Воробушек

Из книги «Воробушек»
Воробушек: Рассказы. – Ярославль: ИПК «Индиго»,  2021. – 208 с., ил.

Воробушек

Дождь хлынул как-то неожиданно.
С утра светило солнце, и не просто светило, а грело. И несмотря на то что заканчивался сентябрь, на улице было почти по-летнему тепло. Ну, ладно, не по-летнему, но плюс восемнадцать для сентября – это вам не минус три, как два года назад. Да и ветра почти не было, да и травка зеленела… Словом, погода была на удивление. И Гена, конечно, помыл машину.
Вот ведь говорили умные люди: помыть машину – это к дождю! И, как оказалось, не зря говорили. Гена уже поворачивал на свою улицу, уже до дома оставалось каких-то пятьсот метров, как вдруг небо резко потемнело, большая чёрная туча буквально вынырнула из-за крыш ближайших домов
и лопнула прямо над головой.
«Разверзлись хляби небесные...» – пробормотал Гена и резко прижался к обочине. Ехать дальше было невозможно: несмотря на то что дождь шёл всего пару минут, по улице уже неслись потоки воды, подхватывая разный мусор, опавшие листья и ветки. Даже новые дворники, которые Гена поставил только вчера, не могли вернуть прозрачность лобовому стеклу.
«Надо же! – подумал Гена. – Ну, даст бог, это ненадолго. Такое светопреставление долго длиться не может!».
Гена откинулся на сиденье и закурил. Дым сразу же заполнил весь салон машины, и глаза начало пощипывать. Но дождь лил, и о том, чтобы опустить стекло для вентиляции, нечего было и думать. Гена мысленно плюнул на инструкцию, запрещающую курить при включённом кондиционере, и щёлкнул клавишей. Стало легче.
«Выехал бы с парковки минут на десять раньше, – рассуждал Гена, – сейчас был бы уже дома. Как раз бы успел до дождя. А теперь вот сиди и жди, пока эта свистопляска закончится!».
Он посмотрел в боковое окошко. Там тоже ничего не было видно: сплошная стена льющейся с неба воды создавала эффект аквариума. Гена вспомнил дубайский аквариум, который он как-то видел по телевизору. В нём было что-то около десяти миллионов литров воды.
«А интересно, – подумал Гена, – если сейчас собрать всю воду, выпавшую сегодня с неба на наш город, это будет больше или меньше?».
Гена начал придумывать формулу, по которой можно было бы подсчитать суммарный объём сегодняшних осадков, но быстро плюнул на эту затею. Тем более что горизонт начал понемногу светлеть, и дождь пошёл на убыль.
«Ну вот и всё! – усмехнулся Гена. – Finita la commedia! А шуму-то было! Сейчас поедем потихоньку.  Авось, когда подъеду к дому, дождь совсем кончится».
Он выключил кондиционер и снова включил дворники, прогоняя с лобового стекла лишнюю влагу. И опять посмотрел в боковое окошко. Теперь он разглядел там газон, одиноко стоящее дерево, а под деревом – смутно вырисовывающуюся человеческую фигурку. По первому впечатлению –
девичью.
«Ни фига себе! – ахнул Гена. – Это что же – она весь ливень под этим деревом простояла?».
Гена вгляделся повнимательнее. Дождь почти совсем перестал, и теперь ему стало видно, что это действительно молодая девушка. Лет восемнадцати-двадцати, на первый взгляд. Скорчившись под негустой кроной небольшого деревца, которая, конечно, не могла её ни от чего защитить, промокшая насквозь девушка напоминала маленькую птичку, только что вынутую из воды. За спиной у неё висел скукожившийся кожаный рюкзачок.
«Воробушек! – подумал Гена. – Чистый воробушек!».
Он машинально отметил игру слов: чистый – в смысле тождественный, и чистый – в смысле вымытый. Вымытый прошедшим ливнем.
«Что же с тобой делать?» – подумал Гена.
Сама мысль о том, почему ему что-то надо с ней делать, не пришла ему в голову. Возможно, сыграло роль какое-то отеческое чувство. В свои почти шестьдесят Гена вполне мог иметь дочку такого возраста. А то и внучку.
«Да, – подумал Гена, – если бы тогда после школы на Таньке женился, вполне мог бы такую внучку иметь…».
Он вновь посмотрел на девушку. Она всё ещё стояла под деревом и, казалось, не замечала, что дождь почти перестал. Теперь, когда потоки воды уже не мешали рассмотреть её более детально, Гена вдруг заметил, что рюкзачок за спиной очень напоминает маленькие сложенные крылья.
«Точно – воробушек!» – подумал Гена и вдруг, сам не понимая почему, опустил стекло двери и крикнул:
– Эй! Как вас там? Девушка! Бегите сюда!
Она, похоже, не сразу расслышала, что ей сказали. Или – не поняла. Но привлечь её внимание Гене всё же удалось. Она покрутила головой, пытаясь определить, откуда раздался голос, увидела машину, опущенное стекло и Гену, сидящего за рулём. Тут, очевидно, до неё дошёл и смысл обращённой к ней фразы. Она ещё раз внимательно посмотрела на Гену и отрицательно покачала головой.
– Спасибо. Не надо. Я сама.
«Боится, – подумал Гена. – Конечно, боится. А то! По телевизору да в интернете то и дело разные ужасы показывают, как девчонок молодых в машины заманивают, а потом бог знает что с ними делают. Только меня-то чего бояться? Я ведь уже старенький…».
Гена усмехнулся своим мыслям.
– Да не бойтесь вы меня! – опять крикнул он. – Не съем я вас. Идите сюда, а то ещё час-другой, и вам воспаление лёгких гарантировано!
Девушка ещё раз посмотрела на Гену и, очевидно, сопоставив его возраст со степенью риска, тряхнула головой и нерешительно подошла к машине.
– Я вам всё сиденье намочу, – с сомнением сказала она. – С меня же течёт – как с мокрой курицы!
– С воробушка, – усмехнулся Гена. И в ответ на её непонимающий взгляд уточнил: – Течёт, говорю, как с воробушка. И сами вы – как воробушек, – и тут же спохватился: – Не обижайтесь…
Гена внезапно  вспомнил, что в кармане за пассажирским сиденьем у него лежит большой полиэтиленовый мешок. Неделю назад помогал соседке довезти кусты на дачу да так и не убрал из машины.
– Это не страшно. Это мы сейчас, – сказал Гена, доставая мешок и расстилая его на пассажирском сиденье. – Это у нас предусмотрено. Садитесь.
Она секунду помедлила, затем решительно открыла дверь и села.

