Рядом с Кремлём. Фрагмент 4

   
     ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ДОМА-ДВОРЦА

     Историческая реставрация
     примечательных документов,
     хроники реальных событий
     и портретов главных действующих лиц


     Фрагмент 4. Больная тема


Сюжет повествования требует, конечно, непременного рассказа о выставке и о радости музейщиков, которые летом 1948 года получили наконец-то возможность в новых частично отремонтированных и отреставрированных залах «Большого дома» развернуть первую музейную выставку. Но, к сожалению, в тот момент у них было больше горечи по поводу невозможности создать достойный музей русской архитектуры, и сама выставка проводилась, в первую очередь, для привлечения внимания к проблемам музея.

«Выставка охватила различные периоды русской архитектуры до советского включительно соответственно делению развёрнутого плана экспозиции на три основных отдела: древний (допетровский), XVIII—XIX века и советский», — писал А.В. Щусев. Экспонаты для неё отобраны частично из сформированного за эти годы собственного фонда музея архитектуры, другая часть взята «у частных лиц и учреждений».

Выставка произвела на всех прекрасное впечатление, однако, как понимали организаторы, выглядела она «как первая веха будущего музея». Для создателей музея в этой фразе главным и болезненным стало слово «будущего». Вроде бы и не было явных противников создания Музея русской архитектуры, и обещаний за минувшие годы прозвучало немало, и подписей на бумагах поставлено предостаточно, а всё же «обещать не значит жениться».

Потому отнюдь не случайно среди специально приглашённых на её открытие 31 мая 1948 года оказались К.Е. Ворошилов, занимавший тогда пост заместителя председателя Совета Министров СССР, весь президиум Моссовета, руководство Комитета по делам архитектуры при СНК СССР и ведущие архитекторы того времени.

Щусевский талант общения с людьми властных структур в очередной раз обеспечил необходимую встречу-состыковку нужных людей. На открытии выставки «случился» разговор Ворошилова с заместителем председателя Моссовета В.Ф. Мосоловым на самую больную для музея тему — о том, что Моссовет не помогает освободить здания музея от жильцов.

К тому времени существовала устная договорённость, что переселение будет проводиться в новые деревянные дома, доставляемые в Москву из леспромхозов в разобранном виде. На Моссовет возлагался контроль за строительной организацией, которая должна была принимать и хранить лесоматериалы и затем собирать из них дома. Но договорённость с Моссоветом никак не отражалась в его годовых планах и распоряжениях. Лесоматериал в Москву поступал, разворовывался и гнил. Дома не строились. Дирекции музея архитектуры не оставалось ничего другого, как продолжать писать и жаловаться, что она и делала.

Результатом «подключения» Ворошилова стало предложение Моссовета вместо четырёх 8-квартирных домов построить один 32-квартирный. Щусев в правдоподобность этого проекта не поверил и ответил Мосолову отказом: «Ещё раз прошу и настаиваю на выполнении решения правительства».

И вновь продолжилась обычная бюрократическая волокита. Музей пишет: «Все указанные решения и обещания остаются до сих пор невыполненными и, несмотря на то, что прошло три года с момента решения Правительства, Моссовет не выселил ни одного жильца из дома-музея». На что следует «ответная» претензия музею: а вы не подписали охранные обязательства и не начали ремонтно-реставрационные работы.

Ситуация как бы зашла в тупик: музей не может начать ремонт в доме, полном квартирантов, и идея постройки многоквартирного дома представляется явно нереальной. К середине года возникла вроде бы компромиссная программа, по которой каждый район Москвы должен предоставить жильё двум семьям из зданий музея архитектуры. Несколько семей удаётся переселить… но в мае умирает А.В. Щусев, а через несколько недель умирает В.Ф. Мосолов*. Трагическое стечение обстоятельств сразу останавливает программу переселения. Музей, оставшись без своего «главного двигателя», лишается даже надежды на скорое решение проблемы. В конце ноября директором музея назначают архитектора С.Е. Чернышёва**.

* Сегодня оба, А.В. Щусев и В.Ф. Мосолов, лежат рядом на Новодевичьем кладбище.
** Сергей Егорович Чернышёв (1881—1963) — выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества с серебряной медалью, один из авторов Генерального плана реконструкции Москвы 1935 года, с 1934-го по 1941 год главный архитектор Москвы, 1-й секретарь Союза архитекторов СССР (1950—1955), лауреат Сталинской премии за проект Главного здания МГУ.

Через год музей проводит выставку «Архитектура Москвы и Подмосковья», собравшую фотографии и проекты новостроек: Московского университета, Ботанического сада Академии наук, проекты, удостоенные Сталинской премии, станции московского метро.

Подготовленная тогда и размещённая в «Малой гостиной» экспозиция, представила многообразие типов сельского строительства в Московской области, а также материалы, привезённые сотрудниками музея из экспедиции в Поволжье. В отдельном зале демонстрировались макеты и модели древних памятников, часть из них были созданы руками самих сотрудников музея. Особой гордостью стали макет ансамбля царской усадьбы Коломенское и модель Коломенского дворца царя Алексея Михайловича. Их создавали в течение 1945—1949 годов.

