Мокрое место

* * *

        Сегодня Дмитрий проспал. Чтобы опоздание не было совсем уж наглым, пришлось пропустить все свои привычные, оживляющие ум и тело, утренние процедуры, и сделав лишь несколько глотков воды, наспех одевшись, взяв зонт, выскочить на улицу.

        Лето, если только оно заслуживало такое название, в этом году было аномально мрачным. 

        В городе, придавленном темно-серыми облаками, всё отсырело. Двери с трудом открывались и закрывались, печенье хорошо гнулось, сахар слипался, а раздувшиеся книги с волнистыми страницами теряли свою привлекательность. Порой и мысли в голове становились густыми и неповоротливыми, словно отсыревали сами извилины мозга.

        Уже несколько недель, не сменяясь, не давая ни минуты отдыха, установилась пасмурная погода. Почти каждый день, в основном в первой половине, шел дождь. Не такой как иные летние дожди, краткие, с крупными каплями и раскатами грома. А мелкий, какой-то даже занудный, с редкими и, как иголочка тонкими, штрихами воды, пронизывающими пространство. Город стал холодным и неуютным. Казалось, что наступила осень. Забывшие что такое июль, жители доставали обогреватели. К вечеру небо заволакивало так сильно, что казалось, будто темнеет так же рано, как в зимние месяцы; для того, чтобы посидеть в кресле с книгой приходилось включать свет даже днём.

        Из-за раздражающей утренней спешки, Дмитрию пришлось пропустить свой традиционный визит вежливости к своей недавней знакомой, что работала в антикварном магазинчике, занырнувшем в подвальное помещение в небольшом переулке, между магазином одежды и не пользующейся популярностью пивной. Лиза приходила на работу приблизительно за полчаса до открытия, варила в бытовке молотый кофе, в чем была большой мастерицей, и, быстренько позавтракав, открывала магазин. Первые утренние посетители ещё могли уловить блуждающие по помещению остатки, приятного, горьковато сухого, аромата сваренного кофе. Пожалуй, это единственное, что было сухим в последнее время.

        Нельзя сказать, что Дмитрий был влюблен в неё. Просто он высоко ценил общение с ней, как с доброй знакомой, в гости к которой можно прийти с термосом… а в нём уже несколько часов томятся в кипятке рубиновые ягоды шиповника. И вдыхая чудесный фруктовый аромат, согреваться этим необычным напитком коньячного цвета, и теплой беседой. Он чувствовал Лизу своей дальней, но близкой душе, родственницей. С ней мир казался ему чуть теплее и не таким бессмысленным, даже чуть более уютным. Ей же была приятна искренняя интеллигентная дружба с ним. 

* * *

        Быстрым, срывающимся на бег шагом, Дмитрий съедал квартал за кварталом. Сперва надо было дойти до работы; посидеть на планерке, посмотреть какие появились заказы, и навестить пару коллег, побродив по кабинетам. В этом году ему казалось, что он уже не работает там, а просто заходит в гости. Перевелся на сдельную форму оплаты труда, не брал почти никакой работы, много делился своими заказами. То ли ему надоело, то ли он чего-то ждал. Оттуда ему надо было попасть на собеседование, от результатов которого и зависел дальнейший сценарий его дня, остающийся пока неопределённым.

        Досадно провалив собеседование, стоял на улице и долго смотрел наверх, как будто пытался пробить взглядом серость неба. Какой притягательной, если не сказать романтичной, казалась ему сейчас эта торжественная мрачность родного города прикрытого низко парящими тучами.

        Солнце уже давно не проглядывало сквозь плотную облачность и начинало казаться, что Земля сошла со своей орбиты и превратилась в блуждающую планету, и Дмитрию тоже захотелось отправиться в бесцельное блуждание по улицам. Он так и поступил, поскольку та часть сегодняшнего дня, в которую он должен был куда-то успевать, с кем-то встречаться, кому-то что-то объяснять и доказывать, была позади. Теперь он, всецело принадлежа себе, направился в центр. Некоторая неприкаянность чувствовалась и в других людях, уставших постоянно преодолевать лужи, следить за зонтами, и, добравшись до дома, согревать промоченные ноги, очищать от налипшей грязи штаны и юбки.

        В отличии от людей, находящихся в угнетенном состоянии, природа была охвачена подъемом и силою. Каменные ограды, парапеты, да и просто любые бесхозные булыжники густо покрылись ярко-зеленым бархатом мхов. В парках, палисадниках, на газонах, повсюду лезли грибы, навевая атмосферу сказочной страны.

        Предполагая, что день пойдет по такому неудачному сценарию, он утром взял с собой почищенные с вечера и заведенные карманные часы – свидетелей минувших времен благополучия и достатка. В былые годы у Дмитрия текла иная жизнь, сегодня он вынужден продавать её следы на блошином рыке.

