Изгой

ГЛАВА 1.

Смеркалось. В полумраке раздался грубыи; мужскои; голос:
— Ну-ка взял руки в ноги и быстро в магазин!
Мужчина был сильно пьян. Ребенок дрожащим голосом робко возразил:
— Я уже ходил, мне ничего не дают.
— Так еще раз иди! — со злостью рявкнул мужчина.
Мальчик зашелся беззвучным плачем. Выи;дя во двор, он так там и остался, потому что в сельском магазине, куда его неоднократно посылали за водкои; ополоумевшие от пьянки мать и ее сожитель, ему ничего не продавали.
Мальчик всегда был голодныи; и неоднократно битыи;, но он был такои; не один. Во дворе дома, которыи; был больше похож на развалившии;ся сараи;, ютились как это водится в сельскои; местности, несколько тощих котов и откуда-то прибившии;ся щенок. В чем держались их души одному Богу известно. Кроме хрупких косточек и моря слез больше в этих похожих на тень существах ничего и не было.
Щенок был единственным существом, которыи; любил мальчика. У него порои; даже не было сил, чтобы вилять хвостом, но каждыи; раз, видя своего друга, он тихонечко выходил ему навстречу и больными, залепленными гноем глазками смотрел на него. Если мальчику переподал кусок какого-то плесневелого засохшего хлеба, огрызок яблока или заветрившаяся бурда, похожая когда-то на еду, то он всегда бежал к щенку, и они вместе пытались отскрести от тарелки нечто, похожее на пищу. Так и в этот раз, оставшись во дворе, мальчик уткнулся в полуживого от голода щенка и замер.
Услышав еле слышныи; плачь ребенка, в усмерть пьяныи; мужик, еле стоявшии; на ногах, вышел во двор и увидел, что мальчик сидит на корточках, обнимая щенка. Озверев от увиденного, он выкрикнул:
— Ах ты, гаденыш, — и отбросил мальчика от щенка в сторону калитки, — ты все еще здесь?!
Щенок из последних сил подал голос, пытаясь помочь мальчику, но мужчина взял его за шкирку и, размахнувшись, бросил в сторону мальчика. Позвоночник, похожии; на ниточку, хрустнул, щенок взвизгнул от страшнои; боли, и через секунду раздался протяжныи; гортанныи; крик раненного насмерть зверька.
Мальчик закричал от ужаса и боли. Единственное существо, которое любило его, несчастныи; щенок, умирал в страшных мучениях. Мальчик кричал так пронзительно, что даже давно потерявшии; человеческии; облик мужчина вздрогнул и остановился…


ГЛАВА 2.

Что-то пыталась сказать мать, напрочь забывшая человеческии; язык:
— Ишь разорался! Даваи;-даваи;, я его щас в ведре утоплю, чтобы не верещал! — пьяным, запинающимся голосом бормотала она себе под нос и протянула руку к щенку.

Мальчик поднял кирпич, валявшии;ся на земле, и оскалившись, как дикии; зверь, пошел на мать. Он пытался отомстить за свою убитую детскую любовь. Он смотрел на мать так пристально, по-волчьи, не отводя взгляда, что в этот момент ее пьяныи; сожитель, испугавшись ребе;нка, взял лопату.
Мальчишка кинул кирпич в сторону матери, но силенок в его хрупком тельце совсем не было. Мать заголосила и, покачиваясь, попыталась бежать. Он поднял кирпич и, пошатываясь от напряжения, хотел было сделать еще шаг, но не успел. На его голову опустилась лопата. Кровь залила все лицо ребенка.
Мальчик закричал так, как несколько минут назад кричал его друг-щенок…
Его маленькие друзья видели все это, щенок из последних сил подполз к нему и тихо выл, пытаясь лизнуть руку мальчика в свои последние минуты пребывания на этои; страшнои; Земле. С однои; стороны, его страдания заканчивались, но страдания его друга длинои; во всю его жизнь только начинались. Казалось, плакало все вокруг, задыхаясь гневом, слезами и каким-то невероятным, нечеловеческим горем.
Кровь, залившая лицо ребенка, не останавливалась. Все его худенькое тельце, руки, земля на которои; он лежал, – все было пропитано этими кровавыми слезами. На секунду протрезвев, мать заголосила дурнинои;, испуганныи; сожитель замахнулся лопатои; и двинулся в ее сторону. Она кинулась к калитке, крича:
— Убили! Убили!
Разъяренныи; мужчина ускорил шаг, и, успев схватить ее, прошипел:
— Молчи, дура! Коли помрет, закопаем тихо. Если сеи;час кто узнает, посадят! Так и знаи;, скажу, что это ты убила!…

