Синяя шкатулка 15

Вид головы несчастного маркиза с ошмётками жил и кожи, - вынудил Катрин отшатнуться от отвращения. Человек, державший жуткий трофей, расхохотался. А стоящая рядом с ним женщина, запрокинув голову, крикнула: - Радуйся тому, что это не твоя голова нанизана на пику, аристократка!

Щёки Катрин вспыхнули от гнева.

- Уберите эту падаль от меня! - надменно обронила она.

Убийцы де Лоне засмеялись, решив, что её слова относятся к покойному маркизу.

- Понесём голову предателя дальше. Пусть де Лоне поклонится своим хозяевам! - предложил кто-то из них. Одобрительный гул раздался в ответ, и они пошли по улице дальше.

Катрин вернулась в гостиную. Девушку била нервная дрожь, но страха она не испытывала.

Маркиз не был приятным человеком во всех отношениях, но кого он предал? Предали и обманули его.

На следующий день, Катрин от придворной дамы Марии-Антуанетты — Женевьевы де Грамон, маркизы д'Оссён узнала, что когда королю доложили о смерти де Лоне, он равнодушно отозвался: «Ну что ж! Де Лоне вполне заслужил свою участь». Напрасно младший брат де Лоне обивал пороги королевского дворца, требуя предать покойного земле. Тело последнего коменданта Бастилии так и не было найдено.

Многие напуганные аристократы, включая принцев крови, готовились уехать из Франции.

Виконтесса решила остаться. Пока не грозила непосредственная опасность — в бегстве нет смысла.

Все в Париже ожидали лучших перемен. Слова: «Свобода, равенство, братство» звучали повсеместно и стали лозунгом восставшего народа. Виконтесса нисколько не возражала против принятия "Декларации прав человека и гражданина". Феодализм, как и абсолютная монархия, по её мнению, давно отжили своё. К отмене сословных привилегий дворянства и духовенства, тоже относилась с пониманием, относя их в разряд пережитков прошлого. Однако с иронией восприняла тот факт, что от революции выиграли буржуа, а не бедняки.

- Раз права собственности не затронули, то из этого следует, что народ поменял одного хозяина на другого. Бертран всё-таки заставил Ратона таскать для себя из огня каштаны, - заметила она в разговоре с Софи, припомнив басню Жана де Лафонтена «Обезьяна и кот».

Катрин делала попытки заинтересоваться политическими событиями и испытать, хотя толику воодушевления, царящую в массах. Увы, хотя она старательно пыталась проникнуться революционным духом, чувствовала лишь пустоту. Виконтесса де Сен-Совер под вымышленным именем посещала заседания политического клуба «Общество друзей закона». Помимо самого учредителя общества — господина Ромма и его племянника, в члены клуба вошли журналист, учёный-естествоиспытатель и ещё человек двадцать, чей род занятий Катрин был неизвестен. Слушая дебаты, она с трудом подавляла желание зевнуть, особенно, когда выступал сам Жильбер Ромм - маленького роста, с худыми ногами господин. Голос его звучал монотонно и был лишён всякой выразительности. Оратором он явно не являлся. Впрочем, демагогию Катрин не любила, а все лозунги, призывы, абсурдные предложения — казались ей галькой, пущенной в море и отскакивающей от его поверхности. Она вспомнила, как в детстве забавлялась в водах Ла Манша, бросая камушки поверх волн. Камень либо скользил по поверхности моря, либо срезал вершину волн и подскакивал от непрерывной силы толчка. Отойдя от воспоминаний детства, Катрин оглянулась по сторонам. Внимание виконтессы привлёк молчаливый юноша, который тоже, как и она, скучал, слушая пламенные речи собравшихся. Кажется, его зовут Поль Очер. Странная у него фамилия. Возможно, это псевдоним, взятый им, чтобы сохранить инкогнито.

Весь облик выдавал в нём дворянина. Судьба наградила его привлекательной внешностью: он был высок ростом, строен и хорошо сложен. Голубые умные глаза смотрели внимательно и с некоторой насторожённостью. Вьющиеся пепельно-русые волосы не требовали вмешательства куафёра. Таинственный незнакомец совсем не походил на француза. Откуда он?

Катрин решила выяснить это незамедлительно. Для этого пересела к нему поближе.

Вблизи молодой человек выглядел моложе, чем издали. Совсем ещё мальчик.

- Извините за моё любопытство, вы ведь не парижанин? - спросила она, обратившись к нему.

- Если по месту рождения, то я парижанин. Родился здесь. Но моя Родина — Россия, - ответил он с интересом глядя на свою собеседницу, которая была очаровательна — пушистые кудри, красивые глаза, белоснежная кожа… И ей очень шло красное платье — о чём не замедлил галантно сообщить господин «Очер».

- Платье цвета крамуази. Вы верно не в курсе, что раньше цвет этот был под запретом. Ещё во времена правления Генриха II появился официальный запрет от 1550 года на ношение дорогих тканей цвета крамуази. Разрешалось только августейшим особам. У герцогинь была привилегия набрасывать на свою карету красное покрывало, чтобы подчеркнуть свой статус. Более привилегированным — внукам короля дозволялось прибивать покрывало гвоздиками. Исключение составляли принцессы крови. Несправедливо ставить их ниже принцев крови. Герцог Конде счёл это возмутительным и потребовал дать принцессам крови право пригвоздить покрывало. Его возмутило, что его супруга поставлена вровень с простой герцогиней! Однако придворные выступили против нарушения традиций. Тогда герцог в гневе сорвал покрывало с кареты и въехал во внутренний двор дворца без алой отметины.

Господин Очер фыркнул.

- Вам смешно, а его поступок вызвал сильный резонанс, - с улыбкой сказала Катрин. - Это ведь являлось непозволительным нарушением. Маркизы, графы, бароны оставляли свои кареты и пешком заходили в придворцовый дворик.

- Наша, ныне покойная, императрица Елизавета слыла большой модницей. Она ввела запрет на модные французские туалеты. Никто не смел надевать их раньше, прежде чем она первой покажется в свете.

Извините, не представился. Я — граф Павел Строганов.

- Виконтесса Катрин де Сен-Совер.

В этот момент вошла молодая, может чуть старше Катрин, женщина в широкополой шляпе с перьями, из-под которой были видны длинные светло-каштановые волосы, серые глаза и миловидное лицо. Увидев их вместе, она смерила Катрин пронзительным взглядом.

- Кто она, вы не знаете? - спросила Катрин у русского графа.

- Анна Теруань де Мерикур, - ответил Строганов, с обожанием глядя на эту амазонку.

Катрин, присмотревшись к ней, узнала её. Это именно Анна полгода назад угрожала ей в день взятия Бастилии.