Гена поднял стекло и включил обогрев салона. Буквально через минуту тёплый воздух заполнил всё небольшое пространство, и Гена мог бы поклясться, что от девичьей фигурки устремились вверх потоки водяного пара. Стёкла мгновенно запотели, и Гена вновь включил кондиционер.
– Замёрзли? – участливо спросил он.
– Есть немного, – чуть постукивая зубами, ответила девушка. – Но сейчас уже лучше. Спасибо.
Они немного помолчали.
– Куда вас подбросить? – спросил Гена. – Вы не стесняйтесь, я временем располагаю. Сами-то вы вряд ли в таком виде куда-нибудь доберётесь.
– Да никуда, – вдруг сказала девушка. – Знаете, подбросьте меня куда-нибудь, где тепло. Я обсохну немного,
а там что-нибудь придумаю.
– Это как? – удивился Гена. – Что значит – куда-нибудь? Вам что, пойти некуда?
– Видите ли, – посмотрев на него, вежливо ответила девушка, – я не местная…
«Не местные мы!» – сразу же пришла Гене в голову глупая фраза из анекдота.
– Я к вам в город приехала как бы на экскурсию… У меня хобби такое: пару раз в месяц в ночь на субботу сажусь на поезд до какого-нибудь ближайшего города, где я ещё не была, приезжаю, брожу, смотрю. Если город нравится, ночую в гостинице, утром опять брожу, а вечером уезжаю домой… А в этот раз даже до гостиницы не добралась… Послушайте, – она смущённо посмотрела на него, – не будет большой наглостью с моей стороны попросить вас на пару минут отвернуться? Я бы майку переодела. У меня в рюкзаке должна быть сухая.
– Конечно, конечно, – торопливо сказал Гена и отвернулся к водительскому окну. – Конечно, переодевайтесь. Я не смотрю.
– Спасибо, – сказала девушка и зашуршала верёвочками рюкзачка. – Вот чёрт!
– Что случилось? – спросил Гена.
– Случилось. Всё промокло! Этот ливень промочил рюкзак насквозь. Теперь там всё такое же мокрое, как на мне. Хорошо хоть, документы и деньги в пластике. Вроде сухие. Господи, ну почему же мне так не везёт!
– Послушайте, – вдруг сказал Гена. – Как вас зовут?
– Маша, – подняв на него глаза, тихо ответила девушка.
– Послушайте, Маша, – продолжил Гена. – Я вам сейчас предложу одну вещь.  Только не смотрите на меня, как на маньяка, и не думайте чего-нибудь плохого. Я от чистого сердца.
Похоже, своей фразой он добился совершенно противоположного результата. Вместо того чтобы успокоиться, она испуганно посмотрела на него.
– Так вот, – игнорируя её испуг, продолжил Гена. – Я живу в полукилометре отсюда. Давайте доедем до меня. Там вы сможете принять горячий душ, я дам вам сухую майку и какую-нибудь ещё одёжку. Согреетесь, обсохнете и побежите по своим делам.
Она несколько секунд подумала.
– Нет, – сказала она. – Это неудобно. Вы… простите, а вас как зовут?
– Гена, – ответил Гена и тут же поправился: – Геннадий Владимирович.
– Так вот, Геннадий Владимирович, – продолжила Маша, – это неудобно. Я не сомневаюсь, что вы предложили мне своё гостеприимство от чистого сердца и без каких-то нехороших мыслей, но это в принципе невозможно. Я представляю, что скажет ваша жена, когда вы заявитесь домой в компании с незнакомой мокрой девицей.
– Моя жена ничего не скажет, – усмехнулся Гена. – Я не женат. Вернее, разведён. Уже двенадцать лет. Так что с этой стороны вам опасаться нечего.
– А с какой стороны есть чего? – улыбнулась Маша.
– А ни с какой! – буркнул Гена. – Послушайте, Маша, давайте откровенно. Мне шестьдесят лет. А вам – лет двадцать?
– Двадцать два…
– Так вот, – продолжил Гена, – мне – шестьдесят, а вам – двадцать два. Вы знаете, у меня нет привычки обижать маленьких девочек. Не знаю, успокоит ли вас это, но уже лет пятнадцать, после того как дочь с мужем уехали на Север, порог моей квартиры молодые девушки не переступали.
И то, что я вам сейчас предложил, с моей стороны это… ну, проявление отеческой заботы, что ли…
Маша внимательно посмотрела на него. Было видно, что в её душе борются два совершенно противоположных чувства. И что решить – она не знала. С одной стороны, горячий душ и сухая одежда, а с другой – незнакомый мужик и весьма пикантная ситуация…
– А знаете, Геннадий Владимирович, – вдруг сказала она, – я почему-то вам верю. Поехали!