ГЛАВА 3.

Отчаянный крик мальчика услышал сосед, который с вилами наперевес побежал к алкоголикам. Парочку хорошо знали в селе, относились к ним так, как они того заслуживают. Соседство с ними было очень проблемным. Мальчишку соседи часто подкармливали, зная его жуткую участь. Наверное, если бы не люди вокруг, то и в живых его бы не осталось.
Сожитель, увидев крепкого мужчину, бежавшего к ним, отбросил лопату и дал деру в сторону пролеска. Горе-мать продолжала причитать в пьяном бреду:
— Убили! Убили!
Сосед в ярости откинул ее в сторону и выкрикнул, обращаясь ко всем, кто мог услышать:
— На помощь! Пацаненок ранен!
Увидев залитого кровью мальчика, он тихо выругался и замер на секунду, не зная, что делать. Следом к нему подбежала его жена, увидев мальчишку, тоже вскрикнула, но потом материнское чутье взяло верх. Она как-то справилась с ужасом от увиденного:
— Беги за машиной! — крикнула она мужу, — А то кровью истечет!
Подтянулись еще люди, взяли безжизненное тело мальчика на руки, положили в машину и рванули в сельскую больницу.
От увиденного фельдшер зажмурился, перекрестился и сказал, что может только кровь остановить:
— В город надо его, в больницу! Да боюсь не доедет! — причитал мужчина в белом халате.
— Да все дождями размыло, нет дороги! Не довезем!

Через десять-пятнадцать минут мальчик пришел в себя, кровь с трудом остановили. Он еле слышным голосом что-то все время бормотал. Жена соседа прислушалась и всплеснула руками, ее лицо вновь залилось слезами:
— Ах ты, Боже мой! Щенка своего зовет. А он уж его не слышит, отмаялся сердечный, помер…
Смотреть на обезображенное лицо мальчика без ужаса и слез было невозможно. Лопата рассекла лицо вплоть до кости. В сельской больнице не было ни операционной, ни анестезии, ни человека, способного помочь мальчику, чтобы хоть как-то сшить рассеченные ткани.
Крикнули бабку-знахарку, к которой обращались сельчане. Та пришла, покачала головой и сказала, чтобы несли мальчика к ней в хату. Доктор вручил бабке обезболивающее, чтобы хоть как-то унять страдания мальчика. Подоспевшая мать ребенка ничего не соображала, то ли от беспробудной пьянки, в которой была уже не один месяц, то ли от осознания, что ее единственный ребенок искалечен до полусмерти…

ГЛАВА 4.

Мать повалилась в ноги знахарке, бормоча что-то невнятное под нос, та брезгливо отошла. Из ее слов, плохо похожих на человеческую речь, можно было только разобрать «денег нет», «документов нет, сгорели», махала она рукой на ребёнка.
— Возьми… Возьми к себе, — мычала она.
Знахарка, так же сурово глядя на женщину, только промолвила:
— Иди, иди с глаз долой, на сына не смотри, чтобы не видел он тебя! Не уж-то думала, что тебе обратно отдам, змея ты подколодная? Где твоё сердце-то было?

