Двоеверец Глава 2

Не так уж много граждан Латвии до войны могли себе позволить по Олимпиадам разъезжать, крестьянское население особым богатством не отличалось и, последние крошки со стола в ладонь сгребая, отправляло в рот. Почвы-то были супеси да суглинки и без удобрений (желательно органических) не родили, за исключением осушенных болот, те плодородием не уступали знаменитым украинским черноземам.
 
У власти тогда, путём бескровного переворота, утвердился национал-популист, реально отдавший землю крестьянам (но не более 50 га на семью), много где не для галочки учившийся дипломированный агроном - Карлис Ульманис, копировавший Мусолини (хотя получался "Батька"). Мягкий(во всех смыслах), действительно за развитие сельского хозяйства радеющий и выдавший афоризм "Наше будущее в телятах" (почти "Наша сила в плавках"- металлургов), вынудивший банки кредитовать мелиорацию и прогрессивных крестьян. В 1934 году, будучи лидером им же и созданного Крестьянского союза, разогнал болтунов Сэйма (караул устал), присвоив себе вошедший с 1917 года в моду титул Народного вождя. Несколько учебников по сельскому хозяйству написал, редактировал издание "Земе"(Земля), любивший награды и считавший себя самым хитрым, способным проскочить между капель дождя. Человек в принципе дельный и не злой, но близорукий и с заскоками, латышские крестьяне его любили, а на остальных он плевал. Напрасно и опасно, как и "диктатура пролетариата" или "Латвия для латышей" (и сменные вариации: Германия, Украина, Зимбабве и т.п.).
 
Родом "фюрер" также происходил из крестьян Добельского края  и, навестив как-то отчий дом, из профессионального интереса неожиданно завернул глянуть на жеребца, который покрыл кобылу его бати, больно ладным жеребёнок уродился. А вот Психу уже давно следовало на заслуженный отдых уходить, пристрелить не поднялась рука, только достойной замены не находилось. Говорить это даже не потребовалось, сам "хозяин всея Латвии" увидел, как и то, что все при деле и в пасталах - хлеб насущный солью пота пропитываем. А как в закуток к столу пригласили с дороги испить настоявшегося сока берёзового, то очень его внимание  привлёк огромный шкаф с книгами. 
 
Увидев, что библиотека в основном на иностранных языках, попробовал с хозяевами заговорить сначала по- немецки, а потом по-английски (учился сам и в Швейцарии сыр варить, и в Америке коров разводить, даже потом в Техасе на собственной ферме ковбойствовал), убедился, что не для выпендрёжа книги собраны. Пробовал перетянуть в Ригу жить семейство, должность выгодную суля, а то невежи в и вокруг власти задолбали. Но некуда тогда станет его отцу и трём старшим братьям своих кобыл по весне приводить, хоть всё равно и сам производитель копыта откинет. Порешили, впредь Тимотею делать, что делал и ранее на своём месте, но за государственное жалованье, и как прежде денег с крестьян не брать.
 
И немедля отправиться в недалёкую Восточную Пруссию (и там до войны у юнкеров ведению хозяйства Ульманис обучался) да выкупить государству на свой вкус молодого жеребчика для племенной работы. Требовалось кровь обновлять, дело близилось к появлению местной породы лошади - Латвийской упряжной. Годной как под хомут, так и под седло, а последняя способность и армией ценится и закупается, польская аристократия на ремонте для войска хорошо нажилась. Только времена кавалерии заканчивались, но "фюреру"   отсидевший в окопах 4 года латышский стрелок  о том говорить не стал - зачем учить учёного? На его машине за компанию и укатил в Ригу, по-солдатски сборы не затягивая, а ещё через день сел в поезд на Кёниг.

Да не один. По пути в Ригу Вождь надумал Алма Матер посетить, узнав, что там и Тимофея сын обучается - страсть как любил среди народа попиариться. Где между делом попросил у ученого начальства недельный отпуск для лучшего гимназиста, кто-ж ему откажет, он же фюрер! И за казённый счет отправил Сёму с папой тонкости конного маркетинга (барышничества) постигать, хорошо хоть не к цыганам в табор. Торопиться следовало, случная компания началась уже, и вряд ли кто-либо путного производителя продаст до июня - "до донышка" не использовав, но пробовать следовало всё равно, не выходило из головы предупреждение Сергея о скорой войне, которая пожирает коней наравне с людьми, век моторов только вступает в силу.
 
