Два дня в Питере

Четыре утра. После дождя Невский проспект смотрится особенно великолепно: он сияет в огнях подсветки и бликах от мокрого асфальта. 
Зябко. Накидываю капюшон на голову. Останавливаюсь возле урны у дома №10 на Большой Конюшенной, где находится моя обитель – отель «Невский Гранд Апартаменты» за две с небольшим тысячи рублей в сутки. Чиркаю зажигалкой и затягиваюсь табачным дымом. Мимо проходят группы молодых людей: идут из клуба, который располагается напротив церкви на Конюшенной, где когда-то отпевали Пушкина. Они громко разговаривают, напоминая стаю галок. Один останавливается возле меня и спрашивает сигарету. Протягиваю ее, интересуясь, как там в клубе.
– Отлично!
– Кто выступал?
Он называет молодежный ансамбль, но название тотчас выскакивает из головы.
Вскоре он уходит. Я докуриваю и двигаюсь к Невскому. На пересечении моей улицы с Невским проспектом стоит пикап. Возле нее мой уже хороший знакомый Богдан, веселый и жизнерадостный оптимист, продает глинтвейн и кофе. Сегодня пятница, поэтому он работает до 5 утра, в то время как в остальные будние дни только до 2 ночи.
Мы здороваемся, почти обнимаемся. Я заказываю кофе. Мы стоим, курим и разговариваем о взятках: что это такое и как благодарность отличить от взятки. Я пью свой кофе, закусывая дымом.
Приходим к выводу, что взятка – это когда подробности о ней оговорены заранее: и сумма и за что дается. А благодарность – это когда ты что-то даришь от души, без просьб после того, как тебе помогли. 
Я успеваю смотреть на проспект. Казанский собор, символ Питера, стоит грозно, раскинув крылья мощных колонн по обе стороны от купола. Почти напротив сияет дом швейного магната Зингера, дом, в котором впервые применили металл и стекло.
Прощаюсь с Богданом и иду по Невскому в сторону Фонтанки. Прохожу дом №24, на углу которого располагается Венская кофейня. Она открыта, но с 2 до 6 ночи можно сделать заказ только на вынос. В этот дом по моей Конюшенной Пушкин вез три произведения, в том числе «Бориса Годунова», к издателю Смирдину. Издатель здесь открыл типографию, а позже переехал в дом №30. В этом же доме №24 открылось первое в России кафе «Доминик", первый Дом причесок для женщин.
Вообще, в Питере много чего произошло впервые. И это понятно: все-таки Питер – не только культурная столица России, но еще и окно в Европу.
Прохожу банкомат банка «Открытие». Слышу: «Сергей, привет!». 
В дверях банкомата стоит и улыбается маленькая кудрявая женщина с глазами-пуговками, в черном плаще и в старых черных кроссовках. Я приветствую ее в ответ.
– Все на страже? – спрашиваю.
– Сегодня одного клиента привела в стриптиз-клуб, денег мало. Может, ты сходишь?
– Нет, мне одного раза достаточно...
– Дай пару тысяч! – два дня назад я госпоже Теплицкой уже дал тысячу и больше нет охоты делиться. Я отказываюсь.
В это время из помещения выползает бомж Федор, просит сигареты, благодарит и хочет уйти.
Я задаю ему дурацкий вопрос:
– Федя, когда работать будешь?
– Я работаю, рисую… На бутер дашь? – протягиваю ему 160 рублей, все-таки за любопытство надо платить.
Днем Федор со своей сеткой ходит по квадрату между Невским проспектом, Конюшенной площадью, Большой Конюшенной и каналом Грибоедова, так что рисует он, наверное, ногами. Интересно, о чем он думает, прошагивая свой квадрат? Мне неизвестно. Созерцает, скорее всего, как и я…
А я захожу в Венскую кофейню немного погреться. Беру эспрессо за 190 рублей и возвращаюсь в отель. Богдана уже нет, но на входе меня встречает горничная. Покурили вместе. Оказалось, что она из Сегежи. Договорились, что я приеду туда на рыбалку. Там еще достаточно щук и судаков – для рыбака это раздолье, но вот работы нет, поэтому она приехала в Питер. Подошла вторая горничная, из Пскова. В отеле работает ради внуков, их у нее 8 – прилично для настоящего времени.