Так мальчик попал к знахарке. Документы у матери сгорели в одну из пьянок. Напоминала об этом часть дома, которая была обгоревшая. Хорошо тогда соседи успели пожар потушить, иначе бы все заживо и угорели. После этого случая люди говорили:
— А, может, и хорошо, если бы сгорели, но на все воля Божья!..
Знахарка начала обтирать лицо ребенка специальным настоем из трав, обложила листьями, перебинтовала и тихо что-то шептала себе под нос, глядя на икону. И только суровая слеза иногда скатывалась по лицу женщины, когда она смотрела на лицо ребенка. И только шептала:
— Господи, не оставь его! Какая жизнь-то его ждёт… Господи! Может, лучше, чтобы ты его забрал?
Потом, очнувшись, одернула себя знахарка:
— Прости, Господи, все по воле твоей! Чую я, жить он будет. Мучительно, изгоем будет, не примут люди такое уродство. Это сейчас, пока маленький, жалеют, а потом… — горестно махнула она рукой. — Сколько я еще протяну, так со мной и будет. Куда же ему, горемыке.
Ее тихий разговор с Богом прервал очнувшийся мальчик:
— Где я?
— Да здесь, дите, у меня в хате.
— Во двор отвезите! Во двор!
— Какой двор, что ты, бредишь? — парнишка был в испарине и весь горячий.
— Щенок, щенок мой…
— Да как же! Ты ведь полуживой!
— Отвезите или сам поползу! — шепотом произнес ребенок.
На знахарку смотрели глаза взрослого.
Посадила она его в тачку, и так тихонько побрели они ко двору. Там неподвижно лежал щенок. Ребенок дернулся и заплакал навзрыд, показывая рукой знахарке на своего друга. Та все поняла и молча кивнула.
Односельчане, пытаясь хоть как-то помочь ребенку, который на всю жизнь остался инвалидом, выкопали яму и хотели было захоронить щенка, чьи мучения закончились. Но, видно, час его не пробил. Только знахарка приподняла его на руки, как он тихонько, еле слышно запищал...

ГЛАВА 5.

Знахарка ахнула:
— Господи, неужто живои;, ты гляди!
Что-то невнятное проговорил мальчик, знахарка подошла и дала щенка ему в руки. Ребенок, склонившись, что-то тихо начал ему шептать, еле слышно постанывал щенок.
Лица людеи;, которые наблюдали эту сцену, окаменели: двое измученных, покалеченных людьми и жизнью детеи; вновь были вместе. Загрохотал гром, и тихо крупными каплями полился дождь.
— Господи, как слезы капают, — прошептала знахарка.
И сказала людям:
— Ко мне, ко мне в хату везите двоих! Сколько Бог отмерил, столько и проживут.
Мать, глядя на полуживого щенка на коленях у сына, и вовсе изменилась в лице, стала резко размахивать руками, глаза закатились, тело заколотило. Глядя на нее, люди заворчали. Пытаясь спрятаться от людского взора, мать убежала в сени и нашла там припрятанную бутылку зелья, да и вылила в себя разом, чтобы подлечиться. И через пятнадцать минут была в своем привычном невменяемом состоянии.

Время текло, мальчик со щенком так и остался у знахарки. Она изо всех сил пыталась облегчить участь этих двоих. У ребе;нка помимо лица был поврежден глаз. У щенка после удара и падения был сломан позвоночник, так что передвигаться теперь он мог только ползком.
Как бы сложилась судьба мальчика, если бы погиб щенок, мы уже никогда не узнаем. Видать, к этои; жизни его и привязывала только любовь к этому крошечному существу. Щенок был его семьеи;. И чтобы помочь ему, как-то ухаживать за ним и быть рядом, мальчик и справился.
После случившегося мать приходила пару раз, а потом в пьяном угаре вовсе забыла, что у нее есть сын. Да так вскоре от пьянки и «сгорела». Нашли ее бездыханнои; в аккурат на том же месте, где лежал щенок. Сожителя ее пару раз видели в селе, когда он пытался у кого-то со двора что-то стянуть. Местные мужики пои;мали его, да «ласково» объяснили, что можно, а что нельзя. С тех пор он больше не возвращался.
Был еще как-то случаи;, когда увидел мальчик зеркало у знахарки, глянул на себя и закричал, словно раненныи; зверь, да так что соседи услышали, прибежали, думая, что случилось что-то. После этого он сидел несколько днеи;, не реагировал ни на что. И только щенок, который возился у его ног, вывел его из этого состояния. С тех пор знахарка убрала все зеркала из дома.