Но какое-то случилось чудо у пруссаков, да не одно! Вначале ипподром чуть не банкротнулся, а следом лишился доходов и владелец лучшего в Европе коня-производителя тракененской породы. Давно проверенный жеребец резко прекратил свой священный долг исполнять, то есть "дамами интересоваться" и, более того, хозяина своего в извращённой форме чуть не снасильничал.
 
В 21-м бы веке это происшествие может и оправдали б даже - "индивид имеет право на свободную любовь" , заявили бы борцуны какой-либо секты, например, "За права яиц животных".  Но страна-то была ТОТАЛИТАРНАЯ, и попробуй докажи, что не сам конезаводчик соблазнил гордость нации, а всяких содомитов в 3-м Рейхе ждал концлагерь! К счастью, некий нищий унтерменш залётный согласился по цене мяса коня-баловника купить и увезти мгновенно "на колбасу"(а может ради "колбасы"?). Пруссак даже коневозку оплатить согласился  и на таможне вет.службе "сунуть", если в тот же день пересечёт сладкая парочка границу Рейха, и забыть всё как страшный сон постарался.
 
Проехав в кузове сутки, застоявшийся жеребец резко выздоровел. Да ринулся прибалтийских невест удовлетворять, и последующие пару лет также работу свою исполнял с душой и старанием. За этот срок, сообщили, что "опять власть меняется" и теперь "всё вокруг народное, всё вокруг моё", а трудиться следует "по-стахановски", либо как чесальщицы-мотальщицы многостаночницы, как придумали очень умные теоретики марксизма. Но конь-то  "Капитал" не читал и выкладывался на рабочем месте "до последней капли" и до того, как перед ним в конюшне транспарант с призывом вывесили. Потерпел появившийся в хозяйстве парторг год-другой, да отправил "куда следует" заяву на животное-саботажника, не желавшего по-стахановски чесать-мотать.
 
Хорошо, что всё касаемо лошадей в СССР проходило через руки, ставшего маршалом казака Семёна и вмешаться тот успел - высшую меру к несознательному применять не стали, почесал конь на восток  срок мотать (может по профессии в коне-шарашке трудиться, а может на лесосеку - там все пахали как кони, даже кони). Семён же  объявившемуся старому другу постарался помочь посильно, хотя бы по своей части. Прознав, что будущий зять у Тимофея служит писарем в территориальном латвийском корпусе, вошедшем в РККА, отправил бедного еврея поначалу на краткосрочные курсы младших политруков, как классово близкого. Но прознав, что тот весьма в математике горазд - переправил в артиллеристы, которым Сталин дал приказ, и новоявленный краском на свадебку прибыл с кубарём млад.лея.

Тут новая напасть подкралась - опять власть сменилась. Тоже, понимаешь, грабить принялась, да к тому же взяла моду убивать живых людей. А у Тимофея дочь, что помочь на сенокосе подъехала, оказалась унд юде, унд комиссарен фрау, то есть и ей срочно от высшей меры смываться потребовалось. Хотя по купленному недавно радиоприёмнику ВЭФ для жителей оккупированных балтийских территории сотрудники Гебельса вещали: - "Всё будет хорошо, колхозы ликвидируем, земли вернём крестьянам. Заплатите налоги и спите спокойно". Потому с первого дня войны советская власть слушать радио запретила, хотя когда немцы пришли, то запрет продлили. И куда крестьянину податься?
 
