У вас все впереди Ч. 2

Часть вторая. Родные.
1.
И вот наступил долгожданный день отъезда. Сначала летели самолетом, а потом ехали автобусом, который три часа пробирался сквозь пыльные и жаркие села с бледно – голубыми мазанками. Валентина и Джека медленно приближались к конечной цели своего путешествия.
 
– Ещё один подъем, а потом спуск – и ты увидишь наш городок, – шепнула Валя, поглядывая на Джеку. – Не устала?
Джека молча замотала головой:
— Нет, не устала.

Во время долгой дороги Джека, не отрываясь, смотрела в окно автобуса, любуясь незнакомым ей пейзажем. Она ещё никогда не видела так близко от себя огромные поля подсолнечника и пшеницы, большие стада коров и непривычные для неё аккуратные одноэтажные домики с черепичными красными крышами и небольшими палисадниками с разнообразными яркими цветами.

А между тем автобус, урча от натуги, поднялся на небольшой холм, а затем легко покатился вниз по дороге.

– Смотри, смотри! – раздался радостный возглас Валентины, указывающей вперёд. Джека посмотрела в ту сторону и увидела большое селение, раскинувшееся между двумя широкими холмами.
– Это оно и есть? – прошептала Джека.
– Да…

Значительно позже девочка узнала, что село было основано в 1782 году и называлось оно тогда Солдатским только потому, что первыми жителями его были отставные солдаты и их семьи, которые были переселены туда из южных мест России. И только в начале девятнадцатого века село переименовали в Благодарное, а позже — в город Благодарный.

… Спустившись с холма, автобус проехал по одной из улиц, повернул к памятнику погибших в годы Великой Отечественной войны защитников станицы и внезапно остановился.

– Джека, выходим, – шепнула Валя и, собрав воедино сразу все котомки, выскочила из автобуса. За ней последовала и Джека.

– О! Привет, сестрёнка! – внезапно раздался громкий голос огромного рыжего парня с кучей веснушек на лице. Джека с удивлением и некоторым страхом уставилась на великана.
 
– Не бойся, Маришка, это свои, – ласково улыбнувшись, произнесла Валя и, неожиданно весело замахнувшись на парня, бросила ему: – мог бы и тише здороваться. Видишь, девчушку напугал. – И, обернувшись к сестрёнке, сказала: – Знакомься, это мой младший брат Виталий.
– Виталий, – учтиво поклонившись девочке, повторил он.
– Джека, – рассмеявшись, проговорила она и тоже слегка поклонилась.
– Джека? – удивленно переспросил Виталий, – я не ослышался?

Джека открыла было рот, чтобы всё объяснить этому Рыжику, но Валентина её опередила: – Виталик, Джека – это прозвище Маришки, потому что сестрёнка любит читать Джека Лондона. А на самом деле, если ты помнишь, её зовут Маришка. Но прозвище «Джека» так прилипло к ней, что даже тетя Нина иногда называет её Джекой, ну и я за компанию тоже так стала её звать.
– Ну что, Джека, со знакомством!  – выслушав объяснение сестры, сказал брат и крепко пожал девочке руку.
Так состоялась первое знакомство с её новым родственником.


2.
…Уже совсем стемнело, на улице было тихо и только цикады громко исполняли свою звонкую ночную песню. Редкие фонари освещали перекрестки улиц. Освещённые изнутри окошки одноэтажных домов служили маячками выбранного ими маршрута к дому родителей Вали и Виталия. Вскоре они вошли в калитку высоких дощатых ворот, отделявших большой двор и дом от улицы. Из густой темноты двора раздался негромкий сварливый лай.

– Шарик, свои! – строго произнёс Виталик и, потянувшись к густым ветвям виноградника, включил свет во дворе.  Потом, слегка приоткрыв дверь в дом, весело крикнул: – Мама, батя!  Доверенный мне груз доставлен целым и невредимым, – и, зыркнув смешливым взглядом на сестру, на всякий случай отошёл в сторону.

¬ Это мы то груз? – нарочито сердито воскликнула Валя и потянулась к чубу брата, но тот, быстро пригнувшись, юркнул в темноту двора.