ГЛАВА 6.

Щенок от боли плакал сутки напроле;т, да так что сердце не выдерживало. Бабка тоже его чем-то отпаивала поначалу. Мальчик сидел с ним рядом, гладил его и что-то шептал. Болело все тельце, но фельдшер, приходящии; проведать ребе;нка, принес таблетки, чтобы боль унять, и велел щенку тоже давать. Так и лечила его знахарка неделю, стал он плакать меньше, а потом и вовсе перестал. Трудно сказать что помогло, но скорее всего любовь мальчика... Так эти двое несчастных ребенка спасли друг друга!
Щенок так и оставался единственным другом для мальчика. Он рос не по дням, а по часам и везде следовал за ним, как хвостик. Да, бегать он не мог, но ползал он, опираясь на передние лапы, не хуже обычных псов. Мальчика это никак не смущало, он был счастлив уже от того, что щенок остался жив, и так этому радовался,что о своем жутком увечье:рассеченном лице и поврежденном глазе, после того случая с зеркалом больше не вспоминал.
Однако, время бежало. Через год пришло время мальчишке пои;ти в школу. А там, понятное дело, дети, и они все разные. И наступил новыи; трудныи; период в жизни мальчика. Кто-то из детеи;, видя его, молчал, но чаще его обижали.   
— Страшилище! Урод одноглазыи;! — то и дело выкрикивали в его адрес дети.
Терпел он сколько смог, пока в какои;-то момент один парень, гораздо рослее и крепче его, плеснул ему в лицо кипяток, которыи; специально притащил из школьнои; столовои;, со словами:
— Вот тебе, Страшила! Садись на заднюю парту, чтобы никто тебя тут не видел! Будешь теперь с двух сторон урод, одинаковыи;!
Это он уже не стерпел и накинулся на обидчика. Опыт у него уже был, отступать ему было некуда. Отметелил он обидчика, да так что еле их растащили друг от друга.
Не прошло и получаса, как пришли родители этого парня, и разгорелся скандал.
— Гоните его вон! Он не только урод, да еще и бандит! — то и дело доносились слова взрослых.
Мальчик стоял молча.
— Уже с измальства такои;! Видать, весь в мамашу пошел! — при этих словах мальчик поднял глаза и посмотрел на лицо отца своего обидчика, оно было багрового цвета от возмущения.
— Ну и урод! Да не место тебе рядом с нормальными детьми в классе!
Обращаясь к учительнице, отец продолжил:
— Чтобы выродка этого здесь не было!





ГЛАВА 7.

Мальчик после произошедшего вернулся из школы домои; и плакал так горько и безутешно, что даже своего друга, которыи; поскуливал у его ног, не замечал. Так и сидел, обхватив голову руками. Щенок пытался хоть как-то ему помочь, все хотел дотянуться до него и лизнуть. Старался как-то оторваться от земли, но все никак не получалось. Но потом изловчился и подпрыгнул, да неудачно лапка задняя подвернулась, малыш как заскулит. Парень тут же в себя пришел, смотрит, а щенок прямо юзом крутится.
— Ты что, ты что, я же тут, тут! — наклонился он к нему, взял заднюю лапку в руку и, поглаживая, как-то интуитивно ее сжал.
А щенок, наконец увидев любимое лицо рядом, начал облизывать израненную щеку мальчика, где живого места не было. И тут в какои;-то миг все как замерло, мальчик сел, вытирая слезы, и видит, что друг его тихонечко на эту заднюю лапку и оперся. Ахнул он, и знахарка увидела это все:
— Ои;-ои;, чудо какое! — и креститься даваи;. — Господи, как же ты сделал такое?
А мальчик только руками разводит:
— Это не я, это он меня утешал! Если бы не он, рукои; бы махнул на свою жизнь.
И с тех пор кутенок начал на трех лапах ковылять. Слух об этом разнесся по селу мгновенно,начали про мальчика разное говорить.
В школу мальчик ходить перестал, но кличка к нему так и привязалась со школы: либо Урод, либо Одноглазыи;. Людеи; мальчик и раньше сторонился, а теперь и вовсе избегать стал. Ничего хорошего он от них не видел с малолетства. Мать пьющая, вечныи; голод, потом отчим-собутыльник появился, которыи; стал регулярно избивать сначала мать в пьяном угаре, а потом и мальчику доставалось.
 Знахарка была добрая женщина, людям помогала, только у нее он забыл, что такое постоянныи; изнуряющии; голод. Часто она мальчишку по голове гладила, так он узнал, что человеческие руки могут не только бить, но и приласкать. Она была единственным человеком в его невыносимои; жизни, кого он не боялся и кто к нему был добр.
Летело время, мальчик взрослел, а знахарка стала прихварывать. Помимо того что грамоте его учила, стала торопиться ему свою науку передать, как людям да зверью помогать. Учила парнишку, какие травы что делают и для чего какие нужно использовать.


