Если завтра война

                                                        Алехандро Атуэй

 

ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА

 

Действующие лица:

 

ЖУКОВ ГЕОРГИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ — начальник Генерального штаба

ТИМОШЕНКО СЕМЁН КОНСТАНТИНОВИЧ – народный комиссар обороны

ВАТУТИН – первый заместитель начальника Генерального штаба

КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ  — художник

ЛЕНА — подруга Константина

ГОЛОСА ПО ТЕЛЕФОНУ: МАМЫ ЖУКОВА, ГЕНЕРАЛА КУЗНЕЦОВА, ГЕНЕРАЛА ПУРКАЕВА, СТАЛИНА


 

СЦЕНА ПЕРВАЯ

 

В кабинет входит Жуков. Несколько раз рвано ходит по комнате, останавливается, задумывается, опять быстро ходит. Потом, словно решившись, подходит к столу.

 

ЖУКОВ. (Снимает трубку.) Соедините меня с командующим Прибалтийским Особым Военным округом… На  проводе Жуков.

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Не расслышал, кто говорит?

ЖУКОВ. Что!? Генерал-полковник, что у тебя с ушами? Прочисти их! Это Жуков у аппарата! Слушай внимательно, а то опять поймёшь всё не так как надо. Скоро придёт директива, но я звоню заранее, чтобы не было недоразумений. Директива придёт шифровкой, а  у нас нет времени на секретность. Поэтому действуй прямо сейчас, сегодня, ни минутой не медля, действуй, как делал до этого. Ты понимаешь, о чём я говорю?

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Товарищ генерал армии! Правильно я понял, что надо выполнять то, что я с рвением делал последние три дня, то, за что вы меня с наркомом под трибунал отдать грозились?

ЖУКОВ. Да, генерал-полковник, да! Всё, что мы тебе говорили, было только для того, чтобы твои действия не вызвали негативную реакцию с той стороны, чтобы, не дай Бог, не нарваться на провокацию. Ругали с целью осадить тебя, чтобы твои поспешные действия не ускорили нежелательного процесса. Говорю загадками потому, что напрямую, сам понимаешь, не могу по открытой связи. Всё в директиве поймёшь, она уже у шифровальщиков, но ты сейчас догадайся, о чём я, и быстро прими правильное решение. Только действуй незамедлительно – времени уже нет.

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Неужели они всё-таки решились?

ЖУКОВ. Не знаю, командующий, не знаю. По всей видимости, да. К этому давно уже шло. Видно пробил час. На тебя надеюсь как ни на кого. Действуй – некогда разглагольствовать.

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Есть! Я ещё вчера настоял выполнить до конца свой приказ.

ЖУКОВ. Вот сукин сын! Надо было всё-таки тебя расстрелять за самоуправство! Ладно, действуй.

 

Кладёт трубку. Входит Тимошенко. Жуков встаёт.

 

ТИМОШЕНКО. Да, сиди, сиди.

ЖУКОВ. Товарищ маршал. Что-то срочное? Я бы и сам с докладом…

ТИМОШЕНКО (нервничает). Не суетись. Не спокойно мне после сегодняшнего совещания в Кремле, суетно, вот и маюсь. Никогда не задумывался на службе, выполнял и отдавал приказы, и было это смыслом жизни. А вот сегодня сомнения одолели – так ли всё, правильно ли? Да и по обстановке - видно, ночь нам сегодня не спать с тобой. Всё мучает совесть – не упустили ли мы время, не слишком ли затянули с подготовительными мероприятиями? Остальным, которые на совещании были, им что? Они гражданские. Только мы с тобой понимаем, что даже не минута, а каждая секунда сейчас на счету.

ЖУКОВ. Думаю, всё правильно мы делаем, товарищ маршал, вовремя. Да и иначе нельзя. Всё делаем в точности с линией партии на сдерживание конфликта, предотвращение провокаций, как повода к боевым действиям.

ТИМОШЕНКО. Так-то оно так, но войска уже настолько запуганы, что боятся проявить какую-либо инициативу. Опасаются даже лишний выстрел на учениях сделать. Случись что, не поймут, как отвечать на прямую агрессию. Повторяю, на агрессию, а не провокацию. Обзванивал перед выездом в Кремль округа, интересовался выполнением директивы от восемнадцатого июня. Ну, и как ты думаешь, вместо того, чтобы приводить в боевую готовность части, практически все без исключения наоборот занимаются сдерживанием. Каждый боится, что, не дай Бог, на его участке все его действия по подготовке позиций на основной полосе укрепрайонов, в предполье, создание завалов и других препятствий, выдвижение частей в районы укрытия, всё это послужит основанием для обвинения нас немцами в развязывании войны. Да, в директиве про осторожность тоже сказано, но главное-то – приведение войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность! Вот что! А командиры по инерции, по привычке, которую мы у них сами и выработали, стараются избежать конфликта, только этого и страшатся. Командующий авиацией Западного округа генерал Копец знаешь, что отчудил? Приказал снять с самолётов вооружение. И ни много ни мало с сорок третьей истребительной авиадивизии, с тринадцатой и двенадцатой бомбардировочных авиадивизий. Ты его знаешь, он человек не робкого десятка, в Испании воевал. Говорит, что ему так спокойнее – ни одна шальная пуля на ученьях в сторону границы не улетит. Я, говорит, под трибунал не хочу. Хорошо, что десятая, одиннадцатая и девятая смешанные авиадивизии ему не подчиняются, а то бы весь округ, считай, без самолётов остался.

ЖУКОВ. Я тоже об этом думал: не слишком ли сильно связывали руки командирам, дабы избежать столкновений с немцами. Только что говорил с командиром Прибалтийского округа Кузнецовым. Помните? Вчера его только чихвостили за то, что с усердием стал выдвигаться на огневые рубежи, производить минирование подступов, подтягивать авиацию к границе и рассредоточивать. После вчерашней взбучки, сегодня уже не верит, переспрашивает, когда я ему чуть ли не прямым текстом говорю, что надо ждать удара немецких сил в самое ближайшее время.

