Писатель В. В. Вересаев в Алексине

ПИСАТЕЛЬ В.В. ВЕРЕСАЕВ (СМИДОВИЧ) В ГОРОДЕ АЛЕКСИНЕ. Кон. XIX – нач. XX в.


И Л Л Ю С Т Р А Ц И И

Фотопортрет. В.В. Вересаев (1867–1945) в студенческие годы. 1894 г.
Опубл.: Вересаев В.В. Собрание сочинений : в 5 т. М., 1961. Т. 5. С. 256.

Фото. В.В. Вересаев (1-й слева) в составе струнного квартета на даче в Алексине. 1902 г. // ГЛМ. КП–16656.

Почтовая карточка «г. АЛЕКСИНЪ. Видъ на городъ съ р. Оки». «Издание А. К. Петерсонъ, Алексинъ. M. Kampel, Moskau 5». [1909–1916 гг.] // АХКМ. КП-1197/1.

Почтовая карточка «г. АЛЕКСИНЪ. Сосновый боръ». «Издание А. К. Петерсонъ, Алексинъ. M. Kampel, Moskau 5». 1913 г. // АХКМ, собрание документов.



В 1872 г. по Оке открылось регулярное пароходное сообщение Калуга — Серпухов. В Алексине была устроена пристань. В 1874 г. напротив Алексина, на левом берегу Оки, начала действовать Ряжско-Вяземская (с 1890 г. — Сызрано-Вяземская) железная дорога с вокзалом Алексин, соединившая город с Тулой и Калугой. С этого времени начинается новая страница в истории Алексина — примыкающий к нему городской бор развивается как дачная местность. Для туляков, москвичей и калужан Алексин-бор стал популярным дачным местом благодаря удобному сообщению с губернскими городами, а также и, прежде всего, благодаря замечательным природным условиям. Дачников привлекали живописные алексинские пейзажи, мягкий умеренный климат, ароматный целительный воздух векового соснового бора, близость к полноводной, изобиловавшей рыбой Оке, песчаные окские берега, заливные луга с цветами и лечебными травами, обилие даров природы — ягод, грибов, орехов, чистой родниковой воды…

В газете «Тульское утро» от 1 апреля 1915 г., в статье «Алексин. Наши дачи», можно прочесть: «Наградил Бог Тулу близостью прекрасного дачного места — Алексина-бора [1]. Щедрой рукой наделил Господь природными данными это место. И великолепный сосновый бор, и отличные луга, прекрасная ключевая вода, и река Ока. Очаровательный пейзаж и — одним словом, Алексин-бор мог бы спорить с лучшими климатическими местами не только России, но и Европы» [2].

Сведения об одном из первых приездов в Алексин Викентия Викентьевича Вересаева (литературный псевдоним В.В. Смидовича) мы находим в его новелле «Софроний Матвеевич» (1943 [3]) из цикла «Невыдуманные рассказы о прошлом». Материалом для произведения, написанного в мемуарном жанре, послужили личные наблюдения писателя, когда он, будучи студентом медицинского факультета Дерптского университета (1888–1894), вместе с товарищами студентами, гостил во время летних каникул в Алексин-боре, на «собственной дачке» [4] Пересыпкина, «учителя математики и физики в тульской женской гимназии».  Вересаев и его друзья приехали в Алексин к студенту-медику Воскобойникову. Свой рассказ писатель начал так: «В Алексине у Воскобойникова оказался его товарищ по университету Пересыпкин, и всю нашу компанию в пять человек он привел переночевать к нему».   

Вересаев описал вечернее чаепитие в семье Пересыпкина «в сиреневой беседке». За столом звучали разговоры, шутки, смех, пение хором… Тесть хозяина дачи Софроний Матвеевич представился гостям как «человек шестидесятых годов», поведал о том, что литературными кумирами его молодости были Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Костомаров, Помяловский. Говоря о житейской философии Софрония Матвеевича, Вересаев отмечал: «Он слегка перед нами лебезил, заглядывал в глаза, высматривал сочувствие и уважение к себе, видимо, хотел нам показать себя достойным вести беседу со студентами». Заговорили о погоде… Софроний Матвеевич, человек верующий, вслед за Воскобойниковым, стал «безбожничать», рассуждая о «темной религиозности» «мужичков» и корысти священников: «Засуха жестокая. Мужички здешние все молебны служат о дожде. Крепка еще в них эта темная религиозность! Сидит для них на небе капризный старикашка: покланяйся хорошенько, — пошлет дождичка, не поклонишься, — уморит голодом… Попы здесь сейчас вот как наживаются. Каждый день молебны служат о дожде. И все никаких результатов!»

