Разговор на кухне... Часть 2. Глава 38

Разговор на кухне про мою окололитературную кухню.
Глава 38.
Часть 2.

- Вроде как эту ветку общения с Василием, которая выросла, расцвела и отплодоносила, мне нужно убрать, и взращивать новую на дереве «Василиады». Но на это не так-то просто решиться, существует инерция движения и мышления. Если логически подойти, то я финишировал в том забеге «Знакомство. Общение. Погружение». Этот этап отношений окончен, и глупо делать вид, прикладывая усилия, что ты продолжаешь бежать на результат, к какой-то там цели. Цели не было изначально, акцент делал на процессе – главное, получить удовольствие и удовлетворение от творчества, и выяснить по ходу, каким окажется результат и уровень твоей подготовки. Выяснили. Читателей не прибавилось, народ и не заметил моего участия, и вообще не знал о проведении столь претенциозного и амбициозного одиночного забега. Значит, назовём это – эксперимент. То есть, я, конечно, могу продолжать себе бежать дальше (писать), но этап завершён и в этом я вынужден признаться. Как бы это не выглядело бегом на месте или по кругу. Прекращать? Переключаться на другую тему? Нахожусь в неопределённости и неизвестности. Такое состояние сознания перманентно для меня, и непосредственно к Василию отношения не имеет. Нужно взять паузу. Василий служит только палочкой-ковырялочкой для самокопания.
+ Я бы поняла, если бы ты «оттуда» вынырнул изменившимся, уже в другом качестве, и соответственно качество производимого тобой текста изменилось в лучшую сторону. И как побывавший «там» - в неописуемом – освободившись от рамок и стереотипов, ты бы начал новую линию повествования. Тогда бы и Василий возник в новом свете и качестве. Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты повторяешься, за это тебя и критикую. Пытаешься залить старое вино в новые меха. Если оно так, как ты говоришь, то должно что-то измениться в твоём произведении. А что, это тебе нужно самому почувствовать.
- Вот. Тогда мне нужно не столько образ Василия менять, ведь будет заметно, что это искусственно, и вряд ли получится искусно, а изменять себя, не изменив себе в главном. Изменюсь сам не на словах, а на деле, и Василий мой, созданный из слов, тоже изменится, заиграв новыми красками и смыслами. Например, не задавать ему при встрече снова те же вопросы, уже прозвучавшие, не разжёвывать ответы…
+ Естественно.
- Не пытаться объяснять один и тот же смысл по десятому разу с вариациями в формулировках.
+ Естественно. Читатель ведь не дурак, дураки тебя читать не будут, и понял тобой сказанное, а ты всё нудишь и тянешь. Текст должен вызывать интерес, в нём желательна динамика и развитие. Даже если ты идёшь не зная куда, то описываемое тобой должно восприниматься читателем как путешествие с приключениями. В противном случае чтение может вызывать скуку или раздражение, как звучание заезженной пластинки. Даже если ты бежишь по кругу, старайся всё же, чтобы это было движение по спирали. Изображаемое должно увлекать и удивлять. Те же самые любовные истории, которым по тысяче лет, могут быть поданы оригинально, иначе и писать о них не имеет смысла. Нужно быть интересным рассказчиком, а не эзотериком, бубнящим свои однообразные мантры под звуки бубна.
- Согласен, повторения, в которых нет оригинальности подачи и содержания – это не учение, а мучение.
+ Всё равно должна быть какая-то схема движения, общий план, центральная идея, без этого не будет развития и динамики, ты сам запутаешься и потеряешься.
- Знаю об этих своих трудностях. Это моя беда, как начинающего писателя, что нет идеи, сюжета и цели. Мне с трудом удаётся выстроить главу, при том, что я ничего не выстраиваю и пишу спонтанно, с потолка. А уж о целом произведении и помыслить не могу.
+ Ну, прийти в гости к Василию, чтобы снова спрашивать его про «быть»… это странно.
- Странноватенько. Я хотел ещё про возвращение к идее маятника сказать.
+ Так и эта идея не нова.
- Хорошо, не столько про идею, как о принципе действия маятника: туда-сюда. Если качнулся вглубь, то затем качнёшься наружу.
+ Охренеть, как оригинально!
- Да погоди ёрничать! Я говорю о том, что почувствовал в себе, как сработал маятник. И не потому, что ты этого хочешь – наружу или внутрь, или ты так решил, а потому так происходит, что оно так всё устроено. И сейчас маятник во мне выносит моё внимание к внешнему, к тому Василию, который сидел у окна. Разве что придумать для него параллельные миры, или отправить в путешествие по миру. Помещать его в необычные условия, создавать нестандартные ситуации – пусть из них выпутывается.
+ Ага, надрочить очередной сериал фэнтези «а ля Гарри Потер».
- Образ внутреннего мастера был хорош. Как мне кажется. Но смена центростремительной силы на центробежную изменяет направление, положение и значение персонажа и всей истории. Разворот. Вместо ныряния переходить на плавание по поверхности. Не уверен, что получится. Идея в том, чтобы перейти от эзотерики к беллетристике. Эзотерика – мой сильный конёк, который часто «несёт Остапа», а вот беллетристика – хромой и слабый, скорее смахивающий на упрямого и глупого ишака, чем коня, которого нужно, то тянуть, то толкать.
+ Повесь ему перед носом пучок сена или морковку. Знаешь, не обольщайся ты и насчёт своего Пегаса, фантазируя, что мчишься на нём по эзотерическим волнам под парусами. Создаётся впечатление, что ты и коня, и ишака запряг в одну упряжку, а телегу перегрузил поклажей. И ещё одно соображение. Или вопрос по поводу Василия. Не слишком ли быстро ты перепрыгнул от Василия-Онана к Внутреннему Мастеру, передвинув из пешки в дамки?
