Берсерк Ч IX Некто под шкурой черного медведя

Волк внезапно остановил свой бег.  И он, уже в незаметно окутавшей его полудреме, чуть не споткнулся о него, едва удержавшись на лыжах. А то еще чуть-чуть и рухнул бы – прям лицом в мягкий наст снега.  Вместо этого он протяжно зевнул во всю глотку и пробормотал, обращаясь к своему мохнатому спутнику:
– Пора нам на привал, вон, и ели в паре шагов. Лапник хороший. Сгодится. Да и овраг, видишь, если что, от ветра укроет. Я б, слышь, даже костер разводить не стал – так бы завалился.
В надвигавшихся сумерках волк не двигался. Даже ушами привычно не шевелил и столь же привычно не требовал потрепать его по загривку. Одно из двух: либо почуял опасность, либо – орка. Всамделешнего.
О них, орках этих самых, как-то обмолвился корчмарь: мол,  приручить белого волка нам, людям, невозможного; только оркам это под силу. Но на вопросы о них только отмахивался. А если и рассказывал, то нехотя, разве что: обитают они в глухих горных лесах и пещерах. Каких-то особых.
Иногда, в детстве еще, воображение рисовало ему такую пещеру. Орочью. Сырую, мрачную и страшную. Как же сам корчмарь приручил белого волка? А никак. Не приручал он его. Тот сам его выбрал. Или выбрал тот, кто и послал ему зверя.
– Чтоб тебя, – только и пробормотал он, непроизвольно схватившись за рукоять меча. Оно и понятно: горный лес…  Он уж как пару верст средь его деревьев, гораздо более высоких и толстых – некоторые руками не обхватишь, – нежели в привычном ему лесу.
А здесь, будь оно не ладно, все никак у людей. И ветер вдруг налетает такой, что деревья не спасают, а то в миг прекращается, уступая место звенящей на морозе тишине. А то лютая стужа схватывает ледяными рукавицами – будто с неба сваливается, только успевай лыжными палками работать, чтобы не задубеть. То нежданно-негданно снег толстыми хлопьями сыпать начинает из нависших над самыми верхушками сосен сизых туч. Будто заколдованное это место. Да такое и есть: чужой-то мир – он всегда заколдованный для пришельца.
Зачем же он поперся именно сюда? Когда был в полузабытьи, на грани миров, ему показалось, что он услышал голос корчмаря: «Держи путь на север, волк укажет дорогу».
Потом все гадал: отчего на север-то? Земли ж неведомые. Никто туда из деревенских не хаживал. Да и корчмарь, по его же словам, никогда там не бывал. Даже напавшие на деревню пришли с запада, со стороны моря. В общем, завела нелегкая.
То, что волк дорогу укажет – не сомневался. Так и случилось тем утром, когда он почувствовал себя здоровым. Словно и ранения не было. Не зря корчмарь говорил, что белые волки не только согревать, но и исцелить могут. Да и отвар в самый раз пришелся. Хоть и горький, но целебный. Корчмарь им порою деревенских мужиков да баб лечил.
Про себя он надеялся, что волк укажет иной путь. К тому же морю – хотелось на него поглядеть, уж про него-то корчмарь много рассказывал.  Но волк так вот уверенно двинулся именно на север. К своим, получается. Белые ж волки в горных лесах севера и обитают.
В то утро он только пожал плечами и последовал за ним. И вот спустя четверо суток они стояли… Он разглядел за толстыми запорошенными кронами деревьев, в наступающих сумерках, что-то вроде землянки – крыша едва виднелась из-под снега. Хотелось обойти ее стороной. Не из-за страха, нет. Просто было ощущение, что там, в этой землянке его ждет… Ну, что ли, исполнение судьбы, от которой, как известно, не уйдешь. Или уйдешь?
Подошли. Вход в землянку был наполовину завален сугробом. Не расчищали его очень давно.  От входа едва-едва заметные  почти запорошенные людские – людские? – следы и полозья от саней вели дальше на север. Он выдохнул: видимой вроде опасности нет. Да и волк вел себя спокойно, разве только настороженнее казался больше обычного.
В общем, делать нечего: снял лыжи, принялся расчищать. Когда, весь в снегу – лопату ж никто подле входа не удосужился оставить – добрался до сколоченной из толстых необтесанных и потемневших от сырости досок двери, на небе появились первые звезды и приударил мороз. Хорошо хоть ветер не докучал, схоронившись где-то за горами.
Дверь отворилась со скрипом. Благодаря звездам и снегу он разглядел уж много дней как погасший очаг посреди нетопленной и оттого неуютной землянки и лежанку у противоположной от входа стены.  Не пустую: кто-то лежал, укрытый шкурой огромного черного медведя-шатуна.
Он невольно попятился. «Самое страшное, что ты можешь встретить в лесу – медведь шатун» – как-то поведал ему корчмарь. Добавив: «Даже после посвящения человек не понимает язык белого волка и черного медведя-шатуна. Убить такого медведя людям не под силу».  А вот, выходит, у кого-то получилось.
 Ему предстояло выяснить: жив ли тот, к кому его привел волк.
Иллюстрация: Сентябрь-октябрь 2021-го Чкаловский