В доме послышалась какая-то возня, едва слышное шарканье ног, и скоро на дворе показалась небольшого роста, круглая как колобок, женщина с приятным смуглым лицом, васильковыми глазами и чуть вздёрнутым носиком. Это была Прасковья Андреевна. Радостно взглянув на девчат, она довольно резво повернулась к открытым дверям дома и крикнула:
 — Захар! Приехали наши девочки!  — И только потом неожиданно быстро-быстро заговорила: — Приехали! А что же вы стоите во дворе как чужие? Захар, ты посмотри, как дочь похудела! А ты, Маришка, почему такая худенькая? Не кормят? Или у вас в городе до сих пор блокада? Ты посмотри на неё, кожа да кости, — причитала она, то и дело оглядывая девчат с головы до ног.

– Мама! – попыталась остановить её Валя. – Мы с утра ничего не ели…
–Ах ты, боже мой! Так идём же в дом, всё на столе, мы заждались вас! — продолжала тараторить мать. Вскоре в дверях показался её муж — Захар Прохорович. Глядя на него, было понятно, что сын похож на отца.  Его редеющая шевелюра и залихватские усы были тоже рыжими, а его рябое лицо было всё в веснушках. Захар Прохорович строго взглянул на жену, удручённо махнул рукой в её сторону и сердито бросил:
— Мели, Емеля, твоя неделя!

– Ну что ты, Захар? — уже успокоившись, ласково поглядывая на мужа, произнесла Прасковья Андреевна.  Обращаясь к дочери, негромко сказала: — Валя, проводи Маришку к себе. Переоденьтесь и быстро за стол.

Еще было не поздно, но по-южному темно. Стол был накрыт просто: большая сковорода с мясным омлетом и зеленью. Чуть поодаль лежали крупно нарезанные помидоры и зелёные перья лука. Тут же были ломти серого хлеба, свежие малосольные огурцы и куски венгерского шпика.

— Кушайте, кушайте, девчата! Не стесняйся, Маришка! И ты, Валюша! Не забывайте нажимать на хлеб и на все остальные угощения, — потчевала Прасковья Андреевна.
После ужина все пили чай с вишневым вареньем и пряниками. Спать легли совсем поздно. До полуночи Прасковья Андреевна не переставала расспрашивать то Валю, то Маришку о жизни в Ленинграде.

3.
Утром Джека проснулась от тихих голосов, раздававшихся со стороны окна небольшой комнатушки, в которой они расположились вместе с сестрой. Джека невольно стала прислушиваться к разговору Прасковьи Андреевны и Валентины.

– Детка, что за хлеб такой ты привезла, его даже собаки не стали есть? — удрученно спросила хозяйка дома.

– Га!  — всплеснув руками, возмущенно воскликнула Валя. — А зачем вы отдали его собакам? — удивилась она. — Мама, я специально его привезла, тетя Нина посоветовала мне мыть им волосы.

– Хлебом волосы мыть? – удивлённо переспросила тётя и замолчала. По всей видимости, она настолько сильно была шокирована словами дочери, что потеряла дар речи. И после короткого молчания осторожно поинтересовалась: – Дочка, как это хлебом мыть волосы? А что, мыло в Ленинграде до сих пор не продают?

– Почему не продают? – не понимая мать, переспросила Валя. А затем, молча вздохнув, терпеливо стала объяснять: — Тетя Нина вычитала рецепт в журнале «Работница», в котором говорится, что можно мыть волосы чёрным хлебом…
И перебивая саму себя, выкрикнула: – У неё волосы знаешь какие? Словно в руке держишь шёлк...
Валя огорченно вздохнула, вспоминая, как во время учёбы мечтала дома попробовать старинный рецепт с чёрным хлебом на своих вьющихся волосах. И про себя разочарованно подумала: но ничего из этого не вышло…
Затем бросила укоризненный взгляд на мать, и, заметив её смятение, дочь улыбнулась одними уголками рта и постаралась успокоить маму:
– Не переживай! Я привезу хлеб в другой раз.