        Эти неприятные обстоятельства не причиняли ему особенной досады, он относился к этому как к должному, как к испытанию, как будто происходящее – это просто такой сложный учебный год в его жизни. Он верил, что доучится и сдаст переводные экзамены. Уносясь и растекаясь мыслями, он, в своем мятом плаще, отлично сочетался с окружающей действительностью, и поймал себя на том, что всё активнее и активнее жестикулирует в соответствии со своим внутренним монологом. 

        В такую погоду, на барахолке было малолюдно. Не больше пяти потенциальных покупателей безрезультатно бродили по полупустым рядам. Торговали далеко не все. Оставшаяся половина торговцев-старьевщиков, немного раздраженных, на погоду, на то, что им пришлось открывать сегодня свои лавки, досадуя на отсутствие покупателей, кутались в плащи. Сгорбившись, чтобы не пускать сырость и холод к телу, они склоняли свои лица над зажатыми в руках жестяными колпачками от термосов с налитым в них чаем.

        «Мне бы очень подошло такое занятие, спокойная философская работа барахольщика», – подумалось ему тогда.

        Дмитрий немного знал тут двоих старожилов: доброго общительного дедка, и полную пожилую даму. Они были барахольщиками ещё с тех времён, когда он, будучи ребенком, выпрашивал у мамы сладости, когда та таскала его с собой на рынок. Дедка сегодня не было, и Дмитрий прямиком направился к той женщине. В старом сером свитере она сидела за своим прилавком, заваленным старинными утюгами, бюстиками Ленина и Цезаря, пластинками, вышедшей из употребления посудой. Тут стояли статуэтки собак и лебедей, что своим видом кричали о боли угасающей старины. Лежали щипцы для колки орехов и заваривания чая, несколько разнообразных фляг и перочинных ножей. Рассыпанные в небольшом чемодане нагрудные значки и бижутерия, подстаканники без стаканов, ракушки…   Потертый глобус стоял на стопке растрёпанных книг. А над головой висело несколько керосиновых ламп. Она сидела за прилавком с видом человека не ожидающего никакого улучшения в жизни. На шее женщины висел бинокль в кожаном чехле. То ли это означало, что он не продается, поскольку считается личным аксессуаром хозяйки, то ли, что стоить он будет особенно дорого для пожелавшего. Дмитрий поздоровался и сразу показал часы. Он не хотел оскорблять человека ложной надеждой на то, что он покупатель. Так можно было подумать, начни он сначала рассматривать товары.

        – Сколько бы вы дали за эти часы?
Женщина заострила на них свое внимание и как можно неопределеннее спросила.

        – Где вы их взяли?

        В этом вопросе с равной вероятностью можно было услышать и «довольно редкая модель», и «а точно ли не ворованные».

        – Дома, – немного удивился Дмитрий, до этого момента он не предполагал, что часы ещё могут быть находкой или вовсе быть похищенными, – несколько лет назад купил их, когда дела шли в гору, а потом началось вот это всё…

        Торговка поверила ему. Да и не походил Дмитрий, даже отдаленно, на лихого человека. Осмотрев их более внимательно, долго вслушивалась в их ход, и после предложила цену.

        – Они не золотые, просто редкие и красиво сделаны, долго пролежат у меня пока не встретят ценителя. Потому и даю за них немного.

        Дмитрий, понимая, что больше никто в городе за них не даст и дохлой крысы, согласился. Зарплату ожидать не стоило, в прошлом месяце он едва заработал на аванс, от которого уже не осталось и копейки.

* * *

        В эти неуютные дни, борясь с унынием, горожане, чтобы хоть немного скрасить серость неба и недостаток света, старались чаще чем обычно собираться на дружеские чаепития. Доставали из сервантов яркие заварнички, заваривали цветочные и фруктовые ароматные чаи. Неторопливо беседуя, грели на кухоньках свои шмыгающие носы и просушивали мокрые волосы. Бакалейщики отмечали увеличение спроса на мед, имбирь, пряники и шоколад, а аптекари заказали у поставщиков побольше противопростудных средств.

        Вечером Дмитрий зашел в магазинчик к своей знакомой. Или как он любил его называть, в лавку древностей. Он долго и тщательно вытирал ноги о специальный коврик, магазин был ещё открыт для покупателей и потому торопиться не стоило. День был нервный, погода скверная, да и вся жизнь какая-то расхлябанная, так хотя бы ближайший час он проведет в теплой и спокойной, с легким налетом учености, обстановке.

        Над витринами, занимающими центр торгового зала, согнулся какой-то худенький старичок, а вдоль стеллажей медленно ходила молодая парочка, иногда делясь друг с другом своими восторгами. Лиза, сидя за прилавком, скучающе наблюдала за ними. Появление Дмитрия оживило её.