ТИМОШЕНКО. Да, столько времени укрепляли у подчинённых чувство сохранения союза с немцами, что теперь и самим плохо верится, когда воочию стоим на пороге войны. Скажи, Георгий Константинович, не как подчинённого тебя спрашиваю, а как человека: боишься ли ты войны?

ЖУКОВ. Я, когда иду в бой, все чувства оставляю. По-другому никак. Будешь думать про свою шкуру – завалишь дело. Я ещё совсем мальчишка был, лет семнадцать, случился в соседней деревне ночью пожар. Бросились помогать тушить дома. Бегу я с ведром и слышу крики о помощи из одного дома. Ну, я туда, не раздумывая. А там старушка и двое детишек малых. Вытащил, конечно. Потом, на утро уже, гляжу, а на пиджаке две дыры прожжённые величиной с пятак. Не думал в момент опасности ни о пиджаке новеньком, ни о жизни своей – людей надо было спасать. А насчёт страха, глупо, конечно, не бояться. Но война – это наша работа. За столько лет я уже привык. Шутка ли, только за последние годы с кем только не воевали: с финнами в Карелии, Испанию прошли, с японцами на Халхин-Голе, с теми же румынами в Бессарабии чуть не сцепились. Но этот враг матёрый, опасный, опытный. Всю Европу уже под себя подмял. Биться с ним не боюсь, но нам бы ещё годок-другой подготовиться. Мы с вами только начали реорганизацию армии, а сколько ещё надо сделать? Необходимо формировать мехкорпуса, создавать танковые ударные бригады на основе новых моделей танков, более мощных, с увеличенным калибром вооружения. Моторизация войск ни к чёрту! В некоторых полках ещё до восьмидесяти, а то и девяноста процентов на гужевой тяге. А в современной войне всё решает скорость, быстрота продвижения войск, манёвренность.

  Вот опять в памяти всплыло: я с детских лет работал в скорняжной мастерской у дядьки в Москве. Помню, приехал как-то раз на побывку домой. Шёл мне тогда семнадцатый год. Глянулась на танцах одна девица. Ну, я с ней один танец, второй, третий. А не знал, что местный почтальон Филька за ней уже давно ухлёстывает. Так вот этот женишок налил злобой глаза и достаёт пистолет (почтальонам тогда по должности полагался). И на меня, мол, застрелю, если ещё раз с Манькой станцуешь. А я шустёр был по молодости, тут же возьми, да и выхвати у него револьвер. Забросил его в кусты и дальше с Манькой танцевать, как ни в чём не бывало.

   Конечно, не совсем наглядный пример, насколько решающей бывает скорость. Но образцов быстрых военных манёвров с успешным исходом вы побольше меня знаете. Части должны быстро передислоцироваться, чтобы занимать бреши в обороне, приостанавливать мощные удары противника, выходить на ударные позиции, не давая врагу собраться, нагонять и добивать побежавшего неприятеля.

   В воздухе, опять же, необходимо превосходство, но не на наших фанерных, а на металлических, бронированных машинах. И опять же скорость – нужны более мощные моторы для наших самолётов. Вот тогда с любым врагом не страшно сцепиться.

ТИМОШЕНКО. Времени у нас уже нет никакого на подготовку. Про матёрого врага  это ты верно сказал. Схватка смертельная будет. Одно меня утешает, что наконец-то мы убедили председателя совнаркома в необходимости принятия срочных мер для укрепления обороны на западе нашей страны. Одних резервистов более восьмисот тысяч призвали опять в армию.… Как думаешь, Георгий Константинович, сегодня начнётся?

ЖУКОВ. Сегодня, товарищ маршал, сегодня. Более чем из пятисот донесений полгода,  две трети указывают на серьёзные намерения немцев разделаться с нами. Больше двадцати перебежчиков за последнее время с одними и теми же сведениями. Мало того, сегодняшние перебежчики все как один указывают точную дату и время начала вторжения: 22-е июня, 4 часа утра.  На дезинформацию это уже точно не похоже, даже если учесть, что немцы знают о вынашивании нами планов предупреждающих контрударов и рассчитывают, что мы первые спровоцируем боевые действия. Да и дезинформацию наши особисты давно бы раскусили.

ТИМОШЕНКО  (Подходит к карте). Мы не раз уже с тобой это обсуждали, а теперь как ты думаешь: какое будет направление главного удара?

ЖУКОВ (Показывает на карте). Судя по дислокации войск и последним данным воздушной разведки, наступление будет произведено по нескольким направлениям. Следует ожидать вторжение практически по всей границе, но основные силы будут приложены в направлении Киева и Минска. Особенно в сторону Минска – оттуда прямой путь на Москву. Возможно, и в Ленинградском направлении тоже будет массированный удар, очень опасный для нас, ведь, в недавно занятых прибалтийских республиках, ещё не совсем отработаны укрепрайоны. Возможно, немцы также рассчитывают на поддержку антисоветски настроенной части населения Прибалтики. На юге нам будет проще, так как вдоль границы с Молдавией, Черновицкой и Ивано-Франковской областями сосредоточена румынская армия, не имеющая такого боевого опыта как немецкие войска. Думаю, что как раз там можно организовать мощное контрнаступление и выйти в тыл дивизиям немцев, наступающим на киевском и минском направлениях. Этим манёвром мы отрезаем основные силы от румынских нефтяных месторождений, берём под контроль промышленную Силезию, прекращаем поставки вооружения из Чехии для ударной группировки.

