Воробушек-3

Из книги «Воробушек»
Воробушек: Рассказы. – Ярославль: ИПК «Индиго»,  2021. – 208 с., ил.

Три звонка
(Воробушек-3)


Звонок первый

Гена вошёл в квартиру и закрыл за собой дверь. Дом, как обычно, встретил его тишиной и запустением. Он стряхнул с куртки капли дождя и повесил её на вешалку.
«В гости кого, что ли, пригласить? – подумал Гена. – Скоро уже разговаривать разучусь. Только и общаюсь с людьми на лестнице или в магазине. Прямо-таки чувствую, как словарный запас сокращается до слов “здравствуйте”, “картой”, “пакет не надо”. Позвоню-ка я, пожалуй…».
Гена задумался. Звонить было, в принципе, некому. Те, кому бы он охотно позвонил, его звонка не ждали, а тем, кто ждал, звонить не хотелось. Он прошёл на кухню, включил чайник и открыл дверцу холодильника. На полке лежали колбаса и сыр.
«Пельменей, что ли, сварить? Всё же разнообразие».
Но пельменей в холодильнике не было. Поэтому он сделал себе пару бутербродов с колбасой, сыпанул в кружку растворимого кофе и залил его кипятком. Подхватив кружку и тарелку с бутербродами, он прошёл в комнату, пододвинул к кровати журнальный столик и включил телевизор.
– Дзззззззззззззинь! – противно загудел телефон.
«Надо бы мелодию поменять, – в который раз сказал себе Гена и поплёлся в кухню за телефоном. – Кому это, интересно, я понадобился?».
– Да, – сказал он. – Слушаю.
– Привет… – донеслось из трубки.
Сердце отозвалось щемящим ощущением тревоги.
– Привет, – хрипло ответил Гена. И на всякий случай спросил: – Это ты?
– Конечно, я! – донёсся из трубки бодрый голосок. – А ты кого ждал? Ну-ка, признавайся, кто тебе звонит без меня?
– Никто, – сказал Гена. – Никто мне не звонит и не приезжает. Вот уже целый год никто не звонит… И не приезжает... Воробушек! Куда ты пропал?
– Ну, извини, закрутилась! У меня столько всего произошло!
– Я понимаю, – сказал Гена. – Твоя жизнь, в отличие от моей, без сомнения, заполнена событиями. Но если не приехать, то хоть позвонить-то ты могла?
– Ну, я же говорю: закрутилась. А сам ты чего не позвонил, а, дядя Гена?
– Так ведь я даже номера твоего телефона не знал! – воскликнул Гена. – Ты же мне его не оставила!.. Подожди, а мой номер у тебя откуда?
– А я у тебя перед отъездом визитку спёрла, – засмеялась Маша. – Она у тебя в прихожей на комоде валялась.
– Понятно, – вздохнул Гена. – Спёрла, а не позвонила…
– Дядь Ген! – голос Маши вдруг стал нарочито жалобным. – Ну, не сердись на своего воробушка! У меня знаешь, сколько всего за этот год произошло! Дядь Ген, а я замуж выхожу!
– Это как? – заволновался Гена. – Как – замуж? За кого? Ты же говорила, что у тебя никого нет? И вообще, – он волновался всё больше, – и вообще утверждала, что боишься всех отношений.
– Ну, уж так получилось, – виноватым, но счастливым голосом ответила Маша. – Слушай, я тебе сейчас всё расскажу.
– Рассказывай, – кивнул Гена, как будто Маша могла видеть его кивок.
– Значит, так, – начала Маша. – Я с самого начала. Так вот, когда я тогда от тебя уехала, я всю дорогу плакала.
– Почему? – зачем-то спросил Гена, хотя ему было абсолютно понятно, почему.
– Дядя Гена, не задавай глупых вопросов. А то я собьюсь.
– Извини, – сказал Гена. – Продолжай, воробушек.
– Так вот...
Гена вдруг как будто наяву увидел, как Маша устраивается поудобнее на диванчике, поджав под себя ноги.
– Так вот… Проплакала я всю дорогу. А когда вышла из поезда, увидела его.
– Кого – его? – озадаченно спросил Гена.
– Ну, Славика. Я же тебе про него говорила…
– Не говорила, – категорично отрезал Гена. – Ни про какого Славика ты мне не говорила!
