, - напечатано в этой газете 3 октября. - В числе прочих лиц был избран редактором по части технологии и политической экономии Н.И. Атрешков., г-н Атрешков уведомил нас, что при всем желании содействовать столь патриотическому и истинно полезному предприятию, не может он исполнять возлагаемых на него упомянутою редакциею обязанностей, вменяя себе впрочем в непременный долг содействовать по возможности трудами своими к выполнению предпринятого издания.
Таковой отзыв г-на Атрешкова считаем должным довести сим до сведения особ, принимающих участие в издании Энциклопедического Лексикона» (13).

           «ПРОЕКТ  ЧИНОВНИКА  АТРЕШКОВА ОСТАВИТЬ… БЕЗ ДЕЙСТВИЯ»

Какие же служебные обязанности Отрешкова заняли полностью не только положенные регламентом присутственные часы, но и все свободное время, заставив его отказаться от участия в создании «Энциклопедического лексикона», на которое он ранее согласился? Ответ на этот вопрос мы находим в недавно изданной монографии В.В. Морозана «История сберегательных касс в императорской России».
Как выясняется, шесть дней спустя после публикации в «Северной пчеле» извещения об отказе Отрешкова участвовать в издании «Энциклопедического лексикона», 9 октября 1834 года наш герой представляет в министерство внутренних дел, где тогда служил чиновником для особых поручений, проект организации губернских сберегательных бан-ков.
«…Атрешков не только составил емкий и хорошо продуманный пакет документов, но и учел множество деталей для успешной реализации своего замысла. Разрабатывая свой проект, Н.И. Атрешков обратился к многообразному опыту Германии, Франции, Англии и других стран по организации кредитных заведений. Ему удалось добыть и использовать многочисленные сведения по сберегательному делу на европейском континенте… Несомненно, проект Н .И. Атрешкова был вполне жизнеспособным и при определенной доработке мог бы стать базовым документом по созданию совершенно новой для России кредитной сети. Однако… проект Атрешкова не нашел поддержки Совета министра внутренних дел и был отправлен в архив со следующей резолюцией: «Совет полагает упомянутый проект чиновника Атрешкова оставить ныне без действия и иметь в виду на случай, если бы, по отзывам начальников губерний, представились общие по министерству соображения об учреждении в России сберегательных банков». Примечательно, что в дальнейшем при рассмотрении других схожих предложений руководство м[инистерства] в[нутренни д[ел] так и не вернулось к проекту Атрешкова, бросив его пылиться в архиве» (1).
К сожалению, достаточно скромное служебное положение Отрешкова не позволило ему привлечь к своему проекту внимание высших лиц империи, что удалось позднее таким сановникам, как директор департамента государственного казначейства граф А.Г. Кушелев-Безбородко (покровительствовавший нашему герою в начале его карьеры) и управляющий V отделением собственной его императорского величества канцелярии, он же министр государственных имуществ  П.А. Киселев, также удостоившийся в скором времени графского титула (2).
Два года спустя подобная судьба постигла и новый проект Отрешкова - о создании в России крестьянских заемных касс - он также был отвергнут тем же V отделением, куда перешел на службу в середине 1836 года. Однако это не помешало через три года Киселеву использовать идеи Отрешкова в докладной записке на имя Николая I, которая имела успех - год спустя в России были открыты первые сберегательные кассы (3). Впрочем, труд Отрешкова, вероятно, был вознагражден - незадолго до подачи Киселевым докладной записки императору Наркиз Иванович получил престижный орден святого Владимира «за труды по V отделению е.и.в. канцелярии» (4).


Морозан В.В. История сберегательных касс в императорской России. - М.


                НЕУДАВШИЙСЯ ЭНЦИКЛОПЕДИСТ 

Вновь обратимся к публикации в «Северной пчеле» 3 октября 1834 года, извещавшей об отказе Отрешкова участвовать в создании «Энциклопедического лексикона». Прямо под этой заметкой в рубрике «Новости заграничные» помещено сообщение из Парижа о том,  что бывший врач Наполеона Антомархи «писал маршалу Жерару, что он готов содействовать к перевезению праха Наполеона с острова Св. Елены во Францию».
На память вновь приходят пушкинские слова «Бывают странные сближения». Ровно шесть лет спустя, день в день, 15 октября (по новому стилю) 1840 года гроб с прахом Наполеона, извлеченный из земли, будет доставлен на борт фрегата «Бель-Пуль», прибывшему во главе французской эскадры, и великий полководец и император, нашедший уже, казалось бы, вечное успокоение на пустынном отдаленном острове, затерявшемся в просторах Атлантического океана, начнет новый путь, дабы быть заново погребенным в Парижском Пантеоне - Доме инвалидов.
Этому событию будет посвящена картина французского живописца Жана Антуана Теодора  Гюдена, которую тот преподнесет русскому императору Николаю I. В честь художника даст торжественный обед Фаддей Булгарин, провозгласив спич, где будут слова: «все гениальные иностранцы находят у нас отечество», к числу коих он явно относил виновника торжества. Подобный поступок Булгарина вызовет две эпиграммы Лермонтова «Россию продает Фадей» (обо всем этом будет подробно рассказано позднее).

