Мир книг, переплетённый с жизнью

Я родился в семье, где слова «литература» и «книга» никогда не были пустым звуком. Родители и братья годами собирали собственные «библиотечки», и многочисленные книжные полки всегда были обязательной частью интерьера нашего дома. Эту традицию сохраняет и мой сын Денис. Такое положение вещей воспринимается в нашей семье совершенно естественно – мой отец Анатолий Баюканский профессиональный журналист и писатель. Его отец и дедушка тоже являются авторами нескольких книг. Мама, окончившая педагогический институт, хотя и связала свою жизнь с фармацевтикой, любовь к чтению сохранила до последних дней. В молодости я всегда удивлялся людям, в квартирах которых не было книжных полок. Наверное, поэтому мне запомнился спор, возникший у меня однажды с сослуживцем-художником, старшим меня по возрасту, рьяно ратовавшим за изъятие личных библиотек.
– Это неоправданное расточительство! – горячился оппонент. – Книг в стране для простых людей не хватает, а какие-то интеллигенты набирают их для личного пользования. Все книги должны быть только в общественных библиотеках. Пусть каждый идёт туда и читает что ему нужно!
Мне не удалось переубедить коллегу, затеявшего спор сразу после того, как я, по наивности, поделился с ним информацией, что в нашем доме несколько библиотек. Книги для меня являлись не просто источником знаний. Они на протяжении жизни формировали моё мировоззрение, помогали мечтать, быть свободным, учили любить добро, ненавидеть несправедливость. Через них я познавал миры, о которых многие и не подозревают. Наблюдая нынешнюю жизнь, невольно вспоминаю Советский Союз и то отношение общества и власти к искусству и творчеству, которое было тогда, и сравниваю с тем, что мы имеем сейчас. И часто прошлое превосходит современную действительность.

Инженеры человеческих душ
Можно по-разному относиться к руководителям Советского государства, в первую очередь к Ленину и Сталину, – восторгаться или ненавидеть, однако они прекрасно понимали, какое огромное влияние на народные массы могут оказать писатели и поэты. Сталин, например, самолично читал большинство выходивших книг, смотрел не только готовые театральные постановки и кинофильмы, но до их выхода внимательно знакомился со сценариями.
Известно, что испокон веков многие диктаторы старались привлечь на свою сторону известных деятелей искусства, и советские вожди – не исключение. Как-то беседуя в 1932 году с мастерами слова, Сталин подчеркнул: «Человек перерабатывается в самой жизни. Но и вы помогите переделке его души. Это важное производство – души людей. И вы – инженеры человеческих душ». Советские писатели запомнили эти слова. Стоит не забывать их и нам – нынешним литераторам и нынешней власти.
Руководители советского государства считали: чтобы контролировать всевозможные литературные группировки, соперничающие между собой, необходимо их объединить, указав нужное направление. Эту идею поддерживал и один из основоположников русского символизма Валерий Брюсов, писавший в 20-е годы прошлого века: «Разные течения нашей литературы в близком будущем должны будут слиться в одном широком потоке, который и даст нам то, чего все мы так ждём: выражение современного мироощущения в новых ему отвечающих формах».
Власть решила не просто объединить писателей, но и поднять значимость литературы на государственный уровень. Для этой цели на Первый съезд советских писателей, который состоялся в 1934 году, было приглашено 600 делегатов. Одарив литераторов льготами и привилегиями, руководители страны резонно требовали от них поддержки и пропаганды своей государственной политики.
На этом съезде, созванном в соответствии с Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций», был создан Союз писателей СССР. В его уставе присутствовало такое положение: «Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма».
Союз писателей и Литфонд обеспечивали всемерную поддержку своих членов, которые имели право на материальную помощь и получение жилья. Также выделялись средства на строительство «писательских» дачных посёлков, осуществление медицинского и санаторно-курортного обслуживания, предоставление путёвок в дома творчества писателей, оказание различных бытовых услуг, снабжение дефицитными товарами и продуктами питания.