Гена почувствовал, как лёгкая испарина покрыла его лоб.
«Это от сырости в машине, – оправдывая себя, подумал он. – Чего это я так разволновался? Ну, проявил любезность. Ну, молодая, красивая девушка. Чего особенного-то? Согреется, обсохнет, и попрощаемся. Чего это я разволновался – старый дурак!».
– Поехали, – кивнул Гена и нажал на газ.

– Вы меня только извините, Маша, – сказал Гена, открывая дверь квартиры, – у меня тут чисто мужской беспорядок. Я, если честно, не ждал гостей…
– Не извиняйтесь, – махнула рукой Маша, скидывая босоножки. – Мужской беспорядок – это ничто по сравнению с женским беспорядком. Если бы вы попали в мою квартирку, то мне бы пришлось извиняться в два раза дольше… Простите, где у вас ванная комната? Я, если честно, основательно замёрзла…
– Конечно, конечно, – засуетился Гена. – Вот ванная. А вот – туалет. Вы давайте не смущайтесь. Делайте, что вам надо, и забирайтесь в ванну. Когда занавеску задёрнете, крикнете. А я пока поищу какую-нибудь футболку подлиннее…

Гена ушёл в комнату и начал рыться в шкафу, прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной.
– Можно я возьму таз для мокрой одежды? – крикнула Маша. – Вот этот большой, красный.
– Берите любой, – крикнул в ответ Гена. – И там ещё разные гели и шампуни стоят. И мочалка новая лежит на полке. Пользуйтесь. А махровое полотенце висит напротив ванны. Чистое.
– Спасибо, – ответила Маша и замолчала.

Нужную футболку Гена обнаружил на верхней полке. Её ему когда-то привёз в подарок приятель из заграничного вояжа. Футболку эту Гена никогда не носил. Во-первых, она была на два-три размера больше, чем требовалось, а во-вторых, большая аппликация на груди, изображающая симпатичную панду, никак не вязалась с Гениным возрастом. Он тогда поблагодарил приятеля и сразу убрал футболку в шкаф, думая, что больше никогда её не достанет. А вот – пригодилась.
– Можно! – крикнула Маша из ванной, и он, волнуясь, как мальчишка, закрыл дверь шкафа и шагнул в коридор.