        – Привет! Ты почему утром не пришел, я тебя весь день ждала! Есть одна история, ты потуси пока; я закрываюсь через полчаса, – выпалила Лиза, когда он подошел. Это услышали и посетители. Парочка, использовавшая антикварный магазин в качестве бесплатного музея, сразу двинулась на выход, а старичок, видимо являясь знатоком в этом деле, посмотрел на часы и перешел в другой витрине. Но через несколько минут не было уже и его.

        – Давай я уберусь, а ты пока ставь чайник, – предложил наш рационализатор, перевернув табличку на двери. Возражений не было, и пока он мыл пол в магазине, Лиза мыла и резала яблоко, доставала из шкафчика домашние хворосты, варила кофе.
Они сидели в маленькой комнатке. Когда отпили по глоточку, Лиза начала рассказ.

        – Вчера, почти сразу как ты ушел, пришел один тип. По виду как будто ханыга, но не вызывал отвращения. Откровенного бомжа я бы выгнала.
Дмитрий вдыхал аромат лизаветиного кофе, наслаждался уютом и роскошью общения со своим умным другом, и забавлялся тем, что пытался представить образ «откровенного бомжа». Ему рисовался то некий вечный странник, пришедший к нам сквозь века из старой Руси, то уже более современный рубаха-парень, промотавший всё на свете.

        – Приносил гимнастерку, – почему-то Лиза стала выдавать информацию малыми порциями.

        В уме Дмитрия пронесся ряд вопросов. Гимнастерку? Настоящую? Если да, то сколько же ей лет? Потом пошли сомнения. Да нет, френч или китель, который просто назвал гимнастеркой? И уж потом подозрения. Где взял?

        Лиза угадала его мысли: «Да, Дим, настоящая гимнастическая рубаха рядового и сержантского состава РККА, и после 43-го её уже не донашивали, если тебе это интересно. А ведь мы одеждой совсем не занимаемся, пришлось отправить его не солоно хлебавши». Дмитрий только плотнее обхватил бледными руками чашку.

        – А сегодня опять пришел, принес шкатулку, грязную, как, я не знаю что, – подводила рассказчица к самому интересному, – я тоже отказала, так он набрался смелости и стал доказывать, что это очень старинная, ценная и редкая шкатулка. Я не первый год в этом бизнесе, столько всего прочитала пока сижу в этом подземелье и вижу, что вещь довольно интересная. Её бы хорошо осмотреть, да подреставрировать, то может быть и можно было выгодно продать. Но дела идут отнюдь не в гору, и я отказала. И теперь вот думаю… думаю весь день, а тебя нет, даже высказать некому. Интересно где он их берет.»

        Хотя намерением Лизы было разжечь у друга интерес к источнику старинных вещей, Дмитрий же при слове «прочитала» вспомнил, что уже неприлично давно держит у себя книги по истории и архитектуре, которые ему дала почитать Лиза. И вслед за этой мыслью молниеносно ошпарила другая. Ладно там лизины книги, ещё же библиотечные! Надо завтра срочно их продлить, а то платить штраф за просрочку совсем не в его планах. Дав себе такое обещание, он вернул свое внимание туда где находился, и ответил.

        – Может он просто распродает наследство какого-нибудь почившего родственника, разгребает собственный хлам, мало ли у людей чего накоплено за жизнь. 

        Версии Дмитрия были просты, обыденны и наиболее вероятны, от того ему захотелось разбавить их перечень какой-нибудь более интересной версией. Он вспомнил как шел по мосту, несколько дней назад, возвращаясь с одного затянувшегося допоздна культурного мероприятия, на которое он и идти сначала не хотел. Оно начиналась как небольшая выставка картин мало кому интересного художника. Потом какая-то девушка стала читать стихи. А закончилось все любительским мини-концертом. От ежедневных дождей реки стали полноводными и мутными. Почувствовав свою силу, они рокотали в ночной тишине под мостами. И заволакивали душным туманом прибрежные кварталы.

        – Может от этих надоевших дождей где-нибудь обвалился берег реки и обнажился какой-нибудь клад. Или пласт. Вот он подкапывает понемногу и таскает сюда и на блошинку.

        Для Лизы это было озарением. Поняв, что он только что подбросил сухого топлива в костер любопытства пылающего в душе Лизы, осознал, что обязан продолжить – договорить.

        – Я сегодня часы толкнул. Понимаешь, нужны деньги, а часы эти теперь неприменимы в моей жизни. Вот и пересекся там с одним человеком со шкатулкой. Похоже это он и был.

        – И как он тебе?

        – Нормально. Обедневшая интеллигенция, – сказал Дмитрий, и смутился, когда до него дошло, что это определение в полной мере относится и к нему. Может даже покраснел. Но Лиза не дала ему фантазировать о его возможной дальнейшей участи, задавала, всё новые вопросы.