ГЛАВА 8.

После того как знахарка захворала, парнишка вовсе в лице изменился, стал задумчивыи; и печальныи;, почти не говорил ничего. Серьезно взялся за науку знахарки, а та стремилась все свои знания передать, словно понимала что это поможет парнишке в его будущеи; непростои; жизни.
Он старался помочь всем, чем может, все делал по дому, а щенок всегда его сопровождал уже на трех лапах. Все чаще по ночам они вместе стали выходить в сени, и тогда знахарка слышала то ли плачь, то ли вои; оттуда, да не смела пои;ти к ним и остановить.
Мальчишка стал потихоньку в лес ходить за травами, чаще рано утром или вечером, когда уже темнело и никого не было, только зверье и были для него друзьями и собеседниками. Любили они его, чуяли, что не будет от него худого. Добрыи; сердцем был парнишка. А он с ними разговаривал как с людьми. Дома за старшего оставался щенок, парень переживал очень, не хотел знахарку одну оставлять. Да она слабела день ото дня, да в какои;-то из днеи; глаза больше не открыла.
Делать нечего, пришлось парню односельчанам сказать, что такая беда приключилась. Пришли они, смотрели на него искоса, кто-то отворачивался, а кто-то помощь предложил. Парень отрицательно махнул головои; и сказал, что сам похоронит, если кто захочет придти, то пусть приходят, вместе и помянут.
С утра выглянул, а там нет никого. И так ему было тяжело, а тут и вовсе опечалился. Решил, что люди его видеть не хотят. Делать нечего, повез он знахарку на кладбище один. Щенок был при нем, все в глаза заглядывал, словно сказать что-то хотел.
Когда могилу копал, нашел парнишка какую-то бутылку зелья, посмотрел на нее, да и отложил. А тут похоронил, сел, да и выпил ее всю до дна. Хотя слово себе давал, глядя на мать и отчима, что никогда в жизни в рот не возьмет эту отраву. А тут не сдержался. Такое горе пережить — это большая сила нужна!
Стоя возле холмика могилы, прокричался, как раненныи; зверь, и сказал, обращаясь куда-то в небо:
— Если ты есть, что же ты меня одного оставил? Это же мука какая страшная!
— Самому себя порешить сил не было, ради щенка жил, да единственныи;, кому нужен был, это знахарке, а теперь как? Всяко ты мне не поможешь. Раньше же не помог, — внезапно парень поморщился от какои;-то невыносимои; душевнои; боли…

ГЛАВА 9.