Некоторые немцам поверили, сочтя, что хуже не будет, поскольку советская власть много ляпов своими репрессиями за год натворила. Но Тимофей с немцами провоевал 4 года и знал точно, что враг врёт, да и Советы лично ему вреда не нанесли. Наёмных рабочих тот не использовал, оставив одну положенную по закону корову, прочий свой скот "обобществил" добровольно (почти)  и земли в собственности имел разумный минимум - сосчитали лишь прадедовы 12 га. Не светил про то, что арендованным 36 га бывшего болота рассрочку завершил весной 1940 года. Даже под его залог  на мелиорацию дали для оплаты труда землекопов в Крестьянском банке кредит наличным серебром ("Милдами"). А представители власти не спросили, предложили только на "добровольный" займ подписаться.  Не он виноват, что новый чиновник - в прошлом малограмотный батрак, к счастью с которым всегда было всё ровно. Землю так же "обобществили" оставив только под жильём, сад и огород, И ЖИЗНЬ (не в Сибири)!
Успел и Сёма Елгавскую гимназию окончить, за "советский год" оплату не изменили. Но и в СССР среднее образование, а тем более высшее, также являлось платным, только на форму тратиться стало не обязательно. Но и в пасталы никто не переобулся, а вместо отменённого пансиона жить "по родственному" переселился на койку Мойши - в квартирку над букинистической лавкой, со своим харчем. Собирался продолжить образование, было ведь на что, но война не дала, оставив выбор только между РККА и Вермахтом. Третий путь - в "лесные братья" значил вечно драться и с теми, и с теми. Потому решил экс-гимназист, как и отец, воевать за русских. Пока надеялся успеть с сестрой их догнать - в предыдущую войну по Даугаве фронт два года стоял, а просёлки и просеки до реки хорошо были знакомы.

Такими же тайными тропами  по ночам из Елгавы к Тимофею сват дошёл, а вернее сказать - доехал. Ибо добирался аж на паре пароконных ломовых телег, опять же на пару со своей любимой младшенькой дочерью Илзей, 15-ти лет, мать которой умерла её рожая. Она-то во второй повозке и управляла битюжницами (кобылами-тяжеловозами). Мазуренской породы, что осенью 1939 дезертиры-жёлнежи успели через польско-латвийскую границу перегнать, а потом фургалами-фурманами на хлеб с маслом зарабатывали, либо продали по дешёвке. Да что там трусливых ездовых или кавалеристов осуждать, немало польских летунов, вместо того чтобы с немцами драться, в сентябре к латышам перелетели на своих аэропланах. С ними сложнее было - незаметно раствориться не вышло, слишком грохота при посадке много. Хотя самые хитрые и богатые (способные "подмазать"), бросив свои аппараты, сумели перебраться через Скандинавию в Британию.
 
В момент безвластия, когда русские уже ушли, а немцы ещё не пришли, повылазили на свет всякие подонки, что раньше от трусости не высовывались. В основном принялись они евреев грабить или за старые обиды мстить, особенно много таких случаев в Литве случалось, чуть не на четверть поляками заселённой. Но и в Латвии прецеденты были, зверели и латыши, и русские - не в нации суть. Вот и надумала пара фурманов успеть урвать кусочек счастья своего животного, раз безнаказанно возможно. И подкатили со своим транспортом "за жидовским золотом", а не найдя такового, принялись грузить на телеги что было - в основном книги из магазина старинные, на немецком, надеясь новым хозяевам продать при случае.
 
Лавочника-то они связали сразу, а вот дочь его успела на чердак заскочить и спрятаться там возле ещё Мойшей сделанного тайничка со старым Люгером, который грамотный писарь при смене власти списать умудрился. Сестру им пользоваться обучил, и как только девушка услышала шаги по ступенькам, не медля пальнула в лестничный проём. Прошив одной пулей обоих мародёров. После чего, освободив отца, накинули те огромные брезентовые плащи с капюшонами, в которых "гости пожаловали" и покинули на трофейных возах свой дом, подпалив тот напоследок. Пусть "за еврейские", найденные на пепелище два обгоревших до детских размеров трупа, примут, экспертизы ещё не применялись.
 
Вновь пришлось "на постой" принимать 4-х кобылок "в соку" (у одной даже течка подошла), не наказывать же животных за то, что люди с ума посходили и воевать вздумали. Только кроме ветерана на пенсии - Психа, которого мериновать в связи с его почтенным возрастом не решились и у того от безработицы вновь крыша шифером шуршала периодически, других производителей не имелось. Да и со сроками подзадержались - июль подступал, а случную компанию в мае завершают. Но рискнуть всё же решились, и старый конь "борозды не испортил", правда после подкачки энергии у "слуги дьявола". А там и у остальных кобылок "красный день календаря" стал подходить,  и тут герой секс-труда не подкачал - оприходовал всех невест качественно. После чего упал истощённый, но с чувством глубокого удовлетворения. Было видно, что отходит, пришлось добить, чтоб не мучился, пристрелить поднялась рука. Началась долгая война, и сотни килограмм мяса были не лишними - засолили всё.  
 