– Можно? – на всякий случай переспросил Гена, подойдя к двери ванной комнаты.
– Можно, можно, – ответила Маша, – проходите, не стесняйтесь!
По её шутливому тону чувствовалось, что она уже немного согрелась и почти успокоилась. Гена открыл дверь и вошёл.
За дурацкой жёлтой занавеской с не менее дурацкими розочками шумела вода, льющаяся из душа, и угадывалось некое движение. Гена положил футболку на крышку стиральной машины, помедлил несколько секунд и сказал:
– Вот. Футболка. Она большая. Думаю, она вам как платье будет… Ну ладно, я пойду. Позовите, если что…
– Если – что? – шутливо переспросила Маша.
«Господи, да она же боится! – внезапно догадался Гена. – Она отчаянно боится, и все эти шуточки, вся эта бравада – просто защитная реакция».
Он посмотрел на занавеску, скрывающую девичье тело, и, грустно усмехнувшись, произнёс:
– Мне кажется, Маша, вы до сих пор меня боитесь. Не стоит. Когда я говорил, что не имею привычки обижать маленьких девочек, я говорил искренне. Вы же для меня по возрасту – дочка. Или даже внучка. Так что помыслы мои чисты и невинны.
«Врёшь, старый козёл, – тут же подумал про себя Гена. – Не так уж невинны мысли твои. Помыслы, быть может, и чисты, а вот мысли…».
Он опять отёр пот со лба. В ванной комнате повисла тишина, нарушаемая только шумом льющейся воды. Потом Маша сказала:
– Ну, Геннадий Владимирович, если уж у нас зашёл этот разговор, давайте начистоту. Я, конечно, вам доверяю, но вы никогда не убедите меня в том, что вам абсолютно безразличен тот факт, что рядом, в метре от вас, стоит молодая голая девица. Да, вы уже не молоды, но ведь вы – мужчина…
– Провоцируете? – Гена почувствовал, что от волнения его голос стал чуть хриплым. Он откашлялся и повторил: – Провоцируете? Конечно, мне небезразлично. Конечно, меня это волнует. Но и только. И вообще, Маша, мне в моём возрасте волноваться вредно. Так что я пошёл курить, а вы, если что, зовите…

Гена вышел в кухню, сел за стол и достал сигареты. Он сидел, смотрел в окно, разминая сигарету в пальцах, и думал ни о чём. То есть вроде как думал, а на самом деле и не думал, а просто сидел, тупо глядя в окно. И ничего там не видел. Вдруг сигарета раскрошилась в его пальцах, и табак высыпался на скатерть. Гена мысленно ругнулся, бросил ошмётки в пепельницу, стряхнул со стола высыпавшийся табак и взял другую сигарету. Быстро размял её и закурил.
«Надо держать себя в руках, – думал Гена. – Что-то я расслабился. Не хватало ещё в моём возрасте завязать роман с малолеткой. Всё! Никаких сантиментов. Чаем напою, бельишко подсохнет – и до свидания!.. Блин! Бельишко-то подсохнет, а джинсы? Им часов пять сохнуть, не меньше. Не отправлять же её в мокрых джинсах. Или в одной майке?».
Гена представил себе, как он выставляет из своей квартиры Машу в одной длинной майке, и усмехнулся. Надо что-то придумать.

Шум воды в ванной стих. Через пару минут оттуда послышался голос Маши:
– Дядя Гена, можно я фен возьму?
«Ух ты! – подумал Гена. – Уже и дядя Гена».
– Какой фен? – с удивлением спросил он.
– Да у вас тут на полке лежит.
Гена вспомнил, что на полке действительно лежит старый фен, который жена не стала забирать, когда ушла.
– Конечно, – сказал он. – Бери. Только я не знаю, работает ли он. Им уже больше десяти лет никто не пользовался.
– Я попробую, – сказала Маша и вновь замолчала. Через минуту послышалось ровное гудение.
– Работает, – радостно крикнула Маша. – И даже греет!
– Вот и хорошо, – то ли для неё, то ли для себя пробормотал Гена.