– Говорила! – упрямо повторила Маша. – Ты просто не слышал. Ладно! Это неважно. Славик ухаживал за мной целых полгода. Ну, до того, как мы с тобой встретились. Даже не ухаживал, а всё смотрел на меня издали и вздыхал. Он у нас в соседней фирме работал, на том же этаже, что и мы. Значит, он вздыхал, вздыхал, а тут я вышла из поезда, а он навстречу. Я его спрашиваю: «Ты откуда здесь?». А он отвечает: «А я тебя встречаю. Уже второй день. А почему ты плакала?». Тут я ещё больше разревелась, а он подхватил мой рюкзачок, обнял меня и говорит: «Пойдём»…
– И ты пошла?! – охнул Гена. – Вот так сразу: взяла и пошла?
– А что, – обиженно огрызнулась Маша, – мне надо было на вокзале остаться? Пошла. Но ты не подумай, – вдруг спохватилась она, – я пошла к себе домой. А он просто меня проводил.
– И что? – спросил Гена. – Ты ему рассказала, почему ты плакала?
– Рассказала, – ответила Маша. – Не сразу, конечно, а потом, месяца через два, когда поняла, что у меня к нему что-то есть… Дядя Гена, а чего это ты так разволновался? Ты что – ревнуешь?
– Конечно, ревную, воробушек, – сказал Гена. – Любой отец ревнует свою дочку к потенциальным претендентам на её руку и сердце…
– Ой, – засмеялась Маша, – только не надо прикрываться отцовскими чувствами! Так и скажи: ревную, приеду, всех поубиваю…
– Ревную, – кивнул в трубку Гена. – Но не приеду. И не поубиваю… Так что у тебя с ним, с этим Славиком?
– А со Славиком у меня любовь, – жалобно сказала Маша. – И мы с ним женимся. Ты ведь не будешь на меня обижаться?
– Не буду, – грустно сказал Гена. – Женитесь на здоровье…
– А на свадьбу приедешь? – спросила Маша.
– Нет, – сказал Гена. Он вдруг почувствовал, что его голос вновь приобретает хрипотцу. – Нет, не приеду. Желаю, чтобы у вас всё было хорошо. И… будь счастлива, воробушек…
– Ладно, – вдруг быстро сказала Маша, и Гене показалось, что её голос предательски дрогнул. – Ладно, тогда я побежала. Звони, если что. У тебя теперь есть мой номер телефона… – и, немного помедлив, она бросила в трубку: – Целую…
– Вот и всё, – сказал себе Гена, возвращаясь в комнату и всё ещё сжимая в руках замолчавший телефон. – Вот и всё. Прощай, воробушек!
Он вдруг понял, что весь этот год подспудно ждал трели домофона. Но она так и не раздалась. А вместо него зазвонил телефон…
Гена вздохнул и залпом выпил остывший кофе. Затем посмотрел на бутерброды и убрал их вместе с тарелкой в холодильник.
Настроение было паршивым. Гена бросил взгляд за окно. Дождь закончился. Но солнце так и не выглянуло…
Звонок второй

Гена посмотрел в окно. На улице уже пятый день моросил мелкий противный дождь. Мелкий и противный. Гена вспомнил ливень, разразившийся четыре года назад. Тот ливень, невообразимый, очищающий и прекрасный. И всё, что было потом… Он, собственно, никогда об этом и не забывал. Не забывал, потому что за все четыре прошедших года у него в жизни не было более яркого и значительного события. День за днём – работа, работа, работа, редкие, ничего не значащие женщины, рюмочка коньяка, телевизор, книга и опять – работа, работа, работа… Только вот этот звонок, раздавшийся три года назад… Господи, неужели с того самого звонка пролетело уже три года?..
Она больше не позвонила. И он так и не позвонил ей. А зачем? Раз она не звонит, значит, у неё всё хорошо. Значит, ей его звонок нафиг не нужен. Так чего же лезть в её жизнь со своими воспоминаниями?
Три года, три года, три года… Гена открыл холодильник. Вот и колбаса закончилась. Что ж, есть пельмени. Гена усмехнулся. Прогресс налицо. Он поставил ковшик с водой на конфорку и потянулся за сигаретами. И тут ожил телефон…
Хотя номер был совершенно ему незнаком – тот он запомнил сразу и навсегда, – Гена сразу понял, что звонит она.