День начинался. Шел уже седьмой час. Я жил на шестом этаже. Поднимался до номера по лестнице, переступая через одну ступеньку, которых всего 115.
 В 7 часов я уже оказался в кафе «Астер», которое располагалось напротив нашего отеля. Раньше в «Невском Гранде» было свое хорошее кафе, а теперь кормят здесь. Стандартное меню без разнообразия: овсяная каша, сырные и колбасные нарезки, сосиски с лапшей и гречкой, кофе, чай, соки и йогурты.
За пару недель сосиски приелись ужасно. Еще год их брать не буду точно.
После завтрака прошелся до Юсуповского дворца, вспомнил дорогу, чтобы к полудню отвести туда одногруппника Олега, который с женой должен был приехать из Москвы. До Юсуповского шел по Мойке. От отеля дошел до Невского, перешел на сторону нечетных номеров, повернул направо в сторону Невы, дошел до Мойки и свернул налево в сторону увеличения номеров. Шел около 1,2 километров, но так как вход во дворец сейчас со стороны улицы Декабристов, пришлось обойти пару кварталов. Пока добирался, прошел мимо Исаакиевской площади, где возвышается красавец-собор, символ России.
Возвращаюсь назад по другой дороге через улицу Казанскую, выйдя на Невский с левой стороны Казанского собора. Подхожу к отелю и вижу впереди знакомую фигуру, которая тащит чемодан. Это же мой друг! Мы обнялись с Олегом.
На улице пошел дождь, не сильный, но постоянный, мелкий и противный, как иной избалованный ребенок. Время решили не терять, пошли прогуляться в сторону Михайловского замка. Хорошо, что мы с женой взяли зонты. Как говорят петербуржцы, зонт является продолжением их руки.
По нашей улице мы дошли до Конюшенной площади, прошли мимо церкви, молодежного клуба и музея советских игровых автоматов. Кстати, музей мне понравился: за 15 минут я потратил десять жетонов за 350 рублей, играя в снайпера и городки, выпил стакан газированной воды за 60 рублей. Но это все будет позже, а пока мы переходили канал Грибоедова, слева от которого возвышался красавец-храм Спаса на Крови, крови императора Александра II, царя-освободителя России от крепостного права.
Мы стояли на мосту, где когда-то стояла Софья Перовская и давала знак белым платком на совершение злодейства своим подельникам. Вот злая ирония судьбы: царь был одним из лучших для народа в нашей истории, но его все равно убили...
Мы любовались храмом, который чем-то схож с храмом Василия Блаженного, а меня не покидало чувство, что я стою на кладбище возле шикарного памятника человеку, жизнь которого закончилась преждевременно. Мы, как и большинство, позировали на фоне надгробья царю – эта странная мысль сверлила мою голову.
Я закуриваю. Приходит вторая мысль: я не прав, ведь тело царя покоится в Петропавловском соборе. А храм становится назиданием нам, ведь 22 июня 1941 года по распоряжению Сталина его должны были снести, но грянула Великая Отечественная война. Бедствие для народа пришло с запада как гневный знак, мол, на что подняли руку?!
Нет, голова зря человеку дана, коли разные мысли бегают в ней. Но как иначе расценить то, что бомба, попавшая в крышу храма, более 15 лет пролежала, не разорвавшись?
Нет, в жизни все неоднозначно и порой ее знаки смущают наш рассудок.
Бросаю сигарету в урну и веду друзей в Михайловский парк, довольно скромный и тихий, как убежище между двумя кровями царей – Александра II на канале Грибоедова и Павла I в Михайловском замке, что стоит за садом. Мы любуемся замком, памятником Петру I, надпись на котором гласит «Прадеду правнук».