Прасковья Андреевна внимательно посмотрела на дочь, словно проверяя, простила ли? Виновато вздохнула, сосредоточенно разглядывая свои домашние чувяки, и улыбнулась. Немного помолчав, она спросила:
  – Хорошо ли вам спалось на перине? Не жарко ли было?
 
– Хорошо, мама! Очень хорошо, – повторила Валя и, ласково прижавшись к матери, негромко проговорила: — Как бы ни было хорошо в гостях, а дома гораздо лучше. —  И внезапно отпрянув от неё, как будто вспомнив что-то особенное, важное, сообщила: — Джека, то есть Маришка, как легла, сразу же уснула. – И тут же перескочила на другую тему разговора: — Давайте, мама, лучше я помогу Вам с приготовлением завтрака. –  И, слегка игриво сморщив свой носик, ласково сказала: — Соскучилась я по нашей кухоньке.

– Раз соскучилась, действуй, – согласилась Прасковья Андреевна, – а я схожу за нашим батей. Он с раннего утра гоняет голубей. – И она поспешила во двор, но на пороге дома остановилась и произнесла: – Все-таки имя Маришка намного красивее имени Джека, но если вы все привыкли называть девочку Джекой, то и я буду её звать так, – и, огорченно вздохнув, пояснила: – Чтобы путаницы не было.  Но если назову её по имени, не взыщите!
– Спасибо, мама! — сказала в ответ Валя и улыбнулась.
 


4.
…Пора вставать, – прошептала Джека, потянувшись на пуховых подушках. Затем осторожно спустила ноги на крашеный деревянный пол. Он был холодным, но, если бы вы знали, как было приятно на нём стоять после жаркой пуховой перины! Быстро натянув на себя ситцевое платье, она выглянула в раскрытое окно. Слева, в двух шагах от окна, стояла побеленная стена, разделяющая два участка: участок родителей Вали и их соседей, дочери которых впоследствии стали подругами Джеки. Стена была невысокой и через неё просматривался весь небольшой двор соседей.
– Маришка, ты проснулась? — внезапно откуда-то сверху раздался громкий голос Валентины. Джека вытянула шею, пытаясь увидеть Валю в саду, но там её не было.
– Кого ты там высматриваешь?   
Услышала Джека звонкий смеющийся голос позади неё. От неожиданности девочка вздрогнула. Глядя на неё, вздрогнула и сестра, и они обе рассмеялись.
 
– Ой? Ты уже оделась? Молодец! – не переставая удивляться, воскликнула Валя.
 Джека, скорчив смешную рожицу, с удивлением поглядывая на сестру, подумала: – Словно мне всего три года, и я до сегодняшнего дня никогда самостоятельно не одевалась. Перехватив её взгляд, Валя, как будто извиняясь, ласково растягивая слова, сказала: – Ладно, ладно, не обращай на меня внимание. Понимаешь, я всегда мечтала о младшей сестре, а на свет появился мой рыжеволосый брат – балаболка.
– А я мечтала о сестре, – произнесла Джека. И, вспомнив своего брата Сергея, произнесла: — Но у меня есть старший брат, которого я очень люблю и всегда буду любить.

– Это хорошо, что ты его любишь, – неожиданно раздался в проёме дверей голос Прасковьи Андреевны. — Мы с твоей мамой встретились в самые трудные дни войны, очень сильно подружились, но при эвакуации из Ленинграда потеряли друг друга из вида. И благодаря твоему деду Аполлону нашли друг друга, а потому я надеюсь, что ваша дружба с Валей будет длиться так же долго, как наша с твоей мамой.
 
– У нас всё получится, правда, Маришка? – спросила Валя, ласково поглаживая Джеку по её длинным до пояса волосам, заплетённым в косу. Джека молча кивнула головой, соглашаясь с сестрой. Валя, повернувшись к маме, принялась рассказывать: – Тётя Нина и дядя Володя, Сергей и Маришка с первых дней нашего знакомства стали относиться ко мне так, словно знали меня давно, и потому мы с Джекой считаем себя сёстрами.
 