Рисуя психологический портрет Софрония Матвеевича, писатель раскрывает его через отношение к вере. Вересаев стал нечаянным свидетелем того, как ранним утром Софроний Матвеевич «потихоньку», чтобы никто не увидел, шел в церковь к обедне. «Бога, бога своего он стыдился и вел с ним дела тайком, чтобы не компрометировать себя знакомством с ним!» — с иронией заканчивает писатель свой рассказ.

Литературный критик В. Викторов писал: «“Невыдуманные рассказы о прошлом” В. Вересаева можно назвать маленькими трагедиями» [5]. Трагедия Софрония Матвеевича хорошо понятна всем, кому хоть раз приходилось, говоря словами Вересаева, «проявляться с самой гнусной стороны» — лебезить и поддакивать из желания вызвать «сочувствие и уважение к себе».

Для читателя алексинца новелла «Софроний Матвеевич» интересна своими зарисовками из жизни Алексина. Рассказ о вечернем чаепитии в Алексин-боре на даче Пересыпкина предваряют строки: «Давно стояла засуха. Сухое, красное солнце спускалось за колокольнями в пыльную даль». Раннее утро следующего дня Вересаев описал так: «На заре я проснулся. Так было хорошо кругом, что не хотелось тратить времени на сон. Восток светлел, ярко горела утренняя звезда, стояла сухая прохлада, на горке белела церковь, в ней медленно и протяжно звонили к ранней обедне».

В 1901 г. Вересаев по распоряжению санкт-петербургского градоначальника за участие в студенческом революционном движении и связь с социал-демократическими кругами был уволен из «Городской барачной в память С.П. Боткина больницы», где с 1894 г. служил сверхштатным ординатором и заведующим библиотекой. По циркуляру министра внутренних дел от 20 июня 1901 г., ему был запрещен на два года въезд в столичные города. Вересаев приехал в родную Тулу. На основании предписания Департамента полиции Министерства внутренних дел от 27 июня, он был подчинен негласному надзору полиции. В период вынужденного пребывания в Туле (1901–1903), как писал исследователь Н.А. Милонов, Вересаев «не раз бывал… в самых различных местах Тульской губернии, где жили его многочисленные родственники и знакомые» [6].

Приезжал писатель и в Алексин. В его записной книжке с дневниковыми записями начала 1900-х гг. можно прочесть: «Алексин. Концерт в казарме. Отставной гвардеец — улан, пьяный. Что это за казармы? У нас в Гатчине казармы — вот так казармы! Одно слово — гвардейские. Там концерт ставить — … А это что? Такую казарму в одну минуту можно приступом взять.
— Алексин? Что такое? У нас в Петербурге “Алексин” слово сказать, — все засмеют, никто не знает, что такое за Алексин» [7].

Среди дневниковых записей Вересаева есть и такие строки: «Алексин: поляна, бор. Вдали, на крутом берегу Оки, большие высокие церкви города… много колоколов. Дача… бревна с паклей, комнаты маленькие, в соседних все слышно.
…Гуляю по бору… над головой бушует огромное сухое море, сосны стонут и скрипят. Ветер ударит… в щели дует, стены трещат» [8].

В Государственном музее истории российской литературы имени В.И. Даля (ГЛМ, Москва) хранится интереснейшая фотография 1902 г., которую музейные сотрудники назвали так: «В.В. Вересаев в составе струнного квартета на даче в Алексине» [9]. На поляне алексинского соснового бора сняты с музыкальными инструментами Викентий Викентьевич Вересаев, его брат Владимир Викентьевич Смидович [10], их близкие друзья братья Иван Николаевич и Владимир Николаевич Ставровские [11]. Слева направо: В.В. Вересаев (2-я скрипка), выпускник Петроградской консерватории И.Н. Ставровский (1-я скрипка) [12], профессиональный моряк В.В. Смидович (альт), врач В.Н. Ставровский (виолончель) [13].