ТИМОШЕНКО.  Это не плохая идея. Но вступит ли в войну Румыния? Неизвестно.

ЖУКОВ. Румыны злы на нас за отнятые земли Бессарабии в сороковом году. Так или иначе, Румыния союзник Германии – ей придётся воевать. Товарищ маршал, сами понимаете, что мы в этот раз будем воевать не с немцами,  а со всей Европой. Там и венгерские дивизии, и хорваты, и словаки, и итальянцы, и те же румыны. По имеющимся разведывательным данным, на востоке Европы уже сосредоточено более ста двадцати немецких дивизий против наших ста семидесяти. Хорошо, что успели перебросить туда ещё шестнадцать дальневосточных дивизий. Но у них-то дивизии отмобилизованные, численностью по семнадцать тысяч человек, против наших четырнадцати, неукомплектованных, плюс к этому около тридцати-сорока дивизий могут выставить против нас союзники Германии, товарищ маршал.

ТИМОШЕНКО. Георгий Константинович! Что ты заладил: товарищ маршал, товарищ маршал. Мы ведь не на заседании штаба, и не на параде. Слава Богу, почти десять лет друг друга знаем. Прошу тебя, обращайся ко мне по-свойски.

ЖУКОВ. Хорошо, Семён Константинович! А ещё предвижу удар в спину от финнов. Не простят они нам тридцать девятого года и Карелии. Вот теперь им выпала возможность поквитаться с нами.

ТИМОШЕНКО. Финнам не дадим сильно разгуляться. Ленинградским округом сейчас Попов командует – он им спуску не даст. А вот Западный особый округ меня беспокоит. Как раз направление предполагаемого главного удара немцев. Генерал Павлов опытный вояка, танкист,  героя в Испании получил, но в последнее время трусоват стал. Но не в прямом смысле, конечно, а просто осторожен, перестраховывается, не торопится с выполнением распоряжений, всё смотрит, как товарищ Сталин будет реагировать. Вот и результат: по директиве от восемнадцатого июня полное отсутствие понимания задач в частях, совершенное благодушие его командиров, о переходе в полную боевую готовность даже и мыслей нет. Я, конечно, накачал его, но, чувствую, с ним ещё надо работать и работать. Ты, Георгий Константинович, начал обзванивать округа. Это правильно. Пока директиву разошлют, пока расшифруют, пока прочитают, пока сообразят что к чему, время будет упущено. Прошу тебя: сделай им всем наставления по телефону сейчас же. Только не прямым текстом, секретность соблюдай. Думаю, сообразят, в чём дело. А я пойду, проконтролирую, чтобы Ватутин поскорее разослал шифровки с директивою. Будут новости – звони незамедлительно, я у себя в кабинете.

 

Уходит.

 

 

 

 

 

 

СЦЕНА ВТОРАЯ

 

Жуков садится за стол, правой ладонью обхватывает левый кулак, опирается на кулаки лбом.

 

ЖУКОВ. Надо крепко подумать. Хотя, какой чёрт тут подумаешь – непременно начнут трезвонить. И всё же надо хладнокровно всё взвесить.

 

Раздаётся телефонный звонок.

                                                 

ЖУКОВ. Ну, вот! Подумаешь тут. (Снимает трубку.) Да!

ГОЛОС МАТЕРИ. Егор!

ЖУКОВ. Это вы, мама! Как вы до меня дозвонились? Это невозможно!  Ко мне командиры дивизий сутками прозвониться не могут, а вы дозвонились?

ГОЛОС МАТЕРИ. Спасибо Ефгафычу, председателю нашему. Он так и сказал, мол, мать генерала Жукова звонит – срочно соедините с ним! А то задаст он вам трёпу. И вот, видишь, через десять минут соединили.

ЖУКОВ. Мама, как вы? Не болеете? Что случилось? Почему звоните среди ночи?

ГОЛОС МАТЕРИ.  Да, слава Богу, всё в порядке. Здоровье моё, сам знаешь, трудно пошатнуть – смолоду пятипудовые мешки ворочала, почище любого мужика. Года, конечно, уже не те, слаба стала, а болеть не болею.

ЖУКОВ. И то ладно. А я уж подумал что. Звонок то поздний.

ГОЛОС МАТЕРИ. Беспокоюсь, мать ведь. Бедовый ты у меня, гордый, да упрямый. Вот сердце и не на месте.

ЖУКОВ. Обычный.

ГОЛОС МАТЕРИ. Обычный. Обычный завопил бы благим матом, да в ноги к батюшке кинулся прощенье просить. А ты на своём стоял, побои стерпел без звука, а потом в коноплю к соседу сбежал, да прятался там три дня. Мы все с ног сбились тебя искамши. Помнишь?

ЖУКОВ (с усмешкой). Помню. Как же не помнить. У отца, царствие ему небесное, рука тяжёлая была. Так чего звоните-то? Я занят сегодня очень. Говорите  скорее, слушаю.

ГОЛОС МАТЕРИ. Ты всегда теперь занят. В родную Стрелковку седьмой год уже не показываешься, как мать выглядит, забыл уже, небось.

ЖУКОВ. Заеду, заеду обязательно. В этом году же и приеду, но не сейчас – месяцев через пять-шесть. Вы только дождитесь меня. Ну, всё. Не хворайте. Целую!

ГОЛОС МАТЕРИ. Подожди! Чего звоню-то? Ляксея Колотырного помнишь? Ну, Лёшку, с которым ты в церковном хоре пел?

ЖУКОВ. Помню, конечно. Как он?

ГОЛОС МАТЕРИ. Сносно. Да не в нём дело. Сказывал он, что германец опять войной на нас итить хочет. Правда ли? Аль как? Вон уж вся Европа под им.