 – Эй, старшие и младшие сестрички! А мы завтракать сегодня будем? – раздался нетерпеливый голос Виталия, заглянувшего к ним в комнату.
– Сейчас, сейчас, — забеспокоилась Прасковья Андреевна и поспешила к столу.
– Мама, мы Вам сейчас поможем! – крикнула Валя и жестом позвала Джеку за собой.
Втроём они быстро расставили приборы на столе. Нехитрая еда: это был все тот же омлет, маленькие лёгкие оладушки с простоквашей, белый хлеб и компот из вишни. Компот был очень вкусным. Джеке даже стало казаться, что более вкусного компота, чем этот, она еще не пробовала. И ещё, как ни странно, ей понравились оладушки. Её мама тоже по воскресным дням пекла оладьи, но они у неё были большими и сильно прожаренными. У Прасковьи Андреевны оладушки получались маленькими и сами просились в рот. Ели их не со сметаной, как было всегда принято в семье Джеки, а с простоквашей или кукурузным мёдом (скорее всего, это был не мёд, а кукурузный сироп, но он был ничуть не хуже мёда).

5.
После завтрака Прасковья Андреевна предложила дочери: — Валюша, покажи Маришке всё наше хозяйство, а потом соберите фрукты для компота.
Хозяйство у Прасковьи Андреевны оказалось не маленьким. Первой помощницей семьи считалась корова Белянка. Кроме неё, у Прасковьи Андреевны были кролики и куры. А ещё у них были голуби. Они принадлежали хозяину дома — Захару Прохоровичу. Большая или не очень большая была коллекция голубей, Джека не могла понять, но сам вид голубятни напомнил ей о том времени, когда они всей семьей жили в коммунальной квартире. В большом дворе их дома тоже имелась голубятня и часто, выйдя ранним утром во двор, можно было услышать свист хозяина, гонявшего своих летящих питомцев.

– Это были незабываемые минуты, – вспоминала Джека. — мне нравилось разглядывать в голубом небе ярко-белые летящие пятнышки птиц. Казалось, что они отождествляли собой маленькую частицу счастья всей нашей огромной страны.

 Кроме кур и кроликов, в семье родных были охотничьи собаки. На охоту с собаками ездил Виталий.
Однажды к Захару Прохоровичу приехал цыган и попросил продать ему щенков. «Заплачу, — говорит, — хорошо, не обижу тебя».
И принес Захару Прохоровичу мешок пшеницы за двух щенков. Так состоялась та сделка. А через три дня кутята вернулись к прежнему хозяину. Захар Прохорович тут же смекнул, к чему идёт дело, спрятал щенков и стал ждать неудачливого покупателя. Тот приехал через день после возвращения собак и рассказал, что у него пропали щенки.
– Не вернулись ли они к вам? — полюбопытствовал он у Захара Прохоровича.
– Нет, не видел, – схитрил дядя.
Цыган поохал, поохал и уехал ни с чем, а Захар Прохорович потом еще дважды продавал одних и тех же щенков, а Виталий помогал ему отыскивать новых покупателей.

 Двор у родных делился на две части, и каждая из них была разделена пополам. В одной такой четверти двора, с левой стороны от дома, росли яблони. За яблонями по ширине всего двора находилась одноэтажная хозяйственная пристройка, которая так же, как и дом, была построена ещё до Великой Отечественной войны. В пристройке стояли клетки с курами и кроликами и там же находилось стойло коровы Белянки. Здесь же был сквозной проход к фруктовым деревьям: абрикосам, вишням и грушам. Между фруктовыми деревьями были небольшие грядки, на которых росли маленькие арбузы сорта «колхозница».

В правой части пристройки был погреб и небольшая псарня. Перед пристройкой с одной стороны были грядки с овощами, а вдоль соседнего дома, который граничил с участком Прасковьи Андреевны, росли большие сладкие «астраханские» помидоры.
– Ух, ты! – восторженно воскликнула Джека и облизнулась, не переставая разглядывать тяжёлые плети кустов с помидорами.