        – Что он говорил? Он её продал? Тебе удалось что-то узнать?

        – Нет, я получил деньги и ушел, он был после меня… в «очереди».

        Оба рассмеялись, и перешли к другим бытовым темам. Лиза рассказывала о том, как медленно и нудно продвигаются ремонтные работы у неё дома, о том, что родственники из другого города приглашают её в гости, а она не хочет ехать в такую даль. Дмитрий говорил о том, что фриланс никак не приносит доходов, о делах на работе, жаловался на проваленное собеседование, и о том, что все уже так сильно устали от этой бесконечной сырости.

        Но разговор о житейских мелочах снова довольно быстро перешел к человеку со шкатулкой. Глаза Лизы горели, Дмитрию было понятно то нетерпение, с которым она была готова бросится в эту детективную историю, едва лишь в её привычные и однообразные будни тянущиеся среди предметов старины и исторических фактов ворвался какой-то намек на таинственные события. Она, как и всегда, сидела на удобном стуле, покрытом ею же связанным кружочком, и неторопливо наслаждалась своим чудесным напитком. Но по тому, как она держит чашку, по положению и общему тонусу тела, было заметно, что она с трудом удерживает себя на месте.

        – Ты сейчас похожа на героиню фильма «Мумия», – улыбнулся, глядя на своего доброго друга Дмитрий, – помнишь она тоже все работала-работала в своей библиотеке, а потом бросилась в приключения. 

        Видимо, он почти угадал – ей польстило такое сравнение. Он пил её кофе, и думал о том, что не может, и не особенно и хочет, разделять её увлеченность личностью этого незнакомца, и связанными с ним событиями. Да, её вера в то, что за всем этим скрыта какая-то тайна вполне нормальна. И он уважал её интерес, но самого его это мало занимало. Тем более, что тайна эта могла оказаться трагичной или даже опасной. Да и он сам недостаточно твердо стоял на ногах и был сильно озабочен склеиванием собственной несуразной жизни.

        – Дим, – вдруг мягким просительным тоном мяукнула Лиза, – может ты завтра придешь с утра, посидишь тут, а если он снова придет, то…  Тут она запнулась, сомневаясь, можно ли вообще просить о том, чем она собиралась.

        – Схватить-связать-допросить, – сострил Дмитрий.

        – Ну нет, что ты! Я думаю за ним надо проследить, попытаться узнать, где он берет свои старинные вещи.

        – Дружище Лиза, в этом нет смысла. Он придет к тебе, ты его отошьешь, он на барахолку, потом в вино-водочный, потом домой. В лучшем случае я прослежу его до подъезда, в котором он не факт, что живет. Ведь он вполне может пойти распивать к приятелям.

        На этом их встреча закончилась. Дмитрий вышел из магазина первым и словил добрую пригоршню дождевой воды, грохнувшуюся с крыши ему за шиворот. Вопреки ожиданию это развеселило его, вернув какие-то детские ассоциации. Подержал зонт пока Лиза закрывает магазин, и поспешил к себе домой по городу, начавшему растворяться в густеющей тьме.

* * *

        На остаток вечера Дмитрий с насмешкой выбросил из головы визиты загадочного посетителя, и снисходительно, словно к невинной слабости, отнесся к рвению своей подруги. Чтобы поддержать иммунитет, вместо чая заварил лист смородины, и, чтобы он как можно дольше не остывал, не убирал кружку от плиты. За скромным ужином он отпустил свои мысли в свободное плавание.

        «Мало ли разных людей бродит по городу, не за каждым не теперь бегать. Взять хотя бы его самого, с годами он всё более и более очудачивался. По-доброму, без какого-либо ущерба для остальных. Даже кто-то из знакомых, называя это харизмой, считал, что чудаковатость хорошо ложится в копилку общей привлекательности Дмитрия. Хотя, если поразмыслить, то каждый человек уникален и интересен, за каждым скрыта своя тайна. Тайна, охраняемая драмой жизни. Придя к заключению, что к драме каждого человека надо иметь уважение, он устыдился своих недавних мыслей о том, что не стоит бегать за каждым. Каждый человек имеет право на внимание к себе, – вывел он как заключение».

        Вместе с наползающей ночью, воображение затянуло нашего героя в свой парк безумных аттракционов. Оно не отпускало, не давало спать, рисовало множество образов этого владельца старинностей, ставшего уже почти близким знакомым. То оно накручивало, что он кладоискатель, то ученый доведенный до отчаянного положения, то потомок богатого знатного рода, подчищающий свои семейные ценности…  И запускался калейдоскоп с мелькающими канделябрами, шкатулками, карманными часами чернильницами, столовыми приборами, портретами и бюстами.