Племянница Вересаева [14] и его литературный секретарь Валерия Михайловна Нольде свидетельствовала: «Викентий Викентьевич был очень музыкален, играл на скрипке. <…> Но музыка для В.В. Вересаева имела и гораздо большее значение. Она не только заполняла его досуг, но была неотъемлемой частью его духовной жизни и, будучи осмысленной, питала его творчество» [15].

В подтверждение слов В.М. Нольде, приведем строки из автобиографического рассказа Вересаева «Перед завесою», написанного в 1903 г. и опубликованного в первом горьковском литературно-художественном «Сборнике товарищества “Знание” за 1903 год» (СПб., 1904) [16]. Обратим внимание: в цитируемых ниже строках выражены впечатления о пребывании писателя на алексинской земле в конце августа 1902 г., в какой-то степени они созвучны, перекликаются с фотографией «В.В. Вересаев в составе струнного квартета на даче в Алексине» (ГЛМ).

Вересаев писал: «Началось это под вечер, после обеда. На террасе дачи играли квартет Гайдна “Семь последних слов Христа” [17]. Мы сидели на скамейке под соснами. Пахло смолою. Бор тихо шумел, и казалось, над головами медленно волнуется огромное сухое море. За поляною, на крутом берегу Оки, серел в дымке городок. Над скученными маленькими домиками высоко поднимались белые церкви.
В звуках, несшихся с террасы, росла и развертывалась огромная драма. <…>
— Еще! Еще раз!
Они начали снова. И снова развертывалась жуткая драма и казалась теперь еще глубже и значительнее. Кругом становилось все тише. Сухое море в вершинах сосен волновалось все медленнее. Стало странно тихо. Как будто воздух с растущим вниманием вслушивался в то, что рассказывали звуки.
Скрипки начали:
“Истинно говорю тебе: ныне же будешь со мною в раю!..”
И вдруг какие-то чуждые, широкие звуки стройно и торжественно влились со стороны в мелодию. Это было неожиданно и удивительно. <…> …В Алексине зазвонили к вечерне, и это звучал колокол. Звучал мерно, уверенно, как раз в такт и в тон музыке.
<…>
<…> Другие колокола подхватили его голос и понесли вдаль, через реку и боры» [18].

В рассказе «Перед завесою» Вересаев увековечил, вероятно, 8,4-тонный колокол Успенского собора [19]. По воспоминаниям алексинского старожила, «в летнее время звон этого большого колокола был слышен до Тарусы — звук хорошо шел по реке» [20]. «Другие колокола» — это, вероятно, еще несколько колоколов, располагавшихся на колокольне Успенского собора [21]. А также, возможно, колокола приходских церквей г. Алексина. Старый и Новый Успенские соборы, Предтеченская церковь, Свято-Никольский храм располагались на одной оси вдоль высокого берега Оки.

Повествуя о вечере, проведенном на даче в Алексин-боре, Вересаев передал те глубокие личные переживания, которые он здесь испытал. Это были эмоции и мысли, рожденные слиянием мелодии великого австрийского композитора Й. Гайдна, удивительной тишины в природе и звона алексинских колоколов. «Распахнулась невидимая завеса», и писатель испытал чувство единения с окружающим миром.

Вересаев писал: «И вот странное что-то произошло со мною. Перед глазами как будто распахнулась невидимая завеса. Все кругом вдруг одухотворилось. Природа и люди слились в единую жизнь. И огромная тайна почуялась в этой общей, всепроникающей жизни. Звуки колокола, дрожа, плыли вдаль. Тихое, просторное небо наклонялось к ним и ласково принимало в себя. Даль тянулась навстречу. В чаще бора что-то прислушивалось и пряталось в зеленую тьму. Люди… на их лицах… лежал отсвет этой одухотворившейся общей жизни». 

Интересно было бы узнать, у кого Вересаев гостил в Алексине на даче в августовский вечер, давший сюжет для мемуарного рассказа «Перед завесою» [22]? Куда писатель направился, простившись с друзьями, переехав «на пароме Оку» и выйдя «на большую дорогу» тарусского окского левобережья — на железнодорожный вокзал Алексин, чтобы вернуться в Тулу? А, может быть, на Мышегский завод, в Колосово, в Петровское?

