Сердечная недостаточность

Верке завидовали все. Во-первых,тонкая-звонкая, и выглядит в свои тридцать девять только-только на двадцать пять. Во-вторых, муж отличный, не пьет, а два сына учатся без проблем, ну, а в-третьих, все есть, как говорится полный комплект: и квартира в престижном районе, и машина, и гараж под боком, и дача в правильном месте - недалеко от города.
И вообще, у Верки все получалось, все, за что она бралась своими умными руками. Шла она по жизни легко, с улыбкой во весь белоснежный ряд зубов, замечу, своих зубов. Смотреть на нее было приятно: высокая, стройная, голубоглазая, веселая. А копна белокуро-рыжих волос, а походка, а умение одеться на «миллион» за сущие копейки... И правда, за что бы она не бралась, красить-белить, готовить любые сложные блюда, печь, шить - все получалось, как надо. Одним словом, руки растут оттуда, откуда надо.
И работу свою очень любила. И мальчишек-лыжников, которых тренировала в спортивной школе олимпийского резерва. И мечта у нее была - вырастить 5 олимпийских чемпионов по числу колец. Один из ее воспитанников уже стал олимпийским чемпионом, два были на подходе - попали в олимпийскую сборную, чем Вера очень гордилась. «С молодежью надо работать, с молодежью», - говорила она всем, когда ее спрашивали, как это ей удается так молодо выглядеть. И смеялась заливисто.
Вера и сама себя считала везучей, счастливой и правильной до этой весны. А что весной? А ничего. Ничего заметного. Просто Верка заметалась. Стала суетливой и задумывалась странно. И сама вдруг ощутила, что появилась в ней какая-то трещина, как червоточинка в красивом спелом яблоке. Никто не видит, она глубоко, внутри, а Верка чувствует: разъедает что-то. Не дает быть уверенной в себе, а главное - спокойной.
Ремонт сделала в квартире, сама выбирала стройматериалы, сама делала, муж помогал только обои клеить, а потом сказал: «Зачем? У нас и до этого квартира была чистой и красивой. Можно и не делать». И Вера подумала: «А и вправду, зачем?» Убрала, вымыла все до блеска. В каждом ящичке навела порядок. А еще, когда муж вдруг сказал, - «Зачем нужно каждый год столько картошки сажать, много нам, не съедим ведь!» - закричала на него, настояла, что этой весной надо посадить всего больше, чем обычно. И картошки побольше. Муж замолчал, только удивленно посмотрел: обычно она никогда не кричала.
Работала тоже с каким-то остервенением. Буквально загоняла и себя, и мальчишек. Вот и с этими путевками для них - просто вырвала из глотки. Так спорила, так доказывала всем, что именно ее группе положено ехать на сборы к морю, что было даже совестно перед другими тренерами. Директор спортивной школы потом ее вызвал в свой кабинет. «Что с тобой, Вера? Не узнаю тебя. Ты, как с цепи сорвалась. Ну, поехала бы твоя группа на местную турбазу, даже лучше, до дома недалеко, могла сыновей с собой взять, опять же и к мужу смотаться сподручней, до города близко, да и дача, огород». Верка молчала, стояла на своем: «Поеду - и все!» Будто ее судьба решалась. Будто какое-то кольцо разогнула, сжимающее шею.
А когда принесла эту весть в группу, когда объявила всем, мальчишки в это время отжимались уже раз 50-й, когда они радостно заорали, запрыгали, засвистели и, взяв ее на руки, вытащили в раздевалку, что-то внутри опять похолодело, задергалось. И Верка с безразличием, ей несвойственным, подумала, - «Зачем? Зачем еду?» Она даже испугалась, но отогнала эти мысли, подумав: «Надо отдохнуть, устала, наверное...»
