Чимароза, Северная Пальмира или Египет Аникину

Думаю, что это будет метаисторический роман поскольку хм часть Клеопатра написана давно, но это недавнее открытие, сделанное, благодаря оперному певцу Александру Аникину, что Клеопатра связана с Екатериной II

Александру Аникину

Привожу стихотворение Огюста Барбье, посвящённое Чимарозе

Рожденный в той стране, где чист лазури цвет,
С нежнейшим именем, в котором лир звучанье,
Беспечной Музыки веселое дыханье,
Певец Неаполя, любил ты с юных лет.

О Чимароза! Где другой такой поэт,
Чье озаренное весельем дарованье
На лица, полные угрюмого молчанья,
Могло бы так легко отбросить счастья свет!

Но в упоении бездумного успеха,
В бубенчиках шута, под тонкой маской смеха,
Ты сердце нежное хранил в груди своей.

Прекрасен гений твой, мечты всегда живые!
Не поступился ты ничем для тирании
И пел свободе гимн, томясь среди цепей.
Огюст Барбье

Итальянец Доменико не понимал своей судьбы: ему пришло приглашение
Накануне отъезда Чимарозы в Российскую Империю, ему приснился странный сон. Он видел Египет времён Цезаря и Клеопатры.


1. Переход по иному пути.
Александру Аникину
Хармиона очень плакала по Клеопатре. После того как их с Антонием убили, служанка Клеопатры думала, что для неё кончится жизнь. Фонтей Капитон перешёл на службу к Октавиану Августу, а саму Хармиону из склепа, где её должны были отравить вытащил Птолемей Виндекс, который любил женщину, несмотря на то, что сердце Хармионы раньше принадлежало Фонтею Капитону, который оказался сильнее того, чтобы сказать что она ему нравилась. Виндекс, которому исполнилось 79 лет, взял бережно женщину на руки и вынес из склепа, в котором заговорщики отравили Клеопатру и Антония. Они задыхались как в чаду, и, заглянув в голубые глаза Виндекса в этот момент, Хармиона растворилась в  них до конца жизни.
Хармиона и Виндекс стояли на берегу реки, в которой Христос совершал омовение и крестил христиан. Они не решались подойти. Хармионе было 37 лет, Виндексу 79. Женщина улыбалась мужчине – наконец-то они были вместе. Эти двое любили друг друга, и смогли избежать коварства Октавиана Августа, который нынче пришёл к власти. Мужчина и женщина были замечены Иисусом, который им улыбнулся, и протянул руку. Из самой руки  Христа исходил свет.
Мужчина и женщина смотрели на Христа с благодарностью и учтивостью.   Иисус был красив, благороден и от него исходило добро, в которое хотелось верить. Так приходила вера.
Так пришла вера.
Хельга и Виндекс совершили омовение в реке, и стали христианами, поженившись после того в христианской общине и находясь в ней до конца своих дней.


2. Триумфатор.

 Александру Аникину

Стоял ясный солнечный день. Двадцать тысяч столов стояли на улицах Рима, к которым стекались люди, как богатые, так и бедные. Столы стояли повсюду: между домов, инсул, храмов. Но самые почётные места находились у здания Сената, у Амфитеатра Помпея, у Форума, и у храмов, посвящённых различным богам.
Город Рим располагался на семи холмах, и представлял собой прекрасный город, восхищавший ни одного путешественника. Город открывали Триумфальные ворота, за которыми располагалось марсово поле. Дома представляли собой лишь различные варианты одного и того же плана. Прямоугольные в плане здания, крытые покатой крышей из красного кирпича, иногда за домом можно было видеть прекрасные благоухающие сады, возделываемые рабами ради того, чтобы радовать глаза римлян и доставлять им наслаждение, когда те решат отдохнуть в тени дерев, или просто полюбоваться цветами. Дома практически все были одноэтажными, правда, многие
римляне в силу финансовых возможностей селились в многоэтажных домах, так называемых инсулах, многие из которых не имели внутренних канализационных трубопроводов, вследствие чего римлянам приходилось мириться различными с вытекающими отсюда последствиями. Различные храмы и базилики украшали улицы
города, предавая ему величественный вид. Амфитеатр Помпея, вмещающий до 27 тыс. зрителей, поражал своей помпезностью и роскошью. В этом амфитеатре происходили спектакли по пьесам греческих и римских авторов. Выступающие в масках, изображающих ту или иную черту характера, актёры разыгрывали здесь трагедию
или комедию. Город постепенно обустраивался, новые и новые постройки возводились, прославляя архитекторов, построивших их.

На правом берегу Тибра богатые люди приобретали роскошные виллы, вмещающие ни одно хозяйство, и по площади, занимающие огромное количество пространства. Сердцем Рима, был, конечно же, Форум. Окружённый с разных сторон храмами, благоухающий среди священных растений, он являлся местом выступления ораторов.
Здания первых бань, возведённых ещё во II н. э. были вначале простыми помещениями для мытья, предназначенными только для мужчин, но уже появлялись и первые частные бани, интересные своим роскошным убранством. Большой цирк был крупнейшей и
старейшей ареной для гонок, вмещавшей в себя до 250 тыс.