Рассказывая о своем пути по этой «широкой и прямой, заросшей муравкою», тянувшейся «меж старых ив» дороге, Вересаев создал удивительно поэтический образ «живой жизни в природе» на закате солнца: «Был конец августа. Жнивья стояли голые. Густая сероватая дымка затягивала даль. С запада дул сильный, сухой, удивительно теплый ветер. <…> Ивы грустно бросали ветру свои желтые листья. Полынь на межах билась и дрожала, охваченная смутным предчувствием. Глупые сухие былинки на краю дороги весело и шаловливо изгибались. А ветер в безумной тоске припадал к ним и целовал без конца. <…> Это лето прощалось со всем, что оно родило и вырастило, с чем сжилось, и на что надвигалась убивающая зима». И далее: «Огненно-красное солнце уходило в буро-серую муть горизонта, эта муть клочьями съедалась снизу в ясный диск. С севера медленно росла желто-серая туча — странная сверху резко отчерченная от неба, а сама вся ровная, без теней, без контуров внутри, как усыпанная желтоватым пеплом пустыня. Солнце скрылось. В сухом потемневшем воздухе носился ветер и покрывал теплыми поцелуями, травку, жнивья, деревья и меня». И далее: «Туча на севере росла, захватывала запад и восток. Вверху ее, как жало змеи, быстро и зловеще трепыхнулась молния. Становилось все темнее. И ветер затихал, и туча росла, мигала тусклыми молниями и глухо ворчала. Ветер украдкою осыпал в темноте землю последними поцелуями под замутившимися звездами и почерневшею, тупою, злобно ворчащею тучею. Пушистые былинки детски весело трепетали под поцелуями, не чуя их прощальной тоски. И теплые капли медленно падали с неба».

Описывая природу, Вересаев погружает читателя в мир своих переживаний — он продолжает с еще большей силой испытывать то единение с природой, которое почувствовал на даче в Алексин-боре: «Так ясно чуялась живая жизнь в природе, — совсем как тогда, когда вечер всею своею глубокою тишиною вдруг откликнулся на то великое, о чем важно и сосредоточенно зазвонил колокол». «…Что-то в глубине души страстно тянулось к ней («живой жизни в природе» — Т.Л.) и принимало ее жадно, всю целиком». «Но почему же так неудержимо рвется к этому единству душа? <…> В этой общей жизни — оправдание жизни и ее цель. <…> Да, здесь, и только здесь правда, потому что она дает душе жизнь». Описывая «чувство великой общности со всем, всем, всем, что было кругом», Вересаев наслаждается пантеистической близостью к природе: «Великое свершилось в душе. Мир коснулся ее своею бесконечною душою и поглотил, как свет солнца поглощает дневной свет звезды. И не было уже между ними границы».

Утром следующего дня, когда Вересаев покинул постоялый двор и шел под холодным дождем «по рассклизшей, глинистой дороге» c «придорожными ивами», когда все, что он видел вокруг, сливалось в «сырую муть», «мертвый сырой простор», писатель задавал себе вопросы: «Что это вчера было?..»; «Где она здесь, вчерашняя таинственная, общая жизнь?».

Последние строки рассказа звучат так: «И глаза с враждебным вызовом устремлялись в мутную пустоту дали. Да, я сумею принять ее такою, какая она есть. Не сумею — умру. Но не склонюсь перед правдою, которая только потому правда, что жить с нею легко и радостно».

Творчество Вересаева называют летописью духовных исканий русской интеллигенции. «Перед завесою» — одно из тех произведений писателя, где нашли отражение его собственные идейные искания. Центральная идея рассказа — идея «живой жизни». Главными символами «живой жизни» являются природа и искусство. Вересаев описывает, какой может быть сила эмоционального воздействия на человека природы и искусства. В рассказе — это алексинская природа, музыка австрийского композитора Гайдна и музыка русского (алексинского) колокольного звона. Для Вересаева «живая жизнь» — это, прежде всего, жизнь, когда нет «завесы», отделяющей человека от природы, жизнь человека в единении с природой. Это единение «дает душе жизнь». «В этой общей жизни — оправдание жизни и ее цель». Размышления о «живой жизни» приводят писателя к идее принятия жизни «такою, какая она есть». И в этих строках звучит жизнеутверждающий пафос.