– Да, – сказал он и замолчал. Там тоже молчали.
– Алло, – сказал Гена, – алло…
– А это я, – вдруг откликнулась трубка. – Не ожидал?
– Почему – не ожидал? – сказал Гена. – Ожидал. Каждый день ожидал. А ты не звонила.
– Да, вот, не звонила, – сказала Маша, и Гена просто увидел, как она кивнула в трубку. Голос у неё был грустный и немного севший. – А теперь позвонила…
– Что-то случилось? – спросил Гена и выключил газ под ковшиком.
– Да как тебе сказать... – протянула Маша. – Наверное, случилось. Иначе бы я не объявилась... Наверняка не объявилась бы. Ты же понял уже: я жуткая эгоистка…
Гена заволновался. Будто и не было этих четырёх лет. Будто только сейчас, буквально минуту назад, воробушек выпорхнул из двери его квартиры, отправляясь в большой полёт по жизни. Горло сдавил спазм. Он закурил сигарету, выдерживая паузу, и спросил:
– Так что случилось, воробушек?
– Я развелась, – печально сказала Маша. – Уже три дня как…
– Почему?! – воскликнул Гена.
– А ты не рад? – вопросом на вопрос ответила Маша. – Я тебе говорю: я развелась и опять свободна.
– И что? – спросил Гена. – Почему я должен радоваться, что ты развелась? Мне бы, наоборот, хотелось, чтобы у тебя в жизни всё было замечательно. Любовь, семья, дети…
– Семьи у меня уже нет, – сказала Маша. – И детей тоже пока нет… Слушай, а хочешь – я к тебе приеду?
– Зачем? – спросил Гена, чуть-чуть помолчав. – Зачем? Ведь того, что было тогда, уже не будет. А что-то другое… Другого тоже не будет, ты же понимаешь…
– Да, – сказала Маша, – понимаю. Это я так, от безысходности…
– Всё так плохо? – спросил Гена.
– Да нет, – вздохнула Маша. – Наверное, не так плохо, дядя Гена. Даже, наверное, хорошо. Расстались мирно. Даже почти друзьями. Вернулась в свою квартирку. Правда, пришлось жильцов выселить, но они поняли. Теперь вот сижу, ем пельмени. Потому что колбасы дома нет. И сыра тоже…
– И у меня колбасы нет, – почему-то обрадовался Гена. – Я тоже пельмени варить собрался.
– Здорово! – воскликнула Маша. – Вот видишь, как мы с тобой совпадаем! Давай я приеду, а?
– Хорошо, – сказал Гена после нескольких секунд молчания. – Если тебе это очень нужно, приезжай. Но сразу хочу предупредить: ничего, кроме бутербродов и кофе, я тебе предложить не смогу…
– Что, всё так плохо? – теперь уже Маша спросила у него. Его же словами. – Всё так плохо? Хочешь, я привезу чего-нибудь вкусненького?
– Нет, – сказал Гена. – Ты же понимаешь, о чём я. Я тебе и икры могу купить, и ананасов… С рябчиками… Но ничего, кроме бутербродов и кофе, в наших отношениях не будет…
– Я по-ни-маю, – по слогам проговорила Маша. – Я понимаю, дядя Гена. Я понимаю, что и звонить-то мне не следовало. Но, знаешь, оказалось, что, кроме тебя, мне и позвонить-то некому. Вот вроде все друзья и знакомые, а поплакаться некому. Только тебе. Простишь?
– Да за что же тебя прощать, воробушек? – сказал Гена. – Я рад, что ты позвонила. Нет, поводу, конечно, не рад, а что позвонила – рад. Ты хоть каждый день мне звони, хоть по три раза в день – я всегда рад тебя слышать. Но вот приезжать…
– Да ладно, дядя Гена, проехали. Просто, понимаешь, в нас всегда живёт какая-то надежда на то, что наше прошлое всё ещё с нами. Где-то там, в глубине души, живёт. И мы за неё, за надежду эту, цепляемся…
– Слушай, воробушек, какая ты стала мудрая! Уже впору не мне, а тебе меня утешать и по головке гладить…
– Да, дядя Гена, я сегодня уже не тот воробушек – маленький и наивный. Эти четыре года не прошли для меня даром. Я сегодня – стреляный воробей. Так что – бойся и трепещи!