Деревянный дворец царя Алексея Михайловича был построен в Коломенском в XVII веке. Спустя столетие он сильно обветшал, и его разобрали. Реставратору П.Д. Барановскому удалось разыскать в Государственном историческом архиве Ленинграда материалы, позволившие воспроизвести деревянный дворец и окружавшие его постройки в миниатюре.

Реконструкция дворцовых сооружений XVII века выполнялась в мастерских Гипрогора* и Моссовета под руководством П.Д. Барановского и В.В. Маковецкого — работала бригада художника В.Б. Симонова.

* «Гипрогор» — Российский институт градостроительства и инвестиционного развития.
Частичное переселение позволило меж тем к «трём залам госбезопасности» добавить зал «в задней комнате», в котором решено было представлять архитектуру Москвы XVIII—XIX веков: чертежи из альбомов М. Казакова, старинные гравюры и современные акварели.

К этому времени музей уже стал носить имя своего первого директора А.В. Щусева. И как именем первого и самого недолгого хозяина назван дом — «Дом Талызина», так и имя первого директора, занимавшего эту должность всего 4 года, стало именем музея архитектуры. Сегодня оба эти имени являются охранной грамотой и самой усадьбы, и музея, в ней расположенного.

      «Зал с гризайлью» — ещё один зал будущей музейной анфилады был освобождён только в 1951 году. Хотя если бы удалось в 1950-ом расселить 17 семей (как намечалось), музей смог бы развернуть экспозицию по всему второму этажу. Год был потрачен на бесчисленные письма в разные инстанции с настоятельной просьбой помочь музею с расселением дома.

В начале XVIII века «Зал с гризайлью» был первой парадной гостиной талызинской анфилады. Тогда в гостиную попадали из аванзала парадной лестницы, занимавшей пространство нынешнего «Зелёного зала». Окна гостиной выходили на Воздвиженку, остальные стены были глухие, и только боковая дверь вела в соседний «Круглый зал».

«Зал с гризайлью» удалось восстановить почти целиком. Сегодня он выглядит так, как на фотографиях 1908 года. Чудесным образом уцелели печи, облицованные плиткой, белой и цвета слоновой кости в мелких кракелюрах. Она дошла до наших дней с начала 1810—1830-х годов. Сохранённый мрамор (его только очистили от грязи) на откосах окон и стенах «сделан с таким искусством», что смело может быть использован в качестве экспоната.

Центральная часть сохранившегося в зале плафона, выполненного гризайлью и полихромом, имела следы большой протечки и больших осыпей живописи. К реставрации плафона был привлечён художник Михаил Сергеевич Куткин.

Не удалось восстановить паркет. В акте 1951 года засвидетельствовано, что «старый наборный щитовой паркет» сильно покороблен и местами утерян безвозвратно. В том же акте указано, что уровень паркета зала № 2 ниже, чем паркет соседнего зала. Что это? Скорее всего, невольная переходная «ступенька» между двумя домами — «ступенька» между двумя эпохами… В ходе проводимых ремонтных работ «ступеньку» решили не сохранять.

…Как только реставрация этой части «Большого дома» была закончена, в зале развернули экспозицию товарищеского конкурса на могильный памятник А.В. Щусеву, организованного Союзом советских архитекторов (так до 1955 года назывался Союз архитекторов СССР).

      «Первый зал анфилады» отошёл музею в 1951 году. Возникновение его относится к тому времени, когда Устиновы застроили западный проезд усадьбы, и на месте ворот появился большой парадный вестибюль, а над ним, на втором этаже, — лоджия. На второй этаж вела парадная лестница. В 1840-х лоджию застроили — так получилась ещё одна гостиная, ставшая «Первым залом анфилады» парадных комнат дома Устиновых. Как выглядел этот зал в XIX—XX веках, сейчас представить невозможно: фотография его утеряна, как и парадное убранство. Печально, но позже, в 1930—1940-х годах, именно этот зал больше других пострадал от перестроек и переделок жилтоварищества.

Ещё в пору, когда существовала парадная лестница, зал перегородили бревенчатой перегородкой. Тогда же разобрали правую печь. И на её месте получился проход с лестницы и дверь в коридор. В ходе и после таких перестроек оказались безвозвратно испорченными стены и паркет. Виноградов вспоминал:

«Штукатурка потолка сильно провисла у окна, у двери в следующий зал. Пришлось всю штукатурку с потолка отбить и вновь оштукатурить. Был вопрос с полом. Названный проход через зал занимал одну треть пола. В этой трети старый пол не сохранился. В то время как в остальных двух третях зала старый пол сохранился».

Однако восстановить паркет полностью не представлялось возможным. Помог случай: на помощь музею пришёл Метрострой. Именно в это время (декабрь 1951 года) строилась вторая станция «Арбатская» Филёвской линии метро. Прокладка тоннеля потребовала разобрать старый дом в Крестовоздвиженском переулке (д. 7), в одной из квартир которого одно время жил композитор П.И. Чайковский. По иронии судьбы усадебный участок, на котором стоял дом, в середине XIX века принадлежал Григорию Михайловичу Устинову, последнему хозяину дома на Воздвиженке.