Минут через десять Маша вышла из ванной. Гена посмотрел на неё. Маленькая, худенькая, без косметики, в длинной серой футболке с весёлой пандой на груди, она теперь казалась ещё моложе и беззащитнее.
«Ребёнок. Сущий ребёнок!» – подумал Гена.
– Дядя Гена, – сказала она, – это ничего, что я вас дядей Геной называю? Просто Геннадий Владимирович... звучит слишком длинно. Долго выговаривать.
– Да хоть дядей Васей, – усмехнулся Гена. – От меня не убудет.
– Вот и хорошо, – искренне обрадовалась Маша. – Я там... – она немного смутилась, говоря об интимных, по её мнению, вещах, – я там нижнее бельё на полотенцесушитель повесила. Ничего?
– Всё нормально, – успокоил её Гена. – Как говорил товарищ Карлсон, бельё – это дело житейское. На полотенцесушителе быстрее высохнет. Чай? Кофе?
– Кофе, – сказала Маша, забираясь с ногами на кухонный диванчик.
Сейчас, когда она сидела, поджав под себя ноги, а длинная футболка ниспадала с её плеч на диван, она была похожа на куклу-грелку, которая была у них дома в годы Гениного детства. Очень похожа. Только у той куклы было глупое фарфоровое личико, а у Маши – симпатичное и, пожалуй, умное.
– Тогда уж, – сказал Гена, – раз я дядя Гена, то позволь и мне обращаться к тебе на «ты». Оно как-то неестественно, когда я «выкаю».
– Конечно, – тут же согласилась Маша. И ехидно добавила: – Я же вам во внучки гожусь…
– Ша! – шутливо погрозил ей пальцем Гена. – Прошу к столу. Что мы желаем к кофе? Есть бутерброды с сыром, есть колбаска.
– Коньяку, – сказала Маша, спрыгивая с дивана. Как будто сразу, всем телом: раз – и на полу.
– Серьёзно? – слегка удивившись, переспросил Гена. – Ну, коньяку так коньяку. У меня найдётся. А что, для профилактики простудных заболеваний можно и коньяку.
– Нет, нет, – Гене даже показалось, что Маша испугалась своего ответа. – Я пошутила. Бутерброд с сыром, если можно, – она задумалась. – И с колбасой. Я, если честно, голодная, как мамонт.
– Можно, – сказал Гена. – А почему как мамонт?
– А они уже десять тысяч лет ничего не ели, – подсаживаясь к столу, ответила Маша. – И я тоже.
Гена сделал несколько бутербродов, поставил тарелку перед Машей и, налив ей и себе по чашке кофе, сел напротив. Он с улыбкой смотрел, как она по-детски непосредственно уплетает эти бутерброды за обе щёки, и неожиданная теплота вдруг зародилась в его груди. Какая-то именно отцовская, а не мужская, похотливая.
– Что? – подняв на него глаза, спросила Маша. – Приблудившаяся девушка объедает бедного пенсионера?
– Ешь, – улыбнувшись, сказал Гена. – Ешь, не обеднею. У меня в холодильнике ещё полбатона колбасы есть. И сыр найдётся. Ты, главное, не стесняйся.
– А я и не стесняюсь, – дожёвывая последний бутерброд, проговорила Маша. – Тогда, если можно, ещё один с колбасой.
– Можно, – сказал Гена. И сделал ещё два бутерброда с колбасой. И один с сыром. На всякий случай.