Члены этих организаций обрели высокий общественно-политический статус. Произведения литераторов, за которые те получали приличные вознаграждения, издавались большими тиражами. В этой связи хочу поделиться своими наблюдениями. Выросший в писательской семье, я был свидетелем литературных и окололитературных событий. Начну с главного – с издания книг и их оплаты.

Высокие тиражи, приличные гонорары
То, что Советская власть всемерно поддерживала не только профессиональных писателей, но даже начинающих литераторов, – чистая правда. Я намеренно употребил слово «литераторов», так как отец был принят в Союз писателей СССР лишь в 1981 году, а начал издаваться в далёком 1959-м. Ко времени вступления в Союз он был уже автором семи книг.
Попасть в Союз писателей тогда было крайне сложно: нужны были три рекомендации профессионалов и вышедшие книги. Правда, отца так долго не принимали не потому, что его уровень не соответствовал принятым нормам, а за острый язык. На одном из всесоюзных семинаров молодых писателей, а тогда молодыми писателями считались люди и сорокалетнего возраста, отец, будучи старшим группы, в своём заключительном слове высказал претензии в адрес руководителей семинара, обвинив их в незнании реальной жизни рабочего класса, что сразу же было доведено до руководства Союза. После такого критического выпада отцу дважды отказывали во вступлении в эту организацию, пока в дело не вмешался Сергей Михалков.
Первая книжка отца «Нерпа-музыкант» была посвящена детям и рассказывала о морских животных. Она вышла на двух языках: русском и корейском тиражом 30 тысяч экземпляров! Сейчас таким тиражом может похвастаться не всякий местный классик, а ведь отец тогда был всего лишь начинающим литератором!
Прошли годы. Отец стал членом Союза писателей СССР. В 1985 году в «Профиздате» вышла его книга «Восьмой день недели» (100 тысяч экземпляров), в 1988 году в «Политиздате» – «Её звали Володькой» (200 тысяч экземпляров), в 1990 году в «Днiпро» – «Соколинi ратники» (200 тысяч экземпляров).
И ещё! За все издававшиеся книги писатели получали приличные гонорары. Так, за один из своих романов отец получил семь тысяч рублей. В то время на эти деньги можно было купить машину!
Для писателей государство создавало отменные условия. Литераторы могли не только плодотворно трудиться, но ещё отдыхать и лечиться. В советское время в стране существовало 22 дома творчества! Путёвки в них выделял Литфонд. Там работали Анна Ахматова, Александр Куприн, Арсений Тарковский, Василий Шукшин, Антон Макаренко, Аркадий Гайдар, Юрий Тынянов, Константин Симонов, Евгений Долматовский и многие другие, в том числе и мой отец. Он, как участник Великой Отечественной войны, получал даже по две путёвки в год. Причём ездить в дома творчества отец начал, не будучи ещё членом писательского Союза. Он регулярно посещал подмосковные Переделкино и Малеевку. Ездил также и в латвийский дом творчества «Дубулты», в крымские «Коктебель» и «Ялту», в абхазскую «Пицунду». Даже мы с мамой как члены семьи писателя дважды отдыхали в Малеевке.
Посещение домов творчества было необходимым не только для создания в комфортных условиях художественных произведений, но и для литературной учёбы и общения. Рядовые писатели, находясь в непосредственной близости с признанными мастерами слова, внимательно слушали беседы мэтров, внимали их советам и рекомендациям, которыми те охотно делились. Находясь в таких компаниях, мой отец познакомился с Анатолием Рыбаковым, Лазарем Лагиным, Евгением Доризо, Валентином Пикулем, Владимиром Личутиным, Аркадием Аркановым, Игнатием Дворецким, Василием Ардаматским, Сергеем Островым, Алёной Василевич, Геннадием Юровым и другими известными писателями и поэтами. С некоторыми из маститых литераторов отец подружился.