– Маришка, собери, пожалуйста, полное ведро помидоров, – попросила её Прасковья Андреевна.
Джека стала аккуратно снимать каждый красный плод, но, к её изумлению, в ведро влезло только пять штук помидоров. – Надо же! – изумленно воскликнула она и стала объяснять хозяйке дома: – У нас в городе не найдешь таких огромных овощей. – Но, завидев удивлённые глаза Прасковьи Андреевны, тут же пояснила: – Ну, может быть, на рынке и продаются такие помидоры, но там всё очень дорого! Мы всегда покупаем маленькие болгарские помидоры, но они никогда не бывают такими красными и сладкими, как ваши.

 Прасковья Андреевна улыбнулась Маришке и велела ей каждое новое утро начинать с ягод вишни, а после завтрака нажимать на свежие овощи.
 – В них много витаминов, которые тебе необходимы, – заявила она.

Позже Джека писала маме: «Если бы ты знала, как смеялся надо мной Виталий, когда я обнаружила, что огурцы растут на грядках колючими. Ему было невдомёк, что помидоры в наших широтах не растут, а огурцы я могла видеть только на чужой даче».

Набрав ягод в саду, Джека с Валей вернулись к дому. Здесь вдоль асфальтированной тропинки росли низкорослые разноцветные цветы портулака.
– Какие красивые! – негромко воскликнула Джека. – У нас такие цветы не растут.
– Да, у вас таких цветов я никогда не видела, – согласилась с ней Валя и тут же сказала: – но зато у вас можно увидеть прекрасные клумбы в центре города. Взять хотя бы те, что находятся возле Исаакиевского собора… Мама, там такие очаровательные тюльпаны! И рассажены так аккуратно, словно перед тобою лежит большой цветочный ковёр…

– Это надо же, что придумали! – покачивая головой, задумчиво произнесла Прасковья Андреевна. – Выложить цветы живым ковром.
 – Но чем хуже ваши цветы?  – не понимала Джека. – И растут они как пёстрый живой ковёр, – робко произнесла она, бросая вопросительный взгляд то на Валю, то на тётю.
Прасковья Андреевна пытливо взглянула на Джеку, затем опустила глаза на цветы и рассмеялась:
– А ведь Маришка права, я думаю, наши цветы не хуже ленинградских посажены.

 Всё было хорошо, но Маришка никак не могла привыкнуть называть Прасковью Андреевну тётей, и, по всей видимости, это обстоятельство не очень нравилось самой хозяйке дома. Как-то утром она подошла к Маришке и спросила: «Почему ты меня называешь по имени и отчеству?»

В первый момент Джека растерялась и покраснела от смущения, не зная, что сказать ей в ответ, а Прасковья Андреевна, не обращая внимания на её волнение, продолжала тихо и ласково объяснять: «Валя рассказывала, что она обращалась к твоей маме не иначе как «тётя Нина», так почему бы и тебе не называть меня тётей Пашей?
С тех пор Джека стала называть Прасковью Андреевну тётей Пашей, а потом и вовсе сократила её имя до тёти Па. Но они обе на этом не остановились, и вскоре на почтовых открытках и письмах, которые отправлялись на имя Маришки, тётя расписывалась «тё Па».

Одно время Джека очень стеснялась и даже побаивалась главу семьи Захара Прохоровича.  Она всё время ловила на себе взгляд его внимательных серых глаз. Но как позже оказалось, Захар Прохорович был только на вид строгим, а на самом деле он был добрым и отзывчивым человеком. Ко всем Маришкиным рассказам о семье и её родном городе он относился с большим вниманием. Но однажды не вытерпел и, чуть смущаясь, признался, что уже бывал в Ленинграде.
 
– Как? Когда? – посыпались на него вопросы Джеки.
– Был! – усмехнулся он, поглаживая свои рыжие усы. И рассказал свою небольшую историю, как его послали учиться в военную академию в Ленинград. Но, проучившись два курса, он понял, что не сможет её закончить. – Военные дисциплины сдавал на «отлично», а вот с русским письменным я так и не смог совладать, – с досадой произнёс он и умолк, огорченно вздыхая. Наверное, он не раз переживал неудавшуюся попытку получить высшее военное образование и только сейчас решил признаться в этом.