– Слушай, дядя Гена, а можно задать тебе один нескромный вопрос? – Маша сделала последний глоток кофе и отодвинулась от стола. – Ты почему с женой развёлся?
Гена крякнул. Чего угодно он ожидал от девчонки, только не подобного вопроса.
– А чего это тебя вдруг заинтересовало? – вопросом на вопрос ответил Гена, пытаясь потянуть время и правильно сформулировать ответ.
– Да так, – сказала Маша. – Просто интересно. Но не хочешь – не говори.
– Да ладно, – Гена вдруг решил ответить честно. – Чего уж там. Это не я с ней развёлся, это она от меня ушла. Скучно ей со мной стало. Да я не в претензии. Дочка выросла, дачу продали. Вот, больше, как оказалось, общих интересов  и не осталось. Кого-то она там встретила и, как говорила, полюбила. А я – что? А я – ничего. Полюбила – и флаг в руки.
– И что? – искренне удивилась Маша. – За все эти двенадцать лет ты ни разу не поинтересовался, как она там живёт? А может, у неё там всё плохо? Может, она десять раз пожалела, что ушла от тебя?
– Может, и пожалела, – пожал плечами Гена. – Я не знаю. Она ведь сама ушла, сама приняла решение. Значит, и дальше должна сама…
– Жестокий ты, – покачала головой Маша, перебираясь от стола на диванчик и опять становясь похожей на куклу-грелку. – Я бы вот так не смогла.
– Ну, уж какой есть. – Гена даже немного обиделся. От него, понимаешь, жена ушла, а он же, по мнению этой девчонки, и виноват. – А смогла бы или нет, поймёшь только тогда, когда сама окажешься в подобной ситуации.
– Не, – покачала головой Маша, – я в подобной ситуации не окажусь… А можно мне сигаретку?
– Ты что – куришь? – удивился Гена.
– Да так, балуюсь иногда… Ой, только не надо читать мне нотации о вреде курения!
– Да я и не собираюсь, – пожал плечами Гена. – Кури на здоровье!
Он протянул Маше пачку сигарет. Маша посмотрела на пачку и покачала головой.
– Не, не буду. У тебя крепкие. А лёгких нет?
– Только такие, – ответил Гена. – Других не держим.
– Тогда не буду, – сказала Маша. И вдруг потянулась, как котёнок, всем телом. – Дядя Гена, а не будет совсем уж большой наглостью с моей стороны, если я немного посплю, пока всё сохнет? Я в поезде не выспалась совсем, а тут ещё и поела…
– Спи, – улыбнулся Гена, – кто тебе не даёт? Вон, беги в комнату, там кровать расстелена.
– Да ладно, я здесь, – Маша показала рукой на диванчик. – Мне много места не надо…
– Нет уж, – твёрдо сказал Гена. – Беги в комнату. Я тут сейчас убирать буду, посуду мыть, курить…
– А давай я чашки вымою, – предложила Маша.
– Сам вымою, – ответил Гена. – Беги.
Она кивнула, потянулась ещё раз, соскочила с диванчика и зашлёпала босыми ногами в комнату.
«Тапочки бы надо ей дать, – запоздало подумал Гена. – Где-то ведь у меня были маленькие тапочки…».

Гена быстро перемыл посуду – а чего там было мыть – убрал со стола и закурил. Ситуация складывалась прелюбопытнейшая. И действительно: взрослый, даже очень взрослый одинокий мужик. И очаровательная, совсем ещё ребёнок, девочка. И эта девочка в одной лёгкой футболке сейчас спит на его кровати. Доверчиво так спит, ничего не опасаясь, ни о чём не волнуясь. Потому, что поверила ему. Потому, что своим поведением он, похоже, сумел успокоить её, показать, что испытывает к ней чисто отеческие чувства. Да… Ей-то он доказал. А себе?
Гена ещё раз прислушался к своим ощущениям. Нет, он не мог сейчас сказать, что близость молодого красивого женского тела его не волновала. Волновала, конечно, ещё как волновала. Но вот это волнение – оно как бы было вторичным. Маячило оно где-то там, на заднем плане, как некоторое сопутствующее чувство, а главным было чувство нежности к этой девочке, к этому воробушку.
«Вот ведь как всё сложилось! – думал Гена. – Всё было спокойно, всё чинно. И надо же – привалило счастье негаданное!».
А всё дождь. Вот собрался бы к дому на полчаса раньше, и ничего бы этого не было. Ни ливня, ни воробушка на газоне, ни этого прекрасного вечера, ни девочки, доверчиво спящей в его постели. А главное, не было бы ощущения такого глубокого покоя и совершенно непонятного, всеобъемлющего счастья. Что оно? Откуда оно? И что ему  эта девочка? Он ведь ни словом, ни жестом, ни намёком не попытался перейти ту невидимую грань, которую сам для себя обозначил. Ни словом, ни жестом... Он ведь даже не прикоснулся к ней ни разу.
«А действительно, – вдруг удивился Гена. – Действительно, ни разу не прикоснулся. Как-то не возникло необходимости. А специально…».
Он вдруг подумал, что её можно сравнить с прекрасным цветком, растущим в поле. На этот цветок приятно смотреть, ощущать его аромат, любоваться изысканными линиями и цветом, но сорвать… Сорвать его было бы кощунством! Гордый и прекрасный, он должен был расти тут, в поле, и радовать глаз каждого, кому посчастливится его увидеть. И никто не имел права забирать его только себе.
«Эк как меня на метафоры потянуло, – мысленно усмехнулся Гена. – Так скоро до стихов дойдёт. Или до целого венка сонетов!».
Гена представил себе, как к пробуждению воробушка он разворачивает бумажный свиток и читает оду, посвящённую… Чёрт знает, чему посвящённую. Но всё равно смешно.
«Да, – вспомнил Гена, – ода – это хорошо, а вот тапочки надо поискать. Где-то в прихожей были».
Он вышел в прихожую, но сначала достал из угла сушилку и развесил на ней мокрую одежду из таза. Затем подумал секунду и решительно вытряхнул из рюкзачка остальные мокрые вещи. И тоже развесил их на сушилке. А сверху кинул и сам рюкзачок. Затем тихонечко, стараясь не шуметь, открыл нижний ящик комода. Тапочки, засунутые в полиэтиленовый пакет, он увидел сразу. Будто специально лежали они на самом виду, будто ждали, когда появится та, кому они предназначены.
«Долго ждали, – подумал Гена, обметая с пакета толстый слой пыли. – Долго. Но вот, похоже, дождались». Он вытащил тапочки из пакета и, осторожно ступая, вошёл в комнату.

