Их путеводная звезда. Часть 2. Офицер. Глава 9

Санкт-Петербург.
12-20 января 1905 года.

        Он очнулся. И вместе с сознанием сразу пришла боль. Незнакомая, пронзающая все тело, но все же терпимая. При любой попытке двинуть рукой или ногой боль сразу усиливалась. Тогда он перестал делать попытки двигаться и стал осматриваться.
Он лежал в небольшой комнате, квадратной с высоким потолком. Удобная кровать, белоснежные простыни. Ни на тюрьму, ни на больницу решительно непохоже. За единственным окном таились сумерки. Утро? Вечер? Последнее, что он помнил, был удар в спину и летящая прямо в лицо ярко белая заснеженная мостовая. Вероятно, он был ранен, и пока он был без сознания, кто-то принес его сюда. Алексей попытался приподняться, но боль в груди резанула так, что он упал обратно, обливаясь потом. От острого чувства беспомощности он застонал.
Вероятно, его услышали. За дверью послышались шаги, легкие, чуть слышные. Он быстро откинулся на подушку и притворился спящим. Звук открывающейся двери, легкие шаги у кровати, запах дорогих духов. Чуть приподняв ресницы, он увидел только расплывчатый стройный силуэт.
Алексей открыл глаза. У кровати стояла девушка. Молодая, красивая. Смутно знакомая.
Увидев, что он пришел в себя, девушка наклонилась к нему.
- Как вы себя чувствуете? - у нее был низкий мелодичный голос.
- Неплохо, - с трудом выговорил Алексей, Признаваться девушке, что он едва может двигаться, было как-то неудобно. - А где я?
- У друзей.
- Ну, как там наш больной? – в комнату вошел пожилой грузный человек с обширной лысиной. – Очнулся, наконец?! – Он подошел с постели и ласково посмотрел на Алексея. – Напугали вы нас, батенька, напугали. Трое суток без памяти - не шутка.
Было в этом человеке что-то от доктора, немолодого и много повидавшего.
- Так как мы себя чувствуем? – в голосе пожилого слышались профессиональные интонации. Точно, врач. – Вы не знаете, как вам повезло! Пуля прошла насквозь. Одним вершком[14] левее и все. Правда, крови потеряли много, ну да это дело наживное. Организм молодой, сильный.
- Спасибо, я чувствую себя неплохо.
- Ну, вот и отлично-с. Только, батенька, придется вам полежать, полежать. Месяц-полтора, не меньше. Наверное, нужно сообщить о случившимся с вами, э-э-э, вашим родным. Они, поди, с ног сбились, вас разыскивая. Сегодня уже двенадцатое января. Трое суток.
В это было трудно поверить. Трое суток без сознания! Он вышел из Петропавловской крепости девятого. Расстрел шествия. Студенты, казаки, девушка. Да. Он помнил. Они бежали по улице, кажется, это была Третья линия, и его ударила пуля. К кому же он попал? Нужно быть очень осторожным.
- Простите меня, - проговорил Алексей, - у меня что-то с памятью. Это, наверное, от раны. Ударился обо что-то, наверное, когда падал. Голова болит. Я плохо помню. Какие-то провалы. Только никому ничего сообщать не надо. У меня нет никого.
- Вы уверены в этом?
- Да. Абсолютно.
- Ну, что ж, вам виднее.
- Ему нужно поесть, - вмешалась девушка. - Сейчас я на кухню! – И она выпорхнула из комнаты.
- У меня к вам несколько, э-э-э, вопросов, - негромко проговорил пожилой, пододвигая венский стул и тяжело опускаясь на него. – Прежде всего, позвольте представиться – Барский Аполлон Иванович, доктор. А как, позвольте спросить, вас величать?
Как величать. Хороший вопрос. Пожалуй, об Алексее Литвинове на время придется забыть. Эти люди, кто бы они ни были, наверняка смотрели его новые документы.
- Соколов Николай. И тоже Иванович. Честь имею.
- Тезки, стало быть, - улыбнулся Аполлон Иванович. – Николай Иванович, во время этого кровавого безобразия девятого января вы спасли эту милую девушку. Убили казака, рисковали жизнью. Можно ли из этого сделать вывод, что вы связаны с какой-нибудь из противоправительственных организаций? Или нет? – он внимательно смотрел на Алексея.
- Я ничего не могу вам сказать, - тщательно взвешивая каждое слово, медленно сказал Литвинов. – Не могу, поймите.
- Тогда следующий вопрос – можете ли вы, милостивый государь, дать слово, что никоим образом не связаны с охранным отделением?
