Кара небесная?

Во времена студенческой молодости в одном из общежитий Питера жила лучезарная девушка. Словно лучик солнца влетал в аудиторию вместе с её рыжей копной кудряшек и сияющей улыбкой. Становилось тепло, светло и уютно. Все проблемы в ужасе разбегались от заливистого смеха Марины. Да и не видела она проблем, радовалась жизни, как дитя малое.

Дружили с ней две девицы: чёрненькая Галочка, смоляные брови вразлёт вечно подняты в знак негодования, и блондинка Светочка с фарфоровым личиком хрупкой куколки и большими глазами испуганного ребёнка. Более неподходящую троицу и представить невозможно.

Дружбой, конечно, назвать их совместное времяпровождение можно было с натяжкой. Учились они в институте на одном факультете, в общежитие жили в одной комнате. Марина всегда улыбчива, приветлива. Шла, будто летала, едва земли касаясь, да ещё и песенку мурлыкала всегда себе под нос. Завидовали "подружки" такой лёгкости, ходили везде за Мариной по пятам, в надежде погреться в лучах её жизнелюбия, примерить на себя блеск её искромётной улыбки. А Марина и не возражала.

Так заразительна была радость девушки, что в её присутствии хмурые люди невольно начинали улыбаться, раздражённые – успокаивались, злые – удивлялись: на кого злились только что и зачем?

Идёт, бывало, Марина по улице. Навстречу ей человек мрачный, как грозовая туча. Всех в толпе задевает, недовольство своё расточает, будто молниями стреляет. А Марина за руку его возьмёт, в глаза посмотрит и улыбнётся. Человек застынет на месте, широко распахнув глаза от удивления, словно чудо перед собой увидит. Смотришь: и морщинки разгладились, и серость с лица ушла. Пока опомнится, а Маринкина юбочка, как лёгкая лодочка, уже лавирует среди волн людских в отдалении.

Если бабуля какая согнулась под тяжестью сумок, ворчит так, что за ней шипение шлейфом тянется, как от проколотой шины, так Маринка сумки подхватит вместе с сухонькой ладошкой старушки, рядом пойдёт, к неровному шагу бабульки приноравливаясь, и песенку мурчит. Бабка подслеповато щурится, рассматривая рыжее чудо, охает и причитает, а через секунду уже соловьиными трелями разливается, щедро брызжет спелым соком премудростей разных.
– Благодарствую, внученька. Здоровья тебе, милая. Угодила от души.
– И вам, бабушка, не хворать, – смеётся Марина и бежит дальше.

Шли как-то из общежития студенты гурьбой на занятия мимо жилых кварталов, что рядом с институтом располагались. Марина, как всегда, бодрым шагом возглавляла шествие. Чуть сзади Галя со Светой старались не отстать от быстроногой подруги. Далее одногруппники толпой брели, на окружающих мало обращали внимания. Однако  гневную тираду громкоголосой мамаши на детской площадке, эхом разносящуюся в замкнутом пространстве Питерских колодцев, пропустить не смогли. Грохоча рессорами и выпуская пар, как паровоз, набирающий обороты, женщина распекала мальчонку, злобно выплёвывая в его адрес обвинения. Тот рыдал в голос, стараясь криком перекрыть мамины децибелы. Между ними сломанная игрушка – видимо, предмет раздора.

Марина импульсивно бросилась в гущу событий. Говорить ничего не стала. Просто обняла женщину и, словно убаюкивая, раскачивалась с ней из стороны в сторону, что-то тихонько нашёптывала на ухо. Мамаша сжалась вся, сложив руки на груди крест-накрест, как пружинка, зажатая в крепких тисках. Ребёнок удивлённо вытаращил глаза. Внезапная тишина сдавила барабанные перепонки. Опешившие студенты замерли на мгновение, наблюдая за происходящим.
– Сейчас рванёт, – прокомментировал кто-то из ребят, непроизвольно втягивая голову в плечи, словно ожидая отдачи в свою сторону.
Но тут смех, больше похожий на лёгкую истерию, огласил место военных действий.
– Ой, что это я? – освобождённая мамочка растерянно озиралась по сторонам, пытаясь сообразить, что произошло. Всплеснула руками, подхватила малыша и закружилась с ним по площадке.

А Марина уже летела дальше, словно происходившее её совсем не касалось.
– Ты не боишься, что тебе когда-нибудь достанется за твои подвиги? Зачем тебе это надо? – подруги озабоченно косились на Маринку. Та улыбалась, непринуждённо перескакивая через маленькие лужицы, задорный румянец разливался по веснушчатому лицу.
– Я в себя их гнев не впускаю, чужие эмоции трансформирую. А сама заземляюсь или отдаю всё в космос, – глаза светились озорством. Она словно знала некую тайну, но не спешила делиться. Играла опавшими листьями под ногами. Подхватив на ходу жёлтый лист, подбросила и наблюдала, как он вертолётиком спускается к своим собратьям.
– Ну ты даёшь?! – скептически скривились алые губки Светланы.

Маринкин энтузиазм спать не давал девицам, ел изнутри. Решили они попугать подружку, пыл её остудить.
– Так жить несправедливо, – ныла Света. – Одним всё внимание, другим ничего. И за что?
– Надо её проучить, – нарисованные бровки Галины, как стрелы, устремились вверх.

Сказано – сделано. Нашли в интернете какое-то заклинание и в один прекрасный солнечный день решили поворожить.

Как раз субботник в парке организовали, студенты старательно сгребали опавшие листья в кучи. Галя со Светой в кустах разложили пентаграмму из веток, начали читать текст по бумажке.