ЖУКОВ. Мама, Советский Союз с Германией в очень хороших отношениях. Мы поставляем им сырьё для заводов, они нам некоторые виды продукции. Опытом обмениваемся, специалисты наши к ним ездят, а ихние к нам.

ГОЛОС МАТЕРИ. Про то нам известно. Война-то будет, али нет? Скажи. Ты ведь по энтой части как раз. Тебе ли не знать?

ЖУКОВ. Мы прилагаем все усилия, чтобы сохранить мирную обстановку.

ГОЛОС МАТЕРИ. Понятно. Стало быть, правду говорит Лёшка.

ЖУУКОВ. Мама, всё будет хорошо. У нас самая боеспособная армия, никто не сможет нас одолеть. А с Германией у нас два года назад подписан мирный договор о ненападении.

ГОЛОС МАТЕРИ. Энто нам известно, чай не темнота какая – репродуктор слушаем. Только помнится, что наш  Николашка, да ихний Вильхельм перед четырнадцатым годом тоже дружились, кузенами друг-дружку звали. Вот ведь как было. А потом что получилось? Вот и выходит: чему быть, тому не миновать.

ЖУКОВ. Ну, понесло. Времена уж не те. Давайте, мама, я как приеду, так всё растолкую, а сейчас у меня дела очень важные, извините, нужно поработать ещё.

ГОЛОС МАТЕРИ. Погоди, Егор! Сказать ещё что хотела. Боюсь, не дождусь, а ты ведать не ведаешь… Не Жуков ты - вот как. Отца твоего бабка Анна усыновила, да фамилию свою ему дала. Своих-то детей у неё не было. Константином его ещё в приюте назвали. Два годика ему тогда было. А кто отец-мать, каких фамилий – не знает никто.

ЖУКОВ (Пауза). Я знал про это. Мне дядька Михаил рассказал, когда я у него в Москве жил. Не вижу в том никакой беды, а фамилию свою я унаследовал от отца с матерью. Да и в Стрелковке у нас каждый второй Жуков. Так что - Жуков я, Жуков! И Жуковым себя ощущаю! Вы, мама, не беспокойтесь за меня – я свою дорогу сам себе протопчу.

ГОЛОС МАТЕРИ. Вот! Протопчет он. Вот я и говорю это к тому, что отец твой хоть и суров был, но справедлив. А о тебе поговаривают, мол, крут ты очень. Людей на смерть посылаешь, не задумываясь, не дорожишь жизнями простых солдат. (Сквозь слёзы.) Горько мне, матери, эти слова слышать. В кого ты такой у нас?

ЖУКОВ. Вздор!  Сущий вздор! Что они знают, эти трепачи? Понимают ли они, что творится у меня на душе, когда погибает мой солдат?! Ни хрена они не понимают! Пробовали ли они приказы отдавать?.. Вот то-то и оно. Войны без потерь не  бывает. Или они, трепачи эти, на печи сидемши, знают, как побить неприятеля без урона?  Враг, понимаешь ли, с тобой в бирюльки играть не будет: либо ты его, либо он тебя. А языком молоть дело не хитрое. Дело надо делать, мама, дело. Собаки лают, а караван идёт. Если я буду размениваться на все эти разговоры – грош мне цена. А языкастым скажите, что сила Жукова в твёрдости. Чем опаснее враг, тем жёстче мы будем и к нему, и к себе самим. По-другому никак. 

ГОЛОС МАТЕРИ. Храни тебя Господь! Видно нарекли мы тебя правильно, в честь Георгия Победоносца. Вот и выходит, что выпала тебе честь оправдать имя своё. Только береги себя. Буду ждать, приезжай поскорее.

ЖУКОВ. До свидания, мама! Ждите, до нового года обязательно навещу. (Кладёт трубку, но руки с неё не убирает. Долго думает о чём-то. Опять раздаётся звонок.) Да!

ГОЛОС ВАТУТИНА. Товарищ генерал, шифровка готова. Рассылать?

ЖУКОВ. Твою мать! Ты что? Ещё не разослал? Я же сказал, срочно! Под трибунал захотел? Немедленно рассылай! Слышишь?

ГОЛОС ВАТУТИНА. Есть, товарищ генерал!

ЖУКОВ (Бросает трубку). Чёрт знает, что такое! Тут каждая секунда дорога, а они ещё переспрашивают.

 

Нервно ходит по комнате. Несколько раз останавливается в раздумье, глядя в окно.

 

ЖУКОВ. Вот зачем мне всё это?  Какого ляду забрался так высоко? Или славы ищу? Да не искал я её никогда, для меня всегда важнее было красиво работу закончить, чтоб потом на неё можно полюбоваться было. Но разве ж кто оценит? Тут как не выгибайся, всё одно кто-нибудь клеймо приклеит, в подлецы запишут,  карьеристы или душегубы. А от покровителей скорее пулю в затылок получишь, чем признание. Стоп! Стоп! Стоп, Жуков! Куда тебя понесло? Время ли думать о себе в такой час? Так, надо собраться. Всё. Приказываю, собраться! Завтра очень тяжёлый день, точнее, уже сегодня. Остаётся три-четыре часа и маховик войны закрутится так, что только успевай поворачиваться. Вот тут-то и пригодятся силы. (Садится за стол.) Надо непременно отдохнуть, вздремнуть хотя бы часок, насколько позволит обстановка, хоть полчаса. Легко сказать, усни в таком возбуждённом состоянии. Но надо, Георгий, надо! Соберись!

 

Жуков расстёгивает ворот кителя, правой ладонью обхватывает левый кулак, опирается на кулаки лбом. Закрывает глаза, пытается заснуть.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

 

Сон маршала:

Константин Васильев приносит мольберт.

Рисует портрет Жукова. Вбегает запыхавшаяся Лена.