На Невский проспект мы возвращаемся по Садовой улице. На Инженерной улице сворачиваем направо и, дойдя до площади Искусств, любуемся зданиями Русского музея, филармонии, театра Музкомедии, в котором мы смотрели мюзикл «Хиты Бродвея». Сразу отмечу, что сегодня этот театр Музкомедии является лучшим в стране. Проходим мимо литературного кафе «Подвал Бродячей собаки», где по вечерам проходят литературные чтения. Стоимость брони на человека – тысяча рублей.
Затем сворачиваем налево и идем вдоль канала Грибоедова на Невский проспект, с которого и попадаем на свою улицу. Утренний променад закончен. Отдохнув 30 минут, мы выдвинулись к Юсуповскому дворцу. Мы шли и разговаривали с Олегом о выборах, студенческих годах, проведенных в Томске, вспоминали одногруппников.
Дойдя до дворца, мы увидели достаточно большой для центра Питера парк – это указывает на богатство прежнего владельца, ибо земля в Петербурге стоила значительно.
Дворец поражает своим богатством и красотой. Одна парадная лестница – широкая и мраморная – не уступает аналогичным.
Домашний театр напоминает Большой театр в миниатюре, а акустика в нем одна из лучших в бывшей столице. Помимо этого, есть отличный зал для танцев, где принимали любых важных особ. Я уже не говорю о множестве других помещений, большая часть из которых отделана шикарным деревом.
Осмотрев дворец, мы спускаемся в подвал, где князь Юсупов пытался отравить Распутина. В подвале воссоздана эта картина: сидя за столом, Распутин ест пирожные с цианистым калием (хотя в крови его не обнаружили, так что так и неизвестно, добавлял ли его медик или нет), а вверху фигуры заговорщиков ожидают его кончины. Князь Юсупов, вернувшись в подвал, видит того живым и невредимым. Позже граф стреляет в любимчика царской семьи. Тот падает, заливая все вокруг своей кровью. Князь возвращается к «друзьям», они выпивают за избавление от дьявола, но слышат шум и видят, что Распутин уходит от них через черный выход.
Я представляю их шок. Они все равно добивают крепкого сибирского мужика. Говорят, что он был жив до утопления в проруби… И власть не наказала заговорщиков, которые потом даже бравировали этим.
Я думаю, что богатым можно почти все. Может, это убийство и стало прелюдией убийства мужиками царской семьи?
Распутин, несомненно, был неординарной личностью, коли образованные люди слушали и дружили с ним. И психологом он был от бога, но как его в тот вечер подвело чутье? Неужели желание увидеть женщину пересилило чувство опасности? Вот уж непомерная страсть к женщине, как она губит нашего брата! Недаром мне бабушка Сашки Севостьянова говорила, что нужно остерегаться женщин, водки и азартных игр!
Мы поднимаемся по тем ступенькам, по которым когда-то бежала жгучая кровь Распутина, из подвала на выход, но за нами не бегут заговорщики, посему мы благополучно уходим и едем в литературное кафе, расположенное на углу Невского проспекта и Мойки. Двухэтажное шикарное кафе с большими люстрами и столами, покрытыми белоснежными скатертями, отдавало холодом последнего посещения Пушкиным этого места перед дуэлью. Он сидел на втором этаже за третьим столиком. Его окно выходило на Мойку, из окна он мог видеть свой дом на Мойке, 12. О чем он думал? О Наталье, о детях, о новых произведениях или о предстоящей дуэли?
Мы сели за столик на первом этаже и тут начались странности. Официант чуть не вылил кофе на Олега, но скатерть все равно испачкал. Когда он начал закрывать пятно полотенцами, мы решили пересесть. Я еще пошутил, мол, Олег, может, нам и пистолеты сейчас принесут.