Она лежала, разметавшись по всей ширине огромной кровати. Очевидно, она не сразу нашла удобную позу, ворочалась и перекатывалась с места на место. И когда, наконец, уснула, то уже не могла видеть, как она выглядит со стороны. А выглядела она божественно! Она лежала на животе, подложив одну руку под голову, а вторую вытянув вдоль тела. Футболка, сбившаяся от долгого ёрзанья, беззастенчиво задралась, являя Гениному взору очаровательную девичью попку.
Гена мгновенно отвёл глаза, как будто она могла уличить его в намеренном подглядывании или ещё в чём-то нехорошем. Но она ни в чём не собиралась его уличать. Она просто спала и счастливо улыбалась во сне.
Гена тихонько подошёл к кровати, поставил тапочки и, ещё несколько мгновений полюбовавшись на открывшуюся картину, осторожно одёрнул футболку.

Проснулась она часа через три. Гена слышал, как она проснулась, но не подал виду. За эти три часа он выкурил больше пачки сигарет. В горле у него першило, и успокоить это першение не помогли даже три выпитые чашки кофе. И всё это время, все эти три часа, у него не проходило желание встать, войти в комнату и посмотреть на неё ещё раз. Но он не вставал. И не заходил. А только доставал очередную сигарету из пачки.

– Привет, – сказала Маша, входя в кухню. – Слушай, дядя Гена, я так выспалась! Я уже сто лет так не высыпалась! Ой, пойду умоюсь.
Она метнулась в ванную, и там зажурчала вода.
– Слушай, а я не храпела? – спросила Маша, возвращаясь в кухню. – Мама говорила, что в детстве я храпела во сне.
– Нет, не храпела. А ты чего босиком? Я там тебе тапочки нашёл. У кровати стоят.
– А ты чего, заходил ко мне? – спросила она.
– Заходил, – ответил Гена. – Тапочки принёс.
– И как?
– Что – как?
– Как я выглядела, когда спала?
– Ты выглядела божественно.
– И всё?
– И всё.
– Ну ладно, – задумчиво сказала Маша. – Замнём для ясности. Просто я иногда ворочаюсь, когда сплю.
– В этот раз ты не ворочалась, – успокоил её Гена, закуривая очередную сигарету. Чтобы руки с зажигалкой слегка прикрыли его смущённое лицо.
– Не, – сказала она, – наверное, ворочалась. Просто ты не видел.
– Не видел, – кивнул Гена.
– А если бы и видел, – махнула рукой Маша. – Но ты ведь вправду не видел?
– Успокойся, – сказал Гена. – Я ничего не видел. Я сидел в кухне. Курил.
– Ты много куришь, дядя Гена, – покачала головой Маша. – Это вредно.
– Неужели? – усмехнулся Гена. – А чем я должен был заниматься эти три часа? Плевать в потолок?
– Ну, мог бы тоже прилечь.
– Рядышком?
– Зачем рядышком? Тут, в кухне, на диванчике…
– Мне кажется, – с сомнением в голосе произнёс Гена, – на этом диванчике я бы не поместился.
– Ну да, – меряя взглядом диван, сказала Маша. – Наверное, не поместился бы… Но всё равно куришь ты много.
– Виноват, исправлюсь, – шутливо склонил голову Гена. – Ладно, сбегай в ванную, посмотри, не высохло ли бельё.
– А ты не проверял?
– А чего это я буду твои трусы щупать? – с показным возмущением парировал Гена. – Твоё бельё, ты и проверяй.
– Фу! – тоже нарочито фыркнула Маша и ушла в ванную.
– Высохло! – крикнула она оттуда минуту спустя. – Можно надевать!
– Ну так надевай, – отозвался Гена. – Надеюсь, сама справишься?
Ответом ему было сосредоточенное сопение.

