de omnibus dubitandum 120. 713

ЧАСТЬ СТО ДВАДЦАТАЯ (1919)

Глава 120.713. НИКОМУ НЕ МОГЛО ПРИЙТИ В ГОЛОВУ…

    В последние дни декабря 1919 года, накануне Рождества, стало известно, что наш фронт сильно откатился и что Новочеркасску (на фото общий вид г. Новочеркасска) грозит эвакуация.

    Занятия в корпусе полностью прекратились. Кадеты 1-й сотни были назначены нести постовую службу на перекрестках улиц, особенно на тех, которые прилегали к району корпуса.

    Их обязанность состояла в проверке документов у прохожих в поздние часы. На 21 декабря была назначена погрузка в поезд кадет младших классов и корпусного имущества из складов. Накануне, когда кадеты возвращались из караула, из Хотунка, им еле-еле удалось пробиться сквозь толпу — все дороги были забиты отступавшей, плохо вооруженной пехотой.

    21 декабря погрузка не состоялась, а 22-го корпус разделили на две части: мы, малыши, т.е. 3-я и 2-я сотни, частью на подводах, а частью пешком, покинули столицу Области Всевеликого Войска Донского, а 1-ю сотню назначили охранять архивы и склады Войскового Штаба.

    Этот Штаб, в то время, представлял собой длиннейший обоз, растянувшийся чуть ли не на 10 верст. 22 декабря 1919 года 1-я сотня выстроилась на Соборной площади, перед памятником Ермаку.

    Стоял трескучий мороз с сильнейшим ветром. В последний раз, глядя на бронзовую фигуру завоевателя Сибири, дружно пели донцы «Ревела буря, гром гремел…». Нет, никому не думалось в тот морозный день, что до самых седин не увидят они больше дорогой им силуэт, вливавший столько гордости в сердце каждого донца.

«Тот, кто поднес когда-то Иоанну
На блюде кованом плененную Сибирь…»

    - Правое плечо вперед!.. Сотня двинулась пешим строем в направлении станицы Ольгинской; только часть пути, около 20-ти верст, удалось проделать на подводах, но от Мокрого Луга до самой Ольгинской шли пешком.
    А в Ольгинской встретили невеселое Рождество, отпраздновали по-голодному, по-холодному, и двинулись дальше, на Кубань, в направлении станицы Екатерининской.

    По дороге едва избежали возможности боя. В одном месте, опасаясь репрессий со стороны большевиков, кубанцы пытались разоружить сотню; в боевом отношении она была довольно сильной — два отделения 7-го и три 6-го классов, в общем человек сто пятьдесят, да еще прекрасная пулеметная команда. Да и какие офицеры командовали сотней, — боевые, решительные: командиром сотни был старый ген.-майор Федор Иванович Леонтьев, офицеры — полк. Леонид Петрович Кутырев и войск. старшины: Шерстюков, Наумов и Арт. Фед. Какурин.

    И вот, когда кубанцы ударили в набат и начали сбегаться с оружием, инициативу сразу же взял в руки энергичный в. ст. Наумов.

    Кубанцы двинулись вперед, но увидели, что сотня ощетинилась и готова к бою; кубанцам ничего не оставалось, как пойти на переговоры. Выяснилось, что они намерены держать нейтралитет, что боятся репрессий и, поэтому просят кадет покинуть их станицу как можно скорее.

    Эта просьба была исполнена, сотня двинулась дальше на Павловскую, где сосредотачивались тогда донские части. В Павловской кадеты простояли с месяц.

    В то время пришел приказ Донского Атамана, по которому все семиклассники были откомандированы, вместе со своими офицерами, в Атаманское военное училище. А кадет 6-го класса погрузили в поезд и отправили в Екатеринодар. Там пробыли около двух недель; в эти дни, в одном из Екатеринодарских госпиталей, скончался донской герой, ген. Мамонтов.

    Еще по дороге к Екатеринодару среди кадет начал свирепствовать тиф, который косил направо и налево. Переболело около 50%, многих похоронили, в одном Екатеринодаре оставили шесть могил.

    И вот тут-то до кадет дошли слухи об эвакуации. Тяжело было смириться с мыслью, что придется покинуть Родину. Тяжело было видеть, сколько народу гибнет в неравной борьбе с красными.

    И не пожелали кадеты уходить отсюда и спасать свою шкуру. Собрали Круг и решили, если только слухи окажутся верными, просить Войскового Атамана, через корпусное начальство, об отмене приказа об эвакуации; просили ген. Леонтьева устроить так, чтобы их отправили на фронт драться с большевиками.

    Генерал сейчас же довел об этом до сведения Атамана и ген. Богаевский не замедлил приехать к кадетам. Он был очень взволнован и растроган просьбой молодежи. В прочувствованной речи он указал на то, что в мировой истории на 11 лет войны приходится в среднем один год мира и что, следовательно, в будущем кадетам, несомненно, представится возможность воевать за Родину.

    Далее он говорил о том, что будущей России понадобятся образованные люди и что он считает своим святым долгом сохранить молодежь и не посылать ее на убой. Атаман не скрывал от кадет тяжелого положения на фронте и поделился с ними всеми сведениями, которыми сам располагал.

    Мой однокашник, автор этой части воспоминаний, очень скуп на жалобы. Он добавляет в письме: ... «все тяготы нашего похода я тут, конечно, отбрасываю. Ну, что там говорить: без денег, без походной кухни, не раздеваясь, обмерзшие, голодные, сплошь больные, с натертыми ногами ...Да, трудновато поверить, что все это смогли выдержать! Только, пожалуй, молодость и может это перебороть. А самое ужасное из всего — это ВОШЬ. Она бродила по нас целыми табунами…».

    А теперь, оставим кадет 6-го класса в Екатеринодаре, 7-го класса в Атаманском училище и вернемся на некоторое время назад, чтобы, хотя бы вкратце, проследить путь малышей к Новороссийску, где все донцы встретятся вместе и вместе же покинут свою дорогую Родину.

    Итак, как было сказано, 2-я и 3-я сотни выступили походным порядком из Новочеркасска. Часть пути между Ростовом и Кущевкой месили грязь, а часть проделали на подводах. Малышам повезло, в общем начальство о них позаботилось. Но не позаботилась погода. Холода стояли невообразимые, а грязь непролазная. Где-то в пути нас догнал Атаман, обратился с речью, сказал о безвыходном положении отступающих институток. Это касалось смолянок — о Донском Мариинском позаботились. Девочкам приходилось шагать по грязи и наш Атаман просил нас уступить им часть подвод.

    Уступили и зашагали, вернее пустились вплавь. Кое-где проваливались, теряли сапоги — увязала нога и где уж тут ее вытащить с сапогом! Чуть с дороги сошел и все тут — да и видишь ли ее, дорогу-то?

    Иногда малышам чуть ли не по пояс было! Не помню, сколько прошли тогда, но на каком-то отрезке пути один из малышей, Володя Скопиченко, оступился и угодил в обочину, сначала по колени, а потом по пояс.

    Перепугался, бедняга, да и было ему не больше одиннадцати, если не десять лет. Сначала улыбался, потом захныкал. За нами шли «старики», кадеты 2-й сотни. Они не только помогли малышу, но и пристыдили и обругали нас как следует, за то, что не догадались его вытащить. Кое-кому и по затылку попало.