Сидим уже за другим стол и официант роняет полотенце почти в мою тарелку, но в последний момент успевает изменить направление падения, и оно оказывается на полу. Он еще и посуду разбил. У парня все валилось из рук. Я хотел ему чаевые дать и успокоить, но он долго не появлялся, и мы ушли...
В литературное кафе мы пришли не есть, а окунуться в историю, вспомнить Пушкина, поэтому и перекусили совсем чуть-чуть. Ужин я запланировал в грузинском ресторане на Конюшенной, 8, рядом с отелем.
После посещения кафе мы разделились: Олег с женой Кристиной пошли в Морской музей, чтобы глянуть на историю флота России и, конечно, на ботик Петра I, моя супруга решила отдохнуть, а я пошел в Пышечную на Конюшенной, 25.
Горожане привыкли, что пышки – это знаменитый петербургский бренд. Но так было не всегда. До 40-х годов XX века любой советский человек знал отличие пышки от пончика: пончики без дырки, а пышки – с дырками. Путаница возникла с выходом в свет в 1939 году знаменитой книги «О вкусной и здоровой пище», где пышки ошибочно назывались пончиками. В течение тридцати лет эта книга неоднократно переиздавалась миллионными тиражами, сделавшими ее чуть ли не самой популярной настольной книгой страны, — и в умах советских граждан закрепилось неправильное название. Лишь дух протеста жителей революционного города помог сохранить правильный термин.
Пышечными Петербург покрыт и сейчас, но самая знаменитая была на нашей улице, она занесена в книгу памятных мест. Одна пышка стоит 20 рублей, а стакан кофе – 45 рублей.
В этот раз я шел туда не поесть вкусные пышки, а поговорить с директором Татьяной Михайловной. Я хотел предложить ей заменить бумажные стаканы на фарфоровые кружки. Вчера мне показалось, что она не против. Все же каждый день выбрасывать порядка четырех тысяч стаканчиков, а это крайне неэкологично.
Директор подошла ко мне достаточно быстро, но разговор не состоялся, все мои мысли остались при мне… Я не удержался, взял три пышки, посыпанные сахарной пудрой, и стакан кофе. На столе не было салфеток, их заменяли порезанные бумажки. Прямо как при социализме…
В семь часов вечера мы собрались все вместе и пошли праздновать встречу в грузинский ресторан на Большой Конюшенной, 10.
Кухня ресторана неплохая. Мы заказали пхали, пару салатов, содж (сборный шашлык с овощами). Я попросил официанта налить мою настойку в графин, до этого предупредив, что спиртное будет свое.
Наконец-то дорываемся до еды. Выпиваем за нас, за Томск, за Питер. Разговариваем о выборах: нам не нравятся старые люди в парламенте – власть не выдвигает новых, не создает условий для их роста, а тупо держится за свои места, создавая условия для революционных настроений.
Взять Томск. Опять Резников, опять Козловская. Кажется, что уже некуда им себя больше позорить…
В десятом часу расходимся усталые, но довольные на отдых. Мне же не хочется ложиться спать, меня тянет на улицу. Я выхожу на улицу, закуриваю. Рядом стоит крупный мужчина лет 50. Он приехал в онкологический центр, потому что болел раком костного мозга. Вчера получил первый анализ, который не показал наличия рака, но нужно сдать повторный анализ через пару недель. Рассказал, что его лечили лекарствами, которые стояли миллион рублей в месяц, но ему они доставались бесплатно, потому что он сам врач. Я удивился, что лекарства такие дорогие, несмотря на то, что они импортные. У меня знакомая из США присылала матери лекарства, обошлось это в 260 тысяч рублей. Скорее всего, это одни и те же таблетки, только цена уж сильно разнится. Надо узнать в Штатах, что за лекарство –  думаю про себя.
Но чувствует товарищ из Красноярска себя неважно, много побочек, едва дошел со мной до Исаакиевского собора. Хорошо, что вернулись к полуночи. Он поднялся в отель, а я у Богдана купил глинтвейн, после сел в Венской кофейне тянуть кофе. Потом прошелся по Невскому, послушал музыку, которая разносилась из разных переулков. Потолкался в толпе, положил 100 рублей музыканту, а он сказал, что лучше перечислить деньги на счет по интернету. Да, отстаем от жизни – этот факт мне пришлось констатировать.