Создав Союз писателей, государство озаботилось поддержкой литераторов и осуществляло целый комплекс мер в этой области. Отделения Союза и Литфонда были созданы в каждой области. Писателей поддерживали не только издавая их произведения, но и заботились об их здоровье и отдыхе. В московской писательской поликлинике высокопрофессиональные врачи лечили не только членов СП, но и членов их семей. Этим правом часто пользовались жёны московских писателей. Литераторы шутили, что поликлиника создана не для классиков, а для их «писжён» (жён писателей) и «писдетей» (детей писателей). Однажды, чтобы получить консультацию профессора, этим правом воспользовалась и моя мама.
Не забыт был и квартирный вопрос. Для работы литераторам полагалась дополнительная жилплощадь. Прославленных творцов обеспечивали прекрасными квартирами. Главный пролетарский писатель Максим Горький жил в шикарном особняке на Малой Никитской – бывшем особняке владельца автозавода АМО Рябушинского, а его загородной резиденцией стала бывшая усадьба фабриканта Ивана Морозова в Горках. Главный революционный поэт Демьян Бедный получил квартиру в Кремле, где проживал вместе со своей семьёй и няней. Ещё один классик советской литературы Алексей Толстой, заманивая Ивана Бунина в СССР, хвастался: «Ты и представить себе не можешь, как бы ты жил. Ты знаешь, как я, например, живу? У меня целое поместье в Царском Селе, у меня три автомобиля…»Для известных писателей рангом пониже были предоставлены дачи в Переделкино.
Также уважительно относились к литераторам и в социалистических странах. Когда мой отец писал о сидевших на сахалинской каторге поляках, его романом заинтересовались в Польше. Для работы над произведением и заключения издательского договора отцу выписали в Москве творческую путёвку и оплатили суточные. И что интересно, польская сторона выдала ему гонорар (хотя книга так и не была издана) в воскресенье – Союз польских писателей в этот день не работал. Издательский договор был подписан в субботу, но кассира тогда не оказалось. Она специально приехала в воскресенье, перед этим съездив домой к руководителю Союза, чтобы тот подписал разрешение на выдачу денег. Узнав, что отец приехал не один, а с супругой, польские коллеги предложили: «Зачем вам платить за гостиницу? Живите с женой в нашей писательской, бесплатно». Отец так и сделал.

Выступления писателей
Неотъемлемой частью писательской жизни в Советском Союзе были регулярные выступления перед читателями. Где и перед кем только не выступали советские писатели! Всем хорошо известно, что Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Рождественский и другие известные поэты, выступая на стадионах, собирали десятки тысяч слушателей. Каждое их появление в Политехническом музее становилось событием столичной жизни. Что уж говорить, когда «звёзды» приезжали в отдалённые уголки необъятной Родины! Но подобный интерес читатели проявляли не только к столичным знаменитостям.
Активно выступали перед земляками и местные писатели. Мой отец объездил с коллегами все районы области. Выступал перед студентами, рабочими, школьниками, милиционерами, осуждёнными, зрителями кинотеатров. Он, в отличие от большинства коллег, охотно посещал всевозможные зоны. Видимо, ему удавалось находить нужные слова, которые воспринимались данной аудиторией. Помню такой случай. Как-то к отцу подошли двое мужчин: один был в годах, другой явно моложе. Пожилой спросил:
– А вы случайно не выступали в елецкой тюрьме?
Услышав утвердительный ответ, молодой парень поинтересовался:
– А «на малолетке» в Усмани?
– И там выступал, – ответил отец.
– Вот! – обрадовался молодой. – Я там тебя и видел!
Произведения отца произвели впечатление и на милиционеров. Начальник УВД Липецкой области вручил ему именные часы с надписью: «За отличие в охране общественного порядка».