Кобылок же сразу в сенокосилку запрягли, война-войной, а их же ещё долгую зиму кормить  надлежит, и плевать какая власть в городах и на дорогах. При опасности всегда скотину можно успеть в ближний лес увести, а там, в Заповедном родовом месте особо любопытным глаза отвести, служителю Велеса сие не трудно. И не только животину в том месте прятать довелось, и людей чтобы сохранить, потребовалось тайное место. Более недели держала оборону Либава-Лиепая, но плетью обуха не перешибить, а морем эвакуироваться было не на чем, даже госпитальное судно с красными крестами разбомбили выкормыши Геринга.
 
Самые отчаянные моряки, рабочие, погранцы решили в драке погибнуть, но в плен не сдаваться и неожиданно для врага пошли на прорыв. Потеряв более половины в рукопашной, отделению пробиться удалось. А потом более двухсот километров, ночами, от каждого шороха шарахаясь, брели просёлками на восток. Обессилев и изголодавшись вконец, пока не вышли на свежевыкошенное поле и не попадали спать в сохнущую траву. А по утру солдат новой войны застал старый латышский стрелок и не дал пропасть - отвёл на днёвку туда, где бояться никого не надо. Вскоре и харч  подвезли, бульон из конины не хуже куриного голодным воинам показался, если без пережора потреблять, хоть так грядущей Победе смог напоследок Псих послужить, может даже от смерти голодной сберег.

После удачного рейда авторитет стрелка-ветерана в отряде стал непререкаемым, хоть поначалу за власть бодался сопляк с кубарями, властью упивавшийся, но думать не умевший и что такое ответственность за людей не понимавший. За понесённые при бездумном прорыве среди бела дня жертвы чуть на собрании отряда этого "старшего по званию" к высшей мере социальной защиты не присудили - у партизан тюрем нет и к "условкам" не приговаривают.

Полтора десятка едоков, неожиданно как снег на голову свалившиеся - забота не малая, но не прогонять же, и так в крайней степени истощения заявились, еле выходить удалось на овсянке и бульоне, а там и картошка ранняя подоспела. Трудней оказалось конспирацию соблюсти, хоть и в Заповедном месте лагерь поставили и только белыми ночами выбирались на поля. Хозяевам помочь с прополкой свеклы да проездкой борозд на картофельном поле (и того, и другого засадили в этот год втрое против прежнего, так что рабочие руки лишними не оказались), но остерегались, выставляя секреты. Пробиваться к своим уже не имело смысла, враг продвигался стремительно,  оставалось только ждать, когда вернутся, надеясь, что случится это скоро.
 
Тимофей взялся за фамильное свое занятие - пошёл по округе коновальствовать, и в войну требуется скот холостить, в том числе и в Вермахте гужевой парк был огромный, так что специалист был нарасхват, да с хорошим заработком. Между делом и информацией, что где у немцев расположено. Партизанить было нельзя - оккупационные власти изначально предупредили, что за каждого убитого немца в ближайшем селении расстреляют десяток заложников, но под "воровство" без жертв слепых репрессий не предвиделось. Всего-то в десятке километров, под Элеей, трофейщики организовали силами пленных сортировку и ремонт найденного советского стрелкового оружия, весьма отряду необходимого. Охрана была смешной - ведь глубокий тыл, но и её пощадить пришлось, чтобы невинные не пострадали. Бодрствующего часового Тимофей гипнозом усыпил так, что тот потом и имени своего не помнил, а спящих немцев нашлось кому повязать да кляпы в рот засунуть. Освобождённые пленные показали где что лежит из оружия и боеприпасов, и даже нашлось четыре грузовика на ходу, куда самое ценное загрузили. Не забыв, разумеется, и харча пол-кузова (муки и консервов), что трофейщикам от начальства подфартило найти и заныкать. Отряд разросся до трёх десятков и пополнению также полноценное довольствие полагалось.
 