зрителей. Его длина достигала 550 м, а ширина - 180 м. Так,вот, по улицам древнего Рима, вдоль этой всей роскоши, стояли столы, за которые постепенно рассаживались люди. Рабы разносили множество различных блюд, запах которых приятно щекотал ноздри римлян, заставляя их желудки настроится на приём пищи. Сначала подавались вызывающие аппетит кушанья, такие, как редис, грибы,салат, устрицы и ракообразные. Далее, по мере того, как кушанья исчезали со столов, римлянам подносилась более существенная пища, вроде мяса, рыбы и домашней птицы, которые подавались с изысканными соусами вроде ликвамена или гарума, который
готовился из рыбы, соли и пряных трав. Другим популярным соусом был дефрут, получаемый путём кипячения фруктовых соков до тех пор, пока они не уварятся и не уменьшатся на одну треть. После того, как первые блюда съедались, рабы заменяли столы, теми, на которых гостям предлагались фрукты, орехи, и нежнейшее медовое
печенье.

Всё это запивалось огромным количеством вина, в основном привезённым из Неаполя. В городе, казалось, всё было пропитано торжеством. Богатые римлянки в дорогих длинных столах из индийского шёлка были увешаны драгоценностями из чистого золота. Римлянки победнее ограничивались простыми украшениями, которые являлись скопированными моделями с украшений знатных женщин. Многие римлянки покрыли головы накидками, чтобы защитить свои волосы от уличной пыли. Мужчины
были одеты в туники, сенаторов отличала туника с пурпурной полосой по середине. У многих через плечо была перекинута тога.

Причёски женщин не были изысканными. Многие просто собрали волосы в пучок, и на голову одели ободок. Но некоторые знатные римлянки хвастались шикарной причёской из волос, срезанных у рыжеволосых или светловолосых рабынь. Женщины, кокетливо
переглядываясь с мужчинами, рассаживались за столы,сопровождаемые отцами и мужьями. Рассаживались согласно общественному положению, и статусу.
Рабы суетились, разнося подносы с пищей и вином, которого было настолько много, что могло бы напоить не только весь цивилизованный мир, но и варваров. Простолюдины радовались. В самых нарядных одеждах, свежевыстиранных, наглаженных, они ходили в предвкушении великого события, которое вот-вот должно было произойти. Дул лёгкий, ободряющий ветерок. Люди переговаривались, шутили и, поздравляя, друг дружку, обнимались.

Музыканты развлекали римлян игрой на свирелях, флейтах, тамбуринах, лирах и цимбалах. Граждане, которые могли играть на инструментах (публично петь и выступать для римлян считалось позором), обсуждали мастерство исполнителей. Кое-где, поэты, взобравшись на помосты декламировали стихи, вызывающие одобрение или порицание слушателей. Часто можно было слышать перебранку между поэтами, которые явно стараясь привлечь внимание публики, разыгрывали поэтический спор между собой, что вызывало довольные ухмылки у знатных римлян, которые поддерживали то одного, то другого поэта. В промежутках между перебранками можно было наблюдать, как два только что ссорившихся человека, обнимая друг дружку, пьют чашами вино,
пьянея не только от винных паров, но и от счастья, осознавая, насколько важен был момент приближения Триумфатора.

Где-то в середине первого дня торжества, когда римляне уже достаточно напились, наелись и поразвлеклись, триумфальная процессия вступала в город от Марсового поля через специально воздвигнутые триумфальные ворота. Показались первые легионеры, сопровождающие невиданную доселе добычу. Их доспехи сияли на Солнце, красные плащи и перья легатов привлекали всеобщие внимание. Знаменосцы каждого легиона несли особые символы в виде орла, которые служили символами каждого легиона. Разряженные в кольчуги центурионы опционы, опоясанные мечами и одетые в
шлемы с красными перьями и красные плащи, выступали за легатами. Далее воины шли согласно занимаемым ими должностям.

Рядом с воинами шли рабы, несущие корзины и блюда, усыпанные золотом и серебром. Огромные корзины, доверху наполненные золотом, драгоценными камнями, произведениями искусства, изделиями из серебра, драгоценными металлами, роскошными тканями, несли четыре дня. Римляне славили Триумфатора, который
вернулся после оглушительных побед, поразив всех своих врагов и соперников. Двадцать тысяч золотых венков несли сотни рабов на украшенных золотой росписью драгоценных блюдах. Римляне, славили Триумфатора, и в тоже время отпускали нелестные замечания в его адрес, так, как в этот день позволялись любые, даже самые вольные высказывания в адрес виновника торжества. Всё дышало
радостью, и было проникнуто духом Триумфа. Богатую добычу проносили по улицам города три дня, и, видя, несметные богатства, захваченные Триумфатором, римляне восторгались и волей неволей, вместо положенных бранных слов раздавались возгласы восхищения.

Всё время, пока несли добычу, римляне пировали, напивались вина, и всё больше убеждались, насколько могуч был их Триумфатор.