Как-то, разговорившись, тётя Паша рассказала Джеке, что в дни своей молодости она работала учительницей младших классов. В школе она и познакомилась с Захаром Прохоровичем. На наивный вопрос девочки: «Он что там учился?»  Тётя Паша рассмеялась и сказала: «Захаживал к нам по делам. Так мы и познакомились с ним».

Первые десять дней Джеке было нескучно, ей вполне достаточно было окружения семейства родных. С утра она помогала тете Паше справиться с её большим хозяйством. Девочке было интересно всё: кормить кур и кроликов, любоваться голубями, собирать ягоды для компота и даже мыть ненавистную ей дома, в городе, посуду. Да, да! Вы не поверите, дома она никогда не любила мыть посуду, а здесь она делала все это так быстро и аккуратно, что, глядя на неё, Валя от удивления не знала, что сказать, и только молча пожимала плечами. А тетя Паша, глядя на них, смеялась и говорила, что во всем виновато солнце и вода.
На самом деле, воды- то здесь было не так уж много. В то время в городке были большие трудности, связанные со снабжением водой. В каждом дворе были свои ёмкости – бассейны, которые представляли собой зацементированный колодец, но без водной жилы.
 
Одно время, по словам тёти, воду развозили по домам, а потом её закачивали в эти бассейны.  Теперь же происходило всё проще: вечером на два-три часа включали водопровод, и тогда в каждом дворе начинался «праздник воды». Сначала поливали огород и сад, затем наполняли водой бассейн, а потом в шутку все обливали друг друга. Тётя Паша тоже участвовала в такой игре. Было шумно и весело, но как только на пороге дома показывался Захар Прохорович, весёлые голоса смолкали, и игра заканчивалась.

6.
Однажды, собираясь в магазин, тётя Паша предложила Маришке совершить поход за продуктами в центр села.
Перед тем как выйти из дома, Прасковья Андреевна переоделась в своё лучшее платье. Джека, глядя на неё, тоже надела своё любимое шелковое платьице в серую клетку.
– Оно тебе к лицу! – Похвалила тётя Паша племянницу и неожиданно задумчиво произнесла: – Когда человек одевается опрятно, он проявляет уважения к людям.
В то время Джека не придала особого значения этим словам, но оказалось, что эти мудрые слова тёти остались в памяти у девочки на всю оставшуюся жизнь. Гораздо позже, глядя на иностранцев, разгуливающих по её замечательному городу в шлепанцах и шортах, она вспоминала слова тёти Паши.
 
От улицы, где проживали её родственники, до центра села было минут пятнадцать ходьбы. Всю дорогу, встречаясь со знакомыми ей людьми, тётя здоровалась с каждым из них и, кивая в сторону Джеки, радостно сообщала: «Это моя племянница из Ленинграда. Приехала к нам погостить».
Вскоре они оказались на площади, где совсем недавно был построен новый двухэтажный универмаг.
С левой стороны от него стоял небольшой ларёк по продаже сока.
 «Какой будем покупать?» – спросила тётя Паша. Джека посмотрела на витрину и от удивления ахнула. Ещё ни разу в жизни ей не доводилось видеть так много разных напитков: виноградный и томатный соки, а также сливовый и вишневый; абрикосовый и малиновый; яблочный и грушевый. Да каких только фруктовых напитков тут не было! В Ленинграде такого богатства найти было крайне трудно даже в знатном Елисеевском гастрономе.
Джека долго не могла выбрать сок, а тётя терпеливо ждала.  Они выпили по два стакана сока и после продолжили свой путь в глубь села к почте, где купили большую пачку газет для Захара Прохоровича. Возвращаясь домой, они заходили в каждый продуктовый магазин. В одном они купили пилёный сахар и кукурузное масло, которое вся семья любила больше подсолнечного. В другом, как правило, покупали два серых и один большой круглый белый хлеб.
Проходя мимо ларька с соками, тётя вновь купила пару стаканов, а потом ещё – и мороженое. Домой они пришли с чувством исполненного долга, довольные выполненной ими программой...