        – Что же ты делаешь со мной, – ворчал Дмитрий своей нервной системе, переворачиваясь уже в сотый раз, – кончай свои игры, дай поспать!
Но воображение только все больше расходилось в своем танце, и брало полную власть над худым усталым человеком, что, скрючившись под одеялом в своей постели, был заброшен и забыт посреди города потонувшего в сырой ночи.  Без пощады представляя ему все варианты прологов и развязок этой истории, оно мучило Дмитрия бессонницей. И только почувствовав, что союзница-ночь собралась уходить, воображение оставило в покое нашего героя на пару часов.

* * *

        Не выспавшийся и помятый Дмитрий уже не мог со спокойствием, подобным вчерашнему, относиться к своему новому навязчивому незнакомцу.

        – Мало того, что в магазин таскается, так он еще всю ночь гостил в моей голове, – кипятился он. Единственным средством положить конец начинающемуся безумию было осуществить предложенное Лизой предприятие и узнать об этом человеке столько, сколько получится. Глубоко уважаемая Дмитрием тайна частной жизни погрозила пальцем откуда-то с задворок сознания, и какое-то время пришлось стоять и уверять её в том, что даже малейшие границы приличия не будут нарушены.

        – Здравствуй, – вздохнул он с порога.

        – Привет, – обрадовалась Лиза, – у меня вчера совсем мозги переклинило; представляешь, приготовила тебе подарок, и забыла.
С заведенной за спину рукой поспешила к утреннему гостю через безлюдный в этот час магазин.

        – Дим, это тебе… нет-нет, возьми, я помню, – улыбнулась она, – ты как-то говорил… ну что значит зачем я… а затем… затем, что ты хороший друг, правда.
И она сделал вид показывающий полную готовность мгновенно обидеться если он продолжит свои неловкие и сумбурные возражения. 

        – Ах, Лиз! – принял он из её рук круговую логарифмическую линейку. Компактная КЛ-1 с приятно пожелтевшими шкалами, она хорошо сохранилась с 1966 года. И немного помолчав, разглядывая это замечательное изделие, спросил:

        – Сколько бы ты смогла за неё выручить, а даришь мне, Лиз, ну правда, не надо бы..?

        – Ах, Дима-Дима, чтобы ты знал, она когда-нибудь всё равно вернется на рынок антиквариата. Пусть и не в мои руки, в другие. Обретет там нового владельца, и прожив с ним его жизнь, снова может оказаться на витрине какой-нибудь…

        – … лавки древности, – вставил свою фразу Дмитрий.

        – И так хоть до бесконечности, – закончила Лиза свою мысль.

        – Лиза, я пришел… подумал в общем…

        – Я поняла, – с нежностью, вполголоса сказала она, – спасибо.

        – У меня вот тут… – зашуршал было он пакетом.

        – Проходи.

        – Я в деле, – совсем уже глупость сморозил бессонный герой. Лиза с улыбкой кивнула, жестом приглашая его в каморку. От чайника ещё исходило тепло, Дмитрий достал из пакета недорогое печенье, книгу, ручку, несколько листов бумаги, заварил чай, и стал читать, делая краткие записи на обратных сторонах старых счетов за коммуналку.

        – Ну как тебе в засаде? – веселая Лиза внезапно вернула улетевшего в 14 век Дмитрия в реальное время. Он не мог сразу сообразить, что ответить.

        – Что изучаешь?  – попыталась она чуть ли не запрыгнуть в книгу.

        – Э-э, гуситское движение, – наконец-то обрел дар речи Дмитрий.

        – Слушай, Дима. Мне сейчас как-то неловко стало от того, что из-за моего ребяческого желания поиграться в сыщиков, тебе приходится сидеть тут, в засаде. И в то же время я очень ценю, что ты согласился. Ты можешь перестать в любой момент, я не стану относится к тебе хуже. Мне уже самой неловко.

        Лиза говорила это, а сама думала, какой же он классный, почему не все люди как он. По его взгляду и выражению лица она поняла, что его выжидание таинственного гостя – это уже его собственная игра, а не подыгрывание ей. Вероятно, на него что-то повлияло, что-то заставило его переменить свое мнение относительно вчерашнего разговора. Он не говорит, что произошло, не буду у него спрашивать, если он почувствует потребность рассказать, вкупе с доверием ко мне, он сам расскажет.

        С этими мыслями она вернулась в торговый зал за прилавок. Время шло, в магазин заглядывали любопытствующие. Она приветливо встречала каждого, но того, кого они вдвоем так сильно сегодня ждали, не было, а уже было пора закрываться на обед.

        Хотя Лиза уже начинала сожалеть, что подбила Диму на эту глупую игру, и слабо верила, что загадочный посетитель прийдет после двух отказов подряд, ей было приятно, что сейчас он находится близко, там за стенкой.
Дмитрий же совершенно не думал об их сегодняшнем предприятии, он с головой ушел в гуситские войны, будучи уверен, что Лиза на посту в торговом зале и даст сигнал если незнакомец явится сюда снова.

