Так жили, так и живём

               
     Для Прямкова дни тянутся мучительно долго, совершенно не считаясь с его желаниями. Время будто остановилось. Так бывает всегда, когда человек находится в нетерпеливом ожидании, в состоянии которого Прямков как раз и пребывает. Он не может дождаться дня, когда его хороший знакомый ещё по школьным годам в очередной раз обещает вернуть, наконец-то, свой долг. Сумма нешуточная, потому волнуется.  В кои-то веки Прямков нарушил заповедь, – кажется, даже библейскую, – которой всегда неукоснительно следовал: не бери и не давай в долг. Теперь, вот, не знает, как вернуть свои кровные полтора миллиона. Начинает подозревать – плакали его денежки, тем более, что давал их просто под честное слово.

     Прямков зарабатывал на жизнь, выполняя заказы разных компаний. В качестве фрилансера, если называть характер его работы на английский, или шабашника – на русский манер. Чем шабашил – уточнять не станем. Во всяком случае деньги у него водились. Во-первых, неплохо платили. Во-вторых, он совсем одинокий человек и холостяк. В-третьих, домосед. В-четвёртых, отсутствие разных вредных для бюджета привычек, склонностей и наклонностей – практически никаких расходов за рамками естественных надобностей. Так что потихоньку-потихоньку превратился Прямков в миллионера. Подпольного: банкирам нажитое не доверял.
 
     Да, есть ещё и в-пятых: осознанно не заводил друзей, в том числе с той целью, чтобы никто не мог искусить на непредвиденные траты или покуситься на его добро. После нынешнего случая с задолжавшим одноклассником так вообще от всех отгородился, даже здороваться с соседями перестал. В каждом теперь подозревал лжеца, обманщика, проходимца.

     Школьный товарищ Прямкова - бизнесмен. Его будто бы обманули. Якобы решил со своим компаньоном, больше того – закадычным другом, каковым его считал, открыть где-то на юге страны филиал своего предприятия. Так вот друг вдруг оказался не другом, а недругом. Облапошил: завладел львиной долей совместного капитала, да ещё и предприятие на себя сумел переписать. В эту историю, рассказанную должником, Прямков не верит. – Врёт! Иначе откуда у полного банкрота деньги на дорогостоящие семейные вояжи в швейцарские Альпы зимой, а летом – на пляжи Средиземноморья!?
 
      Не раз обманутый Прямков теперь частенько осуждающе рассуждает о многофункционном человеческом качестве под названием лживость. По-простецки – склонность к вранью.  – Человек существо двуличное, – мыслит Прямков, – и человек и одновременно животное. Самим собой разным бывает. Когда отправляет и удовлетворяет свои физиологические потребности и надобности, - животное. Что интересно, делает это  по-человечески: обставляет всевозможными общепринятыми установлениями и условностями, как бы чувствуя некий стыд за присутствующее в нём животное начало. Скажем, старается не испражняться на глазах других, сексом занимается в тёмное время суток. А если не стыдится, то подвергается осуждению, установившему ограничительные правила для публичных проявлений животных признаков.
 
     Уже сами эти правила, названные этикетом, учат, как надо врать своим визави, чтобы представать в их глазах не тем существом, коим данная человеческая особь может являться на самом деле. Скажем, кто-то свой зад пальцем подтирает, а на людях, следуя этим правилам, – сама поведенческая непорочность. Если бы та и впрямь наличествовала, то и правила приличия не понадобились бы.

     А в человеческом обличье человек вообще многолик! Многолик в своём вранье. Жизнь его – занимательнейшая история лжи и вранья. Причин, по которым врёт, – не перечесть! Их столько, сколько жизненных ситуаций! Они и благородные и неблагородные, возвышенные и подлые. Он врёт по привычке, в насмешку, врёт просто так. Врёт самому себе. Примеры?! Да, сколько угодно! Покопайтесь в своей жизни, – и даже не погружаясь в её исторические глубины, найдёте их массу. И у тех, кто врёт, почти всегда находится оправдание. И почти всегда враньё приносит боль или разочарование в чём-то или в ком-то, когда всплывает правда.
 
     Кто-то говорит, что правда делает человека свободным. Прямков в это утверждение не верит. – Правда, – убеждён он, – на руку людям, желающим выведать у правдолюба цели и настроение, чтобы затем обмануть его. По крайней мере, по своему жизненному опыту Прямков видел, что она намного реже, чем враньё, становилась отмычкой для замкОв  дверей, за которыми были деньги, слава и власть.
 
     Враньё осуждали и наказывали во все времена. Скажем, у древних египтян за неким претендентом в фараоны водились непристойные делишки, так что однажды пришлось ему держать ответ перед жрецами. Те должны были определить его виновность или невиновность. Оправдали! Так вот, претендент, став фараоном, тех врунов-провидцев сурово наказал. Посчитал, что если они и впрямь разговаривали с богами, то должны были бы знать, что он грешен, и осудить его.
 
     За ложь можно поплатиться и ныне, даже оказаться за решёткой. Но не всегда: врёт-то, пусть даже время от времени, каждый землянин – не будет же человечество само себя поголовно наказывать! У Прямкова иногда мелькала мысль, что он-де не такой, но потом признавался сам себе, что врёт. – Как же жить, никому не веря!? – скорбно вопрошал он, а потом успокаивал себя: – Да во все времена так жили и сейчас, слава богу, живём!

     Свои полтора миллиона Прямков не получил и на этот раз. А потом забыл о них навсегда – угодил под машину.

11 октября 2021 года      


Рецензии