На четвёртый день, народ заликовал: показались первые ликторы - почётная стража, сопровождающая Триумфатора. После ликторов на колесницах ехали почётные пленники в одеждах, подчёркивающих их национальность. Они с любопытством и горечью
смотрели на ликующую толпу. На их лицах можно было разглядеть боль и отчаянье людей, попавших в плен, ловко прикрытые под маской холодности и гордыни. Прекрасные лица пленных царей и цариц, поверженных Триумфатором, вызвали бурю восторга, у ожидающих последнего, как чуда, римлян.

Гулы приветствия послышались ещё больше: появилась золотая колесница, запряжённая четвёркой белых коней с роскошными пышными гривами. На колеснице в пурпурной тунике, вышитой пальмовыми ветвями, и белоснежной тоге, ехал Триумфатор. За
ним стоял раб, держащий венец, и приговаривающий: «оглянись, и помни, что ты человек». В самых первых рядах толпы, приветствующей Триумфатора, стояла чернь, подкупленная почтенными сенаторами, заботящимися о нраве их лидера. Чернь, в грязных и дешёвых одеждах, похожих на какую-то обшитую половую тряпку, с
неухоженной головой и грязными ногтями, которые кое-кто периодически покусывал, прыгая и корчась, как обезьяны, выкрикивала ругательные слова в адрес Триумфатора.

Но  Триумфатор, будто этого не слышал. Он думал о том, что он какой-то
бог, и, в своих мечтаниях вознёсся до высших материй, и уже владел всем миром. Гордыня овладела им. Он не замечал, ругающей его черни. Он видел только рукоплещущую толпу, пальмовые венки, и своих радующихся за него, приближенных, которые кричали ему одобрительные высказывания и славили его, вознося за подвиги. За колесницей шли певцы и певицы, которые под сопровождение инструментов славили Триумфатора, выражая это в пении. Высокие и низкие голоса неслись сквозь пространство, и, достигая вершин мироздания, растворялись в вышине, ублажая не только слух, жаждущих развлечений и побед римлян, но и богов, которые горько
сожалели о том, что Триумфатор, для которого они сделали всё, что смогли, забыл о них, и практически не слышит. Пение неслось сквозь пространство, и римляне слышали следующие.

Ясный день сменил пасмурный вечер. Колесница с триумфатором въезжала в огромное здание храма Юпитера, где Триумфатор должен был, славя богов, на алтаре заколоть овцу.

Главный понтифик, улыбаясь, поднёс жертвенное животное Триумфатору. Один из жрецов убил его. Под чтением молитв прах жертвенного животного вознёсся к небесам. Торжественно улыбаясь, Триумфатор отправился в здание Сената, чтобы доложить сенатором о своих победах, и пригласить избранных попировать вместе с ним.

Глаза его сияли. Душа ликовала. Мир и Рим лежали у его ног…

Триумфатор вошёл в здание Сената. Встретивший Триумфатора один из его Полководцев, обнимая его, сказал:

- Да велик этот день, когда вы победами прославили наш древний
город Рим, Гай Юлий Цезарь!

Полководец поклонился Триумфатору, и они, вместе вошли в
здание Сената.
 

Доменико Чимароза проснулся в жарком поту от такого сна, но в тоже время принял сон как был. Ему нужно было собираться на Север. В Санкт-Петербург, по приглашению величайшей из Императриц Екатерины II. Причём тут Клеопатра?  Доменико был 38-летним мужчиной среднего роста, слегка кругловатый на лицо - создавалось такое ощущение, что у него был круг вместо лица, несколько мешковатый из-за малоподвижного образа жизни, и склонности к пирам и еде, хотя он был не настолько обжорой, как Джоакино Россини, который ещё даже не родился на свет в 1787 году - Россини появится только в 1792 году, и прославится на весь мир не только операми, но и обжорством, будут ходить слухи, что Россини умрёт от отравления - от переедания, но это будет после Чимарозы, а пока Доменико, проснувшись в 10 утра решил быстро паковать вещи и ехать в Санкт-Петербург.

Ехать в Российскую Империю Доменико было не охота, но Императрица не смогла справиться  с разбушевавшейся оперной звездой Джулией Мадзини, и когда наследник Чимарозы Пазиелло, которого впоследствии будет гнобить Россини в своей великой опере Севильский цирюльник, покинет пост из-за женщины, Доменико вынужден был принять предложение Екатерины II и ехать в Петербург к русским медведям встречать там зимы, пока его не прогонят со двора. Несмотря на страх перед дорогой, Чимароза проснулся в приподнятом настроении и продолжал собираться в дорогу.

Неожиданно, ему за завтраком снова предстал образ Великого Римского Полководца Гая Юлия Цезаря, который, с усмешкой на устах будто хотел ему что-то сказать. Чимароза, махнув рукой, прогнав ненужное видение, впился в холодную, оставшуюся еще с вечера курицу, запил курицу красным вином и решил собираться дальше, размышляя о том, что ему может пригодиться в Санкт-Пебербурге.