— Не прав я! Прости, если ты есть! Раз щенок мои; выжил, видать, без твоеи; помощи никак бы не обошлись. Людская злоба его чуть не убила, а ты в живых оставил. Но сколько он рядом со мнои; будет? Господи, сколько ты ему отвел?!
И он забылся в пьяном бреду. Шел дождь, да как-то странно… Капал, капал не переставая всю ночь. Очнулся парень от того, что кто-то облизывал ему лицо. В первую минуту подумал он, что это его друг. Поднялся он и ахнул, рядом стоял еще один пес, худои; ,страшно израненныи;, в чем душа держалась неизвестно. Видать, из села сбежал, видно без человеческих рук тут не обошлось, живого места на нем не было.
Так прибился к нему еще один друг, а его дружок маленькии;, на трех лапах, сидел и внимательно смотрел в глаза парня, словно спрашивал: «Поможешь?!» А потом сбежались еще и еще собаки. Их там на кладбище оказалось столько!..
Кто-то горевал за ушедшим хозяином, кто-то прятался там, потому что место было спокои;ное и тихое, никто там особо «не безобразничал», вот они все и нашли там пристанище. Такие же изгои, как он, никому не нужные… В эту ночь Господь привел парнишку к тем, кому отчаянно нужна помощь. Все они были больные, худые, измученные. Вспомнил он науку знахарки, да и начал их лечить.
Прошел месяц, пролетел год, так и жил парень, ходил только в лес, да дома травки сушил, настаивал их, смешивал, все по науке знахарки. Люди приходили к нему за помощью, говорили что-то с порога, отводя взгляд, он тихо выносил травки. Выходил всегда боком, чтобы не видели его, оставлял все на пороге и дверь закрывал. Люди в ответ оставляли кто продукты, кто что-то для хозяи;ства, так он и жил.
Как-то у соседки муж запил. Прибежала она к нему вся побитая, в крови, и говорит:
— Хоть и говорят, что ты колдун, да злои;, но некуда мне больше идти! Дети у меня, а то бы я на себя руки наложила. Даи; отраву какую, насыплю душегубцу, нету сил никаких! Вся поломанная, коли прибьет, что же с детьми то будет! — билась в рыданиях у него на пороге женщина.
Послушал он ее, встал, отворил настежь дверь. Тетка глаза на него перевела и добавила:
— Не уи;ду, тут лягу, да и сдохну у тебя на пороге, коли не поможешь!


ГЛАВА 10.

Подумал парень минуту-другую, да и пошел внутрь дома. Достал какую-то траву в мешочке. Дал ей и, отвернувшись, тихо сказал:
— Сделай настой и наливай с утра ему в самогонку.
— А без самогонки нельзя?
— Нет, пить не будет, — сурово ответил тот.
С тем женщина и ушла. Наступил день, спозаранку заварила она траву и налила в самогонку. Муж, как всегда, потянулся к «змеиному зелью», а жена и ждет, когда отрава подействует. Он отпил, да и замер с открытым ртом. Закашлялся, долго кашлял, а жена рядом так и вьется:
— Допивай, допивай, че уж ты!
А в сторону приговоривает:
— Чтоб ты сдох уже, окаянный!
Мужик изумленно смотрит на нее:
— А че ты так суетишься-то? — и  дальше не пьет, хоть убейся. — Что-то не пьется, из души воротит. Приболел что ли, никогда такого не было.
«Ну ладно, — подумала жена, — может завтра». Но на следующий день все повторилось. Взял муж полглотка и все, дальше не пьет.
Прибежала она к парню:
— Что ты дал такое?! Не подыхает он никак, кровопивец!
— Пьет?
— Да нет, не пьет! Не может! Что делать-то?!
— Дальше живи! — промолвил парень, отвернувшись.
Женщина изменилась в лице, и в ее глазах что-то промелькнуло. С тем и пошла она домой, задумавшись.
Муж, которого она уже давно трезвым не видела, сидел на крыльце, дети рядом. Увидев жену, встал к ней, глаза отвел. Пошел в дом, достал топор. Жена дернулась, думала бежать детей прятать в подпол, а муж направился к поленнице, да начал дрова рубить.
На следующий день встал муж, да по двору все ходил из угла в угол. Вся семья боится, знают, как оно раньше было. Тот направился к будке, где пес их дворовый жил. Худой, измученный, вечно сидел на цепи, битый-перебитый неоднократно, кормили, когда вспомнят, но уж точно не каждый день, ртов было много в семье.
Жена ахнула от страха, думала у мужа совсем крыша поехала:
— Сейчас убьет бедолагу!
Пес, не видевший никогда в жизни свободы, прижался в угол, трясется, да описался бедняга со страха. Мужчина резко поднял руку, да дети как закричат, думая, что замахнулся:
— Не тронь его! Мы Одноглазому скажем, он тебя самого убьет!
Мужик поперхнулся от неожиданности и сказал в сердцах:
— Да не буду я его убивать, отпустить подошёл!
Отвязал он трясущегося пса и погладил тихонько по голове. Пес от неожиданности в землю вжался. С тех пор мужчина больше не пил.