Неожиданно много обнаружилось брошенных отступавшими автоматических винтовок АВС-36 (даже с оптикой 3 штуки), обходившихся почти вчетверо дороже "мосинок", но как женщины - требовавших внимания и ухода. Были и пулемёты, с болью в сердце их оставили, выбрав только все имевшиеся патроны "русского" калибра, и по настоянию Тимофея  зачем-то с полторы сотни валявшихся в углу кавалерийских шашек. Нашлась и пара целых 82-мм миномёта, а к ним полностью загруженная полуторка с более чем сотней лотков (по 3 мины в каждом). На чем загрузку и  остановили, опасаясь за амортизаторы, растворившись в ночи, и никто потом ничего не нашёл, хоть искали немцы с присущей им дотошностью, костеря почему то весь недобитый криминал в целом, и в частности неуловимые юде мафию унд русише партизанен.
 
Без потерь нынче смогли к серьёзной работе приготовиться, да кроме оружия и еды, к зиме прибарахлиться. Ведь немцы, как развяжутся, так даже без кальсонов, задами станут светить. Под "воровство" закосить не вышло, но и "грабёж" статья не расстрельная, а устав караульной службы у тыловиков явно нарушался -сами виноваты. И не только, фельдграу да шинельки с сапогами  новых хозяев нашли, также одеяло убежало, улетела простыня (на бинты) и многое другое. Всё без брезгливости будет перестирано, ибо лишнего нет на войне, невозможно просто  даже крайне необходимое увезти порой. Хоть таким способом, но необходимо "подпитывать" энтузиазм, лозунгов не достаточно.
 
Едва весь богатый в этом году урожай оказался в закромах, так ещё в конце октября, с последним возом убранной стылой свеклы и морозик ранний ударил, а там и снежок землю укрыл. Люди от морозов не страдали, когда живот бигусом с убоиной полон, да выспались в тепле. В Прибалтике сено на вешалах сушат - в шалашиках или зародах, если больших, а сухая трава прекрасный теплоизолятор. Так что "в стогу ночевал" - не фигура речи, только курить нельзя в "помещении", прочих недостатков нет. К утру соратники так напердят, что даже жарко и душно как в Каролине ночью, хотя глаза и слезятся.
 
Но именно, что соратники, ведь не спать да морды нажирать пребывали они здесь, все восстановили силы, а трое раненных выздоровели окончательно - на дело пора. Тут и фельдграу пригодились - в открытую можно по шоссе маршировать, больше не таясь никого, "мы здесь власть". Да и следы на фронтовой дороге затеряются сразу, а вот на просеках долго бы глаз мозолили. А что ружья у зольдатен советские, так немцы от "советок" как раз тащились, и даже официально те приняты были на вооружение. Прочее оружие, что везли на санях, брезентом для порядка прикрыли, и из трубы, прицепленной к крайнему возу полевой кухни, дымок от берёзовых дровишек вкусно с запахом тушёной капусты перемешивался - обед в германской армии дело святое.
 
Разве что перед самой Елгавой пришлось на боковую дорожку свернуть, на мосту через Лиелупе была возможна проверка документов, и даже ушлые жандармы у проходящих шинели нюхали, кто у костра ночевал или обедал, сходу вычисляя. Рисковать и оправдываться нужды не было - проще не встречаться, ведь лёд всю реку замостил, а санки не машина - легче в разы и не провалятся.

Имелась у Тимофея, за которым окончательно закрепился в отряде ставший уже забываться ник его революционной молодости - "Крас.кон.", и ещё одна причина съехать с проторенного Вермахтом пути. На боковой дорожке стояла небольшая, но уютная корчма (крог) "Для своих" (каждый понимал как мог), хозяин которой, также из бывших стрелков, умел держать язык за зубами. За деньги желательно, ведь и ему надлежало семью кормить. А последние, при посещении трофейщиков, нашлись у гер официра в немалых количествах на любой вкус - и злоты, и рубли, и тугрики, и марки. Нашёлся у него в заначке и увесистый мешочек с кольцами и коронками. Затрофеили в отрядный общак разумеется и это. Не правда, будто деньги и золото не пахнут - эти смердели кровью и трупами, но брезгливые на войне не выживают. Вот и ныне нашлось чем рассчитаться с услужливым корчмарём и за молчание, и за сытный ужин с завтраком, и за спокойный сон всего взвода, даже баньку бывший воин протопить успел за денюжку малую, по себе помня, что умирать, упаси Бог, лучше чистым. Кто знает, когда теперь бойцам в следующий раз релакс подвернётся, ближайшие перспективы светили хлопотные.
 