Интересно, что в рассказе «Перед завесою» у Вересаева впервые встречается образное выражение «живая жизнь». С этого произведения начинает формироваться новая, имеющая философскую основу, линия в творчестве Вересаева. По словам Нольде, эта линия прошла «через его произведения… “В священном лесу”, “Состязание”, “Художник жизни”, рассказы “Эйтемия”, “Дедушка”, переводы эллинских поэтов и поэм Гомера “Илиада” и “Одиссея”. Сюда же примыкают произведения “Пушкин в жизни”, “Спутники Пушкина”, рассказы “Поэт”, “Биография Пушкина”» [23]. Концепция «живой жизни» станет главным лейтмотивом творчества писателя.

«Живая жизнь» — так Вересаев назовет свой литературоведческо-философский труд, который будет считать лучшей из написанных им книг. Одним из мест создания этого произведения станет в 1907–1914 гг. дачная местность «Петровский зеркальный завод», располагавшаяся в Тарусском уезде рядом с Петровской усадьбой В.В. Бера, в 10 верстах от города Алексина (совр. мкр. Петровское г. Алексина).

Книгу «Живая жизнь» Вересаев считал программной для себя. Здесь получила свое дальнейшее развитие и приобрела форму строгой программы идейно-художественная концепция писателя — «философия живой жизни». Вересаев отстаивал право человека на жизнеутверждающее мировоззрение, оптимистическое восприятие жизни. Задачу искусства он видел в необходимости научить людей радоваться «живой жизни», каждому ее мигу, жить в гармоническом единении с природой. «Живая жизнь, — писал Вересаев, — не может быть определена никаким конкретным содержанием. В чем жизнь? В чем ее смысл? В чем цель? Ответ только один: в самой жизни. Жизнь сама по себе представляет высочайшую ценность, полную таинственной глубины» [24]. 


ПРИМЕЧАНИЯ

1. Совр. Алексин Бор. См.: Кадастровый отчет по ООПТ памятник природы регионального значения «Алексин Бор (Алексинский Бор)». Составлен ИАС «ООПТРоссии» (oopt.aari.ru). 2021. URL: file:///C:/Users/admin/AppData/Local/Temp/().pdf ; Памятники природы Тульской области. М., 2016. С. 40.

2. Цит. с раскрытием сокращений по машинопис. выписке: Архив АХКМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 24. Л. 5.

3. Бабушкин Ю.У. Примечания // Вересаев В.В. Собр. соч. : в 5 т. М., 1961. Т. 4. С. 527 («Софроний Матвеевич — “Неделя” (воскресное приложение к газете “Известия”»). 1960. № 20. 10–16 июля. Беловая рукопись датирована автором: “Боржом. 8/VIII 32 г.”»).

4. Здесь и далее цит. по: Вересаев В.В. Софроний Матвеевич // Вересаев В.В. Собр. соч. : в 5 т. М., 1961. Т. 4. С. 449–451. Далее: Вересаев. Собр. соч. 1961.

5. Цит. по: Фохт-Бабушкин Ю.У. Примечания // Вересаев В.В. Собр. соч. : в 4 т. М., 1985. Т. 4. С. 468. Далее: Вересаев. Собр. соч. 1985.

6. Милонов Н.А. «Еще в середине 20-х годов В.В. Вересаев…» // Вересаев В.В. Невыдуманные рассказы. Тула, 1979. С. 6.
В статье «Писатель В.В. Вересаев (Смидович) и Тула», опубликованной в книге «По Тульскому краю : (пособие для экскурсий)» (Тула, 1925), читаем: Вересаев «был поставлен под такой надзор, что о каждом его шаге немедленно сообщалось Жандармскому Управлению. Все дело о В.В. заполнено уведомлениями о его переездах из Тулы в село Зыбино, из села Зыбино обратно в Тулу и т. д.» (с. 500). В 1998 г. исследователь К.Ю. Гостюхин (Алексин) изучал дело В.В. Вересаева, которое хранится в ГАТО, в фонде Тульского губернского жандармского управления (ф.  1300). Документов о пребывании Вересаева в Алексине в 1901–1903 гг. выявить не удалось.