ГЛАВА 11.

История о том, как отъявленный пьяница бросил пить, разнеслась далеко за пределы деревни. Потихоньку потянулись другие женщины, а мужики так и не догадывались, что трава подмешана в самогонку. Так и повелось.
Приходили разные люди: у кого-то дите болело, кто-то сам. Время текло, слух о травнике с покалеченным лицом и одним глазом, который всем помогал, распространялся все дальше и дальше. Так тропа к дому «изгоя», где он жил с огромным количеством животных, все больше заполнялась людьми. Все приходили к нему в дом за чудом, его уродство больше никого не пугало.
 Каждое утро выходил он на крыльцо и глазами окидывал огромный людской поток, с разных мест приезжали люди. Кому-то он давал травы, а кому-то только на ухо что-то шептал. И всегда рядом с ним были собаки и кошки. Сколько их было, никто уже сосчитать не мог. Понимали животные его и слушались с полуслова, он только глаза поднимал, а они либо замолкали, либоуходили куда-то. Так между собой и разговаривали молча, от сердца к сердцу. Смотрели на это люди, да глаза тихо опускали, плакали. Лицо «изгой» больше не прятал.
У всех приходивших всегда он спрашивал, есть ли животина какая: собаки, кошки, козы, коровы… Народ сначала недоумевал, а потом привык. Те, у кого животные голодали или были биты неоднократно, так и уходили восвояси. А тех людей, кто особой лютостью отличался и жестоким нравом, могли попасть к нему только через добрые поступки. Когда у самого болит, разумение быстро приходит! Так и учились отзывчивости и милосердию…
Как-то пришла к нему старушонка хворая, разогнуться не могла, говорит:
— Сынок, помоги мне, болею я сильно… Уж ходить не могу. Лежу, лишь бы не маяться так…
Что-то парень ей сказал, а она в ответ:
— Сынок, слышу я плохо, но это уж давно, я привыкла, а тут спину прихватило. Наклонись уж ты ко мне, я не разогнуться, не услышать тебя не могу. Нет сил никаких.
Наклонился он к старушке, и прямо перед ее глазами предстало его когда-то изуродованное лицо. Выдохнула она, обхватила шею руками и прижалась к его лицу.

ГЛАВА 12.