20 сентября я проснулся в 5 часов. На улице пасмурно, но дождя нет. Ветер дул, но обычно, размеренно. Сходил в Венскую кофейню, выпил экспрессо, покурил. Поглазел на окружающий европейский вид Невского проспекта, проверил своих знакомых бомжа и Теплицкую. Она мне рассказала, как оказалась в таком положении. По ее словам, она 7 лет жила в Германии, работала переводчиком. А дочь жила в США, попала там в аварию с мужем и не выжила. Теплицкая вернулась в Питер и застряла в нем. Запила с горя, потеряла жилье и теперь ищет клиентов в клуб. Кстати, в этом клубе есть рекорд – один финн оставил 240 тысяч евро за одну ночь!
Теплицкая предложила мне покурить в помещении, дескать, там все курят, но я не согласился, да и нужно было двигаться на завтрак. Правда я все равно сделал крюк, дойдя до Михайловской улицы, до гостиницы «Гранд Отель Европа», где дважды останавливался.
Впервые это произошло в 1998 году. Я был там вместе с делегацией из Москвы, состоящей из Ширвиндта, композитора Саульского, вице-премьера Москвы Орджоникидзе и других важных людей. Мы вчетвером сидели вместе с главными лицами правительства Петербурга и обсуждали вопросы сотрудничества. До этого случился мелкий казус. Дело в том, что на встречу надо было идти во фраке с бабочкой и мне пришлось взять фрак в аренду. Бабочку я застегнуть не смог, Ширвиндт начал мне помогать, но в итоге просто завязал ее на шее, поэтому во время встречи я все время думал, как бы эта бабочка не упала.
Запомнилось еще несколько моментов. Первое – это встреча с лауреатом Нобелевской премии Алферовым. Мы так долго разговаривали, что в итоге он пригласил меня помочь ему в коммерциализации разработок института, а я так и не выбрался.
Саульский был маленьким, шумным и неугомонным. Мы вернулись в отель в час ночи. Я только помылся и собирался лечь спать, как раздался стук в дверь. Я открыл и увидел на пороге композитора, который воскликнул: «Ты что, спать?! Едем в ночной клуб!»
И мы поехали. До 6 утра прыгали и скакали. А ему было уже семьдесят лет! Энергия била ключом в этом человеке. Мы часто потом встречались, он даже приглашал меня на юбилей, на который приезжал Иосиф Кобзон, спел песню и, немного посидев, уехал на операцию. На празднике я отличился тем, что предложил выпить за Россию без еврейского влияния, чем вызвал смех: «Так ты один здесь не еврей!»
После встречи, на фуршете, я обратил внимание, что москвичи стоят, а петербуржцы сидят – в энергии отличаются.
Не удалось поговорить с Фрейндлих, любимой моей актрисой, к ней прилипли ее подруги из Москвы.
Второй раз в этой гостинице я был уже в этом году: взял номер на одну ночь, чтобы показать жене прекрасную гостиницу, но мы в своей одежде выделялись на фоне других постояльцев, поэтому жена закомплексовала. Три швейцара открыли нам двери. Парадные мраморные лестницы улыбались в свете люстр, в лифтах висели шикарные зеркала, стояли кожаные диванчики. Номер в 24 квадрата стоил 18 тысяч рублей. За все хорошее надо платить.
На ресепшене я сказал, что являюсь журналистом и пишу о гостиницах Питера, поэтому приходится постоянно переезжать.
В номере было все от халатов, восьми полотенец, зонта, большущего телевизора, огромной кровати до шикарного бара и кофемашины. Кстати, во время использования последней случился казус – капсулу с кофе заклинило. Вечером я не стал поднимать этот вопрос, но утром сказал об этом администратору. Персонал был очень удивлен и, чтобы загладить вину, вручил нам два подарка. Наверное, надеялись, что я хорошо о них напишу…
Утром мы встретились с друзьями на завтраке. Решили, что Олег с супругой поедут в Петергоф, а мы займемся мелкими, но очень нужными делами – купим подарки своим домашним.