Однажды липецким литераторам Анатолию Баюканскому, Светлане Мекшен и Ивану Завражину пришлось выступать в маленькой деревушке, куда их доставили в прицепе трактора, вёзшего фляги из-под молока, перед тремя доярками и старым конюхом. Тот после «концерта» расчувствовался и долго бежал за писательским десантом, махая старенькой шапкой.
Кроме слов признательности от слушателей, за каждое выступление писателям платили. Некоторые авторы выступали по нескольку раз в месяц, получая хороший приработок.
Вспоминаю курьёзный случай. Как-то к нам в гости приехал известный башкирский прозаик Ямиль Мустафин. Хорошо отметили встречу, показалось мало. Тогда отец предложил: «Давай пойдем выступим, получим гонорар и продолжим, я сейчас договорюсь». Отец позвонил в кинотеатр «Космос», который находился в ста метрах от нашего дома, и, представившись, предложил выступить. Предложение было с благодарностью принято, и уже через пять минут отец с Мустафиным выступали перед зрителями, пришедшими на очередной сеанс фильма. Получив за выступление причитающийся гонорар, коллеги пошли в соседний магазин, чтобы закупить спиртное и продолжить общение.
Конечно, это было спонтанное выступление, но были и такие, к которым заранее готовились не только слушатели, но и писатели. Хорошо помню, как в Липецк приезжал поэт Анатолий Жигулин. Читальный зал областной библиотеки был до отказа заполнен людьми. Все с волнением ждали поэта, судьба которого для многих представлялась не только трагической, но и знаковой. Жигулин в своё время провёл несколько лет в колымских лагерях. Его посадили за создание и участие в подпольной организации «Коммунистическая партия молодежи», провозгласившей борьбу за возврат советского государства к «ленинским принципам».
Когда поэт появился – все замерли. Он оказался сутуловатым худощавым человеком небольшого роста с усталым выражением лица. Такого увидишь на улице и не обратишь внимания. Но когда он начал тихим голосом читать стихи, всё стало на свои места. Перед нами предстал видавший виды человек, сохранивший человеческое достоинство и душу поэта в условиях, где другие, более сильные и упрямые, часто ломались. Когда Жигулин окончил чтение, зал взорвался бурными аплодисментами. Его долго ещё не хотели отпускать.

Отношение к литературе советских людей, партийных и советских начальников
Фраза Евгения Евтушенко «Поэт в России – больше, чем поэт» стала классической. Востребованность и популярность литературы в СССР была, как я уже упоминал, колоссальной. Книги считались весьма дефицитным товаром. Приобрести известную книгу считалось большой удачей. Для этого люди отстаивали в книжных магазинах многочасовые очереди, подключали нужных знакомых. Молодёжь собирала десятки килограммов макулатуры, чтобы обменять их на заветный томик. А некоторые просто воровали интересные книги из библиотек. Один мой знакомый делал это так. Надевал на ногу ниже колена широкие резиновые ленты (ребята носили в то время модный широкий клёш), выбирал небольшую по объёму книгу и, согнув её, незаметно для других читателей всовывал под эти ленты. Затем для отвода глаз брал другую книгу, записывал её у библиотекаря и уходил.
Особенным шиком считалось приобрести подписные многотомные издания. Обычно этим правом обладали партийные и комсомольские работники, передовики производства и писатели, покупавшие книги в специализированных писательских лавках. Большой популярностью пользовались и толстые журналы. Их также было непросто купить, тем более там напечататься.
Литераторы в то время пользовались большой популярностью, поэтому партийные и комсомольские работники уважительно относились не только к известным, но и к обычным писателям. Во-первых, тех было мало: например, в Липецкой областной писательской организации долгое время числилось всего восемь человек. Во-вторых, Союз писателей СССР хотя и считался общественной организацией, но обладал серьёзным влиянием и ресурсами. И, в-третьих, как уже было сказано, запрос на чтение в обществе был очень высок, и обуславливался он тем, что советские издательства ухищрялись печатать не только произведения официально одобренного соцреализма, но и весьма далёкие от этого художественного стиля вещи, что свидетельствовало об идейной неоднородности советского общества, хотя внешне всё выглядело весьма пристойно.