- Да. Конечно. - не раздумывая, ответил Алексей, твердо глядя в глаза доктору.
- Ну, для начала этого достаточно, - удовлетворенно кивнул головой Аполлон Иванович. –У нас с вами еще будет время, э-э-э, поговорить.
- Аполлон Иванович! – в дверях появилась девушка с большим подносом в руках.
- А вот и Леночка! – пожилой врач легко для его комплекции поднялся со стула. – Вы еще не знакомы. Леночка, это твой спаситель, Николай Иванович. Николай Иванович, это Леночка Особа приятная во всех отношениях.
- Аполлон Иванович! – Леночка бросила на доктора укоризненный взгляд.
- Ну-ну, - снисходительно улыбнулся тот. - Ладно, корми нашего больного, а я пойду.
- Вы можете сесть? – она почему-то избегала смотреть ему в глаза.
- Попробую, - не очень уверено сказал Алексей.
Превозмогая пронзившую все его тело острую боль, он приподнялся. Скрипнул зубами, чтобы сдержать стон. Леночка ловко подложила ему под спину подушку. Исчерпав все силы, он откинулся на подушку. По лицу обильно потек пот.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал он.
Леночка обтерла платочком ему лицо и поднесла поднос.
- Здесь бульон, булочки, мясо отварное. Все это вы должны съесть, - строго сказала она. - Вы очень ослабли, а вам нужно поправляться. А потом я принесу вам чай.
Она держалась скованно, пряча свою растерянность за нарочитой деловитостью.
Пару минут у него ушло на то, чтобы справиться с дурнотой. Леночка терпеливо ждала, держа поднос у его груди.
Первая ложка прошла трудно, но потом голод взял свое, и Алексей довольно быстро покончил и с бульоном и с отварным мясом.
- Спасибо, - пробормотал он.
Она быстро посмотрела ему в глаза, смутилась и покраснела.
- Вы пока отдохните, а я сейчас чаю принесу.
Она снова выскользнула из комнаты, а Алексей, обессилено откинулся на подушку. Кто эти люди? С одной стороны, похоже на какую-то революционную организацию: он слышал о таких еще в своем полку. Поговаривали, что это жестокие люди безжалостно карающие отступников и провокаторов. С другой стороны - хорошенькая девушка, пожилой врач, какая там боевая организация? Или он чересчур отстал от жизни за эти два с половиной года? Они его, похоже, тоже приняли за какого-нибудь социалиста. Вот как повернулась жизнь. Теперь он связан с этими людьми, во всяком случае, до тех пор, пока не поправится. А может все к лучшему, будет время обдумать, как жить дальше.

* * * * *
- Как вы думаете, Аполлон Иванович, он тоже социалист-революционер? – они стояли на кухне, и Леночка ждала, пока раскочегарится большой самовар.
- Не знаю, Леночка, - задумчиво ответил старый народоволец. - Трудно сказать. На прямой вопрос он не ответил. А как бы ты ответила, попав к совершенно незнакомым людям? – спросил он у девушки.
- Я? – растерялась Леночка.
- Да, именно ты.
- Н-не знаю. Подумала бы, наверное. Присмотрелась.
- Вот и он присматривается. Скорее всего, он из какой-нибудь другой организации. Может быть, социал-демократ. Может быть - анархист. И там и там есть решительные люди. И с оружием обращаться умеет. Уж больно уверенно он пристрелил этого негодяя в казацком обличье. Ты помнишь, что у него с собой было? Пачка денег, документы и финский нож. Довольно странный набор, ты не находишь? И документы интересные. Новенькие совсем, даже не потертые. Как будто ему их только накануне выдали. Или сделали. И одежда вся новенькая. А на провокатора из охранки он не похож. Уж ты мне поверь. Я знаю. Вот и думай.
- Может быть, он на нелегальном? – робко предположила Леночка.
- Очень на то похоже. Однако самовар у тебя уже закипел.

* * * * *
Прошла неделя, другая. Алексей так и остался в квартире Аполлона Ивановича. На поправку он шел с трудом, а точнее пока вообще не шел. Несмотря на все усилия пожилого доктора, рана воспалилась, начался жар. Несколько дней он метался в бреду, выкрикивая слова на непонятном для Леночки языке. Она практически не отходила от него, добровольно приняв на себя обязанности сестры милосердия. К концу второй недели жар начал спадать, и Аполлон Иванович объявил, что опасность для жизни миновала. Это было хорошо, хотя после всего перенесенного Алексей настолько ослабел, что с трудом мог поднести ложку с едой ко рту.