 

ЛЕНА. Костя! Посмотрит, какая чудная погода! (Хватает его за руку, пытается тянуть за собой.) Пошли скорее на улицу, в лес. На пригорке за речкой столько земляники. Я полчаса не могла оторваться – такая вкусная! А ароматная, м-м-м. И солнце, солнце золотистое. Благодать!

КОНСТАНТИН. Лена. (Осторожно высвобождает руку.) Я сегодня не смогу. У меня много работы.

ЛЕНА. Завтра, завтра закончишь. Завтра дождь обещают. А сегодня, сегодня надо бежать в лес! Сегодня чудное солнце нам подарено! Бежим!

КОНСТАНТИН. Нет, Лена. Мне надо сегодня.

ЛЕНА. А чего ты такой мрачный? День потрясающий, а ты мрачный. Что-то случилось?.. Почему ты молчишь?.. А что ты рисуешь?

КОНСТАНТИН. Ни что, а кого?

ЛЕНА. О, как интересно! Это портрет? (Подходит к холсту.) И кто же тут у нас?

КОНСТАНТИН. Да, портрет. Это портрет маршала Жукова.

ЛЕНА. Похож. (Разочарованно.) Никогда бы не подумала, что будешь его рисовать. Может, всё-таки пойдём? А дорисуешь завтра.

КОНСТАНТИН. Лена, мне нужно дорисовать его сегодня.

ЛЕНА. К чему такая спешка?

КОНСТАНТИН. Ты разве не знаешь? Сегодня по радио объявили, что Георгий Константинович скончался в больнице после инфаркта… Я давно уже хотел сделать его портрет, но как-то  всё не получалось. Хотел с натуры нарисовать. А теперь вот…

ЛЕНА. Не понимаю. Я, конечно, соболезную его родственникам, но у нас столько достойных людей, а ты решил рисовать его портрет, да ещё с такой поспешностью.

КОНСТАНТИН. Поспешность вполне объяснима – на фоне этого скорбного известия у меня появилась идея о том, как изобразить его. И пока она свежа, хочу положить свой замысел на холст. А вот твои слова о недостойности мне не совсем понятны.

ЛЕНА. Я не лучшего мнения о нём.

КОНСТАНТИН. Может, пояснишь?

ЛЕНА. Его же разжаловали. Разве ты не знаешь эту историю с трофеями из Германии?

КОНСТАНТИН. Знаю, ну и что?

ЛЕНА. Как что?! Это же мерзко! Присвоить себе такое количество ценностей. Чего там только не было? И ковры, и мебель, часы, ружья, картины, меха, отрезы сукна. Всё лежало мёртвым грузом, без всякой пользы, где-то на даче, как хлам

КОНСТАНТИН. Вот именно: как хлам.

ЛЕНА. Что ты хочешь этим сказать?

КОНСТАНТИН. Нет, ничего. Продолжай.

ЛЕНА. Человек такого ранга должен быть безупречным, безукоризненным. Чего ему ещё не хватало? Дача у него и квартира казённая, жил на полном государственном обеспечении, всё, что нужно для жизни, страна предоставила ему. Чего ему ещё надо было?

КОНСТАНТИН. Вот именно.

ЛЕНА. Что значит твоё «вот именно»?!

КОНСТАНТИН. Ничего! Я просто подтверждаю твои слова. Ты правильно расставляешь акценты.

ЛЕНА. Нет, ты произносишь это с какой-то иронией, будто посмеиваешься над моей глупостью. А я, между прочим, слышала из первых уст про эти самые трофеи. Мой дядя как раз служил во время войны в трофейной команде. Он много рассказывал про эшелоны с ценными вещами нацистов. В Берлине всё в развалинах было, а пригодные дома и замки целые стояли, так и остались брошенными после бегства гитлеровцев. В то время только ленивый не привёз себе что-нибудь из Германии. Да и командование не запрещало. Грабеж населения, конечно, пресекался сразу, а ничейным имуществом можно было поживиться.

КОНСТАНТИН. Вот видишь?

ЛЕНА. Да, только возможности у всех были разные. Кого-то за лишнюю трофейную бритву без документов могли под трибунал отдать, а другие могли  позволить себе оформить вагон с подарками.

КОНСТАНТИН. Да, в соответствии с постановлением комитета обороны, бесплатно, в качестве подарков за боевые заслуги, при демобилизации офицерам выдавали мотоциклы и велосипеды, генеральскому составу автомобили. Кроме того можно было приобрести на трофейных складах за деньги много ценных вещей: ковры и ружья про которые ты говорила, фотоаппараты, музыкальные инструменты и много чего другого. А деньги у военных водились. Если начальник штаба корпуса получал больше двух тысяч рублей, то представь себе, сколько получал маршал, который командовал фронтом? 

ЛЕНА. Значит, ты считаешь, что кого-то можно расстреливать, а кого-то просто снимать с должности. И это только потому, что он главнокомандующий?

КОНСТАНТИН. Лена, разве ты не понимаешь, что вся эта история с трофеями никогда бы не всплыла, если бы Жуков не был «маршалом победы»?

ЛЕНА. Этой истории вообще бы не случилось, если бы всё делалось законно.

КОНСТАНТИН И так всё было законно. Просто на тот момент следственный аппарат органов государственной безопасности не утруждал себя расследованиями: достаточно было только доноса или найденных во время обыска вещей. А как они были получены, уже никого не интересовала, важен был сам факт наличия вещественных доказательств. Документы на приобретённое  имущество у Жукова были, но перед следователями стояла другая задача: непременно скомпрометировать маршала.

ЛЕНА. Что за бред? Зачем это нужно?

