Деликатный на всю голову враг

 

       "Друг мой, вспомни, что молчать хорошо, безопасно и красиво."

             (Фёдор Достоевский)

     Всегда и со всеми был деликатен, деликатно молчал там, где был не согласен, никогда не высказывая свою точку зрения,  а соглашаясь с чужой  ему не подходящей.
С евреями был за евреев,  говоря о них только хорошо, а с антисемитами ярым ненавистником тех же,  сначала будучи деликатным по отношению к евреям, а потом таким же деликатным к антисемитам и вообще деликатным в вопросе еврейства, ему так казалось.

      Был “за” с обжорами- мясоедами, молчал,  не говорил ничего,  глядя как они поедают в огромных количествах бедных коровок, коз  и  свиней, состоя в каком -то обществе защиты животных.  Так же молчаливо соглашался с вегетарианцами или с веганами, и с теми, кто считал, что овощи и фрукты  тоже живые и даже разговаривают, пытаясь при этом отрастить у себя на спине крылья, чтобы была возможность летать и деликатно не наступать ногами на все травинки и росинки. Давился и вместе с ними молча,  с набитым ртом пытался жевать  солому, та была уже мёртвой травой и ей он не мог нанести вреда, плюнув в её  ещё живую душу.  И тут же, сам   обожая до посинения  стейк из мраморной говядины  с кровью, деликатно молчал о своих пристрастиях, желая во всём и со всеми оставаться деликатным.

       И потому снова молчал, там, где надо было сказать, но не говорил, почерпнув от великого Достоевского,  что молчание всегда безопасно,  красиво и хорошо, хотя если и было оно безопасным для тебя,  твоё молчание, то красивым,  а тем более хорошим точно не было.


   Оно в  лучшем  случае бескультурным и хамским выглядело. А  так как он,  проникшись,  продолжал оставаться в этой усвоенной им достоевской манере деликатным молчуном, то уже все больше напоминал деликатного Онегина, который тоже если что,  умел хранить молчанье в важном споре, которому даже сам Пушкин не симпатизировал, а  иначе  чего  это он в содержании своей поэмы обрисовал его подлецом  и негодяем, не только деликатным молчуном, чьё молчание упиралось в то,  что звёзд  этот герой чьего-то  романа  с неба не хватал, то есть образованностью похвастаться не мог, потому, где только мог проявлял деликатность и молчал.

        Как и  этот деликатный молчун из нашей современности как -то  на улице  деликатно поинтересовался у дамы с собачкой, той, что давно уже от чеховской дамы отошла в 21-столетие,  спросив “А  что, собачка не научена поднимать  предметы,  упавшие с пола?”  Проявив в тот момент  деликатность,  как видно,  к собачке, а не к даме,  у которой обе  руки оттягивали тяжёлые сумки, она же не была чеховской дамой с собачкой.  А   подруга этой мега деликатности совсем не деликатно,  выглядывая из- за сильного мужского плеча, жалобно  прохныкала… “Но это же не его, как он может взять и поднять…”  —    все хныкала и хныкала она, не замечая тяжёлых сумок в руках дамы, давно ставшей из дамы  уставшей женщиной, пока её спутник деликатно сохранял молчание, предоставив заключительное слово своему адвокату.

Зато женщина, уже точно не дама с собачкой,  не стала деликатничать и заметила:

     —   Поднял и отдал,  а не взял себе!

Теперь они оба деликатно молчали,  мега деликатность и его спутница-адвокатша,  потому что на правду им даже в деликатной манере сказать было нечего.

       Почему вся его деликатность в тот раз досталось какому - то псу, а не  как в ситуации с евреями и антисемитами, и  он не был деликатен с женщиной, деликатно не предложив ей не только помочь поднять упавший кошелёк,  но и сумки поднести, так и осталось загадкой даже для него самого, самого деликатного человека в мире, эдакого самогО  мистера деликатность.

     И потому раз не понятно не только это, то он продолжил изображать Фёдора Михайловича Достоевского и всё  делать для того, чтобы жизнь его была безопасной по всем статьям,  то есть красиво и хорошо молчать.

         Как и в  тот раз в автобусе он снова деликатно промолчал,  видя как какой -то посторонний мужик лезет в карман к другому пассажиру.   Не  совсем понятно было  к кому же  в тот момент проявил он  деликатность,  по отношению к вору был деликатен, промолчав,   или по отношению к тому,  у кого из кармана наличность уже вытащили и чего было говорить,  когда  всё уже  состоялось, что значит грабёж среди бела дня произошёл и никто не заметил, а кто заметил, тот  деликатно  промолчал,  даже в такой ситуации сумев сохранить на лице морду деликатности, не изменив своим правилам и промолчать   там, где требовалось не просто сказать,  а закричать.

       Но он предпочёл остаться деликатным, не важно, что кто-то остался без денег и возможно, даже  без последнего, его это не волновало вовсе, он должен был всегда и со всеми быть деликатным подлецом, видя совершаемое преступление деликатно молчать, не говоря ни слова идти мимо лежащего на земле умирающего старика, опять  и тут играя  в достоевщину, молчание же было хорошо и красиво, а  быть хорошим и красивым хотелось,  но главное, оно обеспечивало тебе безопасность в этом мире и наверное,  статус того самого мистера деликатность, который если что и знает и увидит, всегда промолчит.


     Такого же даже нацисты, попади он к ним в плен, не раскололи бы, он бы и у них в гестапо деликатно молчал бы, а потом,  если бы остался жив после всех пыток калёным железом, то получил бы награду за своё деликатное молчание, как герой, не сдавший своих,  правда утратив чувство безопасности по достоевскому, но это же не важно, он так хорошо и красиво молчал, что даже немцы сочли бы  его деликатным врагом на всю голову.

          Но так как всего этого не было, все же и героем ему побыть в войну не удалось, он тогда не родился ещё  просто, то он оставался героем в этой мирной жизни, всё  извлекая уроки из высказываний знаменитых людей и   подражая им.  Он был деликатным и,    как древнегреческая поэтесса времён до нашей эры Сапфо,  любил деликатность,   и это же было в продолжение  гречанке по достоевскому хорошо  и красиво, быть со всеми и без них,  каждый раз  подтверждая это своим молчанием, когда оно знак согласия,  и с тем,  что евреи хорошие и с тем, что плохие, и что поднял,  но не взял себе, а отдал, это как- то не понятно, как и непонятно к кому же, чтобы остаться в безопасности, лучше деликатность проявить к вору - преступнику или к потерпевшему, а  раз не ясно, то к обоим по очереди,  сначала к вору,  а потом к его жертве, сначала к евреям, а потом к антисемитам, сначала к хорошим, а потом к плохим, как и  сначала к правде, а  потом к кривде,  к преступлению и наказанию,  и к  нашим и  к вашим,  и так во всём и всегда, и при этом сохраняя на лице невозмутимую морду с выражением деликатности, будучи деликатным во всём и просто  на всю голову. 

11.10.2021 г
Марина Леванте