Собралась быстро. В последний вечер перед отъездом кинула в сумку два платья, новый адидасовский спортивный костюм и купальник. А потом попробовала по новому заколоть волосы. «Ой, мам!- изумился младший, Пашка, - ты прям, как Катрин Денев!» «Кто?» - удивилась Вера. «Французская кинозвезда и самая красивая женщина во всей Франции», - пояснил старший. Муж оторвал взгляд от телевизора - там передавали футбольный матч, и пристально посмотрел на жену. «Известная актриса, да ты ее видела». «Не помню». «Да вон в газете ее фото, смотри!» Она взяла газету, развернула: на нее высокомерно, с холодной полуулыбкой смотрел ее двойник, правда в несколько усложненном варианте. «Какая холеная,- подумала Верка, - А волосы теперь так и буду закалывать».
В лагере устроились хорошо. Ребят разместили в одном корпусе и на одном этаже. Получив расписание тренировок и талоны на питание, Вера, довольная тем, что все так быстро и без обычных нервотрепок получилось, решила искупаться. Плавать она умела и любила. Прибежав в свой номер и быстренько сбросив тренировочные брюки, она надела купальник, набросила сверху выданный халат и почти бегом спустилась к морю. Как же она его любила. Она становилась другой рядом с ним. Могла часами бродить по берегу или просто сидеть и думать, думать без конца. Вот и теперь, увидев эту роскошную гладь с белыми барашками, сердце заколотилось в детском нетерпении - скорей, скорей в воду, поздороваться! И тут...
Он стоял спиной к ней, разговаривая с двумя незнакомыми женщинами. Его голос, хорошо поставленный баритон, красиво раскатывался вдоль берега. Тело у Верки почему-то загорелось, будто ее опустили в бокал с шампанским и множество пузырьков, приподнимая, вытолкнули в море. Скоро она поняла, что если будет так плыть, то выдохнется и утонет.
Когда она вышла на берег, он стоял и ждал.
- Вот мы и встретились, - произнес он. И Верка, обычно острая на язык в таких случаях, промолчала, будто онемели губы.
Остальное было, как во сне. Было море, бесконечные солнечные дни сменяли друг друга, а по вечерам танцы, где руки искали руки и казалось, что если немедленно не прикоснуться к губам, то можно умереть. Мальчишки были почти брошены, но занимались старательно и даже сами проводили тренировки. А когда солнце падало в море, и берег становился чернильным, приходила ночная жадность, и казалось, что не хватит времени выпить эту ночь до дна. Верка была в какой-то горячке, и не понимала, что с ней происходит, но ей казалось, что до этого она тяжело болела. И вот, наконец, болезнь ушла. А она, молодая, сильная, счастливая начинает жить с белого листа. Будто не было этих двадцати лет, не было смирного, на все соглашающегося мужа, сыновей, квартиры, любимой работы, а есть только море, солнце и он. И еще одуряющая жажда быть с ним, как угодно, где угодно, но только с ним. Правда, по утрам, в горячечном сне, вдруг приходили сыновья, печально смотрели на нее, и она еще долго помнила их укоризненные взгляды.
После недели пребывания, ее вызвал старший тренер. На разговор. Он осторожно спросил, как долго она работает в системе школ олимпийского резерва. Верка, вспыхнув, подняла голову, и старший тренер невольно дернул головой, и больше ни о чем не спрашивал. Ребята молчали. И это неловкое молчание ложилось тяжестью на плечи. И казалось, их невозможно расправить.
Три недели пролетели быстро. В последний вечер Верке было наплевать, как и кто о ней подумает, и что о ней будут говорить. Она только спрашивала каждые две минуты: «Ты приедешь?», и глаза наркотически блестели в темноте.