КОНСТАНТИН. Нужно, ещё как нужно. Видишь ли, маршал Жуков за годы войны стал народным героем. С его именем связано первое победное наступление наших войск под Вязьмой, укрепление ленинградского блокадного фронта, разгром немцев под Москвой, многие другие победные операции, и, наконец, взятие Берлина. Где на фронтах появлялся Жуков, там обязательно крепко били врага. Это он своей железной рукой переломил хребет фашистскому зверю. С его именем ассоциируется Победа! Заметь, больше даже чем с именем Сталина. Такой авторитетный человек всегда представляет угрозу для высшего руководства, даже если у него и в мыслях нет ничего подобного. Жизнь стала меняться, война ушла на второй план, но её герои – простые солдаты, не чувствовали особой благодарности за свой подвиг. Победители вернулись из сытой, обустроенной во всех отношениях, Европы к своим развалинам и полуголодной жизни. В такой атмосфере не исключён конфликт народа с властью, и возглавить его мог только всеобщий любимец. Поэтому нужно было как можно скорее убрать его с дороги. Объявить врагом народа, как многих других военачальников, по всей видимости, не удалось бы – слишком велики заслуги перед Родиной. А вот сделать уголовным преступником, вором – это запросто. Но преступников сажают или расстреливают, а его только понизили в должности. Значит, доказательства вины всё же были липовые? Понимал это и Жуков, но ничего поделать не мог и, наверняка был рад, что так легко отделался - перед глазами стояли Тухачевский, Егоров, Киров, Блюхер, Якир, Уборевич.

ЛЕНА. Может ты и прав. Только с одним не соглашусь: всеобщим любимцем его не назовёшь. Многие считают его жестоким, называют кровавым  маршалом, одержавшим победы за счёт тысяч жизней простых солдат и офицеров.

КОНСТАНТИН. Что тебе возразить на это? Не бывает напрасных потерь. Каждая жизнь солдата отдаётся с одной только целью – победить врага. Все великие полководцы, Невский, Донской, Суворов, Кутузов, Скобелев, отдавали приказание идти в бой, посылали на гибель сотни и тысячи воинов. Но всё это делалось ради высокой цели. Наш враг в Великой Отечественной войне выставил против нас многомилионную армию, и глупо утверждать, что одолеть её можно без больших потерь. Я уверен, что благодаря полководческому таланту Жукова этих потерь как раз стало меньше. Когда каждый солдат беспрекословно выполняет поставленную перед ним задачу так, как это было задумано его командиром, тогда  цель наверняка будет достигнута. Но если хоть один воин струсит, или, сберегая свою жизнь, в нужный момент не выполнит приказ, то всё пойдёт наперекосяк, а это значит, что погибнут десятки, сотни, а может и тысячи однополчан, только из-за его оплошности. Задача командира – прежде всего, добиться безоговорочного выполнения команд. Только тогда армия становится совершенным и непобедимым оружием в руках полководца. Повинуясь железной воле Жукова, наши войска, не сомневаясь в своей правоте и победе, неустанно гнали и гнали фашистов с родной земли, не давая им опомниться, не давая собраться с силами и дать отпор. Понимаешь, такой человек должен был обязательно появиться для того, чтобы одержать верх над неприятелем, чтобы собрать всех в единый кулак, пресечь малодушие и трусость, вселить веру в непобедимость нашей армии. Это мог быть кто-то другой, не обязательно Жуков, но судьба вынесла именно его к этой миссии, и он оправдал выпавший ему жребий, поскольку не мог поступить иначе, зная, что солдат пойдёт только за сильным, волевым, целеустремлённым, бескомпромиссным полководцем. (Показывает на картину, которая в увеличенном виде проецируется на занавес.) Его выковало из стали само время! Посмотри на этот безоговорочный, твёрдый, без тени сомнения в своей победе, взгляд. Разве дрогнет рука у солдата, идущего за таким полководцем? Разве кто-то в строю за его спиной, сомневается, что будет победителем в этой войне? Нет! В каждого вселилась его уверенность. У такого железного маршала железные, непобедимые солдаты. Твёрдо и уверенно маршал стоит на поверженных пылающих знамёнах врага, преданных огню возмездия за смерть и разрушения,  принесённые на родную землю. Знамёна пылают в огне, очищающем Отечество от скверны. Взгляд полководца полный уверенности в своей правоте, взгляд, выражающий убеждённость, появившуюся с первых часов войны, убеждённость в том, что иного исхода и быть не могло. Словно былинный воин, не знающий поражения, стоит он среди поля брани, неуязвимый для оружия врага, потому что за ним стоит правда.  Его грудь защищает броня из орденов и медалей.  Железные крылья шинели словно возносят его к славе, а в непоколебимом взгляде чувствуется воплощение непобедимого духа нашего народа. Будто и не простой человек уже стоит перед нами, а сам бог войны.

Знаешь, Лена! После всего пафосного, сказанного мною об этом человеке, я всё же думаю, что и у него были моменты, когда он переживал за тех, кого посылал на смерть. И ему было очень тяжело каждый раз, но в то же время он знал, что кто-то должен был делать это во имя Родины.

ЛЕНА. Может быть ты и прав.

КОНСТАНТИН.  Есть одно стихотворение, как раз затрагивающее предназначение личности в потоке истории. Называется оно «Послушник».

 

Поговорим о вечности с тобою:

Конечно, я во многом виноват!

Но кто-то правил и моей судьбою,

Я ощущал тот вездесущий взгляд.

 

Он не давал ни сна мне, ни покоя,

Он жил во мне и правил свыше мной.

И я, как раб вселенного настроя,

Железной волей управлял страной.

 

Кем был мой тайный высший повелитель?

Чего хотел он, управляя мной?

Я, словно раб, судья и исполнитель, -

Был всем над этой нищею страной.

 

И было все тогда непостижимо:

Откуда брались силы, воля, власть.

Моя душа, как колесо машины,

Переминала миллионов страсть.

 

И лишь потом, весною, в 45-м,

Он прошептал мне тихо на ушко:

«Ты был моим послушником, солдатом,

И твой покой уже недалеко!»