Вспоминаю два частных случая, как приобретались любимые книги. Посмотрев в 1971 году фильм «Рустам и Сухраб» (а было мне тогда всего двенадцать лет), я увлёкся изучением таджико-персидской литературы и перечитал не только всех классиков персидской поэзии, но и всю любовную арабскую лирику. Ценным приобретением для моей библиотеки стали книги поэтов и философов Джами, Рудаки и Омара Хайяма, которые отцу подарил знакомый металлург Иван Куприянов, Герой Социалистического Труда, получивший их на каком-то съезде в Москве.
Второй раз книгу любимой тематики я приобрёл сам. В 1981 году я увидел в книжном магазине толстенный том стихотворений и поэм Низами, стоивший три рубля десять копеек. Однако такой суммы у меня в наличии не оказалось. Я бросился домой, выпросил у отца взаймы деньги и побежал назад в магазин. «Хоть бы никто не успел её купить! – твердил я мысленно, забывая, что это не фантастика и не детектив и что далеко не каждый её будет читать. Увидев на полке книгу, облегчённо вздохнул. Купив её, я в прекрасном расположении духа направился домой.
Того, что читать в СССР любили все поголовно, никто не станет отрицать. А вот как относились к писателям власти, знают не многие.
Особенно чтили писателей в союзных республиках. Каждый народ негласно вёл счёт по количеству членов Союза писателей. Иногда доходило до смешного. Один абхазский литератор, выступая на каком-то писательском форуме, рассказывал о достижениях местной литературы и так увлёкся, что заявил: «Друзья, в Абхазии каждый третий житель республики – писатель».
В принципе о чём бы ни писали литераторы, если это не являлось явной антисоветчиной, руководители городов, областей и республик старались относиться к написанному благосклонно. Они понимали, что связываться с творческими людьми не только невыгодно, но иногда и опасно. Бывали случаи, когда руководители государства защищали конкретных писателей и их произведения от критики нижестоящих ответственных работников.
Приведу классический случай, о котором в писательской среде хорошо известно. Однажды к Сталину пришёл председатель Союза писателей Поликарпов и стал жаловаться вождю на литераторов, что они, мол, постоянно чего-то требуют, всем недовольны, и ничто на них не действует: ни уговоры, ни выговоры. Сталин на это холодно заметил: «Других писателей у меня для товарища Поликарпова нет, а другого Поликарпова мы писателям найдём». На следующий же день Поликарпов был снят со своей должности.
Конечно, не всё было так гладко. Случалось и обратное. Советское руководство, наделяя большими привилегиями писателей, рассчитывало на взаимность, ждало лояльных к власти произведений, восхваляющих социалистический строй и их вождей. Большинство творческих работников это понимало. Кто-то выполнял социальный заказ более талантливо, кто-то менее удачно. Однако такое положение дел устраивало не всех. Некоторые писатели и поэты критиковали не только существующие порядки, но и вождя, получая в ответ, как сейчас модно говорить, всевозможные санкции.
Всем памятно Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», после которого Зощенко и Ахматову исключили из Союза писателей СССР. Досталось и журналам, печатавшим, по мнению партийных работников, «идеологически вредные и в художественном отношении очень слабые произведения». Журнал «Ленинград» был закрыт. Наиболее прозорливые литераторы понимали, что инициатива показательной порки, озвученная секретарём ЦК ВКП(б) Ждановым, исходила от отца всех народов, решившего таким образом приструнить творческую интеллигенцию, рассчитывающую на коренную либерализацию послевоенного общества. В брежневские времена старались таких грубых показательных разносов не учинять.