– Ну вот, – сказал Гена, – начинаешь шутить. Похоже, тебе полегчало. И я от утешений могу переходить к пельменям. Правда, их надо ещё сварить. Но это, как говорил наш общий знакомый Карлсон, дело житейское.
– Насколько я помню, – вдруг сказала Маша, – в прошлый раз Карлсон говорил это о моих трусиках…
– Ты и это запомнила? – поразился Гена.
– Я всё запомнила, – совершенно серьёзно сказала Маша. – Всё-всё, до мельчайших деталей. Хочешь, я перескажу тебе всё поминутно?
– Не надо, – вздохнул Гена. – Я тоже всё помню. До мельчайших деталей. У меня ведь за это время не было столько событий в жизни, как у тебя. Мне больше и запоминать-то было нечего…
– Ладно, – сказала Маша. – Выше нос, дядя Гена. А то и правда: вместо того чтобы искать утешения у тебя, я сама тебя утешать начну.
– Я всё! – сказал Гена. – Я всё, воробушек. Бросаю хандрить, начинаю улыбаться. Это у меня, знаешь, так. Старческое, наверное…
– Ну-ну! Я тебе покажу – старческое! Какой ты старик? Тебе сколько? Всего шестьдесят четыре? Вот. А мне уже – двадцать шесть! Это я совсем старая! А ты молодой!
– Господи, воробушек! – воскликнул Гена. – Мне бы твои заботы!.. Ну, так что? Ананасы и рябчиков покупать?
– Пожалуй, не надо, – ответила Маша после некоторого молчания. – Пожалуй, ты прав. Пусть всё останется на уровне бутербродов… Но я буду тебе звонить!
– Звони, – согласился Гена.
– И ты мне звони!
– Обязательно, – кивнул в трубку Гена. – Обязательно позвоню.
– Я тебя целую, – сказала Маша.
– И я тебя, – улыбнулся Гена. – В щёчку, носик…
– И в макушку, – перебила его Маша. – Целуй!..

Звонок третий

Гена с трудом поднялся на третий этаж. А что вы хотите? Семьдесят лет – это вам не пятьдесят. И даже не шестьдесят. Семьдесят – это семьдесят. Это когда и там болит, и тут тянет… А когда живёшь один, то всё ещё усугубляется этим одиночеством. Теперь, если никого усиленно не зазывать, никто и не придёт. Даже самочувствием никто не поинтересуется, разве что бабушки у подъезда… Хотя какие теперь бабушки у подъезда? Теперь и скамеечек-то для них нет…
Впрочем, Гена не сетует. Он прекрасно помнит старую притчу о том, что в старости стакан воды подать некому будет. Сам захотел такую старость. Вернее, не то чтобы захотел, а так сложилось. Просто временное, случайное его не устраивало, а настоящего больше не сложилось. Так
и живёт.
Он поставил пакеты на пол и открыл дверь квартиры. Квартира встретила его темнотой и тишиной.
«Даже дочка уже месяца три не звонила, – подумал Гена. – Помру, а никто и не хватится».
Он запер дверь и понёс пакеты на кухню. И в это мгновение зазвонил телефон.
«Да я телепат! – подумал Гена. – Вот, посетовал на отсутствие внимания со стороны дочери, и на тебе – звонок!».
– Да, – сказал он, мазнув пальцем по зелёной трубочке на телефоне, – слушаю…
В трубке раздались невнятные шорохи, пощёлкивания, а затем совершенно незнакомый голос произнёс:
– Привет…
– Кто это? – не понял Гена. – Женщина, вы, очевидно, ошиблись номером…
– Я не ошиблась, – ответила трубка, – я знаю, что я не ошиблась… – и вдруг: – Дядя Гена, это же я, Воробушек!
– Воробушек! – ахнул Гена. – Воробушек! Господи, неужели это ты?
– Это я, – сказала Маша. Теперь Гена узнал её голос. Повзрослевший, чуть хриплый, но родной. – Ты меня ещё не забыл?
– Ну что ты, воробушек! Как я мог тебя забыть? – Гена вдруг почувствовал, что плачет. Он не стеснялся этих слёз: в старости дозволено быть сентиментальным. Но слёзы мешали ему говорить. – Подожди, я сейчас… Воробушек, милый мой! Я никогда, слышишь, никогда тебя не забуду!