– Вот и всё, – сказал Гена. – Осталось только решить вопрос со штанами. Джинсы твои вряд ли высохли.
Маша, ни слова не говоря, вышла в прихожую.
– Угу, – сказала она. – Сырёхонькие!
– Ну, и что будем делать? – спросил Гена.
– Не знаю… Слушай, а у тебя нет каких-нибудь ненужных штанов? Только маленьких.
– Маленьких? – Гена задумался. – Погоди-ка…
Он вновь полез в шкаф, перерыл все полки и на самой нижней, в самом конце, – всегда так бывает – нашёл искомое. Это были джинсы его бывшей жены. Новые, ненадёванные. Купила она себе их как-то на распродаже, принесла домой, а размер оказался не тот. Жена, как водится, мнила себя худее на пару размеров. Она, конечно, расстроилась, но их обратно относить не стала – цена была смешной. Бросила в шкаф, собираясь потом подарить кому-нибудь. И забыла. И Гена забыл. А теперь вот вспомнил.
«Гип-гип-ура лени! – сказал он себе мысленно. – Сколько лет уже собираюсь навести здесь порядок и выкинуть всё лишнее! Знать, не зря откладывал».
– Вот, – сказал он, подавая джинсы Маше. – Должны подойти. Примерь.
И вышел из комнаты.
– Слушай, – закричала Маша буквально через минуту, – откуда у тебя эта прелесть? Сшиты – как на меня! Признайся, ты сбегал и купил их, пока я спала?
– Ага, – сказал Гена. – Разбежался! Они тут лет пятнадцать в шкафу валяются. Как невостребованные.
– Пятнадцать лет назад я только в школу пошла, – задумчиво сказала Маша. – Тогда бы они мне велики были. А сейчас – в самый раз.
– Вот и носи на здоровье, – улыбнулся Гена. – По всему выходит, что они именно тебя и ждали.
– А ты как же? – спросила Маша.
– Что – я? – не понял Гена.
– Ну, они тебе совсем не нужны?
– Совсем.
– Классно, – обрадовалась Маша. – Я в них и поеду… Нет, правда, если тебе они нужны, я могу потом прислать.
– И что я с ними буду делать? – спросил Гена.
– Ну, дашь ещё кому-нибудь, кого дождь замочит. Мало ли какие будут обстоятельства…
– Не будут, – грустно сказал Гена. – Не будет больше таких обстоятельств.
Они оба замолчали. Каждый думал о своём, и Гена готов был многое отдать, чтобы узнать, о чём сейчас она думает. Но мысли читать он не умел.

– Ну вот, – сказал Гена, – теперь ты полностью экипирована. Сухая, накормленная, отоспавшаяся. Можешь лететь куда хочешь, воробушек…
– Выгоняешь? – грустно спросила Маша.
– Отпускаю, – усмехнулся Гена. – Лети, пока дверца открыта.
– А если мне не хочется лететь? – вдруг сказала Маша. – Если я ещё не знаю, чего мне хочется?
– Лети, – Гена сложил недосохшие вещи в пакет и протянул ей. – Лети. Потом разберёшься… Тебя подвезти?
– Нет, – сказала она, – не надо. Я прогуляюсь пешком до вокзала. Заодно и город посмотрю. По дороге. Только, наверное, на улице уже холодно…
Гена молча снял с вешалки свою старую ветровку и накинул ей на плечи.
– Вот, – сказал он. – Теперь не замёрзнешь.
– Не замёрзну, – кивнула она.
Они помолчали.
– А как же твои планы? – вдруг спросил Гена. – Ты знаешь, сколько ещё в нашем городе всего интересного?
– Нет, – опять покачала она головой. – Всё, что можно было увидеть в вашем городе, я уже увидела. Даже больше. Прощай. И – спасибо тебе.
И неожиданно для Гены чмокнула его в щёку.
– Прощай, – кивнул Гена и чуть приобнял её за плечи. В первый раз за всё время. – Прощай, и удачного тебе полёта…

Она кивнула и выскользнула за дверь. Гена ещё постоял минуту, прислушиваясь к стуку каблучков по лестнице, а потом закрыл дверь и пошёл в кухню за сигаретой.
«Прощай, – думал он. – Прощай, воробушек. Пусть тебе летается высоко и чисто…».