Для того чтобы читатели лучше почувствовали атмосферу советского времени, когда люди активно посещали библиотеки и театры, приведу небольшой отрывок из воспоминаний отца о премьере его пьесы «Сестра милосердия», посвящённой Герою Советского Союза Ксении Константиновой. На премьере спектакля присутствовали не только родственники Ксении Константиновой, её отец Семён Григорьевич, её братья и сёстры. Посетило её и руководство области и города.
«Премьера спектакля состоялась в День печати – 5 мая 1975 года в новом здании драматического театра. От его стеклянных дверей на ступеньках, идущих вниз, и до остановки автобусов стояли желающие попасть на премьеру, спрашивали лишний билетик. Подобного в истории драмтеатра ещё не бывало.
А в это время в село Сухая Лубна, где проживал старенький отец погибшей Ксении, был отправлен автобус с администратором, перед которым поставили задачу: «любыми способами привезти в театр бывшего «врага народа». Старика едва ли не насильно впихнули в автобус, не совсем внятно объяснив, куда и зачем его везут. В гримёрной сообща привели растерянного человека в порядок. В первых рядах сидели землячки Ксении, её бывшие подруги, родственники, студентки медучилища, где она получила навыки медсестры. А впереди восседал областной генералитет. Григорий Петрович Павлов в театр вообще не ходил, но остальные секретари и руководители облисполкома и прочих главных учреждений были на премьере.
Открылся занавес. На сцене появились четыре девчонки – выпускницы медучилища, среди которых была Ксения, она же актриса Светлана Гайтан. И произошло первое чудо. Отец, который не видел дочери с 1937 года, когда был арестован, вдруг вскрикнул: «Ксюша!» – и указал именно на Светлану, выделив её из остальных. Ему стало плохо, пришлось прибегнуть к помощи врача, а спектакль продолжался, вызывая к жизни новые открытия. Так, наблюдая за Светланой, которая, кстати, за эту роль получила орден «Знак Почёта», родичи постепенно тоже уверовали, что перед ними живая Ксения, заволновались, услышав знакомые выражения погибшей родственницы и подруги. И это было очередное чудо перевоплощения.
Я стоял за кулисами и своими глазами видел, как Светлана Гайтан, отыграв очередную сцену, буквально вываливалась за кулисы, и там её рвало от нервного перенапряжения. Колени актрисы были в крови – она по ходу действия падала на сцену не понарошку, а бухалась по-настоящему. Позже оказалось, что мать Светланы была фронтовой медсестрой и часто рассказывала о своих ощущениях.
Зал то дружно охал, то начинал дрожать от оваций. Актёры, тоже поддавшись всеобщему гипнозу, творили чудеса. И вот – антракт. Что тут началось! Десятки людей, пришедшие на спектакль с букетами цветов, вдруг, повинуясь некому порыву, стали засыпать цветами отца погибшей героини. Цветы поднимались всё выше, выше, и вскоре ошеломлённый старик уже казался памятником, заваленным цветами. Люди в зале плакали, не скрывая слёз.
Меня отозвали в сторонку, за кулисы. Там стояли секретарь обкома товарищ Сталь и мэр города Яхонтов. Сталь приобнял меня за плечи и сказал:
– Слушай, ты меня больше на такие спектакли не приглашай, у меня больное сердце...
И снова мне удалось, образно говоря, «воскресить» Ксению, дать ей вторую жизнь. Во время этой патриотической эйфории нам никто ни в чём не отказывал, когда дело касалось Ксении Константиновой: её отцу выстроили новый дом, появилась площадь имени Константиновой, открылись два музея героини, её барельеф был вычеканен на фронтоне комплекса Памяти Героев.
Светлана Гайтан вскоре уехала из Липецка. Она снялась во многих популярных фильмах, но роль Ксении в Липецком театре, уверен, она, как и я, не забудет никогда в жизни».
И ещё одно дополнение в тему.