 

ЛЕНА. Да, все наши помысли и деяния всегда есть проявление воли Всевышнего. А кто написал это стихотворение?

 

Настойчиво звонит телефон. Константин и Лена оглядываются и после небольшой паузы покидают сцену. Телефон не перестаёт звонить. Жуков с трудом пробуждается ото сна, но сразу энергично поднимает трубку и вступает в разговор.

 

ЖУКОВ. Жуков у аппарата.

ГОЛОС ТИМОШЕНКО. Георгий Константинович! Тимошенко. Появился ещё один перебежчик. Солдат немецкого пехотного полка. Он переплыл речку и сообщил пограничникам, что нападение будет сегодня в четыре часа утра. Сталину я уже доложил, и, в ответ на его вопрос, сообщил, что директиву о приведении войск в полную боевую готовность разослали в округа. Приходите ко мне в кабинет, обсудим дальнейшие действия. Ватутина я тоже вызвал.

ЖУКОВ. Есть! (Кладёт трубку, выходит из кабинета.)

 


 
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

 

Кабинет наркома. Входит Жуков.

 

ЖУКОВ. Разрешите войти, товарищ маршал?

ТИМОШЕНКО. Да, входи, Георгий Константинович. Ты был прав, информация о начале войны подтверждается. Даже не верится, что через несколько часов мы окажемся совсем в другой обстановке. Сейчас подойдёт Ватутин, обсудим вместе. Хотел немного поспать, но дурные мысли не дали сомкнуть глаз. Ты хоть вздремнул?

ЖУКОВ. Да, Семён Константинович! Только лучше бы не спал.

ТИМОШЕНКО. Что так?

ЖУКОВ. Сон какой-то дурной приснился, вещий что ли, но непонятный. Как будто про будущее.

ТИМОШЕНКО. Так ты расскажи, он и не сбудется.

ЖУКОВ. Да и совсем чтобы не сбылся, тоже не хочется, потому как во сне, вроде, мы победили в войне с немцами.

ТИМОШЕНКО. Тогда, значит, хороший сон?

ЖУКОВ. И хорошим его тоже не назовёшь, поскольку ничего хорошего нам в будущем за наши ратные заслуги не причитается.

ТИМОШЕНКО. Это обычное дело. Нас по достоинству смогут оценить только потомки.  И то, либо прославят, либо проклянут. А вот при жизни только однажды, после победы над Наполеоном, герои войны были удостоены чести: их портреты вывесили в зале славы. Помните, Пушкин ещё про это писал:

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, — а всё плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

 

Так вот, в конце этого стихотворения Александр Сергеевич упоминает о незавидной судьбе полководца:

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Как часто мимо вас проходит человек,

Над кем ругается слепой и буйный век,

Но чей высокий лик в грядущем поколенье

Поэта приведет в восторг и в умиленье!

 

ЖУКОВ.  Во сне тоже какие-то странные поэтические строки звучали. Вот и вы стихами заговорили.

ТИМОШЕНКО. Это всё проявление растерянности перед ситуацией. Извини меня, Георгий Константинович, я просто нервничаю, вот и на стихи понесло. А тебе я завидую. Ты предельно собран и пребываешь в полной уверенности, знаешь, что и как надо предпринять дальше. Искренне удивляюсь твоему хладнокровию.

ЖУКОВ. Наверное, я просто не задумываюсь, а продолжаю делать свою работу. Ведь за нас её никто не сделает.

ТИМОШЕНКО. Поэтому и одолевает меня не боязнь, а опаска, что ли, какая-то. Тебе, Георгий Константинович, как на духу скажу: есть небольшой мандраж - уж больно велика ответственность на нас. Ты как с этим справляешься?

ЖУКОВ. У меня нет таких мыслей, а если появляются, то я их сразу  гоню. После Халхин-Гола  научился предельно сосредотачиваться на задаче. Знаете, Семён Константинович, у меня там были хорошие учителя: во-первых, японцы, а во-вторых, монголы, с которыми мы вместе воевали. У них огромный опыт и передают они военную науку из поколения в поколение. Такого у нас в академиях не услышишь. Рассказали он мне про великого монгольского воина Тэмуджина, человека несгибаемой воли, величайшего стратега, обладающего нечеловеческой целеустремлённостью. Первая заповедь его, помогающая одерживать победы, была такая:  боишься – не делай, делаешь – не бойся, не сделаешь – погибнешь! Руководствуясь этим принципом, он выработал в себе привычку никогда никого и ничего не бояться. Если есть цель, то нужно отрешиться от всего и не тратить время на раздумья и сомнения.

ТИМОШЕНКО. Да, как раз мне этого сейчас не хватает.

