Возле окна

   Она стояла у окна и смотрела на улицу. Внизу шли люди. Они спешили – или медлили – по своим делам, а она стояла за занавеской, отгороженная от всего этого суетливого мира.
   Ее мир был здесь, у окна, где она ждала.
   А когда дожидалась, рядом с ней вставал он, слегка касаясь ее плечом, отчего к ее щекам приливал предательский жар, заставлявший подрагивать пальцы рук. Так и стояли они вечерами – когда он приходил – теми редкими вечерами, когда он приходил – спрятанные за занавеской, и никто снаружи не подозревал о них. О том, что они рядом стоят, чуть касаясь друг друга, о том, что его рука порой поднималась, чтобы отвести прядь волос с ее лица.
   Эти люди внизу – они могли бы увидеть сквозь занавеску огонек на конце его сигареты, лениво горящей, пока сумерки спускались на крыши и зажигали свет в окнах домов. Во всех других окнах, кроме того, где она чувствовала плечом того, кто пришел. И не пришел.
   Это был ее маленький личный мир, который разрушался по утрам, когда часы настойчиво требовали одеться и идти на работу, телефон призывал тысячей дел и общений. Тогда она позволяла гулу того, внешнего мира наполнить комнату. И лишь не отодвигала занавеску, замирала перед окном и вслушивалась в тишину. Мир отступал.
  А вечером она привычно вставала за занавеску, а плечо возле ее плеча отдалялось, уже не касаясь ее, и жар окрашивал ее щеки уже не-касанием его рук. Жар обжигал, и она не знала, отчего этот жар. По занавеске вверх бежали маленькие язычки пламени от его, коснувшейся ткани, сигареты, а она стояла и смотрела во внешний мир, от которого больше не была отгорожена спасительной занавеской и теплом его плеча. Люди снизу смотрели на нее, на них, люди видели их лица, тыкали в них своими взглядами, безмолвно открывая рты, сообщая другим о том, что там, у окна, стоят они.
   Ей казалось, что она вдруг оказалась обнаженная и мертвая внутри толпы, и любопытствующие руки трогают ее, чужие пальцы сдирают с нее кожу, оголяя ее еще больше, и больше, и больше… А его плечо – оно отдалялось от нее. Отгораживалось взглядами людей, телами людей, пространством, часами бытия без него.
   И однажды она почувствовала, что взгляды с улицы не обжигают ее, а скользят поверх, не задевая ее тело, огибают, равнодушные и невидящие. Не замечающие бледности ее щек и одиночества ее плеч.
   Тогда она отошла от окна.