Как-то, получив из типографии новую книгу, мой отец направился к первому секретарю Липецкого горкома КПСС Владимиру Николаевичу Маркову. Шло заседание бюро, и отец собрался было уйти. Узнав, что писатель хочет вручить свою новую книгу Владимиру Николаевичу, секретарша сказала: «Анатолий Борисович, подождите, я сейчас узнаю, когда он сможет вас принять». Вернувшись от шефа, доложила: «Заходите, Владимир Николаевич рад вас видеть».
Члены бюро, а их было человек двадцать, с изумлением смотрели на посетителя, ради которого Марков прервал заседание. Тот пожал писателю руку, тем самым подчеркнув высокую значимость работников творческого труда, заодно продемонстрировал подчинённым, как нужно относиться к творческой интеллигенции.
– Товарищи, – обратился к присутствующим Марков, – вот писатель Баюканский издал новую книгу. И к кому он пришел в первую очередь? К нам – к коммунистам, к членам бюро. Значит, он посчитал это важным.
Отца провожали аплодисментами.
Представить подобную картину сегодня невозможно. Значимость «инженеров человеческих душ» заметно снизилась. Власть, увлёкшись решением сиюминутных экономических задач, видимо, забыла о самом важном производстве – о душах людей и о той помощи писателей, на которую надеялись руководители Советского государства. Видимо, ей такие помощники уже не нужны...

Цензура официальная и внутренняя

Я уже упоминал печально известное постановление «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» от 14 августа 1946 года, однако не все знают, что осенью 1988 года Политбюро ЦК КПСС признало постановление ошибочным, «искажающим принципы работы с творческой интеллигенцией», и отменило его.
То, что цензура в СССР существовала, хорошо известно. Михаил Булгаков, затравленный цензорами и критиками, обращаясь с письмом к советскому правительству, в частности, написал такие строки: «…Но когда германская печать пишет, что «Багровый остров» – это первый в СССР призыв к свободе печати («Молодая гвардия» №1 – 1929 г.), она пишет правду. Я в этом сознаюсь. Борьба с цезурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода».
Однако жизнь в стране менялась, соответственно менялся и подход к цензуре. Я уже писал, что интерес к литературе не ослабевал, потому что сама советская литература была не столь однородна. Принцип социалистического реализма с начала 70-х годов прошлого века в большей степени провозглашался в официальной печати и на официальных мероприятиях. В реальной жизни он не всегда соблюдался. Стало больше печататься произведений различных зарубежных авторов. Да и сами советские писатели, сохраняя внешнюю благонадёжность, наполняли свои произведения более независимыми суждениями, пытались показать правду окружающей жизни, за которую их предшественникам сурово доставалось.
В 1974 году мой отец начал работу над пьесой «Сестра милосердия», посвящённой Герою Советского Союза Ксении Константиновой. Об этом стало известно в обкоме партии. Что произошло потом, расскажет сам автор пьесы – Анатолий Борисович Баюканский:
«Началось всё с того, что меня пригласили в Большой дом на площади Ленина, к секретарю по идеологии.
Товарищ Сталь начал без обиняков:
– Вы пишете пьесу о Ксении Константиновой?
– Да, начал. А как вы узнали?
– Я по должности обязан знать всё, что творится в творческих союзах, в ваших душах.
– Почему это творится? Просто меня увлекла судьба шестнадцатилетней Ксении, нашей землячки из Сухой Лубны. Она стала Героем Советского Союза в то время...
– Знаю, знаю! – резко перебил меня секретарь обкома. – Но лучше вам взять для пьесы другую кандидатуру. Героев у нас великое множество – знай себе пиши.
– Не понимаю.
– Открою тайну: отец Ксении был «врагом народа», а это, сами понимаете...
– Да, но вроде бы у нас отец за сына и дочь за отца не отвечают. Знаете, кем был отец Ксении перед арестом? Конюхом.
