Семеро смелых. Герой из лагеря Буратино

Дорогие ребята!

Сейчас вы прочитаете рассказ о Боре Бубенчикове, в честь которого был назван отряд в одном из пионерских лагерей нашей Родины.

Рязанский пионер Боря Бубенчиков родился 1 июня, в День защиты детей. Боря был послушным ребёнком, любил Советскую Родину и своих родителей. Он учился на одни пятёрки, у него было отличное поведение и прилежание, в классе все ребята брали с Бори пример.
После окончания третьего класса родители приготовили сыну сюрприз на день рождения – папа получил профсоюзную путёвку в пионерский лагерь «Буратино». Боря был очень домашним ребёнком и не хотел в лагерь, хотя там было очень красиво, ведь «Буратино» располагался на живописном берегу Оки. Считая, что делают любимому сыну хороший подарок, родители всё-таки отправили Борю в пионерлагерь. Совсем недавно - 22 апреля, в день рождения Ильича – Борю Бубенчикова приняли в пионеры. Осенённый знаменем великого Ленина, Боря просто обязан был отправиться в пионерский лагерь.
Отец Бори – Ермолай Иосифович Бубенчиков работал на лесопилке имени Цюрупы. Он был добрым, хорошим, сильным, но очень слезливым человеком. Бывший беспризорник - Ермолай Иосифович - часто рассказывал сыну о том, как он с беспризорниками сидел на улицах возле котлов, в которых варили асфальт.
Его подобрал у котла с асфальтом сам Фрол Грызодубов и пристроил в знаменитую детскую коммуну имени Бонч-Бруевича (ДК БоБр). Ермолай Иосифович вырос достойным гражданином великой Страны Советов.
Папа Ермолай часто говорил Боре: «Смотри, Борька, какая у тебя прекрасная жизнь! У нас прекрасная квартира в новом прекрасном доме! Ты в прекрасной школе прекрасно учишься! Вот в прекрасный лагерь едешь – почти бесплатно! Это ж просто щастье какое-то!». И на глаза папы Ермолая наворачивались слёзы щастья и умиления. Любимым стихотворением папы Ермолая было произведение Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки», он любил цитировать его своему сыну:

Валя, Валентина, где же ты теперь?
Белая палата, крашеная дверь…

Мама Бори - Глафира Семёновна работала на фабрике деревянных игрушек имени маршала Блюхера. Очень любила сына, но во всём слушалась мужа. Отправить ребёнка в лагерь – это была идея мужа. Мама Глафира не отправила бы туда Борю, если бы решение оставалось за ней.
В день рождения сына родители провели Борю в пионерский лагерь.
Отец, провожая сына, говорил: «Эх, Борька! До чего же ты счастливый, чёрт! Едешь в свою прекрасную буратину, будешь там отдыхать целый месяц! Походы, игры, знакомства новые! Ну чё ты дуешься, дурачок? Запомни: будешь кукситься – превратишься в деревяшку!». И папа смеялся, довольный своей шутке, при этом на его глаза наворачивались слёзы.