* * *

        Пожелав своей подруге приятного аппетита, Дмитрий покинул магазин на время обеденного перерыва. Обещание продлить книги, и не раскисать окончательно, приходится держать. И лишь немного не дойдя до библиотеки он понял, что и там сейчас обед. Висевшая в воздухе водяная пыль, вызывавшая единственное желание спрятаться от неё, гнала прочь с улицы. Тягучий сумрак оказывал гнетущее действие. Он не придумал ничего лучше, чем переждать это время в храме. Вдруг там тепло. Дмитрий вспомнил, как однажды на Рождество стоял в переполненной церкви, где горело столько свечей, что от них становилось жарко. И позавидовал себе тогдашнему, имевшему не только ощущение физического того тепла, в котором тоже была нужда, а ещё что-то иное. Он свернул с главной улицы на узкую мостовую поднимавшуюся по пологому склону.

        За эти дождливые недели с городских улиц была смыта вся грязь, холодная вода капала с крыш и струилась прозрачными ручейками по тротуарам. Наверное, во времена, когда город только строился, эта извилистая улочка была руслом небольшой реки, а эти старинные дома стояли на её берегу. Жившие в них люди использовали воду из неё для своих нужд. Потом город разросся, река высохла, её замостили. Но порой, когда с неба непрерывно льёт, по её середине бежит небольшой ручей, и по его краям, в щелях между булыжниками проклёвываются прибрежные травы.

        Какое-то смятение он почувствовал на половине пути; ему захотелось вернуться назад. Ни звука, ни шороха… и только обветшалые дома стояли каменными сторожами и безразлично смотрели на него своими темными окнами, как на ошибочно попавшего в охраняемый ими мир. Какая-то фигура приближалась сзади. Это был он. Тот, кого они ждали уже полдня. Дмитрий сосредоточился: пора! Максимально замедлил шаг, давая человеку в старенькой куртке обогнать себя и, одновременно, успокаивая взбесившееся от волнения внезапной встречи сердце. Незнакомец прошел мимо, не обращая на Дмитрия внимания, но сам Дмитрий постарался заметить малейшую деталь в облике этого не сильно-то и пожилого человека, за которым ему предстоит осторожно следовать.

        Они долго шли, и уже забрели в отдаленную часть города. Сначала Дмитрий боялся быть обнаруженным, но преследуемый мужчина ни разу не повернул свою голову в серой мятой кепке, из-под которой выбивались пряди седеющих волос, и наш сыщик осмелел.

        Человек подошел к небольшой аптеке. Долго обстукивал и вытирал обувь перед тем, как войти. На противоположной стороне улицы росли несколько деревьев. Дмитрий перешел дорогу и встал среди них чтобы быть менее заметным. Напряженно тянулось время наблюдения. Казалось будто город вымер.

* * *

        Из аптеки мужчина вышел с тканевой сумкой некогда яркой и разноцветной, а ныне сильно замусоленной.

        «Хозяйственный дяденька, – про себя оценил Дмитрий практичную привычку носить в кармане свернутую сумку, – похоже она сшита из старого зонта. И трудолюбия ему не занимать», – продолжал он свой анализ, прикидывая в уме сколько надо просидеть, распарывая и по-новому соединяя треугольники легкой но плотной ткани, из которых обычно сшивается купол зонта.

        Сумка была почти полная. Видимо, он сильно больной человек – это раз. Хотя походка бодрая. И оставил в аптеке не малую сумму – это два. А значит продажа антиквариата приносит ему достаточно денег.

        С такими мыслями вслед за своим спутником Дмитрий завернул во двор большого многоквартирного дома. Человек зашел в подъезд.

        «Ну вот и всё. Как я и говорил вчера Лизе – «…максимум до подъезда» – и никаких ответов». Дмитрий уже собирался уйти, но тот факт, что его версию ломало большое количество лекарств в сумке вместо предполагаемой выпивки, удерживало его посреди двора. Надо побыть здесь ещё какое-то время, подождать, вдруг произойдет что-нибудь ещё. С этими совершенно неопределенными и путанными мыслями Дмитрий зашел в немного покосившуюся деревянную беседку, окруженную кустарником в дальней от интересуемого подъезда части двора.

        Послежу немного за двором и пойду в библиотеку, там как раз обед уже кончился. Ему ужасно нравились библиотеки, несмотря, что многие старые книги дурно пахли, и к тому же в них могли заводится клещи.

        Он присел на потемневшие от времени и непогоды, изрезанные и исцарапанные перила. Тут в тени под дырявой крышей его почти не видно. Рука, убранная в карман для сохранения тепла, наткнулась на линейку. Она была немного больше тех часов, что он продал сутки назад. Чтобы не заскучать он достал подарок Лизы и сначала рассматривал его, а потом стал пробовать производить разные виды алгебраических вычислений, радуясь тому как удобно и приятно ему пользоваться этой вышедшей из употребления вещью. Что-то магическое притягивало его к этому не совсем точному средству вычисления. Она дарила ему какое-то, почти стимпанковское, чувство причастности к протесту против электронно-вычислительных машин, причастности к противостоянию техническому прогрессу.