Сохранившийся паркет «из квартиры Чайковского» метростроевцы безвозмездно передали музею. Правда, он не совпадал с паркетом «Первого зала анфилады», но мастера–паркетчики нашли компромиссный выход. Середину зала они застелили новым паркетом, а по периметру выложили старый. И до ремонта 1990-х годов посетители музея ходили по паркету из дома Чайковского (его можно было рассматривать в качестве отдельного экспоната). Но и эту паркетную комбинацию, к сожалению, не удалось сохранить до наших дней. Прежний паркет можно увидеть лишь на старых выставочных фотографиях.

…10 сентября 1951 года в газете «Правда» появилось письмо «Когда будет открыт музей русской архитектуры?», подписанное пятью известными представителями творческих союзов::

«Большое значение имеет использование в нашей гигантской строительной работе великого и многогранного культурного наследия русского народа.
Вот почему наша общественность, работники архитектуры и искусства встретили с большим удовлетворением решение правительства о создании в Москве Музея русской архитектуры. Такой музей создаётся в нашей стране впервые. Как центральный музей русского зодчества и градостроительства, он призван пропагандировать богатейшее наследие и современный опыт в области архитектуры. Своей деятельностью музей должен внести вклад в советскую науку о градостроительстве и стать серьёзным подспорьем в практической работе архитекторов, строителей в передаче опыта лучших строек, в подготовке молодых кадров. Он вместе с тем должен способствовать росту знаний по архитектуре и искусству широких кругов населения.

Однако прошло уже несколько лет, как решён вопрос о создании музея, но он до сих пор ещё не открыт. <…> Только недооценкой значения музея можно объяснить, что до сих пор не обеспечены условия для его открытия. Надо, наконец, помочь созданию в нашей прекрасной столице научного и культурного центра русской архитектуры.

     Действительный член Академии архитектуры СССР Л. Руднев
     Президент Академии художеств СССР А. Герасимов
     Народный художник РСФСР Игорь Грабарь
     Заместитель генерального секретаря Союза советских писателей Ал. Сурков
     Ответственный секретарь Союза советских архитекторов С. Чернышёв».

И это при том, что в 1951 году «Дом Талызина» вошёл в список памятников архитектуры, в которых имеется монументальная живопись, то есть «плафоны начала XIX в».

Трудности, с какими музей сталкивался в тот период, сейчас трудно даже вообразить. «За последнее время отдельные жильцы, проживающие на втором этаже здания № 5 по ул. Калинина, на котором в основном размещён музей, стали выносить в коридор столы, старые кровати, сундуки и просто вещи, готовят в коридоре пищу, стирают бельё и т. д. Обращения дирекции музея к управдомами т.т. Вишковскому и Берёзову, а также к нач. РЖУ тов. Горбачёву об устранении этих ненормальностей результата не дали, — писал в Мосгорисполком директор музея. — Загромождение коридора… создаёт для музея совершенно недопустимое положение для его посещения и увеличивает угрозу в пожарном отношении».

«Общая картина напоминает описание хитровского дна Горьким», — констатировала справка, представленная в Министерство государственного контроля СССР всё в том же 1951 году.

А тут ещё жилтоварищество собралось проводить в усадьбе газ («во втором этаже в помещении умывальника, находящегося в начале коридора против экспозиционного зала, который должен служить на первых парах основным входом в музей»), о чём жильцам и объявили. Так как в то время оборудовать газ в помещениях, примыкающих к музею, «с точки зрения пожарной безопасности» считалось недопустимо, дирекция музея воспротивилась. Конечно, возмущённые жильцы, ждавшие проведения газа, тоже писали жалобы.

В ответ на отказ музея проводить газ жилтоварищество отказалось строить перегородку «для ограждения умывального помещения от общего коридора музея». Поэтому посетители при входе в музей вынуждены были видеть «обычно неприглядное загрязнённое умывальное помещение» и чувствовать запах, разносящийся по всему коридору. «Газовую войну» музейщики проиграли: газ в доме всё-таки провели.

Несмотря на усилия, предпринимаемые руководством музея, ни в 1952-ом, ни в 1953-ем годах из здания не было переселено ни одного человека. Число жалоб, просьб и обращений в Мосгорисполком, в Совнарком и в Госплан к 1953 году приближалось к шестидесяти. И в каждом годовом плане повторялось одно и то же:

«Добиться освобождения помещений 2-го этажа здания музея и в первую очередь помещений по анфиладе фасадной стороны. Произвести реставрационные работы в освобождённых помещениях и развернуть экспозицию».

Казалось, «дом, выстроенный как дворец» никогда не станет музеем. А ведь расположение комнат по двум анфиладам и коридору было весьма удобно «для циркулярного движения публики, столь необходимого для обозрения систематической экспозиции».