7. РГАЛИ. Ф. 1041 (В.В. Вересаев). Оп. 4. Ед. хр. 139 (Записная книжка с дневниковыми записями, записями разговоров и событий, черновыми набросками и выписками из книг для работы над «Записками врача», с записями для памяти. 3 мая 1900 – 1903). Материал предоставил К.Ю. Гостюхин.

8. Цит. по: Архив АХКМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 50. Л. 117. Архив. выписка ст. науч. сотр. АХКМ И.Н. Васиной со ссылкой, которая требует уточнения: ЦГАЛИ. Ф. 1041 (Вересаев). Оп. 4. Д. 145, 149, 150.
Информация сайта РГАЛИ: Ф. 1041. Оп. 4. Ед. хр. 145 (Записная книжка с записями разговоров и событий. Часть записей рукой М.Г. Смидович (жены). 1908) ; Там же. Ед. хр. 149 (Записная книжка с дневниковыми записями, с записями разговоров и событий. [1910-е]) ; Там же. Ед. хр. 150 (Тетрадь с дневниковыми записями, набросками рассказов «Наседка», «Дождевой червяк», [«Семейный роман»] = «Птичка»… записями рассказов, случаев и др. Апрель 1912–[1930-е]). URL:  (дата обращения: 20.09.2021).

9. В.В. Вересаев в составе струнного квартета на даче в Алексине. 1902 г. : фото в паспарту // ГЛМ (Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля (Государственный литературный музей)). КП–16656.
Публикуемая фотокопия: Музей АОМЗ. НВ–97/2. Изыскания в ГЛМ: Т.Ф. Липницкая, зав музеем АОМЗ, 1988 г. Пересъемка в ГЛМ: А.В. Целюцкин, фотограф АОМЗ, 1988 г. Запись Липницкой: «В.В. Вересаев среди участников струнного квартета в Алексине. 1902 г. // ГЛМ. Ф. 3329. На обороте оригинала пояснит. помета рукой Вересаева: “И.Н. Ставровский, Влад. Вик. Смидович, Влад. Ник. Ставровский”».
Фото в паспарту опубл. на сайте «Государственный каталог Музейного фонда Российской Федерации», на странице «Федеральное государственное бюджетное учреждение культуры “Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля”». Описание: «Период создания: 1902. Материал, техника: фотобумага, картон, серебряно-желатиновая печать. Размер: 8,2х11,4 (фото); 15,8х21,6 (паспарту). Номер в Госкаталоге: 23915135. Номер по КП (ГИК): ГЛМ КП 16656 <…> Сидят в саду с музыкальными инструментами. Слева направо: В.В. Вересаев (2-я скрипка), И.Н. Ставровский (1-я скрипка), В.В. Смидович (альт), В.Н. Ставровский (виолончель). На обороте синими чернилами рукой В.В. Вересаева (?): На даче в Алексине, в 1902 году. Струнный квартет. Играли Гай…<неразб.> Слева направо: 1) Вик. Вик. Вересаев (2 скрипка) 2) Ив. Ник. Ставровский (1 скрипка) 3) Влад. Вик. Смидович (альт) 4) Влад. Ник. Ставровский (виолончель)» (URL: https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=24050237 (дата обращения: 20.09.2021)).
…Играли Гай… — вероятно, играли Гайдна.

10. О.Ф. Глаголева писала: «...Владимир Викентьевич Смидович был профессиональным моряком, с 1899 по 1905 год служил в торговом флоте шкипером дальнего плавания, участвовал в кругосветных плаваниях, в 1905 году пошел добровольцем (вольноопределяющимся) на русско-японскую войну, затем работал бухгалтером в коммерческом банке, а с 1914 по 1921 год вновь служил в армии (офицером)» (Глаголева О.Ф. Профессор Е.В. Смидович (1910–1993). М., 1996. С. 3).
Приведем также сведения о В.В. Смидовиче из публикации В.О. Старостиной: «Владимир Викентьевич (10.09.1878 – 1974) — шкипер дальнего плавания, бухгалтер. В 1916–1918 гг. служил офицером в Карсе, а в 1919 г. в Красной Армии. После демобилизации жил в Москве, работал бухгалтером (один из случаев в его жизни изображен в рассказе В. Вересаева “Трусиха”). Женат на тулячке Надежде Всеволодовне Рудневой. <…>
У Владимира Викентьевича в 1910 г. родилась в Нижнем Новгороде дочь Екатерина. Жила и училась в Москве. Екатерина Владимировна — доктор технических наук, профессор в институте нефти и газа им. Губкина. В декабре 1992 г. посетила музей Вересаева, собралась приехать еще раз, но скоропостижно скончалась в апреле 1993 г.» (Старостина В.О. Из истории родословной В.В. Вересаева // Материалы II Вересаевских чтений: К 130-летию со дня рождения В.В. Вересаева. Тула, 1997. С. 17–18).