Он уже привык, что утром около десяти часов Леночка появлялась в его комнате. Она садилась около его кровати на причудливо изогнутый венский стул, и они разговаривали. Точнее сказать, говорила почти одна Леночка. Ему она говорить не разрешала, потому что еще слишком слаб.
Она рассказывала ему, что у нее замечательные родители, но после окончания гимназии она из дома ушла. Она их очень-очень любит, но в наше время женщина должна добиваться в жизни всего сама. Поэтому она и поступила на Бестужевские курсы. Сейчас занятия прекращены, потому что после девятого января, которое в народе уже прозвали «кровавым воскресеньем», все высшие учебные заведения в столице закрыли до особого распоряжения. Но потом занятия возобновятся, хотя этот семестр, скорее всего, уже потерян. После окончания Бестужевских курсов она собирается держать экзамены в университет. Это такое безобразие, что им на курсах запрещено выдавать дипломы. Найти работу, даже имея диплом, женщине очень трудно. Это такая несправедливость! Это дискриминация! В двадцатом веке это просто варварство, какой-то пережиток средневековья.
Алексей смотрел на нее и улыбался. Она казалась ему такой юной, непосредственной, увлекающейся. Потом он вспоминал о Ксении, и улыбка его исчезала. Леночка ничего этого не замечала.
Она рассказала ему, что в тот страшный день, когда его ранило, их выручил Владимир. Он вовремя появился в переулке и смог откуда-то достать извозчика, на котором их привезли сюда, на квартиру Барского. При этих воспоминаниях, лицо ее помертвело, руки задрожали. Нужно было отвлечь ее, и Алексей через силу стал спрашивать, чем же окончился тот день.
Тот день? Она на улицу больше не выходила, но знает, что к уже обеду Средний проспект был перекрыт баррикадами. Бой шел до самой ночи и еще на следующий день. В людей стреляли и на Дворцовой площади и на Выборгской стороне. Очень много людей погибло. Это страшно. У нее был ученик. Он с другими мальчишками побежал к Зимнему Дворцу. Им хотелось на все это посмотреть. Там, у Адмиралтейства скверик, знаете? Мальчишки залезли на деревья, чтобы лучше все видеть. Когда колонны подошли на площадь, то по приказу первый залп солдаты дали поверх голов. Поверх, понимаете? И всех этих мальчишек… Леночка этого тогда не знала и через два дня как всегда пришла на урок, а там…
У нее задрожали губы, и она отвернулась.
В разных газетах называют от двух до пяти тысяч убитых. Вся общественность возмущена. Даже труппа Императорского Мариинского театра отказалась выступать в знак протеста. Самодержавие показало свое истинное лицо. И всех этих сановников, которые отдают подобные приказы нужно убивать. Без пощады.
При этих словах у Леночки начинали судорожно сжиматься кулачки, а глаза зажигались нехорошим мрачным огнем.
                * * * * *
Его Высокородию, Надворному советнику
Яроцкому Стефану Афанасьевичу
Чиновнику по особым поручениям при
министерстве иностранных дел
от агента «Василек»
                Рапорт.
Докладываю Вашему Высокородию, что, получив указание производить негласное следствие за объектом «Серб», я следовал за указанным объектом от момента его выхода из Петропавловской крепости. «Серб» проследовал через Биржевой мост на Васильевский остров. У здания Биржи взял извозчика и направился в сторону Среднего проспекта. На углу Среднего проспекта и Первой линии извозчика отпустил и далее шел пешком. Следуя вашим указаниям, я двигался за объектом, соблюдая максимально возможную дистанцию.
«Серб» вошел в магазин торгового дома «Путилов», где пробыл сорок семь минут. Вышел оттуда одетый в новую одежду (полушубок светлый, шапка меховая, сапоги). Двадцать две минуты стоял у магазина, наблюдая за проходящим мимо шествием. (Позволю себе напомнить Вашему Высокородию, что в это время происходило шествие рабочих к Зимнему дворцу).
После первых выстрелов, проявил заметное нетерпение, но с места не сошел. Через двенадцать минут началась атака казаков войска Донского, во время которой я получил удар нагайкой по голове и потерял сознание.
Вследствие вышеуказанного обстоятельства, я находился без памяти около сорока минут. Очнувшись, «Серба» в пределах моей видимости не было.
В настоящее время местонахождение объекта «Серб» неизвестно. В места его вероятного появления направлены агенты. Наиболее вероятный контакт – дворник при доме, где ранее проживала мать и сестра «Серба».
18 января 1905 года.
«Василек»