de omnibus dubitandum 109. 27

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТАЯ (1896-1898)

Глава 109.27. КОГДА ЭТО, НИКОМУ СЧАСТЬЯ НЕ ДАЛО …

    Шурочка заснула сейчас же, едва успев лечь, но проснулась рано – и первая мысль ее была, что случилось что-то ужасное.

    Мальчик? Нет, он здоров… Мама? Да, все это напрасно было, ненужно, только горе принесло и ему счастья не дало…

    Он разлюбил, и она уже больше для него ничего не может сделать. Зачем это все нужно было терпеть, горе о маме, свое горе, когда это никому не дало счастья?

    «Нет, – думала она потом, – не может быть, ведь это же мой Володя, он не может без меня, все у нас общее, мы привыкли вместе, у нас один мальчик, и я его так люблю, все ему отдала, даже маму ему отдала… Зачем он пойдет к другой, чужой, которая ничего не знает и, наверно, не умеет с ним так, как я… На что она ему? Спрошу его, когда встанет. Он ведь не умеет лгать, увижу все».

    Когда Коллонтай проснулся, Шурочка пошла к нему. Он встретил ее весело и ласково.

    – Здравствуй, а мальчик что ж? Проснулся? Отчего здороваться нейдет?

    – Володя, я вот зачем пришла… Вчера мне показалось… Я уж прямо скажу… Я видела эту баронессу Керен… Такая хорошенькая… И я видела тебя, когда ты с ней. Может быть, ты ее любишь, Володя? Ты подумай хорошенько, может быть, ты и сам не знаешь, а любишь. Подумай, Володя, и скажи.

    Коллонтай смотрел на Шурочку удивленно и не понял сразу, о чем она говорит…

    – Ее? Люблю? Как – люблю?

    – А так, помнишь, как меня прежде любил!

    – Как тебя? Да зачем же ее, когда ты у меня есть? Я ведь тебя люблю…

    – Нет, Володя, милый, ты пойми, видишь, ну разве я ревную? Я только знать хочу, для себя мне хочется… Ты ее полюбил? Она хорошая.

    – Да, она очень, очень хорошая. Только я тебя люблю. Я, тебя, правда, очень люблю. Ты веришь? Ну, куда бы я без тебя?

    Он обнял ее крепко.

    – Да зачем же без меня, ведь я с тобою… Только скажи, ту тоже любишь?

    – Шурочка, Господи, не знаю я! Она такая… Мне радостно с ней. Я не знал, что это нехорошо; почему я знал? Я тебя, ты знаешь, как люблю, только не чувствую иногда любовь в душе, а знаю, что люблю… И ты знаешь? Да? Ну, скажи, что ничего; я ведь не думал никогда, не подозревал. Ну вот, ты плачешь. Что же мне делать? Тебе больно? Господи, Господи!

    Он сам чуть не плакал. Ему было мучительно жаль Шурочку, он хотел и не мог выразить ей, как он ее любит: однако и та мысль, что он уже не может по-прежнему радостно и легко относиться к той страстно привлекательной девушке, что в их отношениях что-то дурное, эта мысль мучила его.

    Шурочка говорила долго, успокаивала и утешала его, как могла. Когда она замолчала, он ходил по комнате; потом сел на пол около Шурочки и, положил голову ей на колени.

    Он понял, что Шурочка права: если он еще не разлюбил ее и еще не любит Керен, то полюбит завтра, и теперь тяжело расстаться…

    – Ты могла думать, что мне не довольно, что ты у меня есть? Я тебя одну люблю и больше не хочу никого, никого любить. Бог с ней, с той. Может, она хорошая, а может, и дурная. Ведь это разве надолго. Знаешь, я теперь вижу, я чуть не влюбился… Но тогда мне и в голову не приходило, что я могу вдруг… Ну и довольно. Мне и видеть ее не хочется… Честное слово, не пойду больше к ней. Не надо… Разве я знал?