В пионерском лагере Боря скучал по дому, ни с кем не дружил, забивался в уголок и замирал. Или уходил в рощицу и долго сидел, глядя на старинный берёзовый пень. Вожатым часто приходилось искать Борю и тащить за руку в отряд. Боря писал домой слезливые письма и просил забрать его из лагеря поскорее.
Третий отряд, в котором состоял Боря, назывался «Дубинушка». Девиз отряда был такой: «Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зелёная сама пойдёт!». В палате у Бори проживали ещё пять пионеров, в том числе Коля Гречкин, с которым Боря почти подружился к концу смены. Пионеры поначалу лошили Борю, но потом перестали, поскольку он на лошение не реагировал. Он даже никак не реагировал, когда Коля Гречкин и другие ребята по ночам мазали своего товарища зубной пастой. Борю перестали мазать, поскольку это было не интересно, да и паста вскоре закончилась.
Боря не любил зарядку, командные игры, скандирование речёвок, марши, утренние и вечерние «линейки». Он игнорировал коллектив. Боря даже не записался в лагерную библиотеку, хотя очень любил читать. По вечерам вожатые рассказывали пионерам отряда «Дубинушка» случаи из жизни пионеров-героев. Боря слушал эти рассказы без внимания и интереса. Иногда до него долетали имена героических пионеров: Зина Портнова, Марат Казей, Володя Дубинин… Эти имена были хорошо знакомы мальчику: дома он читал рассказы о пионерах-героях. Слушая вожатых, Боре становилось уютно, он начинал засыпать. Слух Бори корёжил некий Вилор Чекмак, от произнесения вожатым имени которого Бубенчиков дёргался в полудрёме. Зато потом обычно упоминали Валю Котика, чьи имя и фамилия весьма убаюкивали Борю. Он уже с трудом понимал – о чём идёт речь, и причём здесь какие-то котики. Боря не мог уразуметь, почему папину умирающую пионерку Валю-Валентину называют «котиком», и кем вообще является Валя Котик – мальчиком или девочкой? Под рассказы о пионерах-героях Боря проваливался в глубокий сон, вожатые относили его в палату и осторожно швыряли в кровать. Иногда трезвые вожатые спьяну промахивались, и тогда Боря с грохотом падал на пол. От этого Боря в ужасе просыпался и смотрел на окружающих огромными глазами, полными страдания. Окружающие дружески ржали, и ласково дразнили Борю «буратиной».
Боря часто общался со сторожем Савелием Пафнутиевичем Глыбой. Это был старый буденовец, который рубал в юности махновцев. Или наоборот: махновцы рубали будёновцев - сторож Савелий уж и сам не помнил этих подробностей. Сторож часто с упоением и в деталях рассказывал Боре истории из своей боевой юности: как он рубал врагов шашкой, а потом сжигал вражеские обрубки в паровозных топках.
Мальчик с огромным нетерпением дождался конца первой смены, но тут заболела мать, и родителям пришлось оставить сына в лагере на вторую смену. Всю вторую смену Боря ежедневно убегал в рощицу, сидел у пня и молчал. Вожатые уже знали, где искать Борю и не переживали по поводу его отсутствия. В палате он только ночевал, в столовую почти не ходил. Он похудел, у него стали плохо сгибаться суставы. Неделю Боря провёл в медсанчасти, где ему смазывали суставы вазелином – чтобы придать им подвижность. Борю кормили рыбьим жиром, от которого его тошнило.
Во время второй смены Боря перестал писать домой, ибо понял, что это бесполезно и дома его никто не ждёт. К концу второй смены мать Бори выздоровела, но заболел отец. И Борю оставили в лагере на третью смену. К концу третьей смены Боря похудел ещё больше, руки и ноги его перестали сгибаться.
По утрам вожатые относили Борю в рощицу и оставляли его там возле пня до самого вечера. В конце августа, за пару дней до закрытия лагеря за Борей внезапно приехали внезапно выздоровевшие родители. Вожатые бросились в рощицу, но Борю там не нашли. На лежавшее у пня полено, отдалённо напоминающее Борю, вожатые не обратили внимания.
Родители закатили истерику, вызвали милицию. Мальчика искали всем лагерем и местным отделением милиции, но обнаружили у пня только сандалик Бори и кусочек пионерского галстука. Полено, похожее на Борю, снова осталось без внимания. Были допрошены все дети из отряда «Дубинушка», все вожатые и взрослые работники лагеря. Никто не знал, куда подевался пионер Боря Бубенчиков. Вызвали водолазов –  они проверили дно реки, куда пионеров водили купаться. Ничего относящегося к происшествию не нашли. Следствие по делу об исчезновении пионера Бори потихоньку прикрыли за недостаточностью улик.

В сентябре лагерь закрыли на зимний период. Все разъехались, остался только сторож Савелий. Он занялся заготовкой дровишек на зиму, набрёл в рощице у пня на чудесное полено. Вечерами уже холодало, Савелий начал топить печку. Чудесное полено он аккуратно порубал на дровишки, которые затем сжёг в печке. Когда эти дровишки догорали, Савельичу почудился голосок пионера Бори, которому он в летнюю пору рассказывал о своей героической юности и который в конце августа бесследно исчез.

Родители Бори были безутешны. Они добились возобновления следствия. В осенний лагерь приехали милиционеры с собакой. Ищейка сразу же взяла след и привела людей к сторожке Савелия Пафнутиевича. Сторожку обыскали и нашли обгоревший детский череп и косточки, которые были порублены на куски. Среди золы обнаружили также закопченный пионерский значок с выцарапанными на обратной стороне буквами «ББ» - Боря Бубенчиков.
Сторож, разумеется, поначалу отпирался, но после того, как ему продемонстрировали улики – сознался в убийстве. Пытался оправдываться: мол, на него какое-то помутнение нашло, вспомнились махновцы проклятые. Он умолял его простить, называл пионера Борю своим лучшим другом. Но советский закон суров: сторожа Савелия Глыбу арестовали, проверили в психушке – оказался нормальным.
На суде над сторожем Савелием присутствовал все три смены пионерского лагерного отряда Бори и весь его класс. Савелию Глыбе присудили высшую меру наказания – расстрел. В ходе расследования выяснилось, что сторож только притворялся будёновцем, на самом деле он был матёрым махновцем, рубал во время Гражданской красных бойцов и сжигал их в топках паровозов. Борю торжественно похоронили у его любимого пня. На похоронах сына Ермолай Иосифович прочитал стихотворение «Смерть пионерки». Все рыдали. Особенно громко все рыдали, когда Ермолай Иосифович сбился и стал декламировать:

Боря-Буратино, где же ты теперь?
Чёрная могила, берёзовая пень.

В местной газете «Лесная правда» появился очерк о смелом и честном пионере Боре, который бесстрашно сразился с махновцем. Очерк попался на глаза самому товарищу Суслову, который распорядился увековечить память юного героя. Решили наградить мёртвого Борю наградой. Прикинули, что если дать Боре посмертно звание Героя – это будет много, а наградить посмертно вторым пионерским значком – это будет уж слишком мало. Решили, что в самый раз придётся медаль «За отвагу на пожаре» (посмертно). Боре Бубенчикову присвоили почётное звание «Пионер-герой».
За третьим отрядом, в котором Боря провёл три лагерных смены, навечно закрепили имя этого юного героя. Так в пионерском лагере «Буратино» появился отряд имени Бори Бубенчикова, юного пионера-героя, отдавшего жизнь в борьбе с недобитым махновским зверем.

1975 год