– Вот именно. Они там, на конюшне, болтали всякую антисоветчину, – усмехнулся товарищ Сталь, – и доболтались, а клеймо осталось на всей родне.
– Понимаете, Александр Александрович, это же необыкновенный накал страстей: отец – «враг народа», а дочь, вместо того чтобы ополчиться на Советскую власть, идёт добровольно на фронт, тяжелораненая попадает к фашистам в плен. Скажи им, что отец – «враг народа», судьба была бы иной, а так... Её пытали, но Ксения не выдала врагу военной тайны.
Товарищ Сталь молчал. Он встал, взглянул на часы, давая понять, что аудиенция завершилась, мнение партии высказано. А какой дурак попрёт против «мнения»? Однако «доброго совета» Сталя я не послушался, понимая, что буду «работать в стол», однако после читки в коллективе актёров было принято решение: пьесу обязательно ставить. Я, конечно, мог подставить главного режиссёра, поэтому чистосердечно признался о том, что была беседа с товарищем Сталем. Актёры, народ бесшабашный и смелый, махнули рукой: авось пронесёт. И главный режиссёр не струсил. Мы с трепетом ждали санкций, выволочки, запрета, но Большой дом молчал».
И ещё один красноречивый факт. Перед изданием каждое произведение просматривал цензор и выносил своё суждение. В 1982 году отец подготовил к печати рукопись детской книги «В стране пяти высот». Он создал своеобразную рабочую азбуку, в которой в увлекательной форме рассказал школьникам об отраслях промышленности, где ребята смогли бы найти своё место, став рабочими и инженерами. Прочитав рукопись, цензор вынес вердикт: «Необходимо переделать» – и приложил список с 96-ю замечаниями, которые необходимо было устранить.
Отец упросил редактора, чтобы та подсказала ему, как встретиться с цензором, что было строжайше запрещено. Цензор открыл сейф и показал отцу несколько толстенных фолиантов: «Вот, я обязан следовать этим инструкциям. Здесь подробно сказано, что можно пропустить, а что нельзя. Если вы на каждое моё замечание предоставите официальное подтверждение, откуда вы взяли написанную информацию, я книжку к печати разрешу». А замечания были такие. В главе «Космос» цензора напугали строчки: «Учёные с помощью космических приборов недавно «сосчитали» соболей, белок и косуль на севере страны. И, кстати сказать, таким способом можно вычислить будущий урожай на пятилетку ягод, шишек и орехов. Со спутников, летающих в космосе, хорошо видна кипень черемухи вдоль малых рек».
– Это секретные данные! Откуда вы знаете, что из космоса хорошо видны земные объекты? – возмутился цензор.
Он также потребовал указать источник, откуда автор знает слово «компьютер», которое было напечатано в другой главе.
Отец, как мог, спасал рукопись. Не всё удалось отстоять, но книга всё-таки вышла, на радость молодым ребятам и автору.
Конечно, о жизни советских писателей можно было бы рассказать ещё много интересного и познавательного. Я лишь поделился фрагментарными воспоминаниями о тех событиях, свидетелем которых был я сам и близкие мне люди. В ту непростую эпоху, со своими минусами и плюсами, авторы могли создавать добротные и порой весьма талантливые произведения, которые, бывало, помогали людям в трудных жизненных ситуациях. Писательская братия, находясь в материальной зависимости от государства, всё-таки научилась отстаивать свою точку зрения: кто-то пользовался эзоповым языком, кто-то аллегориями, а кто-то, несмотря ни на что, резал правду-матку, не отвечая за последствия.
Советские писатели обсуждали проблемы своей страны и эпохи, искали ответы на злободневные социально-нравственные вопросы. Их творчество отвечало духовным и интеллектуальным запросам современников, а иногда и потомков. Надеюсь, что и нынешние молодые коллеги, как и нынешняя власть, также почерпнут для себя из истории советской литературы что-то полезное.