С любовью к Дон Кихоту

Декабрь восемьдесят четвертого прощался с киевлянами снежками, смехом, сварочным салютом заиндевелых контактных проводов.  Счастье сыпалось на город хлопьями,  таяло на волосах, цеплялось к шапкам и  подошвам  -  просилось в дом.

 На проспекте Победы, в дважды Краснознаменном  высшем военном  училище имени Фрунзе,  ждали гостей. Курсанты  без шинелей выскакивали на расчистку плаца,   впрягались по двое в широкие скребки,  носились во весь опор и  ржали как кони - юному задору не было границ.

 После обеда командиры  строили  народ на самоподготовку, но  учебный  процесс почил в бозе.  Энергия обоих полушарий в военных головах личного состава работала, исключительно, на  новогодний бал. Идеи сыпались наперебой,  будущие офицеры мечтали отличиться,  произвести  впечатление на еще неведомых, но уже обожаемых  незнакомок.
  Все по Фрейду: в воздухе висел густой дурман  гормонов (пополам с извечным запахом армейских сапог),  творческая мотивация зашкаливала, срывая  тормоза (лямки на штанах)и клапаны.
 Каждый, у кого на погонах рядом с буквой «К»   прорезались  лейтенантские звезды,  мнил себя  той зимой  неотразимым мачо, ну, или на худой конец, - альфа самцом.

 Замполит третьего батальона майор Анисимов заблаговременно  изучил  сценарии  вверенных ему рот, в том числе десятой «китайской», прозванной так  за ее раздутую штатную численность, как в Поднебесной.  Особенно пришлась по душе политработнику идея борьбы с натовскими базами в Испании с использованием их же знаменитых (по крайней мере - в Советском Союзе) литературных персонажей – миниатюра   курсантов четвертого взвода.
 
- Растут, растут питомцы, товарищ Куцов! – хвалил он ротного, - Вон какие идеологически зрелые решения выдают наши без пяти минут офицеры. Надо поощрить авторов.  Такую-то сцену  можно смело ставить перед командованием училища, не то, что перед студентками кооперативного института…
 Давайте ее в конец, под кульминацию,  а потом уж  эти ваши танцы, порнографию и кордебалет, -  морщился  майор, чуя блестящим местом галифе предпосылки к залету в училище.

 Чтобы там  ни говорили о  майоре Анисимове,  а  отеческие чувства к курсантам   перевешивали в нем здоровый карьеризм, и он взял  на себя в очередной раз ответственность за приглашение  женского контингента  на новогодний бал: "Как-то там еще сложиться их судьба? Как-то там его выпускники встретят  этот праздник через год?"

 Час настал.  В украшенную под зимний маскарад казарму приоткрылась дверь.  Чей-то рыжий сапожок  первым  переступил порог, и понеслось…
 С  нарастающим напором повалили пестрою толпой помпоны, вязаные шапки, чернобурки, длинные шарфы, пальто, болоневые куртки, шубки и дубленки, благоухая удивительно, на все лады Европы. И лица, лица, лица…
 Чуть застенчивы  раскрытые глаза с мохнатыми ресницами, изящными бровями, они сорили искрами по сторонам и в тайне  для себя искали обожания в мужских сердцах.
 Под одобрительный и немного ошалелый  гомон  сверстников в  погонах, красавицы  в один момент снесли уклад военных стен и гордо  удалились в Ленинскую комнату десятой роты,  и там расположились, как в будуаре Зимнего дворца.

- Представление начинается! Все в сад! - командным голосом дежурного по роте гаркнул  курсант Абрамов, поправил бабочку на шее, на месте шишечки привычного галстука, и продолжил дальше как конферансье:
 - Здесь возле елей на качелях встречают кавалеры дам.
Ну! Смелее!  Вы ждете?
Пусть же льется песня незаслуженно забытого идальго «На охоте»!
 
 Две пары высоких парней синхронно повернулись друг к другу лицом, перекрестили руки  между собой и стали слегка раскачивать ими, опустив ниже пояса, изображая качели.  Девушки, стоявшие вдоль стены, прилегающей к Ленкомнате, переглянулись, улыбнулись, но предпочли благоразумие и осторожность – не   бросаться же так сразу  в руки к двум парням. И чем?!   
 С противоположного плацдарма, от каптерки,  вышли два  гитариста, ударили по струнам  и  запели для разогрева «Утиную охоту», не то чтобы официально запрещенного, но сильно нежелательного Розенбаума:

- В плавнях шорох – и легавая застыла чутко…

 Со словами: «И сыграю... Если я ещё на что-то годен,
И спою вам... Если я на что-нибудь гожусь…» по залу пронесся  смешок.  Общее внимание привлекли два курсанта, вышедшие к импровизированным качелям. Один демонстративно за козырек лихо надел на голову помятую кепку,  второй - накинул  на плечи скромненький платочек с синим узором.  Первый взвод дружно грянул:

- Я помню, давно, учили меня отец мой и мать…

 С каждым куплетом женский бэк вокал  набирал мощь. К концу песни лед смущения растаял, превратившись  в мощную реку девичьих голосов.
 Следующую песню того же автора «Задремал под ольхой» казаки и казачки встретили на ура.
 Капитан Куцов, бывалый воспитатель, решил сразу сбавить обороты, а то такими темпами к вечеру  народ не обуздать.

- Абрамов! Объявляй «картины»! Будем усмирять толпу!

  Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/14/1875