М. М. Кириллов О Ленинградских контрастах Размышле

 М.М. КИРИЛЛОВ

О  ЛЕНИНГРАДСКИХ КОНТРАСТАХ

Размышления

      О моём родном городе Ленинграде только за свою публичную писательскую жизнь я написал очень много и о разном. Но  обо всём написать было невозможно, наверное, и всей жизни не хватило бы. 
    Мне Ленинград дорог не только потому, что я, мой отец и дед родились здесь, а ещё и потому, что в 1941-1942 годах здесь же умерла от голода, в блокаду, половина наших близких родственников, в том числе и мои дед, и бабушка.
     Поэтому каждое воспоминание о Ленинграде, всегда у меня сопровождается болью в сердце, особенно теперь, в старости.
      Проходят годы, и в этом городе и во мне самом, естественно, что-то меняется: что поделаешь, даже влюблённые в свой город, старея, обязательно изменяются в отношении к нему, становясь памятливее и взыскательнее, и это понятно.
    Здесь, в Ленинграде, мне многое дорого. Споткнёшься ненароком о камень, больно, но всё равно приятно. Родное!
     Не меняется никогда здесь, пожалуй, только сама Нева, формирующая и олицетворяющая этот «город на Неве». Эта аббревиатура стала, как Вы знаете, даже, ещё одним, синонимом его названия.
     Без Невы и самого Ленинграда - Санкт-Петербурга - (это кому как нравится) не было бы. Величие Петра 1-го уже только в том и заключается, что он гениально  увидел перспективу единства этой мощной реки, впадавшей в залив, и будущего города, причём тогда, когда здесь, на пустынных берегах,  вообще ничего не было. И город вскоре был заложен его волей, невероятным упорством и трудом россиян.
     Город, бывший во многом противоречивым и раньше, до революции, противоречив и в наши дни. Невиданная красота его дворцов, соборов и набережных соседствовали  и соседствуют сейчас с однообразием, унылостью и запущенностью целых его кварталов и районов, особенно рабочих.
    Богатство всякого рода сочетается в нём с бедностью, как, впрочем, и во всех других городах современной России. Правда, в моём, Великом, Городе, это выглядит значительно контрастнее. Классовая природа этого контраста вызывающе заметна. Его не преодолели до конца ни социалистическая революция, ни почти 70 лет советской власти.
    Богатство, будучи всегда  плодом рабочих рук – красноречивый результат социальной несправедливости и памятник не только таланту архитекторов, но, прежде всего, его создателю - трудовому народу. Не контрастны здесь, как и раньше, пожалуй, только заводские трубы, тюрьмы, рынки и вокзалы… Ныне, в постсоветской России, эта разница многократно возросла, наглядно отражая идеологию капитализма,  при всей её ложной идеи «общенациональности» и «равенства» интересов диаметрально различных классов. На самом деле, это - ложь, щеголяющая в театральном костюме якобы общенародной «правды».
    Различаются своим обликом и содержанием и сами горожане, поскольку они, на самом деле, социально, очень разные люди, хотя и гордятся тем, что все они - ленинградцы. Этого у них, действительно, отнять нельзя, им этого даже мёртвые не простили бы. Они, и не всегда, может быть, заслуженно, в этом не сомневаются. Иногда, это всё доброе, что у них есть.
    За этим, прекраснодушным, понятием эмоционально-патриотического единства, не следует забывать об очевидной,  реальной, социальной слепоте.
   Приведенное начало этого очерка имеет и самостоятельное значение, поскольку отражает содержательное отношение к сегодняшнему Ленинграду. Только этим можно было бы и ограничиться, но мой рассказ о ленинградских контрастах я всё-таки дополню своим небольшим воспоминанием из недавнего, ещё советского прошлого, в котором тоже можно  разглядеть контрастность хотя бы внешних его проявлений.
    В один из своих приездов в Ленинград (это было ранней весной 1985 года) бродил я как-то по Петровской набережной, хорошо известной всем близостью крейсера «Авроры» и скульптурой льва на высоком постаменте. 
    Поражал простор и высокое небо над рекой. Было, по-весеннему, довольно свежо. Тротуары и дорожки на набережной,  всё ещё мокрые после растающего снега, парили на скудном солнышке. А в тени, кое-где, под ногами даже хрустел ледок.
    В  глубине набережной, за невысокой решёткой, в саду, виднелся  домик Петра, знакомый ещё с юности. Скромное, одноэтажное строение из брёвен, скрытое для сохранности под каменным покрытием, контрастировало с подавляющей мощью реки, текущей рядом.
    Нева здесь была особенно широка. Сильная, свинцовая и стылая,  она легко несла из карельских озёр  белые льдины, сверкавшие на солнце. Апрельский природный контраст города был здесь особенно очевиден.
    На последней ступеньке мощёного булыжником спуска к реке, у самой её кромки, стояла невеста с женихом. Спустились на минутку для снимка. Она в белом платье до пола, в белой шляпке с вуалью. Тоненькая и хрупкая на фоне реки. Я подумал, как бы не простыла эта молоденькая невеста на речном ветерке и  не унесло бы её водной лавиной, как льдинку…
    У маленького памятника Петру, посреди скромного садика, под неярким ленинградским солнышком, на скамейке одиноко сидел глубокий старик. Густые седые брови. В зимнем пальто. Меховая шапка подвязана под  подбородком. Сидит и спит.
    Рядом с ним стремительно, но бесшумно течёт Нева, глухо ворочается громадный город, спешат люди, сердится строгий каменный Пётр… А старик спит себе спокойно. Возможно, он живёт где-то здесь, недалеко, и каждый погожий день приходит сюда подышать воздухом и отдохнуть. Рядом с Великим человеком и старость не так страшна… Но каков контраст здесь во всём!
    Увиденное только что мною на набережной, если вдуматься, говорило о многом и вело к глубоким размышлениям.
   Весна – известное время надежд, противоречивых намерений и неожиданных перемен. Весна – время контрастов.
    Мне и самому, с моей супругой, это место на набережной у домика Петра с молодости было хорошо знакомо. Тем более, что и медицинская Академия, где я 6 лет учился, отсюда была совсем не далеко.
   Побродил я ещё немного по дорогим мне здешним местам, погрузившись в свою противоречивую память, и направился домой.
    С тех пор прошли годы. Изменилась жизнь и люди. Противоречия выросли многократно. Я состарился в большей мере, чем мой родной, вечный, город Ленинград, вновь, во славу давно минувшего прошлого, далеко не единогласно названный Санкт-Петербургом. Дело, конечно, не в названии города. Да ладно бы, если бы это могло улучшить жизнь людей. А так, только самого Петра побеспокоили и огорчили. Во всяком случае, я – ленинградец - себя петербуржцем не чувствую.
      Всё конкретно: в одну и ту же реку дважды вступить нельзя. Той реки уже нет. Это и удавалось разве только легендарному Моисею, временно осушившему Красное море и Нил, чтобы позволить иудеям вырваться из Египта. Да и то, они же в воду вообще не вступали…
     Конечно, мне хотелось бы, хотя бы ещё разок, побывать здесь.  Вернуться в то, моё, время. Подремать на скамейке у домика Петра, как тот старик 36 лет тому назад. Но это - уже вряд ли. Как говорил Лев Толстой, когда беспокоились о его здоровье, - «Прихварываю иногда, но вот что-то старость никак не проходит».
Апрель 1985 г. – октябрь 2021 г.