- Ну почему же быстро? Проделал это постепенно и последовательно, причём, повторюсь, не я это делал, а оно случилось так. Процесс затянулся на 33 главы.
+ Я просто помню, что, начав с обычного дрочуна и праздного бездельника он вдруг превратился в мистического персонажа и оказался в образе Гуру. Наонанировал называется. Только вот кто – Василий или автор?
- Позвольте! Не так уж и внезапно. Были и переходные главы. На мой взгляд вполне художественные и интересные. Хотя я предвзят.
+ Хорошо, за сколько глав осуществился переход?
- Что за подход? Трансформация образа происходила от главы к главе. Ну право. Забыла, что ли, началось с чёрного кота.
+ Точно, был кот.
- Василий был для меня объектом, а потом стал загадкой. Молодой человек превращался то в чёрного дрозда, то в богомола. Даже в паука.
+ Но твой текст не стал бестселлером «Человек-паук». Три-четыре главы послужили мостиком от внешнего к внутреннему, от объекта к Сущности. А остальные главы?
- Совсем не так. Он всегда был окутан мистическим туманом и содержал эзотерическое Знание. С ним постоянно происходили перемены, но сохранялась изначальная глубина. В этом его фишка.
+ Вот у него были наблюдения и размышления, свойственные духовному искателю. И тут «опля!» - и он уже мастер. Не слишком ли быстро?
- Нет. Вспомни, хотя бы, про окно. Окно как символ. Портал. И как Василий становится окном для меня, но не во внешний мир, а в неведомое.
+ Когда он был в одиночестве, то наблюдал в окне за происходящим в мире, или медитировал, а когда приходил к нему ты, то переключал внимание на тебя. И давал тебе обратную связь. Это понятно.
- Да, Василий улавливал моё состояние и считывал с меня информацию, но самое интересное, что он подводил меня к порталу и подталкивал, приглашая заглянуть. Ну-ка! Прыгнешь? Нет? Ладно, в следующий раз попробуешь. Получается, готовил меня к прыжку. Если он и не мастер, то точно инструктор, а в чём-то провокатор или мотиватор. Но на самом деле менялся ведь я, а не он. Менялось моё восприятие. Возможно, что он и не был примитивным обыкновенным Василием, каким мог показаться вначале. Вообще-то речь не столько о персонаже, сколько о том, кто пишет. А кто рассказчик? Другой персонаж, приходящий в гости к Василию, Жорж. Говорится от лица Жоржа, тоже духовного искателя. А кто из них мастер, а кто искатель, определяется по ходу общения. Изменение образа Василия, его формы и содержания – это изменение восприятия Жоржа. Поэтому я могу показать Василия кем угодно, насколько хватит воображения и соображения.
+ Угу.
- Это некая сновидческая реальность. Цепь видений, прозрений, которые я описываю. В этой цепи нет цели и сценария, но все эти разрозненные части соединяет в целое именно Василий – странный и многозначительный. То ли это чёрт из табакерки, то ли джин из волшебного сосуда. В сновидческом пространстве он может быть хоть Богом, хоть чёртом.
+ То есть, Василий мог изначально быть Сущностью. А ты по незнанию относился к нему в течение нескольких глав как к объекту исследования. И уже позже догадался, что всё время объектом являлся ты.
- Да, и то только потому, что я поначалу проецировал на него своё желание поиграть в литератора. Пытался сделать из него писателя и присоседиться к нему. Не получилось. Писать свойственно мне, и учиться должен я. У меня и в мыслях не было создавать из него Сущность. То, что случилось, случилось помимо моей воли и без умысла. Первоначальная идея была банальна – изобразить становление писателя. Но ситуация вышла из-под контроля (в тексте это всё отражено), а Василий вышел из уготованных ему рамок. Понимаешь?
+ Да, что тут непонятного. Это прочитывалось.
- И вот с того момента как я уловил его пластичность, гибкость на грани бесформенного, его свободу от моих предписаний и ожиданий, вот тогда мне уже самому захотелось, чтобы он проявлял себя спонтанно, как ему заблагорассудится, будучи относительно меня непредсказуемым и безусловным.
+ Понятно. С того момента произошёл разворот, и ты начал наделять его чертами и свойствами, присущими уже не искателю, а нашедшему.
- Да. Тот нашедший, который во мне, персонализировался в Василия, предпочёл его. Тут во всём перенос. Перенос с меня на него начинающего литератора, духовного искателя и перенос внутренней Сущности. Цепь переносов. И так я подошёл к краю. Заглянул. И прыгнул. Но по возвращении внутренняя пустота материализовалась в стену для творчества, в которую упираюсь. Чувствую и понимаю, что опираться нужно на пустоту, как бы это парадоксально не звучало.
+ Обнаружил, что переносить больше нечего?
- Есть ещё что. Но на кого вешать свои проекции? Образ Василия растворился в пустоте, когда я растворился в его глазах. Рисовать можно на стене, находясь «здесь» в мире. Но что и как рисовать «оттуда», из «я есть»?  Приходится заново создавать образ себя, и уже он будет создавать образы других и картину мира. Сколько чего в пустоту не бросай, она всё поглотит. И писать «там» не о чем, невозможно. Нужно развернуться обратно к миру, и вернуться в мир. «Там» язык заканчивается и возникает молчание. Но мы молчим «здесь» о том, что «там» - безмолствуем.