Уже в самолете она точно знала, что сделает, когда вернется. Она так больше жить не будет. Она будет ждать. Начнет свою жизнь сначала. И будет в той жизни любовь через край, по горлышко. Ведь она понимает теперь, что значит узнавать шаги и трепетать от родного голоса. Она знает, что значит родной запах, и сумасшедшая близость, как будто падаешь в глубокий колодец, а потом будто летишь к небу. И что можно сделать после такой ночи. Ничего не страшно, когда он рядом, когда чувствуешь себя маленькой девочкой, защищенной со всех сторон, когда нужны не только твои лошадиные силы, а твои слезы и тревоги, твои заботы, морщины и улыбки, когда не страшно стареть. Верка точно знала: он приедет через неделю. Он обещал. Ровно через неделю. И ни днем позже. Вот только уладит дела, уволится с прежней работы и приедет, а что будет потом - ей было точно известно: новая счастливая жизнь.
Дома ее встретили радостно. Мальчишки засыпали вопросами, смеялись, говорили, что она здорово загорела и стала какой-то другой. Еще лучше. Они постарались на славу: убрали квартиру, приготовили ужин. Муж молчал, как обычно, но было видно, что и он нетерпеливо ждал Веру. Ей стало больно и нестерпимо стыдно за свои планы.
Жизнь текла по-прежнему размеренно. Кончилось лето. Верка сушила, консервировала, закатывала банки. И все отрешенно, безучастно, будто со стороны, как чужая. Ей казалось, что внутри у нее сломалась какая-то штука, разбилась вдребезги, и осколки больно режут там, в груди. Но постепенно боль прошла, только иногда что-то давило и хотелось плакать.
В конце ноября, когда снег выпал уже навсегда, она, как обычно нагрузившись продуктами, шагала к остановке. Посмотрев на номер проезжавшего мимо троллейбуса, Верка подумала: «Не успею». До остановки было метров 100. И тут она увидела его. Сердце вздрогнуло, подпрыгнуло и покатилось вниз. Верка бросила сумки с продуктами и побежала, что было сил. Расталкивая людей, не обращая внимания на окрики и обидные замечания, она проталкивалась в середину троллейбуса, туда, где мелькнуло родное лицо.
Когда она, продравшись через весь салон, но так и не найдя его, поняла, что обозналась, какая-то тетка больно толкнула Веру в грудь. Ей показалась, что внутри что-то разлилось, горячее, обжигающее. А потом на этом месте образовалась ледышка, большая и толстая, как эта тетка. Верку бросило в дрожь.
Дома она так и не смогла отогреться. Но в ванной кисло замоченное с вечера белье. И на завтра не было обеда. Перестирав и аккуратно развесив простыни, она сварила борщ, накрутила котлеты и даже завела тесто на блинчики к завтраку.
Уже под утро он пришел к ней. В спальню. И не обращая внимания на спящего мужа, лег рядом.
- Ты с ума сошел? - спросила Верка шепотом, опасливо глядя на мужа.
- Нет, - ответил он, - Я просто тебя люблю и забираю с собой.
- Куда? - спросила она.
- Далеко-далеко, - он обнял ее так крепко, что стало трудно дышать.
- А почему ты так долго не приходил?
- Не получалось у меня, - он виновато посмотрел на нее.
Вере стало легко и радостно. Она перестала бояться, что проснется муж. Ледышка в груди растаяла, и сердце, согревшись, вдруг сделало кульбит и выскочило из груди. Верка изумленно сиотрела на него.
- Ты видишь? - прошептала она почти беззвучно.
Он кивнул головой, и Верка увидела, что и его сердце мчится вдогонку! И вот уже оба сердца, слившись в одно солнечное пятно, уплыли куда-то ввысь...
Утром около ее дома остановились сразу две «скорые». Усталый молодой врач, заглянув в зрачки и пощупав пульс, сказал: «Ночью, скорее всего во сне. Легкая смерть. Если можно, налейте крепкого чаю. Всю ночь на ногах. А впереди еще одно дежурство, друга подменяю». Лицо у него было бледным и усталым. Он, отхлебнув из чашки и положив дипломат на колени, как будто рядом не было стола, писал справку: «диагноз - сердечная недостаточность».
Косые солнечные лучи прорезали комнату. Было тихо и тепло. А за окном начиналась зима.