ЖУКОВ. Это ещё не всё. У него была выработана целая система отношения к жизни. Один  из главных принципов его – это никогда не останавливаться на полпути. Я тоже взял этот принцип за основополагающий. Если позволишь себе сделать передышку, не добьёшь врага, то он тут же воспользуется твоей слабостью и одолеет тебя. Так должно быть в любом деле. Вовремя не завершённые планы потом обращаются проблемами. В те времена, когда жил Тэмуджин, люди отличались жестокостью и беспощадностью. На войне так же  – если будешь любезничать с неприятелем, то считай себя побеждённым. «Бей первым», – так учил Тэмуджин. Тот, кто первым наносит удар, у того преимущество. Враг теряет силы от твоего удара, и его ответ будет уже гораздо слабее. А ещё важно, с кем ты идёшь в бой, кто тебя окружает, кто твои друзья. Тут самое главное не ошибиться. «Лучше быть последним среди волков, чем первым среди шакалов», - говорил он своим соратникам. У нас есть схожая пословица: «С волками жить -  по-волчьи выть». Но смысл монгольского нравоучения несколько шире. В нём призыв общаться среди лучших, подражать настоящим, волевым и сильным людям. Это будет тебя возвышать, даст силы и пример для роста, поставит на правильную дорогу в жизни. Если же тебе приятнее быть лучшим, но среди шакалов, то и образ жизни твой скоро скатится до их понимания, всё лучшее в тебе будет сходить на нет. Сильные люди не размениваются на пустяки, не обращают внимания на будничные мелочи, не падки на обиды и не стремятся к ссорам, стойки к критике и жалобам, игнорируют сплетни. Всё перечисленное - глупости по сравнению с настоящими целями и жизненными планами, мелочи жизни, отвлекающие от главного, проявления слабости, на которые не нужно растрачиваться. Когда же пробьёт час для дела, то всё накопленное и сбережённое необходимо употребить немедленно и с максимальной отдачей. «Среди безоружных, - говорил Тэмуджин, - будь словно телёнок, а когда увидишь поднятый на тебя меч - бросайся в бой, как голодный ястреб на добычу». Вот такая военная и житейская мудрость передаётся из поколения в поколение монгольским воинам от их древнего великого предка.

ТИМОШЕНКО. Да, как говорил мудрец: тяжёлые времена рождают сильных людей, а потом сильные люди создают хорошие времена. Наверное, наша участь тоже жить в тяжёлые времена.

ЖУКОВ. Это верно. Время не даёт нам выбора быть иными. Либо мы будем стойкими и сильными и выживем, либо оно поглотит нас.

 

Входит Ватутин.

 

ВАТУТИН. Товарищ народный комиссар! Разрешите войти!

ТИМОШЕНКО. Входи. Что там? Докладывай.

ВАТУТИН. В три часа тридцать минут звонил начальник штаба Западного округа генерал Климовских. Он доложил, что началась бомбёжка немецкой авиацией городов в Белоруссии. 

ТИМОШЕНКО. Началось!.. Что делать будем, Георгий Константинович?

ЖУКОВ. Действовать надо, вот что! Действовать по обстановке. Всё будет зависеть от дальнейших шагов немцев и от готовности наших частей дать отпор врагу. Сейчас надо давать чёткие указания округам, в которых будут проявления агрессии со стороны немцев.

 

Звоните телефон. Тимошенко берёт трубку.

 

ТИМОШЕНКО. Тимошенко слушает.

ГОЛОС ПУРКАЕВА. Товарищ народный комиссар! Докладывает начальник штаба Киевского военного округа генерал Пуркаев. В три часа тридцать пять минут начался налёт вражеской авиации на украинские города. Что делать? Открывать огонь?

ТИМОШЕНКО. А это точно не провокация? Они бомбят, или просто пикируют, чтобы спровоцировать нас?

ЖУКОВ (резко берёт трубку, чуть не вырывает, раздражённо, но тактично). Товарищ маршал, давайте я отвечу непонятливым. (Грубо и властно.) Слушай сюда, генерал! Ты директиву получил сегодня? Что ещё непонятно?! Выполнять! Огонь из всех зенитных орудий и пулемётных установок по вражеской авиации! Поднять все истребители в небо! Война это, война, мать твою! (Бросает трубку.)

 

Опять звонит телефон. Жуков хватает трубку.

 

ЖУКОВ. Жуков!

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Товарищ наро…

ЖУКОВ. Жуков это, Жуков!

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Товарищ генерал! Докладывает командующий Прибалтийским военным округом генерал Кузнецов. Немцы бомбят Каунас. Наши зенитчики ведут по ним огонь. Истребители поднимаются на перехват.

ЖУКОВ. Молодец, генерал! Так их! Не давай спуску! Ещё есть что-то?

ГОЛОС КУЗНЕЦОВА. Пока нет. Извещаем войска на позициях о начале боевых действий неприятеля.

ЖУКОВ. Понял. Ждём ещё от тебя известий. (Кладёт трубку. Обращается к Тимошенко.) Каунас бомбят.

ТИМОШЕНКО. Так. А теперь что?

ЖУКОВ. Надо доложить товарищу Сталину.

ТИМОШЕНКО. Да, конечно! Звоните.

ЖУКОВ (набирает номер). У аппарата маршал Жуков. Соедините меня с товарищем Сталиным.

 

Долгое ожидание. Тимошенко невольно встаёт из-за стола, оправляет одежду. Ватутин вытягивается в струнку.

 

ГОЛОС СТАЛИНА. Слушаю вас.

ЖУКОВ. Товарищ Председатель Совета народных комиссаров! У аппарата генерал Жуков. Докладываю. Немецкая авиация с трёх часов тридцати минут наносит массированные бомбовые удары по городам Белоруссии, Украины, Прибалтики. Части войск противовоздушной обороны и авиация дают отпор агрессору. Действия немцев полностью подтверждают информацию о начале войны.

 

Молчание. Все ждут ответа.

 

ЖУКОВ (после долгой паузы). Вы меня слышите, товарищ Сталин?

СТАЛИН (после паузы, задумчиво). Он не давал ни сна мне, ни покоя. Он жил во мне и правил свыше мной.

ЖУКОВ. Что вы сказали, товарищ Сталин? Вы меня слышите?

СТАЛИН. Да, я вас слышу… Приезжайте с Тимошенко ко мне в Кремль. Скажите Поскрёбышеву, чтобы созвал Политбюро.

 

Все вопросительно смотрят на Жукова.

 

ЖУКОВ. Есть! (Кладёт трубку.) Надо действовать! Ватутин, остаёшься на телефоне. Все действия неприятеля пресекать незамедлительно, трезво, твёрдо, спокойно, без паники. Мы едем в Кремль.

 

Звучит музыка «Если завтра война». Все поспешно выходят.

 

Конец