Неожиданно набежали тучи, поднялся шквальный ветер. Выхватил из рук листок и погнал прочь. Сокурсник, подметавший дорожку, поймал его веником и сгрёб в мусор.
– Не дочитали! – глаза Светы напоминали пятирублёвые монеты.
– Вроде и так уже сработало, – Галя отряхнула руки. – Вот и дождик начинается. Сейчас радость Маринки подмокнет, не до веселья будет.
– Так и мы намокнем. Пошли отсюда.
– Подожди. Посмотрим, что дальше будет.

Студенты кутались в поднятые воротники, прятали носы, но продолжали вяло работать. Одна Маринка порхала, как бабочка, теряясь в водовороте разноцветных листьев. Раскрывала пакеты, подставляла их чёрные разинутые пасти под очередной порыв ветра. Цветной поток словно засасывало в полиэтиленовую утробу.
– Ей даже погода вечно помогает, – Света топала ногами от негодования, отплёвываясь от мусора, залетавшего в рот.

Дождик накрапывал всё настойчивее. Ребята поспешно собирали инвентарь. Девчонки, как воробушки, жались под раскидистым каштаном, стараясь укрыться от непогоды.
Маринка не спешила прятаться. Раскинув руки в стороны, подставляла лицо крупным, пока ещё редким каплям.
– Маринка! Холодно, иди к нам. Что ты делаешь?
– Природа хочет умыть нас после грязной работы.
– Ненормальная.

И тут грянул гром. Девчонки закудахтали, как испуганные куры, и бросились в ближайшее здание под крышу. Только Света, вцепившись в Галин рукав, тащила её в другую сторону.
– Надо разобрать пентаграмму. А не то быть беде.
– При чём здесь мы? – Галя упиралась не хуже барана. – Обычная Питерская погода. В первый раз, что ли, дождь идёт?

Света отпустила подругу и побежала к кустам одна. Под хрупкой внешностью неожиданно проявилась решительная натура.

Разряд молнии шарахнул так, что по дорожке запрыгали белые искры и, кажется, прямо под ногами у Светланы. Галя пронзительно закричала. Ногти впились в румяные щёчки, раздирая их в кровь.

Света, как цапля, застыла на одной ноге, смешно растопырила пальцы рук, ловя равновесие. Боится даже вздохнуть. Лицо белее волос, глаза навыкате.
– Дыши, а то застыла, как изваяние, – Маринка вынырнула перед ней, как всегда улыбаясь. – Уже и побелела, как статуя. И бежишь не в ту сторону.
– Нет, Марин. Надо туда, – Света отмерла, шумно выдохнула. Дрожащей рукой указала в сторону кустов. – Прости. Мы тут поворожили немного. Хотели тебя напугать, только сами испугались.

Маринка ни слова не возразила, лишь пожала плечами и спокойно пошла за однокурсницей. Снова грохнули раскаты грома, словно в медный таз ударили молотком прямо у самого уха. Обе девушки одновременно подпрыгнули от испуга.

– Вы куда? Вернитесь, – Галин возглас напоминал вой сирены.
Она бросилась вдогонку, ломая на ходу ветки. Подлетела к кустам. Увидела, как Света, согнувшись, собирала палки, выложенные причудливым узором. И тут Марина неожиданно, как ей показалось, по-кошачьи ловко вскочила Светлане на спину и повалила на землю.

Сверкнула молния. Лёгкий дымок взметнулся у ног упавших девиц. Запах гари защекотал ноздри.
- Молния?! В вас попала молния? - Галя дышала, как загнанная лошадь после дикой скачки.

Света испуганно оглянулась. В шаге от неё тлели листья. Она зажала рот руками, немой крик ужаса застыл на лице. Это кара Божья!

Галя и Света, не сговариваясь, вдруг оказались на коленях перед Мариной, неся всякую околёсицу.
– Прости нас, Марина.
– Дуры мы несусветные. Мы не со зла.
– Плохого не желали.
– Ты мне жизнь спасла.
 
Марина сидела на пятой точке, хлопала пушистыми ресницами и ничего не понимала.
– Девочки, вы чего? Я просто поскользнулась.

Немая оторопь застыла у всех троих на лицах. Через мгновение дружный хохот огласил окрестности.

Дождь, словно выполнив миссию, внезапно прекратился. Ветер стремительно разгонял остатки туч, обнажая голубое небо.

– Вот это да! Я подумала, что Маринка меня побить решила, – Света встала, стряхивая с себя налипшие листья. Надула хорошенькие губки. – Теперь вся куртка грязная. И джинсы намокли.
– А я решила, что всё! Тебе, Светка, капец настал. Молния прям в тебя жахнула. Ну, думаю, неужели кара небесная так быстро настигла? И почему тебя одну? – Галя бросилась обнимать подругу, размазывая о плечо выступившие капельки крови из расцарапанной щеки. Один глаз непроизвольно дёргался от пережитого испуга. Она походила сейчас на потрёпанного воина в боевой раскраске.

Марина между тем как-то странно склонила голову набок, рассматривая дымившуюся кучку. Потянулась, разгребла листья. Обжигаясь, обнажила трещину в камне. Поковыряла землю под ним, что-то вытащила, сдула мусор и протянула девчонкам.
– Кому кара небесная, а кому помощь Божья быстрее на свет появиться! – без всякого лукавства улыбнулась она.

На ладони лежал расколотый орех каштана с едва проклюнувшимся ростком внутри.