de omnibus dubitandum 101. 359

ЧАСТЬ СТО ПЕРВАЯ (1872-1874)

Глава 101.359. ПРОГУЛКА…

    Вера попросила меня показать ей окрестности и прогуляться.

    В тот день светило яркое солнце, и сильный ветер гнал по небу кучерявые облачка. Ветер был настолько сильным, что даже самые крепкие ветки деревьев кренились к самой земле, шурша молодой листвой.

    Зная, что на работе меня особенно никто не ждёт, я шёл не спеша. Спешить мне было некуда. Настроение было превосходное, какое бывает только ранним летом - светит яркое солнышко, птички поют, и кажется, что всё оживает вместе с природой.

    И только ветер в тот день был какой-то особенно сильный.

    Каждый раз, нагибаясь, за цветами она открывала моему взору красивую грудь, которую ничего не сдерживало в просторном лифе. Популярная повседневная одежда в то время состояла из белой или светлой хлопковой блузы с высоким воротником и темной клинообразной юбки, начинающейся под грудью и спускающейся вниз до лодыжек. Некоторые юбки также вшивались в корсетное изделие от талии до места под грудью. Такой стиль: простая свободная блузка и юбка – впервые появился в конце 1890-х г.г.

    Я шёл медленно, наслаждаясь открывшимся мне зрелищем. Грудь была большая и очень красивая, приятной формы с большими розовыми сосками. Она перехватила мой взгляд и прикрыла грудь шарфиком.

    У меня перехватило дыхание, в мозгу бешено застучала кровь, а крестьянские штаны стало распирать от набухавшего желания.

    Я понял, что покоя мне сегодня ещё долго не будет.

    Цвет тела, запах страсти манил меня.

    Грудь Веры (скрывавшейся под псевдонимом Липы Алексеевой - Л.С.) зримо увеличилась в лифе спелыми плодами, а зелено-голубые глазки блестели, как звёзды в полумраке… Она - идеал моего детства, девушка моей мечты, прекрасная, как этот мир!

    У неё были темно-русые, почти рыжие волосы, которые локонами, спадали ей на плечи, на ней было светлое платье с открытым декольте, которое почти не скрывало её полную, округлую и очень аппетитную грудь. Она как будто плыла среди окружающей ее природы. Я любовался ею. Мой идеал, моя богиня…

    Казалось, в её лице не было ни единого изъяна, а фигура была как раз такая, какую я всегда мечтал видеть у своей избранницы. Она манила, она возбуждала меня, и я чувствовал, как медленно-восторженно сопровождаю ее…

    Вблизи она показалась мне ещё красивей. Она дышала медленно, страстно, как мне казалось, и на каждом вдохе её роскошная грудь вздымалась высоко-высоко в свободном лифе. Она была без корсета, и я видел, как сквозь тонкую белую материю проступают крупные соски, налитые желанием…

    Я не верил своему счастью.

    Она была так близко! Я чувствовал неземной запах её духов, чувствовал её тепло, её дыхание. Меня бил озноб. Не помня себя, я опустил руку, которой попытался дотронуться до неё.

    Тропинка, по которой мы шли становилась все уже, и я прикоснулся к шёлку её юбки. Часто на юбках существовал один-единственный шов, в результате чего даже самые безнадежные фигуры приобретали приятную стройность! Юбки и платья шились в пол, но так, чтобы женщинам удобно было забираться в повозки. К 10-м годам подол стал короче и заканчивался немного выше лодыжки. Первоначально в силуэте блузок присутствовали объемные плечи, но уже к 1914 г. они значительно сократятся в объеме, что, в свою очередь, привело к большей округлости бедер.

    Мне стало жарко. Я подвинул руку чуть выше. О боже! Её попка! Какая она горячая! Я прислонил руку тыльной стороной к её выдающейся поверхности. Она была туго обтянута этой лёгкой материей и подчеркивала форму, когда тропинка меняла угол наклона.

    Мне хотелось поцеловать её в шею, хотелось зарыться носом в её светлые кудряшки... Я держал свою руку недалеко от её попки, и чувствовал, нежное тепло исходящее от нее… Дышать мне становилось все труднее. Я боялся выдать своё желание даже дыханием!

    Тропинка становилась все уже и наши тела находились в опасной близости друг от друга. Я провел рукой по полушариям её попки - от одного к другому. Это было неповторимо.

    На секунду я задержал в нежной расщелине свой указательный палец, согнутый посередине.

    Вера меня не замечала или делала вид... Мне хотелось обнять её сзади и прижаться к ней, чтобы почувствовать её тепло, отдать ей часть своего тепла.