Мы в Петергоф уже побывали. Выбрали маршрут теплоходом от пристани за Эрмитажем. Очень удобный маршрут, потому что первый теплоход уходит уже в 10 часов и идет ровно 35 минут, без пробок. Мощная Нева несет свои воды в Финский залив, справа возвышается, словно Эйфелева башня в Париже, скандальная башня Газпрома, против строительства который все выступали. Сейчас в Питере многие уже не против, а подсветки башни и моста вместе создают ночью шикарный вид.
Приезжаешь на теплоходе к Нижнему парку, который разрезает пополам канал, идущий от комплекса фонтанов в Финский залив. Я стоял возле дворца и смотрел на фонтаны. Люди беспрерывно фотографировались, а я спрашивал, какие чувства у них вызывает этот комплекс.
Отвечали разное: великолепие, красоту, восхищение, но никто не сказал главное – они вызывают радость! Радость победы над шведами, радость выхода в Балтийское море!
Каждая фигура от Самсона, побеждающего врага, как Петр I шведов, до солдата, рука которого обвита змеей (шведами), кричат о победе, а вода ото всюду бежит в Финский залив, наш залив! Даже крокодилы, выпускающие из пасти в четыре стороны воду, объявляют всему миру о победе!
Я спустился вниз и разговорился с садовницей, жительницей Петергофа. Работы нигде особо нет, а здесь все стабильно. Всего в штате 50 человек. В холода работы тоже хватает, особенно осенью. Деревья в горшочках увозят в оранжерею, гипсовые скульптуры прячут в землю и укрепляют досками.
Я побродил по парку, а после зашел в ресторан, чтобы выпить кофе и посмотреть на Финский залив. Сколько сил и жизней стоила эта победа, но она есть наше достояние, дарованное нам предками. Нам стоит почаще вспоминать о всех, кто причастен к ней...
Это все предстояло увидеть и нашим друзьям. Мы же ждали их возвращения, чтобы вместе пообедать или поужинать, а вечером пойти на мюзикл «Хиты Бродвея» в театр Музкомедии. Билеты в партер на 7 ряд обошлись нам в 3200 рублей.
Театр Музкомедии представляет из себя дворец, его разглядывать можно часами. Представление всем понравилось, особенно в восторге был Олег. А если бы он слушал там оперетту!?
Пока Олег и его жена были в Петергофе, мы бродили по Галерее, которая находится на площади Восстания. Вернее, моя Надежда бродила, а я сидел в кафе и попивал кофе, хотя при этом подарков купил больше: взял духи и выбрал Маше куртку, а потом решил и племяннице Аришке взять такую же. К обеду Надежда выдохлась, и мы на автобусе №3 поехали домой.
Позже от наших друзей поступил звонок с предложением отобедать в пельменной, которая на Фонтанке.
Надо отметить, пельмени и манты там отменные. Конечно, они уступают позам, которые продавали китайцы на центральном рынке в Чите в 70-х годах или буряты в районе Ольхона, но приличные.
Мой Олег умудрился после хорошего обеда оставить сотовый телефон и быстрой Кристине пришлось бежать за ним. Телефон спокойно лежал у официантов.
Вечером мы прогуливались по Итальянской улице, которая подчеркивает значимость итальянских архитекторов и скульпторов. Прошли мимо кафе «Бродячая собака», в котором выступали Есенин и Маяковский, изучили памятник Остапу Бендеру, который напоминает моего знакомого Юрского. Кстати, на открытии памятника был Ширвиндт, а Юрский по какой-то причине приехать не смог.
Довольные мы вернулись в свои временные пенаты. Завтра нужно встать рано, ибо мы уезжаем на два дня в Кижи.