de omnibus dubitandum 110. 54

ЧАСТЬ СТО ДЕСЯТАЯ (1899-1901)

Глава 110.54. РУЧКА БЫВАЕТ ТОЛЬКО У БАРЫШНИ…

    В мое время переход из класса в класс всегда был по экзамену. Уже позже стали переводить по годовым отметкам.

    Экзамены у нас кончались в середине мая, и все разъезжались на каникулы, кроме шестых и седьмых классов (фото - занятия с кадетами выпускного класса), которые через день-два после экзаменов шли в лагерь.

    Хотя пребывание в лагере отнимало от нас целый месяц каникул, но мы любили наш лагерь и с удовольствием вспоминали его.

    Шли на вокзал в походной форме, с ружьями, через весь город и громко пели песни. Публика останавливалась и любовалась, глядя на стройные ряды кадет, а мальчишки толпой бежали по сторонам.

    Поезд шел до Персияновки, где был наш лагерь, полчаса. Бараки лагерные находились в огромном парке – лесу на берегу речки Персияновки. Бараки были просторные, светлые, сухие. Отдельно столовая и кухня. Была и маленькая, но очень уютная церковь.

    В лагере учили уставы, название частей, сборку и разборку винтовки и строго требовали знаний, придираясь к каждому пустяку.

    Один кадет, вместо «рукоятка» затвора винтовки, сказал «ручка» затвора. Смирнов его прогнал со словами: «Ничего не знаете и ничего не понимаете, надо выучить – ручка бывает только у барышни, и то у хорошенькой».

    Производили съемку местности, знали все условные знаки по топографии и вычерчивали их.

    Каждый день производили пешие учения – и не маршировку, которую хорошо знали в корпусе, а маневры, оборону, наступления, перебежки, атаки и прочее. Совершали походы с ночевкой вне лагеря. Все это кадеты любили...

    Можно было купаться в Персияновке, причем воспитатели учили неумеющих плавать. Была кадетская лодка – катались. В этой же речке удочкой ловили рыбу.

    За речкой огромное пространство занимали болгарские огороды. Болгары, непревзойденные огородники, продавали свои овощи в Новочеркасске.

    Любители сильных ощущений пробирались ночью в эти огороды, чтобы стащить там совершенно ненужную им морковку или луковицу, просто из удовольствия.

    В случае обхода воспитателя «махальный» должен был кричать по-кукушечьи, и любители острых ощущений скорее спасались в лагерь. Если воспитатель их встречал в кадетской роще, то на вопрос «откуда» отвечали: «Из «Капернаума» или «Из «Иерихона» – так назывались злачные места, расположенные далеко от бараков.

    Залезали и в чужие сады, но фрукты в мае были еще зеленые, так что залезали исключительно из молодечества. Были и жалобы на кадет, но виновные никогда не были обнаружены.

    Один раз семиклассники нашли подбитую ворону, принесли ее в барак и решили выучить говорить слово «Чичиков», посадили ворону на кровать, окружили ее, и все начали говорить: «Чичиков, Чичиков...».

    Не заметили, как сам Чичиков (войсковой старшина Лепилин) подошел и громким басом: «Вы что здесь делаете?». Все вскочили и после небольшой паузы ответили: «Учим говорить вороненка».

    – «Выпустить в лес и не сметь приносить в барак».

    Приказание было исполнено, а Лепилин пошел в барак к шестиклассникам и сказал им: «Меня прозвали Чичиковым, и я горжусь этим прозвищем: Чичиков был гениальным человеком».

    В роще лагеря в это время – май, июнь – была масса соловьев, и все ночи напролет они, не умолкая, пели свои чудные напевы и часто не давали заснуть. Кадеты отгоняли их подальше от бараков.

    По праздникам кадет отпускали из лагеря в город. От бараков станция Персияновка была в полуверсте. Возвращаясь из города, кадеты, чтобы не идти такое большое расстояние, спрыгивали на ходу поезда против главной аллеи лагеря.
 
    Железнодорожники пожаловались корпусному начальству, и нам запретили спрыгивать, а дежурный воспитатель подходил к месту, где спрыгивали, и, если кто спрыгнет, тот в следующее воскресенье оставался без отпуска.

    Лагерная жизнь продолжалась месяц, и кадеты разъезжались на каникулы. Перед отъездом в отпуск, на институтском пикнике в Александровском саду в Новочеркасске, я познакомился с Похлебиными – матерью и дочерью, которые всегда жили в Петербурге и только на лето приезжали в Новочеркасск, где у них был собственный дом. Они просили меня приходить к ним в Петербурге, где каждую субботу у них собираются гости.