Салтыков-Щедрин, Штирлиц и поэзия Сталина

из литературных комментариев

В отличие от многих авторов, самозабвенно и запальчиво пишущих наскоро комментарии в сетях, я к своим комментариям отношусь как к серьезному литературному процессу.
Да хотя бы из таких простых соображений, что у меня просто нет лишнего времени.
Комментарий же, как литературный жанр имеет давние традиции.
Уже во времена Средневековья, чуть ли не основным литературным жанром многих книг, были прежде всего комментарии, как к священным текстам, так и к текстам Аристотеля, Платона и других философов того времени. В виде разного рода «сумм». (Того же Фому Аквинского возьмите, с его «Суммой телеологии») Великий скажем, Данте, положил  начало даже такому жанру комментирования, как комментирование самого себя. Написав при этом большой труд (особо это отметим — литературный труд, большей частью, причем, в стихах) «Новая жизнь» предваряющий его «Божественную комедию». И более чем в этом преуспел.
На этих комментариях собственно и зиждется искусство полемики, ныне почти позабытое. А сама полемика сегодня, в рамках нынешнего понимания приличия  чаще всего сводится почти к зуботычинам трамвайной свары. Да тыканью друг друга в кошачьи лакушки предвзятости и выморочного псевдознания.
Литературный же подход позволяет при таком методе избежать многих  творческих промахов этого увлекательного и трудного занятия. Даже если в твоих прозрениях обнаружится какой-либо изъян, то он сполна может быть искуплен занимательностью и художественными достоинствами сказанного.
А если у вас еще и появится к этому делу вкус, то многие из них могут стать заготовками для какого-либо другого широкого повествования.


А ЧТО БЫ СКАЗАЛИ ТУТ В ДАННОМ СЛУЧАЕ КШЕПШИЦЮЛЬСКИЙ  И ПРУДЕНОВ С МОЛОДКИНЫМ?

Есть, есть в этом мучительном пережевывании истин и в устрашающей демонстрации умственных мускул как бы истины, хоть и малодоступные сермяжному уму для понимания, свой пафос и свой всесокрушающий любые преграды интерес. И своя исхитрительная глубина. Уже тем хотя бы, что она относит нас да хотя бы к той же онтологии.
Вам с онтологией в своей жизни часто приходится дело иметь?
Мне — нет!
Но я взял на себя труд стоически тест менее для этого как бы и приспособленный, умом переварить (не скрою — уму и сердцу хотелось бы чего-то все же поближе), и на подвиг решившись, и пыхтя и досадствуя однако ж его, пусть и с понуканиями самого себя, совершил.
Ибо что-то знакомое в тесте промелькнуло тенью «Божественной комедии» неистового флорентийца мне здесь. В вещи  безумно духоносной и духоподъемной. Написанной тем, правда, в эпоху того, когда то, к чему  мы с эволюциями и революциями шли-шли долго и мучительно и наконец, слава Богу, пришли-причапали, в самом начале его начал. И отнесенной уже в ту пору страстями человеческими к высшим как бы духовным ценностям.
Со всеми  этими рвами и кольцами бытия, со всеми этими рвами и грешных и безгрешных в них, а над ними сонмом святых и угодников.
И — самим!
И текст я осилил. Найдя много интересного как в духовной составляющей этого многотрудного поиска, так и уточнении характеристик тех, кто тексту этому отдал весь свой талант и время. Менее всего, может быть, разделяя тут всю цепочку взглядов, выложенных с обстоятельностью диковинных товаров на прилавке.
Путь познания тернист, и на нем нужно быть готовым ко всякому.
И я к нему и ко всяким прочим терния пути, этим фактом своим это подтвердил — готов!
Хотя в прогнозах соотнесения «Божественной комедии» и прочитанного оценки мои оказались излишне завышенными.
В чем печали, впрочем, нет.
Но разом мне вспомнилась тут весело и отважно дискуссия героев романа «Современная идиллия» Салтыкова-Щедрина, да не к обиде автора будет сказано (по современному заголовок стоило бы перевести  его как — «О стабильности и  благополучие всего и вся») — двух интеллигентов и полуинтеллигента Кшепшицюльского.
И по сакраментальному вопросу нашего бытия — актуальному и сегодня как никогда — есть ли Бог?
Или о душе.
Где наперекор интеллигентам полуинтеллигент свою непреклонную точку излагает так
«Все же ж! Я например, полагаю,  что зовсем яго ниц!»
Вот какая точка зрения была на этот вопрос у полуинтеллигента, это  как бы для освежения нашей памяти, более века назад.
Или вот  дискуссия философическая о душе, которую я привожу уже полной цитатой:
«Оказалось, что Кшепшицюльский и тут не обманул нас. Едва мы успели усесться, как Прудентов и Молодкин (конечно, по поручению Ивана Тимофеича), в видах испытания нашего образа мыслей, завели философический разговор. Начали с вопроса о бессмертии души и очень ловко дали беседе такую форму, как будто она возымела начало еще до нашего прихода, а мы только случайно сделались ее участниками. Прудентов утверждал, что подлинно душа человеческая бессмертна, Молодкин же ему оппонировал, но, очевидно, только для формы, потому что доказательства представлял самые легкомысленные.
— Никакой я души не видал,— говорил он: — а чего не видал, того не знаю!
— А я хоть и не видал, но знаю,— упорствовал Прудентов: — не в том штука, чтобы видючи знать — это всякий может,— а в том, чтобы и невидимое за видимое твердо содержать! Вы, господа, каких об этом предмете мнений придерживаетесь? — очень ловко обратился он к нам.
Момент был критический, и, признаюсь, я сробел. Я столько времени вращался исключительно в сфере съестных припасов, что самое понятие о душе сделалось совершенно для меня чуждым. Я начал мысленно перебирать: душа... бессмертие... что, бишь, такое было? — но, увы! ничего припомнить не мог, кроме одного: да, было что-то... где-то там... К счастию, Глумов кой-что еще помнил и потому поспешил ко мне на выручку.
—Для того, чтобы решить этот вопрос совершенно правильно,— сказал он: — необходимо прежде всего обратиться к источникам. А именно: ежели имеется в виду статья закона или хотя начальственное предписание, коими разрешается считать душу бессмертною, то, всеконечно, сообразно с сим надлежит и поступать; но ежели ни в законах, ни в предписаниях прямых в этом смысле указаний не имеется, то, по моему мнению, необходимо ожидать дальнейших по сему предмету распоряжений.
Ответ был дипломатический. Ничего не разрешая по существу, Глумов очень хитро устранял расставленную ловушку и самих поимщиков ставил в конфузное положение.— Обратитесь к источникам! — говорил он им: — и буде найдете в них указания, то требуйте точного по оным выполнения! В противном же случае остерегитесь сами и не вдавайтесь в разыскания, кои впоследствии могут быть признаны несвоевременными!
Как бы то ни было, но находчивость Глумова всех привела в восхищение. Сами поимщики добродушно ей аплодировали, а Иван Тимофеич был до того доволен, что благосклонно потрепал Глумова по плечу и сказал:
— Ловко, брат!»