11. О Ставровских Вересаев писал в своих «Воспоминаниях»: «С детских лет у нас было знакомство с семьею Ставровских. С годами мы все больше с ними сходились; образовались три тесно сплоченных семьи — Смидовичи белые (мы), Смидовичи черные (Гермогеновичи) и Ставровские. Ставровский-отец служил в акцизе. Дома наших родителей находились очень недалеко друг от друга: наш на Верхне-Дворянской; за углом, на Старо-Дворянской, дом Ставровских; через несколько домов — дом “черных”. Постоянно все виделись друг с другом. Летом часто гостили в Зыбине, имении “черных”. Люди были самые разнообразные, но жили дружно и уютно. Старшая Ставровская, Надя, одноклассница по гимназии моей сестры Мани, прекрасно играла на рояле. Я любил слушать ее игру» (Вересаев В.В. Воспоминания // Вересаев. Собр. соч. 1961. Т. 5. С. 329).

12. Ставровский Иван Николаевич (р. 1883). «Выпускник Петроградской консерватории. В годы Первой мировой войны был призван в армию, офицер военного времени. После гражданской войны — в эмиграции в Китае» (Седельников В.О. Примечания // Ставровский С.Н. Черные годы, или «Bestia triumphalis" (1917–1922) / Публикация В.О. Седельникова // Минувшее: Исторический альманах. 14. М.; СПБ.: Atheneum: Феникс. 1993. С. 95. Примеч. 43).    

13. «Ставровский Владимир Николаевич, р. 1877. Доктор медицины. В эмиграции в Югославии. Ум. 22 окт. 1944 в Белграде» (Участники Белого движения в России : Генеалогический форму ВГД. URL: https://forum.vgd.ru/post/395/70313/p2003488.htm (дата обращения: 20.09.2021)).

14. В.М. Нольде — дочь Анны Викентьевны Нольде (урожд. Смидович), сестры В.В. Вересаева.   

15. Нольде В.М. Вересаев : Жизнь и творчество. Тула, 1986. С. 170. Далее: Нольде. 1986.

16. Бабушкин Ю.У. Примечания // Вересаев. Собр. соч. 1961. Т. 2. С. 434.

17. Точное название: «Семь слов Спасителя нашего Иисуса Христа, сказанных Им на кресте» (1787 г.). Есть несколько авторских версий: для оркестра, для струнного квартета, в виде оратории — для вокалистов, хора и оркестра.

18. Здесь и далее цит. по: Вересаев В.В. Перед завесою // Вересаев. Собр. соч. 1961. Т. 2. С. 190–194.