        Время шло. Сквозь толщу влажного воздуха пролетел звук хлопнувшей двери. Незнакомец вышел из подъезда. «Приключение продолжаются. – взбодрился Дмитрий, – куда же на этот раз».

        Теперь идти за мужчиной было пришлось довольно долго. Он несколько раз менял улицу, по которой шел; петлял переулками и срезал путь через дворы. В итоге они оказались на самой отдаленной окраине города. Дмитрий к этому времени уже изрядно отсырел и замерз. Эта местность находилась в низине и была погружена в туман, выползающий с расположенных за городом болот.

        «Куда он меня завел»? А завел он к какому-то уж совсем захудалому продуктовому магазинчику, гнездившемуся в торце обшарпанного двухэтажного дома. Вывеска на нем была столь плоха, что, вероятно, хозяин держал её скорее для отпугивания, а не для привлечения клиентов. Поднявшись по выкрошенным почти до полного сглаживания ступеням, мужчина снова, будучи верным своей привычке, тщательно стряхнул грязь с обуви.

        По всей логике пора было уходить, прохожих тут не было, и единственный идущий по пятам человек будет сразу замечен. Но Дмитрий предчувствовал, что осталось совсем чуть-чуть, да и азарт разыгрался не на шутку.

        Дом с магазином был последним крупным строением на этой улочке.  Дальше тянулись какие-то сарайчики, что тесно лепились друг к другу и были по большей части заброшены. По крайней мере пару месяцев туда никто не заглядывал – их двери густо заросли высокой травой. Некоторые были колоритно украшены пятнами плесени и лишайника. Иногда их ряд прерывался и на месте бывшего сарая темнела яма с чахлым деревцем или парой кустиков. Были ещё какие-то ветхие постройки, то ли баньки, то ли избушки, казавшиеся столь же забытыми, как и эти узкие недо-сараи или пере-кладовки. А за всем этим нагромождением гниющих деревянных сооружений высилась темная стена густого тальника, через которую доносилось кваканье лягушек в протоке. «Вот у кого в этом году самое классное лето, – улыбнувшись порадовался Дмитрий за безобидных амфибий».

        Решив, что все-таки надо уходить, ведь не хватало еще быть призванным к ответу за выслеживание, наш сыщик-любитель двинулся, но не обратно, а вперед, туда где уже точно заканчивались хилые следы цивилизации и начиналась по-настоящему природная территория.

        Шел медленно, выбирая путь, чтобы как можно меньше промочить ноги в лужах и не поскользнуться на скользком грунте, а когда увидел жабу, замаскировавшуюся под комок грязи, то и вообще стал внимательно всматриваться туда, куда собирался сделать очередной шаг.

        Довольно быстро, улочка, обогнув небольшую свалку, распространявшую вокруг себя нездоровые испарения, сузилась в тропинку и запетляла в зарослях. Подобрав какую-то относительно прямую палку для опоры при ходьбе, Дмитрий пустился в путешествие. К самой протоке подойти не удавалось, берега были затоплены. Низко висящие ветви плакучих ив обрушивали на него водопады дождевых капель, а зеленые ершики хвоща быстро вымочили брюки. Он промок почти весь, обувь и брюки ниже колен извозил в грязи, устал и проголодался. Моральный дух понизился. Хотелось, чтобы вся эта прогулка поскорее кончилась, хотелось переодеться в сухое и посидеть в тепле. Не представляя куда может вывести его следование по чащобе вдоль протоки, наш герой повествования решил возвращаться той же дорогой, что и пришел.

* * *

        Всё-таки вчера он простыл. Не сильно, но чувствовал себя сегодня совсем не важно. Этот день было решено провести дома, сделать своему измученному организму приятный подарок: отдыхать, получать положительные эмоции, парить ноги, пить отвары из солодки, подорожника, мать-и-мачехи, которые, мягко отягощая желудок, разносили теплоту по всему организму.

        Когда тело просило движения он вставал с дивана и гулял по комнате, останавливаясь у окна. Подолгу смотрел на безрадостный пейзаж, получая удовольствие от контраста впечатлений, получаемых от созерцания рваных клочьев водяной дымки, что опускалась на город с пасмурного неба, и от уютной ласки вязаных носков и фланелевой рубашки. А потом снова пристраивался на подушках и читал.

        Вместо увлекающих его в последние дни гуситский войн, Дмитрий запоем пожирал какой-то роман с лихо закрученным сюжетом, который был куплен им много лет назад и даже не начат. Обычно он невысоко ценил подобную литературу, но сегодня, под приятное меланхоличное настроение, навеянное болезнью и хмарью, чтение шло довольно славно.