https://zavtra.ru/blogs/nezrimij_istok_gryadushej_pobedi

О ЕДИНСТВЕ И БОРЬБЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ

«Автор пытается сделать из писателя "про шпионов" предсказателя в духе Нострадамуса».
Так пишет один автор комментария.
И в этом, ей Богу вся, правда.
…
«Статья автора, как всегда, по существу, по делу, написана со знанием фактов и написана по-русски грамотно (что ОЧЕНЬ радует). За всё это автору — большущий плюс и уважение».
И в этом комментарии уже другого автора тоже всё — правда.
…
Но есть, есть тут еще и третья правда.
За кадром.
Так страна сама распалась? Или ее грохнули? А потом сказали, что все так и «було».
И вот на этот-то вопрос ответа в этих двух правда я не увидел.
А статья хорошая.
И автор — умница.
Но сколько  у нас и таких вот хороших статей.
И сколько у нас таких вот умных авторов.
А страна у нас на всех нас — одна.

https://zavtra.ru/blogs/ten_ottca_shtirlitca

О ЛЮБИТЕЛЯХ В ПОЛИТИКЕ И ПОЭЗИИ

«О любви товарища Сталина к поэзии говорит тот малоизвестный факт, что он писал очень хорошие стихи. Эти стихи печатались в газете «Иверии» в 1895 году за подписью «Сосело» В одном стихотворении
Он писал:

И знай,— кто пал, как прах, на землю,
Кто был когда-то угнетен.
Тот станет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылен.

Перевод с грузинского А. Канчели.

из материалов в соц.сетях

ПОЭТ СТАЛИН
Даже стоит говорить тут не о любителе поэзии. А скорее — о поэте.
Стихи его не однажды печатали и в  бумажных носителях и электронных, и всякий непредубежденный ценитель поэзии с уровнем его стихов при желании может познакомиться. 
Какого они уровня, спорить мы при нынешнем уровне грамотности и начитанности  пользователей Интернета не будем — это уже дело вкуса каждого. А вкусы, как известно у людей сильно разнятся: одни любят «Чешское светлое», другие — «Клинское».
Сам он, (как подчеркивают многие, да и сам образ его жизни — был человеком скромным) оценивал свои стихи более чем скромно.
Не в пример многим другим людям,  научившимся едва-едва рифмовать строки.
А сегодня их даже рифмовать не обязательно. И не обязательно  ставить знаки препинания. Выражаясь.
Но за уровень его поэзии говорит уже тот факт, что при жизни его, еще молодого человека, еще и не каторжанина (поэзия вкупе с политикой тогда часто ассоциировалась с этим понятием — одно влекло за собой и другое) и не генсека, стихи его были помещены в хрестоматии  грузинской литературе для грузинских школ.
Об этом неоднократно писалось в СМИ, что  нет надобности тут и какие-то ссылки скрупулезные и въедчивые делать.
Кто может сегодня таким уровнем признания похвастаться?
…
Это навеяно чтением «Современной идиллии» (по-современному – стабильности») Салтыкова-Щедрина с   прелестным пассажем о каторге (по-современному — и изоляции) в связи с чем —  возникла плодотворная мысль о триединстве трех понятий: собственно каторги, поэзии и политики. Они когда-то раньше, до эпохи эффективного менеджерства и в творчестве, как одном из способов делания бабла — были нарасторжимы.
И мысль о любительстве сегодняшнем в политике тут тоже оказалась не лишней.
Когда на месте законоведов сидят мастера художественного катания или свиста, совмещая эти свои таланты с мало знакомым им законодательным творчеством.
…
«Большое спасибо за хороший материал, уважаемый Владимир! Я познакомилась с творчеством Сталина несколько лет назад, благодаря прекрасной подборке его стихов, опубликованной в журнале «ПРИРОДА И ЧЕЛОВЕК. ХХI-ЫЙ ВЕК». Из этой публикации узнала любопытный факт: когда кто-то из членов тогдашнего правительства прослушал стихи Сталина, не зная чьему перу и таланту они принадлежат, уважительно сказал, что стихи настолько хороши, что заслуживают в награду Сталинской Премии»
Надежда Крюкова.