19. По архивным сведениям, прихожанин алексинской соборной церкви, алексинский 2-й гильдии купец Тимофей Михайлович Рожнов «в 1869 году пожертвовал от себя колокол на… Соборную колокольню в 514 пуд (8,4 тонны. — Т.Л.), стоющий со всеми расходами до 10 000 руб…» (Прошение «города Алексина соборной церкви священноцерковнослужителей, церковного старосты и прихожан» архиепископу Тульскому и Белевскому Никандру (Покровскому). 20 дек. 1878 г. // ГАТО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 670. Л. 2. Архивные разыскания: алексинский историк-краевед К.Ю. Гостюхин при финансовой поддержке настоятеля Успенской церкви г. Алексина протоиерея Геннадия Васильевича Степанова. Материал предоставил для публикации К.Ю. Гостюхин).
Архивным материалам не соответствуют сведения мемуарного источника: Ефремов К.В. Из воспоминаний о зданиях улицы Советской. Запись: Т.Ф. Липницкая, 2005 г. // Воспоминания алексинских старожилов об улицах, площадях и зданиях Заречья, о домах и людях улицы Первой Перспективной — улицы Советской. Запись: Т.Ф. Липницкая, 1997–2005 гг. // АХКМ, собрание документов отдела современности. Далее: Ефремов. 2005 // Воспоминания алексинских старожилов // АХКМ, собрание документов отдела современности.
Константин Васильевич Ефремов со слов своего отца Василия Николаевича Ефремова (1888–1962), который был регентом хора Успенского собора с 1940-х до нач. 1960-х гг., рассказывал об Азимове и «азимовском колоколе» Успенского собора: «Азимов был богатым человеком. Несколько позже постройки колокольни Успенского собора Азимов заказал на свои деньги большой колокол, который весил 8,5 тонн. На колоколе была выполнена рельефная надпись о благотворителе Азимове… В летнее время звон этого большого соборного колокола был слышен в Тарусе — звук хорошо шел по реке».
Вероятнее всего, В.Н. Ефремов, рассказывая о заказчике большого колокола Успенского собора, имел в виду Илью Петровича Азимова, который в 1830–1840-е гг. был купцом 3-й гильдии, одним из самых крупных алексинских хлеботорговцев. В 1860-е гг. являлся церковным старостой Соборной церкви г. Алексина (Малицкий П.И. Соборная Успенская // Малицкий П.И. Приходы и церкви Тульской епархии : Извлечение из церковно-приходских летописей. Тула, 1895. С. 42–43. Упом. «церковный староста И.П. Авилов», верно: Азимов).
…Несколько позже постройки колокольни… — По сведениям настоятеля Успенского собора, «колокольня каменная, построена 1838 года» (Казанский М., прот. Ответы, составленные города Алексина Успенского собора протоиереем Михаилом Казанским на вопросы для собирания материалов историко-статистического описания Тульской епархии. 1858 г. // ГАТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 460. Л. 36 об. № 12 и 13. Далее: Казанский, прот. 1858 // ГАТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 460. Датировка 1858 г.: А.С. Попов).

Автор исследования благодарит историка-краеведа А.С. Попова (г. Алексин) за ценные сведения и замечания, после которых в 2023 г. в работу была внесена правка по теме «Колокольня и колокола Успенского собора».

20. Ефремов. 2005 // Воспоминания алексинских старожилов // АХКМ, собрание документов отдела современности.

21. О шести колоколах Успенского собора в 1850-е гг. см.: Казанский, прот. 1858 // ГАТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 460. Л. 36 об. № 14 («На колокольне висят шесть колоколов весом: 1-й в 219 пудов и 10 фунтов (3,6 тонн. — Т.Л.), 2-й в 43 пуда, 3-й в 30 пудов, 4-й в 13 пудов, 5-й в 1 пуд и 30 фунтов, 6-й в 1 ; пуда. Эти колокола особых названий не имеют, и некоторые из них литы в конце прошедшего XVIII столетий, а некоторые в настоящем»).

22. В рассказе упоминаются только два имени — «гимназиста Сережи, игравшего вторую скрипку» и Маши (с. 191).

23. Нольде. 1986. С. 154. Автор ведет линию в творчестве Вересаева, имеющую философскую основу, от повести «К жизни».

24. Вересаев В.В. Живая жизнь: «Да здравствует весь мир!» (О Льве Толстом) // Вересаев. Собр. соч. 1985. Т. 3. С. 212–213.


СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

АОМЗ — Алексинский опытный механический завод.

АХКМ — Алексинский художественно-краеведческий музей.

ГАТО — Государственный архив Тульской области.

ГЛМ — Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля (Государственный литературный музей) (Москва).

РГАЛИ (ранее ЦГАЛИ) — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).

Т.Ф. Липницкая, научный сотрудник
Алексинского художественно-краеведческого музея


Ссылка на статью:
Липницкая Т.Ф. Писатель В.В. Вересаев (Смидович) в городе Алексине. Кон. XIX – нач. XX в. / Алексин. худож.-краевед. музей // Проза.ру : рос. лит. портал. М., 2021. URL: http://proza.ru/2021/10/11/80 (дата обращения: ...).


Статья на эту тему опубликована: Липницкая Т. Викентий Вересаев в Алексине // Алексинская городская. 2013. 21 авг. С. 8, 16.  В публикацию на портале Проза.ру внесены дополнения и исправления неточностей.