        Приближался вечер, а значит Лиза зайдет навестить болящего друга; желая порадовать дорогую сердцу гостью, он принялся готовить ужин.  Вчера она тоже забежала после работы на пять минут, вся взволнованная тем, что он не вернулся из библиотеки, до которой даже не дошел.

        В дверь постучали. С порога Лиза протянула пакет с гостинцами и снадобьями.

        – Ой, столько всего накупила… ну не стоило так много, спасибо огромное, – растаял Дмитрий от заботы.

        – Как самочувствие, detective Dmitriy, – нарочито жизнерадостно подбодрила Лиза.

        – Спасибо, иду на поправку, проходи скорее, мой руки, располагайся поудобнее, сейчас кушать будем, – торопливо захлопотал Дмитрий, помогая Лизе снять дождевик. И сразу убежал на кухню наводить последние кулинарные штрихи.

        – Помощь нужна, шеф? – несколько игривым тоном заявила о своем желании помочь с готовкой подошедшая к плите Лиза.

        – Не бери её, это я лекарство делал и не успел помыть, – остановил Дмитрий гостью, сунувшую было свой любопытный носик в маленькую кастрюльку, – присядь лучше, почти готово.

        На стекла снова накрапывал дождь, который шел так часто, что люди уже научились не замечать его шелест. Маленькая кухонька, наполненная теплом от недавнего приготовления пищи, отогревала её конечности, настывшие за долгий день, проведенный в подвальчике. Утихомирившаяся Лиза старалась больше говорить о здоровье своего друга и разных интересных и забавных мелочах. Она избегала разговора о человеке со шкатулкой, чтобы не тревожить нервов Дмитрия. Однако он первым затронул эту тему.

        – Ты знаешь, а я ведь вчера не всё тебе рассказал. Просто забыл. Возвращаясь назад, по той, нескладно застроенной, местности, я почувствовал запах дыма; не горький угольный, а приятный такой дровяной дым; я бы внимание не обратил, но в моем тогдашнем положении он показался особенно вкусным. Осмотревшись, я определил откуда он шел. Нет, я не увидел домика, в печке которого горели сухие дрова, ни, какой-нибудь, торчащей из-за деревьев, трубы, ни даже струйки дыма поднимающейся из определенной точки. Только наиболее густое облако, недовольно не желающее расползаться в сыром тяжелом воздухе. Понимаешь? Когда я шел туда, к протоке, и когда наш друг ещё находился в магазине, никакого дыма, как впрочем и вообще никакого намека на заселенность этого безмолвного квартала, не было, а на обратном пути дым исходил только из одного места. Я хотел подойти ближе, но не понял, как пройти – там все заколочено и застроено этими сарайками.

        – Подземный ход! – подпрыгнула на месте Лиза, забыв, что буквально минуту назад старалась не упоминать темы последних трёх дней, чувствуя себя немного виноватой в Диминой простуде.

        – Думаю, всё гораздо проще, – неспешно проговорил Дмитрий, – просто одна из построек может иметь сквозной проход через себя и служить подобием замаскированных ворот во внутреннюю часть квартала.

        – Гениально, – с улыбкой и радостным блеском в глазах прошептала Лиза, – в нашем городке есть таинственные вещи, таинственные люди, таинственные места; столько живу, а тут вот на тебе такое.   

* * *

        Повисла задумчивая пауза. Дмитрий намеренно молчал, ему хотелось, чтобы его гостья сама первая проявила свою реакцию: либо разгоревшийся с новой силой интерес, либо она добровольно отпустит ситуацию.

        – Что думаешь дальше делать? – вместо этого спросила она.

        – В ближайшие пару лет – точно ничего.

        Чтобы хоть как-то объяснить подруге основание своего решения он продолжил.

        – Понимаешь, неизвестно сколько лет этому кварталу в низине, если находки выкапываются там, то может он ровесник, а может и старше, самого города. Мы жили бок о бок с этой тайной и не испытывали никаких волнений, так почему бы не продолжить прежний порядок жизни? Если бы мы должны были сыграть какую-то роль в жизни этого отшельника, то мы сыграли бы, и даже не заметили бы, как сами оказались в гуще событий. А ещё, будучи там, околачиваясь по размытой дождем улице, я почувствовал, что эта история сама не хочет впускать меня.

        – Тогда почему ты предполагаешь, что можешь вернуться к этому через пару лет.

        Вопрос был не прост, у Дмитрия не было на него ясного ответа, он смотрел на болтающийся чай в своей чашке.

        – Мне кажется, Лиза, что он ещё наделает шума в городе, и мы с тобой будем первыми, но не единственными из тех, кто будет пробовать совершать вылазки в низину.