    Я мягко прижав свою руку к её полушариям, чувствовал все её изгибы и от этого чуть не сошёл с ума. Неожиданно я коснулся края её юбки со специальным приспособлением. Оно оказалось так близко.

    Вера была одного роста со мной, и мне удобно было трогать это приспособление и убедиться, что это действительно оно! Мне вдруг очень захотелось проникнуть внутрь и потрогать её содержимое, скрывающееся под одеждой.

    Но я знал, что она может поднять такой крик, что мне тогда точно ног не унести. Поэтому я просто продолжал прижиматься рукой к ее полушариям - осторожно и ненавязчиво.

    Она казалось просто шла и, думала о чём-то своём, глядя себе под ноги, наклоняясь иногда своим полным станом, чтобы сорвать цветок.

    Я не знаю, решился бы я на что-то большее, если бы, под кроной огромного ясеня я не сунул руку ей под юбку, сделав вид, что меня качнуло.

    Она вздрогнула. Но виду не подала. А я замер, сделав вид, что мне просто некуда деть руку. Моя рука лежала теперь между её попкой и промежностью, где начинается нога.

    Я прикасался к её попке и, не мог поверить в своё счастье. Мне казалось, что я в раю. Её кожа была прохладной и атласной, она была нежнее бархата, я стоял, как пьяный… с каждым разом продвигая свою руку всё выше и выше.

    Вера вздрогнула, когда я коснулся проймы в ее панталонах совсем уже откровенно, между двух половинок и нащупал густые заросли. Они были очень густыми и закрывали собой промежность лобка меж двух половинок…

    Мы стояли в тени кроны, и я трогал эти заросли, не в силах оторваться.

    Неожиданно я почувствовал её руку. Она крепко взяла меня за руку и, отбросила ее в сторону. Потом резким движением одёрнула юбку.

    Я вздрогнул. Попался! Она поняла, что я её лапаю. Я хотел сделать вид, что это было случайно, но потом понял, что умру, если ещё раз к ней не прикоснусь.

    И я потрогал её ещё раз. На этот раз я был уже смелее. Я приподнял край её юбки почти до пояса и погладил её попку в панталонах. Реакция была незамедлительной. Меня снова прогнали.

    Я почувствовал, что наливаюсь яростью. Со мной обращались, как с шелудивым псом! И я повторил попытку в третий раз, уже особо не церемонясь. Я сунул руку ей под юбку и сжал пятернёй её покрытую густыми зарослями сочную п**у.

    Вера вздрогнула и хотела развернуться, но прижатая мною к стволу дерева не смогла и дёрнуться с места. А я уже без стеснения лапал её, как хотел, сжимая и разжимая эти налитые желанием и похотью прелести, тиская её ляжки и бёдра. Она завела обе руки за спину и прижала юбку к ногам, и я больше не мог проникнуть туда, как ни пытался.

    И тогда я придумал, как заставить её оторвать руки. Я завёл одну руку спереди и влез ей за вырез её лифа. О Боже! Вот это была грудь! Вырез был такой глубокий, что я без труда пролез туда, и взял в руки её левое  полушарие. Оно было таким большим и тяжёлым, что я почувствовал непреодолимое желание поцеловать его. Но она стояла ко мне спиной.

    Девушка решила, что я, буду теперь тискать её груди и оторвала руки от юбки... Мне только этого и надо было.

    Я резко выдернул руку из её лифа и двумя руками задрал подол её юбки на спину, навалившись на неё всем своим весом. Теперь я мог сделать с ней, что хотел. Я сжал её попку двумя руками и стал мять и, тискать её.

    Девушка молча изо всех сил сжимала ноги, чтобы я не пролез дальше. Это меня завело. Я прижал её попку к себе и навалившись стал тереться членом о её панталоны. Девушка вертелась, как могла, но меня это только заводило. Я почувствовал, что ещё немного, и я кончу. И тогда меня осенила идея. А почему бы не довести всё до конца?

    Я вцепился в резинку её панталон и потянул вниз. Девушка ойкнула и изо всех сил вцепилась в свои панталоны, чтобы не дать мне стянуть их вниз.

    Борьба продолжалась довольно долго. Иногда мне удавалось дотянуть их до середины попки, но она снова и снова их подтягивала вверх, прикрывая самое дорогое.

    Озверев я, рванул на себя резинку, чуть не переломив девушку пополам.

    Порванные по шву панталоны свалились на землю. Девушка взвыла и рванулась из моих рук, а я уже освобождал ширинку.