И только слышен был шепот старушки, смешанный со слезами:
— Господи, Господи… — и что-то еще, что невозможно было разобрать.
И как травник не пытался вырваться из ее объятий, никак не мог, так и затих. И непонятно было, чьи там слезы текут по его лицу, старушонки или его.
Послышались раскаты грома, в огромном бесконечном, ярко-голубом небе вдруг появился мелкий, невероятно тёплый дождь. Он падал легкими каплями, такое впечатление, что и не шел вовсе.
Поднял парень глаза наверх и тихо промолвил, обращаясь куда-то ввысь:
— Спасибо тебе за науку, за помощь! Я сейчас думаю, как бы моя жизнь сложилась, если бы не весь тот ужас и одиночество, что я пережил в детстве, если бы не ты, — задумался парень, вглядываясь куда-то далеко-далеко. — Поменял ли я что? Этот вопрос мучил меня с тех пор, как беда со мной приключилась. А сейчас знаю ответ: ни минуты бы не поменял! Потому как это путь от тебя ко мне.
Вместе с ним в бескрайнее золотое небо смотрел его преданный трёхлапый друг, возмужавший, с белыми подпалинами на висках и морде.
Травник поклонился, размашисто перекрестился, обернулся к людям и животным, которые робко стояли поодаль, да улыбнулся впервые за долгое время. Народ стоящий вокруг тихо замер, кто-то плакал. Неважно, кто это был, мужчины или женщины, по их лицам текли слезы ,такие же теплые, как дождь, который смывал все.
— Боже ж ты мой, — прошептала одна женщина, — как будто хвори никакой нет, ничего не болит, Господи!
Вдруг послышался чей-то громкий возглас:
— Быстрее давайте! Расступись!
К травнику народ приезжал всякий, в том числе серьезный, на дорогих автомобилях, и все стояли в общей очереди, по-другому он не принимал. И пока старушка плакала взахлеб, народ служивый засуетился, стал распихивать людей замерших от увиденного.
Народ стал возмущаться, что-то резко сказали мужчине средних лет в костюме. Его помощники в одинаковых костюмах еще сильнее оттеснили возмущающихся. И случайно толкнули старика на костылях, тот неловко повернулся, не удержался и упал. Травник увидев произошедшее изменился в лице:
— Человека поднимите!
Те замешкались на секунду, но травник так же пристально смотрел на мужчину в костюме:
— Извинитесь! Пока не простит, не приму, — стальным голосом сказал травник.
— Да ты что! Знаешь кто тут перед тобой?!

ГЛАВА 13.

— И кто же? Люди передо мной, а вы в очереди среди них! — не отводя пристального взгляда промолвил травник. — На чужом горбу в рай въехать не получится! Не в этот раз. Стоите среди людей, так и ведите себя по-людски! А коли что не устраивает: там Бог, а тут порог. Идите по добру по здорову!

Мужчина с надменным лицом побагровел и чуть не задохнулся от гнева. Вновь послышались раскаты грома, дождь шел все сильнее. Хотел он что-то возразить, да не смог, поперхнулся и замер, схватившись за сердце.
Старик на костылях поднялся с помощью людей, глядя на мужчину, промолвил:
— Да что ты, сынок, не нервничай так, ежели тебе так шибко надо, может, приключилось чего или болит, ты иди-иди. Я подожду. Человек, к которому ты приехал, он среди нас святой, он поможет. А я ничего, я уже давно на костылях, я потерплю!
Мужчина посмотрел на старика, хотел что-то сказать, да не мог, горло перехватило, лишь тихо прошептал:
— Да что ты, отец, я постою! Прости меня!
— Ничего сынок, не переживай. И болит у нас, и нервничаем иной раз. Я уже где только не был с болезнью своей, а здесь как-то по-другому. Одним словом — благодать! Не знаю, как он пережил такое, одно слово — Божий человек!
Все животные сидели около травника, и от того как реагировали они на приходящего человека, многое зависело в его судьбе. Трехлапый пес все это возглавлял, казалось, что над ним не властно время, так же как над его хозяином! Неизвестно, откуда он брал силы, взгляд был ясный и мудрый. Он словно говорил что-то каждому.
Теплый дождь шел все сильнее и сильнее, при этом ярко сияло солнце. Люди не верили своим глазам: на весь огромный небосклон раскинулась удивительная, яркая, переливающаяся всеми цветами радуга. Она стояла, как арка, как вход в какую-то новую чудесную жизнь. Люди стояли как вкопанные, их лица светлели. Собаки и кошки, стоящие вместе с людьми, как-то мудро смотрели на все, они все понимали без слов. Казалось, их глаза сияли, как частички радуги.
Травник, глядя на все происходящее, улыбнулся. И тихо промолвил, обращаясь к людям и куда-то вдаль:
— Все можно пережить, жизнь она такая. Главное понять: пока ты не видишь никого за собственной бедой, так и будешь изгоем. А когда у тебя болит, потому что у других болит, одиночество закончилось!

(с) Марина Фридман  и Скай.