Счастливая. Кубанские рассказы

 Надежда неторопливо шла по узкой тропинке, протоптанной в мягкой шелковой траве. На ней была старенькая выцветшая куртка и новые блестящие резиновые сапоги. Черные волосы непослушными прядями выбивались из-под капюшона. Надежда шла на ферму, доить корову, стоявшую на раздое.
 
 В руке у нее был трехлитровый эмалированный бидончик, еще мамин. Она хотела взять немного молозива для теста. Сзади нее шла старая измученная своими щенками овчарка Мира, которая любила эти походы на ферму. Мира тоже не спешила. Она плелась за хозяйкой, покачиваясь на ходу.

 Надежда, шла и размышляла. Она думала о своем вчерашнем разговоре с сестрой. Сестра заезжала к ним на пару дней по дороге на море. Заезжала познакомить с новым мужем и уговаривала свою старшую сестру бросить все тут и уехать в Москву: «Есть ведь где остановиться. Работу себе найдешь человеческую. А то доярка! Заживешь как надо».

 Надежда шла и думала: «А как надо то? Что значит по человечески?». Разговор с сестрой ее растревожил, и теперь в душе что-то саднило.
 
 Вокруг разгоралась осень. Золото уже тронуло деревья в дальней лесополосе, и сейчас в легкой синеватой дымке они казались прозрачными. Розовые облака сгрудились на горизонте, а над головой было высокая синева осеннего неба. Ярко зеленые озимые, черная пахота, высохшие охристые поля еще не убранной кукурузы и всполохи желтого на деревьях – все было живописно.
 
 Надежда мягко ступала по траве, которая по яркости и сочности могла поспорить с весенней. «Надо же, сколько снова цветов! Не успело потеплеть, а они распустились. Вон, какая травинка маленькая, скошенная недавно, а она торопится цвести, торопится успеть бросить семена к холодам. Удивительно как все».

 Надежда подошла к коровнику и открыла дверь. Маня ее ждала и протяжно замычала. Новорожденный теленок, еще весь взъерошенный, тоже встал, оживился и стал громко кричать.
 
 «Вот горластый-то. Как тебя назвать? Подожди немного, сейчас покормлю». Надежда включила дойку и смотрела, как бегут в доенку тягучие струйки молозива. Она гладила корову, приговаривая: «Давай, давай Маня. Не держи». Корова доверчиво хлопала ресницами и все хотела облизать доярку. Потом она подкинула корове сена и налила  телку в ведро молока.
 
 «Умничка. Ты уже пьешь сам. И аппетит хороший». Теленок выпил свою порцию и продолжал бодать ведро, в надежде, что  молоко появится опять. Мира тоже уже вылизывала свою миску.

 Надежда все делала спокойно и размеренно.  Она никуда не спешила. Все успеется. Справившись с дойкой, она вышла и зажмурилась от яркого солнца. Вечернее освещение сделало пейзаж объемным.  Поля, лесополосы, узкая синяя полоска пруда в низине, все было, как на ладони и все подчеркивалось длинными сине-зелеными тенями. Жирные пласты чернозема были фиолетовыми. Пейзаж казался ярким и нарядным, как на картинке.

 Там вдалеке пашет на тракторе ее муж. Надежду опять кольнуло. « Мужчину себе найдешь солидного. Чего это такое - тракторист?»- вспомнила она сестру.

 Надежда встряхнула головой, пытаясь отогнать ненужные мысли и зашагала снова по тропинке. Она чуть прибавила шаг. Хотелось успеть наладить пирогов к приходу мужа.
 
Она шла под горку, и теперь все дальние дали были как на ладони. «Как красиво то. Самое лучшее место в мире. Не хочу я никуда ехать. Тут моя родина, тут дом родительский. Здесь у меня все. Счастлива я тут» - подумала Надежда и успокоилась. С души как камень упал, который со вчерашнего дня ее мучил. Она больше не вспоминала о сестре и разговоре с ней.

 Она уже думала о том, что скоро вечер. Подъедет уставший трактор, и вылезет оттуда вечно пахнувший соляркой небритый муж. Поцелует ее, перекусит наскоро и убежит по вечерним хлопотам. Худобу кормить, коров доить.
 
 А потом они соберутся вместе с мужем на ужин. Печка будет тихо потрескивать в углу, вкусный запах испеченных пирогов пойдет по всему дому. Они будут неторопливо разговаривать или молчать, какая разница. Будет тепло и уютно.
После ужина она достанет коробку с любимыми лоскутками и начнет складывать их в  незамысловатый узор, стегая одеяло. Стегая также как бабушка. Именно она и научила ее шить. А мама научила печь пироги из молозива.

 Сейчас ее родительский дом живой и здесь каждая вещь напоминает Надежде о близких людях. Красный в горошек бидончик, старая  швейная машинка, которая до сих пор делает идеальные строчки, дубовый обеденный стол, венские гнутые стулья. Дом живой, потому что в нем живут. Надежда с мужем. Не будет их, и все попадет. Нарушится все. И все будут несчастливы. В первую очередь сама Надежда. Она это знала точно.
 
 Когда то она приехала в гости к сестре. Она бродила по ее квартире и чувствовала себя неприкаянной. Время для нее остановилось. Все вещи холодные и слишком модные, новые, чистые. Как на витрине магазина.  Вещи даже не сестры, а сами по себе. Чужие вещи, ничьи.
 
 В суете и толкучке метро, когда она ездила по Москве, ей вспоминался родной пейзаж, где поля от горизонта до горизонта, да небо бездонное. Воздух, простор, ветер и свобода. Родной пейзаж стоял перед глазами и звал домой. Больше она к сестре не ездила.
 
 День закончился, Надежда залезла под одеяло к уже спавшему мужу, обняла его и подумала, что если ей чего и нужно еще в жизни, так это ребеночка. Остальное у нее есть все. Счастливая она.