    Тогда она толкнула меня изо всех сил и вылетела в измятой белой юбке. Она побежала вверх по склону оврага, озираясь по сторонам.

    Я не мог уже остановиться. Это было какое-то отупление. Но и бежать за ней я не мог. Я притаился за деревом. Девушка стояла, вся дрожа, прижимая юбку к бёдрам двумя руками.

    Я видел её лицо. Она с трудом сдерживала слёзы, тяжело дыша. Волосы у неё спутались, нижняя губка подрагивала.

    Я стал осторожно пробираться поближе к ней.

    Девушка уже почти успокоилась, когда почувствовала мою руку на своей попке. Она дёрнулась, попыталась придержать свою юбку, но мне было уже всё равно.

    Резким движением я задрал её юбку кверху и тесно прижался к её голой попке. Свободной рукой я освободил ширинку и, достав член, стал проникать им в ее промежность.

    Она извивалась, дёргалась, но стиснутая мной и стволом дерева ничего уже не могла сделать. Верочка вдруг отпустила руки и заплакала, а я, воспользовавшись моментом, нащупал членом заветную перламутровую раковинку и запустил его внутрь. Раздался стон раненой самки.

    Это был сон. Мой член попал в истекающий тёплый райский уголок. Вера снова рвалась, металась, крутила попкой во все стороны, но я крепко держал её за полные голые бёдра, методично насаживая на член.

    Одну руку я переместил ей в вырез лифа и снова тискал её большую красивую грудь, другой держал, чтобы не сорвалась. Её попка была упругой, бесподобной, красивой, нежной. Мой член методично проникал всё глубже и глубже. Ещё немного, ещё немного…

    Меня колотило, в висках стучала кровь. Неожиданно в ветвях дерева закричала какая-то птица. Её появление совпало с первой горячей струёй, брызнувшей в неё из моего дьявола. Потом ещё, ещё и еще. Девушка обмякла. А я, кончал в неё сколько хотел…

    Когда мы вернулись, все уже были в сборе. Я угостил их приготовленной для меня молочной яичницей в лотке с черным хлебом, и затем вся компания уехала из деревни обратно, строго наказав мне каждое воскресенье и праздник непременно приходить к ним.

    Но, как говорится в Библии, "время уже исполнилось" для нашей революционной деятельности в этой местности. Не успел я и двух раз побывать у них, как Писарев получил предупреждение из Петербурга, что ему грозит арест.
   
    Как оказалось впоследствии, бывший раскольничий поп Тимофей Иванов, раздосадованный тем, что его сын попал в потаповскую артель столяров-пропагандистов, чем причинил большой ущерб его собственной столярной мастерской, решил сделать донос.
   
    - И барину отомщу, - говорил он, - и сына спасу, да еще, как Комиссаров, награду получу от царя.
   
    Он вообразил, что при политических доносах доносчик получает от царя все имение преданного им человека. Опасаясь, что если он донесет кому-либо из подначальных лиц, то у него перехватят награду и он останется ни с чем, он будто бы прямо отправился в Зимний дворец и изъявил желание видеть царя по очень важному делу.
   
    На вопрос об этом деле он, отказался отвечать кому бы то ни было, кроме царя.
   
    Его, конечно, отвезли в Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии и посадили в одиночное заключение, пока не скажет всего.

    Иванов несколько дней упирался, требуя царя, но потом, отчаявшись в своем деле, рассказал все.
   
    Писарев, Саблин, Клеменц и умерший потом медик Львов, работавший в этой местности, сейчас же уехали в столицу.

    В барском доме остались только Писарева, как не участвовавшая в революционных предприятиях своего мужа, и Вера Фигнер (Алексеева Липа - Л.С.) в качестве ее гостьи. Я тоже объявил, что не уеду, потому что прежде всего нагрянут на Потапово, и я в своей отдаленной деревне буду предупрежден ранее, чем до меня успеют добраться.
   
    Остался также и доктор Добровольский в своем селе, предполагая, что донос относится только к Иванчину-Писареву, а не к нему [Врач Ив. Ив. Добровольский - один из деятельнейших помощников А.И. Иванчина-Писарева по революционной пропаганде. Донес на них, Тим. Ив. Буков ("Повести", 1928, т. I, стр. 284). Врач Добровольский был приговорен по делу 193-х к 9-летней каторге, но скрылся после суда за границу. Вернулся на родину после амнистии 1905 г. Арестованная вместе с ним акушерка Map. Плат. Потоцкая была по делу 193-х признана невиновной, но подверглась административной высылке] .