Ты – самое светлое, что было в моей жизни!
– Тогда не плачь! – скомандовала Маша. – А то я сама заплачу. Как ты, дядя Гена?
– Ну, как? – грустно усмехнулся Гена. – Как можно быть в семьдесят? Скриплю. Ползаю. Бутерброды жую…
– С колбасой? – спросила Маша.
– И с сыром, – в унисон ей ответил Гена.
– Надеюсь, кофе теперь не так много пьёшь, как раньше? И куришь, надеюсь, меньше?
– Не надейся, – Гена почти смеялся. – И кофе пью, и курю…
– И за девушками ухаживаешь? – в тон ему пошутила Маша.
– Нет, – вздохнул Гена. – За девушками уже не ухаживаю. И вообще, ты была последней девушкой, за которой я ухаживал. Зуб даю!
– Не обманываешь? – засмеялась в трубке Маша. – А то я знаю, зубы-то у тебя, небось, вставные… Господи, дядя Гена, как я рада тебя слышать!
– А я-то как рад! – опять захлюпал носом Гена. – Где же ты летал все эти годы, любимый воробушек?
– Да когда где. То тут, то там. Два года жила во Франции, год в Германии. Три раза была замужем…
– А дети? – спросил Гена.
– А детей нет, – вздохнув, ответила Маша. – Как-то всё думала – успею…
– Ну, ещё не поздно, – сказал Гена. – Сколько тебе сейчас? Тридцать два?
– Тридцать два, – согласилась Маша. – Не поздно, конечно, но пока не от кого… Слушай, а давай я к тебе приеду?
– Ну, если это насчёт детей, то ты опоздала, – засмеялся Гена, довольный своей шуткой. – Я теперь уж точно могу предложить только кофе с бутербродами…
– Дурак! – сказала Маша. – У тебя с годами шутки стали какими-то… – она не нашла нужного слова и замолчала.
– Извини, – смутился Гена. – Сказывается постоянное отсутствие женского общества. Извини, воробушек…
– Извиняю, – нарочито важным тоном сказала Маша. – Дядь Ген, я так по тебе соскучилась!
– Соскучилась, а не звонила, – проворчал Гена. – Нет, я понимаю, заехать было никак – всё по Парижам да по Берлинам! Но позвонить-то можно было?
– А ты, а ты? – вдруг заволновалась Маша. – Ты тоже не звонил! А тоже бы мог!
– Я звонил, – сказал Гена. – Один раз. Но мне сказали, что этот номер больше не обслуживается…
– Да, – что-то вспомнив, протянула Маша, – действительно. Я, когда за границу уехала, новую симку взяла. А старую мне заблокировали… Но всё равно! Но всё равно…
– Что всё равно? – спросил Гена.
– А ничего! – вдруг как-то почти зло выкрикнула Маша. – А ничего! Понимаешь, десять лет, десять лет я пыталась убежать от тебя! Убежать к другим мужикам, в другие страны! И ничего у меня не получалось! Только мне начинало казаться, что вот оно, вот, я избавилась от своей детской привязанности, я уже почти счастлива, как вдруг… Откуда-то издалека, из прошлого: «Воробушек…». И всё! Всё летело в тартарары! За что мне всё это? Ты что, не понимаешь, старый пень? Я же тогда в тебя влюбилась. Тогда – и на всю жизнь! Понимаешь, на всю жизнь! И никто мне никогда не был нужен, кроме тебя! А ты… А ты…
– Что я? – растерянно сказал Гена. – Что я?..
Но трубка не отвечала, глядя на Гену погасшим экраном. Этого не могло быть! Этого не должно было быть!
Гена дрожащим пальцем нажал на высветившийся номер, но трубка ответила ему тупым молчанием. И только через несколько секунд механический голос произнёс: «В настоящее время абонент не может вам ответить. Попробуйте перезвонить позже…».
А Гена смотрел на трубку и плакал. Плакал, не стыдясь своих слёз. Он не стал больше перезванивать, потому что механический голос, как это ни парадоксально, был прав: абонент не мог ему ответить. Потому что не знал, что отвечать.
А он не знал, что спросить…