А в это время, по пройденному в июне незаметному маршруту, возвращался в Либаву (Лиепаю) молодой рабочий из истребительного батальона. Ему из-за запущенной гангрены руку сохранить не удалось - пришлось ампутировать,  и более воевать он не мог. С ним в дровнях, по первопутку, ехал срезавший пэйсы и удачно загримированный антиквар с дочерью, все укутанные в ветхие, но тёплые крестьянские тулупы, треухи и домотканые платки так, что  только глаза получалось разглядеть. Лошадка, снег почуя, ... не плелась, а рысила. Особого ведь груза кроме пассажиров не было, только сало (не кошерное, само собой!) да сухари на пару недель пути людям, пара мешков овса тяглу и три незаметные (хотя очень увесистые) сидоры, хорошо схороненные  под сеном. Ну и три пистолета, припрятанные в пределах мгновенной досягаемости.
 
Безрукий происходил из куршских рыбаков, ушедший в город на заработки перед войной и ныне возвращался в отчий дом с чернявой молодой невестой, которая его выходила, а так же её отцом. Садиться своим родителям на шею не собирался, просто хотел попросить отца переправить образовавшуюся троицу беглецов незаметно на шведский Готланд, за что посулить оставить семье справную жеребую кобылку да сани. Зима для плаваний не лучшее время, хоть море ещё замёрзнуть не успело, но и достойная оплата с соблазняла на риск. Шансы не сгинуть в пучине получались много выше,  чем в Гестапо или лагере, а утонуть можно и в луже - рыбаки народ рисковый.
 
Так же в дровнях  скользили в Ригу "наниматься прислугой" к пожилой и требующей ухода графине Вронской "литовская крестьянка Даля" и её старый, но крепкий свёкр, он-то и трудился всю дорогу водителем кобылы. Хутор пришлось бросать, а затеряться среди людей проще всего - лист прячут в лесу.
 
Отряд же в немецкой форме  в спокойных местах перешёл по льду и через Лиелупе, а потом и через Даугаву. Последнюю, в десяти километрах от Риги, уже в вечерних сумерках, спокойно проследовав мимо развалин орденского замка и хуторка под названием Саласпилс. На этом удобном месте, через которое проходила и железка, и шоссе, устроили немцы "спортивно-трудовой" лагерь (так назвали его фашистские пособники после войны), сгинули в котором за 4 года 60 тысяч человек разных наций, может и больше - пересчитать трупы после освобождения не смогли. Первый год передерживали в нем в основном военнопленных, тут выживших потом пересылали дальше на запад - на гарантированный убой. Крас.кон. предложил  обреченным иное путешествие, с чуть изменённой целью - немцев да прислужников тех бить и попытаться выжить. Осуществить такое было много проще,  чем казалось, ибо в глубоком тылу оккупанты и их пособники не ожидали запредельной наглости.
 
Просто и без затей  к воротам подошёл взвод в немецкой форме и переколол штыками полупьяный пост. Сбив запоры, прошлись ряженые в немцев освободители с красными повязками (что б не попутать) по территории, отстреливая всех встречных - узники на ночь загонялись охраной в бараки и невинные пострадать не могли. А как выпустили тех на волю, то извлекли эти ослабленные, но очень озлобленные люди самых хитрых полицаев из разных щелей - за колючкой тайн не бывает ни от кого и спрятаться негде. После чего, кое-как утихомирив вакханалию, освобождённых узников удалось построить на плацу. И перед строем привести в исполнение высшую меру социальной защиты, пока выжившим предателям (нанимались в шуцманшафт батальон не только латыши, украинцы и русские, но даже ... евреи, факт документально доказанный) - КАСТРАЦИЮ. Что бы жили, но впредь себе подобную мразь не плодили. И ПОЗАВИДОВАЛИ ТЕ МЁРТВЫМ !  Впечатление на зрителей казнь произвела похлеще расстрела! А КАКИЕ СЛУХИ ПОТОМ ПОПОЛЗЛИ !!! ДО БЕРЛИНА И ЛИЧНО ГИТЛЕРА !!!  Б Е Р Е Г И Т Е  С В О И  Ф А Б Е Р Ж Е , тут больше не шутят.




Продолжение http://proza.ru/2021/10/13/1058


Рецензии