Отклонившись от участия в «Энциклопедическом лексиконе», Отрешков отказывается и от дальнейшего издания «Журнала общеполезных сведений», продав его А.П. Башуцкому. Однако он вовсе не отказывался от создания энциклопедии, Новый грандиозный проект овладевает умом нашего героя. Он носит название «Всеобщая энциклопедия, или Систематическое собрание наук» в 40 томах, «по всем отраслям наук», которое «могло бы стать весьма полезным для юношества»
18 января 1835 года Отрешков пишет прошение на имя председателя Петербургского учебного округа князя М.А. Дондукова-Корсакова о разрешении приступить к изданию. Как указывается в прошении далее, к участию в издании он намерен привлечь «многих особ, известных познаниями в избранных ими науках», не указывая при этом конкретно ни одного имени.
Рассмотрев прошение, министр народного просвещения С.С. Уваров 15 февраля ответил, что «поскольку издание не имеет надлежащих обеспечений как со стороны благонадежности сотрудников, которые вовсе не поименованы, так и в отношении к капиталу, потребному на таковое предприятие, [...] оно не представляет достаточных удостоверений ни для правительства, ни для публики».
Не удовлетворившись таким отказом, 24 февраля Отрешков обратился с новым прошением: о разрешении издавать энциклопедию «как обыкновенную выходящую в свет книгу» в 40 томах. В ответном письме С.С. Уваров пояснил, что в таковом случае «каждую отдельную книгу издатель обязан будет по общим цензурным правилам представлять на рассмотрение цензуры. Получения же предварительного разрешения на издание не требуется».
Грандиозный проект 40-томной энциклопедии для юношества, задуманный «философом без логики» (так через несколько лет назовет его Ф.В. Булгарин), остался неосуществленным (14).   

Хотя Пушкин и Одоевский были исключены из числа участников первой русской энциклопедии, они продолжали интересоваться ее изданием. Так, поэт в письме от 6 июня 1834 года предложил историку Д.Н. Бантыш-Каменскому, приславшему ему материалы для «Истории Пугачева», сотрудничать в «Энциклопедическом лексиконе», и вызвался быть посредником между ним, жившим тогда в Москве, и издателем словаря А.А. Плюшаром.
Пушкин был в числе подписчиков «Энциклопедического лексикона», который начал выходить в 1835 году, и успел получить первые четыре тома, сохранившиеся в его библиотеке. До последнего времени поэт продолжал интересоваться изданием первой русской энциклопедии. Если верить журналисту В.П. Бурнашеву, незадолго до гибели - 4 декабря 1836 года Пушкин заезжал к Гречу, увидев ярко освещенными окна его квартиры и полагая, что там происходит заседание редакции «Энциклопедического лексикона». Однако поэт ошибся - вместо ученого собрания он попал на семейный праздник: отмечались именины жены и день рождения дочери Греча (15).
Что касается В.Ф. Одоевского, то, начиная с седьмого тома, вышедшего в конце 1836 года, он примет участие в словаре - станет редактором музыкального раздела и поместит ряд статей по истории и теории музыки.
Отрешкова же, как мы уже говорили, Пушкин называл «двуличным» и решительно отказывался иметь с ним дело. Но в конце 1836 года фамилия нашего героя вновь возникнет в переписке поэта.


НЕУДАВШИЙСЯ  «ЭНЦИКЛОПЕДИСТ»
1 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 10 т. Т.Х. С. 451.
2 Известия ОРЯС, 1896, Т, 1, Кн. 2, С. 394.
3 Там же.
4 А.С. Пушкин.  Полн. собр. соч. В 10 т. Т.Х. С. 466.
5 Там же.
6 Пушкин. Там же, Т. VIII, С. 39.
7 Пушкин. Там же, Т. Х, С. 642.
8 Пушкин. Т. VIII, С. 39.
9 Там же.
10 Никитенко А.В. Дневник. Т. 1- М., 1955. - С. 139.
11 Пушкин. Т. VIII, С. 42.
12 Никитенко А.В. Дневник. Т. 1. - М., 1955. - С. 144.
13 Северная пчела ; 1834 ; 3 октября.
14 РГИА. Ф, 772, оп. 1, д. 1263, 18. о1-26. 04. 1835; Ф.772, оп.1, д.773, 21.01- 12.04 1835
15 Бурнашев В.П. Михаил Юрьевич Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников // Русский архив - 1872 - № 9 - Стлб. 1789-1790.